* * *
Чем дальше от этого проклятого дома, тем, кажется, становится свободнее дышать… Тэхён выглядывает в заднее окно автомобиля, глядя на мелькающие перед глазами хвойные и еловые деревья, размашисто раскинутые по обе стороны от дороги, ведущей в центр маленького курортного немецкого городка. Вот бы стать птицей… Пусть даже самой маленькой. Самой крошечной. Самой неказистой. Вот бы иметь возможность взмахнуть крыльями, вспорхнуть и улететь высоко-высоко в голубое небо, куда-то выше облаков, выше этих деревьев, и больше никогда не возвращаться. Лететь вперёд. Как можно дальше. Куда угодно. Далеко-далеко. Навсегда… Тэхён чуть опускает стекло и вытаскивает руку наружу. Тёплый ветерок приятно дотрагивается до запястья, на котором заметные серые синяки, оставленные чужими и грубыми пальцами, и глубоко вдыхает густой хвойный аромат, прикрывая глаза. Почему он не птица? Почему он всего-лишь жалкий человек?.. Тэхён не готов к приёму у доктора фон Вагнера. Тэхён не готов ни к каким беседам и разговорам. Он не готов к сеансу гипноза. Сейчас это ощущается, как пытка над самим собой. Но даже эта пытка воспринимается им шансом хоть немного, но отвлечься и перевести дух. Сидеть дома, находясь в одном пространстве с Чонгуком, было бы куда более невыносимо, чем любое другое занятие. Вдалеке виднеется автозаправка, и Тэхён еле слышно просит: — Остановись, пожалуйста. Мне нужно в туалет. Хосок поднимает глаза на зеркало заднего вида. — Минут через десять будем уже в клинике. — Я хочу в туалет. Не дотерплю, — ещё тише. — Пожалуйста, Хоби. И это срабатывает. Хосок, напряжённо выдыхая, всё же сворачивает с главной дороги и подъезжает к небольшому магазинчику, за которым в ряд располагаются колонки с бензобаками. — Я пойду с тобой, — строго обозначает его телохранитель, глуша двигатель. — Тэхён, — оборачивается к нему, а Тэ тут же опускает глаза вниз. Даже не смотрит на него. — Я… — и нужно бы сказать многое. В глубине души Хосоку хочется поддержать его, утешить, найти нужные слова, но долг службы не позволяет… не позволяет быть человеком, поэтому он холодно и так пресно продолжает. — Без глупостей. Не усложняй себе жизнь. И мне заодно, — предупреждает. Тэ лишь молчаливо кивает в ответ, дожидается, когда Хосок покинет водительское кресло, подойдёт к задней двери и откроет её перед ним, позволяя выйти. Хосок со всем вниманием к любой мелочи осматривается по сторонам и, убедившись, что всё в порядке и под полным его контролем, бросает суровый взгляд на одноэтажное здание, позволяя пойти. Быть узником — так унизительно. Ты словно не имеешь больше самого себя. А любое действие, даже такое обыденное, как посещение туалета, ты должен обязательно согласовывать. Это ужасает. Это ломает… Тэхён заходит в магазинчик первым, проходит мимо небольших стеллажей с самым банальным набором продуктов, чувствуя, как сзади его буравит пристальный взгляд, прожигая насквозь. И как он до этого дожил?.. Как можно было превратить свою жизнь в это?.. — Тэхён, быстро, — Хосок останавливается у двери. Единственное, что может выжать из себя Тэ — ещё один молчаливый и еле заметный кивок. В помещении туалетной комнаты неприятно пахнет, хоть и чисто. Даже автоматический освежитель воздуха с цветочным ароматом не спасает от этого чудовищного запаха. Не перебивает его. Торопливо выйдя из тесной кабинки, Тэхён подходит к зеркалу, висящему над раковиной, и поднимает на себя безжизненный взгляд, разглядывая своё отражение. На щеке по-прежнему заметен красноватый след от удара, а хрупкий подбородок усыпан серо-голубыми пятнами. Они не броские. Совсем не яркие. Если не приглядываться, то можно и не сразу увидеть. Но… Он видит. Он знает. Он чувствует. Он помнит… Бирюзово-голубые глаза наполняются слезами. И, нет, Тэхён далеко не нытик, у него достаточно сильный физический болевой порог, он вынослив, но… Разве это всё имеет значение, если речь о душевной боли? Душа всегда болит по-особенному. И этой боли глубоко наплевать, насколько у тебя крепкие мышцы и кости. Дрожащими пальцами прикасается к глазам, прикрывая их, и смахивает первые слёзы с ресниц. Нет. Плакать он больше не будет. В конце концов, как это поможет и что это изменит? Никак. Ничего. Выйдя из магазина на свежий воздух, Тэхён быстрым шагом следует за Хосоком, невзначай поворачивает голову в бок, а в груди всё начинает трепетать и биться с такой силой, что он замедляется, напряжённо сглатывает и… — Опоздаем на приём, — подгоняет его Хоби. — Садись в машину. Тэ пытается спрятать взволнованный взгляд, а сердце стучит с такой силой, что вот-вот выскочит из груди. Решайся же, Чон Тэхён… Сейчас или никогда… Решайся! Сделать шаг порой так сложно. Так страшно. Так опасно. Но без этого самого шага может быть сложнее, страшнее и опаснее. Тэхён пускается со всех ног к полицейскому автомобилю, припаркованному за стеной сбоку у магазинчика. И как Хосок не заметил его первым? Неужели это спасательный круг, брошенный утопающему руками самой судьбы? — Помогите! — во весь голос на английском. — Прошу вас! Помогите мне! Тэхён перепуганно замирает, когда полицейский ловко выбирается из машины и наводит на него пистолет в целях собственной и напарника безопасности. Кто знает, чего ждать от бегущего и вопящего на всю автозаправку юноши, правда ведь? — Этот человек, — поднимает дрожащие руки вверх, останавливаясь буквально в метре перед дулом. — Он… — задыхается. — Удерживает меня силой! Прошу вас! Мне нужна помощь! — кричит Тэхён. — Пожалуйста! Хосок не двигается. Опытный военный прекрасно знает обо всех хитростях и уловках. Боковым зрением внимательно наблюдает за происходящим, улавливая, что второй полицейский направляется прямо к нему, уже держа на прицеле, и добровольно поднимает обе руки над головой, не дожидаясь требований. — Стой на месте! — командует мужчина в форме, с опаской подкрадываясь всё ближе. — Стою, офицер. Хосок уже просчитывает в своей голове, сколько бы ему потребовалось секунд, чтобы достать из-под пиджака пистолет, выстрелить сначала в голову одному полицейскому, а потом и второму, а следом догнать Тэхёна, затащить в автомобиль и скрыться в неизвестном направлении. Примерно около сорока трёх. Но это будет лишним. Офицер заламывает руки Хосока, мгновенно защёлкивая на запястьях наручники, и грубо наклоняет вперёд, прижимая к капоту чёрного «Мерседеса», принимаясь обыскивать. — Оружие! У него пистолет! — громко сообщает он, находя под пиджаком огнестрельное. Офицер снимает свою рацию с полицейского пояса и принимается на немецком вызывать подкрепление в то время, как начальник охраны господина Чон, с силой прижимаемый полицейским щекой к капоту машины, впивается чёрными глазами в Тэхёна, неотрывно смотрит на него, даже сейчас продолжая следить. За безопасностью? Или думает о том, что было бы не лишним и самого Тэ пристрелить? И Тэхён ловит этот прожигающий взгляд на себе. — Пожалуйста! — вновь начинает он. — Меня насильно увезли в эту страну! Насильно держат в заложниках! Прошу вас! — перепуганно оглядывается по сторонам, словно боится, что вот-вот тут окажется его супруг. — Вы должны мне помочь! Увезите меня в участок! Умоляю вас! А дальше, как в тумане. Как в самом страшном сне. Как в каком-нибудь фильме. Словно всё, что происходит, не имеет никакого отношения к реальности. Кадры сменяются один за одним. Поток голосов переплетается между собой, становясь неразборчивым эхом. Всё плывёт перед глазами. Словно не здесь. Словно не сейчас. Словно не с ним. Тэхён приходит в себя только в тот момент, когда напротив него за стол садится солидный мужчина на вид лет сорока с небольшим и кладёт папку, доставая из неё документы. — Чон Тэхён, значит, — вежливо произносит он, поднимая зелёные глаза на юношу перед собой, принимаясь разглядывать его. — Верно? — Да, — тут же кивает ему Тэ несколько раз. — Я… Мой муж… Меня насильно… — Подождите, — любезно останавливает поток бессвязной речи следователь. — Успокойтесь, пожалуйста. Что бы с вами ни произошло, сейчас вы находитесь в полной безопасности, — и размеренно выдыхает, чтобы Тэ последовал его примеру. — Давайте по порядку, хорошо? Вас зовут Чон Тэхён, это мы уже выяснили. Меня зовут Рихард Кауфман. Я следователь. И я хочу вам помочь, — так уверенно. — Сколько вам полных лет? — Двадцать один, — заикаясь, тараторит Тэ. Мужчина делает пометку в бумагах и продолжает: — Полицейские не нашли у вас при себе документы. Подскажите, вы… Тэхён морщится и нетерпеливо вскакивает на ноги, понимая, что не имеет никакого права потерять свой единственный шанс на долгожданную свободу. — Вы не понимаете! — в кабинете раздаётся перепуганный выкрик. — Он приедет за мной! Он заберёт меня назад! Вы должны что-то сделать! Вы должны арестовать его! Немедленно! Он преступник! — молит со слезами на глазах. Следователь Кауфман поднимается со своего кресла и вкрадчиво отвечает: — Чон Тэхён, человек, который был с вами, уже находится под арестом. Вам не о чем… — Да нет же! — несдержанно перебивает его со страдальческим выражением на лице. — Не он! Я не о нём! Мой муж! Вы должны арестовать моего мужа немедленно! Он… Он приедет за мной, вы слышите?! Пожалуйста… Вы обязаны остановить его! Я вас умоляю! — Пожалуйста, присядьте обратно, — устало прикрывает глаза мужчина и плавным движением руки указывает на стул. — Я вас слышу. Вы находитесь в полицейском участке. Здесь вам не угрожает никакая опасность, — добродушно улыбается уголком губ, замечая, что дыхание Тэ становится не таким рваным, а метания по кабинету уже не такими буйными. — Сядьте и расскажите мне, что с вами произошло. Уверяю, мы готовы помочь вам и защитить вас при любых обстоятельствах. Полиция на вашей стороне. Но вы должны успокоиться. Вот так, — коротко кивает он, когда Тэхён всё же присаживается на стул. — А теперь приступим. Ваш муж… Это я уже понял. Что произошло, Чон Тэхён? Расскажите подробно и без утайки. Всё, что можете. — Мой муж… — голос неистово дрожит. — Чон Чонгук. Ему тридцать шесть лет. Он влиятельный бизнесмен в Австралии и владелец крупной сети гостиниц и реабилитационных клиник отельного плана, — глубокий судорожный вдох. — Знаете клинику «Шварцвальд» в этом городе?! Она тоже принадлежит ему… Он… Он… — запинается, громко всхлипывая. — Он?.. Говорить об этом не просто. Говорить об этом страшно. Говорить об этом больно. Говорить о произошедшем стыдно. — Он меня избил… — ещё один измученный сдавленный всхлип. — И изнасиловал… Д-д-дважды… — Когда это произошло? — голос мужчины меняется, становясь куда более глубоким и явственно серьёзным. — Можете вспомнить? — он тянется к заранее установленной видеокамере и поворачивает маленький экран. — Вы позволите записать ваши показания, чтобы иметь больше доказательств для предъявления ему обвинений? Тэ кивает в ответ, в упор глядя на то, как следователь Кауфман нажимает на крошечную кнопку. — Первый раз ещё в Австралии чуть больше месяца назад. А потом… вчера, когда я сказал, что хочу развестись с ним. Он ответил мне, что не отпустит меня и не даст мне развод никогда. Мы начали спорить и ругаться, и он схватил меня, ударил об стену, начал душить и… Он снова меня изнасиловал… Несколько раз за ночь… Он очень влиятельный человек! У него много связей… А Хосок… Это мой телохранитель и водитель, он работает на моего мужа. Мы поехали в клинику «Шварцвальд» на приём к доктору, на заправке я увидел полицейскую машину и начал просить помощь. Это был мой единственный шанс, чтобы вырваться! Единственный, понимаете?! Вы должны мне помочь… — Как давно вы в браке, Тэхён? — Около года… — тихо произносит и резко добавляет. — По его словам. Я… — Тэ закрывает глаза и, набираясь храбрости, сознаётся. — У меня тотальная амнезия. Я попал в аварию и был в коме. Я не помню абсолютно ничего до того момента, как очнулся… Я даже не помнил своего собственного имени, пока мне не сказали его. Я… Я ничего не помню… Совсем. Кауфман приподнимает густые брови и морщит лоб, напряжённо хмыкая. — Так, ясно… Вы с супругом проживаете в этом городе, верно? Скажите, а… — Нет! — не даёт закончить Тэ, глядя прямо в камеру. — Мы живём в Сиднее, а в Германию Чонгук привёз меня против воли ради моего лечения. Когда он меня изнасиловал в первый раз в Сиднее, я сказал, что хочу развестись с ним… И мы разъехались. Я временно начал жить в его квартире, нашёл работу и должен был съехать, но потом я… — усиленно подбирает слова на английском языке. — Я случайно получил травму глаз, серьёзную травму, я ослеп на какое-то время, поэтому мне потребовалась операция и особое лечение. Операцию провели в клинике в Сиднее, а на реабилитацию он увёз меня сюда, хотя я говорил, что не хочу лететь, говорил, что не хочу с ним больше быть, но он не слушает меня! Я ничего не помню… У меня никого нет, кроме него! Мне нужна помощь, потому что сам я не смогу сбежать, понимаете? Я боюсь его… Я ужасно боюсь его! Он не остановится. Он не отпустит меня. Он вчера так и сказал мне… Следователь напряжённо сглатывает, осознавая для себя, что предстоит долгая работа и не менее продолжительное расследование. Это будет дело не из простых. — Тэхён, вы готовы написать заявление против вашего супруга? Без ваших показаний и заявления я не смогу дать ход и… — Если вы обещаете, что поможете мне… Пообещайте мне. Пожалуйста… Я не хочу верить, что все люди такие, как он. Я не помню других людей, которые были в моей жизни, но я хочу знать, что есть добрые люди, которые могут поспособствовать тому, чтобы преступник был наказан. Пообещайте мне, что не оставите это так просто… Потому что мне больше некуда пойти. И не к кому.* * *
Чонгук поднимает взгляд на монитор ноутбука, глядя на цифры, расположенные в правом нижнем углу. Уже 12:07. Приём у доктора фон Вагнера должен был начаться ровно в полдень, а Хосок должен был непременно отзвониться ему, как только они прибудут в клинику. Иного алгоритма нет и быть не может. Появляются подозрения. Господин Чон дотрагивается пальцами до смартфона, намереваясь позвонить своему начальнику охраны, чтобы выяснить, по какой причине тот до сих пор не вышел на связь, уже берёт телефон в руку, но передумывает. Ситуация однозначно вышла из-под контроля. К чему лишние звонки сейчас? Ведь, если отточенный и доведённый до совершенства план вдруг по какой-то причине стал рушиться, то дополнительная бдительность не помешает. Открывает ящик стола и достаёт ещё один смартфон, а вместо Хосока набирает другой номер, терпеливо дожидается ответа, и как только гудки сменяет низкий бас, спокойно и холодно приказывает: — Отследи, где сейчас находятся Хосок и Тэхён. У тебя есть пять минут. Работающие на господина Чон люди прекрасно осведомлены, что если их босс предупреждает, что на выполнение задания есть всего пять минут, то это обозначает лишь то, что у них в запасе не более трёх. И отчёт начинается до того, как Чон произносит последнее слово. Ответный звонок поступает в течение полутора минут, и мужчина коротко сообщает: — Оба телефона вне зоны доступа. Оба выключены. Последний сигнал удалось уловить на автозаправке в десяти минут езды от клиники. Сейчас оба аппарата находятся в полицейском участке. Адрес продиктовать или прислать? Мне отправить туда людей? — Вышли мне адрес и найди Намджуна. Предупреди всю охрану, что к нам могут пожаловать гости. У тебя минута. Минута — выполнить следует немедленно. Смс с адресом приходит за считанные секунды, а сонный голос Намджуна раздаётся из динамика практически сразу же после всплывающего на экране уведомления. — Хосок и Тэхён в полицейском участке. Телефоны выключены, — господин Чон щёлкает зажигалкой и закуривает, откидываясь на спинку рабочего кресла. — На случай, если я тоже окажусь там, заранее позвони Шольцу и предупреди его, что пришло время отдавать долг. Слышно, как протяжный зевок сменяется сначала напряжённой тишиной, и только после этого Намджун решается заговорить: — Сейчас всё сделаю. Чонгук, ты уверен, что ситуация стоит того, чтобы тревожить Шольца? Давай я попробую через своих выяснить, что случилось, а потом уже… — Делай, как я сказал, — Чон выдыхает сигаретный дым, стряхивая пепел прямо на пол. — Без лишних вопросов. Кажется, я догадываюсь, как они могли там оказаться. Слышно, как Намджун недовольно вздыхает и шаркает ногами, очевидно выходя из спальни, где жена. — Оставайся спокойным при любом раскладе, Чонгук. Без адвоката не отвечай ни на какие вопросы. Не соглашайся ни с какими обвинениями. Если потребуется, я вылечу самым ближайшим рейсом к тебе. По возможности будь на связи, — замолкает и тут же взволнованно интересуется. — У них есть причины оказаться в полиции по собственной инициативе? — Есть. — Это то, о чём я думаю, Чонгук? Расскажи кратко. Я должен… — Ты должен позвонить Шольцу прямо сейчас, — пресекает этот допрос господин Чон. — Все разговоры потом, Намджун. Разберись с этим. Если я останусь без связи, то действуем по привычной схеме. Надеюсь, мне нет необходимости сейчас тратить время на то, чтобы напоминать о ней. — Нет, — глухо отчеканивает Намджун и вешает трубку. Чонгук сдавливает бумажный фильтр сигареты влажными губами и глубоко затягивается, выпуская дым под самый потолок его рабочего кабинета. Есть ли паника? Нет. Страх? Тем более. Лишь лёгкое раздражение от происходящего и от того, что теперь ему точно придётся сменить начальника охраны, потому что уже к этому вечеру в голове нынешнего будет дырка от пули. Монотонное звучание приближающихся к дому полицейских сирен раздаётся спустя час после того, как Чон дал чёткие указания своим подчинённым. На абсолютно спокойном лице, источающем совершенное отсутствие какого-либо испуга, появляются хитрый прищур и самодовольная ухмылка. Выходит, всё именно так, как и предполагает Чонгук изначально. Не ошибся в своих домыслах, а значит, что выстроил правильную линию для последующих действий. А его мальчику стоит отдать должное. Оказывается, есть в нём стальной стержень. Оказывается, не так уж и просто его сломать и подчинить. Он борется. Продолжает сражаться за себя и за свою свободу. И для Чонгука это чертовски возбуждающее открытие. Он не ошибся в нём нисколько. Он хотел достойного для себя мужа. Того, в ком сможет разглядеть то, что будет его цеплять. Тэхён достоин носить его фамилию. Без всяких сомнений. Тэхён не просто цепляет. Теперь Тэхён вцепился в его искалеченное сердце намертво. Охрана беспрепятственно позволяет полицейским автомобилям проехать на территорию дома, а господин Чон решает для себя, что коль уж к нему пожаловали столь важные гости, то он непременно обязан сам их встретить по всем традициям радушного хозяина. Он открывает дверь практически сразу же после того, как раздаётся стук, и выходит на порог. — Чон Чонгук? — спрашивает офицер, держащий руку на кобуре. На всякий случай. Мало ли. — Чон Чонгук, — хмыкает в ответ. — Чон Чонгук, вы подозреваемый по делу о домашнем и сексуальном насилии, — громко произносит мужчина, напирая всем весом на дверь. — У вас есть право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде, — и достаёт из-за спины металлические наручники. Нет. Чонгук не ошибся. Не ошибся в Тэхёне ни на миг. — О, надо же, — приподнимает бровь в притворном удивлении от услышанного. — В домашнем и сексуальном насилии? Это неудачный розыгрыш? — осматривается по сторонам, будто ищет камеры, которые его снимают, а после опускает бездонно-пристальный взгляд чёрных глаз вниз. — Что, неужели всё же не розыгрыш? Тогда обойдёмся без этих формальностей, офицеры, — кивает на наручники и глухо хмыкает. — Я готов самостоятельно пройти и сесть в ваш автомобиль.* * *
— Ваш супруг арестован, Тэхён. Тэ вздрагивает и подрывается со стула сразу же, как только слышит голос Кауфмана у себя за спиной. — Что?! — переспрашивает он, не веря в только что услышанное. — Его взяли по обвинению в домашнем и сексуальном насилии до выяснения всех обстоятельств. Если вина будет доказана, то… — Вы предъявили ему официальные обвинения?! — перебивает его Тэ, не давая договорить. Кауфман устало выдыхает и бросает папку на стол, упираясь обеими ладонями о его поверхность. Опускает голову вниз, облизывает губы и торопливо принимается объяснять: — Тэхён, послушайте, одних ваших показаний мало для того, чтобы предъявить официальные обвинения и взять его под стражу. Я понимаю ваши чувства, но нужны веские и весомые доказательства. Мы не можем обвинить человека, опираясь только на… — Но я ведь вам всё рассказал! Я написал заявление! Я всё в нём подробно изъяснил, — перепуганно выкрикивает юноша и делает резкий шаг в сторону следователя. — Доказательства? Какие ещё доказательства вам нужны?! — указывает на свои шею и подбородок, усыпанные синяками, а после сразу же задирает рукав рубашки и демонстрирует свои запястья, на которых отчётливо видны следы, оставленные крупными пальцами. — Мне раздеться?! — сквозь зубы шипит Тэхён. — Хотите посмотреть на мои бёдра?! — Раздеться, но не здесь. Вас отвезут в больницу, где снимут побои, а после я предлагаю вам поехать в центр временного содержания для тех, кто попал в такую же ситуацию, как и вы. Это единственное, что мы сейчас можем сделать для вас. Тэхён, вы обязательно должны зафиксировать все синяки и ссадины, потому что… — шумно выдыхает и замолкает. — Потому что?.. — Это единственное, что у нас есть против вашего супруга сейчас. Только это и ваши слова. Тэхён запрокидывает голову назад с глухим и сдавленным стоном. — И по закону, если мы не предъявим ему официальные обвинения в течение трёх часов, то будем обязаны отпустить на свободу. Тэ не может поверить, что всё это происходит на самом деле. Происходит с ним. С его жизнью. С его будущем. Прямо сейчас. Не во сне, а наяву. — Вы сказали, что он арестован… Где он?.. — Здесь. Его сейчас допрашивают так же, как и… Неужели ему не послышалось? Неужели он услышал именно это? — Что?.. — Тэ замирает, а после начинает пятиться назад, словно хочет забиться в самый угол кабинета, спрятаться, съёжиться и пропасть из всякого вида. — Здесь? Вы должны были отвезти его в тюрьму! Куда угодно, но только не сюда… — изнутри захлёстывает жгучая паника. — Вы не понимаете… Вы не знаете, что он за человек! Не верьте ему! Ни единому слову! — слёзно молит Тэхён. — Увезите его сразу же в тюрьму! Он… — Да услышьте же вы меня, Тэхён! — повышает голос следователь, подходя к перепуганному юноше. — Мы не можем увезти его в тюрьму без обвинений! Мы не имеем права! — заглядывает в бирюзово-голубые глаза, вновь наполняемые слезами. — Я же вам уже всё объяснил. Но мы можем увезти вас. Сейчас это самое лучшее решение, Тэхён. В случае, если нам придётся отпустить его, вы будете в безопасности. В этом центре для тех, кто пережил домашнее насилие, он вас не найдёт и не достанет. Он даже не узнает, где вы! У него не будет возможности вам написать, позвонить, приехать к вам. Соглашайтесь! Не раздумывайте долго. Вам ведь некуда больше идти, так? Если только на тот свет. — Он найдёт меня… — тихо-тихо. — Он достанет меня… И тогда… — Никто ему больше не позволит причинить вам боль, Тэхён, — с уверенностью обещает Кауфман. — Вам нужно уезжать. Не тяните. Там опытные специалисты, которые сталкиваются с подобными случаями ежедневно. Со своей стороны я сделаю всё, чтобы мы могли заключить его под стражу. Страх поглощает Тэхёна. Недоверие к окружающим и к людям в целом засасывает без остатка. Но когда речь идёт о спасении собственной жизни, места сомнениям не остаётся. Либо ты. Либо тебя. Другого просто не дано. — Я поеду… — переступая через страх, соглашается на уговоры Тэхён. — Хорошо. Я поеду… — повторяет ещё раз, будто убеждает сам себя.* * *
— Мой супруг тут? — господин Чон начинает первым, когда напротив него в кресло присаживается рыжеволосая женщина, поправляя очки в широкой оправе. — Тут вопросы задаю я, господин Чон, — мгновенно осаждает она его. — Вам уже разъяснили ваши права? — Разумеется, — хмыкает Чонгук с доброжелательной улыбкой на своём беззаботном лице. — Хотел убедиться, что с Тэхёном всё в порядке и он в полной безопасности. Так он здесь, м? Женщина открывает папку и достаёт из неё документы, принимаясь их внимательно изучать. — Забавно получается, — не глядя на Чонгука. — Судя по показаниям вашего супруга, в безопасности он может быть только лишь тогда, когда вас нет рядом с ним. Вот ведь парадокс. — Правда? — господин Чон закидывает ногу на ногу, садясь полубоком к ней. — Интересно. Почему же вы пришли к таким выводам? — Основываясь на его свидетельствах против вас, Чон Чонгук, — поднимает на него глаза, прищуриваясь. — Чон Тэхён обвиняет вас в избиении и… в изнасиловании. Какой храбрый листочек. Не постеснялся рассказать. Умничка. — Но это лишь слова, — добродушно хмыкает Чонгук. — Как вы и сказали. Стоит ли брать во внимание юношеские фантазии? — А синяки и кровоподтёки на своём теле он, видимо, нарисовал косметикой, да? — Впервые об этом слышу. Покажите. Не терпится скорее посмотреть. Есть ли фотографии столь страшных увечий? Или, быть может, медицинские документы, подтверждающие сей факт, как вы заявляете? — Нет, — женщина нервно начинает постукивать кончиком ручки по столу. — Но не сомневайтесь, они будут. — М, — протяжно и с кричащим огорчением в голосе. — Говорю же, это просто слова. И только. Так где мой супруг? Я могу его увидеть? Женщина поправляет на своём лице очки и снова опускает растерянный взгляд вниз. — Как давно вы состоите в браке с потерпевшим? — Как мой супруг может быть признан потерпевшим, если не найден преступник? Вы хотите меня запутать, да? — господин Чон тихо посмеивается. — Если я не могу побеседовать с моим мужем, который, судя по всему, затаил на меня обиду, то, быть может, с начальником полицейского участка тогда? Вы сейчас тратите моё и ваше время. — Обиду? А есть причины обижаться на вас? — пытается не уступать следователь. — Есть. Мы поругались вчера. — Причина конфликта? — Банальна. Разошлись взгляды на некоторые вещи. — Какие же? — Мой супруг очень самоуверенный. Юный, сами понимаете. Максималист к тому же. Решил, что хочет заняться дополнительными курсами по рисованию. Я же, в свою очередь, попытался его убедить в том, что после столь длительной реабилитации, которая у него всё ещё продолжается, лучше не создавать дополнительную нагрузку на организм, а больше отдыхать. У него и без курсов слишком много занятий, включая учёбу в институте. Я проявил заботу, а он не принял её. Только и всего. — И это послужило поводом для того, чтобы избить его и изнасиловать?! — несдержанно произносит она, возмущаясь. Господин Чон разводит руками: — Где? Где хотя бы единый факт, подтверждающий, что я это сделал? Это опять лишь слова. Посадите нас в одном кабинете и проведите очную ставку. Уверен, что уже через несколько минут он снимет с меня все обвинения, потому что осознает, что это… чересчур для мести. Да и мстить не за что. Я ведь просто заботился. Допускаю, что, быть может, нужно было прислушаться к нему, выслушать, но его состояние здоровья пока что не позволяет заниматься сразу всем тем, чем он хочет. Это капризы. Не более того. — Послушайте-ка меня! Из-за обиды на такой пустяк, как разные мнения, молодые мальчики не пишут на мужей заявления в полицию, обвиняя в подобных преступлениях! И не бегут к полицейским с криками о помощи. Не заговаривайте мне зубы. Господин Чон приподнимает брови в изумлении. — Откуда вам знать, что делают и как поступают молодые мальчики? Вы ведь не молодой мальчик. И даже не психолог. А берётесь так рьяно утверждать и обвинять. Это нелепо, — губы расползаются в улыбке. — Если вы имеете доказательства состава преступления, совершённого мной, то предъявите мне официальные обвинения, и я буду связываться со своим адвокатом. Если у вас нет этих доказательств, то не вижу смысла в продолжении этой скучной и унылой беседы. Господин Чон улавливает знакомый тонкий аромат сладковатой ванили с нотками тяжёлого табака. Опускает голову вниз, незаметно принюхиваясь к запаху, и поворачивается к приоткрытой двери, откуда и слышится этот манящий шлейф. Сердце пропускает удар. И ещё один тогда, когда он видит, как мужчина проводит его мальчика куда-то вглубь коридора. Сначала Тэхён не смотрит на него. Не замечает. Медленно плетётся за Кауфманом. Но уже через мгновение, будто срабатывают магниты, их взгляды сталкиваются друг с другом, так и притягиваясь. Хищник абсолютно спокоен. На лице не дрожит ни одна мышца. Смотрит в упор на него, не моргая, а глаза словно темнеют, наполняются засасывающей на самое дно мглой. Гипнотизируют. Так и манят остановиться и подойти к их обладателю. Будто змей. Нет. Огромный и опасный дракон. И жертва останавливается. Замирает. Приоткрывает дрожащие губы и слышно выдыхает. Глаза стеклянные. Напуганные. Сверкают изумрудной бирюзой в полумраке длинного коридора. Ещё чуть-чуть, и подойдёт ведь, как зачарованная. Не удержится. Не сможет сопротивляться магнетизму. Не получится. И хищник сам отворачивается. Отпускает свою жертву. Даёт ей шанс сбежать. Позволяет ей улизнуть. Пускай побегает. Пускай почувствует сладкий вкус свободы. Заслужила. Охота только начинается.* * *
Тэхён не может забыть этот цепкий и хлёсткий взгляд на себе, а по спине уже в который раз пробегают колючие мурашки. Теперь уже нет. Теперь он не сможет забыть никогда… Эти тёмные сверкающие глаза будто утягивали его, без слов повелевая подойти как можно ближе. И, чёрт возьми, он был готов… Был готов бросить всё и сделать этот роковой шаг, переступить черту и поддаться этой неистовой силе. Что это? Магия? Колдовство? Проклятие? Нет, это не человек. Это демон. Сам Дьявол… Сатана. Простой человек не способен на это. Не способен на такую жестокость. Не может обладать такой властью и вседозволенностью. Это невозможно. Но что Тэхён может знать о невозможном? Ещё сегодня утром и побег казался ему абсолютно недостижимым, а теперь он сидит в центре по защите тех, кто, как и он, попал в сложные жизненные обстоятельства, кто пережил домашнее насилие и кому некуда больше пойти. И не к кому. Выходит, мечты всё же сбываются? Значит, даже от самой прочной клетки есть ключи? Он заинтересованно оглядывается вокруг себя. Как же тут много женщин… Совсем молоденькие девушки, взрослые, пожилые. Беременные и женщины с детьми. Это ужасает. Факт того, скольким людям приходилось и приходится переживать насилие со стороны их партнёров и мужей, глубоко ранит. Это же насколько нужно быть отбитым на всю голову, насколько нужно не уважать самого себя, насколько низко нужно пасть, чтобы поднять руку на женщину? На ту, кто заведомо слабее тебя. А на беременную? На мать твоих детей? На женщину, которая носит у себя под сердцем вашего будущего ребёнка? Даже ни одно самое свирепое животное никогда не опуститься до такого и всегда будет отстаивать и защищать своё потомство. Становится жутко. Настолько, что хочется убежать, чтобы просто не видеть эти лица в синяках и ссадинах, не слышать этот детский плач, не видеть эту боль и безысходность в глазах. Люди, пережившие насилие, словно становятся другими. Надломленные. Тихие. Спокойные. В них будто угасает огонь. Они становятся похожими на тень. Неужели и Тэхёна ждёт такая же участь?.. Стоит отметить, что мужчин практически нет. За почти уже четыре часа, что Тэ тут находится, он видел всего трёх молодых людей. На вид примерно такого же возраста, как и он. Симпатичные. Ухоженные. Но даже при всём при этом выглядят они, мягко говоря, паршиво. Как те самые безликие тени. Идеальное описание. Стоит отметить, что и среди самого персонала практически нет мужчин. В основном все женщины. Как молодые, так и в возрасте. Наверно… Наверно, женщину лучше чувствуют, больше понимают, мягче и нежнее, а мужчины… … мужчины свирепые. Жестокие. Беспощадные. Такие же, как Чонгук. По спине вновь пробегает холодок от одной только мысли о супруге. Нет, не так. В скором времени бывшем супруге. Ведь теперь Тэхён спасён. Теперь он в полной безопасности. Ведь следователь Кауфман пообещал, что тут Чонгук его не достанет и не найдёт. Но жизнь уже выучила Тэхёна не доверять. Никому. Даже самому себе. Несмотря на всю эту бесконечную боль вокруг, в самом центре достаточно светло и уютно. Много живых комнатных растений, игровая зона для детей, большая столовая, просторная гостиная с большим телевизором, автомат с кофе и шоколадками. Жить вполне можно. Жить можно где угодно. Нельзя — рядом с насильником. Тэхён опускает взгляд вниз и тихо выдыхает, поправляя на себе бежевую рубашку. И почему на него так все пялятся? — Что, новенький? — внезапно рядом с ним раздаётся женский голос. — К сожалению, — тихо отзывается Тэхён, глядя на совсем молоденькую девушку перед собой с синими волосами. — Ты это… как его там… — задорно подмигивает. — Альфонс? Любишь крутить на бабки взрослых тёток? Шмотки-то вон какие фирменные на тебе! Дорогущие! Это же этот… как его там… Селин? — хмыкает, складывая руки на груди. — Или ты по мужикам? — и тут же поднимает руку, надувает щеку и складывает ладонь в кулак, двигая ей прямо перед своими губами с пирсингом. — Как звать-то тебя? — Аксель, — отвечает Тэхён первое имя, которое приходит ему на ум. — Я не по кому. Больше не по кому. Девушка плюхается рядом с ним настолько близко, что Тэ сразу же отодвигается от неё. — Как знала, что ты вряд ли знаешь немецкий, поэтому и начала сразу на английском. Ты японец или китаец? — Никто. — Никто… — протяжно повторяет она, закидывая ноги в ярко-красных кедах на журнальный столик. — А что так уныло-то? Вот меня трахал родной старший брат на протяжении всего моего детства. Считай, с пелёнок и до семнадцати лет. Потом сдохли родоки, и я оказалась тут. А с тобой что произошло? Тэхён ёжится внутри себя. И как она с такой лёгкостью об этом рассказывает первому встречному? — Ничего. Она замолкает, закатывая глаза. — Покурить есть? — Я не курю, — устало вздыхает Тэхён. — И не пьёшь? — с усмешкой поджимает губы. — Поди ещё девственник, да? — раздаётся громкий смех. — Слушай, что ты хочешь от меня? — Тэхён поворачивается к ней и тут же замолкает от неожиданности, замечая, что один глаз абсолютно белый. — А, — хмыкает она, уже привыкшая к такой реакции к своей внешности. — Это брат. Однажды он был так зол, что потушил окурок об меня. Точнее, — придвигается к Тэхёну. — О мой глаз. Тэхён нервно сглатывает. — Кошмар… Мне жаль… Это ужасно… — Забей, — отмахивается. — Теперь твоя очередь. Рассказывай, почему ты тут?! — Рита! — за их спинами слышится женский голос, и Тэ с новоиспечённой знакомой тут же синхронно оборачиваются назад. — Не приставай. Иди. Скоро ужин. Тэхён? — женщина любезно обращается к нему, переводя мягкий и заботливый взгляд. — Тэхён?! — коверкает Рита. — Ты же сказал, что ты Аксель! Вот же пиздун! — Рита! — возмущается женщина, громко охая. — Иди давай! У тебя что, других дел нет? — а после берёт Тэхёна за руку, тянет на себя, вынуждая встать, и они вместе отходят от столь экстравагантной молодой особы, которая уже развалилась на весь диван. — Я знаю всё. Мне рассказали вашу историю, — сочувственно кивает она. — Я директор этого центра. Меня зовут Ханна. Все места в нашем центре, к сожалению, заняты, поэтому мы предлагаем поехать вам в наш филиал. Он находится в соседнем городе буквально в часе езды отсюда, — с трепетом дотрагивается до плеча Тэхёна. — Вас там уже ждут. Я поеду с вами, Тэхён, не переживайте. Машина с нашим водителем уже готова и ждёт нас, — сжимает свободной рукой папку. — Пойдёмте, пожалуйста, пока не очень поздно, чтобы успеть доехать до ночи.