***
Ближе к закату Энарин и впрямь уже легко поспевал за вампиром. Может, напитался солнцем, пока то шли, то неторопливо трусили по дороге, может, близость родного леса сказывалась. — Давай-давай, — подначивал он Самана. — Быстрее доберёмся, быстрее отдохнёшь. Глядишь, наши сварили что-то получше тех склянок, что я принёс тогда. И получше сладкой пакости — я же видел, как ты кривился! Саман вяло отмахивался и хмурился, бурча в ответ неразборчиво. Слишком сосредоточен был перед важной работой, но изо всех сил старался не спешить, укладывая в голове строчки будущего письма одну за одной. Переставлять ноги это не мешало, в отличие от болтовни эльфа. Энарин... Возможно, посольство прервётся очень и очень скоро. Интересно, эльф расстроится? Пока он, конечно, ни о чем не подозревал, окончательно превратившись в прежнего Эни, веселого, беззаботного и шебутного. Саман, если бы его не терзали мысли, тоже бы радовался жизни: спустившийся сумрак заставил ощутить прилив сил, да и дорога, которую он не надеялся отыскать без эльфа, уже была вполне узнаваемой. Они миновали место, где нашли прах гура, до эльфийских земель — рукой подать. К полуночи будут там, вон, Энарин прибавил шагу, как лошадь, которую домой повернули. И всё же Самана тяготили мысли о послании для магистра. Как верно изложить суть? Как помочь ответственному и такому серьезному главе ордена принять решение? Словно ища вдохновения, Саман изредка поглядывал на эльфа, следя, чтобы тот не отставал, но вдруг сам встал как вкопанный. Энарин даже пробежал вперёд, не успев среагировать. — Что?.. Эй?! Вампир не ответил. Запрокинув голову, он замер, напряженно вслушиваясь в мир вокруг. Зов. Саман уловил зов. Его ни с чем не перепутаешь. Вампиры ощущают его всем своим естеством, ибо их сила — единая кровь. Зов звенит в костях, он ломит зубы, щиплет глаза. От него встают дыбом все волоски на теле. Это не звук, не крик, это прошибающий до нутра удар, от которого не укрыться даже за толстыми стенами, в самых глубоких подземельях. И тот зов, который так отчётливо уловил Саман, был предсмертным. — Возвращайся один, — коротко бросил Саман Энарину — и ломанулся сквозь чащу, поперёк всех хоженый и нехоженых троп. Гуры звать не умеют. Зов — удел ордена. Братьев. Сестер. И прямо сейчас они бьются насмерть и погибают где-то там! Второй зов настиг, заставив припустить не касаясь земли, пролетая между ветвями как белка. Запах Саман уловил шагов с тысячи, не меньше. Гуры очень специфично пахнут — они дикари, дикие звери. Даже, хуже зверей — те воняют только больные или раненые, а гуры будто наслаждались своим смрадом. Различить их запах было не сложно. Людской кровью не пахло. Только холодный сталистый аромат вампирьей. Гуры схлестнулись с кем-то из братьев! Стая против отряда, и по всему выходило, что стая одерживала верх, иначе звать на помощь никто не стал бы. Стволы деревьев мелькали, сливаясь в единую буровато-грубую полосу — и замерли, когда Саман остановился на краю поляны. Всего один взгляд — у него почти не было времени, чтобы оценить обстановку. Когда-то, в первый раз увидев гуров, он ужаснулся: как такое вообще может ходить по земле? Нечеловечески огромные, не привыкшие отказывать себе в кровавых трапезах, больше похожие на бугрящихся мускулами лысых медведей, гуры разительно отличались от разумных «собратьев». От таких огромных созданий не ждешь стремительности — но гуры двигались так быстро, что люди поначалу считали их неубиваемыми. Нанести такой махине вред для смертного почти непосильная задача. Но Саман прекрасно помнил все уязвимые точки: печень, сухожилия, крупные нервные узлы, удары по которым отнимали гурам конечности. Ненадолго, но в бою и это — весомый козырь. Лучше всего, конечно, с первого же удара срубить голову или пробить сердце. Хорошим мечом крепкой стали, которым только орденские и в силах орудовать — людям они тяжелы. Саман мог управляться с подобными, но... При себе у него был один нож. Послу не полагается серьезное оружие. И первым, что он нашарил взглядом, была выроненная кем-то из братьев дага. Время на размышления закончилось не начавшись. Рванув вперед, Саман подхватил меч, всадил точно под рёбра нависшему над Вильгельмом уроду, вдавив всем весом до самой рукоятки. Пока гур размахивал ручищами, успел выхватить брата, швырнув в кусты, подальше от чужих лап и клыков. Меч — не достать. Зашипев, Саман ударил ножом, попав в основание шеи. Все. Конкретно этот гур уже никуда не побежит. Остальные отвлеклись на рёв раненного собрата, побросали недоеденную добычу. Но не все, далеко не все. Несколько крупных гуров всё ещё теснили раненных вампиров, занявших круговую оборону и отбивавшихся из последних сил. Надо было срочно что-то делать! Саман, ужом ускользнул от бросившегося к нему гура, всадил нож в плечо — промахнулся, зато заставил отойти подальше от добычи, к которой тот примерялся, переключив внимание на себя. Увернулся от удара, припав к самой траве, мимоходом распознав в подранном и обессиленном вампире заносчивого засранца Вэйхо. Понял, что больше ничего не успеет сделать. Он не воин. Не осилит. Решение пришло само собой: нужно уводить стаю за собой. Этим уродам его не нагнать! Тем более, они так близко к эльфийским лесам. Древние обязаны заметить бой прямо под боком. Они не оставят подобное, они тоже должны были ощутить зов — Энарин же ощутил. Нужно просто дожить. Хотя бы до помощи разведчиков. Не тяжелые бойцы, но лучники — то, что нужно против увлекшихся гуров. Осталось увлечь и выжить. Ему. Им всем. Гуры так не считали. Гуры были злы: раззадоренные кровью павших воинов, добычей, заставившей побороться, почти одержанной победой, они готовы были пировать! И тут эта мелюзга, которая мельтешила, отвлекая. Сразу двое бросились на Самана. «Отлично! Но мало». Ему нужно было что-то посущественнее. Двое — ни о чём! Слишком много раненных в отряде. Саман ринулся вперёд, кубарем прокатился по земле, спрятавшись за пнём оказался возле Вэйхо, зацепил его за уцелевший кусок доспеха и рванул за собой. Рванул, видя, как падают там, в тесном кольце гуров, последние братья, а хищники, возмущённые похищенной добычей, с рёвом разворачиваются, пускаясь в погоню. Хотя бы... Хотя бы кого-то! Тени всемогущие, хоть кого-то успеть спасти! Вэйхо не сильно потрепали, откушенная нога — допустимая потеря. Отрастит за пару недель при правильном питании. А так тащить даже легче. Подавившись неожиданным вдохом-смешком, резанувшим легкие, Саман прибавил ходу. Он бежал так быстро, как только мог, петляя между деревьями, слыша, как стая безумных гуров припустила следом. Инстинкты велели им преследовать убегающую жертву. Проклиная всё на свете, Саман мчался вперёд, слыша, как трещит подлесок за спиной. Только бы успеть... Гуры уступали ему в ловкости. Они не успевали вписываться в повороты, врезались в могучие стволы, путались в буреломе и корнях. Саман нарочно выбирал самые глухие заросли, проскальзывал меж бьющих по голове и плечам ветвей. Вэйхо потерпит, сейчас главное — оторваться. Осилить хоть часть пути к землям эльфов. Отряду должны идти на выручку. Только бы кто-то оказался поблизости. Будь Саман один, он бы улизнул от стаи, но Вэйхо, хоть и безногий, замедлял бег. Это не могло закончиться ничем хорошим, и Саман сам развернулся лицом к преследователям, сбрасывая брата себе за спину. Пара гуров выбилась вперед, они бросились с двух сторон, намереваясь перебить мелюзге хребет и затрепать, но лишь толкнули кинувшегося им навстречу Самана. Он сорвал с шеи амулет Сигура и вонзил острым краем в выпученный, налитый кровью глаз. Хрупнуло — амулет засел в черепе намертво. Раненый гур взвыл, покатился по земле, раздирая себе морду, силясь достать жгущую железку. Саман бросился к Вэйхо, отгородив его собой от второго, готовый зубами и когтями рвать противника, даже если это будет последним, что он сделает, но не успел. Готового к броску гура изрешетило стрелами светлого дерева. Мимо ошарашенного Самана словно тени мелькнули воины. Один из них еле заметно коснулся его плеча, плеснули золотистые волосы — Энарин! Он вложил в руку своего подопечного короткий меч и ринулся вслед за сородичами. Саман пропустил один удар сердца и тоже ломанулся за ними. Там остальные! Там раненные! Там братья, и минимум двое из них — при смерти! Эльфы выбили гуров моментально. То ли отогнали, то ли впрямь перебили — Саман успел рассмотреть всего пару вспышек, похожих на солнечные. Не иначе эльфы применили против выродков магию света. Когда он оказался на поляне, гуры были мертвы, а Древние разбирали раненных, не теряя ни мгновения утаскивали на руках, наверняка чтобы как можно быстрее передать лекарям. Саман как безумный озирался по сторонам, выхватывая тех, к кому эльфы не подходили. Корвин — мёртв! Тени милосердия, это был его зов. Первый зов. Гуры задрали брата, почти оторвав голову и сплющив грудину. Его кираса напоминала раздробленную ореховую скорлупку. Эрик протянул не дольше, от него остался только изуродованный торс с невнятно-буро-белесым месивом на месте головы. Опознать вышло по разметавшимся темным волосам — Эрик один из немногих наотрез отказался их остригать. — Не может быть, — Саман закрыл глаза свободной рукой. — Как же так?! Черноволосые красавцы-братья, действительно братья, по рождению, а не только по ордену, не раз защищали и замок, и ближние поселения. Как вышло, что они погибли здесь, так... нелепо, от какой-то бродячей стаи гуров? На плечо легла рука — это Энарин, просит вернуть оружие. Но почему-то под спиной тоже ощущалась опора, будто у него отросли лишние руки. Саман удивлённо обернулся на своего проводника. Эльф, стоявший справа, вовсе не был Энарином, хотя оттенок волос почти совпадал. И тот, что придержал под лопатку — тоже. Саман ошарашено замер, пытаясь понять, почему они не боятся подойти вплотную. Он же сейчас страшен и омерзителен сам себе. Весь грязный, перепачканный кровью гуров и Вэйхо, вонючий от смрада убитых монстров. В ссадинах от веток, всклокоченный, с прорезавшимися когтями и клыками — жуть для всего живого. Как они вообще... — Я здесь, — подскочил Энарин, вылетевший из кустов на поляну и первым делом бросившийся к вампиру. Все-таки тут, не удержался, неугомонный. Его одежда была в бурой густой крови — вступил в схватку с кем-то из гуров, наверняка преследовал подранков, чтобы не ушли. Саман шумно втянул воздух, принюхиваясь, но не уловил ни намека на запах солнечной крови. Цел. Эни цел. — Саман? Саман, посмотри на меня! Ты ранен? Саман, на меня! — Мф, — мотнуть головой оказалось неожиданно тяжело. И дышать. И стоять на ногах. Эльфийский меч выскользнул из разжавшихся пальцев. Саман упал бы следом и сам, но с двух сторон подхватили, не дали осесть на землю. — Саман?! — Я просто очень устал, Эни. Кажется, его никто не услышал. А он сам-то себя услышал? Или не сказал вслух, а только подумал? Силы закончились. Кровь полевок и одного жирного глупого суслика — что там ее, пара глотков не наберется. Если бы просто дорога до леса... Если бы не бой на пределе сил... Он бы дошел до своего логова сам. А так обвис, уже не соображая, куда его ведут, подхватив под руки, только смутно осознавал, что с одной стороны Энарин, на ходу что-то виновато рассказывающий другим эльфам. Кажется, о том, где они пропадали столько времени. Ещё сквозь шум в ушах долетали возмущения сородичей Энарина. Безумные... Нашли, за что на Эни ругаться. И могли бы наконец перестать считать его, Самана, ребенком... Конец пути его все-таки несли. Саман не помнил, когда подняли на руки, просто сил даже кое-как перебирать ногами, не глядя, куда ведут, не осталось. Вот теплую волну, прокатившуюся по телу, и обеспокоенный голос Эни — помнил, но успокоить, что все-таки не ранен — не смог. Кажется, эльфы убедились в этом самостоятельно, потому что никто никуда не спешил, не дёргал, не шумел, не бил по щекам. По-ночному темные кроны деревьев плыли наверху, шелестели листьями. Иногда вспархивали с веток потревоженные негромкими разговорами эльфов пичуги, Саман смотрел на них сквозь ресницы, то проваливаясь в вязкую полудрему, то снова выплывая, лишь из-за гложущей тревоги об отряде цепляясь за ясность сознания. Понимал, что ничем не поможет, что у эльфов — лучшие лекари, но все равно не мог спокойно закрыть глаза, не зная судьбы братьев. То и дело накатывал морок, и казалось, что Вильгельма забыли на поляне, не найдя в кустах. Что Пьюберта бросили по дороге — не донесли. Тогда Саман открывал глаза, горячечно и поверхностно дышал, озирался, силясь выдавить хоть один вопрос, ощущая до судороги сжатые кулаки. Его гладили по запястьям, успокаивали, и он нырял обратно в забытье. В очередной раз из «провала» выдернул голос Энарина. Саман с трудом приподнял голову, поняв, что больше никуда не движется, а лежит на чем-то мягком, сбоку неярко сияет ровный ряд тонконогих грибов, а неугомонный эльф сидит рядом, держит в руках миску, одновременно пытаясь подхватить под плечи. — ...давай, выпей и станет легче. Саман, слышишь меня? Пахло кровью. Не той, солнечной, просто — кровью. Саман тупо смотрел на покачивавшийся перед лицом край миски, пытаясь вспомнить, что нужно сделать. От усталости даже голод утих, перестав грызть внутренности и превратившись в довольно абстрактное понятие. — Саман, мне тебя опять с губ поить? Нет, я не против, просто, если матушки войдут, мне влетит, наверное, сильнее, чем прежде... Переведя взгляд на губы эльфа, Саман невольно сглотнул. Влажно поблескивающие, яркие, они будто снова были перемазаны в крови. От смущения нашлись силы даже заломить брови и протестующе застонать, потянувшись к миске. Он честно хотел отпить. Просто сделать спасительный глоток, не думая: откуда, чьё, какого вкуса. Просто урвать себе немного сил с этим глотком, чтобы только спросить про братьев. Сколько? Хоть кого-то... ну, пожалуйста, во имя заступницы великой и милосердной, хоть кого-то удалось ли?! И после этого можно уснуть, а уже после, когда появятся силы встать, скорбеть по мёртвым и помочь выжившим. Саман искренне не хотел доставлять никому проблем, он горячо желал как можно скорее отпустить Энарина, чтобы тот тоже отоспался. И от спешки слишком глубоко вдохнул, собираясь с силами хорошенько приложиться к миске. Запах ударил в ноздри. В нем смешался смрад гуров и легкий сладковатый аромат эльфийской — а это, несомненно, была эльфийская кровь. И еще — сталистый запах вампирьей, от которого перехватило горло. Это люди придумали, что вампиры пьют любую кровь. Так-то оно да, хотя человек во много раз вкуснее мыши, а кровь гура ни одно разумное создание глотнуть не решится — чистая отрава. Но кровь друг друга вампиры не пили. Никогда. Кто пытался изучить, как это, почему, рассказывал потом: все равно что ледяной расплавленный металл в глотку заливать, ни вдохнуть, ни выдохнуть, а ощущение такое, будто это он из тебя силы пьет, а не ты пытаешься голод утолить. В бою этот запах говорил лишь о ранах, своих ли, чужих ли. Но сейчас, смешиваясь с запахом еды, он ударил, как молотом, и Саман дернулся, пытаясь унять подскочивший к горлу желудок. Глухо стукнуло, Энарин выругался — миска вылетела из его рук, вампир выбил ее неосторожным движением. — Саман? Саман! Ответа от свернувшегося в комок и отчаянно боровшегося с тошнотой вампира он не получил. Заметался рядом, вскочил — и выбежал вон. Мучительно сглатывающий Саман не понял, куда. Его трясло, он не мог справиться с собственным телом, а ещё повсюду теперь витал яркий запах разлитой крови, в которой он перемазался сам и перепачкал всё. Целая миска, тени небесного свода! Глотков на пять чьей-то добровольно отданной специально для него крови! Опять все испортил, Энарина напугал, постель перепачкал. Одни проблемы! — Что ты устроил?! — послышался твёрдый и недовольный голос вошедшей эльфийки. Саману стало ещё более стыдно. — Тем, кто не слушает, что я им говорю, не место в лекарской, Энарин! Теплые ладони и мягко шелестящее «чш-чш-чш-чш», больше похожее на трепет листвы, заставили замычать сквозь стиснутые зубы. Если б только мог, вампир бы взмолился, чтобы его не трогали, не касались. «Пожалуйста, не надо, не пачкайся». Зачем к нему прикасается эта эльфийка, зачем переворачивает, с совершенно не женской силой отводя прижатые к животу руки? Зачем Эни её вообще притащил сюда? Знакомая уже теплая магия коснулась нутра, распустила стянувшийся там тугой узел, позволяя расслабленно откинуться на спину, часто дыша. — Я тебя спрашиваю, кто разрешал ему давать это?! Теперь стало понятно, что грубым командным тоном общаются с Энарином, а не с ним. — Матушка, он ни глотка выпить не успел! — принялся оправдываться Энарин. — Я только напоить хотел, и... вот... — Ещё раз сделаешь без указа — оправлю три рассвета полоть саженцы вместе с младшими учениками! Твоей милостью на моем попечении теперь не только отряд из леса, но ещё и посол! Как ты его до такого довел?! Куда ты смотрел, когда он в бой ринулся?! — и совсем другим тоном: — Тише, тише дитя. Лежи спокойно, сейчас я принесу лекарство. — Не... Эни... это я, — сумел выдавить Саман. Ведь это он, он виноват в этом дурацком падении в колодец, из-за него все, за что Эни опять ругают? — Тшшш, — эльфийка прислонила ладонь к его лбу, будто проверяя, нет ли жара. — Погоди немного, сейчас станет получше, мой хороший. — И тут же в сторону: — Сюда подойди, немедленно! Вот тебе ткань — чтобы к моему приходу вокруг ни пятнышка не было, понятно?! — Ак... — НИ-ПЯТ-НЫШ-КА, Энарин! Саман почти с улыбкой заметил: Эни, провожая взглядом старшую матушку, сжал губы так сильно, что аж покраснел от набранного воздуха. Лишь бы не сболтнуть лишнего, а то ведь и правда отправит рассаду полоть — такая суровая может. Стоило эльфийке уйти, он шумно выдохнул через рот и куницей нырнул к Саману. Выданная ткань на удивление быстро впитывала разлитую кровь, а Энарин, принявшись болтать, уверял, что завтра Саман будет как новенький, что питье у матушек действительно целебное, он вот уже, целую миску выхлебал — и все с ним в порядке, даже спать не тянет. Слушать его трескотню было привычно-спокойно, Саман опять начал задремывать, встрепенувшись, когда сверху раздался властный голос: — Другое дело, — а следом вновь прикосновение нежных рук и ласковая речь; его приподняли, в губы ткнулся краешек миски. — Пей, дитя. Медленно, маленькими глотками. Вот и умница, вот и молодец. Он пил, глотал отдающую какими-то душистыми травами кровь, и вот что удивительно — она разливалась во всём теле, до кончиков пальцев, унимала вечную боль голода, на которую уже не обращал внимания, так свыкся с ней. Желудок ныл всегда, сколько Саман себя помнил, это ощущение было таким же естественным, как дыхание, но сейчас оно медленно уходило, сменяясь приятной теплотой. — До чего же вы себя довели, глупые дети, — эльфийка вздохнула. — Ходить-то не в силах, а всё туда же — в драку лезете... О каких еще детях речь, Саман уже не понимал. Сонливость накатывала мягкой волной, вовсе не так, как в прошлые разы, не душа, а бережно покачивая. Язык заплетался, но он все-таки выдавил: — Бр... тья? — Обо всех раненых позаботились, — правильно поняла его эльфийка, наверняка бывшая одной из лекарей. — Спи и ни о чем не тревожься. Такому совету нельзя было не последовать, и Саман завозился, снова сворачиваясь клубком, сквозь сон чувствуя, как то ли гладят по плечу, то ли пытаются расстегнуть одежду, а может, укрывают, чтобы не замерз.Глава 6
12 июня 2022 г. в 08:51
Больше всего Саман боялся, что Энарин заболеет.
Он лишь раз видел, как метался в бреду больной — не раненый, именно больной человек, и не мог, не хотел представлять на месте того бедолаги Эни. Не хотел, чтобы подсохшие и распушившиеся волосы слипались от пота; не хотел, чтобы губы, на которые до сих пор было стыдно смотреть, высыхали и трескались; не хотел увидеть, как тускнеют, не различая реальность и горячечные видения, лучистые глаза.
Почти всю ночь Саман не спал, то и дело украдкой касаясь лба и висков прижавшегося к нему спиной эльфа. Тот ворочался беспокойно, но не просыпался. Тихо потрескивал костер, иногда Саман, не вставая, подкидывал в него еще немного натащенных загодя деревяшек, ложился обратно, обнимая. Хотел бы укутать эльфа во что-нибудь, но мокрую одежду пришлось развесить по остаткам стен, кое-как высушив возле огня только штаны и рубахи.
К утру он почти успокоился. Почти, потому что, ощутив на лице первые лучи солнца, Энарин тяжело поднялся, вздохнул и неловко поплёлся на самое солнечное место, какое только сыскалось. Грузно осев в куцую пыльную травку, будто старый пёс, улёгся на бок и затих, мостя висок к подложенной под голову руке. Саман чуть пальцы не прикусил от досады. Да что ж это такое?! Хотелось рвануть к бедному Эни и... да хоть кровью его отпоить, как собрата. Но к чему солнечному Древнему грязное пойло?! Ему нужен свет. Грызя себя поедом, Саман старался успокоиться. Эльф полежит на солнцепёке и будет как новенький. Ведь так?
В тот день они никуда не ушли. Энарин беспробудно спал, а Саман стерег его сон, то и дело поглядывая на редкие облака, чуть ли руками на них не маша, лишь бы не закрыли от эльфа спасительное светило. Лишь бы не попал в тень. Ближе к сумеркам, убедившись, что дыхание Энарина ровное и слышное, а не еле заметное, как было до того, вампир позволил себе отлучиться ненадолго, половить мелкую живность возле руин. И все равно не мог сосредоточиться, замирал, прислушиваясь: нет ли вокруг кого-то, кто мог бы навредить эльфу.
— Цыц ты! — шикнул он на зажатую в руке полёвку, опрометчиво вылезшую из-под стены поживиться остатками оставленного ещё людьми провианта.
Барабанящее сердечко перепуганного зверька мешало слушать, как дышит Энарин.
— Бестолковая, — раздраженно нахмурился вампир, быстро проткнул ей шею когтем, в один глоток высосал всё, что могла предложить крошечная мышка, и швырнул тушку прочь.
На фоне переживаний об эльфе он даже вкуса крови не почувствовал, зато потом долго сокрушался о мерзком привкусе на языке, только пару часов спустя осознав, что это результат вечерней трапезы.
— Вот в этом-то и дело, — тихо вздыхал Саман, глядя на спящего эльфа. — После вашей крови всего остального уже не хочется.
Ночное бдение над Энарином изводило. Саман то и дело проверял, не мёрзнет ли Древний, кутал в пообтрепавшуюся накидку. Пару раз проверял злосчастный колодец — вода поднялась прилично, но разлива не случилось, она начала опускаться, найдя себе новую лазейку.
— Два идиота, и на что мы рассчитывали.
Снова убедившись, что они выбрались каким-то чудом, Саман вернулся греть Энарина. Толку с него немного, но хоть тепло так быстро уходить не будет.
То ли от безделья, то ли от нервов, но к утру Саман задремал, сам того не заметив. Открыл глаза только из-за мерзкого ощущения жара на сапогах — дублёная кожа разогрелась, намекая на совершенно лишний солнечный жар, падавший на неё. Вздрогнув, вампир поджал под себя обе ноги, пошарил по груди, находя амулет, и только потом сел, запутавшись в накидке. Кто-то — и кто бы это, да, — заботливо укрыл его с головой.
Повоевав с тканью, Саман наконец выбрался наружу. Стряхнув последнюю дрёму, огляделся: он сидел под одной из полуобрушенных стен, и солнце уже достаточно поднялось в небо, чтобы тень от нее стала короче, не скрывая его полностью. Энарина не было рядом. Он стоял чуть дальше, на другой стене, на самом солнцепёке и наслаждался светом. Именно наслаждался.
Он весь развернулся к солнцу, подставил ладони, довольно жмурился, а затем и вовсе посмотрел прямо за свет. Саман аж вздрогнул. Эльф широко распахнул свои золотые глазищи и впитывал силу, даримую щедрым светилом. Медленно моргал, будто делая глоток за глотком, явно смакуя. Он ворошил волосы, пропуская лучи сквозь пряди, напитывая всего себя этим живительным светом, и Саман невольно подумал: а бывало ли у него такое? Он сам наслаждался ли трапезой так неспешно и спокойно?
Нет.
Трапеза вампиров — в хищном раже выхватить жертву и, быстро вонзив клыки, сделать один жадный глоток! Эйфория на грани со злорадством. Победа в чистом виде. Триумф хищника, отнявшего чужую жизнь. Там нет столько времени, сердце останавливается в считанные мгновения. Быть может, если выбрать жертву крупнее, лошадь или корову, то она протянет дольше, но спокойствием там точно и не пахнет. Еда сопротивляется. Вкусная. Сопротивляется.
Зато на паршивые заменители — детище безумных алхимиков — сколько хочешь времени. Тут не до спешки, наоборот всеми силами будешь оттягивать этот «счастливый» момент. Триста раз у себя спросишь: а мы точно голодные? Может, ну его, потерпим денёк-другой?
— Что такое, аву? Слишком яркий свет? — не оборачиваясь, спросил эльф.
Саман снова вздрогнул.
«Аву» — это «тёмный» на эльфийском, который он успел немного разучить. «Тёмный» безо всяких там «грязный», «мрачный», «порочный». Нет, просто тёмный. Как ещё эльфу обращаться к кровососущей твари из какого-то замка, который пришёл в их священный лес «поговорить», сам не зная о чём? И по чьей милости он угодил в каменный мешок, из которого выбрался еле живым.
— Ам... нет... нормально.
— Дай мне ещё немного времени, и мы можем возвращаться.
— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоился Саман.
— Нормально, — Энарин присел на недовольно скрипнувшие камни полуразрушенной кладки, сладко-сладко зевнул и потянулся. — Но идти никуда не охота, — рассмеялся он следом.
Слышать беззаботный голос эльфа было приятно. Саман сам невольно улыбнулся. Но даже несмотря на это, он продолжал ощущать возникшее между ними напряжение. Такой сложный клубок из вины, неловкости и несовместимости. Катастрофической, подлой, фатальной несовместимости.
Ещё пока Энарин отлёживался, Саман старательно раскладывал в голове: как ему следует поступить? Стоит ли немедля оповестить магистра Новака об открывшихся обстоятельствах? Он мудрый вампир и наверняка примет взвешенное решение, да только как не вешай, а все одно: вампирам нечего взять у эльфов. Древних питает та сила, которая исходно разрушает естество любого кровопийцы. Эльфы столетиями приручали эту силу. Вампиры столетиями боролись с ней. И те, и другие, надо признать, добились впечатляющих успехов. Что ж, честь и хвала...
— О чём ты опять так опечалился, что даже мне тошно стало? — Энарин неторопливо спустился со своей освещённой стены, остановился в шаге, внимательно глядя сверху вниз.
— Не обращай внимания. Я просто хотел бы вернуться в лес и, если это возможно, отправить письмо магистру. Он терпелив, как любой, перед чьим взором текут века, но все же наверняка желает знать, как продвигается моё посольство. Я не отрекаюсь от клятвы и ни строчки не напишу о свойствах вашей крови. Ты или кто-то иной могут проверить переписку...
— Аву, успокойся, — Энарин мягко улыбнулся, присел на корточки рядом, обнимая за плечи.
Близко-близко. Этот жест смутил Самана ещё сильнее, чем прежде. Раньше он не знал... что... ну... что этот полоумный может выкинуть, а теперь...
— Выйди на свет немедленно, — недовольно зашипел вампир, маскируя неловкость в заботе.
Энарин рассмеялся, но шагнул обратно.
— Пойдём потихонечку, — примирительно предложил он. — Обещаю, уходить в тень не буду — откуда она в степи? А к вечеру смогу уже за тобой угнаться.
— Нет-нет, мы будем двигаться так медленно, как будет нужно тебе.
— Ох, Саман, да перестань! Я не ранен, не истощён, просто немного подмёрз. Сейчас пройдёт. Пошли, тебе и правда пора перестать об этом думать, а то как куропатка надо мной кудахтал.
Саман поджал губы, в очередной раз поражаясь, как Энарину удаётся вызывать такие противоречивые эмоции в такие короткие сроки. От желания позаботиться и защитить до стойкого намерения влепить подзатыльник, чтобы не умничал и не подкалывал.