9-й Тигровый: династия Тигров

      Вдруг через стенку, в родительской спальне, послышалось шевеление. Здесь был секретный проход между спальней и кабинетом, сохранившийся ещё со времён предыдущей династии и спрятанный за толстыми гобеленами. Симон вскочил, аккуратно вытащил меч, чтоб тот не лязгнул, и прокрался сквозь проход. Над родительской кроватью точно кто-то склонялся, в тёмной одежде и с кинжалом в руке, рядом стоял на тумбе ручной фонарь. Симон бросился вперёд, метя мечом в ноги. Ночного гостя следовало взять живьём. Однако, тот отпрыгнул, отбил удар и попытался сбежать в приоткрытую дверь. После короткой потасовки, где мечом работать было слишком неудобно, принцу всё же удалось вырвать чужой кинжал и обрушить его хозяина на пол. Капюшон слетел с головы, в свете фонаря, слишком тусклого для всей спальни, было не видно, чьё это лицо, но, пока Симон схватил фонарь и поднёс ближе, незнакомец захрипел, задёргался и пустил ртом зеленоватую пену. Покусившимся на жизнь принца оказался ещё один смутно знакомый тип из стражи, сейчас явно проглотивший какой-то сильный яд. Во рту его держал? Выполнял приказ кого-то, чьей воле не мог противиться?..       Симон яростно пихнул ногой кровать. За всем этим очевидно стоит колдун. Тот, который отравил пленного стражника в лаборатории, притворившись старым травником, тот, который поработил волю части стражи, кто, наконец, знал, что принц этой ночью будет спать не в своих, а в родительских покоях. Никто не знал, кроме Фила… то есть, Виллиана. Его слуга как раз часто отирался среди колдунов, и они сами признали, что у него была возможность отравить пленника. Зашёл, разведал, потом переоделся?.. Нет, Фил ведь очевидно не похож на того Толстого, Виллиану должно быть не больше двадцати двух лет, уж точно без седины, морщин, таких узловатых рук… и, когда он давал Симону выпить чего-то, «проясняющего, а не затуманивающего разум», принцу не просто показалось, что лицо его слуги стало моложе, а волосы гуще. Он на несколько мгновений увидел сквозь личину, благодаря зелью. Значит, Виллиан умеет надевать личины, ему и переодеваться не стоит, этот парень гораздо более могучий колдун, чем стремится показать. Возможно, и Мирай пытался приворожить Симона по его указке, никто из придворных колдунов не стал бы рассказывать Мираю о приворотах, а Виллиан много знает об этом… «Что ж, я вытрясу из тебя правду! — думал Симон, мчась по замку с чужим фонарём и захлёбываясь от смеси ярости и боли, сжирающей потроха. — Даже если ты не по своей воле делаешь то, что приказывает Ортем, ты однозначно в этом замешан, гнусный лжец! Столько лет скрывался от меня, прикидывался невинной овечкой… потом пошёл по стопам отца, проявил мягкотелую натуру бесхребетной гадины и перешёл на сторону повстанцев? Ради чего?! За кого или что ты так испугался, решив предать своих королей?! Неужели?.. — Симон аж споткнулся. — Неужели ради Реса, этого подземного чудовища, которого любил в детстве?! Если Рес и Ортем знают правду о противостоянии их семей, они тоже враги, и Ортему ничего не стоит убить Реса через Мирая, которым глупый палач совершенно очарован… Хм, очарован… природными чарами или нет?.. Хватит ломать голову, я не дознаватель, нет времени рассуждать! Сейчас Виллиан сам ответит на все вопросы!»       Фил оказался, как и предполагалось, в покоях принца, стоял у кровати, смотрел куда-то в пол.       — Покажи мне, как ты выглядишь на самом деле, Виллиан, — принц был внешне спокоен, но сжимал ладонь на рукояти меча, и взгляд его был совсем чёрным. Слуга вздрогнул, взглянул загнанным кроликом, некрасиво покраснел… а потом внешность резко изменилась, безо всяких переходов, вспышек, звуков, как невольно ожидал Симон. Просто теперь перед ним стоял всё ещё полный, но молодой парень с довольно приятным, только очень грустным лицом и густыми волнистыми волосами, не изменившимися с детства.       — Вы знаете?..       — Нашёл документы у родителей… Зачем? Хорошо, ты скрывал от меня, кто ты такой, но зачем участвуешь в новом заговоре? Скажи мне правду хоть раз за эти годы!       — Я никогда не лгал вам, — голос тихий и будто простуженный. — Не говорил всей правды, и на то было разрешение ваших родителей…       — А порабощение воли стражи, такое же, как во время переворота?! Ты знаешь об этом слишком многое, и в целом в магии ты намного сильнее, чем делаешь вид, не отрицай! Зачем тебе помогать Ортему в восстании, подкладывать под меня его брата, убирать попавшегося на горячем, чтоб из него не вытрясли правду, подсылать ко мне убийц наконец?! Что плохого тебе сделал лично я?!       Виллиан молчал, потупив глаза, бледнее покойника, потом тихо шепнул:       — Я ничего не буду отрицать, ваше высочество…       — Что?.. — вроде, Симон и предполагал это услышать, но всё равно в сердце будто вошёл кинжал, сразу на всю длину. То есть, он не ошибся, он всё понял правильно… о человеке, которому доверял иногда даже больше, чем родителям, поскольку с ним обсуждал слишком неловкие вещи, и был уверен в этом человеке больше, чем в себе, наверно, подсознательно даже после того, как узнал, кто он на самом деле…       — Я не умею оправдываться и сочинять красивую ложь… простите меня…       — Значит, это ты привораживаешь всех во дворце, внушая им повиноваться Ортему?! Сколько у тебя жертв, кто они? Как всё отменить?! — Симону казалось, сейчас лопнет его грудь, и из неё вместе с фонтаном крови вырвется нечто тёмное и злое. Так выглядит смертельная обида? Или любая душевная боль? Виллиан опустил голову ещё ниже, и по щекам отчётливо побежали слёзы.       — Я ничего вам не скажу… не могу сказать…       Симон грубо схватил его за лицо и развернул к себе, заставляя смотреть в глаза. Да, Виллиан плакал и, наверно, мог бы разжалобить каменную статую своим видом, у принца тоже внутри заворочались клубки острейших игл, он был сам себе противен, но нужно было оставаться твёрдым, своё сожаление и муки совести он затолкает на дно души, пока не разберётся с проблемой.       — Никогда бы не подумал, что предательский нож в спину прилетит от тебя… Это ради Реса, правда? Рес заодно с Ортемом и перетянул тебя, или ты боишься, что ему причинят вред? Разве такое чудовище стоит того, чтоб всё терять из-за него?.. — Симон хотел ляпнуть: «Неужели он тебе дороже меня?», но сдержался. Некстати вспомнилось, как Виллиан под личиной слуги раздевал его, мыл, успокаивающе гладил по волосам… может, принц был готов влюбиться в этого страшненького несуществующего слугу, плюнув на разницу в возрасте? Теперь, когда они оказались примерно ровесниками, можно было бы смело подумать, что и Виллиан испытывал к принцу некое чувство…       — Рес тут не при чём, — Виллиан жмурился и старался говорить внятно, несмотря на сжимающие лицо пальцы и всхлипы. — Вы когда-нибудь поймёте…       — Что пойму?! Как яростный сторонник мира и добра решил стать государственным преступником, потому что его отца пустили на мясо, пользуясь бесхребетностью, а папаша давно сбежал, родив сына, который был ему изначально не нужен?! Да, я всё знаю! Фелистет почти растоптал твоего папу, а ты заодно с его детьми?! Говори, меня не разжалобить слезами!       — Не скажу… — всё больше слёз, и всё тело Виллиана начало трястись. — Делайте со мной, что хотите… не скажу…       — Ты же владеешь пророческим даром, я не настолько идиот, чтоб не понять этого. И можешь видеть, какое жуткое будущее тебя ждёт, если я…       — Знаю. Уже видел и был к этому готов… Судьбу нельзя изменить, ваше высочество, хоть вы в неё и не верите, помню…       Симон тяжело вздохнул, взял свои запасные ремни для упряжи и привязал Виллиана к спинке кровати, да так, что ему приходилось, даже сидя, выворачивать руки назад, довольно болезненно. Принц уже заметил, что возле его двери не было стражи, как полагалось, к счастью, коридоры всё ещё патрулировались, как положено, и на патруль он набрёл быстро.       — Отведите его в пыточную, разыщите и приведите ко мне Ортема, — распорядился Симон. Стражники удивились, увидев в покоях принца незнакомого юношу в одеждах Фила. — Чего пялитесь, не поняли? Это лазутчик! Он проник во дворец незамеченным, а мой слуга куда-то исчез, прихватив с собой и ночной пост охраны у дверей! Пусть палач вытрясет из него всё, кто он такой, что и зачем тут делает, куда девался Фил и остальные, и не он ли причастен к нападению стражи на меня! Только пусть Рес не перестарается и позовёт меня, пока лазутчик будет ещё в своём уме и способен говорить!       Никаких вопросов не оставалось, хотя Симон всё равно не смог установить по реакции стражников, за него они или нет. Виллиан поднял на принца заплаканное лицо со странным выражением, будто был ему… благодарен? И не и издал ни звука, когда его утаскивали. «Если он заодно с повстанцами, и Рес тоже, либо палач устроит Виллиану побег, либо пытки будут не настоящими. Если Виллиан повстанец, а Рес нет, ценного колдуна попытаются освободить, только мимо палача трудно проскочить, завяжется бой. А если Виллиан ни в чём не виновен?.. Нет, этого не может быть, все факты указывают на его причастность, только в какой степени?..» Симон снова сердито пнул кровать, уже свою. Ведь Виллиан может надеть личину, использовать другую магию, сбежать, за это, небось, и смотрел так благодарно, мол, спасибо, не предупредили о моём даре. И Симон ведь сразу вспомнил о его даре, но… так язык и не повернулся. Глубоко въевшиеся черви сомнений сейчас точили в обратную сторону: грустное заплаканное лицо не было похоже на лицо преступника, скорее всего, Виллиана заставили, пусть у него будет шанс сбежать, и больше его никто не найдёт…       Как внезапно не нашли и Ортема. Выделенный ему срок отдыха после изуродованной физиономии окончился, но блондинчик не вышел на пост, и никто его с утра во дворце не видел. Симон немедленно объявил его в розыск. «Все мои подозрения против Ортема, фактически, только предположения, фактов нет, точно так же можно подумать и об Эггиле, например, который тоже мстит за родню и подражает восстанию Фелистета. Нужно разобраться, охотник он в этом деле или жертва. Вдруг его похитили? В любом случае, если Рес не причастен ни к чему, они все через него пройдут, и я узнаю правду!»       Проходя мимо покоев Ортема, в которые, конечно, уже не достучались, Симон внезапно застал там Ирания, воровато оглядывающегося и ковыряющего в замке отмычками. При виде брата он пискнул и влетел плечом в дверной косяк.       — Что ты тут делаешь? — Симон грозно скосился на отмычки. — И где ты это взял?       — Сам сделал! Не надо меня недооценивать, я всё-таки хорошо мастерю всякое руками! — Ираний сжался, словно ожидал схватки с братом, его взгляд стал колючим, вызывающим. — Мне не нужны вонючие пожитки Ортема, но ты не дал Эггилу разрешения на обыск, никто в замке не желает ему помочь, остаюсь только я!       — Эггил тебя попросил?       — Нет, он понятия не имеет, что у меня есть отмычки… — Ираний смутился, на лице проступил непонятная тревога, но он решительно встряхнул головой и снова злобно насупился: — Что, будешь меня арестовывать? Бросишь этому людоеду в пыточную?! Может, я тоже втянут в заговор и хочу сбросить наших родителей с тронов?!       — Я уже не знаю, о чём думать… Чего ты от меня хочешь, это всё свалилось слишком резко, жизнь меня к такому не готовила!       — Правда? Это первая попытка переворота в твоей жизни? Ах да, в прошлый раз взрослые прекрасно решили все проблемы! Так вот, теперь ты — тот самый взрослый, и пока что не оправдываешь родительских надежды! Иди, запрись в своей спальне, спрячь голову под подушку и молись, чтоб всё как-нибудь само решилось, если только и умеешь бездоказательно обвинять всех подряд!       И Ираний снова принялся демонстративно взламывать дверь. На удивление, в этом коридоре тоже не оказалось стражи, в замке было странно тихо. Симон пожевал губы, подошёл, решительно отодвинул братца, ухватился за дверь, упёрся ногами… короткий треск с опавшей древесной стружкой — и дверь открылась.       — Ого! Силён! — радостно просиял Ираний и сразу бросился в покои, только коса мелькнула.       Ортем жил небогато: вся мебель порядком износившаяся, вещей немного, чисто прибрано, только толстые шторы на окнах странно запылены, на взгляд Ирания, их давно не двигали, они уже с месяц задёрнуты, если не больше. Никто из братьев понятия не имел, как обыскивать помещение. В ящиках стола нашлось только много чистой бумаги, перьев, чернил, несколько объявлений о поисках пропавших (в которые, кажется, заворачивали хлеб) и незаконченные письма, очевидно, Иранию, наполненные любовным томлением и цитатами из популярных романов.       — Фу! Я ими даже задницу не стал бы подтирать! — скривился Ираний.       — Принцу не пристало так выражаться.       — Своих детей будешь учить, что там пристало, что нет! — Ираний очаровательно надулся и взялся брезгливо ворошить чужую постель.       Однако, ни в ней, ни в шкафу, ни среди немногочисленных книг ничего подозрительного не нашлось, Ортем вообще не держал у себя много вещей. Какие-то лекарства, включая заживляющую мазь, повреждённые элементы доспехов, затупившиеся метательные ножи и стрелы, чей-то надушенный нашейный платок — блондинчик пользовался популярностью, хоть и корчил из себя несчастно влюблённого, — пустая трубочка для переноски писем птичьей почтой.       — Значит, он получает от кого-то письма? — Ираний задумчиво потрогал занавески и заглянул за них. Сразу вскрикнул, заставив Симона броситься следом. Окно было приоткрыто, на подоконнике стояла миска с крошенным печеньем, рядом валялись вороньи перья, особенно много их валялось на полу под окном, слегка приметенных к стене, и там же виднелись плохо вытертые пятная крови. Заглянув поглубже под окно, братья увидели верёвку, скрученную на манер силка, и окровавленный крысиный капкан. Ираний понюхал печенье и скривился: — Пахнет чем-то острым. Похоже, он приманивает почтовых птиц и убивает, отнимая письма. Идиот, — высокомерная ухмылка. — В спальне прибрано, а занавески пыльные, сразу ясно, что нарочно.       — Ты в последнюю очередь сюда заглянул.       — Я ещё только осваиваю дознавателя, — коварное подмигивание.       — Ты хотел сказать «работу дознавателя»?       — Не только…       Симон закатил глаза и предпочёл не обращать на это внимания. «Как он избавляется от трупов птиц?.. Нет, более важный вопрос — где хранит украденные письма?..»       — Эггил говорил, что тайники чаще всего устраивают в кровати или на стенах… только стены нужно выстукивать, а я не умею…       — Сам Эггил сейчас пригодился бы нам. Где он?       — У меня в покоях…       — Что?!       — Он ранен! — Ираний пугливо скосился на непрочно поставленную назад дверь и снизил голос: — В последние дни он не покидал замка, всё разнюхивал, что за мерзости у нас творятся, и его, разумеется, сочли опасным. Устроили на него засаду, к счастью, ничего важного не задели. Эггил отличный воин и знает, где нет смысла геройствовать, чтоб оставаться полезным. К колдунам сунуться не рискнул после случая со стражником, вообще… он сказал, что больше никому в замке доверять нельзя, даже тебе. Только одному мне он ещё доверяет, но я не так хорош во врачевании, как хотелось бы… — Ираний, попутно снова обследуя кровать на предмет тайников, шмыгнул носом. — Всё же я надеюсь, что ты не растерял мозги и не станешь отказываться от его помощи или арестовывать его только потому, что он зербехец.       — Может, не только поэтому? В твою умную голову не приходило, что больше подозрений вызывает ваша с ним внезапная долгая и сильная любовь?       — Ты о привороте, что ли?! — Ираний сердито кинул в него подушкой. — Поверил в эту сказочку Ортема?! Конечно, ты никогда ни во что хорошее не веришь, зато в плохое — запросто! Кругом враги, счастья не существует, миром правят ложь, лицемерие, предательство, даже себе самому веры нет, вдруг захочу побриться, но рука меня подведёт и перережет горло, да?!       — Таким ты меня видишь? — Симон хотел было ляпнуть: «Меня Фил бреет», но всё в груди мерзко сжалось от мысли, что случилось с единственным человеком, которому он доверял до последнего.       — Таким! И считаю, что тебе стоило бы присмотреться к слабому полу, дать судьбе шанс подарить тебе любовь, и, если бы у тебя было кого защищать сейчас, ты бы вёл себя иначе и понимал людей немного лучше!       — Любовь — особый сорт магии, никому не подвластный. И не всем дано испытать на себе её действие, — Симон горько усмехнулся, понимая, что говорит словами Виллиана. Его взгляд остановился на вываленных из стола письмах Ортема. Цитаты о любви, явно вычитанные в дурацких романах, которые Ираний не любит. Ортем, похоже, часто их читает или в целом как-то ими пользуется. Но все книги здесь они уже пролистали… Симон решительно снял эти книги с книжной полки и подёргал саму полку.       — Что ты делаешь?       — Кажется, я нашёл тайник… — полка отъехала немного вперёд и вниз, открыв отверстие, в которое легко проходила рука. Пошарив внутри, Симон извлёк скомканное письмо, видимо, брошенное туда впопыхах, и сложенный во много раз обрывок карты, покрытый пометками и заляпанный пятнами, похожими на свечной воск.       — Это же тот маршрут, по которому должен возвращаться 9-й Тигровый? — сразу сказал Ираний, едва взглянув на карту. Действительно, это был тот самый короткий путь, о котором писал папа. И на нём было множество знакомых значков, где-то Симон такие уже видел…       Снаружи раздались вопли, лязг железа. Ираний выглянул за шторы. Уже было совсем светло, по двору и стенам носились люди, налетая друг на друга с оружием, среди них было много стражи, но много и прислуги, каких-то полуодетых придворных, выскочивших во двор явно из кроватей, в полном ужасе. Сверху, со стен, в этих придворных полетели стрелы, все попали в цель. Люди с хриплыми воплями попадали, двор обагрился кровью. Страшный крик свидетелей этого на миг перекрылся звуком тревожного рога, но рог быстро захлебнулся.       — Стража режет людей! — воскликнул Ираний, шарахаясь назад и влетая Симону в грудь. Там уже вовсю панически билось сердце.       — Началось… Надо уходить отсюда! Дверь сломана, здесь будет трудно держать оборону!       Симон не спал всю ночь, сутки не снимал доспехи, чувствовал, что движения уже не такие лёгкие и уверенные, голова отяжелела, но сейчас некогда было раскисать. Мимо них по коридору пронёсся старик из счетоводов в одной исподней сорочке, вопя не своим голосом о помощи, за ним гнались двое человек в кольчугах с гербом 1-го Орлиного и с совершенно пустыми глазами, покрасневшими, будто в них кровь закапали. Они остановились, прицелились из луков, но Симон со всего размаха перерубил мечом оба лука сразу и отхватил одному легионеру кусок руки. Боль не отрезвляла, те переключились на нового противника, хотя Симон оказался им не по зубам, спустя несколько секунд они лишились голов.       — Отвернись! — рявкнул Симон брату. Ираний стоял у стены, тяжело дышал и смотрел на это огромными глазами, но потом взглянул на брата довольно жёстко.       — Я сын военных, и я, как папа, не даром ношу штаны… Ты захватил находки из тайника?.. Молодец, бежим! Тут есть короткие ходы под гобеленами, я изучил их все!       Буквально нырнув в стену, они оказались у самой двери покоев Ирания. Внутри обнаружился Эггил, ужасно лохматый, с перевязанной головой и следами крови на волосах и одежде, как всегда, без хоть какой-нибудь завалящей кольчуги, сжимал в руке меч с бурыми пятнами по лезвию и нервно шатался между дверью и окном. При виде наследного принца напрягся и едва сдержался, чтоб не выставить меч вперёд.       — Нам нужна твоя помощь. Ты хорошо себя чувствуешь? — Симон сделал вид, что не заметил этого.       — Вполне. Только поздно уже… Видел? 1-й Орлиный, где служит твой ненаглядный Ортем, отстреливает людей по всему периметру двора, пока стража с затуманенными мозгами мечется по замку в поисках принцев и «пурпурных плащей!» Отсюда никто живым не выйдет!       — И что предлагаешь, сдаться?! Или, может, давай я убью братьев и зарежусь сам, а ты выкручивайся, как хочешь?! — Ираний невольно прижался к боку Эггила. — Прекратили панику, а ты посмотри сюда! Это мы нашли у Ортема, карта пути, по которому возвращается 9-й Тигровый. Там куча пометок, мне знакомых, но сходу не вспомню, где видел. Судя по тому, что это нашлось в тайнике, оно важно!       В процессе разговора Симон торопливо баррикадировал дверь мебелью на всякий случай. Эггил разглядел карту, сперва вскинул брови, потом нахмурился.       — Бывал на охотах?       — Конечно.       — Такими пометками пользуются охотники, чтоб обозначать, где какие ловушки стоят. Вот это, например, означает самострел, это — яма с кольями на дне, тут — подъёмные стены с болтами.       — Что за стены? — спросил Ираний.       — Ну, зверь наступает на определённый участок земли, приводит ловушку в действие, и впереди него поднимается высокая стенка, напичканная болтами. Болты, сразу все, спускаются и летят в зверя. Обычно так охотятся на стада мигрирующих крупных животных, хоть парочку из стада болты убьют, но эти ловушки широко применяются и в военных действиях. Только масштаб побольше. Такая стена может быть высотой с замковую стену.       — И яма может быть размером с поле…       — Ага. Против кавалерии отлично работает, а 9-й Тигровый как раз кавалерийский легион. Что там в письме?       — Совсем немного. «Дело сделано. Следи за пятнами на карте, когда они побагровеют — значит, всё сработало».       — Выходит, и тут была задействована магия. Пятна… вот эти пятна воска, что ли? Над картой не просто склонялись со свечами, а проводили ритуалы?.. Но на большом расстоянии такую штуку провернуть невозможно, нужно личное присутствие колдующего.       — Никому из придворных колдунов не смогли бы запудрить мозги, разве что кто-то добровольно перешёл на сторону повстанцев!       — Есть ещё вариант. Ловушки установили приворожённые, вроде стражи, и их на расстоянии контролирует колдун, затеявший всю эту схему. Своих подручных он и не собирался оставлять в живых, они тоже погибнут от ловушек, и пятна от ритуала побагровеют… но тут я ничего не могу сказать точно, преступления, в которых замешана магия, пока мало мной изучены.       — Что всё это значит?! — Симон ошалело хлопал глазами на сладкую парочку, вдумчиво рассуждающую над бумагами под вопли, лязг железа и хлопки тетивы снаружи, из окна и за дверью. Кажется, весь дворец уже охватило боем, не было похоже на простую резню, значит, не все воины в замке приворожены, кто-то сопротивлялся.       — Это значит, что родители, скорее всего, не доедут до нас, братец! На них поставили ловушки!       — Не удивительно, прошлый переворот закончился победой именно 9-го Тигрового, третьей стороны, об этом все знают, и новые повстанцы не желают допустить повторения, — Эггил отложил меч и одной рукой успокаивающе поглаживал Ирания по спине. — Дождались отъезда основной боевой силы легиона и перекрыли им путь назад.       — Но… чтоб устроить такие ловушки, нужно много времени!       — Начали, как только легион покинул Сандарн.       — А откуда было известно, что обратно они поедут именно этим путём? Ортем ведь не получил письмо от сбитого ворона, которое ты утащил!       — Боги, Симон! Это ты чудом узнал об их маршруте, но подумай, сколько писем ты НЕ получил, подумай, что восстание готовилось не в последнее время, а, возможно, годами, и на пути 9-го Тигрового попадались доносчики, и в самом Зербехе они могли быть!       В дверь прилетел гулкий удар, снаружи, совсем близко, забряцало железо, потом удары посыпались всё чаще и сильнее. Эггил усмехнулся:       — Второй раз ломают. В первый раз постучали и прошли мимо, решив, что принца нет дома, а сейчас хозяин тупых затуманенных мозгов подсказал им, что принц, вообще-то, мог запереться.       — И напрасно они вернулись! — Ираний с воинственным видом выхватил кинжал. — Я за свою жизнь постоять сумею!       — Что будем делать, ваше высочество? — Эггил с напускной небрежностью поигрывал мечом. — Ты порывался отдавать мне приказы — настало время, жду приказов.       — Умеешь распознавать ловушки? — у Симона грозно ходили желваки на лице.       — Конечно, сам столько раз охотился. Работа требовала.       — Прекрасно. Поезжай по этому маршруту и приведи 9-й Тигровый! Не важно, как: или ты уничтожишь ловушки, или убьёшь тех, кто их контролирует — тебе всё равно легче прочих их вычислить, — или проведёшь легион мимо. Они не станут засылать разведку вперёд, по своей земле едут, а, судя по письму, уже сегодня они должны быть дома. Значит, есть шанс, что не попадутся, вдруг в пути были задержки…       — Ты нарочно высылаешь меня подальше?! Всё ещё не доверяешь мне?! — Эггил злобно оскалился.       — Напротив, только тебе теперь и доверяю. Мне больше некого туда отправить, ещё и такого, кто способен справиться с заданием! — Симон развернулся к двери, где почти снесли все баррикады. — Уйдёшь через колодец в коридоре, откуда слуги воду для ванн набирают, оттуда можно проплыть до наружного рва или вылезти с обратной стороны замка, где река и поле…       — Да я лучше тебя знаю, где выходы из этого колодца, мне доводилось по вашим подземельям лазать!       — Значит, и где коня взять, тоже лучше меня знаешь. Приготовься, придётся выдержать бой!       Это было ужасно тяжело, в большей степени душевно. В покои ворвались люди, которых Симон хорошо знал, некоторые ушли с постов, некоторые не успели до них дойти. Многих из ворвавшихся он знал по именам, ежедневно видел на постах, улыбался, заговаривал, вот эти через сутки стояли на страже возле покоев братьев, иногда резались в кости, и принц делал вид, что не замечал… Они все ему нравились, и он, кажется, нравился им, помнил, как подбирал им амуницию, стараясь подстроиться под особенности фигуры, как выдавал им жалование впервые под бдительным присмотром главного казначея — отец велел учиться и этому, — а парни шутили и прямо на месте, не стесняясь принца, выясняли, кто кому сколько должен, и нельзя ли отдать долг пинками в задницу. Теперь у них были каменные лица, безучастные глаза, ни следа узнавания Симона и вообще ни следа осознания, что они делают, словно очень реалистичные куклы, которых дёргают за ниточки. Симон попытался отрезвить одного, едва не отрубившего ему руку, схватил за шею, встряхнул, позвал по имени… едва не получил кинжалом в бок, но быстрее среагировал Ираний, ударил своим кинжалом по его руке, выбивая оружие, и отпихнул от брата.       — Не зевай! С ними уже всё кончено!       — Как ты можешь так спокойно к этому относиться?!       — А что, мне их слезами поливать?! Наверно, в чём-то слабый пол сильнее сильного, ха!       Эггиил молчал, берёг дыхание и, пока принцы переживали некоторый внутренний конфликт, неожиданно ловко уложил почти всех сам, не пропустив ни одного удара. Бой продлился какую минуту, за дверью оказалась вовсе не целая армия, всего девять человек.       — Они сконцентрированы на принцах, — ворчал рыжий, тяжело дыша, весь в чужой крови. — Меня почти игнорировали, не замечали, пока я не вонзал в них меч… Глупые противники, с ними несложно будет иметь дело… И, кажется, я больше не буду делать кукол… — видимо, ему тоже пришли в голову мысли о людях-куклах на ниточках.       — А нашим детям? — азартно улыбнулся Ираний, вытирая кинжал о полог кровати. Всё же сумел обагрить его кровью и был чертовски доволен, а ведь ещё совсем недавно пугливо сжимался. «Об этом отец и говорил, его «момент истины» был вот в таком случае с папой. Определённо, в слабом поле нашей семьи есть нечто пугающее».       Эггил фыркнул, но не успел ответить: вдруг сзади раздались шуршание и робкий голос:       — Уже всё закончилось?..       Все трое ощетинились железом на голос. Там стоял бледный слуга Ирания, трясся, огромными влажными глазами смотрел на убитых или бесчувственных стражников и боялся подойти.       — Откуда ты взялся? — нахмурился Эггил.       — Прятался за гобеленами…       — Я пробыл здесь довольно долго, в том числе и один, тебя бы почуял!       — Я спрятался, как только вы пришли, ваша милость! В замке творится невесть что, никому доверять нельзя… а я всё равно не смогу защитить его высочество, если что-то случится… я не обучен ратному делу, господин Ираний гораздо больше…       — Всё в порядке, иди сюда, — Ираний опустил кинжал, потихоньку приближаясь и мило улыбаясь. — Уже всё кончилось, не бойся, ты пойдёшь с нами в безопасное место.       — Может, не стоит так запросто ему верить? — Эггил нервничал. — Его точно не было в твоих покоях, он наверняка сейчас забежал со стражей под шумок, значит, он заодно!..       — Да ну, глупости, зачем кому-то перетягивать на свою сторону слугу, какой из него толк для предателей!       Ираний всё приближался, приближался… И тут сзади слуги раздался треск вместе с яркой вспышкой, похожей на молнию, слуга вскрикнул и рухнул на пол. За его спиной обнаружился Терас со странной металлической штукой, похожей на толстый браслет, надетой на руку, и от неё отскакивали маленькие искры. Ираний надулся:       — Эй, он был мой!       — О, так ты ему не поверил? Прости, братик, я думал, ты купился…       — Да, конечно! Я прекрасно в курсе, с кем именно из стражи он крутит роман, вон, валяется его ухажёр, я его ещё по руке полоснул! Конечно, они были заодно!       — Что это за штука? — Симон сперва уставился на руку Тераса, потом спохватился: — Как ты сюда попал?!       — Между нашими с Иранием покоями есть проход. Только он открывается особым механизмом.       — Да что ж такое, не замок, а какие-то сплошные кротовые норы!       — Я сам его сделал, специальной машиной, и поставил на шифр.       — Что это за магия?       — Не магия, а наука! — Терас аж раздулся от негодования. — И у меня полно вещей, недоступных для понимания тёмными людьми, вроде тебя, братик, так что сейчас мои покои — самое безопасное место в замке! Никто не знает, как в них попасть… — парень смутился. — Иногда и я забываю, когда заработаюсь… Кстати, слугу можно взять с собой, он придёт в себя, и, чем бы ни закончилось, у нас будет живой свидетель.       — Отличная идея! Эггил, хватай этого парня, и все дружно ныряйте в проход! — снова раскомандовался Симон. — Уйдёшь через покои Тераса, только не трать сейчас драгоценное время на споры со мной! Каждая минуты промедления умаляет наши шансы вернуть легион!       — Ты предлагаешь бросить вас тут одних? — Эггил понимал, что должен делать, но ужасно не хотел бросать семью, за которую поручился головой, и эта мучительная борьба отразилась на его эмоциональном лице.       — Так ты сделаешь намного больше! Ну, останешься со мной, доблестно погибнешь за принцев, на помощь в итоге никто не придёт, случится новый переворот — зато не бросил нас, да?!       — И что ты собираешься делать дальше? — Эггил колебался, косился на Ирания, понимая, что тот не подскажет ему выход, но надеется на смелые решения сильного пола. Надо будет драться — бросится драться, а принимать решения… Симон сжал меч и улыбнулся с какой-то отчаянной весёлостью:       — Ты ведь знаешь о славных подвигах моего отца в прошлом? Так вот, это — мой «горный перевал». Я остаюсь защищать его один. У меня даже оруженосца нет.       — А твой слуга Фил?       — Он… оказался не тем, за кого себя выдавал… Не время сейчас рассуждать об этом!       — Что ты с ним сделал? — лицо Эггила снова опасно обострилось. — Ты его убил?!       — Нет, он в темницах… да какая разница?!       — У тебя последние мозги за эти дни отказали?! Фил был едва ли не единственным человеком, который защищал тебя от любых малейших напастей, начиная с грязной обуви, заканчивая происками предателей! Настолько преданного слуги невозможно себе представить при нынешних порядках, когда вся прислуга наёмная и только и ищет способы облапошить хозяев! Да нечистая ты сила, Фил просто влюблён в тебя! Никто, кроме меня, не заметил, даже ты, потому что бедный парень никогда не искал твоего внимания, лишь хотел жизнь положить на служение тебе, а ты так с ним поступил?!       — Милостивые государи, Терас уже утащил моего придурочного слугу, пока вы спорите, — Ираний подёргал Эггила за рукав. — Давайте что-то делать, там опять шум, и, кажется, в покои Тераса тоже громыхают!       У Эггила грозно раздувались ноздри, он был весь красный, в веснушках, волосы дыбом, одно движение — бросится на Симона, как настоящий бешеный лис. Прикосновение Ирания немного отрезвило его, он сердито рыкнул и ушёл с Иранием куда-то за ширму. Пришлось почти боком протискиваться в узкий проход в стене, там странно железисто пахло, хотя стена была обычной, каменной, казалось, ладони, которыми Эггил держался за стены, щекочут крохотные острые искры. В покоях Тераса оказалась целая куча странных громоздких приспособлений, металлических трубок разного диаметра, шариков, колёсиков, удивительных крючков и штуковин, вообще ни на что не похожих. Входная дверь была опутана тонкой проволокой, тянувшейся к некоторым приспособлениям. Терас устроил всё ещё бесчувственного слугу на ближайшем свободном месте пола — его кровать была завалена свитками и обрывками бумаги с загадочными схемами, — провернул какое-то колесо, и проход в стене закрылся. Эггил разглядел на колесе символы по всей окружности, нарисованные чёрной краской.       — Я правильно понимаю, что проход откроется, только если символы на колесе окажутся в определённом положении?       — Ага, но этого мало. Нужно ещё пустить туда ток, — Терас немного рассеянно поправил свой «браслет» на руке.       — Ток… чего?       — Заряженных частиц. Для простых смертных — «прирученная молния», — Терас несколько снисходительно усмехнулся. — Это ещё не «вечный свет», о котором я мечтаю, но я на верном пути.       — Какие разные братья, — нервно фыркнул Эггил. Ираний так же нервно дёрнул плечом:       — Ничего, ему тоже кого-нибудь найдём, такого же сумасшедшего, — в дверь кто-то ударил, скорее всего, ногой, потом раздался громкий треск, придушенный вскрик и звук падения. Терас и бровью не повёл.       — Снаружи, наверно, валяется ещё несколько таких. Если среди них есть кто-то в полном доспехе стражи, со шлемом, можно переодеться…       — Не буду терять время на шпионские игры, — Эггил решительно направился к двери.       — Возьми меня с собой! — Ираний тут же повис на нём. — Я прекрасный наездник и умею обращаться с оружием!..       — Ты не сможешь проплыть под замком в холодной воде, — Эггил старался ободряюще улыбаться, поглаживая его по щеке. — Когда вернусь, научу тебя плавать. И… да, пожалуй, нашим детям я буду делать куклы.       Ираний порывисто подался вперёд и жадно поцеловал губы своего дознавателя. Снаружи снова что-то затрещало, на сей раз даже никто не закричал, но чьё-то тело чуть дальше по коридору упало. Терас чем-то пощёлкал на своих приспособлениях и аккуратно открыл дверь.       — Давайте быстрей, потом лизаться будете, когда всё успокоится! Не касайтесь двери нигде, кроме ручки!       Эггил вырвался, быстро замотал голову неприметным платком, видимо, постоянным его спутником, и выбежал в коридор. Едва дверь за ним закрылась, как снаружи раздался звук рога, незнакомый, который со стен, кажется, ни разу не звучал.       — Что это? — нахмурился Терас, возвращая на место свою дверную защиту.       — Наверно, это тайный сигнал об опасности 9-му Тигровому! — нервно улыбнулся Ираний. — Основной боевой состав уехал, но остался молодняк, с которым тренировался Симон. Они пока расформированы по городу… и Симон зовёт их так, чтоб в городе не поднялась паника.       — Может, хорошо бы поднялась?..       — Будут жертвы среди горожан. Братик будет пытаться обойтись без жертв. Надеюсь, тут остались верные ему воины, и они откликнутся на зов…