Антипод.

* * *

      Семейная жизнь — это, безусловно, обязательства друг перед другом, при соблюдении которых в доме царят счастье, благодать и радость. А семейные ценности — это обоюдные правила и согласия, соблюдение которых не позволяют этому дому разрушиться. Но только тогда, когда они существуют исключительно на взаимной любви и уважении друг к другу. В противном случае любые ценности утрачивают свой первоначальный смысл, становясь навязанным уставом. Навязать — принудить. Любовь не терпит условий. Где есть принуждение, не может быть счастья, благодати и радости. Замкнутый круг…       Этот почти незаметный и мимолётный поцелуй в поясницу, будто случайный и такой невинный, всё ещё вызывает спутанные и двоякие ощущения внутри, в которых сложно разобраться так сразу. С одной стороны — абсолютно чужой человек для него, толком незнакомый, серьёзный, взрослый, очевидно, что с твёрдым характером, привыкший жить исключительно по своим законам и правилам, но с другой — он так учтив, вежлив, внимателен, заботлив, так добр, нежен и отзывчив, что это не может не располагать к себе. Чонгук больше не вызывает у Тэхёна той скованности, которую он чувствовал постоянно во время каждой их встречи в больнице. Она прошла, а вместо неё появилось что-то другое. Но чем бы это ни было в итоге, тело не обманешь, оно воспринимает абсолютно любое прикосновение к нему без какой-либо лжи и притворства — нежная и гладкая кожа Тэхёна покрывается мурашками, словно повеял морозный ветерок, но именно сейчас эти мурашки нельзя сравнить с теми, которые появляются от холода. Они вызваны совершенно другой природой, неподвластной никому и ничему. Природой чувств. Что-то всё же заманивает и тянет его к господину Чон. Что-то необъяснимое и таинственное, загадочное и удивительное для Тэхёна.       Тэхён встаёт с дивана, опускает вниз свою рубашку и поднимает на него растерянный взгляд. Смотрит некоторое время совершенно молча, не произнося больше ни слова, пристально рассматривает его лицо, на которое аккуратно падают лучи закатного австралийского солнца, проступая через большое окно первого этажа особняка и заливая всё помещение своим светом. А ведь оно красивое. Никогда бы в голову не пришло, не знай он правды, что этому мужчине тридцать шесть лет. Выглядит однозначно моложе своего возраста. Так странно, что никак не может вспомнить эти черты: лоб, скулы, линию губ, подбородок. Хоть что-то. Только глаза. Глаза очень знакомы… А всё остальное абсолютно чужое. Разве так бывает? Разве возможно забыть того, кого ты так сильно любишь? Того, кто так сильно любит тебя? Хотя бы крошечное воспоминание должно ведь сохраниться? Хотя бы одно… Пусть даже самое незначительное и короткое. — Как мы познакомились? — внезапно в повисшей тишине звучит низкий и бархатный голос, и Тэхён, словно поддаваясь всё той необъяснимой тяге, делает шаг к Чонгуку. — Как мы с тобой познакомились? — Это очень долгая история, а тебе… — Но я ведь никуда не спешу, — почему-то сразу же перебивает его, не давая договорить. — Мне ведь некуда спешить… А тебе? Разве ты торопишься куда-то? Я должен знать. Я должен вспомнить! — волнительно и даже с ноткой требовательности в интонации. — Пожалуйста, расскажи мне прямо сейчас!       Уголки губ Чонгука приподнимаются, вырисовывая лёгкую и еле заметную улыбку, больше похожую на довольную ухмылку. Он внимательно смотрит на совсем молодого юношу, стоящего перед ним, затаившего дыхание, преданно и наивно хлопающего большими голубыми глазами, прикусывающего от волнения свои пухлые губы и явно ждущего ответы на многочисленные вопросы, которые успели накопиться за эту неделю после его пробуждения от комы. — Я всегда и всю свою жизнь торопился только в одно место, — легко произносит господин Чон.       Уже знакомая и такая присущая ему интонация в голосе зачаровывает Тэхёна всё больше и больше, затягивая куда-то на самое дно. Этот тембр, одновременно холодный, пронизывающий, но с нотками мягкости и заботы, будоражит и каждый раз вызывает желание слушать и слышать. — Что это за место? — Туда, где ты. Меня будто тянуло к тебе долгие годы, хотя я даже не знал, что встречу тебя именно там, не догадывался, не мог предположить. Единственное, что я уверенно ощущал внутри себя — я должен искать, я должен пробовать, я должен рисковать, Тэхён, перебирать многочисленные способы найти то, чего мне так не хватало для полноценного счастья. И я перебирал. Я искал. Я не стоял на месте. В любых поисках важно движение. Остановиться — умереть. — Южная Корея. Пусан… — почти что шепчет он, тут же прокручивая в голове рассказ Чимина и вспоминая его подробности. — Ты был несчастлив?.. — вопрос, который не должен был прозвучать вслух, но всё же звучит. — Счастье — понятие слишком интимное, но многогранное, золото моё. Для одного счастьем может оказаться найденная на берегу океана маленькая и симпатичная ракушка, другой же будет чувствовать себя несчастным, имей он все миллиарды мира у своих ног. Что выбрал бы ты, чтобы назвать себя счастливым человеком? — пристальный и холодный взгляд прямо в его лицо, пожирающий, по-прежнему изучающий. — Себя. Я выбрал бы найти себя. Вспомнить себя. — Вот и я выбрал тебя, — господин Чон говорит размеренно, на тихом выдохе, уверенно и без каких-либо сомнений. — Найти тебя. — Правда, что ты встретил меня в детском доме?.. — как-то нерешительно и с робостью в голосе, будто это зазорно или стыдно даже произносить. И Тэхён на самом деле испытает внутренний стыд, чувствует себя неловко от этого, уже на несколько ступеней ниже, но почему? — Да, это так, — Чонгук подходит ближе к нему, аккуратно дотрагивается пальцами сначала до щеки, вызывая очередной ступор у юноши, а следом до его тонкого запястья и сажает на диван, присаживаясь рядом. — Это произошло четыре года назад. Я пришёл для себя к выводу, что огромные деньги — это большая ответственность. И не только за своё благополучие, своих близких и за свой бизнес, который и приносит доход. Это ответственность за себя и за свои возможности что-то менять в этом мире. Менять к лучшему, Тэхён, — чуть крепче сжимает руку, но всё с тем же трепетом, с той же осторожностью. — Я живу в Австралии почти всю свою жизнь, но я никогда не позволю себе забыть свои корни и свою родину. Я кореец. И мне приятно, когда рядом со мной находятся люди моей национальности, с которыми я могу разговаривать на родном языке, в которых я могу видеть ту часть чего-то близкого и значимого для меня. Думаю, что ты и сам уже успел это заметить.       Тэхён молча и положительно кивает в ответ, не решаясь даже прервать его монолог. И ведь действительно… Юнги, тётушка Ли, Хосок, даже личный водитель господина Чон… Они все корейцы. — Я полетел в Пусан с важной миссией для меня. Я хотел помочь детям, которых больше никто не мог спасти. Не мог и не хотел. Даже государство. Я желал обеспечить их лучшими условиями. И я решил начать именно с приютов и детских домов. В целом, увиденная картина меня не поразила, но я выбрал для себя два самых захудалых учреждения и начал именно с них. Так мы и познакомились с тобой. — Почему я? — уточняет Тэхён, неотрывно смотря в тёмные и глубокие глаза перед собой. Знакомые. Они очень знакомы ему. Он их видел. И видел сотни тысяч раз. Это точно. — Почему именно я?.. Что во мне было такого особенного, что ты выбрал меня?       Чонгук притворно задумывается, отводит взгляд, будто пытается что-то вспомнить или отыскать правильные слова, а после мягко хмыкает. — Ты. В тебе был ты. А большего мне было не нужно. Когда я увидел тебя впервые, я был восхищён твоей красотой, Тэхён. Я не мог поверить, что человек может быть настолько неотразим, — не лжёт и говорит чистую правду. С разницей лишь в одном. Когда господин Чон впервые увидел Тэхёна на фотографиях, сделанных его людьми, а вовсе не в приюте. — Тебе было всего семнадцать лет. Ты был таким нежным, хрупким, таким аккуратным, воспитанным. И невероятно добрым. Точно таким же, как и сейчас. Прошло четыре года, а ты ничуть не изменился с нашей первой встречи. Разве что полностью расцвёл, как самый прекрасный цветок, целиком распустивший свои лепестки и листочки. Я видел, как тебе тяжело там жилось. Я понимал, что молодой человек с такими амбициями, желаниями, планами, целями, которые были у тебя, просто потухнет, как маленькая звёздочка, если не дать ему хотя бы какой-то старт. И я решил его дать тебе. Решил помочь тебе. Искренне и от чистого сердца. — А мои родители?.. Где они? Что с ними? Они погибли, да? — Твои родители были алкоголиками и наркоманами, радость моя. Когда о тебе узнали органы опеки исключительно благодаря вашим соседям, которые устали слушать каждодневные крики и плач маленького мальчика за стенкой, то встал вопрос, что с тобой делать дальше. Бабушка, в силу своего возраста, отказалась взять твоё воспитание на себя. Сестре твоей матери было просто не до тебя, она пыталась устроить свою личную жизнь, меняя одного мужчину за другим, ей ты был совершенно не нужен. Поэтому ты и оказался в детском доме, — полностью обезоруживает, давая понять, что от Тэхёна отвернулись абсолютно все. Все самые родные и близкие ему люди. — До сих пор не могу поверить, что у людей, ведущих столь низкий и аморальный образ жизни, мог родиться такой красивый ребёнок. Магия какая-то. — Они корейцы? — Тэхён сглатывает огромный ком, образовавшийся в горле от волнения и услышанного. Больно. И грустно это осознавать. И по-прежнему так стыдно. — Почему я так странно выгляжу?.. Я ведь… Какой-то не такой… Другой… — Странно? Не такой? — господин Чон приподнимает брови, внимательнее разглядывая бледное и напряжённое лицо напротив себя. Очаровательное лицо. И столь притягательное для него. — Что ты имеешь в виду? — У меня голубые глаза. А у всех вас… Они тёмные… — зажато, неуверенно спрашивает, будто знает заранее, что говорит сущие глупости, но не может не спросить. — Это не странность, листочек мой, это твоя особенность, — внезапно притягивает его ближе к себе и нежно обнимает, степенно и плавно проводя крепкой и мужественной ладонью по спине. — Шутка природы. Хотя в данном случае она вовсе не шутила. Она творила нечто невероятное и потрясающее, как художник, рисующий своей кистью ангела, чей портрет несомненно станет шедевром мирового искусства.       Тэхён вновь замирает от этих слов. В упор смотрит на своего собеседника, а ощущение жгучей сдавленности в грудной клетке опять становится сильнее и более заметным. Дыхание замедляется. В такие моменты сложно подобрать чёткие и нужные слова. Особенно, если ты полностью растерян, безоружен. Но как же все эти фразы приятны, отдают нежной и мягкой мелодией в голове, заставляя довериться, погрузиться в неё, начать тонуть в ней. Когда ты совершенно один, полностью потерян и не знаешь даже своего собственного имени, а рядом оказывается взрослый, самодостаточный, мудрый человек, дарящий заботу, внимание, тепло, сопереживающий тебе, пытающийся помочь и называющий тебя произведением искусства, ангелом, разве нужен кто-то ещё?       Само по себе возникает желание спросить и уточнить про родителей чуть больше, узнать, живы ли они вообще, чем сейчас занимаются, но этот порыв очень быстро потухает в Тэхёне. Плевать. Неважно. У него нет родителей. Он это принимает. Соглашается. И теперь это факт из его жизни, о котором он знает и не должен больше забывать. — Тебя всегда завораживала и интересовала архитектура, — монотонно продолжает господин Чон. — Как только ты окончил школу, я забрал тебя в Сидней. Ты сам выбрал институт, факультет, направление, а я лишь помог тебе со всеми необходимыми документами для поступления. И, — начинает улыбаться, а со стороны выглядит даже смущённым. — И помог тебе с жильём. В остальном ты всегда и во всём был крайне самостоятельным и целеустремлённым мальчиком. Как я уже сказал, тебе необходим был достойный и твёрдый старт, и я тебя им обеспечил. — Думаю, ты сейчас очень скромничаешь, — Тэхён улыбается в ответ, поддаваясь влюблённому взгляду на себя. — Если бы не ты… Я не имел бы всё то, что у меня есть сейчас, — оглядывается по сторонам, пробегая глазами по огромному и роскошному дому. — Спасибо тебе большое, Чонгук. Я уверен, что ты хороший муж… Нет! — поправляет сам себя, беря его за ладонь и крепко сжимая её в своей, сдаваясь перед этими внутренними чувствами искренней благодарности и одновременно полноценной и такой важной для него защиты. — Самый лучший муж! Просто я не помню этого… Прости меня, пожалуйста… Наверно, тебе это причиняет большую боль… — Тебе не за что извиняться. Ты не виноват в том, что потерял память. Я хочу отвезти тебя завтра в одно место, — дотрагивается свободной рукой до пшеничных волос, заботливо поправляет их, укладывая прядки друг на друга. — Что это за место?.. — Это очень знаковое место для нас двоих. Там мы впервые поцеловались с тобой, Тэхён. Там я впервые признался тебе в любви. Я надеюсь, что атмосфера этого места сможет хоть немного, но расшевелить твою память, и ты…       Тэхён наклоняется к Чонгуку ближе. Практически незаметно придвигается к нему, а после прикасается пухлыми губами к его щеке, быстро и невесомо чмокая в неё. Сразу же отстраняется назад. Смущённо опускает глаза вниз, тихо выдыхает, как стесняющийся подросток, впервые поцеловавший того, к кому испытывает сильную симпатию. — Я просто хотел сказать спасибо… Спасибо тебе за всю эту поддержку, за то, что стараешься ради того, чтобы я мог как можно скорее вспомнить свою жизнь, тебя, нас… Мне это так ценно!.. Ты даже не представляешь! — произносит чуть громче, более эмоционально, отпуская его руку и принимаясь теребить рукава своей рубашки. — Я… Мне так жаль, что произошла эта авария, жаль, что я не послушал тебя, жаль, что из-за меня наша жизнь, наш брак перевернулись с ног на голову! Я хотел бы вернуть время назад! Я никогда бы не сел за руль той машины и не уехал бы от тебя, Чонгук… Никогда! Прости меня за это, пожалуйста! — внезапно даже для самого себя поворачивается к нему и кидается на шею, обнимая и прижимаясь так близко, как люди обнимаются только после очень долгой и мучительной разлуки, наконец-то встречаясь друг с другом спустя целые годы и огромные расстояния. — Прости… — дрожащим голосом, с той жалобной интонацией, когда человек готов разреветься в эту же секунду. — Мне очень и очень жаль!..       Господин Чон испытывает смешанные чувства внутри себя. Ему это не свойственно. Его от этого воротит. Он считает это слабостью. Он всегда знает чётко и наверняка, как относится к тому или иному, а сейчас… Столь трепетный миг, с одной стороны, который он так долго ждёт. Год. Целый год. Он следил за человеком год, продумывая и ища идеальный момент для его похищения. И вот этот юноша перед ним, в его доме, в чужой для него стране, рядом, совершенно отрезанный от социума, полностью в его распоряжении, обнимает его, прижимается к нему, извиняется, готовый заплакать, обвиняя во всём исключительно себя. Клетка захлопнулась. И это самый сладостный и возбуждающий вкус победы за всю его жизнь. Добычу не жаль ничуть. Ни капли. Добыча видит в хищнике своего спасителя. А тот, кто спасает твою жизнь, становится целым миром. — Тэхён, — Чонгук тут же обнимает его в ответ, гладит мягкие волосы, медленно перебирает их. — Тебе нельзя нервничать и переживать. Всё хорошо, — старается произносить каждое слово максимально нежно и ласково, уверительно, утешительно. — Не нужно извиняться, золото моё. Мы обязательно справимся. Я никогда тебя не оставлю, мой маленький. Никогда тебя не брошу. Я никогда тебя больше не отпущу от себя. Мы будем всегда вместе.

* * *

      Юнги беспрепятственно, без каких-либо колебаний и сомнений открывает дверь в комнату, торопливыми и решительными шагами проходит мимо кровати, в которой умиротворённо спит молодой человек, закутавшись в одеяло, подходит к окну и распахивает плотные шторы, сразу же открывает его, позволяя свежему и прохладному утреннему воздуху заполнить собой всё помещение. Поворачивается, пару секунд смотрит на спящего, а после произносит уверенным и ровным голосом: — Молодой господин, пора просыпаться! — делает несколько шагов к нему, замечая первые скованные и вялые шевеления в постели. — Уже половина восьмого утра.       Тэхён неохотно открывает глаза и сразу же щурится от яркого света, принимаясь моргать. — Доброе утро, Тэхён. Как тебе сегодня спалось? — подходит ещё ближе, берётся пальцами за край одеяла и тянет его на себя, вызывая у юноши молниеносную ответную реакцию также схватиться за ткань и не отпускать. — Доброе утро… — тихим и сонным голосом с лёгкой хрипотцой. — Пора вставать? Почему? — сознание по-прежнему толком не проснулось, трёт пальцами глаза и оглядывается вокруг себя. — Завтрак строго в восемь утра, — отвечает Юнги. — У тебя есть полчаса, чтобы привести себя в порядок и спуститься вниз. Предлагаю тебе сходить в душ. Это поможет быстрее проснуться. — Завтрак строго в восемь утра?.. — озадаченно переспрашивает Тэхён, приподнимаясь с мягкой подушки и наконец-таки садясь. — И ни минутой позже, скажи ещё, — сонно хмыкает, вглядываясь в одну точку перед собой. — Завтрак с господином Чон. Это ваше с ним семейное правило, Тэхён. Вы всегда завтракаете и ужинаете в определённое время. И, — делает акцент в своей речи, специально обращая на это внимание. — Исключительно вместе. Так что поднимайся. Времени не так уж и много осталось. — Понятно… — Тэхён хмурит брови от удивления и задумывается: странное правило, на его взгляд, и даже нелепое. Лениво встаёт с кровати, потягивается и делает первые шаги в сторону ванной комнаты. — Не забудь, пожалуйста, о гардеробе, о котором я вчера тебе рассказывал. Я зайду через двадцать минут. Не задерживайся и не тяни время. Напоминаю, завтрак ровно в восемь утра.       Прохладный и освежающий душ действительно помог взбодриться и окончательно прогнал всякий сон. Тэхён выходит из ванной спустя десять минут, бездумно и наспех вытирая волосы белоснежным полотенцем, небрежно бросает его на кровать. По какой-то своей привычке. Это заставляет его вздрогнуть и остановиться на ходу, а в голове моментально вырисовывается множество кадров с одним и тем же движением — рука отбрасывает в сторону махровую ткань раз за разом, и влажное полотенце летит на простынь то тёмно-серого оттенка, почти графитового, то светло-бежевого, похожего на крем-брюле. Тэхён не может сдержаться, издаёт громкий и звонкий смешок, с облегчением выдыхает так, будто прямо сейчас случилось что-то невероятное и грандиозное в его жизни. Это воспоминание. Самое настоящее и живое. Первое за все эти дни. А следом в голове появляется призрачная и туманная картина, сквозь которую сложно что-то разобрать, но на которой крепкая мужская рука, явно принадлежащая другому человеку, притягивает Тэхёна за талию к себе, проводит пальцами по плотной чёрной ткани его футболки, и чёткий, низкий голос, произносящий: «Сегодня закончим в пять, я думаю. Джин опаздывает. Как и всегда». Лица не видно. Нет никакого образа. Только рука. И только слова, доносящиеся откуда-то издалека, но громкие и такие различимые.       Джин. Это имя Тэхён слышит первый раз с момента его пробуждения после комы. Пусть даже у себя в голове. Пусть даже так внезапно. Это неважно. Важно другое. Кто такой Джин?       Быстро распахивает дверцы гардероба, оценивающим, но совершенно незаинтересованным взглядом пробегает по одежде, висящей по обе стороны от него, тянется к ящику, почти не глядя хватает из него первое попавшееся под руку нижнее бельё, поворачивается в другую сторону, стягивает с полки спортивные штаны и футболку, принимаясь суматошно переодеваться. Из головы не выходит это странное и непонятное воспоминание, а тот голос продолжает звучать раз за разом, всё громче, всё чётче и ближе. Теперь все мысли только об этом. Сосредоточиться на чём-то другом слишком сложно. Пытается сам продолжить и развить это воспоминание, дорисовывая в своей памяти отдельные детали в надежде, что это поможет вспомнить хоть что-то ещё, чтобы составить полноценный и более ясный, более яркий кадр.       Слышен стук о деревянную поверхность двери, после которого в комнате сразу же появляется Юнги. Он замедляет свой шаг, останавливается, пробегает по юноше взглядом сверху вниз, а выражение лица со спокойного и холодного сменяется на некую брезгливость и даже презрение, которые читаются во всей его мимике. — Это что такое? — озадаченно произносит, прикрывая дверь за собой и вновь устремляя взор на молодого человека. — Что? — тихо отвечает Тэхён, поднимая на него растерянные голубые глаза. — Я же не опаздываю. Я готов. — Готов? — брезгливо морщит лоб Юнги. — Готов к чему? К занятиям спортом? — К завтраку… — смущённо и одновременно удивлённо от таких внезапных и строгих вопросов. — Что не так? — Тэхён поворачивается к зеркалу и внимательно смотрит на себя. — Удобная и свободная одежда… — вертится, чтобы осмотреть со всех сторон. — Да. Верно. Для занятий спортом! — поучительно перебивает его управляющий особняком и напряжённо вздыхает, понимая для себя, как много ему предстоит работы. — В этом нельзя выходить на завтрак, Тэхён. Раздевайся. — В этом нельзя выходить на завтрак? — всё с тем же тотальным удивлением в голосе уточняет Тэхён, наблюдая за тем, как Юнги перебирает висящие на вешалках рубашки, отодвигая одну за одной, будто ищет что-то конкретное и то, о чём знает только он. — Мы ведь вчера уже это обсуждали, — спокойно отвечает тот. — Спортивная одежда исключительно для занятий спортом, Тэхён. Запомни это. В этом ходить неприлично. Это моветон. — Моветон?! Но мы ведь дома! И… — Какая разница? — разворачивается к нему и пристально смотрит, не давая закончить глупую мысль. — Не имеет значения, дома ты находишься или на званом вечере среди фотографов, знаменитостей и именитых гостей. Ты всегда должен выглядеть опрятно, утончённо и элегантно. Разве то, что ты надел на себя сейчас, можно отнести к вышеперечисленному, Тэхён?       Светловолосый и голубоглазый юноша бросает ещё один взгляд на себя в зеркало. Оценивающе смотрит, анализирует слова Юнги и пожимает плечами. — Мне нравится… Это удобно. Мне нравится спорт. — Тебе не нравится спорт! — на этот раз Юнги практически раздражённо шипит сквозь зубы. — Не только спортивная одежда является удобной, молодой господин, — протягивает ему рубашку и брюки. — Это прекрасно подойдёт. Не узнаю тебя, Тэхён, — протяжно хмыкает, ловя себя на мысли, что стоит быть более сдержанным, чтобы не вызывать никаких подозрений. — Ты никогда не любил подобный стиль и относился к нему предвзято. А тут… спортивные штаны, безразмерная футболка. Ужасно! Столь привлекательный молодой человек, коим ты и являешься, не может так одеваться. Ты можешь себе представить, чтобы твой супруг носил подобную одежду? Конечно, нет! Ты обязан быть подстать ему, понимаешь? Во всём, Тэхён.       Тэхён задумывается, пытается представить Чонгука в подобном образе, до сих пор искренне не понимая для себя, что такого скверного и неправильного в спортивном стиле. Он же дома. Какая разница?! — А это ещё что такое? — переводит обескураженный взгляд на мокрое полотенце, лежащее на простыне. — Тэхён! — обречённо вздыхает, подходя к кровати и поднимая его с неё. — Ты никогда так не делал. Полотенце должно быть в ванной комнате, а не в твоей постели. Тем более влажное!       Тэхён внимательно смотрит на него, а память снова взрывается тем самым воспоминанием. Делал. Делал так! Огромное количество раз! Он же вспомнил. Он это увидел. В это же мгновение хочется ответить, но юноша сдерживает себя и молча кивает, не решаясь вступать в какой-либо спор. Не сейчас. — Переодевайся, — не дожидаясь ответа, продолжает Юнги. — И спускайся вниз. Господин Чон уже ждёт. А я пока проведаю Чимина. Уверен, что там ситуация гораздо хуже.       Через пять минут Тэхён осторожно спускается вниз со второго этажа, выходит в просторный зал, залитый солнечным светом, оглядывается по сторонам, ещё раз изучая свой дом. Тут на самом деле очень красиво, свежо и светло. Не смотря на масштабы и огромные комнаты, в которых, как правило, чувствуешь себя так, будто находишься в открытом поле, в действительности уютно и приятно находиться. — Доброе утро, Тэхён. У тебя всё в порядке? — холодно интересуется Хосок, внимательно осматривая его. — Я провожу тебя. — Доброе утро, — бархатно отвечает Тэхён, вздрагивая от неожиданного и абсолютно бесшумного появления телохранителя Чонгука прямо перед ним. — Всё хорошо, — кивает он. — А у вас как дела? — начинает улыбаться, искренне интересуясь этим.       Хосок несколько секунд молча смотрит на него в упор, не улыбается в ответ, а взгляд совершенно суровый и без каких-либо эмоций. Словно Тэхён только что произнёс какую-то ерунду и абсолютную нелепость, которую не следовало говорить вслух. Становится как-то не по себе и даже боязливо. — Идём, — наконец-то произносит хоть что-то, разрушая эту гнетущую и неприятную тишину, игнорируя его вопрос. — Господин Чон уже ждёт тебя.       Всё это кажется таким загадочным для Тэхёна и совершенно непонятным. Складывается ощущение, будто он не у себя в доме, в котором прожил уже два года, находясь в счастливых отношениях, а позже и в браке, а нанятый на определённую должность работник, который проходит стажировку, за которым пристально наблюдают и сообщают раз за разом о правилах компании, которые кажутся неуместными и даже дикими, начиная от дресс-кода, заканчивая тем, какие вопросы уместно задавать и кому, а какие — нет.       Тэхён выходит в обеденный зал, молча следуя за Хосоком, всё больше и больше погружается в свои мысли и в своё воспоминание, неожиданно и резко появившееся в его голове. Как же хочется докопаться до истины и узнать, кто такой Джин, почему он вспомнил это имя, что это могло бы значить, и почему никто ни разу до сих пор не говорил о нём. — Доброе утро, Тэхён, — голос мягкий, нежный, располагающий к себе и даже радостный. Чонгук встаёт со стула и протягивает перед собой руку, тем самым предлагая ему сесть на свободное место рядом с ним. — Как твоя первая ночь после возвращения домой? Как ты себя чувствуешь? — Доброе утро, — с той же нежной интонацией отвечает ему Тэхён и подходит ближе к столу. — Всё хорошо. Спасибо, — начинает широко улыбаться. — Я даже почти выспался.       Господин Чон учтиво отодвигает стул перед ним. Внимательно смотрит на него, оценивающе, по-прежнему изучающе и с особым интересом для себя. — Ты выглядишь просто великолепно, золото моё, — нотки в голосе становятся чуть более возбуждёнными, довольными и даже игривыми. — Я всегда говорил, что у тебя непревзойдённое чувство стиля.       Юнги выбрал для Тэхёна свободную белоснежную рубашку и лёгкие брюки коричневого оттенка, но не тёмного, не строгого, не глубокого, напоминающего горький шоколад, а более яркого, ближе к янтарю, которые прекрасно сели на его бёдрах, обтягивая их. Засученные рукава до локтей придавали образу не небрежность, как обязательно бы заявил управляющий особняком, делая на этом строгий акцент, а наоборот особый шарм и некую дерзость. Сейчас это вполне уместно и выглядит гармонично. И господин Чон одобрительно улыбается, осматривая молодого человека с ног до головы, фиксируя взгляд сначала на тонкой и нежной шее, спуская его на приоткрытую грудь, виднеющуюся через белую ткань не до конца застёгнутой рубашки, а после пробегает глазами ещё ниже, разглядывая привлекательные и манящие бёдра. Это будоражит. Тэхён его будоражит всем своим видом. А в классике — это особое ни с чем не сравнимое удовольствие. — Правда? — всё тот же бархатный голос вырывает господина Чон из его смелых и соблазнительных для него фантазий. — Мне очень приятно, — застенчиво отвечает ему, решая утаить маленькую деталь о том, что вовсе не он выбрал свой сегодняшний гардероб. — Ты тоже выглядишь прекрасно, — садится на стул. — Какие планы на день? — Как и всегда, Тэхён, очень много дел и задач, — Чонгук быстро смотрит на часы на своём запястье и возвращает взгляд на своего мужа.       Тэ замечает, что сегодня он совершенно другой, нежели вчера — более яркий, более жадный, более… нетерпеливый и ненасытный. Это провоцирует очередную смущённую, но всё же довольную у него улыбку. Чонгук восхищается им, а Тэхён это улавливает. И это, чёрт возьми, безумно приятное чувство для молодого человека двадцати одного года — ощущать себя привлекательным и желанным. — Как дела на работе? — старается разрядить напряжённую обстановку, задавая бездумный, но, как ему кажется, вполне уместный для мужа вопрос. — Всё хор… — Мы никогда не обсуждаем за столом работу, — резко прерывает его господин Чон, а совсем недавняя нежность в голосе сменяется на некий поток холода.       Тэхён вздрагивает от неожиданности, чувствуя себя сейчас так, словно произнёс что-то неприличное. — Я не знал… — Ты не не знал. Ты забыл, — смягчается Чонгук, замечая резкую скованность в юноше, продолжая уже не с таким напором в голосе. — Листочек мой, ты ведь сам всегда мне говорил, чтобы я не поднимал за столом рабочие вопросы. Тебя это всегда расстраивало. И я пошёл навстречу твоей просьбе. Никаких разговоров о делах и бизнесе за завтраком, обедом и ужином. Это наше с тобой правило, Тэхён. — Ясно… — с долей грусти в голосе. — Я правда не помню об этой договорённости. Но, если подумать, то это неплохое правило, — словно утешает сам себя. — Поэтому я и напоминаю тебе о нём. Постарайся не забыть, любовь моя. — Угу, — Тэ робко поворачивается к нему, напряжённо выдыхает, несколько секунд обдумывает свой вопрос в своей голове и наконец-то решается спросить. — Я хотел уточнить у тебя, а кто такой… — Да какого хрена?! — доносится громкий и злобный мужской голос со второго этажа, долетая вихрем до обеденного зала. — Ты издеваешься надо мной?! Как это вообще можно носить?! Я не выйду в этом дерьме! Я похож на тёлку какую-то в этом! Отдай мне мою одежду! Нормальную одежду!       Господин Чон поднимает серьёзный, холодный взгляд практически чёрных глаз наверх, в упор глядя туда, откуда доносятся крики, нарушающие тихое и спокойное утро в его доме. Ещё раз смотрит на часы, и вновь возвращает недовольный и пристальный взгляд, когда слышит приближающийся топот на лестнице. — Я просто в диком шоке! — продолжает молодой человек. — Я что, в психушке нахожусь?! В театре?! — Спускайся, — спокойно парирует ему Юнги, следуя за ним и подгоняя. — Давай, давай, давай. Заканчивай этот цирк. На меня это не действует. Как и на всех остальных.       Тэхён молча переводит встревоженный и даже шокированный взгляд на господина Чон, наблюдая за его реакцией и понимая, что продолжать какую-либо беседу между ними уже бесполезно и абсолютно не к месту. — Как меня это всё достало! — Чимин выходит в просторное помещение, раздражённо подходит к широкому и длинному столу и плюхается на стул, скрещивая руки на груди. — Доброе утро, семья! Как ваше настроение? Как спалось? Давайте же скорее обсудим светскую хронику?! Кто из знаменитостей успел с кем потрахаться, а кого спалили с белым носом от наркоты в туалете клуба?! — язвительно произносит, а после обращается к своему старшему брату. — Я достаточно любезен?!       Тэхён пристально смотрит на спустившегося и молча поворачивается в сторону своего мужа, прикусывая нижнюю губу от волнения и непонимания происходящего. — Доброе утро, Чимин, — холодно и сдержанно отвечает господин Чон. — Ты выглядишь куда более любезным, когда молчишь. Молчание красит человека и облагораживает, как и труд.       Чимин демонстративно закатывает глаза и специально громко вздыхает, желая привлечь к себе максимальное внимание всех присутствующих. — Тэ, ты единственный, кого я реально рад видеть в этом гадюшнике. Тебя тоже подняли в эту рань?! — Доброе утро, — тихо отвечает Тэхён. — Да, ведь завтрак ровно в восемь. Ничего страшного. Чонгук должен на работу ехать, поэтому… — Так пусть едет! — рявкает Чимин, не обращая никакого внимания на то, что говорит в таком тоне о том, кто сидит в метре от него, будто его и вовсе нет. — Мы-то тут каким боком?! Не нам же на работу ехать! — Это можно исправить, — всё с той же холодностью и непоколебимостью в голосе, давая понять, что младший брат играет с огнём. — Есть работа, на которую приходится вставать в пять утра, Чимин. — Фу! — игнорируя его слова и морщась от полной брезгливости, строя такое выражение лица, словно его сейчас стошнит. — Овсянка?! Каша?! Мы в детском саду?! А пиццы нет?! Бургеров?! Хотя бы бутербродов, на худой конец! Мы что, бомжи?!       Чонгук вновь поднимает тёмные и пронзительные глаза на него, неотрывно и внимательно смотрит, наблюдает за братом, но не произносит ни слова, поправляя запонку на чёрном рукаве своей рубашки. — Тэхён, — спокойно и уверенно обращается к своему мужу. — Ты хотел что-то спросить у меня. Я слушаю.       От неожиданности Тэхён перестаёт даже жевать. Быстро проглатывает и с напряжением выдыхает, обдумывая, стоит ли именно в этой обстановке начинать разговор о том, что ему удалось хоть что-то вспомнить, что вызывает теперь огромное количество вопросов у него, но ни одного, как на зло, ответа. Ни единого. — Да так… Уже неважно, — наспех отвечает он и достаёт из кармана своих брюк телефон, принимаясь молча что-то рассматривать на экране.       Тэ пролистывает список контактов. Никакого Джина или близкого по звучанию имени в нём нет. Как и в сообщениях. Перепроверяет. Задумывается. Быть может, это человек из далёкого прошлого, с которым он давно уже не общается? Мало ли какое именно воспоминание возродила память? Это могло быть и год назад, и пять лет назад, и даже десять.       Господин Чон прикрывает глаза. Протяжно, размеренно, тихо выдыхает, а следом резким движением забирает из рук Тэхёна телефон и кладёт его рядом с ним на стол, всё также твёрдо говоря: — Мы не сидим за столом в телефонах. Завтрак существует для приёма пищи, а не для того, чтобы проводить его, уставившись в экран.       Тэ вздрагивает от очередной внезапности, но на этот раз молчит. Но внутренний накал становится сильнее, а беспокойство возрастает всё больше. Хочется знать. Прямо сейчас. — Кто такой Джин?! — вырывается из него так быстро, будто скороговорка. — Из «Алладина» чувак синий, который желания исполнял, — начинает во весь голос смеяться Чимин, глядя на него. — Пизд… — Замолчи, — тут же перебивает его господин Чон, немного повышая тон, на этот раз не сдерживаясь уже. — Ещё хотя бы одна подобная фраза из твоего рта, и ты останешься без завтрака вообще. Ты не меня сейчас позоришь, а исключительно себя, Чимин. Тошно смотреть на тебя, — поворачивается к Тэхёну, когда брат наконец-то замолкает. — О ком ты, золото моё? Расскажи подробнее, чем вызван этот вопрос? — Я кое-что вспомнил… — принимается волнительно объяснять Тэхён.       Чонгук знает, кто такой Джин. Его люди год следили за Тэхёном, пока тот находился в Сеуле, поэтому за это время смогли досконально изучить всё его окружение, включая самых близких и родных людей, передавая всю информацию и весь фото и видео материал. Чон прекрасно понимает, что память, а не просто обрывки, сотканные из мимолётных воспоминаний, может вернуться в любой момент, он к этому готов, на это есть свой беспроигрышный и чёткий план, но именно сейчас этот вопрос прозвучал чересчур неожиданно для него. Он бросает холодный и незаметный взгляд на Хосока, стоящего недалеко от них. Тот сразу улавливает его и еле заметно кивает в ответ, давая понять, что готов действовать согласно тому самому плану, если того будет требовать ситуация. — Я вспомнил, как кто-то говорил мне, что Джин опаздывает… Опаздывает, как и всегда… — продолжает Тэхён. — Это произносил мужчина. Я не смог вспомнить его лица, увидеть весь образ, но он обнимал меня за талию. Я подумал, что это ты… — хлопает голубыми глазами, то опуская взгляд вниз, то вновь нерешительно поднимая. — Но ты мне ни разу ничего не говорил ни про какого Джина. И я хочу узнать, кто это? Почему память напомнила мне именно о нём? Значит, это кто-то важный в моей жизни! Значит, это несёт определённое значение, свою ценность для меня, поэтому… — Так вот ты о ком, радость моя, — перебивает его господин Чон, не давая больше возможности анализировать, думать и приходить к заключению, что это может оказаться близким и значимым для него человеком. Нельзя. Ни в коем случае. Подносит ко рту чашку с чёрным кофе и делает глоток. — Это один из охранников, кажется. Да, точно. Он работал тут полтора года назад, но был уволен. Последние месяцы перед его увольнением он был твоим личным телохранителем. Вы достаточно много времени проводили вместе. Полагаю, именно по этой причине пришло воспоминание с этим именем.       Тэхён размыкает губы, намереваясь что-то ответить, но Чонгук вновь прерывает его. — Я так счастлив это слышать, Тэхён. Да, это всего-лишь незначительная и мелкая вспышка в памяти, но это уже большая победа, — создаёт полное ощущение поддержки, радости и понимания. — Это уже большой шаг. Вспомни, что говорил врач? Даже мелкие воспоминания — начало чего-то глобального. Ты умница, — отводит от него взгляд, устремляя его на Хосока, делая очередной медленный глоток горячего напитка. — Джин? — протяжно повторяет Чимин, неохотно ковыряясь ложкой в тарелке с остывающей овсянкой. — Какой ещё Джин? Не помню таких вообще… — как-то бездумно, не специально, не на зло, а случайно, поддаваясь человеческой глупости. — Не работал у нас никакой Джин… — Не помнишь? — Тэ тут же наклоняется чуть ближе в его сторону, нависая над столом, смотря так пристально и удивлённо. — Но… Если он был моим личным телохранителем, а мы с тобой близкие друзья, то как ты можешь его не знать? Ты ведь сам мне рассказывал, что со мной всегда была охрана. Я… Я ничего не понимаю… — прикрывает глаза и глубоко вдыхает. — Тогда… Выходит, он не был моим телохранителем? — поворачивается к Чонгуку. — Я не понимаю…       Чимин замирает. Не решается даже поднять голову, но всё же медленно поворачивается и взволнованно смотрит на брата, нервно сглатывая, ловя на себе взгляд, в которым читается уже не просто недовольство, а желание убить и уничтожить. — Он недолгое время проработал на меня, Тэхён, — отвечает спокойно Чон, демонстрируя полную уверенность в своих словах. — Это как раз было тогда, когда Чимин улетал учиться в Лондон на четыре месяца по программе из вашего института. Студенты по обмену или что-то в этом духе. — А, да, — напряжённо поддакивает ему Чимин. — Улетал… — подхватывает очередную ложь, подыгрывая. — Я уже и забыл об этом. Наверно, поэтому я и не знаю никакого Джина. Да и чёрт с ним.       Тэхён присаживается обратно на стул, внимательно смотрит на всех присутствующих. Вновь задумывается об услышанном. — Не стоит переживать, любовь моя, — тёплая ладонь господина Чон ложится на руку Тэ, немного сжимая её, дотрагиваясь до его длинных и красивых пальцев. — Это всего-лишь охранник, который не смог справиться со своими обязанностями, поэтому и был уволен, не проработав и трёх месяцев. Пустяки и сущие глупости. Скажи мне лучше, ты готов приступить к занятиям по английскому языку? — мельком смотрит на время на своих часах, переводя тему разговора. — Я не задумывался об этом… Но, пожалуй, да… — с сомнением отвечает ему Тэхён, продолжая прокручивать в голове то, что сказал Чимин, думая теперь только об этом. — Отлично, — делает последний глоток кофе, отодвигая пустую чашку. — Юнги тебе сегодня обо всём расскажет более подробно, а не так скомкано, как вчера. Мне пора, — поднимается из-за стола, поправляя свой галстук. — Ты проводишь меня, любовь моя? — смотрит на своего мужа со всей нежностью и лаской. — Конечно… — Тэхён встаёт следом за ним.       В дверях особняка Тэхён подходит чуть ближе, почти вплотную. — Хорошего тебе рабочего дня, — осторожно тянется руками к нему и поправляет воротник рубашки, хотя в этом не было никакой необходимости, но именно это действие со стороны Тэхёна становится каким-то тёплым и доверительным знаком для них двоих. — Ты же не забыл, что вечером я намереваюсь отвезти тебя в наше особое место? — Чонгук проводит рукой по спине Тэхёна, спускает её на поясницу и притягивает его к себе ещё ближе, прижимая. — Ты можешь воспринимать это как свидание, листочек мой, — наклоняется к его шее и утыкается носом, нежно проводя по ароматной и мягкой коже, зарываясь. — Я так соскучился по тебе… Эти две недели, пока ты находился в коме, были самым настоящим адом для меня, — тихо шепчет, теперь уже дотрагиваясь губами. — Не скучай. И слушайся Юнги и Хосока. Я постараюсь не задерживаться.       Тэ чувствует, как влажные мужские губы дотрагиваются до его кожи в области шеи, нежно и осторожно прикасаются, двигаются на ней. Прикрывает глаза и очень тихо выдыхает. Сначала хочется сжаться, спрятаться, но он почему-то наоборот откидывает голову чуть назад, давая немного больше пространства. Ощущает, как ладонь Чонгука медленно и плавно сползает с поясницы всё ниже, перебираясь на его ягодицу. Становится ещё приятнее и трепетнее, когда пальцы осторожно сжимают её, легонько мнут, притягивая Тэхёна к себе вплотную, заставляя уже абсолютно полностью прижаться всем телом. — Я помню… — тихо-тихо и судорожно отвечает он, заглядывая в такие знакомые ему глаза. — Я буду ждать тебя… И ждать это свидание… — невозможно не сдаться, невозможно не поддаться этим эмоциям, произносимым словам, этим прикосновениям. — Наше первое свидание… — на губах появляется лёгкая улыбка от осознания смысла сказанной им фразы и от той нежности, которая с каждым разом пробуждается всё стремительнее в Тэ.

* * *

— Как только господин Чон узнал от твоего лечащего врача из больницы, что ты полностью потерял память, он сразу же принял решение позаботиться о том, чтобы у тебя была возможность как можно скорее вернуться к твоим привычным увлечениям и занятиям. Исходя из заключения специалистов, мы уже предполагали, что ты вряд ли вспомнишь свою любимую гитару, музыку, которую ты сочинял, или стихи. Поэтому господин Чон нанял тебе преподавателя. Это же касается и английского языка. А также… — Я могу спросить? — интересуется Тэхён, выглядывая в окно своей комнаты со второго этажа, осматривая огромный зелёный сад и задний двор. — Разумеется, молодой господин. Ты можешь спрашивать обо всём, что тебя интересует или беспокоит. — Правда? — разворачивается к Юнги и облокачивается на подоконник, внимательно глядя на мужчину перед собой. — Сколько мне было, когда я переехал в Австралию? — Семнадцать лет. — Выходит, я живу в этой стране уже четыре года. Почему я так плохо знаю английский? Это странно. — Ты не хотел его учить, и как бы господин Чон не настаивал, ты всегда отвечал, что желаешь общаться на родном корейском языке, а, если будет необходимость, то можно воспользоваться услугами переводчика, — монотонный голос заставляет Тэ немного наклониться вперёд и прищуриться. — Как же я тогда проходил обучение в институте? Ведь… — Твоих знаний в английском языке было достаточно, чтобы заниматься удалённо. Я знаю, какой вопрос тебя терзает, молодой господин — почему после комы ты практически не можешь вспомнить свои навыки в этом языке. Господин Чон тоже задавался этим, но врач уверил его, что память, порой, слишком выборочна и оставляет базовые и лишь самые яркие и важные воспоминания, если мы говорим про тотальную амнезию. Ты семнадцать лет прожил в Южной Корее. Это твой родной язык, на котором ты продолжал общаться даже в Сиднее. Это базовое знание, которое не стёрлось. Всё просто, — Юнги придерживается легенде и лживому заключению доктора, опираясь на выписку из истории болезни. — Во сколько я начал своё обучение в институте? — никак не унимается светловолосый юноша, задавая новый вопрос. — Насколько мне известно, в восемнадцать лет. В семнадцать ты переехал. В августе тебе исполнилось восемнадцать лет. А с сентября ты приступил к заочным занятиям на первом курсе Сиднейского университета на факультете архитектуры, дизайна и планирования, — Юнги тихо и протяжно хмыкает, садясь на кресло возле компьютерного стола. — Это проверка, молодой господин? Раньше ты мне всегда доверял. — Почему именно заочная форма? — новый вопрос. — Ты работал. В офисе господина Чон первое время. Это было твоё желание и твоё стремление самостоятельно зарабатывать и обеспечивать себя. Это весьма похвально. И достойно мужчины, Тэхён. Спустя какое-то время между тобой и господином Чон завязался роман, ты переехал в этот дом и не стал менять форму своего обучения, считая её весьма удобной и… — задумчиво тянет. — Подходящей для тебя. К тому же и твой будущий супруг чувствовал себя более спокойно и комфортно, зная, что ты практически не появляешься в институте. — Почему же? Почему это заставляло его чувствовать себя спокойнее?       Юнги спокойно выдыхает, принимая более удобную и расслабленную позу. — Тэхён, оглянись вокруг. Выгляни ещё раз в окно. Что ты видишь?       Молодой человек сначала смотрит на своего собеседника, а после подчиняется, вновь внимательно оглядывая территорию огромного особняка. — Деревья. Цветы. Вижу узорчатый лабиринт, вырезанный из кустов. Открытый бассейн прямо за ним. А вдалеке высокий забор, за которым обитает Луна… Садовые качели… — А ещё? Что ещё? — Хм… Гостевой домик, — голубые глаза, которые в свете солнца кажутся больше синими, напоминающими глубокий и чистый океан, поблёскивающий в его лучах, устремляются вдаль. — Тут так красиво… Как в сказке, — голос вновь приобретает очарованность и взволнованность. — Словно это срисовано из какой-то волшебной истории… Мне так горько, что я не могу вспомнить ни одного дня, проведённого здесь. Уверен, что тут я был счастлив… — Был? Молодой господин, сейчас ты чувствуешь себя несчастным? Поделись со мной. Я переживаю за тебя и хочу, чтобы наши доверительные отношения вновь неуклонно присутствовали в твоей жизни. — Я чувствую себя не в своей тарелке… — протяжно отзывается Тэ, по-прежнему смотря вдаль и наблюдая, как зелёные листочки деревьев тихо и медленно колышутся на ветру. — Словно всё это не моё… Будто я нахожусь не на своём месте. А Чонгук… — замолкает, а следом поправляет себя. — Господин Чон… Я не понимаю, что ощущаю внутри себя, когда нахожусь рядом с ним. Точнее, я не до конца понимаю. — Опиши эти эмоции, — размеренным голосом поддерживает его Юнги, зная, что далее неминуемо последует юношеское откровение. — Не могу никак поверить, что он мой муж, — раздаётся тихий и смущённый смешок. — Что именно заставляет тебя не верить в это, молодой господин? — Он. Как такой человек, как он, мог обратить на меня своё внимание? — разворачивается к нему и прикусывает нижнюю губу. — Я ведь из детского дома… Я никто. Я не имею статуса в обществе. Не имею бизнеса. Не имею никакой власти. Я даже своего имени не смог вспомнить… — выдаёт грустную ухмылку. — Я самый обычный… Я не могу уложить это в голове… — Хм. Рад, что ты об этом заговорил. Я постараюсь объяснить тебе. Когда я попросил тебя выглянуть в окно и оглядеться, ты это сделал, но смотрел совершенно не туда, куда следовало. Ты спросил, почему господин Чон чувствовал себя всегда более спокойно и уверенно, зная, что большую часть своего свободного времени ты проводишь в доме и не выезжаешь каждый день в тот же университет?       Тэхён положительно кивает, отходит от окна и присаживается на край кровати, принимаясь со всем вниманием слушать своего собеседника. — Я хотел, чтобы ты обратил внимание не на цветы и деревья, не на качели и красивые клумбы, а на охрану, которая есть на территории, за территорией особняка, в самом доме. Господин Чон влиятельный и серьёзный человек в этой стране. И, как и у любого человека, занимающего подобный вес и подобную значимость в обществе, у него есть конкуренты и враги. Это неизбежно. Но ничто не может ударить так сильно, как угроза для твоих родных и близких людей. Твоя безопасность превыше всего для него всегда была, есть и будет. Это ответ на твои вопросы о том, почему у тебя личный водитель, личный телохранитель. Это не прихоть, Тэхён. Не желание выделиться. Это жизненно важная потребность в вашем положении. Слабое место даже самого высшего хищника — это его потомство. Слабое место господина Чон — это ты, его семья. Он не имеет никакого права допустить, чтобы с вами могло что-то случиться. Ты должен это понимать, ты должен это осознавать, ты должен уважительно и смиренно к этому относиться, молодой господин. Не воспринимай лишний раз это за суровость его нрава. Тут срабатывает инстинкт защитить то, что ему дорого и важно. И он имеет на это законное право. Ты должен ценить это. — Я это уже понял, Юнги, но… Это не отвечает на мой вопрос… — Не вздумай больше говорить, что ты никто, — ситуация, в которой управляющий особняком мог бы воспользоваться идеальной возможностью подхватить эту мысль, развить её и лишний раз надавить на то, что тот должен быть благодарен своему супругу за всё то, чем он смог его обеспечить, вытащив из дыры, но почему-то сейчас Юнги произносит то, что действительно думает сам без навязанного ему сценария. — Это не так. Ты сообразительный и умный парень, ты красив, молод, талантлив. И… — останавливает сам себя, обдумывая сказанное, и всё же возвращает всё внимание Тэхёна только на Чонгука, прекрасно понимая, что обязан придерживаться конкретного плана во всём. — Господин Чон никогда бы не обратил внимание на пустышку или просто обыкновенную яркую и красочную обёртку. Это не про него. Для него куда важнее суть, составляющее, истинное наполнение, а не внешние факторы. Он взрослый человек, Тэхён. Состоявшийся уже. Многого добившийся непосильным трудом и постоянной работой. Он привёл тебя в этот дом, когда ему было тридцать четыре. Задумайся над тем, для каких целей? Неужели ты полагаешь, что будь ему нужен смазливый мальчишка, вроде тебя, с которым можно приятно провести время, стал бы он заключать брак, так рискуя? Конечно, нет, — сам же отвечает на свой манипулятивный вопрос, лишая возможности собеседника построить свой собственный вывод. — Он полюбил тебя. Он искренне захотел связать свою жизнь именно с тобой. Раз и навсегда. У него нет потребности размениваться и тратить своё время на кого попало. Ему важны уют, спокойствие, уверенность в завтрашнем дне и рядом человек, который может ему это дать. В тебе он увидел именно такого человека. И все два года ты делал его самым счастливым, как и он тебя. — Я… — Тэ запинается и опускает глаза вниз, решая для себя, стоит ли вообще произносить вслух то, о чём он думает прямо сейчас. — Говори. Не нужно стесняться или бояться. Тут все свои, Тэхён. — Я думаю о том, что мы с ним… Как бы правильно выразиться… Ну, понимаешь, раз мы мужья, то мы должны… — Заниматься сексом? — без какой-либо тени смущения задаёт вопрос в лоб Юнги, смотря в лицо молодого человека и дожидаясь его реакции. — Да… — чуть тише произносит Тэ. — Я не уверен, что готов… Я вообще не уверен, что гей… — следует нервный и напряжённый смешок. — Я даже не уверен, могу ли я с тобой обсуждать подобные темы, но ты сам сказал, что мы всегда были в доверительных отношениях… А мне больше совсем не с кем поговорить… — Ясно. Я скажу господину Чон, что тебе необходимо в самое ближайшее время посетить психолога. Как раз завтра, — звучит, как чёткое и неуклонное утверждение, а не вопрос или предложение. — Что? Нет! Не надо ему ничего говорить… — Тэхён подскакивает на ноги и повышает голос, делая нервный шаг к управляющему особняком. — Не говори Чонгуку об этом! Не нужно! Я ведь поделился только с тобой!.. — Успокойся. Я не скажу ему, о чём именно тебе необходимо пообщаться с психологом, я лишь расскажу ему о том, что в тебе присутствуют сомнения и вопросы, которые нет возможности разрешить без опытного специалиста. Только и всего. Это пойдёт тебе на пользу, молодой господин. Тем более в твоём состоянии. Но я хочу тебя заверить лишь в одном — господин Чон никогда бы не позволил себе сделать тебе больно или пойти против твоей воли, против твоего желания. Он терпелив. Он даже решил, что первое время ты должен жить в отдельной комнате, чтобы снова привыкнуть, прийти в равновесие, чтобы не пугать тебя лишний раз и не смущать. Это ли не забота и внимание, Тэхён? — Пожалуй, так и есть… И я очень благодарен ему за это. Это на самом деле очень ценно. И он меня пригласил сегодня вечером на свидание! — в этот же миг растерянность и подавленность в голосе сменяются возбуждением и радостью от предвкушения. — И я хотел попросить тебя об одном одолжении… — Для тебя всё, что угодно, молодой господин. — Ты поможешь мне с выбором одежды? Мне хотелось бы выглядеть в этот вечер красиво и достойно моего супруга… Думаю, ему было бы приятно, раз он так трепетно и с таким вниманием относится к подбору гардероба. Я всё чаще задумываюсь о том, как ему тяжело и больно сейчас, как он страдает из-за того, что я никак не могу ничего вспомнить, никак не могу вспомнить его, поэтому так хочется хоть чем-то его обрадовать, пусть даже самой обыкновенной и незначительной мелочью…       Слова Тэхёна словно отдаляются от Юнги, начинают звучать дальше и тише, теряясь где-то в пространстве вокруг него. Мужчина неотрывно смотрит на юного молодого человека, который продолжает жестикулировать и что-то говорить, то искренне улыбаясь, то, очевидно, заминаясь и смущаясь от собственных сказанных фраз. И становится безумно горько. Горько за этого мальчика, который даже не догадывается и не может представить, в руки какого на самом деле человека он попал без какого-либо желания на это, выбора или возможности самостоятельно принять это решение. Его просто похитили из родной страны, незаконно вывезли в абсолютно чужую, сочинили ему целую жизнь, увлечения, интересы, имя, детство, замужество, а теперь вынуждают жить по продуманному и прописанному сценарию, как безжалостные кукловоды или вершители судеб. Что может быть более циничным и жестоким по отношению к живому человеку и его правам? Хотя… Господин Чон поступал и поступает куда более жёстко и беспощадно по отношению к людям. К любым людям без разбора. Если сравнить, то то, что он творит сейчас — вполне гуманно и даже снисходительно. И это пугает ещё сильнее. — Юнги? — переспрашивает Тэхён, видя, что тот не слушает его, погружаясь всё больше и больше в свои собственные мысли. — Ты меня слышишь? Юнги? — Да, молодой господин, разумеется, — чуть более громкий и обеспокоенный голос собеседника вырывает его из оцепенения. — Конечно, я помогу тебе. Ты будешь блистать этим вечером.       Тэ с неким подозрением смотрит на управляющего особняком, вновь садится на край кровати и тяжело вздыхает, хотя буквально минуту назад демонстрировал радость и ажиотаж перед предстоящим свиданием и поездкой в столь знаковое место для него и Чонгука. — Я сегодня кое-что вспомнил... — Неужели? — Юнги наклоняется немного в его сторону, пристально глядя в глаза и делая максимально заинтересованный и взволнованный вид. — И что именно, Тэхён? — Джина. Но не его образ, не его внешность, а какой-то мужской голос говорил мне на фоне, что Джин постоянно опаздывает. Это точно было именно воспоминанием! Первым более-менее логичным для меня с момента, как я очнулся. И я хотел бы спросить у тебя, кто так… — Джин? — целенаправленно перебивает его Юнги, зная и догадываясь, какой вопрос хочет задать ему Тэ. Задумчиво тянет слова, сдвигает брови, хмыкает и притворяется, что усиленно пытается вспомнить. — Хм… Какое знакомое имя… Это же… Это же тот самый Джин, который… — Который был моим телохранителем, как мне сказал Чонгук, — срабатывает и ударяет прямо в цель, и Тэхён нетерпеливо и с волнением в голосе сам же отвечает на тот вопрос, который так его волновал, и который он намеревался уточнить именно у своего собеседника. — Только хотел сказать, — положительно кивает Юнги с лёгкой и беззаботной улыбкой на лице. — Он больше не работает на господина Чон. Интересная всё же штука память, верно? Рождает в наших головах воспоминания, в которых уже нет никакого толка, а то, что нам действительно важно вспомнить, сохраняет от нас в тайне. Быть может, тебе завтра поговорить об этом с психологом? Расскажи обязательно об этом. Возможно, она сможет посоветовать тебе какую-нибудь действенную практику, которая смогла бы положительно повлиять на твою память, начать развивать её, и воспоминаний станет гораздо больше, а главное — они будут полезными. — А что он такого натворил, что его уволили спустя три месяца? — и снова Тэхён сам же раскрывает все карты, поддаваясь тону, манере речи, убедительности в голосе, положению и манипуляциям в свою сторону со стороны Юнги. — Почему-то я ведь вспомнил именно его… Это должно что-то значить… — Ничего. Это не должно значить ничего, молодой господин. Как я уже сказал тебе, память — один из самых сложнейших механизмов нашего мозга. Она совершенно непредсказуема. Ты можешь резко и внезапно вспомнить ту или иную ситуацию из своего глубокого и далёкого детства, — полностью игнорирует вопрос, окутывая всё больше и плотнее рассуждениями о памяти и о том, как её вернуть — очевидно, что именно эта тема намного важнее для Тэ, нежели узнать, почему был уволен выдуманный Джин, поэтому продолжает давить на самую болезненную точку. — Но никак не вспоминать, что с тобой случилось месяц назад. Психолог, с которым ты сейчас работаешь, очень опытная специалист. Быть может, тебе спросить у неё про гипноз? Хотя… — вдруг резко начинает мотать головой в знак протеста. — Забудь. Лучше не стоит. Это не шутки. И без позволения господина Чон… — Гипноз?! — изумлённо переспрашивает Тэхён, затаив дыхание. — Но как это может помочь? Это существует? Действует? — Конечно. Квалифицированный психотерапевт, знакомый с гипнозом и практикующий его в своей работе, способен ввести пациента в транс, тем самым вызвав у него самые глубинные и самые сложные воспоминания. — Но… Чонгук ведь не позволит, да?! — Тэхён напоминает ребёнка, который ухватился за безумную, но такую манящую и такую необходимую для него идею. — Он однозначно скажет, что это опасно. Игры с разумом — это не шутки. — А если я поговорю с ним об этом? Спрошу у него? Ведь, если это способно помочь мне вспомнить его, мою жизнь, нас с ним… Он должен пойти на уступок и разрешить! — а вот и ещё одна верно и изумительно сработанная манипуляция. Тэ использует слово «разрешить» пусть даже неосознанно, машинально, не думая и не вкладывая в него смысл, но так только кажется ему, потому что подсознательно Тэхён уже допускает и соглашается с тем, что ему могут и будут что-либо запрещать или наоборот разрешать, а, следовательно, выбор будет стоять не за ним. — Попробуй, конечно, молодой господин, — специально поддерживает его в этом стремлении и желании, ведь при помощи гипноза на самом деле можно ввести человека в состояние индукции и вызвать у него самые глубинные и потаённые воспоминания, но многое зависит исключительно от того, что именно захочет внушить сам специалист. Гипноз — это целенаправленное пробуждение в человеке тех авторитарных для него мыслей, в которых нуждается он. Или кто-то другой, потому что гипноз увеличивает вероятность проявления и появления ложных воспоминаний. — Быть может, ты сможешь донести до него смысл своего порыва, и он действительно услышит тебя и поймёт. Он готов пойти на всё, что угодно, лишь бы помочь тебе вернуть память, Тэхён. И в этом твоё огромное преимущество, молодой господин. — Я спрошу у него! Обязательно спрошу! — возбуждённо отвечает Тэ, даже не задумываясь о том, насколько это может быть опасно, нужно ли ему это, может ли он доверять данному специалисту, как это работает, потому что сейчас все эти факторы абсолютно неважны для него и не имеют никакой ценности, никакого веса, никакого значения, ведь вспомнить любыми способами — самое главное для него, а получить разрешение господина Чон — ещё одно очевидное и прекрасное доказательство, как сильно его супруг дорожит им и хочет помочь. — Хорошо, Тэхён. Но теперь пришло время вернуться и к другим не менее важным вопросам, — голос становится чуть более строже и напористее, напоминая речь педагога. — Помимо занятий с психологом не следует забывать и об учёбе. Из-за аварии и твоего состояния преподаватели из института пошли навстречу господину Чон, и он смог договориться с ними, чтобы летняя сессия, которая проходит как раз-таки сейчас, исключительно для тебя сдвинули на конец августа, чтобы осенью ты мог быть беспрепятственно и справедливо зачислен на третий курс, как и должен был. Терять год ведь ни к чему. В течение трёх месяцев тебе необходимо будет подготовиться, наверстать упущенное, а главное — вспомнить изучаемые тобой дисциплины. Ты будешь заниматься с профессорами с твоего факультета. С некоторыми онлайн, а другие будут приезжать в особняк. Я прошу тебя отнестись к этому очень серьёзно, ведь это твоё образование. Господин Чон крайне переживает за то, что тебе придётся так скоро погрузиться в учебники и лекции после комы, но врач заверяет его, что стремительное возвращение к привычной жизни способно быстрее пробудить память, но твой супруг не хотел бы, чтобы ты перенапрягался и... — Я согласен! — громко произносит Тэхён с улыбкой на лице, вновь возбуждённо подскакивая на ноги. — Я готов приступить хоть прямо сейчас! Я готов заниматься всем, чем занимался до аварии, чтобы наконец-таки вспомнить свою жизнь! — Какое рвение, молодой господин. Похвально, — хмыкает Юнги. — В таком случае я передам господину Чон, что ты сам решил для себя, что уже готов приступить к занятиям. Предлагаю начать с завтрашнего дня. Ты вернёшься к привычному и комфортному для тебя распорядку дня. — Распорядок дня? — озадаченно и смущённо переспрашивает Тэ, сменяя улыбку на удивление в лице. — Именно, молодой господин. Ты всегда придерживался его. В будние дни подъём в половину восьмого утра. В восемь, как я уже поставил тебя в известность, у вас завтрак с твоим супругом. С девяти утра и до двух часов дня у тебя занятия с педагогами из института. Сейчас ещё добавятся занятия с преподавателем по английскому языку три раза в неделю и занятия с учителем по музыке, чтобы ты мог как можно скорее вспомнить игру на гитаре. Также не будем забывать о психологе, о посещении медицинского центра. Ещё бассейн, так как активный спорт временно запрещён, — настоятельно произносит Юнги. — По рекомендации твоего лечащего врача, но их в особняке два, поэтому плавать ты можешь не покидая территорию. Твой муж, как правило, возвращается домой после работы или деловых встреч к семи часам вечера, соответственно, в это время вы вместе ужинаете. В выходные вы с господином Чон сами выстраиваете ваш совместный график и ваши планы, но будние дни, Тэхён, у тебя всегда расписаны до мелочей. Также в твоей жизни присутствовали и присутствуют званые обеды, ужины, светские мероприятия, встречи с партнёрами, спонсорами, инвесторами господина Чон, которые вы посещаете вместе, если совместного посещения требуют обстоятельства. О них всегда заведомо известно, поэтому ради таких событий распорядок дня также заранее меняется и перестраивается, и некоторые из привычных обязанностей и дел переносятся на последующие дни.       Юноша обескураженно хлопает большими голубыми глазами, пробуя осознать и уложить в своей голове всё то, что только что услышал. Это начинает настораживать и казаться слишком необычным, а внутри появляется ощущение, будто он подросток, из которого строгий и успешный отец хочет воспитать точную свою копию. — Но... А как же... То есть... — Уже наперёд знаю, о чём ты хочешь спросить, мой молодой господин, — перебивает его Юнги и умиротворённо продолжает, добавляя в продуманный Чонгуком плотный распорядок хоть каплю мёда. — Конечно, в это входит посещение твоего личного косметолога, массажиста, спа-салонов, торговых центров, ресторанов и кафе, выставок, театров, кинотеатров, прогулки. Вы можете проводить время с Чимином, как было и раньше, но строго под охраной. Ты никак не ограничен в развлечениях, Тэхён, но бары, пивные забегаловки и клубы под строгим запретом, потому что подобные публичные места считаются дурным тоном, и ты не можешь портить и ставить под сомнения ни свою репутацию, ни репутацию своего супруга. Ты можешь беспрепятственно выбираться в город, исходя из своих потребностей и пожеланий, но только с Хосоком и на автомобиле с личным водителем, заведомо предупредив о своих планах господина Чон и меня, как это и было всегда. Кажется, ничего не забыл упомянуть... — протяжно тянет слова, уставившись на светловолосого юношу. — Быть может, ты хочешь что-то спросить у меня или уточнить? Я вижу, что ты растерялся, Тэхён. — Но я хотел спросить вовсе не о прогулках, косметологе или театрах... — Тэхён пробует отойти от внутреннего шока, который моментально ввёл его в оцепенение. — Я... Я так жил? — Да. Ты так живёшь, — уверительно и даже озадаченно отзывается Юнги. — Что именно вызывает у тебя сомнения и негодования? — Просто... Это ведь так скучно... — неожиданно заявляет Тэхён и издаёт презрительный и в чём-то высокомерный смешок. — Это жизнь каких-то содержанок, а не... — Ты не прав, — не даёт закончить мысль управляющий особняком, вновь произнося каждое слово с поучительной и строгой интонацией в голосе. — Это жизнь супруга господина Чон. И ты сам выбрал эту жизнь, любишь её, придерживаешься этих семейных ценностей. Он печётся о твоём образовании, в первую очередь, о твоём здоровье, о твоём культурном и морально-нравственном развитии, о твоём творческом потенциале. Для него важны и значимы абсолютно все грани. Содержанкам же платят лишь за секс, об их душе и голове мало кто переживает, даже они сами об этом редко беспокоятся, поэтому не позволяй себе впредь использовать такие низменные и примитивные сравнения. Ты должен быть выше подобных мыслей. Ты занимаешь в обществе абсолютно другой статус. Ты муж господина Чон. Никогда не забывай об этом.       

* * *

             Время близится к пяти часам вечера. В просторный и огромный кабинет, находящийся на двадцать третьем этаже высокого бизнес-центра, сквозь широкие окна в пол проникают яркие и ослепительные солнечные лучи, застилая собой всё вокруг: массивный стеклянный стол, кожаные кресла, диван, стоящий вдоль стены, сами стены и потолок, книжные шкафы и полки, переливаясь и играя с предметами мебели. — Как обстановка в доме? — вдумчиво интересуется Намджун, отрывая изучающий взгляд от бумаг и разрушая образовавшуюся тишину, которая висит в воздухе уже несколько минут. — Спокойно и тихо. Разве что Чимин нарушает всякую гармонию. — Этого следовало ожидать, — самоуверенно парирует юрист господина Чон и откладывает документы, отодвигая их немного в сторону. — Его всё же можно понять. А этот парнишка? Как он? — Всё под контролем.       Намджун резко и недовольно хмыкает, тянется рукой к давно уже остывшему кофе и делает глоток. — Всё под контролем, — повторяет за ним. — Говоришь так, будто речь идёт о каком-то проекте, а не о живом человеке.       Чонгук откидывается на спинку своего рабочего кресла, впиваясь холодным и пристальным взглядом в своего собеседника. Несколько секунд гнетуще молчит, рассматривает лицо мужчины, сидящего напротив него, по-прежнему не издавая ни единого звука, будто анализирует для себя, стоит ли вообще продолжать какой-либо разговор, и лишь потом негромко и сдержанно произносит: — Он вспомнил Джина. — А я говорил! — мгновенно перебивает его, заметно нервничает, напряжённо вытаращив глаза, в которых Чонгук сразу же улавливает страх и полное смятение. — Я говорил тебе! А ты не слушал меня! Ты никогда не слуша… — Спокойно. Спокойно, Намджун. Я этот вопрос уладил. — Что значит уладил?! — нервозность сменяется на нескрываемое раздражение в голосе и в поведении. — В каком смысле ты это уладил?! В конце концов, именно ты втянул меня в это, и я обязан знать всё! Абсолютно всё! А ты ребусами со мной общаешься! — Ты обязан знать только то, что тебе необходимо знать. Не более того, Намджун. Возьми себя в руки и выдохни. Всё идёт по плану. — По плану?! В мои планы не входит загреметь в тюрьму! У меня семья и дети, а ты… — Хватит, — железно прерывает его господин Чон, наклоняясь к столу. — Я утомился это слушать из раза в раз. Быть может, тебе тоже стоит записаться на приём к нашей непревзойдённой Кайле? Уверен, что опытный и первоклассный психотерапевт тебе бы не помешал. — Всё шутки шутишь, да? Всё смешно тебе?! А вот мне совсем не весело! Ты хоть понимаешь, что… — Можешь не продолжать. Не утруждайся. Я уже это слышал, а ничего нового в твоей голове всё равно не рождается. Когда я говорю, что всё под контролем, это означает лишь одно — волноваться не о чем. — Пока что, — щурится Намджун, неотрывно наблюдая за своим шефом и вместе с тем самым близким другом, с которым они бок о бок работают уже больше десяти лет. — Так что там с Джином? Ты не можешь скрывать от меня это! — Тэхёну сегодня утром внезапно пришло воспоминание, как кто-то говорил ему, что Джин всё время опаздывает. Конечно, у него появилось множество вопросов из-за этого, но я смог донести до него, что Джин — это уволенный охранник, который не справлялся со своими обязанностями, — довольно и саркастично хмыкает, выдавая лёгкий и победный оскал. — Так что переживать абсолютно не о чем. — Действительно, — шипит сквозь зубы. — Сегодня он вспомнил Джина. А завтра он вспомнит собственное имя! Тебя вообще это не заботит? — хмурится от тотального негодования. — Ты вообще не переживаешь?! Ты просто Дьявол, Чонгук! — Даже если он вспомнит, что дальше, Намджун? Он не сделает и шагу за порог дома без моего ведома и позволения охраны. Ты действительно полагаешь, что у меня есть причины для переживаний? — Я не могу поверить, что всё это происходит на самом деле! До сих пор не могу! И каждый раз, когда я прокручиваю в голове твою схему, у меня...       Раздаётся приглушённый телефонный звонок. Намджун неохотно и недовольно лезет в карман пиджака и достаёт смартфон. — Из Кореи. Извини. Я должен ответить, — наспех сообщает своему шефу и принимает вызов.       На минуту в кабинете господина Чон становится невыносимо тихо. Намджун молча слушает человека на другом конце провода, вдумчиво и сосредоточенно, всё больше и больше отодвигаясь в кресле от стола. — Вы что, совсем там обалдели?! — резко почти что выкрикивает в динамик, вынуждая Чонгука поднять на него глаза. — Вы... Что?! Повтори ещё раз!       Вновь несколько секунд напряжённой паузы и тишины. — Вы рехнулись?! Какого чёрта об этом стало известно только сейчас?! — нервно вскакивает на ноги и принимается ходить по кабинету из стороны в сторону. — Тогда где он?! — ещё одна недолгая пауза. — Да ты хоть понимаешь, как ты облажался?! Ты даёшь себе отчёт, блять?! Я перезвоню!       Намджун дрожащим пальцем несколько раз дотрагивается до экрана, шумно и протяжно выдыхает, поворачиваясь к господину Чон, и как только размыкает губы, чтобы произнести первое слово, его мгновенно перебивает стальной, низкий, твёрдый голос: — Слушаю тебя, — смотрит из-под лба, неотрывно, пристально, а по выражению лица уже становится понятно, что совсем недавнее спокойствие начинает сменяться очевидным гневом. — Чонхён жив... — осторожно отвечает Намджун.       Господин Чон снова откидывается на спинку своего кожаного кресла, скрещивает пальцы, но на этот раз смотрит уже с заметной улыбкой, но вовсе не с доброй или с открытой, а со зловещей, от которой становится тошно до безумия. — Вот оно как. — Чонгук, произошло недоразумение! — принимается хаотично и судорожно оправдываться и подыскивать нужные слова. — Я сейчас выясню, что... — Ты хоть соображаешь, что ты сейчас говоришь? — Чонгук поднимает тёмные и злые глаза на Намджуна, в упор смотря прямо ему в лицо. — Повтори.       Собеседник напряжённо поджимает губы, не решаясь ответить сразу и в лоб. Вновь наступает гнетущая и кричащая тишина в кабинете. Юристу господина Чон хочется немедленно сбежать, чтобы хотя бы не находиться в одном пространстве и не иметь никакой возможности смотреть ему в глаза. — Никто даже не мог предположить. Мы были уверены, что всё под полным нашим контролем. Он мёртв. Должен быть мёртв… — опасливо поправляет себя. — Должен быть мёртв и мёртв — полярные понятия, Намджун, — спокойный голос окрашивается нотками ярости. — Да, но… — Заткнись! — властно и резко обрывает его, когда по столу разносится вибрация телефона. Отвечает на звонок, сменяя интонацию на мягкую и куда более спокойную, чтобы ни в коем случае не напугать и не смутить звонившего. — Да, мой листочек?       Намджун в этот же момент приподнимает бровь от удивления и полного шока. Его шеф, которого он знает столько лет, никогда бы прежде не ответил ни на один звонок в подобной ситуации, ни касайся бы это самой ситуации. — Чонгук… — Тэхён нерешительно произносит, боясь, что отвлекает от его от работы. — Я хотел пройтись по пляжу, но меня не выпускает охрана… Почему мне нельзя выйти за пределы особняка?.. — Золото моё, это дикий пляж, там опасно, — заботливо и проявляя наигранный трепет, игнорируя самый главный его вопрос. — Но я хотел пройтись… — немного удивлённо из-за новых и абсолютно непонятных ему ограничений. — Ну, раз тебе так хочется, то так и быть. Но только с сопровождением охраны. Или Хосока. Я сейчас позвоню Юнги и скажу, чтобы он всё организовал. — С охраной? — ещё более сильное удивление в голосе и попытка прояснить эти вопросы здесь и сейчас, не предполагая, что выбрано совсем неподходящее время для этого. — Юнги мне рассказывал про охрану, да, но тут ведь всего несколько метров от ворот... Зачем мне охрана тогда? Я не понимаю... — Именно, мой листочек. С охраной, да. Одного я тебя не могу отпустить, — предоставляет мнимый выбор, по-прежнему игнорируя весьма чёткие вопросы Тэхёна. Прикрывает глаза и свободной рукой указывает Намджуну на шкаф, в котором стоит бутылка виски. — Либо дождись меня.       Мужчина сразу же реагирует, всё понимая, молча доставая пару бокалов и напиток. — Просто... Действительно всего пара шагов... И я... — Тэхён, ты идёшь либо с охраной, либо не идёшь вовсе, — неожиданно и резко мнимые ласка, забота и нежность в голосе сменяются на тотальную строгость, которая мгновенно вынуждает замолчать юношу на том конце. — Я занят. И мне некогда сейчас обсуждать одно и то же. Постарайся снова привыкнуть слышать меня с первого раза. До вечера.       Чонгук задумывается. Переводит пронзительный и тёмный взгляд на широкое окно, всматриваясь куда-то вдаль перед собой, тихо постукивая пальцами по стеклянной поверхности его рабочего стола. — Что же, — уверенным и пугающе спокойным движением руки откладывает свой телефон в сторону, поправляет рукав рубашки, наблюдая уже за тем, как взволнованный Намджун разливает по бокалам виски. — Мне безумно интересно узнать, как могло получиться так, что ты и твои ребята предоставили мне ложную информацию... — Чонгук, я... — Я не договорил, — останавливает его Чон, делая первый глоток алкогольного напитка, переливающегося на солнце янтарными красками. — И ты обязательно расскажешь мне эту увлекательную историю вашей совместной безобразной тупости, и я решу, что с этим делать. Но чуть позже. Обстоятельства вынуждают меня теперь переиграть ход событий. И это мне даже на руку, — снова откидывается в кресло, перебирая в пальцах бокал. — Тэхён в Корее считается до сих пор пропавшим без вести, а, следовательно, какое-то время его будут пытаться найти. Зачем же доставлять лишние хлопоты полиции и следователям, не так ли? — делает ещё один более заметный глоток и начинает улыбаться. — Тэхён должен умереть для всей Южной Кореи. Умереть от рук моего брата. Чонхён ведь всё ещё находится в тюрьме? — пристальный и демонический взгляд на Намджуна с таким выражением лица, будто, если он услышит отрицательный ответ, то это будет последнее, что тот произнесёт в своей жизни. — Он всё ещё под заключением, да. Мы всё исправим, Чонгук, — с искренне сожалеющей интонацией в голосе. — Но... Что ты имеешь ввиду сейчас? — нервно поднимает свой бокал со стола. — Ты передумал убивать брата?

* * *

      На часах уже почти девять часов вечера. Господин Чон и Тэхён поужинали в одном из самых признанных и престижных ресторанов, специализирующихся на европейской кухне. В это время даже в будний день в центре города оживлённо и шумно: много местных жителей, молодёжи, туристов, стремящихся подойти как можно ближе к Сиднейскому оперному театру и сделать несколько снимков на память, проезжающие автомобили и медленно прогуливающиеся парочки мимо высоких небоскрёбов и стеклянных бизнес-центров, переливающихся яркой разноцветной подсветкой, офисные работники, спешащие домой и пытающиеся поймать такси.       Тэ впервые видит Сидней в вечернее время суток. Это завораживает и создаёт ощущение полноты жизни, стремительного движения. С интересом и с нескрываемым восторгом оглядывается по сторонам, наблюдая за людьми вокруг, за светящимися вывесками и витринами, мерцающими в темноте. — Я обещал отвезти тебя в одно знаковое для нас место, — господин Чон медленно подводит его к чёрному автомобилю, и водитель мгновенно открывает перед ними заднюю дверь. — Это не так уж и далеко. Я уверен, что там ты точно сможешь вспомнить хоть что-то. Я это делаю исключительно ради твоего скорейшего восстановления, золото моё.       Тэхён улыбается ему в ответ, садится в машину, дожидаясь, пока Чонгук тоже сядет рядом с ним. — Мне уже не терпится как можно скорее увидеть, о чём именно ты говоришь! — восторженно произносит светловолосый молодой человек. — Я так хочу вспомнить! — выглядывает в окно, как только автомобиль начинает движение. — Ведь я тут бывал не раз, но смотрю вокруг себя, и всё кажется таким чужим и незнакомым... Это грустно...       Чон поворачивает голову в его сторону, пристально наблюдает, в который раз уже за этот вечер пробегает по нему жадным, почти что похотливым взглядом, рассматривая каждую деталь и мелочь: тёмную рубашку, обтягивающие светлые брюки, аккуратную и элегантную обувь, часы с тонким ремешком на таком же тонком запястье. Ему нравится. До безумия нравятся молодые мальчики, предпочитающие носить одежду классического стиля. Это его возбуждает. Но сегодня господин Чон окончательно осознаёт для себя, что Тэхён на фоне всех них — самая глубокая, самая завораживающая и самая пленительная для него страсть, вызывающая массу необъяснимых и безумных чувств.       Через некоторое непродолжительное время машина останавливается недалеко от тихого и спокойного берега. Тишину нарушают разве что редкие волны, бьющиеся о каменистый берег и разлетающиеся на мелкие брызги. И ни одного человека вокруг. — Это ведь океан, да? — Тэ вылезает из машины, делая первые шаги вперёд, будто его тянет подойти как можно ближе к воде. — Почти, — спокойно и уверенно отвечает ему господин Чон, следуя за ним. — Это море. Это то самое место, которое я хотел показать тебе.       Вокруг действительно красиво и очень умиротворённо. Редкие пальмы и невысокие деревья вдали от берега, песчаный пляж сменяется каменистым, следом за которым располагается небольшая деревянная пристань. И море. В таком месте не хочется ни о чём думать, не хочется копаться в себе, не хочется отвечать на свои же собственные внутренние вопросы, не хочется ворошить прошлое или мечтать о будущем. В таком месте хочется просто быть. Самим собой. С собой. С любимым человеком. Можно даже не разговаривать: ни с собой, ни с ним, а просто молчать, созерцая около себя толщу синей и глубокой воды, которая будто медленно затягивает тебя в свою первозданность и непоколебимость. — Тут так чудесно... — Тэхён подходит как можно ближе к самому берегу, поднимая голубые и большие глаза, всматриваясь куда-то вдаль себя. — Почему это место так значимо? Значимо для нас с тобой?..       Чонгук останавливается рядом с ним, медленно поворачивает в его сторону голову, наблюдая за тем, как усиливающиеся потоки ветра колыхают светлые пряди его волос и лёгкую шелковистую ткань его рубашки, улавливая, как пухлые губы еле заметно дрожат. Температура воздуха падает под ночь, опускаясь с шестнадцати градусов почти до десяти. Господин Чон снимает свой пиджак, делает ещё один шаг к Тэхёну и аккуратно кладёт его ему на плечи, нежно и ласково улыбаясь.       Тэхён сразу же поворачивается к нему, смотрит в тёмные глаза перед собой, тихо выдыхает, намереваясь вновь что-то спросить, но пронизывающий голос его опережает. — Это наше место, потому что мы часто приезжали сюда, когда я только забрал тебя из Пусана. Ты всегда себя чувствовал тут комфортно и расслабленно. Именно здесь ты черпал вдохновение для написания своей музыки и стихов, тут ты делился со мной всеми своими переживаниями и мыслями. И... — выдерживает недолгую, но томительную паузу, тем самым заставляя Тэхёна напряжённо сглотнуть, по-прежнему не отрывая от него глаз. — Тут мы впервые с тобой поцеловались. Именно на этом берегу я впервые признался тебе в своих чувствах.       Тэ судорожно выдыхает, прикрывает глаза, хлопнув длинными, густыми и чёрными ресницами. — Чонгук, я... — Я не хочу на тебя давить, — притягивает Тэхёна за талию к себе, с интересом изучая его реакцию на это, но сразу же залезает рукой в карман своего пиджака, который остаётся на Тэ, всем своим видом давая понять тому, что это была вынужденная мера. — Но всё же я хотел бы спросить у тебя, — достаёт небольшую коробочку чёрного цвета.       Тэхён замирает. Переводит взгляд именно на неё, сглатывает ещё один ком в своём горле, нарастающий от волнения и непонимания происходящего, но боится даже слово произнести. — Я понимаю, что из-за амнезии вся твоя жизнь, весь твой привычный мир, ощущения изменились, но... — открывает бархатную коробочку и вытаскивает из мягкой подушечки украшение. — Это твоё обручальное кольцо. После твоей аварии я забрал его из больницы. Я ни в коем случае не настаиваю и не заставляю тебя, но мне было бы очень приятно и ценно, если бы оно вернулось на твой пальчик, любовь моя, — тянется свободной рукой к его руке, осторожно и плавно поднимает её, сгибая в локте, ласково дотрагивается до кисти и приближает к своему лицу, прикасаясь губами прямо к кончику пальца Тэ, невесомо и неуловимо целуя его. — Я был бы счастлив вновь увидеть его на твоей руке.       У Тэхёна темнеет в глазах. Этот момент... Этот миг... Эти слова... Этот мужчина... Эти забота и осторожность... Эта уверенность и одновременно вместе с ней очевидная боязнь сделать больно или спугнуть... Сердце начинает колотиться с неистовой силой, отдаваясь частыми и быстрыми ударами в груди. Невозможно отвести ошеломлённого взгляда от чёрных, поблёскивающих глаз напротив, которые неотрывно смотрят на бледное и смущённое лицо. — Да... — тихо и еле слышно произносит Тэ, вновь предпринимая безуспешную попытку победить неприятный и тревожный ком в горле.       Уголки губ господина Чон приподнимаются, а рот расползается в довольной, яркой, широкой улыбке от услышанного. Спектакль можно почти что заканчивать. — Тэхён, ты говоришь мне второй раз в своей жизни «да»? Ты готов ещё раз сказать это слово? Сказать его для меня? — учтиво, с наигранным трепетом, создавая ощущение романтической сказки и полного волшебства момента, переспрашивает Чонгук с такой надеждой, слабостью, влюблённостью во взгляде, против которых не подействовало бы ни одно оружие. — Да... — Тэхён словно под гипнозом кивает ему в ответ. — Я второй раз говорю тебе «да», Чонгук... — заворожённо произносит на одном дыхании, а все последующие слова словно окутаны непроглядным туманом, взяты из ниоткуда, появившиеся сами по себе и бесконтрольно. — Я хочу попробовать... И, если я никогда не смогу тебя вспомнить, если память никогда не вернётся ко мне, я хочу начать заново... С чистого листа, — Тэхён сам делает маленький шаг к нему, внимательно и почти что не дыша глядя на то, как кольцо из белого золота с красивой и искусной гравировкой на внутренней стороне, состоящей из двух первых букв его фамилии и имени — J T, медленно и плавно начинает опускаться на его длинный и изящный палец. — Ты даже не представляешь, как для меня было важно это услышать, — тихо отвечает господин Чон, дотрагиваясь пальцами до подбородка Тэхёна и приподнимая его лицо на себя. — Мой молодой и прекрасный муж, — внезапно наклоняется к нему и очень нежно, очень аккуратно, очень трепетно, но коротко дотрагивается своими губами до его, сразу же отстраняясь. — Чонгук... — Тэхён непроизвольно делает ещё один шаг к нему, сам, без какого-либо дополнительного воздействия на него. Словно очарованный магическим воздействием. — Я... Мне так страшно... — и снова напряжённо сглатывает, пробуя подобрать слова, которых уже не осталось. — Но мне так хочется... — на этот раз вновь сам прикасается своими губами к его, выжидает пару секунд, чувствуя их тепло и лёгкую дрожь, после нерешительно, но всё же приоткрывает свой рот, ощущая, как и чужие губы повторяют за ним, делая движения более смелыми и не такими робкими, как до этого. Прикрывает глаза, тянется руками к шее господина Чон, обнимает за неё и углубляет поцелуй, сталкиваясь своим языком с его. Такой нежный момент, не окутанный пошлостью и страстью, дерзостью или жгучим желанием двоих. Скорее наивностью, чем-то девственным, непосредственным, чем-то боязливым, но таким важным для Тэхёна. Исключительно для него. Чем-то, что для него происходит в самый первый раз и несёт особый и неповторимый смысл. Как и для господина Чон. С разницей лишь в том, что его чувства куда более опасные, опаляющие, разгорячённые, обжигающие и безумные. Для него этот наивный поцелуй — лишь ещё одна успешно пройденная им ступень к самой главной цели — к полному, основательному, тотальному обладанию Тэхёном от и до, во всех аспектах, во всех сферах, во всех смыслах.

* * *

      Всю дорогу до дома Чонгук не выпускает руку Тэхёна из своей ладони, степенно и медленно поглаживая её внешнюю сторону своим большим пальцем, нежно дотрагиваясь до гладкой кожи, пристально рассматривает светловолосого юношу, по-прежнему с интересом выглядывающего в окно автомобиля, пытаясь разглядеть ночной город, заметить каждую его крошечную и самую незначительную частичку среди чего-то такого огромного, цельного, неподвластного и фундаментального. Это завораживает. Внутренне это вызывает какое-то необъяснимое и ярчайшее чувство победы, перемешанное с желанием и потребностью продолжить эту возбуждающую охоту, не останавливаться, пока добыча полностью не окажется в тупике без возможности вырваться. На протяжении года для него Тэхён являлся объектом вожделения и наблюдения, изучения и кропотливого анализа. А теперь он так рядом. Так близко. Совершенно дезориентирован. Потерян. Напуган. Без памяти. Но это такие пустяки. Ведь самое главное — он весь в его руках. И только в его. За всю свою осознанную жизнь господин Чон никогда не чувствовал такого внутреннего удовлетворения, как сейчас, когда обладание чужой жизнью, игра с ней исключительно по собственным правилам, дурманит и окончательно доказывает, что для него нет ничего невозможного в этом мире. — Знаешь... — бархатный и молодой голос вдруг нарушает тишину в машине. — Я сегодня читал одну статью... И хотел спросить у тебя... — Спрашивай, листочек мой, — спокойно отвечает Чонгук, всё ещё пожирая глазами этого маленького для него мальчика, который и сказать-то толком ничего не может, продолжая робеть и смущаться перед ним. Но как же это, чёрт возьми, заводит. — Про гипноз, — Тэ решительно поворачивается к нему, поднимая наивные голубые глаза. — В статье было сказано, что опытный специалист по психотерапии способен ввести человека в транс, после которого есть куда больше шансов, что память начнёт возвращаться, — намеренно лжёт, прикрываясь прочитанной статьёй, боясь, что, если скажет правду, как всё было, то подставит Юнги. — И я подумал, что, быть может, мне стоит поговорить об этом с психологом, с которой я занимаюсь, ведь... — Это опасно, — прерывает его господин Чон, прекрасно зная, с чего вдруг у Тэхёна родились такие мысли. — Думаю, это неоправданный риск. — Но можно ведь попробовать хотя бы... Вдруг это поможет?! — Тэхён чуть крепче сжимает его руку и придвигается к нему. — Давай изучим этот вопрос и... — Считаю, что более рационально подождать, пока память самостоятельно без каких-либо вмешательств начнёт возвращаться, — намеренно отказывает, но сразу же подбадривает. — Ты уже вспомнил бывшего охранника. Это рывок вперёд. — Всего-лишь имя, — жалобно парирует Тэхён. — Это ведь так незначительно... Чонгук, может всё-таки... — Нет, — холодный и неуклонный ответ. — Пока что не стоит так рисковать, золото моё. Это серьёзный вопрос. Мы уже почти дома, — меняет тему разговора.       Тэхён обречённо вздыхает и молча отворачивается, вновь устремляя взгляд в окно автомобиля, но на этот раз грустный, утративший всякий интерес и любое возбуждение от происходящего вокруг. Чонгук сразу же улавливает это настроение, и наступает время действовать. — Любовь моя, я подумаю над твоими словами, хорошо? — немного наклоняется к нему, заманивая этой сладостной надеждой. — И мы поговорим об этом, но уже не сегодня. — Правда? — в голубых и больших глазах вновь начинают мерцать огоньки. — Ты обещаешь?.. — Конечно, любимый, — господин Чон выдаёт доброжелательную и мягкую улыбку, располагающую к себе. Невозможно не поверить, когда на тебя так смотрят. — Мы это обсудим.       Чёрная машина заезжает на огромную территорию особняка, и спустя пару минут Чонгук и Тэхён проходят в дом. — Поднимайся, радость моя. Я приду к тебе скоро, — Чон нежно проводит пальцами по тонкой и хрупкой талии, дотрагивается до поясницы, немного подгоняя вперёд, спуская ладонь на попку и чуть сжимая, совсем легонько, снова не грубо, не требовательно. — Хорошо, — Тэхён беззаботно спешит к лестнице, испытывая какие-то невероятные и магические чувства внутри себя, напоминающие магическое окрыление и желание вспорхнуть прямо сейчас.       Юнги облокачивается на деревянную столешницу белоснежного цвета, внимательно глядя на выпившего Чимина, стоящего возле стола. — Да мне плевать, понял?! — злобно шипит на него, подходя ближе. — Да, я после пар выпил с друзьями, и что с того?! Я же вернулся домой к этому блядскому ужину, которого в итоге нихуя не было! Ровно в семь! Ровно в семь! — пародирует голосом управляющего особняка. — Теперь я хочу уехать отсюда, потому что у меня образовались мои личные дела! — Езжай, если господин Чон после своего возвращения разрешит тебе, — спокойно отвечает Юнги, поглядывая на свою мать. — Ты ведёшь себя отвратительно. Тем более в присутствии женщины. Тебе самому не тошно от себя? — Разрешит?! Разрешит мне?! — фыркает Чимин, закипая ещё больше и стремительнее, почти уже не контролируя эмоции. — Пусть своей игрушке запрещает или разрешает что-то! Меня это всё уже заебало в край! Я сейчас просто возьму и расскажу правду этому Тэхёну или как там его на самом деле зовут! И тогда мы посмотрим, как ваш господин, блять, Чон, — приторно, наигранно слащаво и высокомерно произносит. — Запоёт. Доразрешается, блять!       В проходе кухни бесшумно, будто хищный и опасный зверь, появляется Чонгук, стоя за спиной своего младшего брата, молчаливо и внимательно слушая его и наблюдая за этой истерикой. — Вы вернулись! — громко, с напряжением и страхом вырывается из тётушки Ли, и она старается бросить взгляд на молодого человека, пытаясь хоть как-то заставить его замолчать. — Вы голодны, господин Чон? Могу разогреть ужин!       Чимин останавливается. Замолкает мгновенно. Замирает на месте. Прикрывает глаза. Нервно выдыхает, когда слышит приближающиеся шаги за своей спиной, а после, будто набравшись какой-то внутренней храбрости, уверенно разворачивается к старшему брату. — Чонгук, знаешь...       Не успевает договорить. Всё случается за секунду. Крепкая и сильная мужская ладонь со всего размаху ударяет его по лицу, задевая нос. Удар настолько сильный, что Чимин не может удержаться на ногах, отлетая в сторону и цепляясь пальцами за столешницу, чтобы не упасть прямо на пол. В голове сразу же становится шумно, в глазах темнеет, появляются ярко-жёлтые искры, будто только что ему кирпич упал на голову, а из носа вытекает первая капля крови, сползая на дрожащие губы. — Оооох, — взволнованная женщина делает шаг к молодому человеку, но тут же поднимает опасливый взгляд на Чонгука, не понимая и не зная, как ей действовать сейчас. — Это, Чимин, последнее моё предупреждение, — холодно, без каких-либо эмоций, властно, уверенно и твёрдо произносит господин Чон, смотря на него сверху вниз. — Если ты посмеешь ещё раз нарушить покой и тишину моего дома, тех, кто тут работают и живут, я тебе устрою такую жизнь, о которой ты даже не можешь мечтать, — поворачивается к Юнги. — Я у себя в кабинете, если что. Тэхён наверху. Хосока на второй этаж, — строго и требовательно произносит каждую фразу. — Этого, — безразлично и даже не глядя на него кивает на младшего брата, который с застывшим ужасом в глазах смотрит на своего обидчика, отходя ещё дальше. — Ни на шаг из дома.       Как только Чонгук скрывается в коридорах особняка, тётушка Ли тут же подлетает к молодому человеку, осторожно дотрагивается до опухшей щеки и жалостливо охает. — Нужно приложить что-нибудь холодное и остановить кровь, Чимин... — торопливо отходит и тянется рукой к дверце холодильника. — Кошмар какой... — произносит тихо-тихо, но испуганно. — Доигрался? — сурово, но встревоженно спрашивает Юнги. — Чимин, зачем ты это... — Да пошли вы! — шипит сквозь зубы, с рывком почти что отпрыгивая от кухонного стола, проводит тыльной стороной ладони по носу, стирая кровь, смотрит на Юнги и злобно хмыкает. — Пошли вы все к чёрту, клоуны!       Резко и быстро выбегает с кухни, поднимаясь на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки, доходит до своей комнаты и с яростным рывком распахивает дверь, замирая и глядя в упор перед собой. — Какого, блять...       В его комнате стоит Тэхён, держит в руках теннисную ракетку, неотрывно смотря на неё. Крепче сжимает рукоять пальцами. Не шевелится. — Я... Я помню, что играл в теннис... — бубнит себе под нос, не замечая хозяина комнаты. — Я играл в теннис! Я знаю, как держать её, как делать взмах, как... — Какого чёрта ты забыл в моей спальне?! — перепугано шепчет Чимин, подходя к нему. — Где ты это взял?! — опускает огромные глаза, переполненные шоком, на вещь в его руках. — Спрячь! — оборачивается назад, когда слышит типичные и знакомые ему шаги на лестнице. — Прости... Я искал тебя. Я думал, что ты в комнате... Я хотел поговорить, — отходит от него назад, не выпуская из рук ракетку. — Я взял со стола... — не может даже вспомнить, что именно это было. — Оно выпало из рук и укатилось под кровать, а там... Там лежали две теннисные ракетки. И я... — перебирает слова, ничего не понимая и поддаваясь воспоминанию в своей голове. — Пальцы сами потянулись, Чимин... Я играл!..       Лето. Ужасная и невыносимая жара. Теннисный корт. Люди вокруг. Очень много людей. Перед глазами сетка и соперник вдалеке. Тэхён в белоснежных шортах и в такого же цвета поло. Салатовый плотный мяч в левой руке, а в правой — ракетка. Замах. И воспоминание обрывается... — Блять! Спрячь! Прошу тебя! — Чимин пробует захлопнуть дверь, но сталкивается лицом к лицу со старшим братом, уже проходящим в комнату.       Пристальный взгляд на Тэхёна. Всё такой же присуще холодный. Расчётливый. Внимательный. Но сейчас уже злобный. Взгляд на Чимина, переполненный бушующей яростью, ощущая которую становится трудно сделать вдох. — А что случилось? — Тэ словно выползает из собственного сна, внезапно видя перед собой картину, как Чонгук хватает Чимина за футболку, с рывком, грубо и жёстко прижимает к стене, молча смотря на него.       Подходит к ним ближе, взволнованно смотрит на своего друга, на своего мужа. — Чонгук... Что... — Выйди отсюда, — властно и требовательно. — Иди в свою комнату. — Что с твоим лицом, Чимин?! — тревожно уточняет, когда замечает припухлость и кровь в носу, не обращая никакого внимания на слова господина Чон. — Успокойтесь.. Что происходит?! Чонгук... — Живо выйди отсюда! — Да что на тебя нашло?! Отпусти его! — испугано тянется к ним рукой.       В этот же момент Чонгук хватает Тэхёна за запястье, вырывает из его ладони теннисную ракетку, отбрасывает её в сторону и тянет молодого человека на себя, почти что с силой вытаскивая его из комнаты Чимина, захлопывая дверь. — Чонгук! Подожди! — Тэ предпринимает робкую, но всё же смелую попытку упираться. — Да в чём дело?! Это ты его ударил? Почему? Что случилось? — переводит встревоженный взгляд на дверь комнаты Чимина. — Я... Я вспомнил, что... — Если я говорю тебе что-то сделать, то ты должен это делать, — сильнее и грубее сжимает тонкую руку, резко притягивая к себе. — Это касается и Чимина. Но Чимин возомнил, что он может поступать так, как ему вздумается, — Тэхён вздрагивает, когда лицо господина Чон, переполненное злостью, оказывается всего в нескольких сантиметрах от его собственного. — Но в моём доме это не работает. — Да в чём дело?! — вырывается из Тэхёна от перенапряжения и нервозности. — Отпусти. Мне больно! Я не понимаю, блять... — Что? — переспрашивает Чонгук, шипя ему в губы, как ядовитая змея, готовая прямо сейчас укусить. — В этом доме запрещено материться, Тэхён, — подводит юношу к его комнате, открывая дверь. — Отдыхай, листочек мой, — снова с силой заводит его в помещение. — Все вопросы, воспоминания, разговоры исключительно завтра.       Чимин осторожно прислушивается. Отходит от стены, к которой прижимал его господин Чон, как жалкого и слабого щенка, быстро подходит к двери и запирается изнутри, проворачивая замок и глядя на теннисную ракетку, валяющуюся на полу в центре просторной спальни. Нервно выдыхает и сразу же делает глубокий вдох, стараясь хоть немного отдышаться и прийти в чувства. Громко шмыгает носом, а выражение лица с испуганного меняется на то, которое можно описать лишь одним словом — ненависть. Достаёт телефон из кармана, судорожно пролистывает список контактов, дотрагиваясь до сенсорного экрана дрожащим пальцем. Нервное напряжение возрастает ещё сильнее, а чувство полной и убивающей несправедливости, по его мнению, не отпускает ни на секунду. Принимается суматошно бродить по комнате, продумывая план своего отступления, но резко останавливается. Замирает. Обдумывает. Мысль сама приходит в голову. Внезапно. Неожиданно даже для него. Спонтанно. Будто от обиды и желания мести. Мести себе. Хватает с кровати свой рюкзак, тихо открывает молнию и достаёт из небольшого отделения маленький прозрачный пакетик, на четверть заполненный сыпучим белым порошком. Следом достаёт пластиковую банковскую карту, вытаскивая параллельно денежную купюру из кармана кожаной куртки, до сих пор надетой на нём. Дрожащими и непослушными пальцами раскрывает, высыпает почти всё содержимое на гладкую поверхность стола, аккуратно при помощи карты отодвигает часть в сторону, принимаясь делать ровную полосу. Как только первая готова, вновь формирует при помощи прямоугольного пластика кокаин, делая ещё одну точно такую же полоску. Скручивает банкноту в трубочку, наклоняется к столу и вдыхает дорожку, тут же употребляя и вторую. Закидывает голову назад и снова громко шмыгает. Закрывает глаза. Садится на кровать и медленно ложится на спину. Резко распахивает взгляд, а чёрные зрачки расширяются, практически полностью заполняя собой всю радужку и лишая её своего цвета. Проходит буквально пять секунд, и на молодого человека опускается чувство эйфории, топя в ощущении полного счастья и безразличия ко всему. Ко всем. К Чонгуку. К этому дому. К любым проблемам. Губы непроизвольно тянутся в яркой улыбке, хочется засмеяться, тело покрывается приятными мурашками, будто по нему только что сползла мягкая, нежная, гладкая шёлковая ткань, вызывая трепетные ощущения. Вновь закрывает глаза, полностью погружаясь в себя, где сейчас комфортно, весело, хорошо, привычно и... безопасно.