* * *
Тэ только делает шаг в сторону двери, чтобы покинуть кабинет, и в спину ударяет строгий голос, осаждая своей волевой твёрдостью: — Остановись. Останавливается, замирая, а бирюзовые глаза впиваются в стену, смотрят в одну точку — куда-то в пустоту перед собой. Куда-то в никуда. Чон поднимается с кресла, выходит из-за стола и подходит со спины. Тэхён не видит этого, но чувствует, как опасность незримо надвигается на него, становясь всё ближе и ближе, медленно поглощает его, оказываясь тисками, и засасывает в свою бездну. — Сядь, — прямо возле уха. Тэ молча подходит к дивану, на котором ещё несколько минут назад беззаботно лежал, пролистывая новостную ленту в Инстаграм, и присаживается у самого края, опуская взгляд в пол. — Ни шагу отсюда, — спокойно обозначает ему Чонгук и выходит из своего кабинета, оставляя юношу в одиночестве. Тэхён опасливо поворачивает голову к двери и шумно выдыхает, теребя длинными пальцами рукава рубашки. Волнение возрастает, превращаясь в страх, а внутренняя паника становится настолько огромной, что, кажется, даже дышать сейчас — непосильная ноша. Куда он ушёл? Зачем? Почему сказал ждать? Вопросы, которые по кругу вертятся в голове, вызывая всё больше и больше опасений за то, что может случиться в любое мгновение дальше. Снова прыгалки? Ремень? Кнут? Или на этот раз что-то пострашнее? Побольнее?.. Если так, то пусть будет пистолет. И сразу в голову. Чтобы наверняка. Как только Чонгук возвращается в свой рабочий кабинет, Тэхён съёживается и вновь отводит взгляд, чтобы не сталкиваться глазами. — Держи, — протягивает ему пакет со льдом, заранее заботливо обёрнутый тонким кухонным полотенцем, чтобы не травмировать нежную кожу лица. — Приложи. Отёки нам ни к чему. Тэхён молча забирает свёрток и аккуратно прикладывает к разбитой губе, тихонечко выдыхая себе под нос. Хорошо, что не вмазал этим пакетом по лицу. Мог бы. Вполне. Вне всяких сомнений. — Как долго это будет продолжаться? — Чон возвышается над ним, пристально наблюдая за тем, как юноша вздрагивает, услышав вопрос, и склоняет свою голову ещё ниже, ничего не отвечая. — Как долго ты будешь топтать моё доброе отношение к тебе? Доброе отношение?.. Тэхёну сейчас не послышалось? Чонгук действительно это сказал? На самом деле? Это не слуховые галлюцинации? Нет?.. — Воспринимаешь мою заботу о тебе за слабость? — раздражённо хмыкает Чонгук, всё ещё сохраняя самообладание. — Хорошо. Будь по-твоему. В таком случае с этой секунды ты будешь сталкиваться исключительно с моей силой. А теперь иди вон. В глазах опять скапливаются слёзы от обиды. Услышанное ранит, глубоко задевает и… снова унижает. Настолько, что хочется завыть от скорби. Скорбя по самому себе. — Чонгук, ты… — Пошёл вон, — как молниеносный и жестокий удар в самое сердце. Прогоняет, но в каждом произносимом им звуке слышится именно то, что Тэхён должен остаться. Невыносимая дилемма. — Чонгук… — на робком выдохе пищит Тэ и замолкает. — Разговор окончен, — безжалостно додавливает. — Не мешай мне работать. Тэхён откладывает пакет со льдом, оставляя его на диване, выходит из кабинета Чонгука, плотно закрывая за собой дверь, делает несколько шагов вперёд, проходя вглубь коридора, и останавливается, закрывая глаза. Щека по-прежнему отдаёт нарастающей болью, как и разбитая губа. Рука сама тянется к лицу, а кончики дрожащих пальцев скользят по покрасневший коже — по отметине, оставленной во имя горячей и страстной любви. Хочется содрать. Всю. Целиком. Хочется избавиться от неё раз и навсегда. Расчесать до крови. До мяса. До костей. И теперь совершенно осознано. Эта мысль появляется сразу, как маяк среди темноты. Эта потребность и чувство, что так будет правильно. Лучше. Легче… Тэхён делает ещё несколько шагов вперёд, а после срывается с места, подлетает к лестнице, впопыхах поднимается на второй этаж, перепрыгивая через ступени, будто за ним гонятся, и забегает сначала в спальню, а потом в ванную комнату, склоняясь над раковиной в приступе неконтролируемой тошноты. Желудок скручивает, а дышать становится сложнее. Хочется выплюнуть из себя всю боль и обиду. Хочется очиститься изнутри. Остатки обеда летят на белоснежный мрамор, и Тэ сразу же включает сильную струю воды, чтобы смыть отвратительную рвотную массу. Ощущение, словно всё тело охватывает пожар, а органы внутри него скручивает в один единый жгут. Появляется паника. Давящая. Вызывающая всё более явственный страх. Сейчас Тэхён боится не Чонгука, нет. А себя. Исключительно самого себя. Он открывает шкафчик и достаёт пузырёк с таблетками, которые выписала ему Кайла. Дрожащими пальцами откупоривает тугую крышечку, желая выпить одну, чтобы успокоиться, но высыпает горсть в ладонь и подносит к своему рту, глядя на своё помятое отражение в зеркале. Уродство. На него смотрит не мужчина, нет, а ходячее жалкое уродство, не способное постоять за себя. Никто. Ничто. Пустое место. Боже, всего один шаг, и можно с такой лёгкостью избавиться от этих страданий. Всего один. Просто проглотить эти белые колёсики, подойти к кровати, лечь на неё и уснуть. Навсегда. Больше никогда не просыпаться. Не слышать его голос. Не видеть его. Не сталкиваться взглядами. Не чувствовать. Не терпеть. Не пытаться вспомнить. Не принимать. Не соглашаться. Не бояться. Не любить. Не ненавидеть. Не ощущать. Не знать. Не помнить. Ничего. Просто сплошное ничего. Огромный и бесформенный вакуум, в котором будет никак. Пусто. Но так безопасно. Тэхён громко всхлипывает и зажмуривается, ощущая, как по его покрасневшим щекам скатываются слёзы, падая на мрамор, и разбиваются на крошечные брызги. Слышит, как стучит его сердце, изнывая в груди. Чувствует, как его удары мучительно отдают по вискам. Зажмуривается снова, широко открывает рот и беззвучно вопит, швыряя горсть таблеток в собственное отражение в зеркале с такой силой, что они разлетаются по всей ванной комнате, как фейерверк его несбывшихся надежд и мечт. Как салют в честь жизни. Умирать уже не страшно. Но не сегодня. Не в эту секунду. Не тут. Не в этой комнате. Не в этой спальне. Он ещё поборется за себя. Поборется ведь?.. Тэ выключает воду в кране, вытирает слёзы со своего лица и выходит из ванной комнаты, подходит к кровати и мёртвым грузом заваливается на неё, как мешок с хламом, утопая в подушке. Сбоку раздаётся звонкий скулёж, а уже через мгновение Тэхён ощущает, как холодный и мокрый носик настойчиво тычется ему в ухо, вызывая щекотку и мурашки. — Ван Гог… — снова звучный и громкий всхлип. — Я думал, ты спишь… — сквозь слёзы шепчет Тэ, поворачиваясь к чёрному маленькому щенку, который, как только получает эту долгожданную порцию внимания, принимается тут же весело вилять хвостиком, вскарабкиваясь на своего хозяина. — Мне так тяжело… — слова сами так и просятся наружу. — Я не знаю, что мне делать… Я больше не знаю… Кажется, я не справляюсь… — щенок пробирается к шее, начиная облизывать кожу шершавым языком и оставляя на ней следы от слюны. — Мне так больно… Если бы хоть кто-нибудь смог прочувствовать эту боль вместе со мной, понять её, услышать меня… Но никто не может, всем плевать… В комнате раздаётся громкий лай, и на этот раз щенок уже тычется в разбитые губы Тэхёна, усердно слизывая солёные слёзы с его лица. — Ты думаешь?.. — отвечает ему Тэ, воображая для себя, что бы Ван Гог мог ответить ему, если бы умел говорить. — Ты правда думаешь, что всё наладится? И снова звонкий и какой-то подбадривающий лай. Словно и впрямь отвечает ему. Тэ тянется к нему рукой, ласково почёсывая за ушком, и рвано выдыхает, стараясь прийти в себя. Но стоит лишь глубоко вдохнуть, и слёзы снова текут из глаз. — Но как может стать лучше, если с каждым днём всё становится лишь хуже, м?.. — привстаёт с подушки и садится, берёт щенка на руки и осторожно прижимает к своей груди. — Пообещай мне, что никогда меня не бросишь, хорошо? Что всегда-всегда будешь рядом? Пообещай, что вырастешь и станешь верным и самым преданным защитником, ладно?.. — измученно шепчет, утыкаясь носом в гладкую чёрную шёрстку. — Пожалуйста, пообещай… Мне очень нужен друг. Очень-очень… Очень нужен тот, на кого я всегда смогу положиться, потому что, кажется, на себя я больше не могу… — сознаётся Тэхён в собственном бессилии, а от этого на душе становится ещё более гадко и тоскливо. Порой слишком сложно это признавать. До зубного скрежета болезненно. Но так необходимо, чтобы стать сильнее, ведь с самого дна дорога всегда только вверх, к поверхности, к долгожданному воздуху и свободе. Ван Гог вновь начинает задорно вилять хвостом и извиваться в руках Тэ, пытаясь каждый раз дотянуться до его лица, чтобы облизнуть, и на лице Тэхёна появляется первая еле заметная улыбка, после которой слышится короткий, но искренний смешок. — Ты правда так думаешь? — снова спрашивает Тэ с хрупкой надеждой в глазах. — Думаешь, он любит меня?.. Но… Разве это любовь? — сажает щенка напротив себя и сам удобнее усаживается на мягком пушистом одеяле, вытирая слёзы длинными пальцами. — Да, он сложный человек, но… — замолкает, прислушиваясь к тихому поскуливанию, и опять отвечает своему единственному другу. — Нужно было согласиться? Он хотел, как лучше?.. — задумчиво переспрашивает, приоткрывая дрожащие губы. — Но что я такого сказал? Почему я не могу свободно выражать свои мысли? Это запрещено в нашем доме?.. Тэ заваливается на живот, пока щенок кружит вокруг него, то запрыгивая на спину, то снова облизывая лицо. Лучше бы он согласился. Лучше бы он принял предложение супруга и уехал в город хотя бы на несколько часов, чтобы просто выдохнуть. Чтобы прогуляться. Чтобы отвлечься. Теперь оставаться в этом доме настолько тяжко, что хочется выть волком, запертым в клетке. Нет. Нужно попробовать поменять ход. Изменить его. Рискнуть хотя бы. Нужно всё же вырваться. Необходимо показать Чонгуку, что тот был прав. Абсолютно во всём. Безукоризненно. Тэ поднимается с кровати, идёт в ванную комнату, вновь включает воду в раковине, наспех умывается и выходит из спальни, спускаясь вниз. Останавливается возле двери в кабинет супруга, приподнимает свою руку, сжимая пальцы в кулак, хочет вот-вот постучать, но замирает, прикрывает глаза и делает шумный и стремительный выдох как перед прыжком с парашютом, снова прокручивая в своей голове то, что намеревается сказать. Зайти в кабинет вовсе не страшно. Теперь уже нет. Пугает лишь то, какой может быть ответная реакция. — Я не помешаю? — осторожно скребётся Тэ, приоткрывая дверь и заглядывая сквозь щель. — Слушаю. Тэхён протискивается в просторное помещение, чувствуя кисловатый запах никотина, оседающий в лёгких, который тут же ударяет ему в нос, и подходит к столу, опуская бирюзовые глаза в пол. Несколько секунд молча стоит, переминаясь с ноги на ногу, а после, всё же поддаваясь нарастающей внутри него тревоги, бесцельно дотрагивается тонкими и изящными кончиками пальцев до стопки документов, принимаясь нелепо шелестеть ими. Момент истины. Пора бы выдавить из себя всё то, что он успел надумать, но как же хочется, чтобы первым начал Чонгук. Как же сейчас это необходимо. Чон поднимает чёрные глаза, отрывая сосредоточенный взгляд от экрана ноутбука. Смотрит на подрагивающие пальцы, медленно кружащие возле краёв листов, и откидывается на спинку своего кресло, поднимая взор на юного мужа. — Я слушаю тебя, — повторяет немного громче и твёрже. — Я подумал и пришёл к выводу, что ты прав, — на выдохе быстро тараторит Тэ. — Я действительно засиделся дома. К тому же из-за болезни я, считай, почти две недели провёл без дела. От того и капризы, — специально оправдывается он, поднимая на супруга робкий, но такой заискивающий бирюзовый взгляд. — Ты хотел, как лучше для меня, а я… В общем… Чонгук, можно я всё же поеду в город и прогуляюсь по магазинам? — и тут же так ласково и бархатно тянет. — Пожа-а-аа-аа-луйста-аа… Чон еле заметно выгибает бровь, пристально глядя на взволнованного Тэхёна, стоящего прямо напротив него с таким невинным и ангельским выражением на лице, что первая мысль, которая молниеносно возникает — это с рывком притянуть его к себе, схватив за хрупкую талию, заставить сесть сверху, седлая бёдра, ухватиться пальцами за ягодицы, жадно сжимая их, и впиться в эти пухлые розовые губы, ненасытно целуя их и упиваясь его глухим мычанием и попытками выкарабкаться из цепких объятий с наивными и смущёнными протестами, которые непременно распалят и возбудят самого Чонгука куда острее, будоража в нём хищника, добравшегося до лакомой добычи. А после… Чон прикусывает нижнюю губу, а изучающий взгляд ползёт чуть ниже, с аппетитом рассматривая стройные и соблазнительные ноги, обтянутые лёгкой тканью серых брюк, зауженных у щиколоток и так выигрышно подчёркивающих талию и бёдра. — Я могу и тебе что-нибудь купить… — долетает до Чонгука будто бы издалека. — Даже не знаю… Может, галстук? — предлагает Тэ всё с той же очаровательно-невинной интонацией. — Я, конечно, не так избирателен и сведущ в этом, как ты, но могу постараться выбрать что-то, что подошло бы для… — Тэхён, — так холодно и отталкивающе. Тэ мигом замолкает в ожидании, какой вердикт последует дальше. Откажет. Однозначно. Это уже прочитывается в этой ледяной интонации. — Делай, что считаешь нужным. Зачем ты пришёл ко мне? Посоветоваться? Неужели? — разочарованно хмыкает. — С каких пор ты вдруг стал прислушиваться к моим словам? — и снова опускает глаза в экран ноутбука, принимаясь что-то печатать на клавиатуре. Делай, что считаешь нужным… Пожалуй, одна из самых доступных и простых фраз для того, чтобы человек не делал так, как считает нужным для себя, но сделал именно так, как считает нужным произносящий её. Манипуляция, хорошо знакомая каждому с самого детства. — Так… можно мне поехать или… — Хосок в твоём распоряжении, — даже не глядя на Тэхёна. — Автомобиль. Банковская карта. Ты свободен. Неожиданно. Весьма. Внутренне Тэхён готовился к очередному трактату, уязвляющему его поведение, к яркой демонстрации протеста в качестве наказания, но получил абсолютную мерзлоту. Тэ молча разворачивается, торопливо идёт к выходу и без слов покидает кабинет Чонгука, плотно закрывая за собой дверь. Молниеносно мчится в коридор, надевает обувь, хватает с вешалки красное шерстяное пальто, сумку и вылетает во двор, будто вырываясь из бетонной западни на свежий воздух. Свобода… …так обманчива.* * *
Тэхён выглядывает в окно «Гелендвагена», разглядывая проезжающие мимо него автомобили, и ловит себя уже не в первый раз на забавном наблюдении — стоит какой-либо машине догнать их и приблизиться, и водитель в ней сразу же будто бы специально сбавляет скорость, чтобы брызги с мокрого шоссе после проливного дождя ни в коем случае не долетели до них, а после, как только Хосок перестраивается в другой ряд, вновь набирает прежнюю скорость. — Нас все сторонятся, — с интересом замечает Тэ, вытаскивая наушник из уха. — И правильно делают, — в салоне джипа раздаётся спокойный и твёрдый голос Хосока. — Иначе ты выйдешь из машины с битой? — тихо хмыкает Тэхён, улыбаясь. Хосок на несколько секунд отрывает взгляд от дороги и поднимает тёмные глаза на зеркало заднего вида, внимательно смотря на пассажира, а после так коротко и ёмко поясняет: — С пистолетом. Улыбка с губ Тэхёна моментально пропадает. Растворяется в этом холодном и неприятном дожде за окном. Исчезает, словно её никогда и не было. — Мне хочется верить, что нет нужды в том, чтобы снова объяснять тебе очевидное, — Хосок поворачивает руль вправо, съезжая на дорогу, ведущую в центр Сиднея. — Но если ты посмеешь выкинуть что-то хотя бы близкое к тому, что произошло в Германии, я, не раздумывая, прострелю тебе колено, а господину Чон скажу, что это случилось при попытке к бегству. Я понятно объясняю? Тэхён молчит, опуская глаза вниз. — Тэхён, я не… — Я даже не думал ничего подобного, Хоби… И в мыслях не было. — Хотелось бы верить. Но доверие — слишком хрупкая вещь. И ты его окончательно утратил в моих глазах. Доверие — действительно очень хрупкая вещь. В этом Хосок безоговорочно прав. И Тэхён в этом убеждался уже не единожды. — Ты не понимаешь, Хосок… — становится так обидно от услышанного. Какая же убийственная несправедливость. — Я не хотел подставлять тебя, я хотел спасти себя и… — Но подставил. Дважды. Третьего раза не будет, — не даёт договорить начальник охраны господина Чон. — Запомни это. И когда в следующий раз в твою светлую голову придут какие-то глупые идеи, помни, что травмы, связанные с коленными чашечками, очень болезненны и приводят к инвалидности на всю жизнь. С ними уже точно не побегаешь. Бирюзовые глаза впиваются в зеркало заднего вида, сталкиваясь цепкими взглядами с мужчиной. Тэ несколько секунд пристально смотрит на него в отражении, щурясь, и без какой-либо тени сомнений в произносимом отвечает: — Тогда лучше стреляй сразу в голову. Можешь даже прямо сейчас. Скажешь Чонгуку, что при попытке к бегству. Я совсем не против. В салоне автомобиля наступает тишина. Хосок вновь переводит взгляд на дорогу и лишь спустя минуту взаимного молчания задаёт чёткий уточняющий вопрос: — Куда именно мы едем? — Развлекаться, — сухо и безжизненно. — У этих развлечений есть точный адрес? — Торговый центр. Выбери на свой вкус. Мне без разницы. Для меня ведь любой из них всё равно окажется тем, который я посещу впервые. — Принято, — хмыкает Хосок, прибавляя скорость. Спустя пятнадцать минут чёрный «Гелендваген» въезжает на парковку центрального торгового центра, расположенного в самом модном квартале Сиднея, а уже через пять минут Тэхён и Хосок выходят из дверей лифта на первом этаже, оказываясь внутри роскошного огромного четырёхэтажного здания, кишащего бутиками именитых брендов и медленно слоняющимися среди них посетителями. Тэ останавливается, принимаясь очарованно оглядываться вокруг себя: всё мерцает и блестит, изысканные вывески магазинов пестрят подсветками, освещаемые небольшими прожекторами, в центре зала точечно расставлены мягкие кожаные диванчики и кресла, куда можно присесть и отдохнуть, а под потолком висят огромные и изысканные хрустальные люстры, напоминающие убранство королевских дворцов — не меньше. Это не торговый центр. Нет… Это здание внутри больше напоминает музейный комплекс или… Версаль. Тэхён теряется в этом великолепии, продолжая смущённо осматриваться. Куда ему идти? За чем именно он приехал? Что он должен купить, чтобы получить то самое удовольствие, о котором говорил ему Чонгук? С чего вообще начать? Тэ подходит к бутику, который оказывается ближе всего к нему, с лаконичной чёрной вывеской, в центре которой над широкими дверьми из толстого стекла большими белыми буквами расположена надпись «Prada». Забавно, но это один из тех брендов, которому отдаёт предпочтение его супруг в отношении обуви. Медленно заходит внутрь, бросая взгляд на стенды с кожаными сумками, и замирает, когда к нему подходит миловидная девушка в белоснежной выглаженной рубашке без единого залома на ткани и в чёрной юбке-карандаш до колен с приветливой улыбкой на губах в тёмно-бордовой помаде глубоко винного оттенка. — Добрый день, — дружелюбно обращается она, предлагая пройти дальше. — Могу я вам что-то подсказать? Кстати! — не дожидаясь никакого ответа спешит она рассказать. — Вы уже успели познакомится с нашей новой мужской коллекцией на сайте? — Здравствуйте, — начинает на английском Тэ. — Нет. Я не знаком. Что за коллекция? — прикусывает зубами нижнюю губу. — Одну секунду, — в помещении раздаётся стук каблуков, и она со всей своей грациозностью подходит к вешалке. — В этом сезоне наш бренд представил классические пиджаки и рубашки, но всё же с изюминкой. Мы решили отойти от тёмных оттенков и выбрали более пастельные тона, — указывает рукой. — Например, бледно-лавандовые тона или персиковые. Отлично будет сочетаться с белой рубашкой или с белыми брюками. А если добавить интересные аксессуары или обувь, то можно составить весьма яркий и запоминающийся образ. Тэхён мельком смотрит на висящие пиджаки, а после замечает, как консультант взволнованно поглядывает на Хосока, очевидно думая о том, что необходимо как можно скорее уделить внимание ещё одному покупателю. — Он со мной, — любезно предупреждает Тэ. — Не переживайте. — Хорошо, — и снова эта лучезарная и приятная улыбка на губах. — Что ещё из нового? — задумывается она. — Галстуки. Бабочки. Носки, — забавно хмыкает и проходит вглубь торгового зала. — Они прям прикольные. Но, конечно, для самых смелых, — достаёт несколько пар и показывает. — Круто будет сочетаться с классической обувью, — протягивает Тэхёну белоснежные мужские носки с изображением ярких персиков. — И со строгими костюмами. Особо смелые мужчины в последнее время стали носить забавные носки с изображением животных или даже какой-то пищи. Выглядит нелепо на первый взгляд, но на деле реально прикольно. Кстати, — опускает зелёные глаза на красное пальто Тэ, поправляя каштановую прядь волос. — Это же из нашей весенней коллекции? — Угу, — кивает Тэхён, чувствуя внутреннюю неловкость. — Да-да. Тогда мы делали акцент именно на ярких тонах. Особенно для верхней одежды. Вам очень к лицу этот клубничный оттенок, — звучит искренний комплимент. — Уверена, что и пастельные тона вам подойдут. Они добавят нежности вашему образу. Скажем… это, — кивает на бледно-розовый пиджак. — И белоснежные зауженные джинсы. А ещё можно выбрать какую-нибудь однотонную бабочку, например, в очень мелкую полоску или в мелкий горох. Будет смотреться стильно. И для прогулки подойдёт, и для коктейльного мероприятия. Ну, и обувь, конечно! — указывает на стенды. — Классика в пастельных тонах. Например, вот эти бежевые ботинки. На лето и весну — вообще идеально. Есть ещё варианты более массивные и с грубой подошвой, но тоже выполненные в бледных тонах. Сможем подобрать даже в тон пиджака. — А есть что-нибудь… для ношения дома? — Тэхён дотрагивается кончиками пальцев до ткани пиджака. — Вау. Приятная какая… — подмечает он. — И шёлковая подкладка, — гордо отзывается консультант. — Мы выбираем только лучшие материалы для своих коллекций. Одежда для дома? Хм… Пижамы? Халаты? Костюмы? Спортивные худи? Что именно предпочитаете? — Честно говоря, я выбираю не для себя, а в подарок. Это… — мнётся Тэ, рассматривая носки. — Достаточно взрослый и солидный мужчина. Он предпочитает строгость и практичность в выборе одежды. Не думаю, что его смогут привлечь столь светлые тона. Нужно что-то более… — Приземлённое? — охотно подхватывает девушка. — Верно, — улыбается Тэ. — Вы пока что подберите, что у вас есть, а я позвоню, — отходит от неё, достаёт телефон из кармана и набирает номер, терпеливо слушая гудки. — Соскучился? — на том конце провода доносится знакомый спокойный мужской голос, но даже в этой размеренности с первых же звуков слышится некий флирт или что-то, очень похожее на заигрывание. — А ты? — Всегда. И тебе это хорошо известно, листочек, — низко хмыкает Чонгук. — Я задам вопрос, — с такой неподдельной серьёзностью заявляет ему Тэхён. — А ты ответишь честно-честно. Договорились? — Давай попробуем. — Персики или клубника? — внезапно выдаёт Тэ, скрывая улыбку, чтобы сохранить тот самый серьёзный подход к делу. — Ты. — Ну, нет, Чонгук! — возмущается Тэхён. — Нужно выбрать одно из двух. — Из сладкого я предпочитаю тебя, — холодно обозначает Чон. — Выбор сделан. — Чонгук… — Тэхён не может сдержать короткий и забавный смешок. — Отвечай давай. Это важно. Очень важно. От твоего решения будет зависеть твоя дальнейшая судьба. — Даже так… — притворные напряжение и испуг в интонации. — Мне нужно подумать тогда и всё взвесить. — Вопрос — ответ, — не унимается Тэхён, держа в руках смешные носки, на одной паре которых изображены яркие оранжевые персики, а на другой — красная клубника. — Быстрее же… — торопит, улыбаясь. — Иначе… — Пусть будет клубника, — сдаётся Чонгук. — Всё. Пока, — не дожидаясь никакого ответа, торопливо завершает вызов и прячет смартфон в карман пальто с довольной гримасой на лице. — Эти! — показывает девушке. — Я покупаю эти! — машет парой чёрных носков с клубникой.* * *
Тэхён плюхается на мягкий диван, стоящий в центре гостиной на втором этаже, берёт в руку пульт и включает телевизор, сонно зевая. Бросает взгляд на тускнеющий экран телефона, лежащий рядом, и подмечает для себя, что уже почти двенадцать ночи, и усаживается удобнее, принимаясь втирать в обнажённые ноги кокосовое масло, выдавливая содержимое из продолговатого тюбика. День был действительно насыщенным. Сначала порция очередных побоев от собственного мужа, потом шоппинг и прогулка по бутикам, а теперь умиротворённое приготовление ко сну. Быть может, это и есть секрет счастливой жизни? Быть может, все именно так и живут, не жалуясь на судьбу и не требуя иного? Тэ поднимает бирюзовые глаза к плазменному экрану огромного домашнего кинотеатра и принимается внимательно слушать английскую речь репортёра новостного канала, оценивая собственные знания и то, насколько быстро он может улавливать услышанное, понимая весь смысл. Прогресс на лицо. Теперь уже намного лучше, чем двумя месяцами ранее. Сейчас у него нет потребности в том, чтобы искать значение для отдельных фраз, особенно тех, которые, по большей части, являются речевыми оборотами или слэнгом. — Я думал, ты в спальне, — из темноты доносится мужской голос, тут же привлекая всё внимание. — Сейчас пойду, — тихо отзывается Тэхён, глядя на Чонгука, который выходит из темноты и медленно подходит к дивану. — О, — губы превращаются в лёгкую улыбку. — Ты всё же примерил? Тебе нравится? Чон поправляет на себе плотный и тёплый махровый халат с золотыми вставками по краям рукавов и воротника. Тот самый, который сегодня купил Тэхён специально для него. — Мне очень приятно, радость моя, — удовлетворённо подмечает Чонгук, нависая над мужем. — И, да, мне нравится твой подарок. После душа — самое то. — Я не знал, какого цвета выбрать, — довольно хмыкает Тэ, разглядывая вещь на своём супруге. — Но мне кажется, что тебе к лицу чёрный, — пожимает плечами, продолжая нежными круговыми движениями пальцев втирать масло в свою кожу на бёдрах. — Просто чёрный — было бы совсем скучно, поэтому я выбрал этот, — тянется рукой вперёд, дотрагиваясь до плотной, но мягкой и такой приятной ткани, щупая её и вместе с тем поправляя. — Я счастлив, что тебе пришлось по душе. — А чем так вкусно пахнет, м? — точно мурчит, присаживаясь рядом и облокачиваясь на удобную спинку. — Это кокосовое масло с миндалём, — берёт тюбик и выдавливает немного на кончики пальцев, поворачиваясь к Чонгуку. — Очень полезно для кожи, между прочим, — придвигается к нему, заглядывая в тёмные глаза, и осторожно дотрагивается до лица, начиная аккуратно втирать вдоль скул, подбираясь ко лбу. — Оно делает кожу мягче, — полушёпотом произносит, с заботой проходясь по каждому сантиметру. — Эластичнее. Придаёт здоровое сияние, — с расстановкой поясняет. — И, да, очень вкусно пахнет, — ведёт пальчиком по носу Чона, неотрывно следящему за каждым его действием, и теперь уже обеими руками ласково ведёт по щекам, массируя. — А ещё помогает от отёков. Чон глухо хмыкает, молчаливо прикрывая глаза от удовольствия. Прикосновения Тэхёна такие нежные и невесомые, что так и хочется окончательно расслабиться и погрузиться в полудрём, полноценно наслаждаясь каждой этой секундой. — Нужно ещё вот тут… — легонько касается висков с обеих сторон, поглаживая их круговыми движениями. — И вот тут вот… — на тихом выдохе, ведя кончиками по переносице и рассматривая расслабленное лицо в мерцающем свете от экрана телевизора. — Эй, — на этот раз Тэ тянет чуть громче, замечая, как его супруг словно ускользает от него, всё больше и больше запрокидывая голову назад. — Ты только не усни на диване, Чонгук… Как дела на работе? Что-то уже ясно касательно взрыва гостиницы? — прикусывает нижнюю губу, убирая руки от щёк Чона. Чонгук несколько секунд молчит, а после так неохотно и хрипло проговаривает, не поднимая век: — В процессе, — не глядя тянется рукой к Тэхёну и аккуратно берёт его за предплечье, притягивая ближе к себе. — Какой фильм ты хочешь посмотреть? — Фильм? — иронично приподнимает бровь, разглядывая сонного мужчину, сидящего перед ним. — Не смеши меня. Ты вот-вот уснёшь. — И всё же? — Никакой, — вертит головой Тэ. — Что там идёт? — мельком бросает взгляд на телевизор, снова возвращая его к мужу. — Какая-то передача про животных началась. Отлично. Пусть будет она. Без разницы. — Как прошёл твой шоппинг? — Неплохо. Кое-что ещё купил тебе, — хитро щурится. — Неужели ты до сих пор не обнаружил свой второй подарок, Чонгук? Чон оживает, неохотно открывает глаза и смотрит в упор на юношу, приподнимая брови в искреннем удивлении. — И где же он? — опускает глаза на губы, глядя на красноватую припухлость, оставшуюся после его пощёчин, и дотрагивается до неё большим пальцем, слегка проводя по бугорку будто в попытке убрать, на что Тэ уворачивается, беря его за запястье обеими руками, и чуть отстраняется, всё ещё сжимая его руку в своих тёплых ладонях. — Ищи. Но так и быть, я дам тебе подсказку — он ближе, чем ты думаешь, — уверенно так и даже победно заявляет. Чонгук внимательно осматривается вокруг себя, разглядывая диван, а после замирает, задумчиво щурится и спокойно отвечает: — Кажется, я уже нашёл свой подарок. — Неужели? И где же? — Только странно, что ты назвал его вторым, если он всегда и при любых обстоятельствах должен неминуемо быть первым, — с рывком отстраняется от удобной и комфортной спинки дивана и внезапно набрасывается на Тэ, заваливая его на мягкие подушки и нависая над ним сверху. — Раз подарок найден, то настало время распаковки, м? — наклоняется к юному взволнованному лицу, ловя на нём испуг и нарастающую панику, которые так и сочатся из бездонных синих глаз. Тэхён ощутимо съёживается в его руках. Словно так и хочет сделаться маленьким и совсем незаметным. Это чувствуется. Сразу. Это не скрыть. Хочет улизнуть. Снова. Опять. Напоминает крошечного запуганного ежонка, который вот-вот достанет свои острые колючки, чтобы начать защищаться. — Я говорил не о себе… — шепчет Тэхён, утопая головой в мягкой подушке, и даже не шевелится, не отводя взгляда от Чонгука. Вот он. Снова момент истины. То, о чём Тэ думал весь сегодняшний день и вечер, прокручивая возможные сценарии в своей голове. Рано или поздно это случится. Секс с супругом неизбежен. Ему быть. В любом случае. Если не сейчас, то завтра. Если не завтра, то послезавтра. Если не послезавтра, то спустя время. Чонгук — здоровый и взрослый мужчина, нуждающийся в физической близости. К тому же он много раз сам это подчёркивал, открыто говоря о своих потребностях. И это, к большому сожалению Тэхёна, абсолютно нормально. Можно ли за это осуждать? — Чтобы тебе было интересно… — волнительно выдыхает Тэхён, напряжённо сглатывая. — Предлагаю награду. Если ты найдёшь подарок, то я… — берёт инициативу в свои руки, решая, что так победить пожирающий его страх будет намного проще, чем выжидать, постоянно прячась. — Поцелую тебя. — Поцелуешь? — протяжно переспрашивает у него Чон, проводя горячей и большой ладонью по гладкому бедру. — В таком случае я настаиваю на ещё одной подсказке, — чёрные глаза загораются азартом, поблёскивая в свете тусклых ламп. — Этот подарок… — обдумывает то, что сейчас скажет. — Он… Он, можно сказать, что на тебе. Он ближе, чем тебе кажется. Намного ближе, Чонгук, — пытается улыбнуться, касаясь пальцами чёрной махровой ткани. — И если ты не найдёшь, то я непременно обижусь на тебя и уйду спать. Чонгук молча отстраняется от него, вновь садясь на диван, с интересом рассматривает притаившегося юношу и не глядя засовывает руку в карман халата, нащупывая что-то мягкое и сложенное вдвое. Медленно достаёт, сжимая пальцами, и опускает взгляд вниз, а на лице возникает хитрая ухмылка. — Какая прелесть. Тэхён поднимается с подушек, поджимает губы и не может сдержать улыбку, предвкушая реакцию. — Теперь ты понял, почему я звонил и спрашивал, что ты выберешь? — охотно поясняет он, разглядывая, как Чон вертит в руках чёрные мужские носки с изображением ярко-красных клубничек по всей поверхности ткани. — Чёрные. Практичный цвет, ничего не скажешь, — глухо хмыкает Чонгук. — Надену их на похороны тех, кто подорвал гостиницу, когда доберусь до них, — голос срывается на столь редкое, но такое приятное и довольное мурлыкание. — Ты прелестный до зубного скрежета, листочек, — протягивает к нему руку и дотрагивается до бледной щеки, невесомо поглаживая её. — Спасибо, моя радость, ты умеешь удивлять. Я жду обещанный приз. Тэ отрицательно вертит головой. — Не на похороны, а сейчас. Надевай сейчас, — скрещивает руки на груди. — И скажи спасибо, что это не трусы, — недовольно фыркает, всё же притворяясь обиженным. Это не может не умилять. Просто не может. Тэхён кажется таким застенчивым, таким хрупким, но при этом таким характерным. — Но я ведь не сказал, что мне не нравится подарок, золото моё. Что за капризы на пустом месте, м? — мягко парирует ему. — На-де-вай. Сейчас же, Чонгук, иначе я… — Убедил-убедил, — в гостиной слышится низкий и короткий смешок Чона, и он снимает бирку и принимается надевать на себя эти нелепые и смешные носки с клубникой. — Что скажешь? В моём стиле? Мне идёт? Тэ внимательно смотрит на его ноги, оценивая весь образ от и до, а после поднимается с дивана и торопливо отвечает: — Смотрится просто отлично! — проглатывая слова. — Что ж… Уже так поздно. Спокойной ночи, — и бросается к выходу из комнаты, начиная звонко смеяться от того, что муж ловко и быстро успевает схватить его за талию одной рукой и мигом притянуть к себе, прижимая спиной к груди. — Чёрт… Ты слишком сильный… — обхватывает его предплечье, стараясь выбраться из этих тисков. — Это нечестно! — Нечестно не выполнять обещания, — мурчит прямо возле уха, утыкаясь подбородком в плечо. — Ой, я и не думал кидать тебя, господин Чон, — оправдывается Тэ, поворачиваясь к нему. — Я лишь хотел проверить твою реакцию. Мало ли… Тэхён сам обнимает супруга за шею и тянется к его губам, аккуратно прикасается к ним своими и коротко целует, ощущая мягкость и влажность. — Доволен? — иронично хмыкает. — Долг выполнен? — Я рассчитывал на что-то более пикантное и… — Про это речи даже не шло, — наивно хлопает глазами, строя ангельское выражение на лице. — Так что все условия выполнены чётко и в срок. — Допустим, — Чон скользит ладонями по хрупкой спине, поглаживая поясницу Тэ. — А если в качестве бонуса, клубничка? — опускает их на ягодицы и нежно сжимает, чуть приподнимая и притягивая на этот раз совсем вплотную к себе. — Клубничка?.. — переспрашивает Тэхён. — Э-э-э-эй, — смущённо тянет слова, а щёки начинают розоветь. — Что за новое несанкционированное прозвище ещё? Какая такая клубничка? — Тебе же идеально подходит. Ты сладкий. — Думаешь? — ехидно щурится, вновь подбираясь к чужим приоткрытым губам. — Быть может, ты и прав… — прикасается к ним и на этот раз целует куда более чувственно и ощутимо, прикусывает их, чуть оттягивая на себя, прикрывает глаза и расслабляется, позволяя Чонгуку углубить этот поцелуй. — Другое дело, — Чон присаживается обратно на диван и тянет за собой Тэхёна. — Уверен, что не хочешь посмотреть фильм? Завтра выходной. Мы можем позволить себе лечь спать чуть позже обычного. — Уверен, — сразу же хлёсткий ответ. — Про животных тоже интересно же, — скучающе подбадривает мужа, прекрасно понимая, что если они действительно начнут смотреть её, то точно оба уснут почти сразу. — К тому же передача скоро закончится, а мы как раз пойдём спать, — садится рядом и сползает ниже, удобно укладывая голову на коленях у супруга. — Что ты купил себе, м? Ты так и не показал мне. — Почти ничего, — признаётся Тэ и вытягивает руку перед собой, рассматривая тонкие колечки из белого золота на длинных изящных пальцах. — Нравится? Чон переводит взгляд на утончённую руку. — Нравится, — снова берёт его за запястье, притягивает его руку к лицу, немного наклоняясь, и целует тыльную сторону ладони, дотрагиваясь губами до бархатной кожи. — Очень изыскано, сокровище моё. Ты мог бы быть чудесным пианистом, к примеру, — переплетает их пальцы, немного сжимая, и отпускает. — Мне тоже понравились, поэтому и купил, — любуется, рассматривая вполне себе сдержанные и повседневные украшения без лишней и вопиющей роскоши. — Я вдруг понял, что хочу собрать целую коллекцию колец! — восторженно заявляет. — Некоторые такие красивые, что глаз не отвести… Только, знаешь… Без всяких там бриллиантов и камней, а самые обыкновенные. Как эти, — эстетично перебирает пальчиками в воздухе, будто щупает его. — Мне кажется, в подобных колечках есть своя изюминка. Кстати, — внезапно переводит тему. — Чонгук, а в Норвегии тоже есть твои гостиницы? — Нет, золото моё. Пока что нет, — Чон опускает свою ладонь на голову Тэ и принимается медленно перебирать светлые волнистые прядки, аккуратно укладывая их одну на другую. — А там очень холодно? — Холоднее, чем в Сиднее, радость моя. — Выходит, мы там совсем замёрзнем… — огорчённо бурчит, надувая и без того пухлые губы. — Я не позволю тебе замёрзнуть, — с интересом наблюдает за юным супругом, глядя на него сверху вниз. Тэ на секунду замолкает, устраивая голову на бёдрах Чонгука ещё удобнее. — А мы увидим северное сияние?! — Обязательно, — хмыкает Чон, внутренне умиляясь этому шквалу таких детских и непосредственных вопросов. — А я умею кататься на лыжах или сноуборде? — хихикает Тэ. — Всё может быть. — Нужно будет попробовать… — решает вслух Тэхён, прикрывая глаза. — Чонгук! — внезапно громко и с воодушевлением произносит, тут же распахивая бирюзовые глаза, словно вспомнил что-то очень важное и ценное для него. — А мы увидим китов? Увидим же?! И фьорды! Там ведь так красиво… Непередаваемо красиво, Чонгук! Так хочется уже скорее окунуться в это природное великолепие… — Конечно, моя гордость, — Чон поправляет светлые волосы, всё глубже и глубже утопая в них пальцами. — Обязательно, маленький мой. Моя гордость… Тэ замолкает, внутренне вздрагивая от услышанного. Эти слова задевают за самое живое. Сначала становится больно где-то глубоко внутри, ведь ещё несколько часов назад его супруг без каких-либо колебаний говорил, что разочарован в нём, обвиняя, а теперь называет гордостью. И не просто гордостью, а его. Что за смена настроения? — Мм? — нарушает затянувшееся молчание Чонгук. — Больше глупеньких вопросов не будет? Я так заскучаю совсем, — опускает тёмные глаза на Тэхёна, внимательно глядя в серьёзное и не менее задумчивое лицо. — Чонгук, а ты… — Тэ взволнованно прикусывает свою нижнюю губу, не решаясь так сразу спросить, но слова так и лезут наружу, так и просятся. — Ты когда-нибудь гордился мной? — робко-робко на выдохе. — Есть ли во мне хоть что-то, чем ты действительно гордился бы?.. — Всегда, золото моё. Ты ведь у меня умничка. А к чему этот вопрос? Почему ты вдруг спрашиваешь? — Просто… Только что ты назвал меня своей гордостью… — смущённо повторяет за ним Тэ. — И мне захотелось спросить об этом… — Правда? — с задумчивым видом приподнимает бровь. — Тогда тем более, — поглаживания по мягким и шелковистым волосам, всё ещё немного влажным после душа, становятся более нежными и чувственными. — Ты моя гордость, мальчик мой. Моё сокровище. Моя любовь. Мой самый драгоценный и необходимый. Когда же ты уже уяснишь это? Но не буду лукавить, некоторые вещи меня очень сильно огорчают. Например, эти, — осторожно касается забинтованного предплечья, проводя пальцами по плотной повязке. — Мы так и не обсудили толком произошедшее. Ты готов быть искренним со мной, Тэхён? Нет. Конечно, нет… Разумеется, не готов, ведь за искренность бывает очень больно… Тэхён окунается в воспоминания этого дня, прокручивая в голове острые и болезненные фразы, сказанные его супругом. Он отчётливо сказал про кожу. Почти точь-в-точь, как сам Тэхён рассказывал Кайле. Какая ещё искренность требуется тогда? Нужно ли это обсуждать вообще? И главное — к чему в итоге приведёт этот разговор? К пониманию? К компромиссу? Или к очередным побоям? — Ты ведь и так всё знаешь. — Но не из твоих уст. Тэхён поднимает голову, а после вовсе садится, отодвигаясь от супруга чуть дальше. Так безопаснее. Определённо. — Ты говоришь, что любишь, но при этом позволяешь себе то, что никак не вяжется с этим понятием. — Любовь, листочек, бесконечна и имеет миллиарды граней. Если эти грани не соприкасаются с твоим личным видением, то это вовсе не означает, что я не испытываю к тебе это светлое чувство. Что для тебя любовь? Помнится, я уже спрашивал тебя об этом, но ты так ничего и не ответил толком. Для меня любовь — это забота, в первую очередь. Разве я не забочусь о тебе, м? Тэхён тихонечко выдыхает себе под нос. — Ты одной рукой кормишь, а второй — казнишь… — Я учу тебя, как делать не нужно. — Я не стану терпеть рукоприкладство! — возмущённо охает Тэхён, звуча теперь намного громче. — Почему ты меня обманываешь? Почему ты мне лжёшь, не рассказывая всей правды? Ведь так было с самого начала наших отношений, да? Так было всегда. — Ты ошибаешься, Тэхён, — спокойно отвечает ему Чонгук. — Тогда почему? Почему ты так ведёшь себя?.. Каждый раз, когда я вот-вот делаю шаг к тебе, ты причиняешь мне боль, отталкивая всё дальше и дальше. Это очень ранит, Чонгук… — искренне признаётся ему Тэ. — Сегодня ты кинул мне фразу, что я сначала говорю одно, но делаю другое. Но это не так! Я ведь стараюсь… Я правда стараюсь полюбить тебя снова. Думаешь, тебе одному тяжело? Полагаешь, что ты один страдаешь от того, что твой муж ничего не помнит? Я горю в этом аду вместе с тобой, Чонгук, но я пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы переступить через себя и… — голос заметно дрожит. — Всё, что произошло на заднем дворе этого дома и в Германии… Чонгук, это непросто! — на лице появляется злобный оскал. — Это совсем непросто! У меня до сих пор на бёдрах и спине следы от… — сквозь зубы выдавливает себя. — … скакалки. До сих пор!.. Но я всё ещё тут, всё ещё рядом с тобой. Но ты словно не ценишь. Воспринимаешь, будто так и должно быть. А мне больно… — прикладывает руку к своей груди. — Вот тут больно настолько, что я захлёбываюсь в этом чувстве несправедливости, в этой обиде, но всё равно делаю шаг к тебе. И что происходит после? Ты снова бьёшь меня… Почему? Ответь, Чонгук… Почему ты так поступаешь? Неужели я действительно заслуживаю все эти унижения? Ведь ты мой муж! А я — твой. Разве так ведут себя в браке? Если да, то к чёрту… К чёрту такие отношения! Зачем? Они приносят только горе и слёзы… — Ты всё ещё тут, — тихо повторяет за ним Чон, смакуя на языке фразы Тэ. — Всё ещё рядом со мной. — Именно. Неужели для тебя это ничего не значит? — с таким подлинным и живым огорчением в голосе, что складывается впечатление, что вот-вот заплачет. — Совсем-совсем? Чонгук тянется к журнальному столику, берёт небольшую картонную пачку, достаёт из неё сигарету и прикуривает, придвигая к себе пепельницу. — И хватит уже курить в нашем доме, — Тэ решительно хватает сигарету за фильтр, резко вытаскивая её прямо изо рта Чона, и молниеносно тушит об пепельницу, сминая и ломая на части. — Для этого есть двор. На худой конец — балкон. Или кури в своём кабинете! — по-хозяйски заявляет, впиваясь бирюзовым взглядом в удивлённого от неожиданности супруга. — Листочек. — Ну а что? — встаёт с дивана и идёт к окну, приоткрывая его, а после поворачивается к Чонгуку и уверенным шагом подходит, возвышаясь над ним. — В доме никаких сигарет, — скрещивает руки на груди. — Ни единой, — хватает пачку прямо из рук, как только Чон снова прикасается к ней. — Я сейчас сомну и выкину! И вообще… Курить вредно. А у тебя спина. Это ты ведёшь себя, как маленький, господин Чон! — недовольно фыркает и вздрагивает, когда супруг внезапно звонко шлёпает его ладонью по ягодице, ухмыляясь. — Маленький господин Чон что-то совсем разошёлся. — Ты что, не слушал меня? — возмущается Тэ. — Опять ударил? — нависает над ним. — Хочешь подраться, да? — старается выглядеть устрашающе и больше, чем он есть на самом деле. — Да я тебя порву прямо на этом месте! — сжимает пачку сигарет и вытягивает перед собой маленькие кулачки. Чонгук откидывается на спинку дивана, широко расставляя ноги, и с азартом наблюдает за этим представлением, толкая язык в щёку. — Нападай, — безоружно соглашается. — Рви меня, мальчик мой. Вперёд. Последняя фраза вызывает забавную улыбку на лице Тэхёна, которую он старательно прячет, вновь надевая на себя маску, сочащуюся строгостью и серьёзностью. — Только смотри, чтобы и халату не досталось, а то подарок всё-таки. В тусклом свете Тэхён выглядит до безобразия соблазнительно. Даже с этими нелепыми кулаками. Даже с этим смешным выражением на лице. Так и хочется его съесть. Всего. Целиком. От и до. Полностью. Обнажённые стройные ноги так и манят. Хочется прикоснуться к ним, провести ладонью, поглаживая, а после усадить мальчишку на диван, раздвинуть их и начать покрывать поцелуями сантиметр за сантиметром от аккуратных пальчиков и всё выше и выше, ловя сбивчивое дыхание и тихие стоны, оседающие эхом удовольствия в гостиной. И по мнению Чонгука всё располагает именно к этому. А по мнению Тэхёна? Или… оно вновь не будет учитываться?.. — Мы ведь хотели вместе посмотреть передачу, — протягивает руку к нему, мягко хмыкая. — Ну же, листочек. Иди сюда.* * *
Тэхён сонно зевает, причмокивая, и укладывает голову на бёдрах супруга ещё удобнее, машинально залезая ладонью под махровый халат Чонгука и обхватывая его колено, чуть сжимая. Чон тут же реагирует на внезапное прикосновение, отрывает взгляд от телевизора и опускает глаза вниз, смотря на лежащего на нём Тэ, свернувшегося на диване уютным и таким тёплым клубочком. Тусклое свечение от экрана мягкими бликами падает на юное лицо, подчёркивая хрупкий подбородок и изящные скулы, которые в полумраке выглядят ещё более точёными и привлекательными. — Ты почти засыпаешь, — раздаётся тихое в гостиной, и Чонгук проводит ладонью по копне светлых волнистых волос, зачёсывая их назад. — Пойдём в кровать. — Нет, — ещё один широкий зевок. — Я хочу досмотреть, — пальцы на чужом колене сами по себе сжимаются чуть сильнее и ощутимее для Чона. — И я вовсе не засыпаю, — обманывает его Тэ и проводит ладонью чуть выше, скользя по бедру мужа. — Скоро уже закончится. Так что… — опять зевает и зажмуривается в попытке прогнать сон. — Интересный фильм, кстати, — с такой уверенностью говорит, хотя давно уже утратил нить повествования в сюжете. — И актёры классные. Чонгук?.. — М? — мурчит. — А какой твой любимый фильм? — внезапно спрашивает у него Тэ, чуть поворачивая голову, чтобы заглянуть в лицо. Уголки губ Чонгука еле заметно приподнимаются в довольной ухмылке. Его мальчик проявляет к нему интерес. Что может быть слаще? — Хм, — коротко хмыкает. — Если брать современный кинематограф, то, пожалуй, я бы сказал, что это «Александр», золото моё. — «Александр»? — задумчиво переспрашивает Тэхён, очевидно пытаясь что-то вспомнить. — Почему именно он? — Он великолепно снят и по историческим мотивам, — Чонгук вздрагивает, когда нежные кончики пальчиков Тэ вдруг оказываются на внутренней части его бедра, скользя по коже всё выше. — А о чём он, Чонгук? — не унимается Тэхён, пытаясь свернуться в более удобную для себя позу, а его рука под халатом так опасно залезает всё глубже под махровую ткань — одно неосторожное движение, и Чон окончательно выдаст своё нарастающее возбуждение. — Этот фильм про Александра Македонского, — раздвигает бёдра немного шире, чуть сползая по мягкой спинке дивана. — Ты помнишь, кто это, листочек? Тэхён замирает, вглядываясь в полумрак перед собой. Щурится, с интересом задумываясь над вопросом, а после молчаливо и отрицательно вертит головой, так беззаботно елозя на коленях Чона и тем самым создавая ещё больше волнующего и приятного давления на пах. И, чёрт возьми, как же это распаляет его. Эта наивная неосторожность будоражит Чонгука, будит в нём горячий азарт и желание понаблюдать за своей добычей ещё немного, точно голодный хищник, играющий с ней. Прикосновения Тэхёна такие случайные, такие чистые и невинные, но именно это возбуждает острее всего. Настолько сильно, что на секунду Чонгук поджимает губы и стискивает зубы, ощущая, как его член отдаёт лёгкой пульсацией, когда тонкие и длинные пальчики Тэ вновь оказываются так близко к нему. Хочется большего. И вместе с тем хочется растянуть этот сладостный момент. — Это великий полководец, моя радость, которому к двадцати годам удалось завоевать половину известного на то время мира. В том числе и Персию — страну, которую до этого никому не удавалось победить и подчинить. — Выходит, ты любишь исторические фильмы? — приходит к выводу Тэ. — Ну, раз я не помню, смотрел ли я когда-нибудь этот фильм или же нет, то предлагаю завтра же устроить семейный просмотр именно его: тебе будет приятно ещё раз посмотреть любимую картину, а мне будет просто интересно. Что думаешь? — воодушевлённо заканчивает, опять чуть поворачивая голову к супругу. — Хорошо, золото моё, — хмыкает Чон. — Только точно! — чуть приподнимает голову с колен и снова беззаботно кладёт её на бёдра Чонгука, задевая макушкой обнажённый член, спрятанный под халатом. — А то ты опять засядешь за своей работой и проторчишь в кабинете до самой ночи… Знаешь, нельзя так много времени тратить исключительно на работу. Нужно беречь себя, нужно хотя бы иногда отдыхать, понимаешь? — опять ёрзает, так и испытывая терпение Чона. — Ты такой трудоголик, Чонгук… Кошмар просто. Действительно. Кошмар просто. Продолжать держать себя в руках, думая о том и осознавая, как близко этот сладкий и говорливый ротик от твёрдой головки члена — это кошмар для Чонгука, верно. — Так хочется в кино сходить… — печально тянет Тэхён, вздыхая. — Как все нормальные люди. Взять попкорн, плюхнуться в кресла на самом последнем ряду и посмотреть какой-нибудь фильм в темноте на огромном экране. Мне кажется, это романтично… Знаешь, что-то типа свидания в кинотеатре, как у всех парочек в самом начале отношений, — нежно улыбается Тэхён. — Чонгук, а когда мы начали с тобой встречаться, мы ходили в кино?.. — Нет, — утопает пальцами в светлых взъерошенных волосах, перебирая их, и незаметно для Тэ перемещает его голову чуть ближе к своему торсу, немного поворачивая к себе. — Но мы смотрели фильмы у нас дома, — с лёгкостью сочиняет легенду прямо находу. — На этом самом диване, — проводит свободной ладонью по подушке сбоку. — Забавно. — Почему забавно? — Вспомнил, как ты точно также лежал у меня на коленях, пока мы смотрели фильм, а потом засыпал. Было весьма непросто выбраться из-под тебя, чтобы не разбудить. — Правда? — улыбается Тэ. — А почему ты меня не будил? — Как можно будить столь ангельское создание, которое так безмятежно и сладко спит, посапывая себе под носик, м? Это же преступно. Тэхён прикусывает свою нижнюю губу от юношеского смущения, пробудившегося в нём от услышанного только что комплимента. Приятно до крошечных мурашек, побежавших по обнажённым ногам. — Чонгук?.. — М? Тэхён замолкает, поддаваясь своим безутешным внутренним сомнениям. Хочет спросить, давно уже хочет, но ощущает какую-то скованность и неловкость, хотя, казалось бы, вполне уместный и даже обыденный вопрос для тех, кто в браке. Но не к месту, что ли. Будто неприлично о таком спрашивать. Лучше снова промолчать и оставить свой интерес голодным. — Говори, листочек, — подливает масло в огонь, замечая растерянность и возникшую зажатость — явственный стыд, появившийся в бирюзовых глазах, обнажает Тэ и делает таким уязвимым в руках опытного манипулятора. — Разве ты у меня не бесстрашный мальчик? Смелее. Только от этого «смелее» дрожь по спине. И спрашивать расхотелось. — Знаешь, наверно, я уже спать пойду…