Когда ты нужен кому-то

Сегодня намечался праздник в честь спасения столицы, и, конечно, уже с утра у Ши Цинсюаня было множество хлопот. Большинство из них были связаны с бездомными, которых требовалось помыть и если не нарядить, то хотя бы переодеть в чистое и не слишком драное. Чтобы добыть это чистое и не драное, Цинсюань потратил неделю. Но он все равно был ужасно доволен – его друзей наконец-то допустили к праздничному шествию, пусть и с условием коллективного мытья. Сам он тоже помылся, нарядился в почти новое белое ханьфу (подумаешь, немного не по размеру!) и даже расчесал волосы, распутав все колтуны – хотя это было не так-то просто. У Цинсюаня были большие планы на этот праздник. Он собирался порадовать своих друзей-бездомных, которые уже предвкушали чудесное развлечение, решить кое-какие личные вопросы и, наконец, отлично провести время. В своей новой жизни Повелитель Ветров избегал просить о помощи, но тут волей-неволей пришлось обратиться не только к Се Ляню и Хуа Чэну , но и к парочке небожителей – что весьма смущало Цинсюаня – но пока дела шли как нельзя лучше. Праздничное шествие начиналось за два часа до заката, и должно было закончиться запуском фонариков и фейерверком. За час до начала Цинсюань в последний раз осмотрел все полторы сотни бездомных, засвидетельствовал, под непрекращающиеся смешки, их надлежащий вид и запах, и скомандовал раздавать цветы. Бездомные с хохотом бросились разбирать огромную телегу со свежими цветами, вплетая их в волосы и в одежду; при этом они не переставали славить Повелительницу Дождя, которая и прислала цветы по просьбе Ши Цинсюаня. Кроме цветов, небожительница отправила им телегу с угощением, и бездомные, не привыкшие откладывать трапезу на потом, уже отдали ей должное. Цинсюань как раз вплетал в волосы пару особо приглянувшихся цветков, когда к нему подошли Се Лянь с Хуа Чэном. - Ваше Высочество! Господин градоначальник! – закричал Цинсюань. – Какой прекрасный день! Он тут же бросил цветы и заключил наследного принца в объятия, а Хуа Чэн, в свою очередь, одарил его одной из наиболее фальшивых улыбок. Цинсюань тут же прекратил хлопать Се Ляня по спине и, дружелюбно улыбаясь, пожал руку демону: - Спасибо, что пришли! И еще спасибо за… за…- он чуть замялся, не решаясь назвать предмет своей благодарности вслух. А то мало ли. - Мы будем рядом, Цинсюань, - пообещал Се Лянь. – Я знаю, что у тебя все получится. - Так что даже не думай расстроить гэгэ, - добавил Хуа Чэн. – А то я все же вмешаюсь, - его единственный глаз светился лукавым огнем. - Спасибо, друзья! – рассмеялся Цинсюань. – Но я справлюсь сам! - Мы будем рядом, - серьезно повторил Се Лянь, после чего взял под руку улыбающегося Хуа Чэна и они смешались с толпой. Настолько, насколько прекрасный небожитель в белом и демон в красном вообще способны смешаться с толпой. Цинсюань, улыбаясь, проводил их взглядом, после чего все же вплел в волосы парочку полевых цветов и помчался к своим – бездомные уже строились в колонну. - Эй, эй, старина Фэн! Куда ты запропастился! – нетерпеливо кричали со всех сторон. - Бегу, бегу, куда я без вас! – засмеялся Цинсюань. Он окунулся в веселую толпу – и вовремя: масса людей пришла в движение. Бездомные ручейком потянулись с храмовой площади и влились в основную колонну, начавшую движение с главной площади. Люди били в барабаны, разбрасывали цветы и славили небожителей, защитивших столицу. Цинсюань знал, что где-то там, в голове колонны, идет самый настоящий карнавал, и ему на секунду захотелось оказаться среди зрителей и посмотреть на всю эту красоту со стороны – но не для этого он почти месяц осаждал городские власти, добиваясь для бездомных возможности поучаствовать в шествии! Гигантская колонна прошлась по центральным улицам города, вновь вышла на главную площадь и, обернувшись змеей, кусающей собственный хвост, вновь рассыпалась в разряженную толпу. Миг – и под звуки барабанов и гонгов толпа синхронно отхлынула в стороны, освобождая место для представления. В следующую секунду над головами людей взметнулась фигура, изображающая оскалившегося красно-золотого льва; точно такая же фигура появилась в другом конце площади и, рассекая веселую толпу, двинулась навстречу первой. Барабаны стихли, вместо них заиграл оркестр, и толпа пустилась в пляс, бросаясь цветами и ожидая, когда гигантские львы в ало-золотом встретятся в центре площади и начнут свой собственный танец. Ши Цинсюань танцевал вместе со всеми. Звучала музыка, и он то скакал, то кружился, следуя за музыкой и повторяя несложные движения за разряженными друзьями-бездомными. Его волосы летали и путались, цветы давно выпали и потерялись где-то, «парадное» ханьфу растрепалось, а с губ не сходила улыбка. Нога иногда подводила, и он спотыкался, но пляшущие рядом бездомные с веселым смехом и шутками подхватывали его под руки, не давая упасть – и Цинсюань продолжал танцевать. В один момент он скользнул взглядом по толпе и увидел Се Ляня с Хуа Чэном: они, конечно, не танцевали и наслаждались представлением чуть поодаль – там, где стояли зрители, не участвовавшие в шествии. Се Лянь поймал взгляд бывшего Повелителя Ветра и помахал рукой с намотанной на запястье Жоэ, а Хуа Чэн ограничился кивком и улыбкой, в которой обычная для него ирония причудливо смешивалась с настороженность и - неожиданно! – толикой симпатии. В другой раз Цинсюань увидел Пэй Мина с Линвэнь – они тоже обменялись приветственными кивками – а в третий мазнул взглядом по высокой фигуре в черном и даже сбился с шага от удивления. Господин Хэ! Он стоял, прислонившись к стене какого-то здания, чуть в стороне от основной толпы, и щурил янтарные глаза, которые не посчитал нужным скрывать или маскировать. Черновод не улыбался, но на его бледном лице лежала печать спокойной задумчивости, такой характерной для редких светлых минут Мин И. Встретив взгляд Цинсюаня, он чуть шевельнулся, кивнул и произнес пару слов. Расстояние и музыка не позволило бывшему Повелителю Ветров расслышать, что именно он сказал, но в этом не было никакой нужды – знакомые движения губ сложились в то, что Цинсюань слышал почти двести лет (немногим реже, чем «ты мне не друг» и «закрой рот»). «Только попробуй не справиться с такой ерундой». - Я справлюсь, – шепнул Ши Цинсюань. Он смело встретил живой и острый взгляд Черновода, и лишь улыбнулся, когда тот повторил: «Только попробуй не справиться, Цинсюань!». Бывший Повелитель Ветров отвернулся, и музыка вновь повлекла его в танец. Гигантские золотисто-алые львы тем временем встретились в центре площади и закружились в шутливом поединке. Никто уже не плясал – все взгляды были прикованы к танцующим львам. Танец заканчивался, и музыка постепенно стихала – но с финальным ударом гонга вдруг громыхнули пушки, и в небе расцвели тысячи фейерверков: зеленых, желтых, алых, сиреневых. И, кажется, Цинсюань никогда не видел что-то настолько прекрасное. Он смотрел на небо, пока огненные цветы не начали гаснуть – а люди уже зажигали фонарики и запускали их в небо, как в Праздник Фонарей. Тут же подсуетились демоны Хуа Чэна – они раздавали фонарики бездомным, и те запускали их в небо, радуясь, как дети. Ши Цинсюань был единственным, кто не стал брать фонарик – теперь он сконцентрировался на другом, не менее важном деле. Для начала он отошел в сторону от основной группы друзей-бездомных, потом опустил руку на пояс, ощупывая тщательно закрепленный – чтобы не свалился во время шествия – веер и настороженно прислушался к недовольному сопению за плечом. Цинсюань припомнил, что сопение вообще-то доносилось оттуда весь праздник – но бывший Повелитель Ветров пока не услышал ни одного зловещего пророчества. И это говорило как о недюжинной выдержке Божка-Пустослова, так и о том, что тот не был идиотом и мог заподозрить неладное. Почти наверняка заподозрил. Поэтому у Цинсюаня не было шанса на ошибку. Убрав руку с веера – пальцы накрыло слишком длинными рукавами – он запрокинул голову к небу и прошептал будто бы сам себе: - Кажется, я счастлив. Странно, но в эту секунду он действительно чувствовал себя невероятно счастливым. С ним были бездомные, ставшие его новой большой семьей, с ним были друзья – Се Лянь, Хуа Чэн и даже Хэ Сюань (кем бы он там ему не приходился). - Я никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым, - сказал Цинсюань громче. Странно – Цинсюань, наверно, должен был бояться, но страха не было. Он знал, что Божок-Пустослов отнимает последнее, но знал и то, что есть вещи, которые он не заберет никогда. Которые он не в силах забрать. Два года его хранила скорбь – но теперь Цинсюань понимал, что у него есть и другие вещи, недоступные для Божка-Пустослова. И тот никогда не сможет отнять у Цинсюаня теплый взгляд Се Ляня, ироничную улыбку Хуа Чэна и мрачную уверенность Хэ Сюаня. Подаренные однажды, они останутся с ним навсегда. - Я счастлив, и ничего не сможет омрачить это! За спиной булькнуло, словно Божок-Пустослов пытался заткнуть себе рот, но последняя фраза таки оказалась лишней: - Ты! Ты никогда не будешь счастлив, ты никогда не вернешься на небеса, ты всегда будешь калекой и никогда не увидишь своих друзей!..Твои друзья предадут тебя!.. - Не убедительно, - покачал головой Цинсюань. – Плохо стараешься. Я все равно счастлив, и я тебя не боюсь. От феерической наглости божок разозлился настолько, что принял физическое воплощение (от Се Ляня Цинсюань знал, что это многократно усиливает способности таких тварей) и навис большой темной фигурой: - Ты!.. Ты!.. Тебя выпотрошат, тебя освежуют заживо, тебя… – он говорил и говорил, суля все более страшные кары, отыгрываясь за годы унизительных комментариев вроде «ты не Божок-Пустослов, а бездарность», «плохо стараешься» и «а не пошел бы ты поучиться у Черновода». Вот только жертва уже не боялась, а без страха Божок-Пустослов был бессилен. Он так и не понял, что охотник и добыча поменялись местами – не понял, даже когда Цинсюань улыбнулся, отвечая своему самому страшному кошмару чужими словами. Словами, взятыми взаймы: - Размечтался. И, протянув руки, сомкнул на шее Божка-Пустослова проклятую кангу.