* * *
— Благодарим за прием, Джейк Салли, — прижав ладонь к жёлтому нагруднику произнёс Ни’ауту, — Бейда’амо обязательно узнает о твоём радушии. — Благодарю. Но не удерживайте нашу тсахик в своих землях надолго, — ответил тот, придерживая за руки Нетейама и Кири. — Ничего не можем обещать. — и Ни’ауту отвернулся к своему икрану, чтобы проверить седло. Марии сидела на спине Наюма и проклинала про себя всё, что только можно было проклясть в эту минуту. Та же троица, что встретила её у факела, сейчас стояла рядом с Джейком и периодически выкрикивала что-то, чтобы подбодрить её: — Хорошей дороги! — Не переживайте за мальчишек, одних не оставим! И только Мо’ту смотрел на неё молча и улыбался. Слабо конечно, потому что был напуган, но старательно держал уголки рта приподнятыми, чтобы не волновать свою маму ещё больше. А такой поступок согревал её и без того разволновавшееся сердце. Убедившись, что все собраны, Бактейо издал двойной голосовой сигнал и банши, один за другим, поднялись в воздух. Вскоре и Наюм стал всё выше и выше подниматься в ночное небо, пока его наездница смотрела на удаляющиеся фигуры Джейка, детей, а там уж и светящиеся палатки, и их дом… Совсем скоро все они превратились в крошечные точечки, которые затерялись среди ночного пейзажа. Началось новое путешествие. Стоит отметить, что оно было уже далеко не первое, в котором участвовала Марии. Пару раз они с Джейком или Кхамуном летали в другие дома или деревни кланов, чтобы проведать их и обменяться сведениями или слухами о других, об Эйве или лесе. Это был и помимо всего прочего очень хороший тактический ход: благодаря простой вежливости и любознательности у Оматикайя появилось много союзников, а раз в месяц — появлялись новые лица и гости, обмен опытом и некоторыми вкусностями, устраивались вечеринки. Но вот Типани для них оставались настоящей загадкой: после войны с людьми они исчезли со всех « радаров » и стали охотиться исключительно на своих территориях. Старейшины Дома говорили, что такое поведение могла спровоцировать только какая-то проблема в семье главы — ведь он является авторитетом деревни, и всё, что происходит в его семье, может вылиться в жизнь его народа. « У нас всё взаимосвязано, говорил он…»* * *
Путь оказался неблизкий: по прошествии трёх дней группа, по словам Атейо, преодолела только половину пути. Зато они постоянно находили хорошие места для привалов (которые, по всей видимости, были уже заранее подготовлены: на каждой стоянке была еда и питьё для икранов) и сами воины старательно следили за тем, чтобы все были сыты и не измотаны. После очередного привала, группа покинула лес и вылетела на одну из известных среди на’ви равнин Голиафа — необъятно широкая, она была погружена в лёгкую дымку и залита водой, так что вмещала в себя всё небо и дневной свет. Иногда там можно было разглядеть травоядных животных, которые осторожно опускали морду в воду и щипали сочную траву и водоросли. Эта равнина особенно заполнилась Марии, но не поразила её так, как Парящие горы Тантал. Они были окружены уже плотным туманом, а их верхушки — затянуты в густые облака, из которых было видно лишь крошечные участки загадочного каменного мира. Увидеть его было непросто, а лететь и вовсе невозможно: то и дело из серо-голубых облаков появлялись зазубрины скал, целые связи лиан или водопады, так что икранам постоянно угрожала опасность врезаться во что-нибудь из них. Но Ни’ауту ещё раз издал голосовой сигнал, банши его товарищей выровняли остальных, и они все уже летели не в разнобой, а друг за другом, что оказалось гораздо удобнее. Преодолеть этот красивый и, в то же время опасный горный массив им удалось только к ночи. И то, они лишь долетели до утёса, на котором были ворота, охраняемые несколькими воинами деревни Дин Да’ало, которые тут же вскочили со своих мест и ринулись навстречу прибывшим на’ви. — Я вижу тебя, брат Ралтау. — торжественно произнесли Бактейо и Ни’ауту, стащив со своих банши сёдла и вешая их на крючки под небольшим навесом. — Я тоже рад вас видеть, — произнёс молодой воин, открывая ворота и давая распоряжения своим приятелям, — Оправдались ли ожидания? Все целы? — Не бойся, брат, нам ничто не угрожало. Мы привезли её. — Вот так удача! — и Ралтау рассмеялся, — Тогда я распоряжусь, чтобы Бейда’амо сию минуту оповестили. Но Бактейо остановил его. — Не торопись с этим. Нам ещё нужно разобраться. — Да зачем же тянуть? Бактейо отступил в сторону и Ралтау увидел Марии, беседующую с Эк’эйем и беря из его рук сумку, чтобы тот смог в две руки разобраться седлом своего икрана. — Ничего себе… — Ралтау удивлённо заморгал, — Как она изменилась… А это её сын? Такой взрослый? Ну, времени не теряла… — Он приемный, скорее всего. — с надеждой сказал Атейо, — В деревне всё спокойно? Ралтау кивнул. — Тогда мы пойдем. А то скоро будет дождь. И они повели вновь прибывших по каменным ступеням вниз, в узкий проход, освещенный красными фонарями. — Эк’эй, не отходи от меня, хорошо? Что бы ни случилось. — шепнула Марии, недоверчиво глядя на Ралтау. — Как скажешь. — сонно ответил парень и стал спускаться вслед за ней. Деревня оказалась в глубине просторной пещеры, в основном состоящей из домов с натянутыми потолками, притаившимися в каждом из её углублений и своеобразных коридорах. Каждый « дом » был маленький и узкий, в котором помещалось около шести членов семьи. Стариков, как неожиданно для себя заметила Марии, практически не было. Когда трое воинов вошли на площадь, жители деревни тут же это заметили и принялись встречать их возгласами: — Вернулись! — Вернулись, да не одни! — Скажите Бейда’амо! Скажите Бейда’амо! — Бактейо вернулся! — Братья вернулись с Оматикайя! Марии старалась на них не обращать внимание. Взяв Тсаро и Эк’эйя за руки, словно боясь потерять их в море голосов, они пересекли площадь и остановились только у входа в большой особняк, на крыльце которого уже стояли на’ви и ждали, когда гости подойдут поближе. Среди них были гороподобный мужчина с квадратным лицом и женщина, чьё лицо было вытянутым и каким-то напуганным. — Я вижу тебя, Бейда’амо! — торжественно произнёс худощавый Бактейо, смотревшийся среди грузных и крепких тел соплеменников болезненно щуплым, — Слухи оказались правдивы: в деревне Турук Макто мы нашли её. Она стала тсахик клана Оматикайя и взяла себе новое имя, отчего поиски осложнились. Но это она. — Я хочу увидеть её. — произнёс глубокий утробный голос. Бактейо отступил в сторону и яркий свет из особняка ударил Марии в глаза. Она зажмурилась, подождала немного, пока голубоватые очертания двери не ослабнут, а потом снова открыла их и встретилась с глазами Бейда’амо — с тем самым главой Дин Да’ало. Один глаз его был таким же жёлтым, как и у всех остальных, другой — совершенно белый. Волосы были выстрижены и заплетены в тугую косу. Брони на нём не было, но тело его было всё испещрено глубокими шрамами и затянуто в плетёные одежды, похожие на сложенные крылья банши. Мужчина нахмурил брови и замер. Потом медленно сошел с крыльца и вплотную подошёл к Марии. От пристального взгляда его здорового глаза её голова была готова расколоться. Женщина, стоявшая позади, закрыла рот руками. — Ах, Эйва…– еле слышно произнесла она. — Я вижу тебя, дочь моя. — после паузы произнёс Бейда’амо грозно и недоверчиво, — Узнаешь ли ты отца своего? — Я узнаю отца той, кто погибла в войне. — сказала Марии, и её слова прозвучали, как показалось ей самой, очень жестоко. Мужчина ещё больше нахмурился. Чернота на его лице сгустилась вокруг жёлтого глаза. — Что ты такое говоришь, Хаймея? — Я Марии из клана Оматикайя, тсахик. Я не ваша дочь. — продолжала говорить Марии. — Что ты такое говоришь, Хаймея? — встрял Атейо, — Перестань! — Я не перестану до тех пор, пока вы мне не поверите. — не унималась Марии, — Меня забрали из родного дома, чтобы привести сюда навеки? Не получится. Я не та, за кого вы меня принимаете. Всё, что я могу сделать — это облегчить ваши страдания и провести обряд… — Если бы наша дочь умерла, то её душа была бы с Эйвой. — Нет, не была бы. Она со мной. Бейда’амо не моргая слушал её. — Я могу всё объяснить, но в другой обстановке. Я и моя семья устали от долгого пути сюда. — и Марии повернулась к Тсаро и Эк’эйю, которых уже рассматривали жители деревни. Женщина на крыльце особняка покачнулась. — Что же это… — Решено. Обговорим все это на рассвете. — с этими словами глава развернулся и пошел в особняк. — Следуйте за мной. — опечаленный попросил Ни’ауту. Он повёл путешественников в самый дальний и одинокий дом на краю каменной «спирали», подсвечивающийся свисающими с потолка сталактитами и геликтитами, напоминающими стебли цветов. Каждый их конец заканчивался крошечной капелькой сине-зелёного вещества, превращая невзрачные серые стены в ночное небо. Проведя небольшой инструктаж по поводу вещей в разобранном доме (и немного повозившись с крышей, натянув ткань поплотнее), Ни’ауту пожелал хороших снов и удалился вниз. — Очень щедро с их стороны выделять нам целый дом, да ещё и с таким прекрасным видом. — сказал Тсаро, вытягивая шею, чтобы получше рассмотреть причудливые каменные светильники, — Потрясающе… — Здесь есть немного жаренных овощей, — Эк’эй разворачивал один за другим свёртки, сложенные в дальнем углу их нового пристанища, — Аромат очень приятный. — Тогда устроим перекус и обсудим планы на утро, верно, Марии? — Тсаро обернулся на жену, которая тоже стояла у края дома и смотрела вниз. Всего на мгновение ему показалось, что глаза её были совершенно пустые. Потом она повернулась в его сторону и кивнула. — Да, хорошая идея. Разложим вещи и… — Всё в порядке, мам? — Эк’эй настороженно посмотрел на Марии. — Наверное. Они положили сумки на тумбы, сели друг напротив друга и принялись есть. Было вкусно, но Марии ела чисто из необходимости. После встречи с Бейда’амо у неё словно всё чувства отказали. « Его глаза… Как же тяжело было смотреть в его глаза, навеки затянутые дымом войны, непрекращающейся скорбью и недоверием. Он был так рад видеть свою дочь целой и невредимой, а мысль о том, что у неё есть старший сын всколыхнула в нём отцовское чувство… И мне придется, ради своей семьи, ради своих детей, пожертвовать ребёнком чужого родителя… Какой же жестокой может быть… » — Марии остановилась на этой мысли и прикусила язык. « Нет, не буду давать слабину. Всё под контролем. » Тсаро и Эк’эй переглянулись. –Марии, ты точно в порядке? — Мне просто нужен сон. — произнесла та, откладывая недоеденный свёрток, — Утомилась. — Тогда отложим совещание до утра. — твердо решил Эк’эй. — Давай я тебе сделаю постель. Ни’ауту показал мне, как нужно. — предложил Тсаро и, получив одобрительный кивок (у Марии сил только на них и хватало), поднялся на ноги. Как оказалось, кровать Типани — это тот же гамак, в котором обычно спят на’ви в Доме, но сделан он был из ткани и повешен на небольшом расстоянии от пола дома. Причём, ткань натягивалась так, что образовывала кокон с небольшим отверстием, через которое можно было залезть внутрь. А там — мягко и очень тепло. Соорудив этот кокон, Тсаро помог Марии лечь. — Набирайся сил. — погладив её по голове пожелал он, — И ни о чём не думай, ладно? — И вы не засиживайтесь надолго. — Марии зевнула и отвернулась. Она услышала, как Тсаро ещё стоял рядом, тяжело дыша, как потом отошёл к Эк’эйю, но беседу с ним не завёл, и как, немного погодя, они оба зашевелились, убрали мусор, оставшийся от свёртков с едой, повесили свои коконы и легли спать.* * *
— Мой Бейда’амо, ты уверен, что это действительно она? — Марали, я ни в чём не уверен. Сколько Ни’ауту, Бактейо и Атейо не уверяли меня, что отыскали именно её, моё сердце либо придаёт меня, либо не чувствует родство с ней. — мужчина прислонился спиной к стене дома и задумчиво погладил подбородок, — Тем более, что глаза её теперь серые, и лицо совсем не то… — Может время оставило на ней свой след? Ты и сам за эти годы сильно изменился. И я тоже… — Марали бросила на пол несколько камней, которые тут же загорелись розовым и красным светом, — Мне не терпится узнать о ней побольше. — Сегодня и узнаем.