* * *
В психологии существует такое понятие, как теория хаоса. Эта теория, в свою очередь, строится на том, что сложные системы чрезвычайно зависимы от первоначальных условий, и небольшие изменения в окружающей среде могут привести к непредсказуемым последствиям. Но любые системы, а особенно сложные, могут выходить из строя. Теория хаоса предполагает, что точка бифуркации — это точка невозврата. Это состояние системы, когда самое малое воздействие может привести к кардинальной смене установившегося режима работы. В жизни человека это точка перелома, которая в корне меняет его судьбу. Тэхён тяжело выдыхает с громким болезненным стоном, так и вцепляясь руками в грубые и холодные железные прутья клетки, будто боится их даже отпустить. Ощущает, как чужие горячие губы дотрагиваются до кожи на его шее, оставляя неприятно влажные следы после себя, что-то хрипло шепчут в районе его плеч. Слов почти не разобрать. В ушах стоит звон. Сознание спутано. От боли. Хочется сделаться ещё меньше и ускользнуть, но юноша не двигается, не решается пошевелиться. Ещё пара резких и несдержанных движений пульсирующего и большого члена внутри, грубых, настойчивых, сопровождаемых жалобными всхлипами. Тэ приходит в себя лишь тогда, когда чужая тёплая сперма брызгает несколькими каплями сначала на его ягодицу, стекая с члена его мужа, а следом попадает и на внутреннюю часть дрожащего бедра. Ноги ватные. Колени вот-вот согнутся от бессилия. И появляется невыносимое ощущение себя грязным настолько, что хочется снять перепачканную кожу и выкинуть её за ограду этой клетки, чтобы рычащий зверь полакомился ею вдоволь. Молодой человек резко зажмуривается, когда всё ещё твёрдая и липкая головка опять скользит между его ягодиц несколько раз плавными и тягучими движениями то вниз, то вверх. Единственное, что хочется — чтобы этот кошмар прекратился. Господин Чон отходит на шаг, давая хоть каплю свободы и возможность вдохнуть полной грудью. Мужские руки медленно и уверенно натягивают на юношу помятую одежду, вновь окольцовывают его талию, по-прежнему крепко удерживая в одной позе. Поясница уже отзывается болью. Внутри всё горит и ноет. — Пожалуйста… — невнятно и не переставая шепчет Тэхён себе под нос, как в беспроглядном бреду. — Пожалуйста… Чонгук… — Посмотри вперёд, — господин Чон обнимает молодого супруга, снова прижимается к нему всем телом, укладывая свой подбородок ему на плечо, и кивает головой перед собой. — Что ты видишь? Ммм? Тэхён лишь ещё раз шумно выдыхает, смешивая дыхание с протяжным поскуливанием. — Прошу тебя… — перепуганно повторяет Тэ, как бесполезную мантру. — Чонгук… — Взгляни на её позу, посмотри, как она сосредоточена, как она внимательно и неотрывно смотрит на нас, как она решительно готовится к своему уверенному прыжку, чтобы вцепиться в нас, — переполняемый страстью, произносит Чон, удерживая молодого человека возле перегородки. — Ещё несколько секунд, и она бросится. Без всяких сомнений. Знаешь, почему? Эти слова жутко пугают. Тэхён старается в полумраке разглядеть хоть что-нибудь, но чёрную шкуру не так просто заметить в ночной темноте. Единственное, что по-прежнему выдаёт присутствие хищника — это низкое и опасное рычание буквально в паре метров от него. Всего в нескольких шагах. — Потому что она чувствует страх, ощущает его на интуитивном уровне. Твой страх, Тэхён. Она знает, что на своей территории она есть власть, — Чонгук монотонно шепчет ему на ухо, нежно и аккуратно прикусывая его мочку и оттягивая на себя. — Как и я, листочек. Как и я тут власть. И чем быстрее ты об этом вспомнишь, тем лучше же будет для тебя. Для нас, золото моё. Внезапно раздаётся громкий и ещё больше устрашающий шорох в густых кустах, треск сухих веток и скрежет острых когтей. В это же мгновение абсолютно все инстинкты в Тэхёне обостряются, будто загораются яркой вспышкой, моментально указывая, что единственный способ выжить — это бежать. Он напрягает всё тело из последних оставшихся сил, отпускает холодный металл из своих рук и со всей жёсткостью, на которую только способен, отталкивает Чонгука в сторону от себя так, будто это его последний шанс на спасение. С усердием отбегает от клетки и устремляется вперёд по садовой дорожке в сторону особняка как можно дальше от Луны, не оглядываясь. Как можно дальше от собственного супруга. Куда угодно, лишь бы не оставаться в том ужасном месте больше ни секунды. С этими чудовищными существами. С этими животными. Но куда бежать? К воротам — бессмысленно, всё равно охрана не выпустит. Через забор никак не перелезть. Остаётся лишь один вариант… Тэхён забегает в дом, но сразу же останавливается, задыхаясь, когда сталкивается с Хосоком на первом этаже. Смотрит на него безумным взглядом. Пронзительным. Голубые глаза переполняет ужас от происходящего… происходящего с ним. Старается хоть немного отдышаться. — Стой. Спокойно, Тэхён. Не делай никаких глупостей… — произносит телохранитель, но не успевает договорить. Как только Тэхён слышит низкий мужской голос, он быстро отбегает в сторону, мчится через длинный коридор, забегает на кухню, хаотично и наспех осматриваясь по сторонам. Замечает неприметную белую дверь подсобного помещения, в котором тётушка Ли хранит специи, приправы, масла и овощи, бросается к ней, сразу же запираясь изнутри, и остаётся в темноте. В одиночестве. Один на один с собой. В безопасности, как ему кажется. Без Чонгука. — У тебя есть пять минут, чтобы привести его в спальню, — господин Чон размеренным шагом заходит в особняк, бросая недовольный и суровый взгляд на своего начальника охраны. — Пять минут, — приближается к лестнице, ведущей наверх, требовательно и властно повторяя. — В противном случае вместо вазы всё же будет твоя голова. Не разочаровывай меня окончательно. — Принято, господин Чон, — спокойно и чётко отзывается Хосок, направляясь в ту сторону, куда убежал перепуганный Тэ. — Не переусердствуй, — пронизывающим и обезоруживающим тоном доносится ему в спину. — Аккуратнее. Забавно слышать подобные предостережения от человека, который несколько минут назад сам заставлял своего молодого мужа кричать на весь двор, умолять, просить помощи хоть у кого-то. Забавно и одновременно чудовищно непостижимо. Хосок бесшумно проходит в просторную кухню. Ему хватает всего лишь нескольких секунд, чтобы внимательно осмотреть помещение и уловить тихий шорох, доносящийся сбоку от него. — Открой дверь, — спокойно произносит он, подходя вплотную к небольшому хранилищу со специями и маслами. В ответ тишина. Ни звука. Ни единого. Больше не слышно ничего. Сердце бешено колотится. Вот-вот разорвётся от такой скорости ударов. Тэхён зажимает рот обеими руками, забившись в тёмный угол. Старается никак и ничем не выдать себя. — Тэхён? — телохранитель бросает взгляд на стрелку циферблата часов, расположенных на его запястье. Минута прошла. Такая же тишина. Ноль реакции. — Тэхён, я должен предупредить тебя, — устало проговаривает Хосок, пробегая взглядом по деревянной поверхности сверху вниз, оценивая, как лучше подступиться. — Если ты не откроешь дверь, то мне придётся её выломать. Ещё полминуты проходит. Телохранитель пробует отжать деревянное полотно, надавить на него и сдвинуть немного левее, чтобы увеличить щель между замком и дверной коробкой для большего доступа. Почти удаётся, но на завершение миссии потребуется чуть больше времени, чем оставшиеся три минуты. Ковыряться с замком — тоже заведомо проигрышный вариант: на это у него уйдёт около одной минуты и двадцати секунд, но необходим запас времени, чтобы привести в чувства перепуганного беглеца. Хосок фокусирует свой взгляд на дверной ручке. Глубоко вдыхает, наполняя свои лёгкие воздухом. Оценивает расстояние между ним и самой дверью — пару шагов вполне достаточно. Поднимает ногу и со всей силой ударяет в область под дверной ручкой, перенося весь центр тяжести на свою цель. А следом наносит ещё один удар, окончательно выбивая замок. — Хватит! Прекратите это! — не своим голосом рычит Тэхён на весь первый этаж, ещё больше забиваясь в угол и съёживаясь, когда тесное и узкое помещение заполняет свет. — Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Не трогайте меня! Начальник охраны господина Чон проходит в подсобное помещение. Нависает над Тэ, сразу же с силой поднимая его на ноги. Обхватывает его щёки обеими ладонями и фиксирует голову в одном положении, заставляя смотреть только на себя. — Дыши, — наспех произносит он. — Успокойся, — мягко прижимает его к стене, когда тот начинает сопротивляться и пытается вырваться. — Слушай меня, Тэхён. Слушай мой голос. Не заставляй своего мужа спускаться за тобой. — Я не пойду. Я не пойду… Я не пойду!.. — дрожащие губы повторяют одно и то же, и юноша вцепляется пальцами в предплечья своего телохранителя, мнёт грубую ткань одежды, сминает её, оттягивает. — Не трогайте меня. Пожалуйста… Юнги! — вновь вырывается из Тэхёна громко, несдержанно, жалобно, разлетаясь эхом уже не только по первому этажу, но и на весь особняк. — Чимин! Помогите мне! Чимин! Чимин прижимается спиной к стене в своей комнате, закидывает голову назад и ударяется несколько раз затылком о твёрдую поверхность. Ударяется с силой, ничуть не жалея себя. Прикрывает уши ладонями, чтобы только не слышать собственное имя, доносящееся с громкими визгами и криками с первого этажа. Ещё хотя бы один раз эти звуки долетят до него, и он окончательно возненавидит это имя. Окончательно возненавидит себя. Долетают. И не один раз. Миндальные глаза наполняются слезами. Чимин рвано и шумно выдыхает, сползает вдоль стены, усаживаясь на пол, скрещивает ноги, обхватывает голову руками и наклоняется как можно ниже, покачиваясь. В любой другой ситуации он напоминал бы душевнобольного человека — попытка хоть как-то успокоить себя и почувствовать себя в безопасности, в своей зоне комфорта. Но не срабатывает. На мгновение появляется мысль выйти из спальни и спуститься вниз, рискнуть остановить это безумие, но не решается. Слишком страшно. Он боится старшего брата. Признаётся в этом себе. Соглашается с этим. А презрение к себе лишь возрастает ещё сильнее и более яростно. На несколько секунд становится совершенно тихо. Молодой человек поднимает голову, смотрит куда-то вдаль перед собой, пока из карамельных глаз вытекают солёные капли, сползая вниз по бледным щекам. Замирает. Не шевелится. Словно остолбенел. Направляет взгляд в одну точку, будто что-то внезапно вспомнил. Хаотично шарит рукой сбоку от себя, нащупывает гладкий кожаный материал рюкзака, резко придвигает его к себе. Быстрым движением открывает молнию, залезает в небольшое углубление и достаёт маленький пакетик с белым порошком. Дрожащими пальцами пробует раскрыть. Не удаётся с первой попытки, роняет. Испуганно поднимает, оглядываясь по сторонам, хотя знает, что в комнате он один. Но на всякий случай. А вдруг. А мало ли… Аккуратно разрывает пакетик по краю и высыпает часть содержимого прямо на пол, не вставая и не меняя позу. Достаёт пластиковую карту, хаотично и наспех формирует две дорожки, скручивает купюру в трубочку, наклоняется ещё ниже и быстро вдыхает кокаин сначала правой ноздрёй, громко шмыгая носом несколько раз, а следом занюхивает и вторую ровную дорожку левой. Закрывает глаза и откидывается назад, вновь прижимаясь спиной к стене. Выжидает. Совсем недолго. Шум снизу доходит до него уже волнообразно, напоминая то глухие, то звонкие звуковые потоки. Он тонет в них. Он тонет в себе. Он тонет в наркотике и в этой настигающей его эйфории. На лице появляется удовлетворённая улыбка. Блаженная. Широкая. Счастливая. Проводит пальцами по мокрым щекам и влажным губам. Делает глубокий вдох и погружается в себя, в свой мир, пестрящий теперь уже иными красками, другими линиями и очертаниями. Ненависть проходит. Презрение пропадает. Страх отпускает. Становится так хорошо и спокойно первые минуты, что с этими ощущениями не хочется больше расставаться никогда. Вот он… смысл жизни, её гармония, её светило, её истинность. Наслаждение. Отсутствие всяких переживаний. Кайф. — Молодой господин, — Юнги осторожно подходит, вставая позади Хосока. — Ты звал меня. Управляющий особняком старается сохранять спокойствие и холодный ум. Говорит сдержанно. Любезно. Аккуратно. Впрочем, как и всегда. Так, словно ничего и не происходит вовсе, хотя, безусловно, хочется помочь, спасти, уберечь светловолосого юношу от дальнейших плачевных последствий. Ему уже хватило. Ему уже достаточно. — Юнги, пожалуйста! Прошу тебя! Помоги мне!.. — кричит во весь голос Тэхён, когда телохранитель с силой вытаскивает его из подсобного помещения, обхватывает обеими руками, надёжно фиксирует и прижимается к нему со спины. — Хосок! — чуть громче произносит Юнги, с ужасом наблюдая за этой картиной. — Слишком… — Не стоит. Не лезь, — настойчиво и требовательно отзывается начальник охраны господина Чон, кивая головой к выходу из просторного и светлого помещения. — Всё под контролем. Я сам. Иди, — наклоняется чуть ниже к уху Тэ и монотонно произносит около его шеи. — Тише. Всё. Тэхён, хватит. Тихо. Послушай меня внимательно. Когда на тебя нападает хищник, и ты чётко осознаёшь, что слабее, чем он, то не стоит сопротивляться. Чем больше ты противишься, тем сильнее раззадориваешь его аппетит, острее распаляешь его голод. Любой хищник хочет подчинить свою добычу. Если ты не можешь убежать, то притворись мёртвым, Тэхён, чтобы выгадать для себя время и отвлечь его. Это срабатывает. Тэ слушает его, хоть и не оставляет жалких попыток вырваться из крепкой хватки, продолжая елозить и тянуться куда-то вперёд, куда-то как можно дальше отсюда. Хосок говорит с ним искренне и открыто, пытается успокоить и привести обезумевшего от происходящего юношу в чувство, в равновесие, хоть и знает, что готовит его на убой. Всё понимает, но ничего сделать не может. Приказ есть приказ. Война научила исполнять его долг и выполнять любые требования, даже самые жестокие, порочные и беспощадные. А приказ господина Чон не обсуждается. Осталось две с половиной минуты. Время поджимает. Нужно действовать. — Как только твой враг замечает, что ты больше не борешься с ним, тот враг, у которого нет цели убить тебя, отступает. Отступает, потому что утрачивает интерес к войне. Ты подчинён. Больше нет нужды применять грубую силу. Не заставляй своего врага сейчас продолжать ломать тебя. Сломайся сам, слышишь? Сдайся, — почти что шепчет ему на ухо. — Будь безоружен. Ни один уважающий себя солдат не станет нападать на того, у кого нет оружия. У тебя его нет, а господин Чон уважает себя. Убеди его в том, что он должен уважать и тебя в вашем столкновении сейчас, — Хосок чуть ослабляет руки, когда ощущает, что Тэхён замирает, перестаёт двигаться и решительно рваться к бегству. Интуитивно понимает, что он его слышит, слушает. Поглядывает на стрелку часов. Полторы минуты. Всего полторы минуты осталось. Нужно успеть. — Поднимись. Будь мудрее. Не бойся. Не позволяй страху путать твоё сознание, Тэхён, и заставлять усугублять твоё положение. Не давай своему врагу осознать, что он сильнее тебя. Позволишь этому произойти хотя бы раз, и он будет в этом уверен всегда. Он будет знать это. Упиваться этим. Пользоваться этим. Не подпитывай эту уверенность. Порой сдаться — это вовсе не слабость, а проявление нужного и необходимого героизма. Поднимись. Сам. Не вынуждай спускаться за тобой. В этом кроется огромная разница, Тэхён. Когда ты сам заходишь в клетку со зверем, ты имеешь хоть какие-то шансы обозначить свою территорию, но когда зверь притаскивает тебя в свою обитель, ты не имеешь больше никаких шансов, потому что полностью оказываешься в его власти. Не допускай этого. Сделай верный выбор. Сделай выбор в свою пользу, а не в пользу зверя. Тэхён сам до конца не понимает, как оказывается на втором этаже особняка. Не осознаёт, почему он так спокойно и послушно следует рядом с Хосоком, подходя всё ближе и ближе к двери спальни. Наваждение какое-то. Одурманивание. Полная потеря контроля над своими чувствами, но слова его телохранителя врезаются в мозг, прорастают там, продолжают звучать, не переставая. Порой сдаться — это не проявить слабость, а суметь спастись. Спасать себя и свою жизнь — это законное и священное право любого живого существа. Тэхён им пользуется, поэтому принимает решение сдаться. Начальник охраны открывает дверь перед юношей, пропуская его вперёд, и заводит Тэ в комнату. Дожидается ледяного и молчаливого кивка от господина Чон, и только после этого также молча покидает спальню, оставляя их наедине. Чонгук пристально смотрит на своего молодого мужа: одежда помята, волосы пшеничного цвета взъерошены и торчат в разные стороны, на щеке небольшая ссадина. Дрожит. Действительно дрожит, как крошечный листочек на дереве, окутываемый потоками ветра со всех сторон. Ещё чуть-чуть, и оторвётся от ветки, уносясь с этим вихрем. — Набегался? — совершенно спокойно, уравновешенно произносит мужчина, подходя всё ближе. Тэ не знает, что делать: начать пятиться назад в поисках любого убежища для себя или оставаться стоять на месте, как вкопанный. Интонация в голосе его супруга такая размеренная, умиротворённая. Не вызывает желания сорваться с места и бежать. Больше напоминает не яростную вспышку гнева, а… заботу. Неожиданно. Тэхён был готов к очередному нападению на него. — Тебе нужно в душ, — холодно произносит Чонгук, дотрагивается до запястья юноши и тянет его на себя. — Нам нужно. А после в кровать. В кровать. В кровать. В кровать. Тэ снова вздрагивает. Опять настигает мысль забиться в самый дальний угол и спрятаться. Поднимает огромные глаза на него, смотрит прямо в лицо и просто кивает в ответ. Без слов. Без попыток что-либо сказать. Без споров. Просто соглашается с ним. Без сопротивлений. — Обсуждать произошедшее сейчас мы не будем, — твёрдо обозначает господин Чон, заводит своего молодого мужа в ванную комнату. — Все разговоры завтра, маленький мой. Раздевайся, — поворачивается к нему, приподнимает удивлённо бровь и начинает улыбаться мягкой улыбкой, словно умиляясь чему-то. — Что ты стоишь в стороне? Ты боишься подойти ко мне, Тэхён? — на этот раз вопрос звучит настолько чётко и требовательно, что он просто не оставляет никакой возможности ответить «да», хотя юноша боится. Подходит к мужчине, встаёт прямо напротив него, незаметно наблюдая за тем, как тот неторопливо раздевается сам, и принимается быстро расстёгивать пуговицы на своей испачканной рубашке, стаскивает её и бросает на холодную плитку. Дотрагивается дрожащими и непослушными пальцами до пуговицы на брюках, но останавливается. Снова поднимает взгляд на него и болезненно вздыхает. — Чонгук… Мне очень больно… Болит… — Нужно принять душ, — строго отвечает Чон так, будто игнорирует слова Тэ, а чёрные глаза впиваются взыскательным взглядом в юношу. — Раздевайся. — Чонг… — Тэхён, я устал. Как и ты. Не трать моё время и своё на эти пустые разговоры. Мыться и спать. Сейчас же. Юноша через силу раздевается полностью, заставляет себя, принуждает. Нерешительно заходит в душевую кабину, подходя к своему мужу почти что вплотную. Тёплая вода падает на ослабевшее тело. Молчит. Не произносит больше ни слова… а смысл? Ради чего? Ведь это пустые разговоры. Господин Чон принимается неторопливо намыливать молодого супруга мочалкой, нежно поглаживает его вдоль позвоночника, спускаясь к пояснице. Опускает на него прожигающий насквозь взгляд, снова хищный, голодный. Такой же, как и у клетки в тот самый момент, когда он принял окончательное решение трахнуть Тэхёна здесь и сейчас. — Прекрати трястись, — шепчет ему в лоб, прижимая мокрое и желанное тело как можно ближе к себе, обнимая его обеими руками. Аккуратно прикасается губами к виску, вдыхает слабый аромат дорогого парфюма, всё ещё сохранившегося на влажных волосах. — Расслабься, мой малыш, — шёпот становится слаще, затягивает приторную петлю вокруг шеи Тэ. Чонгук снова ощущает волну возбуждения от прикосновения к юному и сексуальному телу. Такому доступному сейчас. Уязвимому. Хрупкому. Слегка привставший член подёргивается, когда пальцы мужчины мягко проводят по упругой ягодице. — Пожалуйста… — тихо шепчет Тэ, замирая и боясь сделать даже самое робкое движение. — Не надо… — Мы всего лишь принимаем душ, — господин Чон с тяжестью выдыхает ему в губы, а его половой орган увеличивается в размерах, твердеет и окончательно встаёт от необузданной и сильной похоти. — Листочек, если бы ты только знал, как сильно я хочу войти в тебя прямо сейчас, — горячий член упирается в низ живота Тэхёна, твёрдая головка медленно обтирается о влажную кожу, чуть царапая её пирсингом. Чонгук не лжёт — он бы с огромной страстью ещё раз натянул бы своего мальчика прямо в душе. — Я прошу тебя! — хрипло всхлипывает юноша несколько раз, как только ощущает, как чужой палец дотрагивается до сжавшегося мышечного колечка, становясь ещё уже. Упирается руками в грудь мужчины, пробуя отстраниться. — У меня всё болит… — Я хочу лишь проверить, — на этот раз требовательнее перебивает его Чон, начиная разворачивать. — Нет ли крови. — Нет!.. — Тэ сопротивляется, с усилием оставаясь в одном положении. Боится. Не хочет. Страх снова одолевает и захлёстывает его полностью. — Не надо! — впивается в своего мужа огромными голубыми глазами, жалобно, умоляюще смотрит в угольные поблёскивающие глаза напротив себя, которые неотрывно наблюдают за ним, не отводя взгляда больше никуда, а палец обводит дырочку по кругу. Медленно. Нежно. Осторожно. Замедляется и чуть надавливает на неё. — Не сжимайся так, малыш, — вторую руку Чонгук кладёт на ягодицу молодого человека, чуть оттягивая её. — Я не сделаю тебе больно, — тело Тэхёна бесконтрольно реагирует, а стеночки ануса начинают сокращаться от нервного напряжения, сопротивляясь настырным прикосновениям к ним. Мужчина ещё немного надавливает, закрывает глаза, шумно выдыхает, чуть ли ни рыча в подбородок Тэ, убирает руку от его попки и делает шаг назад. — Всё, — тёмные глаза снова хищно смотрят, изучают, пожирают взглядом целиком. Господин Чон через силу останавливается, берёт свои яростные желания под контроль, старается обуздать своих неугомонных и жадных демонов, которые неустанно так и нашёптывают ему, чтобы он продолжил. — Выходи. Иди в комнату и ложись в кровать. Я приду немного позже. Тэхён молниеносно покидает душевую кабину. Торопливо вытирается почти что на ходу и пулей выбегает из ванной комнаты, плотно захлопывая за собой дверь. Достаёт чистую одежду из шкафа, натягивает на себя свежее нижнее бельё, хватает с полки пижамные штаны и кофту, хотя предпочитает спать в трусах и без футболки. Одевается, залезает в постель и накрывается объёмным одеялом с головой, подминая его под себя со всех сторон так, словно прячется от всего и от всех, поджимает колени и сворачивается клубочком, как перепуганный маленький зверёк. Тэ просыпается под утро, ощущая резкую и сильную боль в спине. Немного приподнимается, пробуя слезть с кровати. Болезненные ощущения переходят даже на бёдра, а сесть практически невозможно. Кое-как всё же сползает с постели, медленно и бесшумно обходит большую кровать, боясь хотя бы одним шорохом разбудить Чонгука. В ванной комнате замечает кровавый след на светлой ткани нижнего белья. Тянется рукой назад, дотрагивается пальцами до ягодиц, осторожно проводит между ними. Палец тоже в крови. Протяжно вздыхает и морщится, когда нечаянно совершает резкое движение. Выходит в спальню и бросает измученный взгляд на спящего мужа. Каждое малейшее шевеление причиняет всё больше и больше боли. Даже дойти до кровати без посторонней помощи становится неосуществимо сейчас. — Чонгук… — хрипло и призывно произносит на всю комнату, держась за дверной косяк ванной комнаты. — Чонгук? Мужчина отрывает голову от подушки. Сонно смотрит в ту сторону, откуда доносится его имя, несколько раз моргает, стараясь оторваться ото сна. — Мне очень больно… — тихо шепчет Тэхён, протягивая руку к нему. — Всё болит… — хочется зарыдать. Не столько от боли, сколько от унизительного положения и того, что ему приходится просить помощи у человека, который и есть виновник его страданий. Господин Чон торопливо встаёт, подходит к нему, берёт за запястье и осторожно ведёт к кровати, помогая ему дойти. — Ложись на живот, — спокойно и уверенно произносит, включая ночную лампу. У Тэхёна нет сил спорить. Нет желания пререкаться. Не осталось даже сил на страх. Он покорно и аккуратно ложится. Чонгук садится рядом с ним, медленно приспускает с него одежду, нежно и заботливо дотрагивается до обеих ягодиц и чуть раздвигает их, внимательно осматривая задний проход. Сразу же в глаза бросаются небольшая припухлость, покраснение и алая кровь вокруг стеночек ануса. — В больницу не поедем, я вызову врача, — холодно произносит Чонгук и в этот же момент наклоняется к нему, осторожно и невесомо целуя в каждую ягодицу поочерёдно. Действия совершенно не вяжутся с тем ледяным тоном, с которым он бросает фразы. — Потерпи. Доктор из клиники, в которой очнулся Тэхён после комы и продолжает обследоваться, приезжает достаточно быстро. Дорога до пригорода занимает не более, чем сорок минут. Внимательно осматривает юношу и ставит диагноз — множественные трещины ануса. — Господин Чон, — мужчина средних лет выходит из спальни, прикрывает за собой дверь, подходя к хозяину особняка. — Я выписал лекарственные препараты, — протягивает ему папку с документом осмотра после проведённых процедур с пациентом. — Обезболивающие мази помогут снять напряжение и боль. Также я прописал свечи. Трещины. Ничего критичного, по сути, или серьёзного, — смотрит на господина Чон, стараясь говорить как можно тише. — Юноше необходим половой покой неделю. И это как минимум. И никакой физической нагрузки. Все остальные рекомендации вы сможете найти в этих бумагах. Если возникнут какие-либо вопросы, то звоните мне. Жить ваш муж будет, — издаёт тихий смешок. — Хирургическое вмешательство не требуется. — Благодарю, доктор Льюис, — господин Чон забирает папку из его рук. — Обязательно ознакомлюсь с вашими рекомендациями. И спасибо за скорый визит, — смотрит ему прямо в лицо, приподнимая уголки губ в дружелюбной улыбке. — Пришлите счёт на тот же адрес электронной почты, как и всегда, — протягивает в его сторону продолговатый белый конверт. — А это лично вам. — Ну, что вы, совершенно не стоит, ведь это моя рабо… — За личное время, — улыбается Чонгук, бросая более пронизывающий и холодный взгляд. — И за врачебную тайну, разумеется. — С вами приятно иметь дело, господин Чон, — врач забирает конверт и прячет его сразу же в свою сумку. — Я вколол ему успокоительное. Полагаю, мальчик уже уснул. — Как и с вами приятно иметь дело, доктор Льюис. Охрана проводит вас до автомобиля. Всего славного.* * *
— Я ни разу не обращал внимания на то, как тут отчётливо по вечерам можно услышать море, — бархатный и вкрадчивый голос Тэхёна доносится с балкона, проникая в спальню через открытую дверь вместе с прохладным ветерком, как только юноша улавливает тяжёлые шаги за своей спиной. — Его шум завораживает, утягивает, поглощает, будоражит… — на мгновение замолкает, прикрывает глаза и издаёт еле слышный горький смешок на выдохе. — Возбуждает… И вместе с тем безумно пугает, ведь никто не может знать, насколько оно глубокое на самом деле, правда?.. Порой кажется, что ты идёшь по твёрдому каменистому дну, абсолютно уверенный в своём следующем шаге, но перед ногами образовывается огромная пропасть, ты наступаешь в неё и начинаешь тонуть, не успев даже сделать последний вдох… В ответ гробовая тишина, но чужое присутствие за спиной явственно ощущается: чувство, что кто-то прямо сейчас беспрерывно смотрит на тебя в упор, прямо в затылок, словно держит тебя на мушке, как маньяк. Хочется съёжиться от неприязни и скрыться от пронзительных глаз позади себя как можно скорее. — Тонуть — это так страшно… — вдумчиво продолжает светловолосый молодой человек, укутываясь чуть плотнее в мягкий шерстяной плед. — Мне кажется, нет ужаснее смерти, чем лишиться возможности свободно дышать, Чонгук… У меня было достаточно времени, чтобы обдумать произошедшее, — ещё один выдох, но на этот раз громкий и суетливый, какой-то обеспокоенный. — Я не хочу быть с тобой. — Господин Чон просил предупредить тебя, Тэхён, чтобы ты не ждал его и ложился спать, он будет работать сегодня в своём кабинете до поздней ночи, — внезапный голос Хосока заставляет Тэ вздрогнуть от неожиданности и резко обернуться к нему лицом, выглядывая из-за белоснежного полупрозрачного воздушного тюля, раздуваемого редкими порывами ветра. Этот вечер спокоен и тих. В любой другой ситуации он непременно умиротворял бы и вызывал бы ощущение приятно звенящей гармонии где-то в глубине души, если бы не мысли Тэхёна, съедающие его без остатка. Если бы не боль. Если бы не… Чонгук. — Я полагал, что это… Я принял тебя за него, — смущённо произносит юноша, устремляя растерянный голубой взгляд на своего телохранителя, никак не предполагая, что перед ним окажется вовсе не его супруг. Хосок мельком пробегает тёмными глазами от головы до ног по молодому человеку с таким каменным и одновременно сосредоточенным выражением лица, будто оценивает, всё ли с ним в порядке, всё ли под контролем. Точно изучая его. Выдерживает короткую паузу, убеждаясь, что он в целости и сохранности, а любая опасность отсутствует, и после спокойно отвечает: — Доброй ночи, Тэхён. — Подожди! — настойчиво и нетерпеливо останавливает его Тэ, когда тот уже успевает отвернуться и направиться к выходу из комнаты. — Пожалуйста… — любезно добавляет. Хосок снова поворачивается к нему. Внимательно, но всё с той же бесстрастной маской на лице наблюдает за ним. — Слушаю, Тэхён, — холодно отзывается начальник охраны господина Чон. — Извини меня, — юноша медленно и осторожно выходит с балкона, проходит в спальню, стараясь сохранить непоколебимый вид. Поясница по-прежнему болезненно ноет при любой попытке сделать даже несколько коротких шагов, как и на протяжении всего этого дня. — То есть я хотел сказать… Извини нас с Чимином, — сразу же поправляет сам себя. — Наш поступок спровоцировал ряд проблем для тебя, о которых мы не подумали. Мне жаль. Мне искренне жаль, Хосок… — поднимает на телохранителя большие голубые глаза. Неимоверно печальные глаза. — Я не мог и представить, что… — Теперь ты представляешь, насколько вопрос твоей безопасности важен для господина Чон. Он первостепенен, Тэхён. Постарайся не забывать об этом. Тэ озадаченно останавливается около кровати. Обдумывает услышанное. Скрещивает руки на груди и с тяжестью хмыкает. Саркастично. Презренно. — Он оберегает меня от всего и от всех вокруг, но не способен защитить от самого себя. Разве так… — уголки губ немного приподнимаются в безнадёжной улыбке. — Разве это правильно? Хосок молчит. Смотрит в упор на юношу, стоящего перед ним и начинающего абсолютно бессмысленный и неуместный разговор. От безвыходности своего положения. От унижения. От тотального одиночества. Из-за того, что не с кем даже поговорить, спросить совет, некому выговориться. Но в этом доме правильно — это исключительно то, как желает и требует Чонгук, разумеется. Не больше. Не меньше. Это аксиома, не нуждающаяся ни в каких доказательствах и спорах. — Делаю скидку на твои проблемы с памятью. Я знаю, что данный поступок был совершён с подачи Чимина, Тэхён, — сухо и монотонно наконец-то отзывается Хосок, поправляя возле своего уха чёрный маленький наушник, явно реагируя на чей-то голос, звучащий из него. — Отдыхай. Тебе не помешает. После последней произнесённой им фразы вновь наступает неловкая пауза. Тэхён сразу понимает, о чём именно говорит его собеседник. На мгновение стыдливо опускает взгляд вниз. Хочется исчезнуть, раствориться в воздухе, пропитанном солёным морским ароматом, но уже через секунду голубые глаза вновь пристально смотрят, а молодой человек через силу выдавливает из себя мягкую улыбку. — Это не так. У меня своя голова должна быть на плечах, — воодушевлённо и вместе с тем как-то с горечью, всё ещё защищая своего единственного и самого близкого друга от всех нападок в его сторону, который, в свою очередь, ничем и никак не помог ему даже тогда, когда Тэ звал его, просил, умолял. Обидно? Слишком. Больно? Безмерно. Но стоит ли демонстрировать эту слабость сейчас и заявлять о ней? А вообще стоит ли?.. — Чимин не виноват в том, что произошло. Не делайте из него лёгкую мишень. — Это всё, что ты хотел сказать, Тэхён? — Хосок снова тянется пальцами к неприглядному наушнику в своём ухе, а по его серьёзному взгляду сразу становится заметно, что он вновь внимательно слушает того, кто что-то ему передаёт. Не Тэхёна вовсе. — Я должен идти. — Я всё понимаю. Стараюсь понять, но… Хосок молча дожидается, терпеливо, сдержанно и без проявления каких-либо эмоций даже в мимолётной мимике. — Нет, ничего… — сдаётся Тэхён, рассматривая суровое мужское лицо напротив себя. — Спасибо, что предупредил. Как только пальцы телохранителя обхватывают металлическую дверную ручку, тихий голос Тэхёна опять останавливает его: — И спасибо за твои слова вчера… Они меня… — запинается и тоскливо выдыхает, стаскивая со своих плеч плед. Сердце начинает биться чуть быстрее. В груди появляется мандраж. И беспробудное чувство непонимания того, что происходит. Непринятие. По-прежнему. Убийственное. — Спасли… — Тэхён, это моя работа, — ледяная и равнодушная интонация в голосе мгновенно отрезвляет молодого человека и вызывает ещё больший дискомфорт. — Оберегать тебя — это моя работа. Не нужно благодарн… — Что мне делать?! — чуть громче выкрикивает Тэ, делая несколько шагов к своему телохранителю и преграждая ему выход, встаёт прямо перед ним, смотря в глаза. — Я не знаю, что мне делать теперь! — искренние эмоции вырываются из юноши. Чувства, которые всё же стало тяжело сдерживать, хоть он изо всех сил и пытался взять их под свой полный контроль. — Мне страшно! Я боюсь!.. — А это решать тебе, Тэхён. Ведь у тебя своя голова на плечах есть, как ты сам выразился несколькими минутами ранее. Любое твоё решение — это поступок, от которого зависят дальнейшие события, которые либо произойдут с тобой, либо нет. А порой и не только с тобой, но и с теми, кто тебя окружают. Опасность может быть вполне реальна, а страх — это лишь выбор человека. Но и этот выбор необходимо совершать обдуманно, — внимательно смотрит на перепуганного мальчишку, который напоминает прямо сейчас беспомощного слепого котёнка в поисках кошки. Наклоняется чуть ближе к его лицу, произнося по-прежнему холодно, но впервые за всю их беседу действительно участливо. — Что бы ты ни делал в своей жизни — всегда думай. Вопрос выживания не так часто кроется в силе, как ошибочно полагают. Даже на войне. Чаще всего — в хитрости. Раздаётся отчётливый лязгающий звук дверной ручки, деревянная дверь спальни плотно закрывается, и Тэхён вновь остаётся в абсолютном одиночестве в огромной спальне, к которой, как ему казалось ещё пару дней назад, он успел окончательно привыкнуть, скучая по своему мужу и трепетно дожидаясь его возвращения из командировки, а сейчас она ощущается невероятно давящей, чужой и такой холодной. Клеткой, не иначе. Точно такой же, как и сам Чонгук. Хосок прав. В этом мире зачастую побеждают не сильные. И даже не умные. А хитрые. Весь мир держался, держится и будет держаться на уловках. Такова его природа. Такова его сущность — как и самих людей. И тут важен искрящийся талант к этому. Призвание, если угодно. Дар от рождения, которому невозможно обучиться ни в одном университете или получить на курсах по личностному росту. Так это не работает. Это либо присутствует в человеке и зарождается в нём ещё в процессе его формирования в утробе матери, либо это отсутствует напрочь. Но бывают и исключения из правил, как и везде. И Тэхёну стать бы этим самым исключением, но… Всему своё время… Всё приходит с опытом. Тэ медленно спускается по мраморной лестнице со второго этажа особняка, держась за широкие перила. Внизу тихо. Ни души, будто все разом вымерли. Словно особняк погрузился в сон. Даже Юнги не видно. Бесшумно проходит вдоль длинного коридора, огибает просторную гостиную, совмещённую с предкухонной зоной, и подходит к кабинету своего супруга, сразу же поднимая руку перед собой и сжимая ладонь в кулак, готовый вот-вот постучать в дверь. Но что-то его останавливает. Страх, о котором он говорил Хосоку совсем недавно? Нет. Нагрянувшие сомнения? Тоже не они. Внезапно обострившиеся чувства к мужу? Мимо. Что-то, что не поддаётся объяснению здесь и сейчас. Что-то, что обитает в человеке на молекулярном уровне. Подобно инстинктам. Предчувствию. Шестому чувству. Юноша приходит в сознание от своих же размышлений только тогда, когда слышит короткий двойной удар о деревянную поверхность напротив себя. Всё же постучал. Машинально и непроизвольно. Теперь уже нет возможности пойти на попятную. Осторожно приоткрывает дверь и заходит в помещение. Господин Чон отрывает сосредоточенный и внимательный взгляд от ноутбука, поднимая его на вошедшего в кабинет. — Зачем ты встал? Врач рекомендовал постельный режим на сегодня, — чёрные глаза тут же вспыхивают яркими искрами при одном только взоре на молодого супруга: привлекательный, соблазнительный, уязвимый — всё, что необходимо постоянно голодным демонам, чтобы проснуться и выйти на охоту. — Я хочу поговорить с тобой, — твёрдо произносит Тэхён, прикрывая за собой массивную дубовую дверь. Чонгук откидывается на высокую спинку кожаного кресла, принимает расслабленную позу, с интересом наблюдая за тем, как Тэ осматривается по сторонам, рассматривая высокие стеллажи, полки которых снизу доверху заставлены книгами. За всё то время, что Тэхён проживает в особняке, он крайне редко бывал в кабинете своего мужа, стараясь лишний раз не беспокоить и не отрывать от работы. — Поговорим завтра утром, Тэх… — Сейчас, — решительно перебивает молодой человек, поднимая глаза на Чонгука. — Хосок предупредил меня, что ты задержишься до поздней ночи, но я не отниму у тебя много времени. Господин Чон приподнимает бровь. Внимательно и медленно проходится пронизывающим взглядом по юноше. Становится всё интереснее. — Говори, любовь моя. Я готов тебя выслушать, если это не терпит отлагательств. Тэхён борется с возникшим напряжением от того, с какой интонацией в голосе была произнесена эта фраза. Слова, покрытые колючим льдом, но вместе с тем такие липкие и сладкие, будто бочка с мёдом. — У меня была возможность всё обдумать за то время, пока я сидел в комнате без возможности выйти из неё, поэтому я… — Извини, листочек, но я вынужден перебить тебя ради короткого уточнения, — господин Чон целенаправленно не даёт закончить мысль, зная наперёд, о чём дальше пойдёт речь. Опыт. Улавливание настроения. — Кто именно лишил тебя возможности покидать пределы комнаты? — Ты! — вырывается из Тэ с шипящим и глухим звуком. — Именно ты! — Нет, золото моё. Я лишь попросил тебя выполнять рекомендации врача и оставаться в постели. Не рекомендуется покидать пределы особняка и его территорию. Пожалуйста, не утрируй и излишне не драматизируй, — и вновь целенаправленно использует те слова, которые в сложившейся ситуации непременно вызовут эмоции у столь юного и потерянного мальчика. — Мы ведь не в театре и не спектакль разыгрываем с тобой, не так ли? — Не утрировать?.. — полушёпотом и с удивлением в лице. — Не драматизировать?! — недовольно охает Тэхён, обескураженно хлопая глазами. — Как ты мог так поступить со мной? Как ты посмел?! Кто дал тебе право так себя… — Тэхён, — мужской голос приобретает стальные ноты, переполняется твёрдостью, словно на глазах облачается в железо, становится требовательным. — Я не хотел начинать этот разговор до тех пор, пока ты не восстановишься, к тому же врач предписывал тебе полный покой, но ты опять не оставляешь мне никакого выбора. Я действительно наивно полагал, что то время, которое ты провёл сегодня наедине с собой, отдыхая от занятий с преподавателями и иных своих ежедневных обязанностей, пойдёт тебе на пользу, и ты сможешь обдумать своё поведение и свои поступки, но я ошибся. Ошибся в тебе. Мне жаль, что до этого дошло, но я принял общее решение для нас подать на развод, — виртуозно действует на полное опережение, нисколько не сомневаясь в том, что его листочек непременно готовился начать говорить о расставании. Светловолосый юноша замирает на месте. Прикрывает глаза и морщится, стараясь понять, на самом деле всё это происходит с ним, или это просто дурной и нелепый сон. Кошмар. — Это что, шутка такая? — хмурит брови Тэ, делая шаг к широкому рабочему столу Чонгука, упираясь об его поверхность своей вспотевшей от волнений ладонью. — Ты меня изнасиловал! — со злобой шипит сквозь зубы, наклоняясь чуть к нему. — Как тебе совесть позволяет выставлять меня виноватым?! Тебе не стыдно?! Как ты… — Избавь меня от этих детских и неуместных истерик, Тэхён. У меня нет на них времени, — строгий мужской голос всё также стойко осаждает. — Думаю, тебе стоит на время покинуть наш дом. Юноша резко отстраняется назад. Голубые глаза становятся всё больше, сменяя свой оттенок на ярко-бирюзовый, поблёскивая в мягком приглушённом комнатном свете, словно морские волны в бликах лунного ночного свечения. — Покинуть?.. — недоумевая переспрашивает. — Как это понимать? Внутри Тэхёна всё леденеет. Одолевают странные и противоречивые чувства: только что он сам намеревался прийти в кабинет господина Чон и сообщить ему о своём бескомпромиссном желании расстаться, абсолютно не задумываясь о том, куда он пойдёт и к кому тогда, а сейчас, слыша эти слова от мужа, он испытывает ещё большее непонимание, незнание, ещё более острую потребность в поддержке и в извинениях со стороны Чонгука, уверенный в собственной и безоговорочной правоте. На мгновение Тэ задумывается, а действительно ли его целью было именно расставание, или он хотел лишь проманипулировать супругом, вызвав страх потерять его и чувство бескрайней вины? В голове моментально всплывают фразы Хосока про хитрость. Это было глупо, Тэхён. Так глупо. Следовало поступить мудрее. Немного потерпеть. Выждать. Теперь не остаётся выбора, кроме как согласиться с решением мужа: либо развод, либо взять всю вину на себя, низко склонить голову и просить прощение за своё нерадивое поведение. Снова извиняться, как и тогда у клетки, когда Чонгук безжалостно и жёстко входил в него, не обращая внимания на просьбы остановиться, наваливался всем телом сзади и прижимал к металлическим прутьям перегородки, жестоко вдавливал в них лицом, царапая нежную кожу, с каждым новым движением внутри вызывая резкие приступы боли. Но разве можно после такого брать ответственность на себя и соглашаться с тем, что именно ты виновен в произошедшем с тобой?.. Господин Чон всем своим видом даёт понять своему мужу, что не можно, а нужно. — Именно, любовь моя. Ты явно продемонстрировал мне, как жаждешь свободы и возможности самостоятельно принимать решения в своей жизни. Что же, я не стану лишать тебя этого. Зачем? — Чонгук протягивает руку к увесистому стеклянному бокалу с тёмным ромом с шоколадным послевкусием, остающимся на языке, делает медленный глоток и принимается спокойно и хладнокровно объяснять, но каждая фраза звучит так, будто педагог отчитывает непослушного школьника. — Ты уедешь на время в мою квартиру в Сиднее. Безусловно, я обеспечу тебя всем необходимым для жизни до тех пор, пока ты не сможешь сам и самостоятельно, — вальяжно подчёркивает в речи. — Кормить себя и снимать для себя жильё. Полагаю, месяца вполне хватит. За этот временной период мой юрист успеет подготовить документы для расторжения нашего брака, — протяжно хмыкает, впиваясь хищным взглядом в молодого человека, охотно предвкушая реакцию. — Так о чём ты хотел поговорить со мной? — Для расторжения брака?! — снова переспрашивает Тэ, суетливо поправляя рукава рубашки. — Столь радикальное решение, значит? И при этом ты называешь меня любовью своей?! Чонгук, ты… — Я глубоко разочарован в тебе, но это не означает, что у меня нет к тебе чувств, любовь моя. Я не узнаю тебя совершенно. Эта авария, которую я до сих пор переживаю, беспокоясь о тебе, о твоём самочувствии, о твоём состоянии, предпринимая любые попытки и возможности помочь тебе восстановиться, убила Чон Тэхёна и заменила его кем-то другим, — господин Чон пристально наблюдает за каждым неуверенным движением Тэхёна, специально ударяя по самому болезненному для него. — Человеком, который не уважает своего супруга, позорит его фамилию, позволяет себе тайком сбегать из дома, обманывая охрану и персонал, людей, с которыми живёт под одной крышей, только ради того, чтобы провести время с жалким и неотёсанным сбродом, рискуя собственной безопасностью, ставя на кон репутацию своего мужа. Вместе с памятью ты потерял и весь здравый смысл, а главное — перестал прислушиваться ко мне. Мне горько за этим наблюдать. Ты расстроил меня, Тэхён, не только своим необдуманным поступком, но и тем, что так и не осознал степень своей ответственности за него, до сих пор не принимая своё справедливое наказание. Ты ведёшь себя подобно капризному ребёнку. Скажи, пожалуйста, зачем мне супруг, который не уважает мою фамилию, меня и наш брак? Для чего мне муж, который готов пожертвовать всем ради пятиминутной прихоти, который готов подставить людей, что искренне и всеми силами заботятся о нём, оберегают, создают комфортные условия для него? Это так неразумно. И так низко с твоей стороны. Так неблагодарно. Ты спрашивал меня, стыдно ли мне? Разве что за тебя, листочек. — Низко?.. Стыдно за меня?.. Я хочу уехать прямо сейчас… — дрожащим голосом пробует защитить себя Тэхён, испытывая лишь одно желание — закончить этот разговор и больше никогда не общаться с этим мужчиной. — Ты не прав! Ты говоришь ужасные вещи, Чонгук!.. Как ты можешь? Ведь я… Как?! — Прямо сейчас это невозможно, — господин Чон делает ещё один глоток рома, отстраняя от лица бокал, сдвигает брови, недовольно щурится, осматривая с ног до головы потерянного и сбитого с толку юношу. — Продолжать эту беседу бессмысленно. То, что я вижу и слышу, разочаровывает меня всё больше и больше. Ты ведь не хочешь расстраивать меня ещё сильнее, верно? — Чонгук! — не выдерживает такой наглости Тэ, злобно повышая на него голос. — Ты слышишь, что ты говоришь?! — ощущение безвыходности положения и загнанности в угол неустанно давят. Невозможно контролировать себя. Нет никакого способа оставаться спокойным и сдержанным. — Верно, Тэхён? — наклоняется ближе к своему столу, а выражение лица становится устрашающе суровым. — Или ты именно этого и добиваешься? Тэ напряжённо борется с образовавшимся в горле комом, сглатывая несколько раз. Хочется отстоять свою точку зрения. Хочется донести до Чонгука, что это он, именно он совершил скверный и низкий поступок, за который должно быть стыдно именно ему, но никак не Тэхёну. Но хочется невозможного в данный момент. А истериками и спорами он не добьётся ничего. Разве что поставит себя в ещё более нелепое и проигрышное положение. Закрывает глаза. Протяжно и шумно выдыхает, успокаивая сам себя. — Когда я перееду?.. — взволнованно уточняет. — В квартире давно никто не проживает. Её необходимо подготовить, — расслабленно и хладнокровно поясняет господин Чон. — На сегодня разговоров достаточно, Тэхён. Иди отдыхать. И не забудь воспользоваться выписанной доктором мазью, хорошо? Юноша брезгливо морщится, хоть и сразу же усиленно заставляет себя расслабить каждую мышцу лица, чтобы ни в коем случае не выдать свои истинные чувства, своей обиды, своего отвращения. В упор смотрит в чёрные глаза напротив себя, глубокие, бездонные, напоминающие две могилы, а после молча разворачивается и торопливо следует к выходу из кабинета. — Тэхён, я не слышу ответа на свой вопрос, — призывный мужской железный голос ударяет прямо в спину, словно острое лезвие ножа. — Хорошо… — тихо отзывается юноша, дотрагиваясь непослушно дрожащими длинными пальцами до дверной ручки. — Доброй ночи… — Спокойной ночи, листочек, — Чонгук улыбается, наблюдая за тем, как Тэ растерянно уходит, наконец-то выпуская наружу свой самодовольный демонический оскал, снова щурясь и вновь откидываясь на спинку кресла от возбуждающего внутреннего ощущения тотального контроля над молодым мужем, ведь отпустить провинившегося и подарить мнимую свободу — это не более, чем правильный и тактический ход в самое подходящее время, чтобы дать своей желанной и обожаемой добыче принять свою участь в полной мере. Смириться с ней. Не сопротивляться ей. Полюбить её всецело.* * *
Лучи утреннего солнца беспрепятственно проникают через панорамные окна высокого бизнес-центра, заливая своим приятным и мягким светом огромное помещение, падают на стопки бумаг, разложенные на столе, переливаются бликами на ярком экране компьютера, расползаются по светлым стенам и потолку. — Я не совсем уловил… — мужчина поправляет блестящую запонку на рукаве белоснежной рубашки, выглядывающую из-под плотной ткани серого пиджака. — Что ты имеешь ввиду? — Намджун, я уверен, что ты всё понял с первого раза, не вынуждай меня повторять, — господин Чон ставит на фарфоровое блюдце чашку с ароматным чёрным горячим кофе, только-только сваренным его личным помощником. — Необходимо сегодня подготовить мою квартиру в Паддингтоне до вечера к переезду Тэхёна. Надеюсь, мне нет необходимости объяснять, что именно я имею ввиду, когда говорю «подготовить»? — отрывает пристальный взгляд от документов, поднимая его на взволнованного собеседника. — С чего бы это?! — искренне удивляется мужчина, приподнимая густые брови. — Зачем ему переезжать в город, да ещё и в этот чёртов Паддингтон?! Что происходит вообще? — замолкает, а потом закрывает глаза, принимаясь устало и нервно массировать веки пальцами. — О, я, кажется, догадываюсь! — нетерпеливо сам же и отвечает на свой вопрос. — Он вспомнил что-то, так?! — распахивает взгляд и наклоняется через стол как можно ближе к Чонгуку. Господин Чон лукаво хмыкает, продолжая терпеливо наблюдать за своим обеспокоенным юристом. — На случай возвращения памяти есть своя схема действий, Намджун. Тебе ли об этом не знать. — Тогда почему он переезжает, Чонгук?! — настойчиво добивается правды мужчина. — В рамках воспитательного процесса, только и всего, — тянется к чашке с кофе, поднося её ко рту. — Я сообщил ему, что намереваюсь расторгнуть с ним брак. — Что за очередные игры?! — Намджун распаляется ещё больше, резко вскакивает со стула и быстрыми шагами подходит к окну, поворачиваясь лицом к своему боссу. — Я столько сил потратил на фальсификацию всех документов, а ты мне заявляешь… — Присядь! — строго, властно и требовательно обрывает поток слов Чонгук, сохраняя чудовищное хладнокровие и спокойствие. — Не устраивай шоу и возьми себя в руки, Намджун. Если я говорю, что нужно поступить именно таким образом, значит, так и необходимо сделать. Я тебе не глупый малолетний мальчишка, руководствующийся мимолётными мыслями и фантазиями. Если я сказал, что Тэхёну необходимо переехать сегодня вечером, значит, я делаю это более, чем осознанно. Я не для того проделал весь этот путь только ради него одного, чтобы так легко позволить надломиться и без того хрупкой грани между нами. — Хах! — мужчина недовольно усаживается обратно, смотря исподлобья на своего собеседника. — Если ты не переезжаешь вместе с ним, то как же это укрепит и без того хрупкую грань между вами? Мне казалось, вы пошли на сближение, разве нет? Он начал доверять тебе, открываться тебе. Что ты сделал? — задаёт прямолинейный и чёткий вопрос, слишком хорошо зная своего друга и уже догадываясь, что произошло что-то, что совсем не вписывалось в планы Чонгука. Во всяком случае, не сейчас явно. — Что случилось? Губы снова расползаются в ехидной ухмылке на лице господина Чон. Самодовольной. Кричащей об очередной беспроигрышной затее. — Необходимо сделать всё, чтобы моему прекрасному цветочку было комфортно в его новом временном саду: организуй клининг в квартире, холодильник должен быть заполнен продуктами. Не забудь обо всех бытовых нуждах. И самое важное, Намджун, — Чон ещё раз отпивает из кружки уже остывающий чёрный кофе, спокойно дополняя свои указания. — В квартире, как и напротив входной двери в неё, должны быть установлены камеры с возможностью прослушивания. — Это не ответ на мой вопрос, — раздражённо вздыхает мужчина. — Это всё, что тебе стоит знать, — чёрные глаза хитро поблёскивают в лучах австралийского солнца. — Пока что. Мой план заключается в том, чтобы заставить Тэхёна скучать, вынудить его самого прийти к той мысли, что то, что произошло, является исключительно лишь его собственным проступком, повлёкшим за собой разрушительные для него последствия. Справедливые последствия. Мальчик должен усвоить свой урок, запомнить его, принять и осознать в полной мере. — Почему ты не хочешь прямо сказать о произошедшем? — главный юрист господина Чон не оставляет своих попыток дойти до зерна истины. — Секс? — нерешительно уточняет у него, сразу предполагая самые жёсткие варианты. — Ты склонил его к сексу? — О, нет, Намджун. Всё совсем наоборот. Это он склонил меня к тому, чтобы между нами состоялась близость в той форме, в которой она была. Мужчина снова прикрывает глаза, закидывает голову назад, делая ею медленные круговые движения. Обречённо выдыхает, тут же совершая шумный вдох. Надувает щёки, прерывисто освобождая воздух из своих лёгких. — Как он отреагировал? — внезапно спокойно спрашивает Намджун, пряча буйство эмоций, так и просящихся вырваться наружу. — Почти достойно, — с непритворным довольством сообщает господин Чон, откидываясь на спинку рабочего кресла, покачиваясь в нём. — Он заслужил глоток свободы, пусть и искусственной. Хочет самостоятельности — я дарую её ему. Пусть поплавает в бескрайнем и суровом океане жизни. Всё равно от берега далеко не отплывёт, — по-прежнему впивается пристальным и на этот раз страстным взглядом в сидящего напротив. — Как всё решишь с квартирой, дай мне знать, и я тут же обрадую своего супруга его скорейшим переездом. Полагаю, он уже собирает свои вещи. Нетактично заставлять ждать, когда вершится судьба, не так ли, друг? — Что ж, всё сделаем. Я дам знать, как квартира будет готова к переезду, — с тяжестью в сердце и недоверчиво отзывается Намджун, поднимаясь со стула и двигаясь в сторону двери. — Чуть не забыл, — останавливает его господин Чон, протяжно хмыкая. — А об этом забывать ни в коем случае нельзя, — лицо вновь сияет самодовольной ухмылкой. — Чимину необходимо подобрать работу в одной из моих гостиниц. Выбери ту, которая дальше всех от моего дома и где самый строгий и взыскательный администратор. График два через два, Намджун. Желательно, чтобы двое суток он проводил именно на работе. Это может быть любая вакансия, подходящая для его искромётного и непревзойдённого умственного развития… Хм, например, прачка, посудомойка или горничная. На твой вкус или по требованиям отеля. А лучше всё и сразу. Даю тебе неделю на подготовку всех необходимых документов. Уверен, что у моего младшего брата отсутствует даже медицинская книжка. Выясни всё и дай мне знать. А теперь свободен. Жду твоего звонка ближе к вечеру.* * *
Тэхён покидает особняк ещё до возвращения Чонгука с работы. Будто специально. Словно так и задумано. Не успевает даже попрощаться с ним. Да и кому нужно это прощание, если задуматься? Никому: ни ему самому, ни его мужу. В нём нет никакого смысла. Сказать друг другу больше нечего, уже всё высказано. Но тоскливое чувство всё равно присутствует в груди. Ноет. Отзывается переживаниями, сомнениями, страхом. От него не спрячешься и не сбежишь, никуда не скроешься. Что-то всё равно мешает вздохнуть полной грудью и задышать той самой свободой. Долгожданной свободой. Хотя ждал ли её Тэхён на самом деле? Жаждет ли он её? Нужна ли она ему? — Я провожу тебя, — Хосок протягивает Тэхёну связку ключей. Юноша бросает взгляд на невысокий дом. Всего четыре этажа. Здание выполнено в фиолетовых тонах, а узкие и длинные окошки украшены резными балконными перегородками чёрного цвета. Так нетипично для Сиднея и для тех частей города, в которых он уже успел побывать. Словно совершенно другая местность, другое время, абсолютно другая страна. — Тэхён, если что-то произойдёт или тебе потребуется помощь, то звони мне, — холодно произносит Хосок, но всё равно встревоженно. Это чувствуется в голосе, это заметно в интонации, которая отличается от столь привычной для него. Сейчас его слова звучат как-то иначе. Не так, как обычно. — Я справлюсь, — наспех отвечает ему Тэ, выходя из автомобиля. — Не сомневайся. И… — замолкает на секунду, а после счастливо произносит. — Береги его, пожалуйста. Начальник охраны господина Чон бросает короткий взгляд на молодого человека, вопросительно приподнимая бровь. — Чонгука, — с улыбкой на лице поясняет Тэхён и достаёт из кармана пиджака небольшую коробочку, которую несколько недель назад вручил ему супруг на берегу моря, когда они впервые поцеловались после пробуждения Тэ от комы. — Это моё обручальное кольцо. Я почему-то не решился снять его, пока ещё находился в доме, — равнодушно пожимает плечами, демонстрируя наигранное спокойствие. — Отдай ему. Мне оно больше не нужно. — Оставь у себя. Ты всё ещё его муж. Как и он твой. Вы в браке, Тэхён. Не забывай об этом, — Хосок уверенно предостерегает. — Поэтому не совершай больше ошибок и глупостей. Квартира располагается на последнем этаже дома. Просторная, хоть и состоит всего из двух комнат: огромная гостиная и спальня, а также небольшая кухня, гардеробная и совмещённый санузел. Светлая. Чистая. И вполне себе уютная. Тэ сразу же посещает мысль о том, а бывал ли он в ней когда-нибудь раньше? Усиленно пытается вспомнить, но оставляет эти бесполезные попытки, так как ни единого воспоминания. Совершенно ничего. Из окон открывается вид на узкую улочку, вдоль которой разбросаны паб, кофейня и небольшой ресторанчик с немецкой кухней. Для вечернего времени суток тут вполне тихо. В центре Сиднея у любого бара или ресторана куча людей и прохожих, особенно под ночь, музыка, шум, постоянно проезжающие автомобили, яркие огни, разговоры и смех на фоне, но только не здесь. Здесь будто само время остановилось. Именно то, что так необходимо Тэхёну, чтобы всё обдумать, всё взвесить и понять для себя, как ему действовать дальше и что делать со своей жизнью — тишина, покой и ощущение полной безопасности. Следующие пару суток после переезда юноша проводит в квартире, практически не покидая постель: много спит, стараясь набраться сил и восстановиться, а всё свободное время тратит за просмотром сериалов и фильмов, параллельно с этим продолжая выполнять домашние задания от преподавателей из института и рисуя. Очень много рисуя всё то, что только приходит в его воображение: от нелепых пёстрых бабочек, кружащих над цветами, до человеческих портретов. Болезненные ощущения в спине сохраняются всё это время, хоть лекарственные препараты и свечи облегчают состояние. Чонгук не звонит. Чонгук не пишет. Ни единого намёка на его присутствие в жизни молодого человека. Тотальная тишина с обеих сторон. Общение полностью сведено на ноль. За это время Тэ задавался вопросом, скучает ли он по всё ещё своему супругу, но каждый раз заставлял и вынуждал себя ответить чёткое и бесповоротное «нет» с боевым настроем. Никакой скуки. Никакой тоски. Вот ещё! Развод, так развод. Сам справится. Сам сможет. Сам добьётся всего. Сам вернёт память. Сам. Всё сам. На третий день своей новой жизни Тэхён приступает к активным поискам работы. Будучи уверенный, что ему, молодому и амбициозному, полному сил, стремлений, целей и мотивации, не составит это никакого труда, он сталкивается с первым разочарованием. Ему отказывают. А потом и со вторым — вновь отказ. И с третьим. И с пятым. И с десятым. Оказалось, что не имея высшего образования, никакого опыта и уж тем более свободного знания английского языка, ни одна «приличная» фирма не была готова принять юношу и предоставить ему должность. Два дня, переполненные искренними и искрящимися попытками ступить на тернистую карьерную лестницу, обрамлённые такими же искрящимися провалами. Тэхён медленно идёт вдоль улицы, опустив усталые и печальные голубые глаза вниз. Прохладно. Моросит мелкий дождь. Ёжится, чуть плотнее закутываясь в лёгкое пальто. К концу недели ему всё же удалось найти работу — уборщиком в местном барбершопе недалеко от его нового дома. Удобно, что нет необходимости тратиться на транспорт и проезд. Это поможет сэкономить деньги. Второй рабочий день оказался ещё хуже, чем первый. Если за первый он устал от того, что почти что восемь часов ему пришлось простоять на ногах, то второй окончательно разбил его — его уволили с формулировкой «вы не справляетесь со своими обязанностями». Как можно не справляться?! Много ли ума требуется, чтобы держать швабру и веник в руках?! Эти мысли не дают покоя, убивают морально, вызывают столько вопросов и такое отвратительное негодование. Кажется, что поиск работы стал непроходимым кругом Ада из множества остальных, не иначе, а ведь Тэ был так уверен, что с этим у него не возникнет никаких проблем. По правде говоря, он справлялся со своими обязанностями. И даже более чем. Администратору салона в первый же рабочий день захотелось предложить Тэхёну пройти курсы по парикмахерскому искусству и услугам. Уволили его лишь по одной веской причине — господин Чон не может позволить своему любимому и прекрасному супругу занимать столь незначительную, по его меркам, должность, поэтому ему не составило никакого труда избавить Тэхёна от его новой работы. Всего пять минут беседы по телефону с нужными людьми, и вопрос был исчерпан. Молодой человек замечает вдали неприметную в свете фонарей, но поблёскивающую вывеску. Не может разобрать ни слова — кажется, это японские иероглифы. Подходит чуть ближе и заглядывает в панорамные окна, сквозь стёкла которых тут же видит полотна и картины, висящие на стенах. Хочется зайти. Что-то неминуемо притягивает его и вызывает буйный интерес. Что-то внутри него замирает и одновременно вспыхивает. Он подходит к двери и дёргает за ручку. Открыто. Проходит сразу же в просторный зал, залитый тусклым и мягким светом, исходящим от прожектеров, расположенных в углах под потолком. Никого нет. Ни души. — Извините? — бархатный и учтивый голос разлетается эхом по помещению. — Тут кто-нибудь есть? Взгляд привлекает странная и чересчур самобытная живопись. В институте на курсе дизайна и архитектуры он изучает искусство, академический рисунок, черчение, но подобных портретов и картин ещё не встречал ни в одном учебнике. Тотально отличается от европейской. Эти полотна более изысканные, в них видится особая гармония, слияние с природой, ощущается особый дух во всём: во взгляде людей, животных, в нарисованных морских волнах и даже в том, какими мазками представлены листья деревьев и растения. Тэ осторожно и бесшумно проходит вдоль стены, увлечённо засматриваясь. — Добрый вечер, — вздрагивает от неожиданности, когда слышит за своей спиной глубокий голос. В полной тишине он напоминает точно скрежет кожи, разлетаясь будоражащими звуковыми волнами по всему пространству. — Мы уже не работаем. Тэхён плавно поворачивается и видит перед собой статного мужчину. На вид около тридцати пяти лет. Пробегает смущённым взглядом по нему: чёрные густые волосы аккуратно зачёсаны назад, тёмные глаза, острый нос, тонкие губы, заострённый подбородок, тонкая и длинная шея. Одет в чёрную рубашку, сверху которой тёмно-бордовый приталенный пиджак в клетку, тёмные зауженные брюки и лакированная обувь с острым мысом на небольшом каблуке. — Извините, — юноша быстро возвращает свой взгляд обратно, устремляя его в лицо собеседника, невольно вспоминая слова Юнги о том, что демонстративно рассматривать собеседника — моветон. — Но дверь была открыта. Я не знал. — Что ж, — протяжно и заигрывающе хмыкает мужчина и принимается улыбаться ему. — Вы абсолютно правы. В таком случае вы мой гость. Самый последний на сегодня и самый поздний. Но, как правило, такие гости оказываются самыми желанными и значимыми. Угостить вас японским чаем? — внезапно спрашивает, подходя чуть ближе к нему. — Сегодня прохладно на улице. Это поможет вам согреться. Вы, очевидно, замёрзли, — замечает, как юноша прячет руки в длинные рукава пальто. — Мне не хотелось бы вас отвлекать. Тем более в нерабочее время. Извините за беспокойство ещё раз, но мне уже пора. — С чего вы взяли, что оно нерабочее для меня? Закрыта лишь галерея, — кожаный скрипучий голос окутывает Тэхёна со всех сторон, словно облачает в непромокаемый плащ. — И почему вы так уверены, что отвлекаете меня? — плавно и с утончённым взмахом протягивает руку в сторону молодого человека. — Айден Ван. Я являюсь… — осматривается вокруг себя, и тонкие губы расползаются в ещё более широкой и приветливой улыбке. — Владельцем этой галереи. — Чон Тэхён, — юноша дотрагивается до его тёплой ладони, чуть сжимая её. — А я… — дружелюбно ухмыляется в ответ, не веря в то, что произносит это вслух. — Лишился сегодня работы, — отвечает первое, что только приходит ему в голову. — А погода действительно скверная. Чон. Какая знакомая фамилия. И вместе с тем какая редкая для Австралии. Айден на несколько секунд задумывается, пробуя вспомнить, где именно и от кого он её слышал, но прерывает свои размышления, и возвращает всё своё внимание к новому знакомому. — Приятно познакомиться с вами, Чон Тэхён, — любезно кивает ему Айден, поправляя металлические браслеты на своём запястье. — Мы не каждый день лишаемся работы, не так ли? Не стоит недооценивать такие моменты в своей жизни, даже если они печалят нас. За это определённо стоит выпить, — медленно отходит от молодого человека, подходит к стойке ресепшен и достаёт небольшой чайник, выполненный из прозрачного стекла, на дне которого плавают цветы. — Расскажите, что произошло? Или это тайна? — поворачивается к собеседнику, вновь выдавая мягкую улыбку. — Из меня не вышел достойный уборщик, — тоскливо и неохотно отзывается Тэ на неудобный для него вопрос, опять бросая свой взгляд на картины на стенах. Так и тянет подойти. Невозможно устоять на месте. — Придётся искать что-то другое. — Полагаю, что для этой деятельности тоже требуется особое призвание, как и для любой другой, — мужчина незаметно осматривает своего нежданного и весьма приятного гостя. Как странно — уборщик, одетый в вещи из последней коллекции YSL . Интересно. Необычно. И так загадочно. Точно ребус. Судоку. — В чём ваше призвание, Чон Тэхён, как вы думаете, если с уборкой не заладилось? — В рисовании… — зачарованно и как-то необдуманно отвечает Тэ, отходя всё дальше от владельца галереи и подходя всё ближе к манящим полотнам глубоких оттенков. — Вот оно как? — увлечённо проговаривает мужчина, отпивая из маленькой округлой пиалы ароматный травяной чай. — Вы художник, Тэхён? — Архитектор. То есть… будущий архитектор. Я учусь в Сиднейском университете на факультете дизайна, планирования и архитектуры. Сиднейский университет. Факультет архитектуры. Первые курсы лет пятнадцать назад. Чон. Пазл постепенно начинает складываться в голове Айдена, а память указывает ему, откуда он знает эту фамилию и почему он её запомнил. — Ох, как прекрасно! — протяжно отзывается Айден, манерно, воодушевлённо, а его голос снова с приятным и одурманивающим скрипом тягуче проносится по помещению. — Тэхён, это не иначе, как судьба! У нас как раз открыта вакансия. Сразу хочу вас опечалить, — впивается тёмным взглядом в светловолосого юношу, наблюдая, как тот медленно двигается, почти что незаметно, словно японский журавль около кристально чистого озера у подножия Фудзиямы. — Не уборщика, всего лишь моего помощника. Вы связаны с искусством, и это меня подкупает! И если вы всё же согласитесь выпить со мной чай, и вас заинтересует моё скромное предложение, то я с удовольствием буду готов рассказать вам более подробно об этом месте, о предлагаемой должности и о себе. Уверяю вас, — без промедлений обозначает, делая ещё один небольшой глоток горячего напитка, от которого исходит ароматный пар. — Это скрасит ваш вечер и поднимет вам настроение. Как архитектор и скульптор, хочу страстно заметить, что у вас очень красивое лицо, Тэхён. Правильные пропорции и черты. Печаль вам, безусловно, идёт, но не сомневаюсь, что и улыбка красит. Что скажете?