Meine kleine Schwäche

      После ужасного побоища прошла неделя. События постепенно налаживались, жизнь возвращалась в обычное русло. И вот, влюблённая пара сидит в комнате журналистки, обсуждая новые статьи девушки. Вдруг Фридрих отошёл от темы, сказав:       — Вы такая красивая, Д-Дора.. Могу вечно любоваться вами, — Взгляд таких ясных голубых глаз проходит по лицу Теодоры, рассматривая каждую деталь, — Можно взять вас за р-руку?       — Конечно. Когда мы наедине, можете не спрашивать о таких вещах. Я всё равно всегда одобряю это, — Мило улыбнувшись, Эйвери сама протягивает руки к юноше и мягко обхватывает его большие ладони, — Вы можете делать что угодно, не задумываясь. Я вся ваша, Фридрих.       Данные слова воодушевили Блумхагена, и он, чуть сильнее сжав хрупкие руки девушки, наклонился за поцелуем. Лёгкие касания губ, нежные взгляды и трепетные касания.. переросли во что-то большее. Переместившись к кровати, молодые люди сели на неё, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Поцелуи стали напористее, руки обоих блуждали по телам, исследуя каждый миллиметр, а атмосфера вокруг сгустилась. Но вдруг все действия прекратились и юноша подал голос:       — Дора, п-подождите.. Мы не можем, — Алый румянец залил все щёки Блумхагена, раскрывая все его чувства, — Это не б-безопасно. Да и я..       — Если вы боитесь из-за Нойманна, то не думайте об этом. Он не поверит другим, пока лично не увидит. — Разъяснила американка, разглаживая образовавшиеся складки на юбке. — А что вы? Есть какая-то другая проблема?       — Я н-никогда.. — Глубокий вдох. — Я никогда не был с женщиной.       Теодора замолчала, позволяя Фридриху прийти в себя после этого признания. Наконец, через минуту немец поднял голову, взглянув в глаза журналистке. Напряжение резко ушло, и Блумхаген вновь поцеловал девушку. Но уже не так невинно, а страстно и с огромным желанием. Теодора и Фридрих поняли друг друга без слов, мысленно согласившись продолжать этот путь.       — Секунду, погодите.. — Сумев оторваться, Эйвери быстро подбежала к двери и закрыла её на замок. — Теперь можем продолжить то, на чём остановились.       Пока американка шла обратно к постели, она скидывала одежду на пол, позволяя своему телу показаться юноше. Лёгкая ткань падает, представляя взору невероятную картину. Фридрих, быстро пройдясь взглядом по изгибам журналистки, всё же отвернулся, дабы не показывать своего смущения.       — Mon garçon , посмотрите на меня.. Или вам неприятно лицезреть меня такой? — Наигранно расстроившись, Эйвери остановилась в паре шагов от солдата и прикрылась ладонями, чтобы скрыть свою наготу от глаз Фридриха.       — Н-нет, Дора, это не так! Вы прекрасны, я просто..! — Блумхаген, поведясь на такую ловушку, быстро приблизился к девушке и взял её за руки. — Я просто смущаюсь, к-когда смотрю на ваше прекрасное т-тело.       — Раз мы решили продолжать, то вы в любом случае увидите меня такой, — И, немного помедлив, Теодора продолжила, — И не только такой. Но и в более развратном виде, если вы не струсите.       Лёгкий смешок журналистки. Фридрих, не выдержав, взял журналистку на руки и понёс её на кровать. Аккуратно опустив девушку на мягкую постель, солдат принялся покрывать её нежную шею поцелуями, оставляя мокрые следы. Белоснежная простыня помялась под телом Теодоры, повторяя каждое её движение.       — Mein Schatz, вы сегодня т-такая красивая.. Знаю, что уже говорил, но буду п-повторять вам это много раз, — Юноша говорил тихо, что придавало ему своей сексуальной атмосферы. Посмотрев на эти желанные губы Теодоры, немец тянется за новым поцелуем, который разливает по телу обоих сладкое наслаждение.       Вот, немецкая форма Блумхагена полетела на пол. Затем майка, носки и нижнее бельё. Теперь и Фридрих, и Теодора были полностью без этой сковывающей одежды, открываясь друг другу ещё больше. Дыхание сбилось от многочисленных поцелуев, а тела покрылись потом от тесных соприкосновений, которые только подогревали интерес пары. Но прелюдии не длятся вечно, поэтому обычные ласки перешли во что-то большее.       Фридрих, опустив руки на бедра Эйвери, стал двигаться выше, приближаясь к её промежности. Тело девушки охватывает лёгкая дрожь, а сердце стучит в груди настолько сильно, что готово выпрыгнуть. Полустон, который срывается с губ Теодоры, тут же был подхвачен юношей, который нежно целует её, дабы самому ухватить кусочек этого наслаждения. Руки немца скользят дальше, продвигаясь к своей цели. Фридрих ещё никогда не применял это на практике, но читал о таком в книжках, поэтому он хотел сначала доставить удовольствие своей возлюбленной именно таким образом. Теодора заметила, что солдат немного растерян, поэтому взяла его руку в свою и, не сказав ни слова, начала помогать ему. Пальцы юноши опустились на клитор журналистки и принялись его массировать. Плоть американки была довольно-таки влажной от ожидания, поэтому все действия давались Фридриху легко и без каких-либо неудобств для Эйвери.       «— Боже, его пальцы просто сводят меня с ума!.. Хоть это и я его направляю, но он и сам неплохо справляется. Если кто-нибудь помешает нам, то я буду молить всех богов, чтобы его наказали», — Теодора сама не верила, что думает о таком, но она просто не могла смириться с тем, что кто-то прервёт их в такой момент. Но следующее действие Фридриха просто выбило из Эйвери весь дух, отчего она больше не могла разумно мыслить.       Средний палец вошёл в мягкую плоть американки легко, без боли или неприятных ощущений. Сначала медленный темп, но потом он начал ускоряться, а стоны девушки становились громче. Далее добавился безымянный, принося новые волны удовольствия. Через какое-то время Теодора уже не могла терпеть, поэтому тихо прошептала:       — Фридрих, прошу.. Войдите в меня.. — Молящий голос любимой, её голос с отдышкой и руки, сжимающие простыню. Блумхаген и сам не мог терпеть больше, так эти факторы окончательно выбили его колеи.       — Я н-не уверен, что сделаю всё правильно, поэтому вы г-говорите, если я буду делать что-то неправильно.. Я не хочу, чтобы вам было больно из-за м-меня, — На выдохе сказал немец, приготавливаясь к самому важному моменту.       Фридрих аккуратно начал входить в Теодору, наблюдая за состоянием девушки. Медленно продвигаясь глубже, юноша услышал сдавленный стон Эйвери, что заставило его на время остановиться.       — В-Вам больно? Простите, я не хотел! — Сердце немца сжималось каждый раз, когда он думал, что может причинить боль той, кто подарила ему луч света в его жизни. Той, кто была его спасением. Той, кто была его сокровищем.       Теодора лишь обняла Фридриха за плечи и зарылась носом в его светлые волосы, выдавив тихое «продолжай». Блумхаген, подождав ещё пару секунд, продолжил входить. Когда журналистка наконец привыкла, он начал постепенно двигаться. Нежные толчки, которые сопровождались стонами с обеих сторон. Помимо того, поцелуи и толчки становились всё чаще, ибо и Теодора, и Фридрих были уже на пределе. Пару движений и юноша вышел из девушки, закончив начатое рукой, а Эйвери кончила одновременно с ним, сжав бёдра как можно сильнее.       Молодые люди рухнули рядом друг с другом, пытаясь отдышаться. Немец, недолго думая, вытер руку платком, который лежал на тумбочке у изголовья кровати. Возлюбленные понимали, что им нужно принять ванну, но пока они не хотели отрываться друг от друга. Крепко обнявшись, Теодора и Фридрих лежали, обсуждая дальнейшие события, которые произойдут в связи с приездом Нойманна из соседнего городка. Сейчас они были не американской журналисткой и немецким солдатом, а обычными юношей и девушкой, как тогда на берегу пруда.

      Любовь будет в их сердцах до тех пор, пока они не перестанут биться.