Шанель Пейдж и тысяча авантюр

      Монток — это где-то у моря. Как мой родной город, только севернее. Ну, короче, наверх по карте. С географией у меня скверно. Но в любом случае Монток — это здорово, потому что близко к заливу. А для лагеря место у моря вообще лучше некуда, особенно если в этот лагерь нужно мне.       Когда Окли сказал, что меня ждут, я так и представила: выходим из автобуса, а перед нами толпа ребят. Ребят? О, я определённо ожидала увидеть школьников. Окли сказал, это лагерь для таких, как я. Ну, знаете, в лагерь взрослые обычно не ездят. В общем, я думала, что знаю, кого встречу. Наверняка у этой компании будет ещё одинаковая форма, синие майки и шорты или типа того. Ну, чтобы дети не потерялись, если им вдруг вздумается посетить Нью-Йорк с экскурсией. Не то чтобы я была раньше в лагерях, но… Пока я хромала за Окли на выход из автобуса, я уже представила себе ясную картинку и прямо приготовилась её увидеть.       Когда же мы вышли с небольшого вокзала, я не увидела никого. Перед нами были лесополоса, дорога и ларёк. Чего-то никаких детей в одинаковой одёжке не наблюдалось. Я даже немножко расстроилась.       — Ты как, идти сможешь? — осведомился Окли и ут же задумался. — А может и бежать… Хотя вроде не придётся, ты пахнешь по-другому.       Я покосилась на опухшую лодыжку и растерянно пожала плечом.       — Не знаю. А чем пахну? А почему по-другому? А как надо?       — Ну, вообще лучше бы никак, но для тебя это невозможно. У всех полубогов есть свой запах, и он может отличаться. Вот у самых сильных он должен быть выражен очень хорошо. Ну, знаешь, если ребёнок Зевса, за милю будет ясно, где он.       — А… Не, не знаю.       — Ну вот теперь знаешь. Пойдём? Если будет совсем больно, скажи. Эх, жалко, амброзии нет вообще… Надо было с собой взять. Так бы вылечил тебя вмиг.       Я на всякий случай покивала, не очень понимая, про что он. А потом несмело спросила:       — А ребёнок Зевса… Он есть в лагере? Или сколько там детей полагается…       Окли поскрёб затылок и задумчиво помычал. Видимо, собираясь с мыслями, он ухватил меня под локоть и повёл по тропинке. Я послушно шагала рядом, и двигались мы очень медленно, как старики. Окли поднырнул под мою руку и как мог помогал идти. Зато я приноровилась ступать так, чтобы нога не шибко болела. Как-то доковыляю до лагеря, в который нам так нужно.       Окли наконец заговорил:       — Ребёнок Зевса, скажем так… Должен был быть. Это девочка, её звали Талия.       — Звали? — жалобно переспросила я, чувствуя, что мне это уже не нравится.       — Да. Не бойся, она не умерла. Но она и не жива. Её отец превратил её в сосну.       Я недоумённо нахмурилась, но Окли лишь махнул свободной рукой. Надеюсь, превращение в сосну не обязательно по приходе в лагерь.       — Там долгая история, ещё про двух других ребят, про адскую гончую, там… Короче, давай это на потом? Обещаю, я расскажу. Просто сейчас не очень хочется о монстрах.       — Ладно, — вздохнула я. История про девочку, обращённую в сосну, теперь явно входит в список того, что я одновременно очень хочу услышать и одновременно совершенно точно не желаю.       — Дети Зевса это просто такая штука сложная. Ой, — осёкся Окли, — не штука, конечно. В общем, с ними очень трудно. Ну, не сами они трудные, хотя характер у них в папашу часто… Мгм, забудь. У Зевса славный характер, — проворчал Окли, как-будто не очень согласный со своими словами, — Зевс у нас самый лучший, божественный бог с божественным характером.       Когда он недовольничал, идти становилось немножко труднее, — Окли начинал раскачиваться из стороны в сторону. Да ещё и дорога пошла вверх по холму. Нас быстро окружил пролесок. Вокруг было чудесно: солнечный май, природа расцветает, птички чирикают, травяной полог. Только с распухшей ногой мне быстро надоело карабкаться вверх по холму. Эх, вот бы сюда с мамой и папой на пикник… Надеюсь, мама сможет приехать за мной в Лагерь и забрать, когда всё устаканится. В копилку к надеждам тут же полетело ожидание, что устаканится всё скоро.       — Но главная проблема детей Зевса не в характере, — продолжал Окли. — У них просто запах особенный, очень сильный. Ну, не только у них. Знаешь, в нашем греческом междусобойчике есть три главных бога: Зевс, Аид и Посейдон.       — О, я знаю этих! — обрадовалась я. — Аид же из «Геркулеса», я по Диснею смотрела.       — Круто, — убитым голосом отозвался Окли и цокнул копытом по камню. — Осторожно, тут земля сыпется.       Он подхватил меня под локоть и помог взобраться на пригорок. Мы оказались на вершине холма. Впереди расстилалась долина, и оглядеть её всю глаз не хватало. Я опёрлась ладонями на колени и выдохнула.       — Геркулес вообще не из наших, — недовольно пробормотал Окли с таким лицом, будто я его очень обидно обозвала. — Вообще не понимаю, почему эти смертные смешали его и наших богов. Вот тут на месте Зевса я бы разозлился. Пойдём, нам ещё вон туда добираться.       Он кивнул на низину, и я устало вздохнула. Идти так идти. В целом, не так я и устала.       — Там тебе дадут волшебную вкусную штуку, которая быстро лечит раны.       — Мгм… Витаминные мишки что ли?       Окли неуверенно покосился на соседнее дерево.       — Ну типа того, только покруче. Так вот, мы ж про богов говорили. Аид, Зевс и Посейдон — это Большая Тройка.       — Они самые большие? — догадалась я.       — Ну-у… Да, самые большие, — подозрительно быстро согласился Окли. — И самые сильные. Это главные боги, самые могущественные среди олимпийцев. И дети их соответствующие. Когда в мире начинаются войны, это всё не просто так. Это значит, что боги или их дети что-то не поделили. Вот представь, что в мире существуют два самых сильных человека. И они поссорились и стали драться. А ещё они умеют вызывать бурю и штормы, сотрясать землю и разить молниями.       — Круто, — пробормотала я, топая по мягкому мху.       — Не очень, — кисло возразил Окли. — Много людей гибнет, в города приходит разруха. Это не круто, Шани. Это грустно.       Я умолкла. Несколько минут мы шли в тишине, только трава под ногами шуршала. Несколько раз пришлось перелезать через поваленные сосны. На первой я вслух задалась вопросом, а не в эту ли сосну превратили девочку, но Окли сказал, что нет, мол, та сосна стоит крепко и надёжно, а ещё она на границе Лагеря, так что её мы уж точно просто так не пройдём. Потом мы стали перебираться через овраги, которые выглядели очень уж свежими. Такие обрывы с ещё не поросшей травой землёй, сырой и липкой. Когда пальцы коснулись её, я отдёрнула руку и настороженно огляделась.       — Окли, а… Так и должно быть? У вас здесь что, копают?       — Копают? А, нет, это осталось с прошлого раза. Там одного полубога в лагерь привели, он тут чуть-чуть с монстрами столкнулся.       — С монстрами, да? Прям в овраге?       Окли вскарабкался по самому пологому краю и стал вытягивать меня наверх.       — Всё нормально, Шани, — пропыхтел он. — Монстры ушли. А овраг тот полубог и сделал. Ох, ура, победа.       Я наконец повалилась на траву и отползла от края.       — Ах, да, — спохватился Окли, — боги. Что-то плохо у меня объяснение идёт. Большой Тройке вообще-то нельзя заводить детей. Ну, они сами такой закон приняли после последней войны, в которой учавствовали их дети. Так что по сути Талия была… Ну, незаконной дочкой?       Я кивнула и подумала, как грустно, наверное, было незаконной дочерью. Вряд ли Зевс её любил.       — То есть, больше детей у Зевса нет?       — Да. И у Посейдона с Аидом тоже. Только Зевс нарушил обещание, за это его дочь и поплатилась.       Как-то совсем печально это было. Мне стало жаль Талию. В голове клубился неясный образ девочки, такой хорошенькой, улыбчивой, но всё равно грустной, потому что её превратили в сосну за плохой папин поступок. Но раз боги решили, что детей им делать нельзя…       — А к-кто тогда… — забормотала я, пытаясь сообразить, что к чему, озадаченно уставилась на Окли и спросила: — Кто в Лагере-то живёт? Ты говорил, там дети богов. Но если им нельзя, чтобы дети получались…       — Так они-то не единственные!       — Точно, ещё Деметра, — вспомнила я.       Окли фыркнул и вздохнул.       — Ну да-да, госпожа Деметра уж конечно. Ты чертовски права, Шани. Но она тоже не одна. Всего двенадцать богов-олимпийцев.       — Они на Олимпе живут? Я знаю, мы проходили, это в Греции.       — Типа того. Ну, там посложнее немного… А, ладно. Короче, олимпийцев двенадцать. А есть другие боги, их ещё больше.       — Кто? — удивилась я.       — Да кто угодно. Геба, например. Тоже хорошая богиня. Или Хиона, вот она не очень хорошая, если честно… Богиня снега.       — Ух ты, правда что ли? У снега есть богиня? Богиня снега должна быть классная, — решительно заявила я. — Люблю Рождество, а ещё люблю, когда на Рождество выпадает снег. Ой, а это с ней надо договариваться, чтобы снег был? Куда звонить?       Окли посмотрел на меня, оттопырил нижнюю губу и помотал головой.       — Ей лучше не надо. Вообще, забудь про Хиону.       — А есть бог слонов?       — Что?       Я насупилась, не понимая, строит Окли из себя дурака или правда не понял.       — Ну… Слоны, ушастые такие. Я их просто тоже люблю. Если есть бог слонов, я хочу с ним подружиться.       — М-м, знаешь, это надо уточнить. И ещё… Ты лучше с богами не дружись, хорошо? Они не всегда оправдывают ожидания.       Я состроила недовольное лицо и прохромала мимо красивого кустарника. Ну и ладно. Хотя… Я покусала губу и ушла в мысли, почти не замечая, как рядом мерно цокает по мелким камушкам копыто Окли. Разговорились мы о богах, я даже втянулась. И это было странно, я всерьёз спрашивала у Окли про богов, будто мы обсуждали, кто из учителей достанется на следующий год. Но я ведь даже не верю в них, ни одного не встречала. Из всего таинственного мира, в который Окли пытался меня провести, мне довелось увидеть лишь монстров да его копыто. И это было, конечно, достаточным подспорьем, чтобы поверить, что что-то тут не так, но не слишком утверждающе, чтобы я реально поверила в мир богов. Наверное, я просто была из тех людей, которые не верят ровно до тех пор, пока не видят, но правда хотелось какого-то существенного подкрепления. Вот в монстров я уже верила, в копыто Окли на все сто процентов, а в Зевса с Аидом — нет. Сложно поверить, что где-то в мире существуют дядьки, которых показывали в диснеевском мультике.       Пока мы шкандыбали по лесам-полям, прошёл час так уж точно. Лодыжку стало жечь, а я начала сильнее прихрамывать. Я уговаривала себя, мол, пройду ещё двадцать шагов и всё, отдыхаем, но потом прибавляла ещё двадцать и ещё двадцать. В нормальном темпе мы бы легко дошли бы досюда от остановки за полчаса, но нет. Я была бесславно ранена в бою, а Окли, какие бы крутые копыта у него ни были, верно тащил меня и попутно просвещал, как у них в Лагере что заведено.       Мы стали взбираться на длинную гряду холмов. Окли заметно оживился. И тут я поняла, что всё, больше я не пройду.       — Ой, стой, — выдохнула я и опустилась на землю. Напряжённое тело гудело. — Всё, я не могу, сейчас нога отвалится.       — Не бойся, не отвалится, — пообещал Окли. — Мы почти пришли. Вон, смотри, сосна Талии.       Он кивнул вправо, и я увидела высокое дерево, стоявшее поодаль от остальных. Какое-то оно было… обычное. Я склонила голову и попыталась углядеть что-нибудь волшебное, но тщетно. Сосна как сосна.       — Ладно. Пойдём.       Не без труда я снова поднялась, и ноги снова отяжелели. Окли от нетерпения едва ли не прыгал на месте.       — Всё, сейчас ты сможешь отдохнуть. Сейчас мы все сможем отдохнуть. Ой, пошли скорее, умоляю. Вон, вон, видишь?       Он взбудораженно замахал в сторону низины, затопленной зеленью. Я вытянула шею и сумела различить среди листвы и стволов что-то, но пока не поняла, что именно. Но людей я что-то не заметила.       — Окли, ты там говорил, что нас ждут. Правда ждут?       — В Лагере ждут каждого полукровку, — философский ответил тот, нагнав лишь больше неясности. — Хирон знает, что ты должна прийти. Но он пока не знает, кто именно ты такая.       — Я теперь не уверена, что сама знаю, — уныло сказала я.       — Да ладно, не волнуйся. С этим разберëмся. Пойдëм знакомиться.       Окли снова поднырнул под мою руку и аккуратно повëл вниз по склону. Моë волнение стало нарастать. Лагерь это, конечно, хорошо, на природе ещë лучше, но… Точно ли это моë место, как обещал Окли? С его слов здесь принимали всех полукровок, для всех ребят, как я, это — новый дом. Я понадеялась, что не стану исключением.