Дитя солнца, дитя луны

      Следующее утро они встретили, все так же мрачно глядя на падающий сверху столб света. Он и разбудил обоих. Точнее, Энарин зашевелился и, зевая, пошел греться — в колодце было не жарко, а за ночь воздух остыл окончательно. Саман, свернувшись поплотнее в клубок, почти позавидовал эльфу, блаженно жмурившемуся на солнце. Нет, вампиры не так чувствительны к холоду, но без теплого и живого под боком резко стало неуютно. Хотя, куда уж...       Вчера они так ничего и не придумали. Обшарили все, нашли среди россыпи щебня выпавший штырь, попытались вернуть его на место, но стена грозила обсыпаться дальше и, получив мелкими камушками по макушкам, от этой идеи решили отказаться. Попробовали приспособить чуть в стороне, Саман сбил себе руку, заколачивая штырь камнем, но и это оказалось бессмысленно: слишком далеко, он не смог допрыгнуть до тех, что оставались наверху, даже с помощью левитации. Пара попыток закончилась чуть было не подвёрнутой ногой и руганью с эльфом. Надувшийся и искренне обидевшийся Саман потом долго сидел, отмачивая руку в ледяной воде.       Потом окончательно стемнело, и эльф предложил ложиться спать — мол, он в такой темени ничего не видит, а за день беготни устали оба, и до утра все равно ничего не случится. Случилось, конечно. Под утро, окончательно измотавшись, то проваливаясь в кратковременную дрему, то подолгу молча пялясь в темноту, слушая сонно-спокойное дыхание эльфа, Саман допил последние глотки из фляги. Говорить об этом не стал.       Когда лежать в одиночестве стало совсем невмоготу, Саман пошёл умыться, пока Энарин, посвистывая, оглядывал стены, вслух размышляя, как же им всё-таки вылези из проклятого кувшина. На вампира он не смотрел, и Саман украдкой долил во флягу воды.       Черпнув из заполненной водой полости в дальней части пещеры, он задумался, глядя в непроглядную темноту. Повесил флягу на место, опустил руку ниже, сам особенно не понимая зачем, замочив рукав по самое плечо.       — Эй, ты чего? — окликнул Энарин.       Саман отмахнулся, жестом прося обождать и пытаясь поймать за хвост ускользающую идею.       Вода. Ледяная и прозрачно-чистая, вероятно, из подземного источника. Вампир нахмурился, оглядев валуны вокруг, убеждаясь, что ему не померещилось: судя по следам на камнях, вода отступала постепенно. Раньше она заполняла все пространство, кроме нескольких выдолбленных ближе к стенам возвышенностей — на них, видимо, и отсиживались люди. Потом все отступала, отступала... Но не постепенно, а рывками — почему и остались следы, похожие на резко очерченные полосы.       — Как думаешь... — медленно подбирая слова, проговорил Саман. — Если вода не застоявшаяся и явно прибывает из-под земли, туда же утекая, то... Мы сидим в разбитом кувшине, да? В который все время вливается тонкая струйка?       Эльф медленно кивнул, в его глазах разгоралось понимание.       — Значит, если мы...       — ...заткнем дырку... — подхватил Энарин.       — ...то вода перестанет уходить! — торжествующе закончил Саман. — А от воды я вполне могу оттолкнуться, она дает опору!       — Отличная идея! — Энарин вскочил на ноги, готовый бежать и делать. — Тогда сейчас мы найдем сток, и...       — Найду, — поправил его Саман, выразительно кивнув в сторону неподвижно замершей воды. — Я найду. Тут темно, ты на ощупь его еще две недели искать будешь, а я хоть что-то разгляжу.       Поспорить эльф явно хотел, но не мог, понимал: его глаза привычны к свету. Прямому или отражённому — разница небольшая. В глубокой, чернильно-густой темноте, которая мнилась там, под водой, хваленое эльфийское зрение было абсолютно бесполезно. Лезть туда совершенно не хотелось, но выбора не осталось, и Саман принялся раздеваться, радуясь, что хотя бы замерзнуть не замерзнет, пока будет бултыхаться.       — Удачи мне, что ли, — буркнул он и, глубоко вдохнув, осторожно шагнул в воду.       Через час Саман выяснил две, нет, три вещи. В полной темноте он все-таки видел — раз, и сумел донырнуть до дна и понять, куда утягивает старательно набаламученный песок, который Энарин щедро сыпал сверху. Сток есть — два, он небольшой и его вполне можно чем-нибудь заткнуть. Похоже, изначально небольшое отверстие со временем размыло водой, а за перемычкой пряталась более широкая расщелина. Третьим открытием стало осознание, что вампиры всё-таки мерзнут.       Пока Саман нырял, было как-то терпимо, он слишком сосредоточился на деле, но когда вылез — дрожью заколотило так, что сам вытереться не смог, пришлось Энарину выдирать из сведенных от холода пальцев рубаху и растирать клацающего зубами вампира.       — Ты придурок, ты знаешь это? — с явным сожалением в голосе отметил эльф.       — З-за...       — Знаешь? Заткнись? — принялся с интересом гадать Энарин.       — З-зат-то н-нашел! — сумел выговорить Саман.       — Осталось найти, чем заткнуть. Да не крутись ты, ледышка, иди сюда. Горе задрыгшее.       В неожиданных объятьях Саман сперва оцепенел от бестактности и безрассудства эльфа, но потом как заворожённый потянулся к волшебному теплу. Его немного попустило, хотя бы зубы стучать перестали. Согреться помогло и смущение: чуть не ляпнул «зато тебе нырять не пришлось». Что случилось бы с эльфом в такой воде — неизвестно. Свело бы судорогой ногу — и не выловить, промоина походила на колодец, в которой двоим не развернуться, а веревки как нет, так и не было.       — Все, пусти, я согрелся, — наконец завозился вампир, памятуя, как легко эльф читает его мысли.       — Ага, я чувствую, как ты «согрелся». Сиди смирно! — Энарин прижал к себе шебутного напарника, ткнув носом в шею.       Оставалось только покрепче сжать зубы и не высказать, кто именно здесь придурок: от нежной кожи пахло просто замечательно, напоминая, что под ней — вот совсем-совсем рядом — бьется жилка. Полное бесстрашие эльфа окончательно доламывало Саману голову, он просто не понимал, как можно... так. Не подчиняться древнейшим инстинктам, которые приказывают: это опасная тварь, не смей подпускать ее ближе, чем на полет стрелы, иначе она тебя сожрет! В людях они кричали во весь голос, Саман всегда видел тень страха в людских глазах, даже когда ордену приносили благодарность; даже, когда смертные признавали защиту; даже, когда доказали своё умение контролировать голод — всегда и везде.       Здесь же — ни отблеска. Энарин только руки сжимает, к себе притискивая, гладит по спине, стоит шевельнуться, бормочет «грейся, глупый». Под этот шепоток Саман придремал, а когда открыл глаза — нужно было снова нырять.       Сток, посоветовавшись, решили затыкать курткой Энарина, набитой мелкими камнями вперемешку с песком-пылью. По правде, выбирать было особенно не из чего, они просто набили одежду эльфа всем, что нашли в колодце. Эльф клялся, что ткань специальная, волокна сплетены так, что ни капли не пропустят — да он сам в этой самой куртке под проливными осенними дождями бегал и ничего!       Заткнув сток, Саман как ошпаренный вынырнул из воды, наконец оделся в остатки сухой одежды и допил то, что плескалось во фляге. Жалкие капли еды, разведенные водой. Гревшийся на солнце Энарин об этом не подозревал, отшагнув в тень, он развел руки, подгоняя вампира быстрее идти к нему под бок, а то скоро и этой возможности не останется.       Пока ничего не менялось. Перебаламученная вода медленно успокаивалась, смотреть на нее, ища признаки подъема, было слишком тошно. Вместо этого занялись делом: камни, что побольше, сложили в две горки на возвышенности вдоль стен, чтобы можно было хоть немного опереться, когда вода поднимется, укрепили как смогли нанесённый «бархан», на котором все норовил усесться эльф. Он тоже продрог, видно, куртка была не только непромокаемая, но и теплая. Разогревшийся от движения Саман, подумав, отдал эльфу свою накидку. Толку немного, но всё лучше, чем в одной рубашке.       К полудню вода поднялась, залив весь пол, и им пришлось перебираться на возвышенность, чтобы не отморозить себе задницы. Но своды пещеры были все так же далеко.       

***

      — Почему посланник — птица? — Саман сидел у самого края стены, там, где тень сгущалась почти до черноты.       Это ещё и увеличивало расстояние до эльфа, устроившегося в пятне солнца. Энарин, наплевав на все, перепрыгнул на уже изрядно подмытую кучу песка, которую они так тщательно обложили камнями, и сидел там, запрокинув голову. Саман его прекрасно понимал: без куртки эльф совсем замерз ночью, жался, чуть не спихнув с их все уменьшающегося лежбища в воду.       — Тут нет леса и нет возможности слушать друг друга через травы и деревья, — отозвался Энарин. — Обычно мы хорошо передаём «шёпот». Для того матушки и стараются, ухаживая за ростками. Они и тень, и дом, и связь, и много ещё чего. Но на дальних переходах, где нет нашего леса, разведчики часто используют быстрокрылых. Пустельгу или ястреба. Сов иногда. Так надёжнее.       Саман старался сосредоточиться на смысле ответа и не думать о том, что фактически заперт наедине с Энарином. В голову уже пару раз приходили мысли о крови эльфа, но вампир быстро избавился от них, нахлебавшись воды. Теперь внутри как ком льда ворочался, глуша боль в животе и тянущее чувство голода. Все-таки купание не прошло даром, тело настойчиво требовало восполнить растраченные силы.       — Ты не голоден? — голос Энарина вернул в реальность.       — Нет, — Саман мотнул головой. — Лучше о себе подумай. Вода поднимается, но нам сидеть тут еще день, а то и два. Под конец мы будем вынуждены стоять на цыпочках, пока я не смогу допрыгнуть до штыря. Ты к тому времени не то что самостоятельно выбраться, ты встать, возможно, не сможешь. А найти нас не найдут — сам же сказал, что тебя неделями не бывает и этим никого не удивить. И нет, не надо опять рассказывать, что ты эльф. Я знаю, взрослому мужчине без еды...       — С чего ты взял, что я слягу от истощения? — перебил раздраженный монолог Энарин. — Да, неделю киснуть тут не хотелось бы, но, во-первых, ты сам сказал, вода прибывает и достаточно быстро. А, во-вторых, я вообще-то в данный конкретный момент восполняю силы, — эльф улыбнулся, встав в полный рост. Столп света лился по его плечам, будто обволакивая. — Ты так и не понял?!       — А? — вампира заворожило это зрелище.       — Саман, нас питает солнце, — рассмеялся Энарин. — Считай, я сейчас вполне плотно перекусил, вот будь пещера закрытая... А так — никаких проблем, и воды — хоть обпейся.       — С-солнце... — аж заикнувшись, Саман вытаращился на свет, ласкавший эльфа горячими лучами, проследив его от золотящихся прядей Энарина до самого выхода из колодца.       В голове теснились мысли и картинки воспоминаний, буквально с хрустом вправляя мозги на место. Вот эльфийки, сажавшие ростки, прилегли на пригорке, весело болтая меж собой. Наблюдавший за ними Саман думал — умаялись, устроились передохнуть. Вот Энарин смещается следом за пятном света, падающим сквозь ветви дерева, в то время как он сам вынужден так же пересаживаться, следуя за отползающей тенью. Вот дети веселой стайкой взлетают на ветви: «Верхушка моя! Подвинься! Нет, я к солнышку поближе!»       И — никакой посуды, кроме мисок и кувшинов для воды и травяных настоев. Даже тарелок не было, ложек. Только ножи, но не столовые, а предназначенные для срезания веток или для боя. И еще он никогда, ни разу, не чувствовал запаха еды. Даже если допустить, что эльфы не жарят мясо, питаясь травкой — даже если допустить это, за все время он должен был хоть раз наткнуться на кого-то за трапезой. Но нет.       Мать-тьма, да как же слеп он был! Вот почему дети солнца! Вот почему отступили в горы, где с людской едой плохо, зато солнца круглый год вдосталь!       — Саман! Саман! Да очнись ты!       Перепрыгнувший к нему Энарин дернул за плечо, заставив вздрогнуть и поднять голову.       — Я...       — Обо мне можешь не беспокоиться, — Энарин присел рядом на корточки, поглядел сочувственно. — Со мной все хорошо. А вот у тебя во фляге пусто, я видел.       Вампир поджал губы и смерил эльфа долгим взглядом, словно говоря «да за кого ты меня принимаешь?!».       — Это тебя совершенно не касается. Я не человек, и от дня без еды точно не ослабну.       — Ты упрямый баран, — в сердцах вздохнул Энарин. — Будь все такие — горы бы своими рогами посшибали!       — Кто бы говорил, — фыркнул Саман.       Спорить и ругаться было проще, чем сидеть в тишине и думать о том, что эльф, действительно, не ослабеет от потери пары капель крови, если уж у него нет проблем с солнцем.              Ночь они, как и предсказывал Саман, дремали вполглаза, привалившись к истёртой руками давно умерших людей стене, переминаясь с ноги на ногу. Энарин крепился, но ему было тяжело не спать нормально которую ночь подряд, а Саман экономил силы, лишний раз не шевелясь, заодно гася позывы голода.       Вода подступила и спрятаться от неё больше было некуда. Поначалу она просто холодила через сапоги, и можно было поднять ногу, чтобы хоть немного согреться. Потом залилась внутрь. Потом поднялась до колен. К утру Саман окоченел настолько, что чуть не упал, вздрогнув от неожиданности, когда Энарин рванул под первый луч солнца. Хотелось выскочить туда же — хоть какое-то тепло! — но Саман только отвернулся, зябко обхватил себя руками и плотнее сжал и так совершенно бескровные серые губы. Он прекрасно знал, каким красавцем выглядит: руки побелели аж в синеву.       Еще немного потерпеть осталось. Немаленькая куча песка уже давно просела и размылась, Энарин погрузился больше, чем по пояс. Вбитый штырь, мерило неудачных попыток, если не к полудню, то к вечеру точно должен был скрыться под водой, и тогда все обязательно получится. Просто немного потерпеть, сберегая остатки сил — кажется, к тому моменту стоять уже не выйдет, последние часы придется плавать.       Эльф посмотрел на зябнувшего вампира, и ободряюще пообещал:       — Ещё минутку, и я поделюсь теплом, потерпи.       — Лучше оставайся там, — Саман не узнал свой голос — говорил, вроде, сквозь плотно сжатые зубы, но звук был чист и разлетался эхом, будто пещера стала вдвое больше.       Он знал это состояние — власть голодного хищника. Именно в этой ипостаси вампиры нагоняли на смертных жути, так что поджилки трястись начинали. Многие специально поддавались голоду, особенно когда жрать никого не собирались, а вступать в противоборство было не с руки. Распугать перепутавших орденского вампира с гуром людей, так чтобы сами задали стрекача — милое дело, без жертв, главное, обходится. А у него вот само вышло. И главное, Саман отлично понимал, как довёл себя до такого: холод и усталость вместе с близостью к Энарину. Ночью он ещё держался, тратя все силы рассудка на контроль, сжимая клыки так, что голова начинала разламываться, а челюсти сводило, как ржавые клещи. Всё, лишь бы не дернуться к стоящему меньше чем на расстоянии вытянутой руки эльфу.       — Что? — не понял смысла «угрозы» Энарин.       — Оставайся на солнце, — Саман старался смотреть в воду, не на эльфа. — Оно защитит и от холода, и от меня.       — Ты опять за свое? — будто не видя опасности, вздохнул тот.       — Энар-р-рин! — рык вырвался из глотки сам собой. — Я на тебя не кидаюсь только потому, что слишком замерз!       Все. Теперь Энарин наконец его пристукнет, поняв, насколько опасно быть рядом с вампиром. Вон, рукоять ножа на поясе нашаривает... вроде бы?       — Саман, послушай... — Энарин развернулся к нему всем телом. По воде пошли круги, плеснули Саману по бедрам.       — Не смей! Вернись! — вампир отпрянул, еще пытаясь отодвинуться от спятившего эльфа, зачем-то подходящего все ближе, медленно гоня в его сторону волну за волной, выставив руки, будто опасаясь... спугнуть?       — Энарин, отойди, — Саман зажмурился. — Отойди!       Только захлестнувшая с головой паника позволяла еще хоть как-то себя контролировать. Саман чувствовал — клыки уже показались меж губ, их невозможно не заметить! Когти скрипнули по камню, когда попытался вскинуть руки, отталкивая метнувшегося к нему эльфа.       — Уй...       «...ди» так и не прозвучало. Потому что его губы накрыли чужие, тут же рассаженные о клыки, и во рту стало сладко от крови. Той самой, не такой солнечной, но вкусной настолько, что оторваться было невозможно. Саман замычал, пытаясь слизать с чужих губ ее всю, до капли, вцепился в прикрытые одной рубахой плечи, притягивая ближе, чтобы не мог, не смел убежать.       В голове шумело, но спать, вот удивительно, не тянуло. Наверное, из-за укоренившегося внутри холода. Прокатившаяся по горлу волна тепла не смогла справиться с ним до конца, только немного встряхнула, позволяя прийти в себя и осознать, что буквально висит на руках у эльфа.       — Какой ты царапучий, — рассмеялся Энарин, будто так и надо было.       Будто не в его плечи всадили когти, оставив глубокие кровавые борозды, будто не он только что отдал самое желанное, самое большее, что только возможно между двумя. Да даже разделенная постель — ерунда по сравнению с подобным доверием, подаренным вампиру поцелуем.       Которое Саман не оправдал, испив чужой крови. Ещё как испив.       — Стоять сам можешь? — эльф ласково заглядывал в глаза, придерживая голову полуоглушённого вампира.       — М? — Саман пьяно сморгнул, с трудом выдохнул: — Кажется, да. Плечи... — проскулил он, занося дрожащую руку, но не решаясь притронуться, словно всё ещё больше попортит.       — Сейчас вылечу, не волнуйся. Полегче хоть?       Энарин держал его, не замечая ран и холода, беспокоясь, а Саману хотелось кричать и плакать от осознания, насколько же они двое разные. «И что ты со мной возишься, с ущербным?!» — хотелось заорать в эти лучистые глаза.       — Ещё? — усмехнулся Энарин, неправильно поняв невысказанное. — Давай ещё немного.       — Нет! — Саман замотал головой. — Нет-нет-нет.       Он прикрыл ладонью рот, пальцами второй коснулся губ эльфа, чтобы этот полоумный вновь его не... напоил... поцеловал... тьма милосердная! У него просто мозги заморозились, превратились в кусок льда, и всё это бредовый сон!       — Ладно, не хочешь, не надо. — Энарин легонько прикусил прижатый к его губам палец. — Пойдём тогда к свету, я подлечу спину, а там и до вечера не далеко. Не волнуйся, тебя под солнце не потащу.       Саман ненадолго потерял опору под ногами, когда эльф утянул его к центру колодца. Дернулся, вцепившись в облепившую тело рубаху, чуть не пропорол ее еще не убранными когтями.       — Здесь-здесь твоя медяшка, — Энарин помог нащупать амулет на груди. Он уже понял, что вампира успокаивает этот жест.       — Это моя единственная защита от солнца, — прохрипел Саман в глупой попытке оправдаться хотя бы здесь, стоя ровно на границе света и тени, проходившей по одежде Энарина, всё ещё гревшего его.       — Ну, думай так, если тебе так легче, — серьёзно кивнул эльф.       — Что значит... что значит «думай так»?!       — Слушай, я даже не знаю с какого места начать тебе всё объяснять. Но ты же сам видел, как мы живём. Я не большой специалист в вампирах, но... Между нами и вами, как сейчас выясняется, не такая уж большая разница.       Саман разочарованно вздохнул.       — Похоже, я не единственный, кто тут себе отморозил мозги.       — Ладно, — протянул эльф. — Я помню, что ты такой же упрямый, как и я. Когда вернёмся, покажу тебе кое-что, и посмотрим, сможешь ли ты продолжать упрямиться.       О чем он, Саман совершенно не понял, только покивал — покажешь так покажешь, вернуться бы сначала. Тонкая граница тепла, оставшаяся между их телами, превратилась в настоящее сокровище. Саман понимал, что после захода солнца теплокровному Древнему станет совсем невмоготу.              Когда солнце перестало падать в колодец, но небосвод ещё не потемнел, воды налилось по шею. Они перебрались к стене, и все равно, Саман стоял, едва опираясь о кучку камней, внезапно осознав, что немного ниже эльфа.       — Не запрокидывай голову, — голос Энарина звучал напряжённо — эльф начинал мёрзнуть всерьез, но по-прежнему балансировал на собранных в горку камнях, помогая вампиру.       Совсем скоро и эта уловка перестанет работать.       — Потерпи, — вместо привычной колкости тихо попросил Саман. — Ещё совсем чуть-чуть, и я попробую.       — Я помогу, — так же мягко кивнул эльф.       Стремительно темнело, там, наверху, наползала на землю ночь. Вода вытягивала последние силы, Саману уже даже есть не хотелось — только тянуло спать. Он раз за разом кусал щеку, цепляясь за Энарина, плечом опираясь на стену и то и дело прикладываясь к ней то виском, то лбом. Камни казались теплее воды.       — Всё, — тихо прошептал Энарин. — Больше не чувствую опоры.       Саман вздрогнул, будто просыпаясь. Разжал руки и легко скользнул вниз. До основного пола пещеры больше его полного роста. Это эльф ещё хорошо продержался, долго. Вынырнув, он посмотрел на тёмный свод. Высоко, но уже лучше. Вон, вода плещется чуть выше кривовато забитого им штыря. Еще совсем-совсем немного.       — Терпишь? — взволнованно спросил Саман.       — Нормально, — поморщился Энарин и неловко рассмеялся следом: — Всё-таки холодно.       — Может, если поплавать, согреешься?       — Как раз собирался.       Энарин оттолкнулся от стены, поплыл к Саману и назад до той возвышенности, где всего сутки назад они отсыпались. Теперь ноги там даже не чиркнули по дну. Он отфыркивался, будто веселясь. Если не знать, то казалось, что эльф и впрямь получает удовольствие, но Саман отдавал себе отчёт, что очень скоро Энарин будет не способен противостоять холоду. Что бы он ни получал от солнца — силы иссякнут.       — Давай попробуем.       — Не допрыгнешь, — возразил эльф, продолжая наматывать круги. Будто это не у него голос уже подрагивал, едва-едва, но заметно для тонкого вампирьего слуха. — Хотя, в этот раз мы ничем не рискуем, ты не вывернешь себе ногу и не выбьешь клыки, если свалишься с самого верха.       — Плыви сюда. Подсади.       Саман старался не сердиться. На самом деле ему было ужасно жаль Энарина, считавшего себя старше и умнее. Видел: эльф корит себя за то, что не уберёг их, а теперь ещё и страдает за него. Глупый Древний.       — Давай ещё крови, чтоб наверняка? — плывя на голос, эльф оказался совсем рядом, вцепился, чтобы не потерять в непроглядной для него темноте.       — И так вернее некуда. Воды уже много. Этого должно хватить, просто помоги мне приподняться.       Эльф сцепил руки в замок над коленом, подставляя под ногу Самана, тот толкнулся сперва от них, затем от поверхности воды, спружинившей и пошедшей мелкой рябью, затем от поднятых брызг — верх мастерства, за подобные трюки его не раз хвалили наставники, переставая хвататься за сердце. Саман вытянулся в струнку, устремляясь в ночное небо, манившее высоко-высоко. Устремляясь и уже понимая: не дотянется.       Внизу голова Энарина ушла под воду, вильнув золотыми волосами, как дивные карпы плавниками в садах при дворце одного из смертных владык. И это будто взорвалось в груди горячей злостью.       На себя.       На колодец.       На все.       С особой яростью Саман вонзил когти в самый край стены, на добрую ладонь ниже вожделенного штыря. Тут же посыпались, крошась, камушки, намекая, что ничего у упрямого дурака не получится. Надо ждать ещё. Но вампир принял это как вызов. Будто сама пещера пыталась отнять у него его эльфа.       Энарин все ещё внизу, ему всё ещё нужна помощь, он всё ещё мерзнет.       «Не в этот раз, тварь» — мелькнула мстительная мысль. Он не понимал, как — но оттолкнулся одними кончиками когтей, подкинул себя вверх — и схватился за зашатавшийся штырь, рванул, нашарил следующий и мощным толчком буквально выпорхнул наружу, услышав восторженный и ободряющий возглас снизу. Это Энарин радовался, что им удалось. Его сладкий Эни... его надо срочно спасать.       Саман буквально подлетел к остаткам скарба недавнего лагеря. Там осталось тряпьё, куски оборванной верёвки, которой люди перехватывали груз на повозках, длинная жердь — всё это ему было сейчас крайне нужно. Всё что угодно, лишь бы Энарин мог ухватиться и выбраться наружу.       Как он вытаскивал эльфа Саман не запомнил, помнил только как рванул его уже совсем наружу, хватая обеими руками, стоя на коленях на самом краю колодца и не понимая почему этот безумец хохочет и оттаскивает их обоих подальше.       — Тише ты, сейчас обратно упадём!       — Всё-всё-всё, сейчас будет огонь, сейчас согреешься, — обещал Саман в ответ, наизусть вспоминая каждую веточку из оставленного людьми хвороста.              Минут пятнадцать спустя Энарин трясущимися руками укладывал костёр, а Саман чиркал когтями по камню, высекая из него искры на кудель какой-то травы.       — Напомни мне, почему я решил, что наполнить колодец водой — хорошая идея? — пытался шутить Энарин.       — Просто заткнись и грейся! — прикрикнул Саман. — Вон, уже занялось.       Он склонился над оживающим пламенем, пробующим на вкус тоненькие веточки и примеряющимся к более толстым, подул. Огонь весело затрещал, разгораясь, и он окружил руки эльфа своими, подталкивая к теплу. И, не удержавшись, потрогал. Великие тени истинного спасения! — Энарин был просто ледяным. Его восхитительные волосы свисали длинными мокрыми лентами, превратившись из золота в медь, остатки рубахи повисли на плечах драной тряпкой, и Саман не мог отделаться от мысли: это я всё испортил, это всё из-за меня!