Антипод.

* * *

      Если самый близкий ударил по левой щеке, то не мирись с мнимой судьбой. Даже если все вокруг будут уверять и настаивать, что это неизбежно и именно она. Не верь. Ни одному из них не верь. Твоя судьба — ты сам, в тебе. Судьба и предназначение — твоя свобода воли. Лучше сразу возьми в правую руку факел. Подожги его дом. Сожги его сад. Сожги, как Содом . Сжигай всё, а потом подожги себя сам. И гори столь ослепительным и ярким пламенем, которое он прежде ни разу не видел. — Теперь я буду выглядеть так нелепо, если скажу, что боюсь близости между нами после того, что сейчас произошло… — честно и с долей замешательства в голосе признаётся Тэхён, борется сам с собой, смущается, обдумывая внезапное для него предложение от мужа. Оно пугает. Вызывает особый внутренний трепет. Недоверие. Очевидная неготовность переступить черту, хотя, казалось бы, прежние границы уже размыты. Он задумчиво проводит ладонью по бурлящей воде в джакузи, пропуская её сквозь свои длинные пальцы. — Просто…       Господин Чон терпеливо слушает его, старается не перебивать и казаться максимально чутким, делает неторопливый глоток белого вина, смакуя напиток на языке, наслаждаясь его вкусом, ароматом и букетом, свободной рукой плавно обнимает Тэхёна за талию и медленно притягивает к себе. Вот только взгляд не всегда удаётся спрятать за лживой маской спокойствия и умиротворения — почти угольного цвета глаза жадно впиваются, пристально рассматривают молодого человека, оценивающе пробегают по каждому миллиметру его юного и красивого лица. Лица, которым теперь может любоваться только господин Чон. — Вот оно что. Ты жалеешь о случившемся, мой листочек, — тихий и хрипловатый шёпот ударяет прямо в ухо Тэхёна, провоцируя мурашки по всему его телу и очередной приступ непомерной скованности рядом с Чонгуком. Отвратительно сладкий шёпот. До тошноты приторный. Хочется сразу же съёжиться, спрятаться почему-то. Шёпот, который будто застигает врасплох на месте преступления. — Что?.. Вовсе нет! Это не так! — смущённо и наспех оправдывается перед ним Тэхён, моментально пробуя переубедить мужчину, и принимается тут же выискивать правильный и уместный ответ. — Просто… — Это был не вопрос, золото моё, а утверждение, — мягко, но вместе с тем требовательно опережает его господин Чон и ослабляет пальцы, держащие тонкую стеклянную ножку бокала, когда юноша взволнованно тянется к нему.       Чонгук с нескрываемым интересом, с особой страстью для себя наблюдает за тем, как совсем молодой мальчик всеми своими силами пытается побороть неловкость и зажатость, как большие голубые глаза растерянно бегают из стороны в сторону, боясь остановить свой взгляд на нём. Это вызывает яркие, безудержные чувства внутри него и растущее с каждым днём осознание — он полноправный хозяин положения. Впрочем, как и всегда. Впрочем, как и везде. Впрочем, как и со всеми. Ничего нового. — У опытного сомелье несомненно случилась бы дисфункция всех ресурсов, наблюдай он сейчас за тобой, — приторно произносит мужчина, самодовольно хмыкает и откидывается на спину назад, расслаблено сползая в воде чуть ниже. — Тэхён? — теперь уже призывным и настойчивым голосом, словно готов отдать приказ.       Юноша озадаченно отстраняет бокал от влажных и пухлых губ. Проглатывает напиток. Облизывает нижнюю губу, немного прикусывая её зубами. Тихо-тихо выдыхает. И именно в этот момент почему-то ожидает услышать что-то действительно приятное и нежное. Например, комплимент о том, как он красив с этим бокалом в руке. Это непременно разрядило бы его собственное внутреннее напряжение. Но как же наивно. — Что случилось бы? — нерешительно уточняет у своего мужа Тэхён и начинает улыбаться. — Почему? — Ты напрочь позабыл все азы этикета. Я даже не говорю хоть о малейшей эстетической составляющей. Бокал с вином правильно держать за ножку или за основание, — игнорирует вопросы и поучительно подчёркивает господин Чон, кивает, опуская холодный и даже недовольный взгляд чёрных глаз на его кисть. — Рука на чаше — табу, Тэхён. Вино не должно нагреваться, а в ладони оно сделает это очень быстро. Это негативно повлияет на его вкусовые качества, а ты упадёшь в грязь лицом среди достойного и светского общества.       Смятение возрастает и сковывает ещё сильнее. Тэхён с особой долей мазохизма над собой выдавливает милую и доброжелательную улыбку. Такую, чтобы даже по выражению его лица было кричаще, вопиюще заметно, что он полностью согласен с Чонгуком, а ощущения настолько нелепые, будто его отчитывают, как глупого и несносного мальчишку за проступок, который он даже не совершал. Юноша чувствует, как его щёки краснеют и начинают гореть. Как при едком стыде. Становится неприятно. Не из-за замечания вовсе — оно, должно быть, уместное и правильное. А из-за того, с какой интонацией это замечание было произнесено и в какой момент, к тому же одну и ту же мысль можно донести по-разному. — Чонгук, я не договорил… Знаешь, просто… — юноша берёт бокал так, как велит этикет… как велит господин Чон, чтобы ни в коем случае не упасть в грязь лицом перед достойными… перед достойным, намереваясь наконец-то дать чёткий ответ на его предложение. — Просто? — с всё же пробивающейся сквозь спокойный голос долей пренебрежения повторяет господин Чон. — Избавься от этого слова в своём лексиконе, золото моё. Оно совершенно лишнее и портит любую речь. А именно твою речь, — рука мужчины, по-прежнему свободно лежащая на талии, сползает чуть ниже на поясницу, медленно поглаживает несколько раз, притягивая молодого супруга вплотную. — В тебе всё должно быть идеально, — Чонгук тянется к его губам и нежно целует их. Коротко. Кажется, что так заботливо и осторожно, невесомо, мягко. Но есть в этом что-то чужое. Далёкое. Холодное. Незнакомое.       Тэхёну всё ещё сложно представить, что для его мужа истинный идеал. Что такое, в целом, идеал? Но это мог бы быть идеальный момент, чтобы вспомнить, что он не любит вино. Не любит Чонгука. И за все эти дни, уже проведённые им в особняке после возвращения из больницы, он впервые чувствует себя настолько лишним и неуместным, что хочется как можно скорее вылезти из тёплой воды и сбежать. — Что за появившаяся из ниоткуда грусть в глазах, маленький мой? — колючие размышления прерывает размеренный и удовлетворённый голос господина Чон. — Ты расстроен тем, что я сделал тебе замечания? — аккуратно дотрагивается до его подбородка и заглядывает ему в лицо. — Золото моё, я искренне забочусь о тебе и желаю для тебя только самого лучшего. Также, как и делаю для тебя исключительно самое лучшее, стараясь создать прекрасные условия для жизни, для твоего развития, для твоего образования, для твоего личностного роста. Не воспринимай мои слова за пустую критику или коварную попытку задеть тебя. Это абсолютно не так. Ты ещё так юн, мой листочек, так уязвим и так хрупок, поэтому прислушивайся ко мне всегда и во всём. Я никогда не причиню тебе вреда. И не позволю никому его причинить. Но юность — не повод вести себя, как ребёнок, и уж тем более обижаться по пустякам. Будь благоразумен, золото моё, тогда всё будет хорошо.       Тэхён молча, но всё с той же натянутой улыбкой отдаёт бокал Чонгуку. Пить вино совершенно расхотелось. Да и на вкус именно это оказалось слишком кислым. — Я не обижаюсь, Чонгук, — тихо отвечает светловолосый юноша, не поддаваясь внутренним порывам приступить отстаивать свою точку зрения. Бессмысленно. — Ты действительно делаешь для меня всё зависящее от тебя. И я очень благодарен тебе, но… — Но? — Я не хочу чувствовать себя обязанным. Точнее… Мне некомфортно от мысли об этом. Ты говоришь о заботе, о том, что создаёшь для меня самые лучшие условия, и любому на моём месте было бы приятно это услышать от своего мужа, но каждая фраза звучит так, будто я должен тебе. Я не знаю, что я могу дать тебе взамен именно сейчас, когда я ничего не помню, когда я абсолютно потерян, когда я не могу вспомнить даже тебя… Мне тяжело от этого. Я каждый день пытаюсь вернуть свою память, но всё тщетно, — голос пронизывает заметная дрожь, разносится шумный и напряжённый выдох. — И мне совершенно не с кем поговорить о своих переживаниях, сомнениях, о своих страхах… У меня даже друзей нет, судя по всему… — Тэхён полностью растворяется в своих переживаниях, а монолог больше начинает напоминать исповедь. Самую честную и искреннюю. Не иначе, как откровение. — Почему у меня никого нет?! Почему я ни с кем не общаюсь? Почему я учусь дома, а не хожу в институт, как Чимин? Кайла говорит, что чем больше я буду общаться с людьми извне… — Тэхён, тише, — прерывает его господин Чон. Намеренно. Специально не даёт договорить и закончить очередную глупую мысль. — Ты забыл? Врач не рекомендовал тебе нервничать и переживать. Тем более по таким пустякам. Ты ведь знаешь, почему ты проходишь обучение дома. Юнги тебе обо всём рассказал. Мне нужно ещё раз самому тебе это объяснить? Мне нужно тратить на это своё время? Наше время? — снова тянется к его губам и осторожно целует, заботливо усаживая к себе на колени. — Я понимаю, что тебе непросто, но ты сам сделал этот выбор и остановил его на мужчине, который не может позволить тебе жить, — задумчиво хмыкает, поправляя влажные пряди светлых волос. — Обыденной жизнью обыкновенного студента второго курса. Это не для тебя. Ты должен достойно принимать это, Тэхён. Ты должен уважать свой выбор. В противном случае, каждый твой выбор в жизни не будет стоить ровным счётом ничего, как и любое твоё слово, любая твоя цель, любая проделанная работа. Ты обязан нести ответственность за любое принятое тобой решение всегда и во всём. Также, как несу за тебя ответственность я с того момента, как забрал из детского дома. Я не могу позволить себе, чтобы с тобой что-то случилось, листочек. Мне достаточно той аварии, в которую ты попал, — целенаправленно напоминает о ней, вызывая тем самым чувство вины и сожаления у Тэхёна. — Я так соскучился по тебе, — зарывается носом в его шею, проводит кончиком по нежной коже. — Я так переживал за тебя. Я места себе не находил, Тэхён, пока ты находился в коме. Ведь я так люблю тебя, мой ангел. Ты самое дорогое сокровище в моей жизни. Ты самое ценное богатство. Ты самая большая и важная победа для меня. И мне так горько слышать, что в твоей жизни нет ни одного человека, с кем бы ты мог поговорить обо всём и рассказать обо всех своих переживаниях. Выходит, ты не доверяешь собственному мужу, — поднимает на него тёмные глаза, бросает прямой, пронизывающий до костей взгляд, от которого у Тэхёна мгновенно сжимается сердце в груди, а после начинается биться изо всех сил будто в попытке улизнуть куда подальше. — Не доверяешь мне. — Чонгук… — осторожно обнимает за шею обеими руками, усаживаясь удобнее на коленях лицом к нему. — Вопрос вовсе не в доверии, — отрицательно машет головой и устало выдыхает. — Но есть вещи, которые мне неудобно обсуждать с тобой, ведь… — Какие же, Тэхён? Научись говорить прямо о проблеме, а не петлять вокруг неё, ты так тратишь время как собеседника, так и своё личное. Я прекрасно понимаю, что речь идёт о сексе, — утвердительно и без какого-либо смущения. — С кем, как не со мной, тебе должно быть удобно разговаривать об этом, мм? — проводит обеими ладонями по спине, осторожно поглаживая пальцами вдоль позвоночника. — Я не хочу тебя ни к чему принуждать. И не собираюсь этого делать, Тэхён. То, что между нами произошло сегодня, было обоюдным желанием, разве нет? — Да, но… — Золото моё, когда в ответе на чётко поставленный вопрос уже фигурирует слово «да», какое-либо «но» становится признаком незрелости, мягко выражаясь. Разве я когда-либо принуждал тебя к сексу против твоей воли?       Юноша молча и отрицательно машет головой. Степень давления колоссальная. Ощущение, словно оно ломает его на молекулярном уровне. Даже дышать становится сложнее. Это что-то необъяснимое для Тэхёна — этому мужчине удаётся подавлять его одним только словом. Какого чёрта?! — Тогда почему ты решил, что это должно произойти, если ты переедешь из своей комнаты отдыха в нашу с тобой спальню? Я это предлагаю исключительно с той целью, чтобы ты как можно скорее сумел вспомнить нас. Именно нас, золото моё, а не меня. К тому же ты сможешь почти две недели жить в ней абсолютно один, постепенно привыкая и адаптируясь. Это должно пойти на пользу тебе, в первую очередь. Я в этом несомненно уверен. Я ни в коем случае не давлю на тебя, но был бы безмерно счастлив, если ты найдёшь в себе силы сделать это ради нас.       Молодой человек немного отстраняется назад от удивления, хлопает большими и округлившимися голубыми глазами, а лицо приобретает ещё более растерянный вид. — Жить две недели один в нашей спальне? Подожди… Ничего не понимаю. А где же будешь жить ты, Чонгук? — Где же буду жить я? Я совсем забыл сказать тебе, ангел мой, — уголки губ приподнимаются, выдавая нежную улыбку, и господин Чон вновь притягивает Тэхёна к себе, одной рукой приподнимая за попку и сажая чуть выше на свои бёдра. — Мне необходимо будет уехать на десять дней, — мягко и заботливо гладит его по щеке, терпеливо поясняя. — По рабочим вопросам. — Но куда, Чонгук? На целых десять дней?! — переспрашивает у него молодой человек поникшим и вместе с тем явно протестующим голосом. — Что-то случилось?       Тэхён ловит себя на весьма странных и двояких чувствах: он действительно начал переживать, когда услышал, что его муж планирует командировку, хотя несколькими минутами ранее сомневался даже в том, хочет ли жить с ним в одной комнате. Что-то внутри него в этот момент замкнуло, будто электрический ток, пробежавший по всему телу и вызвавший паралич. Как бьющие две тысячи вольт разом, не меньше. Разряд. Ещё один разряд. И ещё. — В Перт , — продолжает неторопливо объяснять господин Чон. — Эта поездка должна была состояться месяцем позже, но застройщик готов сдать проект уже на днях. В связи с этим мой инвестор настаивает на том, чтобы мы сдвинули сроки для открытия нового отеля на более ранние. Я улетаю в воскресенье, листочек, а планирую вернуться через десять дней, если всё пойдёт по плану. А всё обязательно пойдёт именно по плану, — самодовольно подчёркивает и снова тянется к сладким и пухлым губам своего юного супруга. — Это так неожиданно… Я не знал... — растерянно отвечает Тэхён, скрывая грусть в голосе, и обнимает его крепче, окольцовывает шею Чонгука обеими руками, прижимается к нему грудью и заглядывает в чёрные глаза перед собой. На этот раз не прячет свой взгляд, не скрывает его. — Раз уж необходимо, а сроки не ждут… Желаю, чтобы всё прошло хорошо… — Ты будешь по мне скучать? — игриво тянет фразу господин Чон, сразу же замечая и улавливая изменившееся поведение молодого человека.       Тэхён даже не успевает ничего ответить ему, как чувствует обжигающее дыхание около мочки своего ушка. По спине пробегает мелкая дрожь от прикосновений к его бёдрам, от лёгкого и медленного скольжения по ним в тёплой воде. Ещё секунда, и юноша наблюдает за тем, как мужчина приближается сначала к его лицу, а после и к его шее, осторожно прикусывает зубами нежную и гладкую кожу. Тэ прикрывает глаза, еле слышно выдыхает и закидывает голову назад, теряясь в этом, растворяясь, давая своему мужу как можно больше свободного пространства. Приятно. Волнительно. Чувственно. Ощущает, как маленькие капельки воды стекают по его плечам, падая с мокрых чёрных волос Чонгука. Щёки вновь покрываются яркой алой краской, но на этот раз не от смущения, а от новой настигающей волны лёгкого возбуждения. Сердце начинает биться быстрее. Тэхён бесконтрольно приподнимается чуть выше и сразу же опускается, снова усаживаясь на крепкие мужские бёдра под собой. Проделывает эти движения ещё раз. И ещё раз, ёрзая на них. Его супруг не солгал, говоря о том, что тот очень чувствителен даже к малейшим прикосновениям к себе. И именно сейчас Тэхён готов уже застонать лишь от того, что ладони его супруга сжимаются на ягодицах, аккуратно массируют их, то поглаживая, то немного раздвигая. — Я уже скучаю… — бархатно и невнятно бубнит себе под нос, поддаваясь этому моменту всецело, оставляя все переживания, открещиваясь от них. — Уже, Чонгук…

* * *

      Я ни в коем случае не давлю на тебя, но был бы безмерно счастлив, если ты найдёшь в себе силы сделать это ради нас. Фраза, которая окончательно обезоруживает Тэхёна и неустанно вертится в голове весь вечер и всю ночь. Сложно... Слишком сложно отказать. Когда, казалось бы, единственный самый близкий и родной человек просит тебя пойти на компромисс не ради него, а ради вас, то как тут не согласиться хотя бы попробовать переступить через свои тревоги, через своё недоверие и через свои переживания? Это всегда бьёт в самую цель, особенно, когда ты сам абсолютно потерян в этом мире: как во внешнем, так и в своём собственном внутреннем. Хотя бы потому, что не можешь вспомнить даже собственное имя без посторонней помощи, без помощи именно этого человека. «Ради нас», «мы с тобой», «вдвоём», «вместе»... Эти, на первый взгляд, простые словосочетания, состоящие из самых обыкновенных слов и местоимений, всегда будто к чему-то обязывают, словно становятся задачкой со звёздочкой, к решению которой стоит подойти с особым вниманием и усердием, не упуская ни единой детали. Это становится чем-то важным, значимым, ценным. Тем, что нельзя игнорировать. Чем-то, чем преступно пренебрегать. То, ради чего стоит побороться. И на следующий день Тэхён соглашается на переезд из своей комнаты в спальню господина Чон... в их совместную с ним спальню.       Всю субботу они провели вдвоём, практически не спускаясь вниз со второго этажа и не показываясь никому на глаза. Большую часть времени просто лежали в кровати в объятиях друг друга, смотрели фильмы и разговаривали. Ни о чём. Именно ни о чём. Некий выходной от всех и от всего. Выходной от жизни, забот, траты времени на кого бы то ни было, кроме друг друга. Выходной ради сближения. Выходной ради того, чтобы растопить ледяную стену между ними, а точнее — стену юноши. Тэхён не хотел приставать с бесконечно терзающими его вопросами накануне командировки мужа, решив для себя провести всю субботу в полном единении и беззаботно, а Чонгуку это было только на руку, ведь чем меньше лишних вопросов и додумок, самокопаний и нелепого анализа, тем меньше глупых, ненужных и детских рассуждений в голове юного супруга.       Господин Чон и на этот раз не обманул. Ещё одна капля правды в океане беспрерывной и отвратительной лжи. Он действительно не позволил себе принуждать молодого человека или хотя бы неосторожно намекнуть на физическую близость — исключительно то, что допускал сам Тэхён, не заходя дальше лёгких объятий, поцелуев и нежных прикосновений друг к другу. И это дало возможность юноше подняться ещё на одну ступеньку выше в доверии, ведь тот сдержал своё обещание, подтвердил свои слова действиями и поступками. Как же тут не поверить взрослому мужчине?       Как и предупреждал, Чонгук улетел рано утром в воскресенье, когда Тэхён ещё спал. И десять дней без господина Чон принялись пролетать один за одним. Всю неделю юноша следовал установленному режиму дня и большую часть времени тратил исключительно на учёбу: подъём строго в половину восьмого утра, завтрак, занятия в скайпе с преподавателями из института, английский язык на ежедневной основе не менее трёх часов в день как устный, так и письменный, черчение, история искусств и гитара. С последним пунктом особенно не заладилось. — Я уже почти засыпал... — Тэхён сонно всматривается в экран своего смартфона, принимая звонок по видеосвязи, и начинает искренне и радостно улыбаться. Он скучает по мужу. Он ждал звонка, но уснул раньше. — Ты меня разбудил... — переводит взгляд чуть выше, замечая, что на часах всего десять вечера. — Я так устал, Чонгук, — широко зевает, причмокивая. — Как у тебя дела? Ты скоро вернёшься?.. — произносит нежно-нежно, словно маленький ребёнок в ожидании чуда. — Я ведь тебе уже говорил, что улетел на десять дней, золото моё, — раздаётся спокойный голос Чонгука. — Прошло всего шесть. Как только я решу свои вопросы, связанные с работой, я вернусь. Полагаю, что в среду, — уходит от темы и заостряет внимание на словах Тэ. — От чего ты устал, мм? — От гитары! — юноша переворачивается на спину в кровати, удобнее устраиваясь на мягкой подушке, поправляет пышное одеяло и протяжно хмыкает. — Мне не нравится... — вновь зевает, наблюдая за меняющимся выражением лица своего супруга на экране телефона. — У меня ощущение, будто это не моё... Словно это вообще не то, что могло бы мне хоть когда-то приносить удовольствие и вдохновлять. Ещё этот преподаватель по музыке даёт столько заданий... Чонгук, у меня уже пальцы болят, хотя я занимаюсь всего неделю. Не хочу! Мне не нравится... — повторяет более настырно и капризно. — Листочек, послушай меня очень внимательно сейчас, — Тэ видит, как Чонгук подносит ко рту бокал с напитком, напоминающим своим глубоким янтарным оттенком ром или виски, делает медленный глоток и принимается охотно объяснять. — В самом начале пути никогда не бывает легко, а если бывает — значит, это слишком короткий и абсолютно бессмысленный путь, в результате которого ты зайдёшь либо в тупик, либо придёшь не к той намеченной цели, которая тебе необходима. Всегда приходится переступать через себя, ломать себя и чем-то жертвовать. Это нормально, ангел мой. Так должно быть. Опустишь руки сейчас — будешь опускать всю оставшуюся жизнь. Сбежишь сейчас — будешь бежать всю жизнь. Будь сильным. Борись с собой. Не сдавайся. Тем более в самом начале. — Но... Чонгук... — Когда у тебя будет следующее занятие? — прерывает его и отпивает алкогольный напиток, пристально глядя в камеру чёрными глазами. Уточняет лишь для вида, для отвода глаз, словно не знает им же составленное и спланированное расписание. — Завтра. Я не могу... — Забудь фразу «я не могу» раз и навсегда, Тэхён, — господин Чон вновь не даёт закончить юноше свою мысль, говорит громче, более настоятельно, напоминая того самого ненавистного молодому человеку преподавателя по гитаре. Абсолютно одна и та же подача — умри, но сделай. — Так говорят только ленивые и бездумные неудачники, ползая с таким девизом по жизни. Этой фразы для тебя не существует. В нашей семье, золото моё, нет и не будет такого понятия никогда. Ты меня услышал? — холодный тон в голосе тут же сменяется на более мягкий, нежный и участливый, располагающий к себе. — Угу... — устало и вяло отвечает Тэхён без какого-либо желания. Внутренний протест лишь возрастает ещё стремительнее. Полное непринятие. — Ненавижу эту гитару! — Это странно слышать от человека, который играет на данном музыкальном инструменте уже больше пяти лет. И играет весьма недурно, сочиняя музыку и стихи к ней. Тэхён, ты просто забыл технику, но пальцы обязательно вспомнят. Тело всегда вспоминает первым, нежели разум. Такова природа почти всех живых существ — инстинкты зачастую побеждают. Воспринимай эту боль как полезный урок, который поможет тебе как можно скорее вернуть свою память. Ты меня понял? — Угу! — недовольно отзывается Тэхён, закатывая глаза и громко выдыхая, чуть ли ни фыркает в ответ. — Я... — Тэхён, ты меня понял? — более настоятельный и требовательный голос разносится из динамика смартфона в тишине спальни, сразу же вынуждая юношу поменять ответ. — Я тебя понял, Чонгук. Ты прав. Я не должен сдаваться и опускать руки. Я буду стараться.              Господин Чон знает, что давит. И делает это вполне осознанно. Целенаправленно. И, по его личному и неоспоримому мнению, уместно, оставаясь при этом тотально спокойным и уравновешенным. Потому что истинная сила человека не в мимолётных порывах и эмоциях, а в том самом нерушимом спокойствии. Хочешь донести свою мысль — выражай её чётко, без колебаний, не сомневаясь, но без очевидной и бросающейся в глаза агрессии. Агрессия вызывает страх и желание подчиниться, когда нет сил бороться и противостоять ей. Бесспорно. Огонь обжигает любого. Но дар холодного убеждения взывает куда больше уважения и страха. Лёд порой куда губительнее даже адского пламени. — Отдыхай, листочек. Набирайся сил. Утром, если у меня будет свободное время, я тебе позвоню. Я скучаю по тебе, — слова начинают звучать, как сладкий мёд, растекаясь по комнате в ночной тишине. Отвлекают от недавнего диалога. Вновь окунают в нежность и в доверие. — Мне тебя очень не хватает, золото моё. — И мне тебя, Чонгук... — на миловидном и юном лице снова появляется мягкая и трепетная улыбка. Тэхён не лукавит. Говорит чистую правду. За эти шесть дней он успел изрядно соскучиться по своему супругу. — Без тебя в нашей спальне... одиноко, — прикусывает нижнюю губу и тихо выдыхает. — Но я, кажется, уже успел привыкнуть к комнате и даже адаптироваться в ней. Как ты и говорил. Только ничего не вспомнил до сих пор... — Вспомнишь, мой ангел. Я сделаю всё возможное, чтобы ты вспомнил. Обещаю. — Обещаешь? — переспрашивает Тэхён и издаёт тихий, короткий и довольный смешок. — Теперь ты должен сдержать своё обещание, муж! — Я всегда сдерживаю свои обещания, листочек.

* * *

— Я собираюсь в этот блядский и скучный универ, — Чимин без какого-либо стука и предупреждения вальяжно вваливается в спальню старшего брата, проходит к кровати и плюхается на неё, глядя в упор на Тэхёна. — Последний, мать его, экзамен. И я свободен! — пристально смотрит на молодого человека, обдумывая свой план в голове. — Наконец-то будет время заняться сёрфингом, — мечтательно хмыкает. — Ну, а у тебя какие планы на этот просто потрясающий понедельник? — довольно ложится на спину. — Как обычно? Без изменений? — У меня сегодня нет занятий, поэтому я думал… — Реально?! Хм. Интересно… — поворачивается к нему. — Любимый муж решил устроить тебе ещё один выходной? С чего бы это? Хотя… Какая мне разница... Плевать вообще. Как романтичненько. Сейчас блевану радугой прямо на ваше семейное ложе, — хрипло смеётся. — Он… — Тэхён не успевает договорить. — Слушай, а поехали со мной, Тэ? Я тебе наш институт покажу. Познакомлю со своими друзьями. Всё же веселее, чем сидеть тупить дома. Ммм? Ты так скоро одичаешь.       У Тэхёна загораются глаза. Моментально вспыхивают яркими огоньками искрящейся неподдельной радости. Идея великолепная, на первый взгляд. Он приподнимается с подушки и начинает широко улыбаться, пристально смотря на своего собеседника. Он давно уже хотел побывать в институте в надежде, что сможет хоть что-нибудь вспомнить. Хотя бы самую малость, пусть даже малюсенькую крупицу прежней счастливой и полноценной жизни. В конце концов, Юнги как-то сам рассказывал ему, что несмотря на домашнее обучение, некоторые экзамены и зачёты он сдавал именно в стенах университета. Да и просидеть весь день дома без дела действительно нет никакого желания. Почти что всю неделю Тэ если и выбирался в город, то исключительно в клинику для сдачи очередных анализов, на приёмы к психотерапевту и на массаж. На этом всё. Всё остальное время — особняк, сад и бассейн. До ужаса скучно, а ведь хочется хоть каких-нибудь развлечений… — Я с радостью! С удовольствием! Но… Мне нужно спросить у Чонгука, могу ли я поехать с тобой, — торопливо и восторженно заявляет юноша, бросая взгляд на свой смартфон. — Подожди, сейчас я ему позвоню и уточню! Секундочку! — Стой! Блять! Да что с тобой не так?! Не вздумай даже этого делать! — Чимин хватает его за руку и крепко сжимает, не позволяя взять телефон, лежащий на кровати. — Ты с ума сошёл?! Испортить всё хочешь?! Ты же знаешь, что он сейчас начнёт задавать лишние вопросы, от которых уже тошно лично мне. Оно тебе надо? Оно нам надо?! — на лице появляется ехидная ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. — Конечно, нет! Доверь это мне, чувак. Я всё разрулю, — уверенным и самодовольным голосом от ощущения собственной значимости в этой миссии. — Сейчас всё будет экстра.       Тэхён недовольно хмурит брови, внимательно глядя на друга, и в который раз уже поражается этой необъяснимой разнице в общении между Чимином и его мужем. Это по-прежнему так забавно со стороны. Словно они и вовсе не одна семья и не родные братья. — Сам позвонишь ему? — с интересом и нетерпеливо уточняет. — Чимин, ты же прекрасно знаешь, что без его… — выдерживает короткую паузу, подбирая уместное слово, но на ум приходит лишь одно и самое очевидное. — Разрешения мне всё равно не дадут покинуть дом. Так или иначе, но придётся спрашивать у него. Другого пути не существует. — Пппффф. Забей на это. Бред какой-то. Нахрен нам его беспокоить, когда он в командировке, ммм?! Он же это так не любит. У него же там дела всякие, — произносит с притворно заботливой и чуткой интонацией в голосе. — Раз его нет, то пусть это будет нашей маленькой тайной. Я сам скажу Юнги и Хосоку, что Чонгук разрешил, а ты просто подтвердишь. Хотя… — задумывается, подходя к широкому окну и рассматривая охранников, проходящих в саду мимо особняка. Несколько секунд молчит, а после шумно выдыхает, кривя лицо в недовольной гримасе. — Нет, херня план. Мне они не поверят. Лучше ты им скажешь, что Чонгук тебе позволил, потому что ты ни разу не попадался на пиздеже. А это крайне важно для нас, Тэхён! Тебе они точно доверяют, и нам это, как никогда, на руку! А я подтвержу твои слова. Что скажешь?! — резко оборачивается к нему и подбадривающе кивает. — Ну же! Давай же, Тэ! Соглашайся! Будет весело! Это же просто поездка в институт. Ничего такого не случится. Мы же не сбегаем, а едем на учёбу. Благородное дело, как никак! Не ссы, чувак, прорвёмся!       Чимин был абсолютно прав, как ни странно. Большая редкость в его случае, но всё же стоит отдать ему должное. Тэхёну не составило совершенно никакого труда убедить Юнги и Хосока в том, что его супруг был не против их совместной поездки в институт. Даже не пришлось особо ухищряться и скатываться в беспробудную ложь, чему Тэ был искренне доволен. Оба поверили. Почти сразу. Не стали переспрашивать или звонить господину Чон на радость двум молодым людям. И в данном случае сработал исключительно вопрос того самого драгоценного, но столь хрупкого, как это зачастую бывает, доверия — Тэхён на самом деле ни разу не попадался даже на самой незначительной и мелкой лжи. Порой это и в правду играет на руку. Особенно, когда всё же нужно обмануть.       Как только их автомобиль подъезжает к университету, Тэ приоткрывает рот от искреннего и неподдельного изумления. Медленно выходит, оглядывается по сторонам и внутренне ахает. Тэхён зачарован. По-настоящему зачарован внешним видом института. Здание, построенное в пятидесятых годах девятнадцатого века, больше напоминает замок из камня песочного оттенка, который в лучах дневного австралийского солнца выглядит ещё более величественно и масштабно. Выполнено в английском или шотландском стиле с характерными возвышающимися башенками, продолговатыми и частыми окнами, арками, высокими сводами и широкими, массивными дверьми. За то количество раз, что он успел побывать в Сиднее, глядя на город в основном из окна машины, он впервые видит такую самобытную и необычную архитектуру для этих мест. Это вызывает интерес. Буйствующий и яркий, ведь он проходит обучение именно на факультете дизайна, архитектуры и планирования. И Тэхёна это начинает затягивать. Единственное, что его неустанно продолжает огорчать — даже сейчас он не может вспомнить абсолютно ничего: ни этих башен, ни этих окошек, ни этот благородный оттенок камня. Ни-че-го. Словно его тут никогда и не было, а видит он это великолепие впервые в своей жизни.       Для начала июля на территории института достаточно много студентов. Некоторые в спешке торопятся к входу в здание, держа в руках большие и увесистые на вид стопки из книг и тетрадей, другие же наоборот медленно прогуливаются вдоль зелёных газонов, среди которых разбросаны узкие дорожки из такого же светлого камня, как и сам университет, а по бокам ровным рядом стоят узорные кусты. И снова — никаких воспоминаний. Совсем. Ни одного.       Время в стенах университета пролетает быстро и почти что незаметно для Тэхёна. Несколько часов — как короткая, но полная эмоций и новых впечатлений вспышка. Пока Чимин пересдавал экзамен по статистике и анализу финансовой деятельности, который он в прошлый раз с треском провалил единственный во всей студенческой группе только потому, что просто проспал его и решил вообще не приезжать, молодой человек успел встретить своего преподавателя по черчению. Он уже несколько раз приезжал в особняк Чон для индивидуальных занятий с Тэхёном и не постеснялся ещё раз похвалить его и сегодня за ошеломительные успехи в его предмете, угощая не самым ароматным и не самым вкусным кофе из университетской столовой. Там же Тэ встретился и с преподавателем английского языка, но тот даже не был удивлён его внезапному визиту в институт, а настоятельно напомнил про многочисленные домашние задания и не забыл указать, что в четверг ждёт устное сочинение от юноши исключительно на английском о его будущей профессии. — Ну что, ты долго ещё будешь тянуть кота за яйца и трахать мне мозги?! Ты едешь с нами или нет?! — несдержанно спрашивает молодой человек, шипя сквозь зубы и пихая Чимина в плечо. — Учти, я еле уговорил Сэма достать порошок. Брать больше, чем планирую, и передавать потом тебе через десятые руки, как обычно, я не собираюсь! Я в прошлый раз чуть не спалился из-за тебя! Отец еле отмазал. Сказал, что ещё раз подобная хрень, и мне будет полный пиздец! — Да заткнись ты! — недовольно шепчет Чимин, пристально наблюдая из-за угла за Тэхёном, неторопливо прогуливающимся вдоль длинного и пустынного коридора, разглядывая картины и фотографии, пестрящие студенческой жизнью, на сероватых стенах. — Я не один сегодня тут. Заканчивай визжать уже! — А с кем? Опять с охраной твоего ебанутого брата? — надменно хмыкает молодой парень. — Мой папаша тоже серьёзная шишка, знаешь ли, банкир, как никак, но такой хуйнёй не занимается. Кому ты, блять, нужен вообще, чтобы тебя красть?! От кого тебя охранять?! Разве что от сомнительных барыг, к которым ты шастаешь. Да даже если тебя и спиздит какой-нибудь больной ублюдок, то его величество господин Чон не отдаст за тебя и доллар, отвечаю! — срывается на ядовитый саркастичный смешок, который тут же привлекает внимание Тэхёна, и он оборачивается на этот звук, разлетающийся по зданию в тишине. — А наоборот заплатит, чтобы тебя убили самым изощрённым способом.       Прятаться больше нет смысла. — Тэ, это мой друг, — с долей заметного напряжения представляет молодого парня Чимин, оглядываясь по сторонам вокруг себя, когда они подходят ближе к юноше. — Его зовут Илон.       С самого первого и вполне себе беспристрастного взгляда молодой человек вызывает некую внутреннюю неприязнь и сомнения, хотя на вид вполне симпатичный и одет неплохо. Высокий. Почти под два метра ростом, не ниже. Шатен. Зелёные яркие глаза. Загорелый. Приятный парфюм. Опрятная и чистая одежда. Но что-то на подсознательном уровне отталкивает от него и не позволяет охотно и с удовольствием вступать в диалог. Что-то на интуитивном уровне. — Тэ? — с наигранным и демонстративным интересом уточняет парень, приподнимает бровь, тут же начиная широко улыбаться белоснежной улыбкой, и протягивает руку. — Какое миленькое имя. Девчачье прямо-таки. Приятно познакомиться, Тээээ! — манерно и специально тянет звук, акцентируя всё внимание на имени. — Меня зовут Тэхён, — учтиво отвечает светловолосый юноша. — Мне тоже приятно познакомиться с тобой, — старается сохранять вежливость, хоть и не ожидал столь яркого и даже чересчур откровенного проявления интереса в свою сторону. Юнги бы точно не одобрил такой порыв при первой же встрече и непременно назвал бы эту картину отвратительным моветоном. — Тэ, слушай, мне нужно отлучиться на часик или на… — Тэхён? — тут же перебивает Чимина Илон, делая твёрдый и уверенный шаг вперёд, занимая всё пространство перед новым знакомым. — Мы хотим прокатиться на машине по вечернему городу. Поехали с нами? Это не займёт много времени. После я привезу вас обратно в это гиблое место или туда, куда ты сам пожелаешь, Тээээ. Хоть на другой конец света, — с напыщенной и дерзкой ухмылкой. — Соглашайся.       Тэхён молча переводит недоверчивый взгляд на своего друга с вопросительным и брезгливым выражением на лице. — Я не знаю… Нам нужно предупредить Хосока тогда, ведь… — Тэхён, мне нужно отъехать с Илоном, чтобы… — Чимин суетливо выдумывает на ходу первое, что приходит ему в голову, прикрываясь в очередной раз учёбой. По привычке. — Чтобы забрать конспекты. Это очень важно. Вопрос жизни и смерти, чувак! Хочешь, можешь подождать меня тут, ммм? — понимает, насколько нелепо и глупо даже звучит эта идея. — Вот же идиот! Ты такой придурок! — вмешивается в разговор парень, не стесняется в выражениях и делает ещё один шаг ближе к Тэхёну, заглядывая в большие голубые глаза напротив себя, в которых, словно под неизвестным ему и неописуемым магическим воздействием, так и хочется утонуть, как в бескрайнем и бездонном океане. — Не слушай его, Тэ. Поехали с нами! Весело проведём время, покатаемся, послушаем музыку. Хм… Ты, кстати, что слушаешь вообще? Небось корейскую попсу, да? — по коридору снова разносится его хриплый смешок. — Честно говоря, я не уверен, что это хорошая затея… — протестующе отзывается Тэхён на предложение, игнорируя фразы и выпады Илона в свою сторону, вновь смотря только на Чимина. — Нас ведь ждут водитель и Хосок во дворе. Нужно тогда предупредить их и сказать, что мы отлучимся на какое-то время. Без спроса не стоит ехать, Чимин.       Внутренне Чимин начинает закипать, а нервное напряжение становится ещё хлеще. Появляются раздражительные мысли о том, что зря он позвал Тэхёна с собой именно сегодня, ведь, по сути, ему плевать на эту пересдачу экзамена, это было не так уж и важно для него, плевать на то, скучал бы Тэ дома один или же нет, ведь главной целью было и остаётся — встретиться с друзьями и съездить к Сэму, чтобы забрать кокаин. А прямо сейчас все его планы рушатся на глазах, как хлипкий карточный домик, только лишь из-за волнений и страха Тэхёна улизнуть из-под носа глупой охраны. Нужно что-то придумать. Срочно. Прямо сейчас. Иначе Илон не станет ждать и уедет без него. Иначе Чимин останется без наркотиков на несколько дней, пока не предоставится новый шанс выбраться в город. А этого допустить ни в коем случае нельзя. Даже ценой всего. — Я напишу сообщение Хосоку, что мы уедем на час, — Чимин хаотично и нервно шарит рукой в кармане своих брюк, доставая телефон. — Я уже печатаю ему, — лжёт без какого-либо зазрения совести, думая лишь о том, что скоро станет обладателем нескольких граммов его личного счастья и успокоения от всего мира вокруг. — Он и водитель подождут нас у института. Я всегда так решаю эти вопросы с Хосоком, если мне нужно доехать до одногруппников по тем или иным причинам. Так что, ты с нами, да ведь? — пробует спрятать волнение в голосе, произнося беззаботно, но с такой очевидной надеждой. — Если хочешь, можешь, конечно, посидеть с ними, пока вы будете ждать меня, но сам понимаешь, что это скуч… — Хорошо, я с вами, — шумно и устало выдыхает Тэхён и начинает улыбаться. — Ты точно предупредил, Чимин? Проблем не возникнет ни у тебя, ни у меня? Уверен? — Да точно! Точно! — уверительно цедит сквозь зубы блондин, почти что рявкая от нетерпения. — Час. Максимум два. И мы вернёмся. Всё будет путём, чувак. Просто без этих конспектов я не проживу. Сдохну нахуй, понимаешь? Они очень важны для меня, — переводит довольный взгляд на Илона и хмыкает с чувством выполненного долга внутри себя. — Тогда не теряем больше ни минуты и погнали к Сэму.

* * *

      Даже около восьми вечера в будний день, тем более в понедельник, на дорогах Сиднея простираются многокилометровые изнурительные пробки. Это касается шоссе как по направлению в город и в центр, так и из него. Господин Чон устало откидывается на спинку заднего сидения автомобиля, пристально вглядываясь в экран рабочего ноутбука, находящегося у него на коленях. Он должен был вернуться из Перта не раньше среды, но открытие его новой гостиницы состоялось в первые же дни его визита в курортный городок, поэтому задерживаться не пришлось. Поэтому он уже в Сиднее. — Господин Чон, мы торопимся? — учтиво уточняет водитель с первого сидения, поглядывая в зеркало заднего вида. — Торопимся. — В сторону пригорода большая пробка. Думаю, потеряем минут сорок, не меньше. Предлагаю поехать не по главной дороге, а в объезд мимо набережной. Сэкономим минут двадцать, как минимум. — Езжай в объезд, — спокойно и по обыкновению холодно отзывается Чон, закрывая крышку ноутбука и откладывая его в сторону на кожаное сидение глубокого винного оттенка рядом с собой. — Чем быстрее, тем лучше. — Принято, господин Чон. В течение часа, максимум полутора часов, подъедем уже к особняку.       Чонгук ничего не отвечает. Молча наблюдает в тонированное окно автомобиля за мерцающими в полумраке огоньками фонарей и яркими рекламными вывесками, ощущая искрящееся и бесконечное самодовольство и вкушая очередные плоды своей победы: всё прошло великолепно и даже лучше, чем он рассчитывал. Сеть его отелей беспрерывно растёт, застройщик не подвёл и сдал проект раньше намеченного срока, а инвестор более, чем счастлив, выйдя на повышенный процент от сделки. Это главное. И самое важное. Важнее работы и бизнеса нет и не может быть ничего. Кроме одного. Внутри себя, наедине с собой и со своими острозубыми и голодными демонами, господин Чон неохотно, но всё же признаётся, что всю эту неделю ему крайне не хватало присутствия Тэхёна. Рядом. Близко. Именно физического. Возможности прикоснуться, обнять, поцеловать. Без этого вновь стало слишком уныло и серо, а мир будто утратил все краски и стал совершенно бесцветным. Таким же, каким он был до того, когда Чонгук впервые увидел Тэхёна в Пусане, следя за своим братом-близнецом. Это провоцирует едкую ухмылку на лице — хищник умудрился заскучать без своей маленькой и хрупкой добычи, без игр с ней. Как же интересно получается.       Единственное, в чём Чонгук действительно плох на фоне всех его бесчисленных, бескомпромиссных побед и стойкого умения добиваться всего, чего он только захочет, абсолютно любой ценой, идя по головам, так это в выборе подарков. Он твёрдо уверен, что человек — существо падкое на деньги, поэтому проще всего дать ему шуршащую бумажную стопку вместо того, чтобы тратить своё время и выискивать очередную ненужную безделушку. Откупиться и забыть. Но именно в Перте он начал пересматривать свои взгляды. И именно из-за своего ангела. И ведь нашёл всё же время в своём плотном графике. Отыскал даже лучшего мастера. И заказал у того подвеску из белого золота в виде заострённого к концу листочка. В подарок. Тэхёну. Предвкушая, что именно в день его возвращения он наконец-то возьмёт своего прекрасного и юного мальчика, проявляя всю нежность, всю осторожность и всю сдержанность, на которые он вообще способен, и они займутся сексом. Он и так слишком долго терпел и ждал. Год. Целый год. Год наблюдений и составления идеального и беспроигрышного плана для похищения. И почти целый месяц, проживая под одной крышей и в одном доме, когда, казалось бы, лишь руку протяни и возьми в любой момент, когда только захочешь. Без каких-либо препятствий и помех для него, даже если бы они и были со стороны Тэхёна. Господин Чон не настаивал. Не принуждал. Не желал спугнуть. Оставался хитрым и мудрым. Ждал самый подходящий момент. Оставался терпеливым. Но любому терпению рано или поздно приходит конец. И именно сегодня в день своего внезапного и неожиданного возвращения из плодотворной командировки Чонгук намеревается перешагнуть этот барьер между ним и его мужем.

* * *

— Ну что, взял свои несчастные конспекты? — ухмыляется Илон, глядя на взволнованного Чимина, отпивающего пиво из стеклянной бутылки. — Теперь твоя жизнь наконец-таки приобрела новые краски и смысл? — Да заткнись ты уже. Как же ты заебал, — вмешивается ещё один парень, вылезая из машины и сразу же закуривая. — Пиздишь без умолку, как баба. — Вот видишь, Тээээээ, какие они все грубые и невоспитанные мужланы, — кивает в сторону Чимина и двух их одногруппников из института, тягуче и приторно произнося каждое слово. — Не то, что я. Хм… Хочешь, мы оставим их тут и прокатимся? Вместе. Ммм? Вдвоём. Я покажу тебе самые интересные места ночного города, — подходит к нему ближе и начинает затейливо улыбаться, жадно осматривая с ног до головы. — А ты мне тоже покажешь что-нибудь… занимательное. Что скажешь? — Благодарю за предложение, но я воздержусь, — Тэхён, умело скрывая полную неприязнь, отходит на несколько шагов в сторону, обращаясь к своему другу. — Чимин, если ты забрал то, что хотел, то, быть может, мы поедем уже? Прошло больше двух часов, — произносит как можно громче, чтобы перекричать музыку, играющую из автомобиля.       Обстановка, мягко выражаясь, не по душе Тэхёну. Совершенно не те ребята и не та компания, среди которой ему хотелось бы проводить своё время. Ещё и этот скользкий и отвратительный абсолютно во всём Илон, который никак и ни под какими предлогами не отстаёт от него весь вечер с того самого момента, как Чимин представил их друг другу. — Но… Тээээ, воздержание — это же так вредно для здоровья. Все врачи об этом говорят, — шатен вновь подходит к светловолосому юноше, делая настойчивый шаг почти что вплотную к нему. Нагло. Грубо. — Выпей. Расслабься. Что ты так напряжён, ммм? Ты боишься меня, что ли? — с победным сарказмом хмыкает. — Слушай, отвали от него уже! — вмешивается Чимин, замечая этот нездоровый и чрезмерный интерес, который даже его начинает уже раздражать. — Что ты приебался к нему? Делать больше нечего? — А он неприкосновенный? Или это твой парень? — тут же раздаётся громогласный смех Илона и двух других одногруппников, больше напоминающий ржание коней. — Кто сверху в вашей паре? Или вы чередуетесь? — Это муж моего брата, чёртов ты долбаёб, — несдержанно рявкает на него блондин, делая резкий выпад в его сторону. — Отъебись от него. И лучше по-хорошему.       Чёрный «Лексус» плавно выезжает из-за угла, освещая фарами компанию из пяти человек, медленно двигаясь к ним, чтобы проехать мимо. — Хосок, за последние двадцать минут я не могу второй раз дозвониться до Тэхёна, — спокойный и холодный голос господина Чон разлетается по салону автомобиля. Но в каждом звуке чувствуется та самая требовательность, очевидное недовольство. Он уверенным движением берёт телефон в другую руку и вновь подносит к уху. — Что скажешь мне на это? — Сейчас проверю, господин Чон. Проблем никаких не было, — лукавит и откровенно лжёт начальник охраны в телефонном разговоре, сидя в служебной машине рядом с водителем и обдумывая, куда могли смыться эти оба, нервно постукивая пальцами по рулю. Сейчас было бы самое время рассказать всё так, как оно есть на самом деле, но Хосок принимает решение самостоятельно устранить проблему и не вовлекать в это своего босса, пока тот пребывает в командировке в другом городе. Так будет спокойнее. Однозначно. Для всех. — Разберись с этим. Через час буду дома.       Наступает неловкая пауза. Несколько секунд убийственной для Хосока тишины. Разрывной. Уничтожающей. После которой слышен его протяжный и тихий выдох прямо в динамик смартфона. Словно предсмертный. — Господин Чон, вы в Сиднее? — хладнокровно уточняет главный телохранитель Чонгука, стараясь сохранять полное спокойствие и тотальное самообладание, чтобы никак не выдать своего волнения и испуга. — А я как-то иначе выразился? Я живу в пригороде Сиднея, а не в Перте. Лишние вопросы, Хоби.       Чон приоткрывает заднее окно автомобиля, из которого внезапно для него доносится знакомый ему голос младшего брата. Не узнать невозможно. — Ты что, с первого раза не понимаешь?! — дерзко и громко произносит Чимин, обращаясь к приятелю. — Заткни свой рот бухлом уже. Как же ты всех достал. — Ты серьёзно? Нет, это шутка какая-то! Тупой прикол в духе Чимина! — Илон поворачивается к Тэхёну, свободно и беспрепятственно дотрагивается рукой до его талии и начинает во весь голос смеяться. — Ты муж ебанутого брата Чимина? Того самого? Владельца этих низкосортных гостиниц? Этого старика?! Ему сколько? Сорок уже, вроде как? Он тебе платит за секс, да?! Сколько, куколка? Назови свою цену! Нам всем очень интересно! — Я перезвоню, — железно произносит господин Чон в трубку и опускает полностью стекло, убирая телефон в карман своего пиджака. — Остановись тут и приглуши фары, — командно приказывает водителю, принимаясь с особым интересом и удивлением наблюдать за картиной, разворачивающейся прямо сейчас на его глазах. Опасной картиной. Картиной, которой не должно быть. — Илон, при всём уважении, пожалуйста, не нужно трогать меня, — Тэхён отходит от надоедливого парня как можно ближе к своему другу. Пробует улыбаться и казаться совершенно равнодушным к происходящему, не провоцируя и не усугубляя начинающийся конфликт. — Мне это всё неинтересно. — Да стой же ты! Да что ты убегаешь от меня весь вечер?! — шатен настойчиво ловит Тэ, а широкая и крепкая ладонь вновь оказывается прямо на его талии. — Сколько он тебе платит, мм? — не унимается и продолжает давить и донимать, специально наклоняется почти что к его уху. — У меня тоже есть деньги, если что. Назови сумму. Любую сумму, малыш! Я хотя бы не так стар, как брат Чимина! Ты трахаешься с ним за деньги? Ну, признайся же! — делает глоток пива из железной банки и резко протягивает её в сторону юноши, почти поднося к лицу, а после сплёвывает на асфальт. — Да выпей ты уже. Что ты трясёшься весь?! Я тебя не обижу! Обещаю, Тэээээ.       Сначала ярость. Подобная лавине. Смертоносному цунами. Похожая на сжигающую всё на своём пути лаву. Бешеная ярость — первое, что ощущает господин Чон, когда видит, как какой-то жалкий, нетрезвый, грязный малолетний ублюдок позволяет себе касаться Тэхёна. Просто прикасаться, не говоря уже о произносимых словах и фразах. Взгляд чёрных глаз фиксируется только на них двоих. Наблюдает. Внимательно. Пристально. Неотрывно. Как гордый и сильный лев, готовый броситься из засады в любую секунду и перегрызть горло слабым и никчёмным гиенам. Всем. Абсолютно всем. — В любом случае, Чонгук не стенка, так что подвинется, коль на то пошло! — Илон тянется рукой к голове Тэхёна с желанием дотронуться до пшеничных волнистых волос, но юноша успевает перехватить его за запястье и отбросить его руку в сторону от себя. — Я же попросил тебя. Вежливо попросил не трогать меня, — спокойно парирует Тэ, оставаясь стоять на месте на этот раз. — Будь так любезен, отойди от меня. — А ты попроси грубо, малыш. Вдруг я люблю жёсткость, ммм? — и снова нагло и самоуверенно тянется рукой к нему, наплевав на любые просьбы и слова. — Не сомневаюсь, что ты как раз-таки любишь, когда тебя дерут сзади, как маленькую визжащую сучку. Я ведь угадал?       На лице господина Чон рождается опасная, зловещая, пугающая ухмылка, глядя на эту весёлую компанию. Если бы он имел способность убивать одним только взглядом, то на утро в Сиднее были бы найдены три трупа молодых студентов, покинувших этот мир самым безобразным, кровавым и жестоким образом. — Ближе к ним, — стальным тоном указывает своему водителю, а после этот же железный голос раздаётся в полумраке небольшой улочки, в которой и собрались ребята. — Чимин. Тэхён. Живо в машину. Прямо сейчас.       У Чимина всё леденеет в груди. Сжимается. А следом просто обрывается, как шаткий мост над глубокой пропастью, летит в чёрную бездну. Он даже не успевает затянуться сигаретным дымом, роняя окурок на асфальт, как начинает громко и бесконтрольно кашлять. Поднимает перепуганные и переполненные нескрываемым ужасом глаза на чёрный автомобиль представительского класса, стоящий сбоку от них, смотрит на номер, тут же узнаёт его, и только потом уже через силу решается взглянуть в сторону задней двери, сталкиваясь взглядами со старшим братом, а лицо мгновенно бледнеет. «Нам пиздец…» — первое, что воспроизводит мозг. Первое, но самое страшное и кошмарное для него.       Тэхён вздрагивает, незамедлительно оборачивается на знакомый мужской холодный голос, замечая в темноте своего мужа, сидящего на заднем сидении автомобиля и пристально разглядывающего их. Напряжённо сглатывает образовавшийся ком в горле, давящий со всей силы. Губы начинают неметь и вместе с тем дрожать от неожиданной встречи. Он никак не ожидал увидеть его. Совершенно. К тому же Чонгук должен был вернуться не раньше среды, а сегодня только понедельник. Ситуация вводит в неконтролируемый ступор и в полное непонимание происходящего. — Доброй ночи, — тихо-тихо произносит Тэ всем присутствующим только лишь из вежливости, прощаясь с ними и начиная медленно и нерешительно подходить к автомобилю. — Чимин, идём же… Прошу тебя!.. Уходим… — почти что неразборчивым шёпотом. — Ооо, твой папочка лично приехал за тобой, Тээээ?! — бросает вдогонку Илон, дерзко поглядывая на темноволосого статного мужчину сбоку от себя. — Или это всё же твой папочка, Чимин?! А номер ты мне не оставишь, куколка? Хотелось бы ещё раз встретиться с тобой, но уже наедине!       Господин Чон в упор и молча смотрит на нетрезвого паренька, пока его младший брат и молодой супруг усаживаются в машину. Не отводит взгляд своих чёрных и пристальных глаз больше никуда, фокусируя его только на этом жалком и никчёмном ублюдке до тех пор, пока автомобиль не двигается с места, отдаляясь от оставшихся троих молодых людей.       Первые минуты поездки проходят в полной гробовой тишине. Чонгук даже не поворачивается в сторону Тэхёна. Ощущение, словно пространство вокруг прямо сейчас взорвётся от этого нестерпимого и угнетающего молчания, как кинутая граната, из которой вырвали чеку. — Чонгук… Послушай… — доносится дрожащий и скомканный голос с переднего сидения. Невнятный. Бубнящий себе под нос. — Я… Я объясню сейчас вс… — Замолчи, — властно и требовательно в ответ, господин Чон достаёт из кармана чёрного пиджака свой смартфон, и только в эту секунду впервые бросает короткий взгляд на своего молодого мужа, почти что забившегося в противоположный угол заднего сидения. Быстро набирает номер, подносит телефон к уху, а спустя мгновение ледяной волной, пронизывающей до костей всех присутствующих, звучит холодный приговор. — Хосок, я буду дома в течение сорока минут. Ты совершил огромную ошибку. Если к моему приезду ты всё ещё будешь находиться в особняке, то я убью тебя. Ты уволен.       Чимин непроизвольно оборачивается назад и обеспокоенно выдыхает, потирая пальцами глаза. Только сейчас настигает омерзительное осознание, что ситуация достигла своего пика, а последствия непременно будут крайне разрушительными теперь для всех. — Чонгук, мы… — наконец-то решается заговорить Тэхён после услышанного в сторону Хосока, но в ответ абсолютно тоже самое.       То, на что совершенно нечего ответить. Опасно. И не хочется. — Замолчи. — Но… — Тэхён не унимается, пробует взять себя в руки, собирает остатки храбрости, но напоминает сейчас маленького и беспомощного мышонка, начинающего спорить с большим и голодным котом. — Хосок не вин… — Ты меня не слышал? — Чонгук, просто… — Ни звука, золото моё. — Мы… — всё же старается встать на защиту и хоть как-то оправдаться.       Чонгук медленно поворачивает голову в его сторону, ловя на себе испуганный и смущённый голубой взгляд юноши, который в этот же момент почти незаметно вздрагивает и прикусывает нижнюю губу, словно через силу вынуждая себя не произносить больше ни слова. — Вот именно в такой тишине я хочу доехать до своего дома, — размеренно, но строго произносит господин Чон, переводя суровый взгляд на переднее сидение, где сидит Чимин.       Вопреки тягостным напряжению и волнению, сорок минут для Чимина и Тэхёна пролетают слишком быстро. Будь у них выбор, они бы оба ещё несколько часов так и ехали молча куда угодно, хоть в другой конец страны, лишь бы не покидать автомобиль и не вступать ни в какие беседы с Чонгуком, потому что в особняке их не избежать уже точно. Господин Чон спросит. И спросит абсолютно с каждого. В своей манере. Свойственной лишь ему. В той, которая никого и никогда ещё не щадила.       Как только они заходят в огромный дом, в дверях которого их встречает уже заметно напряжённый и взволнованный Юнги, прекрасно понимающий, что их всех ожидает за эту необдуманную выходку двух молодых людей, первый, на кого бросает свой тёмный и тяжёлый взгляд Чонгук — это его телохранитель. Хосок медленно и осторожно поднимается с кресла без каких-либо резких движений, поправляет наушник и несколько секунд молчит, сначала глядя на своего босса, а после переводя злобный взор на Тэхёна и Чимина. — Тебя не должно тут быть. — Я знаю. Позвольте мне обрисовать ситуацию, господин Чон, перед тем, как я уйду.       В ответ гнетущая и сковывающая тишина. — Это моё упущение. Я…       Хосок не успевает даже договорить. Даже закончить фразу. Всё происходит за считанные мгновения. Как в нелепом старом чёрно-белом вестерне. Настолько быстро и резко, что все присутствующие не сразу понимают, что именно только что произошло. Дуло кольта оказывается напротив лба мужчины всего в паре метров от него самого. Хосок нервно сглатывает под громкий и испуганный выкрик тётушки Ли сбоку от себя, которая с ужасом и с паникой замирает на месте, как вкопанная, боясь даже пошевелиться и зажимая рот обеими руками. Телохранитель не отворачивается. Смотрит прямо. Не предпринимает попыток улизнуть или отойти. Будто понимает всё. Будто принимает всё. — Чонгук! — непроизвольно вырывается из Чимина крикливым голосом, переполненным дрожью, и он машинально делает шаг назад к стене. — Пожалуйста! Хватит! — Ты облажался, Хосок, — могильно, но при этом совершенно спокойно и хладнокровно проговаривает Чонгук, смакуя каждое слово на языке, по-прежнему держит руку навесу, направляя кольт в его сторону. Смотрит прямо в глаза своей жертвы, стараясь уловить и прочувствовать, что именно она сейчас ощущает. Страх. Прекрасный и подлинный страх, который бывший опытный военный пробует скрыть от всех. Но это бесполезно. Его выдаёт даже еле заметная мимика, тихое, но сбившееся дыхание, подрагивающие губы. Наслаждение для Чонгука. Упоение. Танцы на костях. Триумф власти над жизнью. — Верно. Я облажался, босс, — через силу выдавливает из себя Хоби, а почти незаметная улыбка так и просится наружу. Обычно такая возникает лишь в тот момент, когда оказывается самой последней. — Чонгук… — непроизвольно шепчет ошарашенный Тэхён, сначала глядя на своего мужа, потом на пистолет в его руке, а после и на Хосока, которого именно они с Чимином подставили. — Ч-чч-чччонгук!.. — голос предательски сбивается, а юноша запинается через каждую букву. — Любимый… — машинально произносит Тэ, не понимая и не зная, что ему делать и как остановить этот кошмар. — Прошу тебя… Посмотри на меня… — рискует хоть каким-то способом привлечь к себе внимание, ощущая, как дрожат его собственные колени. — Пожалуйста… Не нужно...       Никто больше не вмешивается, боясь, что любое даже самое простое и незначительное слово может сыграть злую шутку и стать отправной точкой для господина Чон. Никто даже не двигается. Все ждут. Но чего? Внезапно раздаётся оглушительный выстрел, нарушающий образовавшуюся мрачную тишину во всём особняке и проносящийся звуковыми волнами по всем комнатам и спальням, а следом звонкий шум битых осколков, разом разлетающихся во все стороны и падающих на мраморный пол.       Хосок закрывает глаза. Сглатывает один раз. И ещё один. И вновь. Напряжённо выдыхает и тут же делает торопливый глубокий вдох, будто старается не задохнуться прямо сейчас. — Ещё один раз. Хотя бы один, и это будет твоя голова, — Чон бросает короткий и равнодушный взгляд на простреленную им высокую вазу, привезённую из Африки, убирает кольт за спину и поворачивается к двум трясущимся и молчащим молодым людям, которые, кажется, боятся даже моргнуть теперь. — Чимин, ключи от твоей машины, — резко протягивает ладонь в его сторону. — Начиная с… — господин Чон сначала всматривается в перепуганное и бледнеющее лицо, а после опускает свой взгляд ниже, замечая, как светлые бежевые брюки из лёгкой ткани на его младшем брате становятся всё больше и больше мокрыми в области паха, а пятно расползается до внутренней части бёдер. Это провоцирует саркастичную ухмылку на лице Чонгука, и он вновь поднимает чёрные и искрящиеся животной жестокостью глаза. — Чонгук... — еле-еле пищит Чимин, а белоснежное лицо заливается алой краской от стыда. Он боится даже посмотреть на кого-либо из присутствующих. Боится даже шевельнутся. Позор. Позор. Какой же позор испепеляет изнутри. — Закрой свой рот и только посмей ещё раз перебить меня, Чимин, — чёрные глаза впиваются в обескураженное и мучительное лицо блондина. — Сейчас ты отдашь мне ключи от подаренной мною тебе машины. Сегодня ты должен был сдать последний экзамен, как я понимаю? Что ж, прими мои самые искренние поздравления, ты его успешно провалил, — произносит уверенно и сдержанно, намекая явно не на учёбу. — С сентября ты переходишь на домашнее обучение, поэтому можешь смело забыть о своих никчёмных дружках. Их ты больше никогда не увидишь. С этого момента я буду контролировать каждый твой шаг, каждый твой вздох, каждый твой выезд в город. Поверь мне на слово, теперь охрана станет сопровождать тебя даже в туалет. Кстати, — равнодушно хмыкает. — Не забудь сменить обмоченные брюки, Чимин. Оставшиеся месяцы лета ты будешь работать в одной из моих гостиниц. Полагаю… — с нескрываемым и очевидным сарказмом в голосе хмыкает. — График два через два идеально подойдёт. Например, с семи утра до семи вечера, — уголки губ приподнимаются, и на лице старшего брата вырисовывается злобный оскал. — Я же говорил тебе, что существует работа, на которую нужно просыпаться в пять утра, не так ли? Я предупрежу завтра Намджуна, чтобы он подобрал тебе вакансию под стать твоему роскошному образу жизни вне стен моего дома. Он оказался весьма и весьма занимательным. Что касается тебя, куколка, — повторяет это мерзкое и гнилое слово точь-в-точь за Илоном. — Предлагаю тебе пройтись и обсудить твою вечернюю прогулку, — оскал тут же сменяется на непринуждённую и лёгкую улыбку, которая в любой другой ситуации непременно располагала бы к себе и вызывала бы доверие, но только не сейчас. Только не в этот раз. Только не после того, как он целился в голову человека. — Нам нужно о многом поговорить, всё-таки не виделись неделю, Тэхён. Уверен, что ты так скучал по мне. Как и я по тебе. На выход, — кивает в сторону деревянной двери с таким видом, словно обращается к собаке, а не к человеку вовсе.       Тэхён подчиняется приказу. А как не подчиниться? Попробовать спорить сейчас — собственноручно совершить самоубийство. Молча поворачивается к Чимину, пару мгновений с сочувствием и беспокойством смотрит на него, видя этот болезненный шок в его глазах, а после медленно выходит из особняка. Ноги ватные. Не слушаются. В голове по-прежнему стоит звон от громкого и пугающего выстрела. Сердце стучит с такой скоростью, что кажется, будто сейчас выпрыгнет из груди и упадёт на землю. Даже дышать становится невыносимо. Воздуха не хватает. А виски беспрерывно пульсируют, давят, провоцируя головную боль. — Скажи мне, кто ты? — господин Чон обращается к своему супругу, внимательно смотря сначала на него, а потом кивает в сторону дорожки, уходящей на задний двор особняка. — Я… Я Чон Тэхён… — невнятно отвечает юноша, бубня себе под нос и делая несколько робких шагов вперёд, куда указывает мужчина. — Чуть громче. Внятно повтори. — Я Чон Тэхён. — Вот именно. Ты Чон. Чон, — ещё раз подчёркивает. — Ты знаешь, чей ты муж, Чон Тэхён?       Молодой человек опускает стыдливый взгляд вниз и положительно машет головой. — Твой. — Мой, — властно и почти что деспотично цитирует Чонгук, уводя его всё дальше вглубь огромного участка, освещаемого садовыми фонариками и лампочками приятного для глаз тёплого желтоватого свечения. — Тот сброд, с кем я сегодня тебя случайно увидел, не вписывается в наш образ жизни. Я хочу объяснить тебе одну вещь, Тэхён, на очень простом примере, — замолкает и тут же жёстко добавляет. — На меня смотри, когда я с тобой разговариваю.       Тэ вновь вздрагивает и сразу же поднимает голубые глаза, бросая осторожный и послушный взгляд на своего мужа. — То, кем ты будешь, допустим, через три года определяют всего две вещи: то, какие книги ты читаешь и то, с какими людьми ты общаешься. Так вот, куколка, то, с какими людьми ты общаешься — это одна из самых важных составляющих твоей жизни. Если ты тратишь своё время на людей, которым ничего не нужно, у которых нет никаких стремлений, которые мочатся у стены в замызганной подворотне, отпивая в этот же момент пиво из горла бутылки, то это говорит лишь о том, что через три года есть огромная вероятность, что ты встанешь рядом с ними у этой обоссанной стены с такой же бутылкой в руках. — Чонгук… — нерешительно обращается к нему Тэхён и глубоко вдыхает. — Я... Не называй меня так… Мне неприятно... — Когда тот ублюдок несколько раз повторял это милое словечко, ты не особо сопротивлялся и принимал все его высоко интеллектуальные фразы в свой адрес, — протягивает руку к его голове точно также, как и Илон, поправляя выбивающуюся светлую и шелковистую прядь волос. — Но сейчас не об этом. Сейчас мы поговорим о вопросах безопасности, хотя я искренне удивлён, что мне приходится тратить на это своё время и снова объяснять тебе очевидные вещи.       В нескольких метрах перед ними раздаётся шорох, после которого всё затихает. Ещё один внезапный и уже более громкий шорох, а следом тихое, но устрашающее рычание пантеры, которое тут же обозначает непрошеным гостям, что они вторглись на её территорию. — Ты осознаёшь, что могло с тобой произойти этим вечером? Ты задумываешься об этом, Тэхён? — Да, но… Чонгук, я понимаю твою злость, но ничего ведь не произошло. Мы просто прокатились по городу и остановились на несколько минут в сквере. Мы с Чимином собирались уже ехать домой, — наспех оправдывается Тэхён, подбирая слова. — А тут ты… Всё ведь в порядке. Зачем ты так реагируешь? Зачем ты так с Хосоком? У меня чуть сердце не остановилось! Откуда у тебя пистолет? Зачем ты выстрелил? Ты меня пугаешь!.. — У него тоже чуть не остановилось сердце, Тэхён, — на этот раз взгляд тёмных глаз становится ещё серьёзнее и более ненасытным. — Из-за тебя. Из-за вас с Чимином. — Пожалуйста, давайте все успокоимся. Нам необходимо выдохнуть и прийти в себя. Утро вечера мудренее, как говорится, — в юноше пробуждаются оборонительная реакция и желание как можно скорее прекратить этот диалог и сбежать в дом. Туда, где он будет не один. Туда, где они с Чонгуком будут не наедине. — Неужели? — Чон ощущает, как всё та же ярость разгорается в нём с новой и с уже более безудержной силой, как только он вспоминает, как эта мерзкая рука смела дотрагиваться до его золота. Но больше всего выводит из себя другое — очевидное непонимание его юного супруга масштаба учинённого ими проступка, за который неминуемо понесут наказание они оба.       Тэхён отворачивается от него. Встаёт спиной к главному хищнику, только сейчас внезапно замечая для себя, как близко они подошли к клетке с Луной. Угольную шкуру не рассмотреть в темноте, но утробное рычание выдаёт присутствие большой кошки. Она слишком рядом. Явно следит за ними, наблюдает, охраняет свою территорию, защищает её. Тэ мучительно прикрывает глаза, а в мыслях вновь возникает недавняя картина: его муж, держащий кольт напротив головы Хосока, готовый выстрелить в любую секунду. Становится не по себе. Становится страшно. Ещё страшнее. По телу пробегает очередная порция колючих мурашек, заставляющая съёжиться и, кажется, стать ещё меньше. Этот разговор не ведёт ни к чему хорошему. Этот диалог не предвещает положительного исхода. Он приведёт лишь в никуда. Бессмысленно пытаться что-либо донести до человека, ослеплённого злостью и катастрофическим чувством собственной правоты. — Чонгук, я… — светловолосый юноша робко оборачивается к господину Чон, несколько секунд молча и недоверчиво смотрит на него, замечая на себе всё тот же пронзительный взгляд, а после бросается ему на шею и крепко обнимает. От безвыходности. — Прости меня! — выдавливает из себя эти жалкие и неуместные, очевидно, извинения, лишь бы хоть каким-то образом сгладить углы и избежать дальнейшего развития конфликта. — Я не должен был никуда ехать, не спросив у тебя! Извини меня! — повторяет громче и ещё звонче, крепче вцепляясь пальцами в спину своего супруга. — Я… Чонгук, я очень соскучился по тебе! — через силу заглушает в себе страх, панику и волнение, заставляя себя выкинуть из головы всё, что наблюдал несколько минут назад. — Пойдём в дом… Пожалуйста… — поднимает на него наивные и большие голубые глаза, в которых застыл ужас. — Пойдём, прошу тебя… Нам всем необходимо…       Руки господина Чон медленно, но уверенно сползают по спине молодого человека вниз, замедляясь в районе поясницы, а после опускаются на ягодицы и тут же сжимают их. Грубо. Властно. Болезненно для юноши. Тэхён вздрагивает от очередной неожиданности и пытается сделать шаг назад, отойти в сторону, но сопротивления провоцируют ещё больше силы и настойчивости в прикосновениях Чонгука. Пальцы сильнее сжимаются, надавливают, вцепляются практически мёртвой хваткой, будто голодная пасть зверя, заставляя кожу гореть даже через ткань одежды. Тэхён морщится и кривится. Неприятно. Мерзко. Совершенно неподходящая ситуация. — Чонгук… — договорить не удаётся. Его перебивают. Снова. Опять. Подавляют.       Ледяной и хладнокровный голос проносится прямо перед лицом молодого человека, а чужие губы аккуратно притрагиваются к подбородку, нежно и так беззаботно целуя в него, словно в самый обыденный и простой вечер на умиротворённой прогулке под звёздным небом. — Знаешь, что бывает с такими маленькими и глупенькими мальчиками, которые не слушаются своих взрослых и умных мужей, шатаясь по подворотням со всяким ничтожным и грязным сбродом? — пальцы поднимаются немного выше, берутся за край брюк, оттягивают его немного, и господин Чон заползает рукой под одежду, проникая под ткань нижнего белья и дотрагиваясь до гладкой и нежной кожи. — С ними происходит именно то, о чём тебе рассказывал твой новоиспечённый приятель, а ты с таким упоением его слушал, открыв свой ротик. Их трахают сзади, как визжащих сучек, — снова повторяет слова, произнесённые Илоном, вызывая у Тэхёна сначала ступор, а потом ещё одну, но уже более решительную попытку отойти от него как можно дальше. Становится до одури противно. — Перестань!.. — шокированный и растерянный молодой человек повышает свой бархатный и низкий голос, упирается руками в чужие плечи перед собой и, превозмогая себя, предпринимает ещё одну попытку оттолкнуть мужчину. — Не здесь… Все смотрят же! — старается хоть как-то вразумить и остановить своего мужа. — Никто не спит, Чонгук… — суетливо оглядывается по сторонам вокруг них, оценивая обстановку, и одновременно ищет того, в ком мог бы найти помощь для себя. Ни души. — Идём в дом! Пожалуйста…       Со стороны могло бы показаться, что ничего странного и вопиющего не происходит, но эти грязные, пронизанные мерзостью фразы из уст Чонгука, перемешанные с настойчивостью и даже с пошлой грубостью, отворачивают, настораживают и вынуждают искать пути отступления. Где-то на всё том же внутреннем и инстинктивном уровне загорается ярко-красная лампа, сообщающая о неминуемой опасности. И этот взгляд… хищный, злобный, поедающий, властный. Не такой, как всегда. Другой. Слишком другой. Тот, который пробуждает и будоражит любой инстинкт самосохранения, даже самый незначительный и скудный. — Мы обязательно пойдём в дом, как только я расскажу тебе, как планировал провести этот вечер, золото моё, — господин Чон с рывком разворачивает Тэхёна к себе спиной, с силой пихает его вперёд и моментально прижимает лицом и корпусом к холодной металлической клетке пантеры с таким громким и резким звуком, что кошка сразу же реагирует на это, подскакивает на лапы и принимается рычать ещё громче и более устрашающе. — Чтобы это могло послужить для тебя уроком, мой ангел. Чтобы впредь ты не совершал таких ошибок, листочек.       Свободной рукой мужчина проводит по талии юноши, сначала слегка окольцовывает её, прижимаясь сзади, а после опускает её чуть ниже, без труда расстёгивает пуговицу на брюках Тэхёна и тянет вниз язычок ширинки. Треск молнии в ночной тишине звучит подобно приговору к казни. Тэ снова предпринимает жалкую попытку отойти назад от железной клетки, к которой оказался придавленным чужим весом. Он меньше. Слабее. Испуган. Очередная неудача. Рука, властно удерживающая его, становится более тяжёлой и грубой, надавливает на спину в районе лопаток ещё более яростно. Нежная и мягкая кожа болезненно соприкасается с грубой резной сталью. Тэхён протестующе простанывает, когда с него несдержанно сдёргивают поочерёдно одежду: сначала брюки, а после и нижнее бельё, обнажая ягодицы, по которым пробегает прохладный ночной ветерок, провоцируя ещё больше мурашек и желание спрятаться от этого холода. — Чонгук… — задыхаясь от страха, бормочет Тэхён себе под нос. Глаза становятся ещё больше, всматриваются куда-то перед собой, а всё вокруг расплывается в этом бесконечном мраке. — Что ты творишь?! Пожалуйста… Хватит!.. Я не хочу!..       Господин Чон не привык отступать от намеченной цели. Не привык убегать от трудностей. Не привык сдаваться. Только вперёд. Любой ценой. Любыми путями. Только то, чего он хочет и желает сам, наплевав на потребности других. А просьбы остановиться и прекратить только распаляют сейчас и возбуждают ярче, как масло, подливаемое в обжигающий огонь. В этом для него всегда была и остаётся особая изюминка. Губы расползаются в довольном и победном оскале. Хочется поиграть, растянуть этот сладостный момент, но желание обладать своим юным супругом настолько велико, что не остаётся никакой возможности терпеть и сдерживаться. Он облизывает свои указательный и средний пальцы, обильно смачивая в собственной слюне. — Прогнись, — стальным, но всё же срывающимся на дрожь, голосом произносит около уха Тэхёна. — Чонгук!.. — юноша резко дёргается вбок, когда чувствует сначала лёгкое и одиночное прикосновение между своих ягодиц. — Я не готов! Подожди! — судорожно выкрикивает, глотая холодный воздух. — Я прошу тебя! Прошу! Прошу, Чонгук! — к глазам подступают первые слёзы от унижения, от обиды, от полного непринятия ситуации, но он их сдерживает, боясь продемонстрировать эту уязвимость и слабость. — Прогнись в пояснице! — властно повторяет господин Чон, прикусывая мочку уха Тэхёна влажными губами, и в этот же момент дотрагивается до узкой дырочки, аккуратно поглаживает её по кругу несколько раз, водит по сжимающемуся мышечному колечку, а после надавливает сразу двумя пальцами, начиная постепенно проникать внутрь неё.       Тэхён машинально и бессознательно сжимается ещё больше, но на этот раз стоит на месте, даже в таком положении понимая, что если рискнёт снова начать сопротивляться, то будет намного больнее, чем сейчас. Внутри слишком сухо. Узко. Пальцы неприятно и с трудом пробираются между стеночками. Юноша хрипло, но громко простанывает, когда ощущает, как они входят в него по самые костяшки. Разом. Резко. Без какой-либо подготовки. По ногам пробегает мелкая дрожь, сводит колени, а бёдра сами по себе приподнимаются чуть выше от пронизывающего чувства внутри. — Чонг… — Тшшш, — возбуждённый шёпот разлетается над головой молодого человека. — Когда я ехал из аэропорта в наш дом, я думал о том, как буду нежно и постепенно растягивать тебя на нашей кровати, — проталкивает пальцы как можно глубже, немного раздвигая их внутри. — Я представлял, как буду с удовольствием ловить твои протяжные и довольные стоны от предвкушения того, как скоро я войду в твою узкую попку и начну тебя трахать, мой листочек, — вытаскивает пальцы почти что полностью и ещё раз грубо вводит их на всю длину, чувствуя, как бёдра его молодого супруга начинают дрожать с новой силы, а с губ срывается жалостливый выкрик. — Я думал о том, как ты будешь выгибаться подо мной, ёрзать в экстазе и просить всё больше и больше, Тэхён. И ты обязательно будешь, — раздвигает пальцы ещё шире в слишком узком пространстве, на что тут же слышит громкий и хаотичный всхлип. — Я очень хотел быть осторожным, чутким, внимательным к тебе, хотел растянуть удовольствие как для тебя, так и для себя, но ты не оставил мне никакого выбора, золото моё. Ты ослушался меня. Ты опозорил меня. Ты должен вынести урок из сегодняшнего дня.       Господин Чон срывается на возбуждённый и опасный рык, больше не желая терпеть и сдерживаться. Его твёрдый и большой член упирается в ткань дорогих брюк. Выжидать больше не осталось никаких сил. Свободной рукой Чонгук расстёгивает свой ремень, затем пуговицу, молнию, а следом достаёт возбуждённый половой орган из нижнего белья, вытаскивая из Тэхёна пальцы.       Наступает несколько секунд свободы, за которую сейчас Тэхён готов был бы отдать всё, что угодно. Всё, что у него есть. Абсолютно всё. В эти мгновения ему кажется, что если бы на кону стояла его память, он безвозвратно пожертвовал бы ею и смирился бы с тем, что больше никогда и ничего не вспомнит. Плевать. Лишь бы закончился этот кошмар. Мысли путаются. Хочется рвануть со всех ног, убегая как можно дальше, прочь, но разум всё ещё не покидает его — всё равно не выйдет, это разозлит господина Чон лишь ещё больше. — Расслабься, ангел мой, — командно проговаривает Чонгук, стоя сзади него и надавливая большой, возбуждённой пирсингованной головкой между ягодиц Тэхёна, неторопливо, будто издеваясь, проводит ею сверху вниз, снизу вверх и только после упирается в нежную дырочку, начиная медленно и постепенно проникать в неё. — Чонгук! — глухо вырывается из Тэ, который жмурится от резкой и сильной боли, вцепляется дрожащими длинными пальцами в решётку и простанывает ещё более жалобно, почти что скуля. — Мне… — не решается даже заикнуться о каком-либо дискомфорте, ощущая, как рука прижимает его ещё более настойчиво, заставляя всё же прогнуться в спине и принять удобную позу для господина Чон. — Хватит! Пожалуйста… Я умоляю тебя!       Возбуждённый член плавно и полностью входит в узкое пространство, сначала осторожно толкается вперёд, без резких движений, постепенно тягуче проникая на всю длину. На несколько секунд господин Чон останавливается, милосердно давая привыкнуть юноше, поглаживает низ его живота, спускаясь рукой к бедру, сжимает несколько раз и вновь гладит мягкую горячую кожу. Тэхён старается хоть немного расслабиться, облегчить своё состояние, но не удаётся. Стеночки заднего прохода сжимаются всё больше и больше, сдавливают твёрдый и уже пульсирующий орган со всех сторон, а после внезапно становится ещё больнее, невыносимо больно — мужчина проделывает одно неторопливое и осторожное движение, ещё одно, а следом нетерпеливо и разъярённо насаживает полностью, на всю длину, вынуждая теперь уже Тэхёна громко и жалобно всхлипнуть на весь двор во весь голос, почти срываясь на крик. Темп увеличивается без промедлений и становится слишком быстрым. Мучительно быстрым. Тэхён расставляет ноги чуть шире, всё ещё вглядываясь куда-то вдаль перед собой, слыша опасное рычание хищного животного перед собой и позади себя. Нарастающие и повторяющиеся толчки внутри слишком грубые и жёсткие. Возможности сдерживать себя и терпеливо стоять на месте больше нет. — Чимин!! — внезапно даже для самого себя жалобно выкрикивает Тэхён, теряя всякий рассудок от происходящего, ощущая лишь постоянную боль внутри, которая, кажется, продлится целую вечность. — Помоги мне! Пожалуйста! Прошу тебя! Чимин!!       Быть может, это так необдуманно и нелепо, так глупо и так несуразно, но кого звать на помощь, как не лучшего друга? Кто поможет, как не лучший друг? Кто рискнёт собой, как не лучший друг?       В эти минуты Чимин быстро и наспех поднимается по лестнице на второй этаж особняка, добегает до своей комнаты, желая как можно скорее снять с себя обмоченные штаны и принять душ, но не успевает даже закрыть дверь, как его хватает крепкая мужская рука и с грубой силой толкает вглубь комнаты. — Тебя ничему жизнь не учит и вряд ли уже научит, — сурово рявкает Юнги, поправляя смятые рукава пиджака, уверенной и твёрдой походкой подходит к нему, тут же берёт за шиворот и тащит к окну. — Послушай! Ну же! Слушай внимательно! — специально открывает окно настежь, из которого доносятся всхлипы и выкрики Тэхёна, из которого доносится имя Чимина. — Слышишь?! Твой друг тебя зовёт! Не хочешь пойти и помочь ему?! Нет желания встать на его место?! — Пошёл нахуй от меня! — злобно шипит на него блондин, впивается тёмными глазами, отпихивая от себя в сторону. — Какого… — Заткнись же ты наконец-то! — Чимин впервые за долгие годы слышит и видит, чтобы управляющий особняком его старшего брата был настолько разъярён и взбешён, был настолько несдержан, груб. — Из-за тебя чуть не убили человека! Из-за тебя прямо сейчас насилуют человека! Маленького мальчика! Он даже младше тебя, Чимин! Ты это осознаёшь?! Ты понимаешь, что ты натворил?! Тебе нравится?! Ты доволен происходящим?! Этого ты хотел добиться очередными выкрутасами?! — за окнами, выходящими прямо на огороженную территорию для Луны, всё более чётко и оглушительно слышны громкие и невнятные всхлипы, короткие, но пронизанные болью выкрики, скулёж и по кругу повторяющиеся слова «пожалуйста, хватит», «прости меня», «прошу тебя», «отпусти», «умоляю», «я виноват». — Как ты будешь с этим спокойно спать сегодня, Чимин? Как твоя совесть позволит тебе? Как ты будешь с этим жить теперь? — Юнги опускает глаза вниз, глядя на мокрые бежевые брюки. — Какая же ты глупая и подлая мразь, Чимин. Ты ни о ком не думаешь, кроме себя. Ты никого не любишь, кроме себя. Тебе на всё плевать, кроме… — замолкает и печально хмыкает. — Да тебе даже на себя плевать. Мне тебя жаль. Как же мне тебя жаль! Ты ничтожество, Чимин, и самый настоящий трус, — уничтожающий вердикт, убивающие слова, ранящие в самое сердце. Фразы, от которых больше никуда не деться. Именно те, которые остаются с тобой навсегда. — Чонгук… Я прошу… Прости меня!.. — Тэхён шумно и протяжно выдыхает, борясь с очередным болезненным приступом и желанием зарыдать во весь голос, ощущая, как пульсирующий и большой член Чонгука неустанно вдалбливается в него уже пару минут. Всего пару минут, но для него это все бесконечные круги ада. — Прости… Пожалуйста… Умоляю… Прости меня! — повторяет одно и то же, даже не придавая этим словам уже какое-либо значение, на автомате, жалостливо и так безнадёжно, как заклинание, которое не спасёт, а после ощущает, как хаотичные и грубые движения внутри сменяются на несколько резких, чётких, медленных, но таких жёстких и ненасытных, сопровождаемых глухим и довольным рычанием позади него, что тело разом настолько сводит от едкой и невыносимой боли, что одолевает чувство, будто ещё секунда, и Тэхён потеряет сознание.       Ещё одно мгновение. И тёплая вязкая жидкость заполняет юношу, растекаясь внутри его заднего прохода. И становится невыносимо тихо. Так тихо, словно весь мир вокруг умер. Словно что-то внутри Тэхёна умерло.       Только в этот момент господин Чон окончательно замедляется, по-прежнему грубо и властно прижимая молодого человека к ограде. Тяжело дышит, тихо простанывает от удовольствия в ухо Тэ и наконец-то полностью останавливается, шумно выдыхая. Свободная рука снова поглаживает бедро, массируя его, перемещается на упругие ягодицы, осторожно сжимает их несколько раз, аккуратно гладит круговыми движениями. Чонгук прикасается горячими губами к шее, нежно целует несколько раз и хрипло шепчет, натягивая на трясущееся и ватное тело молодого человека нижнее бельё и брюки. — А вот теперь мы идём в дом, как ты и просил меня, ангел мой. Продолжим воспитательную беседу, но уже там.