Птичка в клетке

Тишина продлилась считанные минуты и оборвалась глухим закреплением маленького карабина с акриловой снежинкой на кольце ошейника, звоном отстёгиваемой цепи и её негромким возмущением от удара о мягкую кушетку и стену. — Предлагаю тебе принять душ и одеться на свой обещанный ужин чуть более празднично, — словно и не желая рушить недавно звенящую тишину, почти прошептал охотник не без своей насмешки. — Ты успел придумать, чего хочешь? Феникс поднял ладони, чтобы ощупать ошейник на предмет поводка, но не наблюдая на нём ничего, кроме кулона, перевёл полный искрящегося подозрения взгляд на Кейю. — Связывать меня снова не собираешься? — Здесь полностью изолированное пространство, которое не смогло пробить ещё ни одно живое существо. У тебя нет твоих сил, — вот оно что. С его стороны опрометчиво считать, что феникс настолько зависим от своей магии. — Я всё ещё нахожусь здесь и знаю каждый угол. Ты никуда от меня не денешься, так зачем же? — Единственный видящий глаз оставался равнодушно прикрытым, когда слишком доверительно охотник упал на кушетку, сгоняя с неё феникса и подталкивая его в сторону ближайшей двери. — Душ в той стороне. Не обижайся, Птенчик, но я с тобой не пойду. Под вырвавшееся недовольное фырканье Кейа с глухой усмешкой спиной облокотился о стену и не открывая глаз кивнул налево, подгоняя. — У меня есть имя. В ответ на раздражённое напряжение последовало только расслабленное «угу», что ещё одной крупной каплей упало в чашу терпения пленника, заставляя того сжимать и разжимать кулаки, в попытке сохранить звенящую чашу в целом состоянии и не позволить гневу управлять телом. Стоило прикрыться двери, едва касаясь оперения крыльев и глубже заставляя шагнуть в ванную комнату, феникс передёрнул плечами, сбрасывая с кожи и из памяти чужие и навязчивые пальцы, а вслед за ними и внутреннее раздражение. Он снова остался один в небольшом замкнутом пространстве, отличающемся от клетки только чистотой и заполненностью. Здесь и неглубокая ванная, душ, раковина и шкаф с бессчетным количеством полотенец, но ни одного предмета, что мог бы послужить орудием самозащиты. Несмотря на стерильную чистоту помещения в воздухе висел тяжёлый металлический запах, от которого крутило желудок. Прикрыв ладонью рот, феникс ухватился свободной рукой за край раковины и согнулся над ней. Его скручивали рвотные позывы, но желудок пуст и все они безрезультатно сотрясали тело, словно таким образом желая очиститься от накопившегося. Встретившись с собственным взглядом в отражении на хромированном умывальнике, феникс не признал своих глаз, в которых тлели угли, но не сверкал огонь. Кажется, он сам себя переоценил, без его сил ему действительно приходится слишком тяжело. Кулак с силой врезался в отражение, наполняя комнату свежим запахом крови. С костяшек по пальцам стекала тонкая струйка. Тело ещё больше залихорадило. Не позволяя себе больше и секунды лишних мыслей, феникс включил душ на самый мощный напор и подставил под него опущенную голову, а после и встал полностью. Мысли выбивались из сознания упругими холодными струями и только после наступления ледяной, режущей внутренности тишины в голове, перебиваемой разве что белым шумом падающей воды и треском яичной скорлупы рождения плана освобождения, феникс переключил на тёплую воду. За шумом воды оказалось сложнее отследить ход времени, зато ощущение присутствия чужих пальцев на коже сняло точно скальпелем вместе с самой кожей, которая уже не горела от ледяных струй. Не считая достаточно важным высушиться, феникс перешагнул низкий борт ванны, смахивая капли как привык на свободе — немного отжав волосы и встряхнув крыльями, это мало чем помогло и от каждого шага босых ног оставались лужи. С волос вода стекала каплями на пол и, как казалось фениксу, слишком громко разбивалась о плитку. Охотник все так же сидел, привалившись спиной к стене, с закрытыми глазами, словно не прошло и минуты с момента ухода феникса. Тихое, равномерное сопение не нарушилось даже, когда он подошёл вплотную к кушетке, звеня лужицами и шурша мокрыми перьями, и беззвучно поднял цепь. Только когда холод металла соприкоснулся с кожей шеи, Кейа взглянул на феникса. Взглянул так, как будто и не спал вовсе: не было в его взгляде ни сонливости, ни даже удивления, что и пугало феникса. Охотник смотрел долго и столько же находился без воздуха, почти беззвучно хрипя. Его взгляд холодными иглами пробирался под кожу, заставляя пальцы цепенеть и, обжигаясь промерзающей цепью, отбросить её, прерывая попытку избавиться от надзирателя. Феникс хотел отшатнуться, но только крепче сжал пальцы на цепи, сильнее затягивая её вокруг смуглой шеи. Ему не выбраться, пока Кейа пристально за ним следит, прямо как сейчас. Кисти уже гудели от напряжения, ссадина на костяшках выпустила несколько тонких струек крови, что, стекая по цепи, соединялись на ключице охотника и собирались в небольшую кляксу. Чем сильнее стягивались цепь вокруг шеи, тем острее пронизывал ладони неизвестно откуда возникший кусачий лёд. Казалось, что он схватился за промороженную зимней стужей цепь. Сперва удавалось игнорировать это, но быстро это стало тяжелее, а когда по запястьям пополз угрожающий иней, феникс откинул цепь, стряхивая замёрзшие капли с кистей. Впервые он чувствовал такой мороз, распространяющийся изнутри и так разительно отличавшийся от его сути, что никак не удавалось его прогнать, не подпуская к сердцу, или хотя бы унять страх. Опомнился феникс, что все постепенно проходит, иней сползает так же стремительно, как и забирался по запястьям, а руки согреваются, только когда его ладонь перехватили контрастно холодные пальцы, напоминая, что может быть и холоднее. И опаснее. — Где успел пораниться? — голос немного хрипел, но угрозы в нём не слышалось. Испуганный взгляд сам собой взметнулся к заметному следу от цепи на шее и небольшому кровавому разводу ниже. Феникс попытался отступить, и это подозрительно легко удалось, хотя охотник и не выпустил его ладонь из своей, а всего лишь шагнул следом. «Паук, — пронеслось в сознании. — Не только взгляд у него цепкий, но и держит он безжалостно в своих сетях!» Неприязнь волной холодных мурашек забралась по лопаткам, а через мгновение иглами устремилось в разбитые костяшки, когда на них опустилась влажная ткань, пропитанная резко пахнущим раствором. — Не дёргайся. Нужно обработать. — Кейа сильнее стиснул пальцами ладонь, не позволяя её вырвать и сбросить примочку. Решив не пытать долго феникса своими прикосновениями, охотник прихватил ткань первым оборотом бинта и сильнее, чем надо было бы, затянул на кисти несколько оборотов марли, закрепляя тугим узлом, чтобы повязка оставалась на месте. Своеобразная месть за неудавшееся покушение — посчитал феникс и стоически вытерпел каждый оборот вокруг его руки и неимоверно жгущейся ткани. Если это всё наказание за попытку освободиться, то он совсем легко отделался. Стоило этой мысли пронестись в голове, как кожи снова коснулся морозный зной, но теперь не колющий, а успокаивающий, снимающий боль под повязкой, словно на ссадину подули. — Это твой холод? — решил всё же уточнить феникс, хотя уже догадывался, а тихое «ага» с насмешливой усмешкой стало последней точкой в этом вопросе. — Как же ты наследил… — словно ничего и не случилось причитает охотник, осматривая водные разводы на полу и проследив от самого выхода из ванной до босых ног феникса, — не говори мне, что ты принимал душ в штанах. Феникс опустил глаза, оглядывая себя. Он действительно не стал раздеваться, предпочитая даже на свободе оставаться в одежде. Пусть она после и липла к коже, но обычно это не надолго: в полете и от жара всё быстро высыхало, но сейчас нет ни того ни другого. — Птичьи твои мозги, — выругался Кейа, роняя голову в раскрытую ладонь. — Снимай. Я принесу полотенец. Пусть он и приказал, но феникс так и не шелохнулся, поэтому, когда охотник вернулся не застав никаких изменений, сам принялся вытирать подопечного, сначала накинув полотенце на волосы и хорошенько их отжимая, а после на крылья, но уже просто промакивая и меняя полотенца достаточно часто, чтобы высушить даже самые длинные перья. Под стопкой полотенец оказались брюки и светлая рубашка. — Давай, Птенчик, я не выпущу тебя в таком виде на ужин. Не охота ещё потом с твоими соплями возиться, — Кейа, не выходя из-за плеча феникса, подтолкнул его к кушетке, где лежала одежда. Феникс, фыркнув, расправил почти сухие крылья насколько позволяло пространство в попытке прикрыться от пристального внимания, но как ему самому казалось, это было бесполезно. Ничто не могло скрыться от внимательности охотника, пусть тот и делал вид, что его совсем не интересует происходящее. — Спасибо, что не доставлял хлопот при посторонних, — разбавляя неловкость и отвлекая от смущения Кейа без особого интереса принялся наводить порядок на столе, скорее чтобы просто себя занять, пока феникс не будет готов покинуть помещение. И, кажется, лучший способ для него — поговорить. От слов на миг пробило внутренней дрожью. Феникс пытался его удушить, а Кейа так спокойно благодарит и не думает останавливаться в своих откровениях. — Мне нужно было проследить за этими прайдохами, чтобы они не прихватили с собой по сувениру. Если бы пришлось ещё с тобой воевать в это время, мне было бы сложнее, поэтому спасибо. — Мне кажется, Альбедо позволял себе лишнего, — сглотнув горький и царапающий горло ком, поделился феникс. Ощущение, что это его минутой назад душили, и теперь горло передавливало, мешая дышать и говорить. Даже голос у него осип. — Ты про возможность иметь потомство? — Дождавшись слабого и смущённого кивка, охотник продолжил. — Нет, стандартная часть осмотра. Кто-то приобретает зверюшек для разведения и тогда эта запись стоит дорого. Кейа медленно возвращается к кушетке, когда феникс уже затянул тканевый пояс на штанах, но ещё не приступил к рубашке. Он, опасаясь последствий своего незавершенного дела, жмётся к стене прижимая крылья плотно к лопаткам в попытке их защитить, в нём ещё клокочет страх повторить пережитую когда-то боль. Кейа мог отомстить, и феникс не был уверен, что это не настанет в следующую секунду. — Успокойся, — руки подняты в примирительном жесте, но след на шее привлекает больше внимания, — я не стану тебя наказывать за то, что ты сделал, но должен предупредить: навредить мне ты не сможешь, как и далеко от меня уйти, поэтому прекращай глупости. Встретившись с недоверием в огненных глазах, Кейа слишком быстро перехватывает опущенную руку и вкладывает в неё рукоять кинжала, ловко выхваченного из-за пояса. Глаза феникса расширяются, когда ладонь поверх его сжимается, заставляя и его крепче перехватить оплетённую кожей рукоять, а после приставить острый кончик в самом низу слишком глубокого выреза напротив сердца и слегка надавить. Да, он искал оружие, но он хотел освободиться, а не убивать. Если бы Кейа тогда просто потерял сознание, он бы отпустил цепь и принялся бы искать выход. По ладони так же, как и минутами ранее заструился холод, проникая к запястьям. Феникс первым дёренулся, силясь бросить кинжал и отступить, но охотник держал крепко и на резкую попытку выбраться лишь сильнее сжал промерзающую кисть поверх оружия и не то не рассчитал силы, не то намеренно оставил неглубокую царапину на груди. Озноб прошил тело феникса и того крупно затрясло, а перья поднялись и распушились, от чего феникс мог казаться ещё крупнее, но он сжимал сильнее челюсти, силясь унять клацанье зубов, сгорбился и плотнее обнял себя крыльями, стараясь согреться, однако мороз отступил только, когда охотник отпустил его ладонь и сделал несколько шагов назад, выхватывая кинжал за лезвие из промёрзших рук и пряча его обратно за пояс. — Надеюсь, замороженные крылышки тебе не по нраву. Феникс громко вздохнул оглядев свою ладонь, на которой ещё проступал ползучий, точно живой иней, что поспешно таял на ладони. Казалось, что он сворачивается и уходит под кожу, выжидая следующего мгновения для нападения. — Одевайся, Птенчик. — резко выводит из оцепенения нетерпеливый приказ. — Я ужин обещал, а не завтрак. Кейя держит слово, даже несмотря на попытку феникса избавиться от своего надзирателя. Справившись с завязками рубашки на спине, феникс выходит из кабинета вслед за охотником и долго, тихо, без постоянных разговоров, что, казалось, совсем не свойственно для их общения, шагает на дальние от городка поля, усеянные мелкими цветами и, если тщательно поискать, лесными ягодами. Заметив одну такую охотник опустился и закинул её в рот. То, как он одним открытым глазом мог бдительно следить за фениксом и отмечать мелочи вокруг поражало и даже немного пугало. Цепи или веревок на нем больше не было. С учётом предупреждения, они и не нужны были. Несмотря на отсутствие ограничений движений, свободным феникс себя не чувствовал, да и не собирался себя обманывать и прекрасным напоминанием его истинного положения остался нетугой ошейник, что словно забыли снять после осмотра. Когда солнце приблизилось закатом к горизонту, Кейа опустился в траву и глянул на феникса снизу вверх. По ощущениям всё было наоборот. Таким взглядом обычно родители смотрят на своих детей, когда приводят их на детскую площадку. — Развлекайся, Птенчик. Я же обещал тебе ужин, жаль, что солнце уже садится. Немного не успели. Он сорвал веточку с несколькими ягодами земляники и поочередно закидывал их в рот. Феникс рухнул совсем без сил на спину, раскидывая руки в стороны. Это жестоко, дать попробовать прежней жизни и потом отнять её за ржавыми решетками. Он хотел и вслух сказать об этом, но губ коснулись холодные пальцы. — Роса с земляники. Ягоду ты всё равно не будешь. Феникс чуть приоткрыл рот, он вспомнил, сколько не пил и от осознания жажда накрыла с невероятной силой, перехватывая не только контроль над иссохшим горлом, но и всем телом. По губам на язык скользнула капелька, осколочек льда, с заключённым в него вкусом и запахом полевой земляники. Слишком долго феникс не мог позволить себе раскрыть глаза и прервать наслаждение от первого маленького глотка. Даже вторая капля, коснувшаяся языка, не принесла столько сладости, сколько первая. Второй осколочек льда скорее отрезвил мысли и заставил посмотреть в равнодушный холод единственного глаза. — Ты ведь знал, что я попрошу на ужин? — с немалым удивлением поднимает брови феникс и после хмурит их. — Я не первый год работаю, — с лёгкостью объясняется Кейа и протягивает ещё один кристалл льда, от которого феникс поначалу кривится, но после принимает, — да и ты так и не высказал своих пожеланий. Заставляешь меня ждать, Птенчик. Будут предпочтения или и дальше доверишь выбор мне? — Дилюк, — поправляет феникс, но встречаясь с непониманием в собеседнике, поясняет терпеливо. — Моё имя — Дилюк. Мне не нравится, как ты меня называешь. Поэтому зови лучше по имени. Губы снова сложились в удивлённое «о», а в глазах сверкнула искра свежего интереса. — Не обещаю, мне нравится называть тебя Птенчиком и как ты этого смущаешься, Дилюк, — удивление перерасло в привычную насмешку.