Иллюзорный идеал

Утро выдалось не лучшее. Голова болела и фонила. Мне уже не семнадцать, и задерживаться до ночи стало не так комфортно, как было семь-восемь лет назад. Всю ночь и после пробуждения из головы не уходил её образ. В самый сложный момент я не помог ей, и дал ей возможность оказаться в смертельной опасности. Теперь я на грани того, чтобы её потерять: и кто я после этого? Да, она говорила, что она сделала это ради меня, желая спасти мне жизнь. Она сделала это, и за сим она по праву великая мученица. Только вот... кто я? Врачи говорили о том, что прогнозы положительные. Негативное мышление мне несвойственно, но сейчас почему-то кажется, что всё может измениться. Я ни за кого так не переживал в своей жизни. Возможно, я уже начинаю седеть. На часах было полдвенадцатого, почти полдень. Я решил позвонить Эджворту, чтобы поговорить о ситуации с его сестрой, а заодно решить один давно мучавший меня вопрос. — Алло. Прокурор Эджворт слушает. — Майлз, привет, это Феникс... Перейду сразу к делу. — Говори. — В общем... Франциска попала в больницу. Ты же в курсе? — Д-да, я слышал. Я навещал её час назад. Об этом случае писали во всех новостях, так что приехал, как смог. — Это хорошо. Значит ты в курсе. Как она там? Я планирую её навестить. — Когда я пришёл, она спала. Бедняга. У неё весь живот в бинтах и капельницах... — Врачи что говорят? — Говорили, что она скоро проснётся, но беспокоить запретили. Так я посидел. Оставил у неё немного фруктов и ещё кое-что. — Я тебя понял. Кстати, как там твоё прокуророство? — В целом, нормально. Недавно закончил дело по ещё одному резонансному убийству. А так – стабильность. После Кохдопийского дела ничего такого масштабного не было. — Ясно. Я ещё почему звоню... Друг, я хотел попросить тебя о помощи. — О какой? — Ты же знаешь, что я больше не адвокат? — Да, знаю... — Когда всё это закончится, умоляю, замолви там, в суде за меня словечко. Я хочу вернуться на работу, да и я не виноват: меня подставили. — Всё в порядке, я понимаю. Я тебе помогу без каких либо вопросов. Всё же, мы не зря дружим. Ты тоже немало помогал мне раньше... — Отлично, Майлз. Спасибо тебе большое. Хотел задать ещё тебе вопрос, если ты не занят. — Да нет, всё в порядке. Задавай. — У вас с Франциской были хорошие отношения? Она не держит больше на тебя обиду? Небольшая заминка. Но через секунд пятнадцать, он всё-таки ответил: — Знаешь... сложно сказать. Я первый узнал о том, что она о тебе думает. Сейчас это уже имеет небольшое значение, но по её словам, она влюбилась в тебя уже после твоего первого дела с ней. Она приехала отомстить, но влюбилась в обидчика – это то, что она сказала. — Но это лишь верхушка айсберга. Верно? — Да... честно говоря, мы хоть и работаем вместе, некоторые вопросы остаются. Наверное, останутся навсегда. Мы никогда очень хорошо не ладили, но я не могу сказать, что хоть когда-то был зол на неё. — Правда? — Ты знаешь, Райт, что я человек неконфликтный и злюсь мало. Но... к ней я даже какого-то недовольства не чувствовал. Да, Манфред был очень жёстким и злым человеком, но... она была не такой. Я видел её насквозь и знал это. И поэтому я не препятствовал ей и позволял высказывать всё мне и тебе в лицо, как есть. И поэтому я не остановил её, когда она в тебя влюбилась. Я хотел быть хорошим братом... но стал ли я им – это уже вопрос не для нас двоих. — Я понимаю, дружище. Наверное, тебе сложно это ворошить снова и снова. Спасибо, что ты поделился этим. Надеюсь, что всё будет хорошо. — И я тоже. Ладно, Феникс, у меня дела, мне нужно идти. — Хорошо. Перезвони, как освободишься. — Окей. Ладно, удачи. — И тебе не хворать. Он бросил трубку, а я надел на себя привычный костюм и вышел на улицу, шагая к клинике. На удивление, странные мысли меня не посещали, и я, в общем-то, спокойно дошёл. Наверное, сердцем чуял, что всё будет хорошо. Перед приходом я купил ей букет. Как она и просила, это были тюльпаны. Никогда не понимал, почему такой страстный человек, как она, не любит розы. Может, и любит... и просто не время тогда было? Кто знает. Но она похожа на розу: у неё есть эти колючие шипы, которые обкалывают каждого, кто встанет у неё на пути, но если стерпеть боль и пройти вне них, концентрируясь на цветке, ты понимаешь, что это стоило того. И я желаю, чтобы среди миллиардов людей только я один это понял. Когда всё утрясётся, я подарю ей самый большой букет роз, какой только смогу себе позволить. Путь к больнице был недолгим. Уже через пять минут я был на пороге, а после получения направления (на которое, слава Богу, был дан утвердительный ответ) я поднимался на третий этаж. Это была уже не та палата, в которой она была в первый раз, судя по номеру. Открыв дверь внутрь, я увидел, что Франциска внутри не одна: был госпитализирован и мой вчерашний оппонент. Сложно, конечно, понять, как он давал показания в участке. Быть может, я просто спутал его с кем-то, или мне самому привиделось... всё-таки, плечевые ранения – это не хухры-мухры. "Пациент" был прикован к кровати и мирно спал. Судя по синякам и одному из наспех отремонтированных креплений, он буйствовал. — Феникс! Привет! Ой, это что, мои тюльпаны любимые? – что есть сил смогла сказать моя любовь, пытаясь встать. Получалось это не очень хорошо. — Привет. Лежи-лежи, родная. Тебе лучше сейчас не двигаться резко. — Ай! – сказала она от боли, поняв, что я был прав. — Вот я о чём. Лежи лучше, тебе силы накапливать надо. — Хорошо, Фень... спасибо тебе за цветочки... и за то, что пришёл. — Ты лучше скажи, как ты. — Уже лучше. Врачи в этот раз меня оперировали, как могли. Вынули пули и зашили все раны. Говорят, кто-то внёс им огромные деньги за меня. И некто другой помог с переливанием. Бенефициара я уже знаю: платил, видимо, наш общий друг, посещавший её утром. Жаль, конечно, что не я. А вот донор? Кто этот человек? — С переливанием? — Да. Мне сказали, что он так хотел извиниться. Передо мной и тобой. — Вот как. Никто, кстати, не заходил? — Был один дурацкий дурак, он к этому буйному заходил. Клавьер, что ли... — А что говорил? — Говорил брату, что он совсем обезумел на почве денег и власти. Скзаал, что не хочет иметь с ним ничего большего и попрощался. Ещё бледный такой был, и рукав один затянут... А буйный сразу в дебош, ну ему и вкололи успокоительного. — Кажется, я знаю, кто хотел перед нами извиниться. — Думаешь, это он? — Уверен. Он вообще парень славный, но брат его очень подставил. Я на суде с ним понял, что он далеко пойдёт. Прям как ты, но с самого начала. — Я не то чтобы и далеко, но спасибо, милый, – ответила она скромно, не скрывая своих розовых щёк. На фоне бледного лица смущение её очень выделялось. — Да ладно тебе. Меня-то вообще уволили. — Не переживай. Майлз говорил, что он тебя восстановит. — И мне тоже. До чего же он хороший друг, однако... Ладно. Что врачи говорят? — Говорили, что я в рубашке родилась. Одна из пуль пробила лёгкое и ребро, но не слишком серьёзно, и ранение удалось залатать. Другая попала в бок и чуть не задела кишечник.  А с третьей меньше повезло... — Что с ней? — Пробила... почку и задела немало вен. Врачи сказали, что я крайне везучая, ибо чаще всего в таких случаях наступает смерть от шока и кровотечения. Особенно при стрельбе вплотную. Говорили, что при любом другом раскладе я бы скончалась до приезда медиков из-за потери сознания и кровопотери. — То есть, намекали на чудо? — Что за бред, Феникс Райт? Ты был рядом со мной, а если бы тебя не было, я бы этого не пережила. Карма порой продолжала язвить в своём репертуаре. Но я уже на это обижался. — Хотя... Нет, всё же есть одно чудо. Это чудо пришло ко мне сейчас. И это чудо – ты. — Ой, свет очей моих... – сказал я, прежде чем поцеловать её в щёку. — А дальше? – спросила она полусаркастичным тоном, явно намекая на шутку. — Рано пока, ты живая мне нужна. Как я иначе тебя любить смогу? — Слава Богу, что ты здоровый мужчина, – ответила она, посмеиваясь. — Не переживай. Вот выпишешься, и сделаем всё, как ты хочешь. — Обязательно! — А когда, кстати, это случится? — Чуть меньше, чем через месяц. Забыла сказать: мне и почку новую пришили. Говорят, что донор не указан. Отторжения не случилось, хирург ликовал и благодарил всех богов, что это наконец кончилось, как мне медсестра сказала. — Вот и славно! Я тебя буду каждый день навещать, а потом в отпуск съездим! — На что? – спросила она, недоумевая. — У тебя хватит? — Да, хватит. Я всё это время зарабатывал покером, и у меня есть уже немалые суммы. Их и вложим. — Молодец! Отовсюду выход находишь. Зря я тебя обижала раньше. Не бери в голову, дурой была... — Да ладно тебе, забыли ведь уже. Главное, что мы сейчас вместе, и нам ничего не мешает. — И то верно... Мы сидели с ней так ещё час, обсуждая разные события; шутили, смеялись и говорили, словно ничего не случилось. Потом Кристоф проснулся, опять начал буянить, и его опять успокоили. Медсестра сказала, что его психика могла очень надломиться, и его могут отправить в психлечебницу на пожизненный срок. Я приходил к Франциске каждый день, и удивлялся тому, что с ней всё так хорошо. Врачи удивлялись вместе со мной её прыти и быстроте её восстановления. Она ставила такие же рекорды, как и я. Неудавшийся киллер пропал из палаты на восьмой день: медсестра сказала, что его увезли на психиатрическую экспертизу. На семнадцатый день шли переговоры о выписке. Оказывается, организм моей девушки имеет очень высокие регеративные способности, из-за чего её ДНК взяли на анализ. На двадцать шестой день её выписали. В этот же день я сделал ей предложение. Со слезами на глазах она ответила "Да", вызвав волну аплодисментов у собравшегося персонала. Уже спустя сутки мы летели на Гавайи. Оттуда началось наше кругосветное путешествие. Токио, Киото, Сеул, Пекин, Владивосток, Улан-Батор, Алматы, Москва, Сочи, Крым, Кипр, Анталья, Стамбул, Афины... и это только половина пути. На месяц мы остановились в Германии: моя невеста познакомила меня со своей мамой. Она оказалась очень приятным и милым человеком, от которого Франциске передались лучшие из качеств. Будущей тёще я очень понравился. Мы обсуждали немало чего, и оказалось, что она тоже была из дворянского рода, но частично обедневшего. Брак и новые связи позволили её отцу Манфреду начать прокурорскую деятельность на родине, затем он сам уехал в США, и в разъездах меж странами вместе с дочкой познавал законы двух разных государств. Когда ей было шестнадцать, они развелись, но она осталась в Германии доучиваться в академии (она поступила туда в тринадцать, а школьную программу она осилила за шесть лет) и приехала в Штаты в 2018 году, после завершения обучения. Её содействие в расследованиях Майлзу помогло ей получить право учиться в столь юном возрасте, ровно как и репутация её покровителя. Мы посетили могилу убитого. Великий, но жестокий прокурор всегда настаивал на похоронах на родине. Франци рассказывала, что в жизни он был очень похож на того, кем показывал себя в суде, но вёл себя чуть мягче, особенно с ней. Друзей, правда, чудо-девочка не имела, что и привело к её излишней замкнутости в делах обычных коммуникаций. Когда мы вернулись, генеральный прокурор приказал пересмотреть дело мистера Зака Грамари, и был вынесен вердикт о срыве дела, после чего произошёл новый процесс. Мне вернули лицензию, и я вновь представлял интересы подзащитного; как итог, мы выиграли дело. Гэвина-старшего всё же признали вменяемым, после чего он был приговорён к семнадцати годам заключения. Спустя одиннадцать месяцев он убил ещё одного человека, в следствии чего его приговор был пересмотрен и он таки отправился носить смирительную рубашку до конца жизни. Летом мы посетили свадьбу нашего общего друга и одного из важнейших людей в этой истории – детектива Ричарда Гамшу. Нас представили, как пару главных свидетелей, вместе с Эджвортом и ещё парой друзей жениха и невесты. Напились знатно и куролесили, как не в себя. У меня на телефоне осталось немало разных фото, среди которых, например, селфи с судьёй. Оказалось, кстати, что он – весьма умный и весёлый мужчина. Вместе с Годо я занимался восстановлением агентства, и не имея конкурентов, мы начали взбираться на вершину. Обоим это гарантировало золотые горы. В сентябре Майя вернулась из Кураина, вновь став моей ассистенткой. 2019 год окончился решением четырёх резонансных дел за месяц. В 2020 доходов от моего адвокатства стало столь много, что я бросил покер. Мы переехали в более огромный дом, а затем и сменили адрес нашей конторы. Теперь она стала больше, и к нам чаще стали приходить влиятельные люди. Доход рос, как на дрожжах. Был кризис от эпидемии, но судам всё ещё нужна была наша помощь, и мы продолжали работать. Свадьбу и поездки, правда, пришлось серьёзно отложить. И уже в марте 2021 произошёл последний аккорд этой истории: 18 марта, спустя три года после судьбоносного вечера, мы торжественно стали мужем и женой. На этой церемонии присутствовали все наши друзья и иностранные гости, с которыми был знаком я или Франци. Пришло немало моих клиентов, личных друзей, коллег, знакомых, и немало моих бывших оппонентов. Перлс впервые не плакала, говоря о том, что у Майи будет свой "особый человек". Впервые за два года я увидел Айрис: она была в сопровождении моего друга – Ларри Батца, или же Лориса Доунима. Он не бросил заниматься написанием книг, и теперь, помимо детских книг, пишет романы о любви и приключениях в придуманных им вселенных. Многие сильно изменились и повзрослели, особенно те, кого я не видел столько лет. И каждый был искренне рад за нас, отмечая такой радостный день вместе с нами. Когда под утро все разъехались, я решил, что сначала мы посетим наше любимое место, а затем пойдём домой. На небосводе поднималось солнце. Оно, поднимаясь всё выше, светило оранжевой полоской на всё ещё искрящийся огнями город, утопая порой в появляющихся облаках посреди розового неба. Из этого уступа Лос-Анджелес был виден особенно хорошо, и мы часто поднимались сюда за эти два года. — Это был потрясный день, – сказала моя суженая, зевая. — Это был один из лучших дней в моей жизни. Спасибо тебе, милый. — Тебе спасибо надо говорить, Франци. Если бы ты тогда не решилась уезжать, не было бы всего этого... ты же помнишь этот день? — Помню. Он изменил мою жизнь навсегда. Я тогда окончательно поняла, что ты – тот самый человек, который действительно может меня понять. Сейчас их куда больше, но без тебя... всего этого бы не было. — Ты действительно очень изменилась. Ты и так была хорошим человеком, и я в этом не сомневаюсь. Но за столько лет ты расцвела, как цветок. — А ты вместе со мной. Мы ведь дополняем друг друга. — Чистая правда... — Мы – как это солнце и облака на этом рассветном небе. Одно солнце – тоже неплохо, ровно как и облака; но вместе картина получается куда лучше. Кто знает, быть может, по отдельности облака стали бы тучами, и закрыли бы солнце, или солнце отогнало бы ветром тучи. — Да ну, не стал бы я закрывать тебя собой. Лишь тогда, когда тебе грозит опасность. — Это я к тому, что мы могли бы стать совсем другими людьми, не окажись бы мы вместе. Кто знает, как бы повернулась наша жизнь без этой встречи... — А зачем об этом долго думать? Это были бы не мы. Ведь мы уже сделали другой выбор, и на это повлияло немало чего. Так что это было, наверное, неизбежно. — Кто знает... В любом случае, я люблю тебя и не перестану благодарить за всё, что ты сделал. И я тебя никогда больше не брошу. — Я тоже тебя люблю. И я буду с тобой, пока я жив. Спасибо тебе за всё, что было, есть, и будет. — Мой ты хороший... – сказала она прежде, чем наши губы слились в поцелуе. Он был куда более опытный и изящный, чем той ночью, когда мы впервые поцеловались под луной. Но этот вкус и те ощущения вернули меня в прошлое... и я утонул в мысли о том, что буду с этой девушкой до конца дней. По её лицу вновь прошла слеза, упавшая на моё плечо. Но я уже знал, что она чувствует: я знал её слишком хорошо. В Лос-Анджелесе наступало утро. Сонный город просыпался, готовясь решать насущные проблемы и жить повседневными делами. И где-то в этом городе, по одной из улиц, держась за руки, спускалась одна парочка. Они оба были счастливы. Одна часть их жизни закончилась, подарив начало новой. Теперь они вместе... навсегда.