In my heart, in my heart, in my head

...тепло. Такое знакомое доброе тепло легло на спину, пробралось под кожу, в мышцы, в кости и растопило проросший кристаллами лед; солнце обняло за плечи, укрыло их невесомой золотой вуалью, и сухой ветер погладил по волосам, принеся с собой отчего-то знакомый сладкий аромат. Он остался на языке, пощекотал рецепторы; им хотелось дышать-дышать-дышать, от него сжимало сердце непонятным чувством тоски по месту, в котором никогда не был и уже никогда не будешь. Люмин открыла глаза. Ей сначала показалось, что она стояла по колено в море, качавшем на волнах звезды, но небо вокруг и над головой теплело закатом, и солнце еще висело на горизонте, заливая его жидким золотом; ночная темнота еще только-только начинала наползать, растворяя в ярко-голубом небосводе насыщенно-синие тона. Звезды еще не вышли — их мерцание загораживало дневное светило. И Путешественница, посмотрев во второй раз, различила цветы. - Значит, теперь ты хочешь показать мне что-то в Ли Юэ?.. - шепнула она в пустоту, - или даже Ассамблее Гуйли? Или мне нужно брать еще древнее? Но в ответ не услышала ни одного голоса. Только глазурные лилии, бескрайним бело-голубым морем тянувшиеся во все стороны, шептались под тихим ветром. Если с ней сейчас никто не говорил… значит, это были голоса не Разлома, а Сал Виндагнир? Но откуда голосам Сал Виндагнир было знать о Сяо — а они точно знали о нем — и о его связи с Люмин? Девушка еще могла предположить, что духи горы могли хотя бы слышать о Мораксе и Яксах в те времена, но Люмин тогда в Тейвате и в помине не было. Прочитали ее память? Или это все-таки были мертвецы Разлома, которые сейчас почему-то не принялись болтать сразу же после ее пробуждения? Они чего-то ждали? Они просто решили, что на этот раз их полномочия рассказчиков все? Люмин рефлекторно потерла плечи. Фантомный холод до сих пор отзывался мурашками по коже, даже когда закатное южное солнце грело плечи. Ладно, решила девушка. Раз голоса решили молчать и не говорить, куда идти, она пойдет вперед. Как раз перед ней тянулась узкая тропинка, на которой не росли цветы, и более явного знака «иди туда» Люмин представить себе не могла. Шаг. Шаг. Лилии шептались вокруг, кончиками голубых лепестков легонько касаясь сапог. Из головы не выходил Сал Виндагнир и рисунок сесилии. Люмин помнила — в первую встречу она подумала, что ее новый временный попутчик был довольно странным человеком. Во вторую встречу она поняла, как он моментально узнал ее тогда, в таверне, и почему попросил именно пятьсот моры — вот ведь любитель символизма. В третью… в третью встречу Люмин чуть было не полезла драться, потому что обвинять ее брата может только она сама. Она знала, что Итер превратился в чудовище, знала, потому что только чудовище могло отдавать хиличурлов на пытки магам Бездны и так безразлично относиться к жизням тех, чьи, собственно, жизни, казалось бы, пыталось спасти; она знала, что Итер рехнулся, что он делал за целую нацию выбор, делать который у него не было права, что в своей мести небесам он был готов идти по трупам целого невиновного мира, но… Но только она могла так говорить об Итере. Другие не имели права. Даже его бывший друг. Там, в Разломе, она думала, что бывший капитан был бессердечным, раз окончательно потерял надежду спасти своих же людей от мучившего их проклятия. Там, в Разломе, она думала, что он был трусом и слабаком, раз сдался на волю небес, но потом все-таки смягчилась — по крайней мере, он хотел защитить хиличурлов от Чтеца, не дать их последней воле, какой бы печальной она ни была, быть так жестоко растоптанной безумными амбициями принца. «Ко следующей встрече реши, на чьей ты стороне» - а Люмин тогда только хотела горько рассмеяться: и это говорит тот, чью сторону девушка сама никак понять не могла! Если ты за Тейват, то почему ты так сторонишься людей и ненавидишь богов? Если ты за Каэнри’ю, то почему ты не хочешь спасти хиличурлов? Если ты сам за себя, то зачем ты пошел против Ордена Бездны — не настолько же ты дурак, чтобы думать, что одолеешь его один — да и как можно быть настолько жестоким, чтобы перед лицом Катаклизма и Селестии оставаться только за себя одного? Теперь же… теперь она поняла. Он все-таки был за Каэнри’ю. За то, что осталось. Он в самом деле защищал хиличурлов — так, как мог. Избавлялся от магов Бездны, мучивших их заклинаниями и подталкивавших сражаться с людьми. Охотился на Вестников и Чтецов. Делал, что мог, чтобы дать хиличурлам… покой. «Напоминай себе, что они не люди». Да. Не люди. И никогда, по его мнению, уже не будут людьми. Они не были людьми по расе, но они оставались его людьми — бывшими жителями его королевства. И он правда их защищал. Как умел. Как верил. Защищал то, что осталось, чтобы хотя бы в этот раз его соотечественники не исчезли с лица Вселенной и не были стерты из истории; да, не в людском облике и не на родной земле, но они продолжали жить — и он, как мог, охранял это право на жизнь. Он ведь все еще оставался их принцем. А прямая обязанность принца — помогать своему народу. Даже если от него остались только хиличурлы. «И не надо ничего воскрешать». Но вот Орден Бездны он своим королевством уже не считал. Орден угрожал тому, что от Каэнри’и осталось, Орден расшатывал тот хрупкий покой, что был у племен хиличурлов, Орден хотел новой войны — но Люмин, к собственному глухому ужасу, понимала Итера. Они однажды уже потеряли родной мир, у них не было тогда никаких шансов отбиться; они потеряли свой мир так же, как Имунлаукр потерял Сал Виндагнир, всех его жителей до последнего, и только маминой жертвой не погибли сами. Может быть, Итер в Каэнри’и видел их родину. Он проснулся раньше сестры, он застал королевство еще живым, и, наверно, его смерть заставила в его сердце что-то щелкнуть, выплеснув затолканное на самое дно памяти невыстраданное горе. Вот и еще одно подтверждение слов мадам Пин, подумала невесело Люмин — кто не выплакал, не высказал, не прожил свою боль до конца, тот рано или поздно трескался и ломался: Чжун Ли, выгорев, пусть это и не было единственной причиной, дошел до божественного самоубийства, Итер возглавил Орден Бездны, Имунлаукр потерял последнюю надежду противостоять Селестии (и девушка мимолетом подумала — осталась ли в нем до сих пор хоть крохотная капля надежды снова встретиться с сестрой не в бою?..), а Люмин бросилась в Разлом, никому ничего не сказав. Будь Люмин на месте Итера, в какое чудовище гибель Каэнри’и превратила бы ее?.. (- Я бы хотела встретиться с Царицей, - подумала вслух Люмин, бездумно перекидывая из ладони в ладонь кусок льдисто-голубого нефрита. Тот холодил кожу, в упор не желая отогреваться от чужого телесного тепла. - В бою? - уточнила Паймон и, не дав девушке и слова вставить, с готовностью сжала кулачки и закивала, - Паймон тоже хочет! То есть, Паймон, если честно, очень страшно, потому что Царица явно очень сильная, но она должна ответить за все, что сделала! Паймон уверена, что однажды у нас будет шанс победить ее! - ...нет, не в бою, - Шивада, словно услышав это, вопросительно кольнул кончики пальцев, - мне было бы интересно с ней поговорить. - Поговорить?! - в ужасе взвизгнула феечка, отчего молча сидевший рядом Сяо вздрогнул, - она же чудовище! Ты сама видела, какие Фатуи злые! Вспомни Синьору! Вспомни Чайльда! Вспомни- вспомни Скарамуша! Он нас чуть не убил! Если Предвестники такие, то какой должна быть Царица?! - Не самой доброй личностью, - кивнула Люмин, - поэтому и хочу поговорить. Она же была богиней любви, если верить Венти. Я просто… я все думаю об Итере. Он ведь был совсем другим. Он из нас двоих был солнцем, он был добрым, открытым, он любил все живое — гораздо больше, чем я. Ты сама видела, чем он стал. - Ну… - замялась Паймон, отчаянно пытаясь подобрать контраргументы, и все-таки выпалила, - Паймон помнит, как он на тебя смотрел там, рядом со статуей! Ты все еще дорога ему! В нем все еще осталась человечность! Люмин хмыкнула. - Любовь к кому-то одному — не показатель человечности. Я его сестра. Последняя из сородичей. Может, сейчас он любит даже не меня, а… идею меня? Какую-то абстрактную сестру, которую забрала Блюстительница Небесного Порядка и за которую он должен отомстить? Да и из-за любви он тогда злился? Может, его просто покоробило, что что-то, что он считал принадлежавшим ему одному, оказалось в руках ненавистного ему Дайна? - она повертела кусок камня, разглядывая, как свет причудливо играл на изломах и как снежинка, знак крио, то темнела, то белела внутри, - я все пытаюсь понять — он правда любит хиличурлов? Магов Бездны? Хотя бы своих Вестников и Чтецов? Он хотя бы любит то, что пытается спасти? Она заметила, как взгляд Сяо стал то ли заинтересованно-вопросительным, то ли настороженным. Якса слегка прищурился. - Я защищаю хиличурлов от их собственного якобы спасителя, - хмыкнула девушка, чувствуя, как горькая улыбка невольно появилась на лице, - я его не понимаю. Как он может так рьяно желать мести за то, что он на самом деле не любит? Или он сам не понимает, что то, что он делает с ними, вообще никак с образом любящего свой народ принца не соотносится? Он вообще видит в хиличурлах настоящий народ? Он хоть знает, чем они живут, какие поют песни, во что играют их дети? Что он спасает? За что он мстит? За Каэнри’ю, чьи остатки он кошмарит пятьсот лет подряд? За меня, которую он даже выслушать отказался, только отмахнулся, мол, иди, сестричка, времени у нас всегда было предостаточно, сначала пройди мой путь — и еще прими мою точку зрения — а потом поговорим? Я- я просто не понимаю. Он говорит одно и делает противоположное. Он говорит о мести за страну, а потом ее же добивает. Я не понимаю! Она шумно выдохнула. С ее пальцами осторожно переплелись чужие, облаченные в плотную перчатку, и слегка сжали. Шивада в другой ладони успокаивающе обдал прохладой кожу. - Я даже себя не понимаю! - рассмеялась вдруг Люмин, и только-только подлетевшая, чтобы обнять, Паймон вздрогнула и отшатнулась, - мне было так больно тогда, но почему мне было больно? Потому что мой брат оказался чудовищем? Потому что это уже не спасти, потому что оно само не хочет быть спасенным? Потому что он на самом деле умер пятьсот лет назад, переродившись в непонятно что, и я все это время гонялась за человеком, которого больше нет? Потому что я все еще хочу гнаться за ним, застряв на стадии отрицания? Я думала, что мне было больно, потому что я люблю его, но — но я не люблю его! Я ненавижу принца Бездны! Я люблю своего брата, но его нет, он мертв пятьсот лет как, а то, что ходит в его теле и говорит его голосом — это уже не он! Все, господа, расходимся, путешествие окончено, я нашла, что искала, осталось только похоронить, а то от трупа гнилью на всю округу смердит! - Люми… - В этом мире без меня все было так сказочно и правильно, - а голос, предатель, осип и сел, - были злодеи, Бездна и Фатуи, были герои-тейватцы, а потом пришла я и сказала — а ну стоять, злодеи тут Селестия, не мешайте мне, я сейчас все разрулю… и только все так запутала, что не расплести. Только зря все усложнила. Не было бы меня — злодеев бы победили, добро бы восторжествовало, и все было бы хорошо. Правильно. Ну и кому моя сердобольность помогла… кому помогло то, что я заставила всех, кого могла, не трогать хиличурлов? Кому помогли мои попытки договариваться с Фатуи? Кому хоть что-то, сделанное мной, помогло? Она оскалилась, прикрыв глаза. Ее молча привлекли к себе, мягко, но так, что было ясно — возражений не примут, обняв и положив ее голову на чужое плечо. Рецепторы защекотал, обволакивая, свежий холодный запах цинсинь. Ее ладонь осторожно разжали, забирая осколок Шивады; Люмин только усмехнулась, услышав тихое «нет, не зачарован» - что, подумали, что ее одурманить попытались? - Я просто… - просипела она, улыбаясь от горчившего на языке абсурда, - я, кажется, даже Царицу понимаю больше, чем себя или Итера. Тем более Итера. Они с Царицей вот вроде бы одинаковые — оба Селестию терпеть не могут, оба действуют так, что у всех волосы дыбом, оба для всех вокруг злодеи — но то, что от Итера осталось, я ненавижу, а Царицу почти что понимаю, причем не на уровне «я знаю, почему ты это делаешь», а как «будь я на твоем месте, я стала бы тобой». Слушайте, а, может, это Царица на самом деле — спасительница Тейвата, а вовсе не я?.. ...той ночью, когда она ложилась спать, Сяо лег вместе с ней. Он пристроился у внешнего края кровати, так, что подвинувшаяся Люмин оказалась зажата между стеной и ним — так, как ей было спокойнее всего. Она лишь раз однажды обмолвилась, что она так чувствует себя защищенной — а Сяо запомнил…. Он обнял ее, положив руку ей на талию. Люмин чувствовала, как опускалась и поднималась его грудная клетка в такт тихому дыханию. - Не уходи, - вдруг негромко попросил он, и девушка не сразу сообразила, к чему это было, - ты нужна Тейвату. Ничего не было бы правильно, не будь тут тебя. Ты нужна… ты нужна мне. Люмин только и смогла, что сжать его ладонь и насильно медленно выдохнуть, сглотнув пережавший горло комок.) - ...Путешественница? Девушка, вздрогнув, подняла глаза. Там, на перекрестке, где две узкие тропки сливались в одну дорогу, стоял, развернувшись к ней, Моракс. Не Чжун Ли. Моракс. Одетый в белую робу и черные с тонким золотым рисунком шаровары, с руками из базальта и янтаря, и кончики волос светились охрой; он медленно опустил капюшон, и ласковый теплый ветер вплелся в двухцветные пряди, ероша волосы. Это был Моракс, это не мог быть никто другой, но- но почему он назвал ее Путешественницей? Почему он смотрел на нее с узнаванием, как будто встречал раньше, и с горчившей на корне языка смесью из боли, как будто она его ранила, и вины, как будто он ранил ее? Разве Моракс знал ее? Разве они виделись до того, как Люмин отправилась искать брата? Или это духи Разлома решили поиздеваться над ней, слепив образ Гео Архонта и консультанта похоронного бюро воедино? Или это был… - Путешественница?.. - вновь негромко позвал ее бог, и девушке почудился вспыхнувший на долю секунды страх в его глазах, - ты не узнаешь меня? - …господин Чжун Ли? - девушка неуверенно шагнула к нему — и от нее не укрылось, как мужчина бесшумно выдохнул, облегченно опустив плечи, - я просто… я просто подумала, что сейчас вы — это Моракс, а не, собственно говоря, вы, и Моракс, как бы, не должен меня помнить, поэтому я сначала не поняла, что происходит, подумала, что это Разлом со мной играется, но я даже не уверена, что это Разлом, потому что в прошлый раз это — я на девяносто девять процентов уверена — был не Разлом, и… да. Вот. Собственно. Она выдохнула, зябко обняла себя за локти и опустила глаза. Глазурные лилии качали головками, дотрагиваясь лепестками до ее ног. Спину и шею обожгло стыдом. Если это был Чжун Ли, то… то что он, должно быть, думал о ней? Что он чувствовал, глядя на ту, из-за кого его воин, последний из Якс, не вернулся назад, оставшись на дне Разлома? Что он думал о Люмин, все равно что выбросившей все попытки Янь Фэй и мадам Пин ухаживать за ней из окна? Что он думал о ней после того, как она перечеркнула весь смысл жертвы Сяо, вернувшись за ним в Разлом, когда он буквально погиб ради того, чтобы им шестерым не пришлось остаться здесь навеки? Должно быть, он ненавидел ее. Должно быть, он презирал ее. Должно быть, ему было неприятно, что судьба зачем-то вновь пересекла их здесь, в неизвестном моменте древности, когда еще цвели дикие глазурные лилии. Если это вовсе был настоящий Чжун Ли… - Путешественница, - девушка вопросительно подняла глаза, поджав губы — но во взгляде Первого Адепта она не увидела ни капли осуждения. Только печаль, - я прошу тебя простить нас. Мы… нет. Не мы. Я тебя не уберег. ...не уберег? - От чего?.. - непонимающе нахмурилась Люмин. - От одиночества, - Чжун Ли отвел глаза, но тут же вновь взглянул на Путешественницу, - я оказался совершенно не приспособлен к чужой потере. На моих руках умерли многие Адепты, но все они гибли в боях за Ли Юэ в неспокойные времена, когда все, что мы могли себе позволить — это провести Церемонию Вознесения, после чего мы вновь хватались за оружие и шли в бой. И потому даже после стольких похорон я оказался бессилен перед тем, как переживают горе дети мирных времен. Я виноват перед тобой — и перед малышкой Паймон, и перед всеми, кто дорожит тобой. Если бы я был внимательнее, ты бы не вернулась сюда. Прости меня, Путешественница. Он… Он просил прощения… у нее? Но почему? Он ведь не виноват. Ни в чем не виноват. Он сделал все, что смог, чтобы спасти Сяо, он несколько раз навещал ее потом, даже несмотря на то, что вряд ли мог взглянуть на нее без раздражения, зная, что именно из-за нее Сяо и остался в ловушке. Почему извинялся он, если виновата была она? - Вам не за что просить прощения, - невесело хмыкнула Люмин, и Чжун Ли вскинул брови в непонимании, - это же я Сяо не уберегла. Я знаю, что мадам Пин и Янь Фэй ухаживали за мной просто из вежливости, я правда знаю, потому что, ну… это из-за меня он пожертвовал собой. Он посмотрел на меня перед тем, как выбросить нас оттуда, и Янь Фэй и Е Лань точно это видели, так что они наверняка знают, кто тут во всем виноват, и если бы я не была такой бесполезной, если бы я лучше отбивалась от призраков, то Сяо бы не пришлось помогать нам, и он бы не потратил силы на щит, и он бы тогда выбрался с нами… я знаю, что все об этом в курсе. И Янь Фэй, и мадам Пин, и Ху Тао, и вы. Я знаю, что вы не хотите меня после этого видеть, потому что я сама себя видеть не хотела бы. Я знаю. Если вы врали потому, что боялись меня обидеть, то не надо, я правда все знаю. Я… я обещаю, я верну Сяо. Мы либо вернемся вдвоем, либо оба останемся здесь. И то, и другое хорошо — в первом случае Сяо снова будет с вами, а во втором… ну, вам не придется смотреть на его убийцу. С обеих же сторон выигрышная ситуация, разве нет? Она сглотнула, поджав губы, и посмотрела на мужчину. Но вместо ненависти к ней она увидела лишь глухой ужас. - Путешественница, - шепнул он, и у девушки сжалось сердце, - почему ты так уверена, что кто-то тебя винил? - Ну… - пожала она плечами, дрожаще усмехнувшись, - а разве нет? Я же ведь практически убила Сяо. Но я обещаю, я верну его. Или погибну, пытаясь. Чжун Ли медленно выдохнул и покачал головой. - Ты не убийца, Путешественница, и ты не должна называть себя убийцей. С тем, во что превратилось дно Разлома, не совладал даже я. В том, что оно оказалось сильнее всех вас вместе взятых, нет твоей вины. Насчет же того, ненавидим ли мы тебя за произошедшее… Он прикрыл глаза. Люмин подумала, что ему было больно. - Когда Паймон позвала Янь Фэй и меня, сказав, что ты исчезла, мы сначала стали обыскивать твою комнату. Неплотно закрученный дозатор Янь Фэй обнаружила сразу, и я столетия не видел такого ужаса, какой отразился тогда на ее лице. Мы не стали говорить Паймон об этом — малышка и без того была в смятении и перепугана до смерти. Мы обыскали весь Ли Юэ, прежде чем я наткнулся на своего друга, который рассказал мне о встрече с тобой, и после этого мы втроем тут же перенеслись в шахты, к самому шипу, но все, что обнаружили — остатки ритуала и свежую печать. С твоего исчезновения прошло почти два полных дня, и только сегодняшним вечером Янь Фэй удалось забрать Паймон из Разлома на поверхность — малышка собиралась дожидаться тебя у ловушки. Разве это похоже на то, что тебя ненавидят? В горло как будто затолкали проволоку. Они… они видели. Они видели бутылек с экстрактом лилии калла. Янь Фэй подумала, что могла опоздать — или что уже опоздала. Паймон перепугалась до смерти, когда увидела, что Люмин не было в комнате. Она даже позвала Чжун Ли, и они втроем обыскали весь город. Девушка заставила столько людей волноваться из-за себя, даже друга Чжун Ли, который был вообще ни при чем, просто по злой случайности попался ей на пути и почему-то помог. Все из-за нее. Все из-за того, что какая-то дрянь, спавшая на дне Разлома, увидела ее и взяла Сяо в заложники, чтобы заставить девушку вернуться. Все из-за нее… - Зачем?.. - выдавила Люмин, опустив глаза — лилии все так же легонько покачивались под ветром, словно по их бело-голубому морю медленно катились невысокие волны. Чжун Ли только бесшумно выдохнул. - Если быть доброй к миру, мир будет добр к тебе — разве это не твои слова, Путешественница? - напомнил он, но Люмин в ответ на это лишь горько хмыкнула. - Если я вернусь, то обязательно свожу вас всех куда-нибудь. В качестве моральной компенсации. Паймон всегда было легче легкого успокоить едой. Феечка не могла злиться с набитым ртом. Сколько ссор было предотвращено вовремя подсунутыми девочке медовым мясом с морковкой или курицей в медовом соусе, было просто невозможно сосчитать. Может, и в этот раз сработает. - Когда ты вернешься, - поправил ее мужчина, и девушка не смогла не ухмыльнуться, - я запомню твои слова, Путешественница. Не откажись от них потом. Люмин фыркнула. - Ладно. Чжун Ли, поглядев на нее, покачал головой и прикрыл глаза. Море глазурных лилий переливалось волнами под теплым ветром. Закатное солнце все так же висело над самым горизонтом, не опускаясь ниже, словно чего-то ждало. Люмин прислушалась. Никто не шептался, говоря о ней так, словно она их не слышала. Даже тот низкий женский голос — Люмин, подумав, решила окрестить ее Рассказчицей — молчал, не перебивая разговор бога и Путешественницы. Никто не собирался разъяснять, что это было за место — и, что немаловажно, когда это место было — и почему сюда попал еще и Чжун Ли; для простоты девушка решила думать, что все-таки перед ней правда был настоящий, пусть и отчего-то принявший свой старый облик, Чжун Ли, чтобы не сойти с ума от попыток понять, откуда созданный Разломом морок знал больше нее и не выдумывал ли он на самом деле на ходу. Пусть это будет настоящий Первый Адепт. Все равно у Люмин, кроме собственного чутья, не было никаких достоверных способов проверить. Мужчина вгляделся в мерно колыхавшуюся бело-небесную даль, прищурившись. - Путешественница, - негромко позвал он ее, - ты упомянула, что «в прошлый раз» это был не Разлом. Что ты имела в виду? - До того, как встретить вас, я была в Сал Виндагнир, - на этих словах Чжун Ли мелко вздрогнул, поджав губы, - и я голову на отсечение готова дать, что это был настоящий Сал Виндагнир. Я просто… я ощущала, что это была не ловушка, а реальное место. Потом меня перенесло сюда. Я не знаю, почему вас тоже перебросило ко мне. Вы знаете, что это за место и когда оно существовало? - Этого места никогда не было, в этом я уверен точно, - медленно покачал головой бог, - я узнаю любой клочок земли Ли Юэ, но вот этого поля я не видел никогда. Я видел похожие, но именно это — нет. Изначально, очнувшись здесь, я подумал, что это мой сон, но теперь, встретив тебя и прислушавшись к ощущениям, я полагаю, что это взаправду существующее, причем в нашем настоящем времени, материальное место, куда перенесло тебя и мою душу. Я не могу сказать, Разлом ли это… но это определенно реальное физическое пространство. И оно направлено на меня. Люмин сосредоточенно кивнула. - Если до этого был Сал Виндагнир, - вслух подумала она, - а теперь — несуществующее поле глазурных лилий, то… это очень похоже на то, как я путешествовала?.. - Сначала Мондштадт, затем Ли Юэ, - кивнул, поняв ее мысль, Чжун Ли, - то существо, что призвало тебя сюда, скорее всего хочет что-то до тебя донести. У тебя уже появились предположения, что именно? Девушка помолчала. - У меня… - она запнулась, - у меня есть мысль. Но я совсем не уверена в ней. Нужно посмотреть, что это существо покажет дальше, чтобы проверить. Если Люмин хоть что-то поняла из предыдущей истории, так это то, что Рассказчица определенно не любила Селестию. Было, на самом деле, за что; может быть, Рассказчица была родом с Сал Виндагнир? Но тогда как она была связана с Разломом? Или Разлом сам по какой-то причине не любил небесную темницу, поэтому просто взял самый яркий пример ее злодеяний, а Рассказчица попалась под руку? Или она была каким-то совершенно иным существом, которое знало про Сал Виндагнир и почему-то оказалось на дне Разлома? Кем была Рассказчица? Кем были остальные голоса? Почему сейчас они молчали? И что они хотели показать Люмин в Ли Юэ? Насколько девушка помнила, земли Гео Архонта не пострадали от Селестии никак — да, в самом дне шахт висел небесный шип, но на саму гавань и ее людей он совершенно никоим образом не влиял. Селестия не наказывала Ли Юэ, не разрушала здешние поселения… Люмин не понимала. То, что сюда зачем-то еще привели лично Чжун Ли, вообще никак не вязалось с тем, что девушка успела надумать. Еще и голоса молчали, не давая никаких подсказок. Значит, нужно было просто идти по тропинке меж глазурных лилий. Иного выхода девушка не видела. Она подняла глаза. - ...господин Чжун Ли, - окликнула Путешественница бога; тот тут же обернулся на нее и посмотрел в ту сторону, в какую она показала, - там что-то появилось? Точнее кто-то? Какой-то силуэт, видите? Он замер. - Хеврия?.. Там впереди, где глазурные лилии расступались широким кругом, стояла совсем невысокая девушка в старинных одеяниях, сцепив руки; по плечам спускались тонкие косы, и кончики роскошных волос почти касались земли. Корона из кристаллов искорками поблескивала в закатном солнце. Она была бесцветной. Даже не как призрак, а как… словно ее слепили из мельчайшей серебряной пыли, полупрозрачной и легкой. Чжун Ли тут же сорвался с места. ...когда они оказались перед богиней, Люмин с удивлением отметила, что Хеврия была даже ниже ее — и это при том, что Путешественница сама никогда не считалась высокой. Богиня Соли была совсем крошечной, и Чжун Ли буквально возвышался над ней; девушке на мгновение стало нешуточно жутко, словно рядом с собой она увидела не знакомого ей консультанта похоронного бюро, а древнего бога земли Моракса, бога-первопроходца, бога-воителя. Хеврия перед ним казалась не сильнее обычной смертной. Они замерли перед сотканным из серебряной пыли силуэтом: Чжун Ли — не зная, что делать, а Люмин — краем сознания все еще ожидая Рассказчицу. Да даже если не Рассказчицу — хотя бы голоса; если призвавшее ее существо говорило с ней памятью мертвецов, то почему оно не могло взять тех, кто не успел сбежать из зала казни, когда убили Богиню Соли? Разве они не могли бы рассказать о своей несчастной покровительнице? Почему они молчали? - Хеврия? - Чжун Ли неуверенно шагнул к богине. - Моракс, - вдруг заговорила она, вскинув до того опущенный в пол взгляд на бога перед ней; она боялась его, ее выдали испуганно сцепленные пальцы, прикрытые длинными расшитыми рукавами — она боялась бога земли, неприступным бастионом возвышавшимся над всеми другими богами в этих краях, но все равно пришла к нему — зачем? - меня зовут Хеврия. Я богиня соли. Право слово, это смешно, но соль — это все, что я могу: маленькие скульптурки, которые слепит любой человеческий ребенок, да непрочные соляные заслоны, которые разобьет любой крепкий человеческий таран; все, что есть у меня драгоценного — так это соляная чашка, которую не опустошить, сколько соли ни забирай, да линейка, которую воткнешь в землю — и все вокруг солью обернется. Мне нечего тебе дать, Моракс, такого, что было бы нужного в твоих краях, а потому я уповаю только на твою милость: разреши мне да детям моим остаться в твоей земле. Мы уйдем туда, где твои люди не живут, и не займем твои поля; я только прошу — разреши остаться здесь. Я не могу сражаться, я не смогу защитить своих детей, если другие боги нападут на нас, и я прошу тебя — пощади моих людей, разреши нам остаться здесь. Здесь спокойнее, чем у вулканов на западе, теплее, чем на севере, и леса не столь опасны, как на юге. Я клянусь, я не стану претендовать на небесный трон, и хоть под твои знамена я, бессильная, встать тоже не смогу, я никогда не стану ни тебе, ни людям твоим врагом. Просто… позволь нам примоститься рядышком. Молю тебя. Нам некуда более идти. ...это была их первая встреча? Люмин коротко взглянула на Чжун Ли. Он замер, почти не дыша, и то, что отразилось на его лице… девушка не могла дать этому чувству названия. Может быть, это была боль — после стольких веков вновь встретить добрую беззащитную богиню, которая была бы лучшей правительницей, которую люди только могли бы желать, живи она в любое другое время. Может быть, это была тоска — по мирной эпохе, когда все были живы, когда глазурные лилии цвели на месте болот; Хеврия ведь была дочерью этих времен. Может быть, это был страх. Особенный страх, знакомый только таким древним существам, как Люмин, как Чжун Ли, как Венти; страх, который захлестывает с головой, когда далекое-далекое прошлое вдруг шлет свой внезапный привет — страх, похожий на тот, что чувствуешь, когда, поднимаясь по бесконечной лестнице в небо, оборачиваешься назад и видишь исчезнувшие за тобой ступеньки и километры свободного падения до земли. По этой лестнице можно только подниматься, только вперед и вверх, шаг за шагом, оставляя все больше и больше позади… (- ...если это лестница, - негромко произнес Сяо, методично разминая ее пальцы, - то у тебя это должна быть очень широкая лестница. Ты идешь по ней не одна. - Имеешь в виду Итера? - Не только, - покачал он головой и взглянул ей ровно в глаза, - лорд Моракс. Лорд Барбатос. Леди Вельзевул. Все те бессмертные существа, которым ты помогла по пути. И… я все еще плохо понимаю смертных, но из того, что я знаю… они тоже бессмертны, на самом деле. Они тоже всегда идут с тобой. Они бессмертны своими родами и деяниями. Так что даже они тебя не оставят. Лестница времени может быть одинокой, но, Люмин, ты идешь по ней так, что с каждым шагом рядом с тобой идет все больше и больше. Если ты споткнешься, тебя будет, кому поймать. Люмин улыбнулась. Невидимые нити, словно больно стянувшие сердце, ослабли. Она, не думая, положила ладонь на щеку Сяо; тот моргнул, уставился удивленно на замершую девушку — а затем положил свою ладонь поверх ее и прикрыл глаза. - Ты пойдешь со мной? - тихо спросила его Люмин. Он посмотрел на нее — и за то, как он улыбнулся, за эту мягкую, трепетную, нежную улыбку Путешественница могла бы умереть. - Пойду.) Может быть… Может быть, это была надежда. - Хеврия, - обратился к ней, собравшись с мыслями, Чжун Ли, - ни тебе, ни твоим людям нет нужды уходить. Если ты клянешься не нападать на меня, то я клянусь защищать тебя и твой народ, как собственный. Вам не нужно больше перебираться с места на место. Оставайтесь здесь. Люмин слегка улыбнулась. Наверняка в действительности он сказал что-то другое, но если сейчас они находились не в прошлом, а просто в каком-то пусть физически существующем, но все же отдельном от Тейвата пространстве, то, могло статься, ответом на загадку было милосердие? Исправить хотя бы здесь то, что было сделано не так в реальности. Помочь там, где сначала отвернулся. Разрешить то, что до этого запретил. Спасти тех, кого в настоящем Тейвате не спас. Интересно, подумала мимолетом Люмин, ожидая, когда серебряная фигурка богини вновь оживет, несмело улыбнется в ответ и согласится, а потом развеется, пропуская их вперед, - интересно, если бы Моракс изначально взял Хеврию под защиту, была бы она сейчас жива? Стала бы она кем-то вроде Адептов, младшим божеством на службе у Архонта-сюзерена? И ее людям не пришлось бы жить в страхе перед проклятием, которого никогда не было, и на месте руин Соленых Земель были бы просто тростниковые топи, и обманутые исказившейся историей люди не ненавидели бы Моракса за убийство, которое он не совершал. ...может быть, этот кусочек путешествия существо со дна Разлома уготовило не Люмин, а именно Чжун Ли. Но за что оно его так ненавидело? ...Хеврия не пошевелилась. - Это неверный ответ? - непонимающе шепнула Люмин, - обычно же в таких «загадках о прошлом» ответ — это то, что нужно было ответить, чтобы в итоге жертв стало как можно меньше, или что-то около того. Разве взять ее под опеку не должно было быть самым бескровным решением? - Хеврия, - повторил Чжун Ли, нахмурившись, - твоим людям не нужно уходить. Мы можем заключить контракт — ни ты, ни твой народ не будет ни препятствовать, ни вредить мне, моим воинам и жителям Ли Юэ, а я в свою очередь обязуюсь защищать тебя и твоих смертных. Вы будете в безопасности. Это я обещаю. Хеврия не шелохнулась. Люмин, кажется, начала понимать, и это понимание медленно сдавило нутро. Девушка обернулась на Чжун Ли — тот стоял, поджав губы, и с угасающей надеждой глядел на неподвижный силуэт из серебряной пыли, словно все еще ожидая, что мираж передумает и примет его ответ, пощадив его. Путешественнице захотелось обнять бывшего Архонта, но она только вцепилась пальцами в локти, надавив почти до боли. Если правильным ответом не было милосердие…

Кто сказал ему, что он может что-то исправить? Он уже сделал свой выбор давным-давно. Даже если бы он попытался изменить свершившееся, он бы только прорастил новую веточку на древе, а не залечил ранки на старой. Его сожаление никого не спасет. Его мольбы о прощении не вернут погибших.

...то им могла быть лишь правда. Чжун Ли коротко вздрогнул. Тоже услышал, поняла Люмин; Рассказчица наконец-то вернулась — все тот же бесстрастный женский голос, лишенный осуждения, злости, злорадства и всякого яда, все тот же ровный тон, каким она пересказывала медленную смерть Саль Виндагнир. Мужчина прикрыл глаза. Призвал каменно-золотое копье, схватив его левой рукой. - Ты и твои люди могут поселиться на этих землях, - произнес он — торжественно, властно, и лицо Хеврии на этих словах осветила неуверенная испуганная улыбка, будто богиня до конца не верила, что ее не казнят на месте, - с этого момента между нами заключен контракт. Ни ты, ни все, подчиняющиеся тебе, не могут нападать ни на меня, ни на подчиняющихся мне, ни на моих людей; но и я, и подчиняющиеся мне, и мои люди не нападут на тебя и тех, кто с тобой. Нарушивших контракт постигнет гнев скал. Хеврия на мгновение замерла, не дыша, а затем заулыбалась от уха до уха. - Спасибо! - она поклонилась, едва ли не светясь от счастья, - спасибо вам! ...первым же порывом ветерка ее силуэт рассыпался серебряной пылью и улетел прочь, исчезнув среди лилий. Чжун Ли бесшумно выдохнул. Рука, державшая копье, сжалась до побелевших костяшек. Он молчал. Мольбы о прощении не вернут погибших… Люмин помнила историю о Хеврии. Помнила лже-археолога из Фатуи и девушку из народа погибшей богини, даже перед лицом правды не сумевшую отринуть ложное убеждение — иногда Путешественница, вспоминая ее, думала, где она была сейчас. Помнила чашу с солью и линейку, возвращенные воде. Она все помнила. Можно ли было все предотвратить, если бы Чжун Ли тогда решил помочь беззащитной богине, а не просто отпустил ее? И… откуда Рассказчица помнила первую встречу богов в таких деталях? - Господин Чжун Ли? - позвала Адепта девушка, но реакции не последовало — мужчина, словно впав в транс, неотрывно глядел на то место, где секунды назад стояло ожившее воспоминание, - тот голос — вы узнали его? Он лишь заторможенно покачал головой. - Нет, - мужчина усилием воли заставил себя разжать и опустить руку, и резное черно-золотое копье рассыпалось блестящей пылью, исчезнув, - я не думаю, что мне знакома та, чьим голосом говорит то, что спало на дне Разлома. - Зато, похоже, этому существу знакомы вы, - отрешенно заметила Люмин, - причем очень близко. Или оно просто залезло в вашу память, оно так умеет. Для нас оно в прошлый раз целую комнату кошмаров создало, а ради меня даже приняло вид Бездны. Видимо, по какой-то причине вы взбесили его даже больше, чем я, раз оно теперь на вас нацелилось… - Возможно, это останки богов, сраженных мною во время Войны Архонтов, - Чжун Ли, наконец-то отмерев, зашагал по открывшейся тропинке дальше, и Люмин поспешила за ним, быстро подхватив темп и поравнявшись, - битвы происходили по всей территории Ли Юэ, и кто знает, куда за две тысячи лет движение земли, воды и людей разнесло останки поверженных врагов. Если это правда кто-то из побежденных мною божеств, то тогда их ненависть ко мне понятна. - Но непонятно то, почему они нацелились не на вас сразу, а на меня, - нахмурилась Путешественница, и Моракс сосредоточенно кивнул, - в плане, какой смысл был сначала забирать Сяо, чтобы потом призвать меня и уже лишь потом — вас, причем не из-за меня, а совершенно отдельно? Бессмыслица какая-то. Да и, к тому же, судя по набору способностей, это должно быть очень сильное божество, вы бы такое точно запомнили — играется с разумом, залезает в память ко всему подряд, перехватило управление ловушкой на дне Разлома или просто нашло ее и обосновалось в ней, потому что почему бы и нет, показывает образы из древности, которые, скорее всего, видело лично, и вообще, походу, может переносить во времени туда-сюда… что это вообще такое? Мужчина промолчал. - Я не знаю, Путешественница, - тихо произнес он, - а если и знал, то моя память предала меня. Здесь я не смогу тебе помочь. Прости. Люмин не ответила. ...они успели отойти довольно далеко от первой «полянки», когда мимо них, обняв невесомой вуалью и тут же отпустив, пронеслась, подхваченная ветром, серебристая пыль — та самая, из которой это место слепило образ Хеврии; Люмин и Чжун Ли замерли, настороженно и встревоженно глядя, как поблескивавшая в закатных лучах взвесь прилетела, завихряясь, с полей и зависла над новой проплешиной и как качавшие лепестками глазурные лилии замерли почти что скорбно, не шевелясь. Пыль разделилась на несколько облачков, и все, кроме одного, встали полукругом, освободив в центре место для еще одного человека; последнее же отлетело на другую сторону маленькой полянки. Облачка стали собираться в Адептов. Хранительница Облаков сложила крылья, горделиво вытянув тонкую шею, Владыка Лун торжественно поднял рогатую голову, топнув копытом, Творец Гор встал рядом с ним; по другую сторону от тропинки пыль сплелась в незнакомый облик молодой женщины с двумя тонкими косами, сцепленными на макушке, в платье с широкими рукавами и открытыми плечами, и на ее поясе на правом боку болтался колокол c мохнатой кисточкой. - ...Путешественница, - выдохнул Чжун Ли, и его голос звучал так, словно мужчина смирялся с ожидавшей его казнью; рядом с незнакомкой с колоколом появилась, серебрясь в свете успевшего наполовину закатиться за горизонт солнца, Гань Юй, - я помню эту сцену. И если после нее ты меня возненавидишь… я приму это. Люмин не поняла, почему она должна была возненавидеть Чжун Ли, но спросить не успела. Последнее облачко в ряду превратилось в Сяо. Девушке показалось, что у нее остановилось сердце. Она непроизвольно рванулась вперед, но чужая рука, легшая ей на плечо, заставила ее замереть на месте — это не он, различила она негромкий голос бывшего Архонта, это не Сяо, это всего лишь иллюзия. Не трать свою надежду зазря. ...да. Он был прав. Если бы это был Сяо, Чжун Ли бы почувствовал его первым, и раз он говорил, что это был не Адепт, это действительно был не Адепт. Люмин рвано выдохнула. Но насколько же серебряный образ был похож — вплоть до волосинки, вплоть до переплетения нитей в ткани; и осанка, и то, как крепко пальцы сжимали древко нефритового копья — все было его. Настолько его, насколько могло быть. Сердце бешено колотилось в груди, требуя сорваться с места, кинуться, обнять его, попросить прощения за то, что так надолго бросила его здесь, в ловушке, прочесать растрепанные черно-еловые с бирюзовыми прядями волосы, хоть как-то коснуться — но разум упорно твердил: это не он. Чжун Ли бы почуял настоящего. Это был не Сяо. Сяо, только дождись ее, она скоро придет, только выяснит, что это чудовище со дна Разлома хочет от нее, и придет, и все будет хорошо… Только дождись ее. Она не вернется без тебя. Чжун Ли, на секунду прикрыв глаза, пошел вперед, и Люмин поспешила за ним. Мужчина остановился на оставленном — видимо, специально для него — месте, отступив чуть вбок, чтобы девушка могла встать рядышком. Атмосфера в полукруге тогда, когда эта сцена произошла, царила напряженная — Путешественница даже не столько видела, сколько чувствовала исходившее от Адептов по левую руку от нее глухое раздражение и недовольство. Справа же… Девушка бросила взгляд на Сяо. Охотник на Демонов стоял прямо, сжав копье, и смотрел на облачко серебристой пыли впереди; его лицо не выражало ничего. Юноша даже не хмурил бровей, как стоявшая между ним и незнакомой Адепткой Гань Юй, явно встревоженная и расстроенная происходившим; молодая женщина рядом с ней тоже выглядела взволнованной. Люмин заставила себя перевести взгляд на несформировавшийся силуэт. Что они все видели тогда?.. И почему Чжун Ли сказал, что она возненавидит его за это? - Смертный, ты посмел просить аудиенции самого лорда Рекс Ляписа, - пророкотал Владыка Лун, - он стоит перед тобой. Говори свою просьбу и не медли. Пыль собралась в силуэт — и Люмин застыла. Чжун Ли вновь призвал копье и коротко выдохнул. Воздух вокруг как будто стал холоднее. Человек перед ними стоял на коленях и умоляюще глядел на Моракса, возвышавшегося над ним скалой; Люмин с содроганием узнала и тяжелый отороченный мехом плащ, и шипастую корону с ледяными кристаллами, и одежды с орнаментом четырехлучевой звезды на груди. (Ей вспомнилась пурга, за которой было не видать кончиков пальцев собственных вытянутых рук. Ей вспомнился холод, пробиравшийся под платье, под кожу, в самые кости, льдом и дрожью прораставший внутри. Ей вспомнился промерзший насквозь лес, ставший тверже камня, вспомнилась заснеженная трава, которую больше не брал огонь, вспомнился пустой круг из коры на месте великого серебряного древа и засохшая, не успев укорениться, веточка. Ей вспомнилась сесилия над эпитафией, не дожившая до ее дней. Ей вспомнилось — кто-то ведь должен написать в книгу, что летописец умер. Ей вспомнился продирающий до костей вой и севший, сиплый от слез голос. Ей вспомнилось... «Не суди меня, Путешественница».) - Лорд Рекс Ляпис, - мужчина приложил руку к груди, - я Имунлаукр, принц Сал Виндагнир. Селестия сбросила ледяной шип на мою страну. Я прошу вашей помощи. - Ваше божество чем-то провинилось перед Небесным Порядком? - спросил Моракс, слегка подняв руку — жестом приказал встрепенувшейся Хранительнице Облаков молчать, - почему ко мне пришел ты, человеческий принц, а не ваш покровитель? - У нас нет божества, - помотал головой воин; трио горных Адептов в удивлении и возмущении отшатнулось, Гань Юй и девушка с косами тихо ахнули — и даже Сяо неверяще распахнул глаза, но тут же взял себя в руки и вернул лицу бесстрастное выражение, - мы живем на горе к северу отсюда. После падения шипа вокруг горы образовался магический буранный заслон, через который смог пройти только я. Прошу вас, помогите вывести оттуда людей. - Если Селестия покарала твое королевство, как ты можешь просить Архонта, ее ставленника, о помощи? - холодно поинтересовался бог земли. (Это была не его холодность, уверила себя Люмин. Не того Чжун Ли, которого она знала. Это была холодность Моракса, Гео Архонта, древнего бога-воителя. Не консультанта похоронного бюро. Но все же… «Не суди меня, Путешественница».) - Лорд Рекс Ляпис, в произошедшем мой народ невиновен, - воспротивился Имунлаукр, тщательно подбирая слова, - вина лежит только на мне. Я один имел дерзость и глупость идти против Селестии, и люди не должны страдать из-за того, что сделал их принц. Я не прошу вас спасти мое королевство. Я прошу вас только выпустить не виноватых ни в чем людей из ловушки. Они доверились мне и лишь поэтому были наказаны. Я виновен в случившемся. Не они. Прошу вас, помогите им! - Нет. Имунлаукр вздрогнул. - Лорд Моракс! - в ту же секунду женщина с косами, не выдержав, выскочила вперед и встала перед не шелохнувшимся богом, словно загораживая человеческого принца собой, - мы должны помочь им! У детей горы нет даже собственного бога, они беззащитны перед Селестией! К тому же, я чую, что мальчик не врет. Он не отрицает своей вины, он просит даже не за себя — лишь за свой народ! - Небесный Порядок признал виновными всех в королевстве, - отрезал Моракс, и женщина рассерженно нахмурилась в ответ, - признание Имунлаукром своей вины не снимает ее со всех остальных. - Лорд Рекс Ляпис, я умоляю вас! - голос принца отчаянно дрогнул — хозяйка колокола отступила на шаг, уйдя с линии взгляда, и Люмин заметила, как испуганно блестели глаза чужака, - я клянусь, они невиновны! Все столетия существования Сал Виндагнир ее жители молились Селестии и поклонялись ей. Это я все разрушил! Только я должен нести наказание! Я умоляю вас, просто поднимите заслон, чтобы люди могли уйти с горы, и вы никогда больше о нас не услышите! Мы уйдем на север или на запад — куда угодно, мы не доставим ни вам, ни Ли Юэ хлопот, просто- умоляю, выпустите их! Если вам угодно, я останусь там, я приму любую кару, клянусь, я не прошу за себя, я прошу только за людей, помогите им! Они замерзнут насмерть, если останутся там! - Лорд Рекс Ляпис, пожалуйста, прошу вас, пощадите его, - Гань Юй сцепила руки в умоляющем жесте; Хранительница Облаков уже хотела одернуть ее и приказать ей не встревать, но полуадептка заговорила первой, не дав птице вставить и слова, - наказание Селестии уже исполнено, нет никакой нужды мучить людей дальше. Их королевство уже погибло без надежды воскреснуть. Они на долгое время останутся бездомным народом и навсегда — народом, потерявшим родину, разве этого наказания для них, как бы тяжек их грех ни был, недостаточно? - Селестия наказала их так, как посчитала нужным, и не в нашем праве пытаться изменить ее кару или интерпретировать по-своему, - с нажимом повторил Гео Архонт; хозяйка колокольчика коротко вдохнула, сжав кулаки и тут же разжав. Сяо это заметил и предупредительно сжал копье покрепче. (Люмин стояла, почти не дыша. Сердце разъяренно билось где-то в глотке. Ей хотелось броситься вперед и встать рядом с безымянной Адепткой, загородив Имунлаукра собой, чтобы Моракс точно передумал, увидев, что даже такое сильное чужеродное существо, как Путешественница, встало на сторону человеческого принца. Ей хотелось упросить Сяо опустить оружие и пощадить чужака, подумать все-таки своей головой, а не стоять на месте, молча ожидая приказа Архонта, словно он не самостоятельная личность, а живое оружие. Ей хотелось схватить Адептов за клювы — или за рога в случае Владыки Лун — и хорошенько так тряхнуть, чтобы у них в кои-то веки их звериные мозги на место встали, но… Но прошлое не изменить. Сожаление не вернет погибших. «Не суди меня, Путешественница». Как, господин Чжун Ли? Как?) - Уходи прочь, Имунлаукр, - тоном, не терпящим пререканий, произнес Моракс — и Имунлаукр только было открыл рот, чтобы попытаться переубедить непреклонного бога, как хозяйка колокольчика не выдержала: - Моракс! - рявкнула она зло, и Гео Архонт мелко вздрогнул — скорее от удивления, что его воительница посмела ему перечить; горные Адепты, пораженные дерзостью женщины, обернулись друг на дружку, наверняка мысленно переговариваясь, Гань Юй испуганно закрыла рот руками, а Сяо нахмурился — казалось, что одно неверное движение, один только приказ, и он схватит копье боевым хватом и наставит его кончик под челюсть бывшей соратницы, - Гань Юй права! Услышь ты нас наконец! Тебя не просят спасти землю, тебя не просят идти в бой против Селестии, тебя просят всего лишь выпустить людей, которые и без того уже потеряли свою страну! Вокруг бушует Война Архонтов, на севере метели такие, что там даже духи почти никакие не живут, а на западе непролазные джунгли, пустыни и болота, в которых черт ногу сломит! Детям Сал Виндагнир и так придется несладко без божества-покровителя, их буквально некому защитить, они даже не просят тебя взять их под свое крыло, они просят всего лишь выпустить их, чтобы у них был хоть какой-то шанс выжить! Услышь их, в конце концов! - ...вернись в строй, Пин, - негромко приказал бог, и у Люмин от этого тона по спине пробежались мурашки; женщина же — так, значит, это была мадам Пин — замолчала, прожигая Моракса взглядом, и между ними повисла тяжелая тишина; но через несколько секунд Адептка, поняв, что бог не поменяет своего решения, изменилась в лице, виновато обернулась на принца, бессловно прося прощения, шумно выдохнула, сжала кулаки и в несколько шагов вернулась на место, не глядя на командира, - никто из нас не будет перечить воле Небесного Порядка. Они заморозили Сал Виндагнир и заперли его жителей, выпустив лишь их принца — значит, таково наказание. Если люди замерзнут насмерть, значит, того Селестия и хотела. Я запрещаю пытаться помочь жителям Сал Виндагнир, и каждого, кто ослушается меня, постигнет гнев скал. Любой, кто попытается перечить Небесному Порядку, навлечет на себя его кару — и пример того, что эта кара из себя представляет… Он показал кончиком копья на замершего и едва дышавшего Имунлаукра. - ...прямо перед вашими глазами. Повисла тишина. Горные Адепты не двигались, хотя, казалось, им очень хотелось одобрительно покивать, Пин сжала челюсти, Гань Юй едва-едва слышно выдохнула: «Лорд Рекс Ляпис...», а Сяо… Сяо стоял, не шелохнувшись, и пристально глядел на человеческого принца, ожидая приказа. - Иди прочь, Имунлаукр, - произнес, словно вынося приговор, Моракс, и Имунлаукр вскинулся, отняв руку от груди как будто в попытке протянуть ее в умоляющем жесте, - Сяо выведет тебя на границу. Покинь земли Ли Юэ и не возвращайся. И не надейся, что в других краях ты найдешь помощь; ты посеял свою беду, ты же ее и пожнешь. - Лорд Рекс Ляпис! - вскрикнул отчаянно мужчина, вскочив на ноги; Сяо, услышав приказ, молчаливо пошел к нему, держа копье наизготове, - лорд Рекс Ляпис, умоляю вас, пощадите их! Там же старики и дети! Там же совсем новорожденные малыши! Чем они виноваты перед небесами?! Они даже не знают меня! Они не знают, за что их наказали, как можно наказывать тех, кто даже не понимает, за что?! Разве так работает справедливость?! Умоляю вас, хотя бы детей и их матерей, хотя бы их пощадите, они ведь даже не знают, что я сделал и за что заморозили их землю, они не могут быть виноваты перед небесами, справедливость вершится не так, молю вас, лорд Рекс Ляпис, пожалуйста, пощадите хотя бы их!- - П р о ч ь. ...ветер унес осыпавшуюся пыль. На насыщенно-синем небе, отрезанном от бело-голубого цветочного моря полоской огненного горизонта, загорались звезды. У Люмин мелко подрагивали руки. Она все стояла и неотрывно глядела туда, где только что находился образ последнего принца Сал Виндагнир. Серебряная пыль улетела, растворившись в бескрайнем лилейном поле. Ветер тихо шуршал в лепестках. «Не суди меня, Путешественница». Не суди… ...потому что ведь, если так посмотреть, то и судить-то не за что, не так ли, господин Чжун Ли? Он видел, что Селестия сделала с Сал Виндагнир. Он знал, что сил даже всех божеств Ли Юэ вместе не хватит, чтобы в случае чего отразить такую же прямую атаку на гавань, а просить помощи чужих богов прямо посреди Войны Архонтов было бы верхом идиотизма. Между одним процентом вероятности хорошего исхода, то есть выживания обеих наций при попытке спасти горное королевство, и девяносто девятью — плохого Моракс решил не искушать судьбу вовсе. Почти все боги на ее памяти так делали. Все ответственные, по крайней мере; ответственный бог не мог позволить себе героизм. Героизм — это удел безумцев и одиночек, а не тех, от кого зависит целый народ. («Не доверяй им. Не охоться на них». Так, выходит, ты, когда-то готовый биться с самим Небесным Порядком за родную сестру, спустя две тысячи лет свой героизм просто перерос. Сколько раз ты видел в Итере юного себя?) Не суди… нет, Люмин правда понимала, что, наверно, действительно не имела права судить. Моракс защищал Ли Юэ. Моракс не хотел подставлять тысячи и тысячи людей под разгневанный взор Селестии ради почти невероятной возможности спасти Сал Виндагнир. Моракс просто решил не рисковать зазря, заранее зная, что вряд ли что-то выйдет. Один Архонт, даже пусть со всей своей свитой Адептов, против Небесного Порядка не выстоит. (Но ведь Царица попыталась. Вряд ли она сильно глупее Моракса, не так ли?) - Путешественница, - нарушил тишину Чжун Ли. Люмин не обернулась, - чтобы между нами не оставалось недоговорок, я скажу это сразу. Не тешь себя надеждами, что сейчас я поступил бы иначе. - ...я и не собиралась, - глухо ответила девушка, - господин Чжун Ли, мне десять тысяч лет. Я видела достаточно богов и погибших королевств. Вы поступили, как ответственный бог, у которого за спиной — его народ. - Но ты все же винишь меня. Люмин через силу вдохнула и выдохнула. - Потому что я — не вы, - она зашагала вперед по дорожке меж расступившихся лилий, не оборачиваясь; чужие шаги тут же послышались позади, - у меня никогда не было целой страны, зависевшей от меня, а ту родину, что у меня была, я потеряла слишком рано, чтобы успеть почувствовать за нее ту самую божественную ответственность. Я всегда сражалась за людей, за каждого по отдельности, а не за государство целиком. Я никогда не отвечала ни за кого, кроме себя самой, поэтому легко подставлялась под удар и шла на самоубийственные безумства, если был хоть однопроцентный шанс того, что это всех спасет. И… может быть, я подсознательно ожидаю этого ото всех. Я знаю, что так быть не может. Поэтому — давайте сойдемся на том, что у нас разные представления о божественности и ответственности за людей, которую она налагает, хорошо? Люмин и Итер всегда были только сами за себя. У них не осталось сородичей, у них не осталось мира, у них не осталось родителей — у них остались только они сами; весь их мир сомкнулся на них двоих. Иногда им приходилось руководить отрядами разного размера, от двух человек до десятков, но отряд — не государство, и сравнивать их не имело смысла. Поэтому Люмин правда не могла судить Чжун Ли. Не должна была. Он отвечал за весь Ли Юэ, он не мог подставить столько людей под удар Селестии. Может быть, спроси она мнения Венти или Эи, они бы согласились с решением Первого Адепта. (Но почему-то ее не отпускала мысль, что, будь на месте Моракса ее мама, она бы не раздумывая бросилась спасать Сал Виндагнир. Она бы придумала, как. Но с другой стороны — сравнивать всего лишь какого-то бога-наместника с богиней-создательницей, наверно, было не слишком честно.) И еще… Сяо. Тот Сяо, которого она видела, совсем не походил на того, которого она знала. Может быть, это было хорошо, что она встретила его другим. Что она никогда не видела эту его сторону — беспрекословно подчиняющуюся приказам, живое оружие, безразличное ко всему, что не из Ли Юэ, потому что… потому что тогда бы она его не поняла. Не захотела бы понимать. (Нет. Не безразличного. У Сяо была нежная душа, Люмин знала это, как никто другой, даже лучше, чем Чжун Ли, возможно; Сяо не мог быть безразличен. Она просто не разглядела всего, что он чувствовал тогда. Все-таки она смотрела на Имунлаукра, а не на Адепта. К тому же — она помнила его взгляд, когда она подарила ему синий цветок. Она помнила отразившуюся в нем вину, сожаление и глухую, затолканную как можно глубже боль, словно Якса не был уверен в ее праве на существование — боль за погибших из-за его безучастия людей и за выжившего злым чудом принца. Ему было жаль. Ему, в отличие от Чжун Ли, было жаль.) ...Люмин, до этого смотревшая куда-то в никуда, почувствовала на себе незнакомый взгляд и посмотрела вперед. Там, где глазурные лилии, замерев, расступились кругом, стояла, скрестив руки, девушка. Повыше Люмин, но не слишком; тяжелый белый плащ, расшитый серебром и отороченный густым мягким мехом, лежал на плечах, поблескивая крупной застежкой, и такие же белые рукава внутреннего платья выглядывали из-под разрезанных рукавов верхнего, темного и наглухо застегнутого. Тугая черная коса лежала на груди, и в волосах мерцали хрустальные заколки-снежинки. Люмин никогда раньше ее не видела. Люмин узнала ее сразу же. - Моракс, - нахмурилась Царица, когда оторопевший Гео Архонт ступил на расчищенный круг; Люмин осторожно встала в шаге-двух от богов, - ты правда встанешь на сторону Фокалор? (У нее был красивый голос, подумала Путешественница. Грудной, теплый, бархатный; если она когда-нибудь пела, наверняка остальные Архонты заслушивались ее пением. Вот бы услышать, как она и Венти снова споют вдвоем…) - Я не «встаю на сторону Фокалор», Белет, - ответил Архонт; Царица, испытующе щурясь, не сводила с него глаз, - но я согласен с ней. Идти против Селестии будет глупо. - А ждать, когда она, опять не с той ноги встав, на нас поглядит да и решит, что не нужны мы ей больше, и шипами нас своими забросает — умно, по-твоему? - недовольно хмыкнула она. - Селестия еще никого, подчинявшегося ее законам, не карала. - Да только законы у нее такие, что только волком выть и остается, - парировала девушка, - по ним жить — так рабами божьими до скончания времен и ходить, а я рабой быть не хочу. Вам, южанам, легко говорить — подчинись Селестии и живи припеваючи так, как и тысячу лет назад жил, у вас ни метелей, ни морей таких, что льда там больше, чем воды, у вас палку воткни — она цветами порастет; и не говори мне про горы свои! Знаю я твои горы. У меня тоже горы, а еще тундра, где земля так промерзла, что гроб не закопаешь, а коли попробуешь — семь лопат поломаешь, пока землицу выкопаешь да назад положишь. А еще лес со всяким зверьем, в котором половину года снег в детский рост толщиной, а еще болота такие, что твои тростниковые топи и в подметки не годятся, а еще поля только к югу — так где людям моим селиться прикажешь, чтобы жить по заветам небесным? Коли природа не дала — люди умом берут, а что, скажи на милость, делать, если Селестия умом брать запретила, а природа как была кусачей, так и осталась? - Дело не только в прогрессе, Белет- - А в чем еще? Да даже если не только в нем, да даже если согласиться, что согрешила взаправду в чем-то Каэнри’я, а не просто дорогу Небесному Порядку перешла — скажи мне, будь добр, в чем грех ее! Что сделали они, что их дотла сожгли, а Снежная до сих пор стоит жива-целехонька? Моракс промолчал. - ...я не могу, - наконец ответил он, и в глазах Царицы в этот момент отразилось что-то опасное, - между мной и Селестией заключен контракт. Я не нарушу данного слова. - Ах, контракт, значит, - протянула Белет елейным голоском и коротко рассмеялась, - контракт, честный мой, это дело славное, да и то, что слово ты свое держишь, чести тебе много делает. Да вот только скажи мне, Моракс — а перед людьми у тебя обязательств нет?! Али мы перед небесами только отчитываемся? Смолчишь ты сейчас, смолчишь и после, а потом оглянешься — а Селестия уже к твоим землям плывет, потому что дети твои натворили по незнанию дел! Да даже если пытаться по заветам Селестии жить — все одно не выйдет. У людей корабли, а вокруг океан, и рано или поздно позовут далекие ветра мореходов за собой в Темное Море — так ты и тогда их остановишь? Ладно, остановишь, ты же Селестии слово дал, но ведь у тебя спросят — почему? Ах, там поверженные боги лежат? Так мы сделаем гарпуны побольше и корабли покрепче, нам никакие боги страшны не будут! Не сделаем? А отчего же не сделаем? Ах, нельзя, значит, Селестия запретила! А отчего же, батенька, она это запретила? Моракс, древний мой, ты можешь быть сколь угодно мудрым, да только что людям твоя мудрость, если она на вопросы ответов не дает! Ты бог, ты этого, может, и не поймешь — а я человеком родилась и у меня, вот незадача, сердце до сих пор человеческое в груди бьется. И мне эта жажда правды как никому из всех нас знакома. - Правда не стоит того, Белет, - остановил ее Моракс, - мы не сможем победить Селестию. Не надо жертвовать всем ради бессмысленной затеи. - Нас семеро! Что мы, всемером да со всеми своими свитами не совладаем с маленьким островком?! - Ты не знаешь, что такое Селестия! - А ты не знаешь, что такое люди! - Белет резко схватила мужчину за ворот белой робы, и тот отпрянул — а у Люмин на мгновение сердце замерло от страха, потому что темные глаза Архонтки зло полыхнули льдисто-белым, - шесть тысяч лет живешь, а все одно не знаешь. Люди неправду чуют, как псы сторожевые — чужаков, и вечно Селестия их в узде не удержит. Ни твоих, ни моих. А Селестия как почует, что рабы ее кандалы сбросили, так сразу же голову с плеч всем без разбору снимает! Погляди на Сал Виндагнир, погляди на то, что от Каэнри’и осталось, погляди на кости Оробаси — пока мы Небесному Порядку покорны, мы так и будем терять! Не утаишь ты шило в мешке, Моракс, не удержать правды о том, что было до Селестии; один нашел — найдет и другой, а если всех, кто правду знает, Селестия со свету сживать будет, так что тогда — весь Тейват по цепочке в могилу положим?! Не будет нам покоя, пока Селестия есть! Пришла за Каэнри’ей — придет и за мной, за Муратой, за Фокалор, за всеми по очереди придет! Людей не щадишь — так хоть нас Семерых, тех, что остались, пощади! Или у тебя сердце каменное, что твои копья?! Моракс не ответил. Они замерли в тишине, и само время словно замерло с ними. Лилии не шептались с ветром, звезды, испугавшись, приглушили мерцание. Все застыло. Белет держала как будто онемевшего Моракса за ворот, глядя ему в глаза, словно отчаянно пытаясь высмотреть что-то, нужное ей. ...а потом отпустила. Отступила на шаг. И рассмеялась. - Ой, и на что я надеялась, право слово? - и от ее переливчатого смеха, звеневшего сломанно и горько, у Люмин по спине промчались мурашки, - ты же история живая, древний мой, ты все это раньше видел — сто раз на твоем веку рождались такие же безумцы, как я, и сто раз умирали, бесславные, так и зачем тогда думать, что на сто первый раз что-то переменится? И меня Селестия, как ту сотню до меня, растопчет и не заметит, и все, что от меня останется — пара воспоминаний в твоей голове, да и только… Она обреченно улыбнулась — и глаза блеснули белым пламенем. - Да вот только ты, Моракс, не знаешь, что такое люди, - вся горечь исчезла из ее голоса, уступив место разраставшейся внутри ледяной злости и мятежной решимости, - и не знаешь, что такое я. Зато я прекрасно знаю, что такое Селестия, и она у меня уже в печенках сидит. Помогать мне не будешь — славно, тогда хотя бы под ногами не мешайся; ты можешь сколько угодно говорить, что Оробаси сам нарвался, что Сал Виндагнир сами виновны, можешь сколько угодно молчать о том, за что на самом деле Каэнри’ю казнили, да только я чую, что Снежная следующей будет, и я своих детей Небесному Порядку на поругание не отдам. Не стой у меня на пути. «Встретимся на земле обетованной». ...на мир медленно наползала, погасив последний огонек на горизонте, чистая звездная ночь. Чжун Ли не шелохнулся даже тогда, когда облик разъяренной богини исчез, осыпавшись серебряными искрами и улетев прочь по ветру. Люмин смотрела в никуда. - ...как теперь оправдываться будете, господин Чжун Ли? - пусто шепнула девушка, не глядя на Архонта рядом с собой — краем глаза она все равно заметила, как тот, мелко вздрогнув, обернулся на нее, - вы не имели права поставить на кон Ли Юэ? Вы были уверены, что Селестию не победить даже всей Семеркой? Вы считали, что свергать Селестию не обязательно? Вас связывал контракт? Что на этот раз помешало? - Мне нечем оправдываться, Путешественница, - так же негромко ответил он, - и незачем. Ты уже назвала все мои причины. ...понятно. - Вы просто трус, господин Чжун Ли, - усмехнулась Люмин и, не дожидаясь, неторопливо зашагала вперед — лилии снова открыли дорожку, и ей нужно было идти, чтобы поскорее уже разгадать ребус этой комнаты, выполнить ее условие и перейти дальше, скорее всего — в Инадзуму. Ей нужно было спасти Сяо. Времени разбираться с Чжун Ли и выслушивать его объяснения у нее не было, да и даже если бы оно было, у девушки не осталось ни капли желания этим заниматься, - вы так легко отдали свой гнозис Царице не только потому, что испугались эрозии, а еще потому, что вы знаете, что она права. Просто вам страшно пойти против Селестии самому, так что вы отдали Царице оружие и продолжили сидеть на месте. Пойти извиниться и предложить помощь вам гордость и страх быть отвергнутым не дают, не так ли? Внутри нее, что странно, не клокотало ни капельки злости. Она едва ли не кричала на Чжун Ли тогда, после победы над Осиалом, потому что бурлившая внутри ярость грозилась сжечь ее дотла, если девушка не даст ей выхода. Она кричала на фатуйцев и Цисин на залитой дождем платформе Нефритового Дворца, когда они попытались друг друга переубивать прямо перед лицом проснувшегося морского бога. Она столько раз крыла брата такими ругательствами, от которых у матросов «Алькора» уши свернулись бы в трубочку, когда бессильный гнев и обида накрывали ее с головой, не давая дышать. Но сейчас внутри просто было пусто. И немного тянуло в груди. Разве она не должна злиться? Или это было просто разочарование? Глухое, тихое, беззвучное, такое, когда хочется просто пожать плечами и уйти, не докапываясь до правды и не пытаясь ничего изменить? Или это апатия, утопившая ее после потери Сяо, настолько глубоко въелась в кости, что сил на полноценный гнев просто не осталось? Неважно. Ей нужно было найти Сяо. Ей нужно было пройти этот отрывок до конца и перейти в следующий. Времени на размышления не было. Сколько еще воспоминаний Чжун Ли ей осталось просмотреть? Одно, потому что четыре — хорошее число? Или как раз четыре, чтобы догнать до семи ради какого-то извечного тейватского символизма семерки? Да и что ей еще осталось смотреть? До этого воспоминания шли в хронологическом порядке, хотя, судя по реакции Первого Адепта, этот порядок соотносился и с порядком нарастания болезненности или вроде того, так что… что еще ей могли показать? Ей не было важно. Ей уже ничего здесь не было важно. Отпустите ее. Ей нужно идти дальше. Ей нужно спасти Сяо. У нее нет времени на- - Это — печать нашего договора. И мое испытание для тебя. Люмин остановилась на полушаге. Лилии сомкнулись прямо перед ногами. Она развернулась.

Он помнит, как встретил молодую девушку в одеждах с развевающимися рукавами. Помнит, как торжественно она держалась — и как радостные смешинки искрились в ее глазах, когда она дарила ему эту вещицу. Что за глупость. Между ними не было заключено никакого настоящего контракта. Они были всего лишь двумя людьми, шедшими по одной дороге каждый по своей причине. И все же он помнит, как они повстречались в первый раз, когда повсюду все еще цвели глазурные лилии.

В этот раз лилии не расступились в новую полянку. Наоборот — они сомкнулись, заполонив собой и тропинки, и расчищенные ранее круги земли; Чжун Ли, повернувшийся к Люмин левым боком, стоял ни жив ни мертв, и синева цветочного моря обнимала его за колени, перекатываясь нежными медленными волнами. А перед Первым Адептом стояла она — и ветер ласково вплетался в распущенные русые волосы, играл с широкими рукавами светло-сизых одежд, и глазурные лилии тянулись к ней, радостно покачивая крупными бело-голубыми головками; растворенные в прозрачном воздухе остатки заката и ясное сияние звезд ложились блеском на ее щеки и широкую светлую улыбку. Она протянула руки к Мораксу — и в ее ладонях теплым янтарным светом засиял каменный замок, в котором Путешественница узнала тот самый маленький метеорит, который Чжун Ли пару раз на ее памяти сбрасывал на врагов, окаменяя их.

И он помнит те слова, что она сказала в конце — вновь посреди глазурных лилий.

- Эти маленькие люди крохотные и хрупкие, словно пыль, - замок оказался в руках не дышавшего Моракса, неотрывно глядевшего на девушку перед ним, а она сама обернулась на Люмин — и улыбнулась ей с нежностью, от которой в груди все стянуло болью, - и потому, что они так малы, они не ведают, когда их жизни заберут ненастья и раздоры, и потому им страшно. Им страшно, и потому они так отчаянно стремятся знать все больше и больше. И мне понятно их стремление. (И Люмин казалось, что она говорила это не Мораксу — точнее, не только Мораксу. Она говорила это и ей.) - И я подумала — раз между нами такой разрыв в силе, значит, мне стоит использовать свои умения и свою мудрость, - тепло усмехнулась богиня и вновь повернулась к Чжун Ли, - с твоей силой и моим умом… этому городу суждено стать великим. Резкий порыв холодного ветра промчался мимо Люмин, растрепав ее волосы и заставив вздрогнуть, и сдул образ из цветной пыли; Чжун Ли, отмерев, бросился к тому месту, где только что стояла богиня, но запнулся и рухнул на колени. Его плечи обессиленно опустились. Но пыль собралась в образ вновь — только в этот раз богиня лежала на коленях Первого Адепта, и Моракс тут же торопливо подхватил ее рукой под плечо, второй осторожно взяв за кисть. Камень-головоломка остался парить за его спиной. Люмин сглотнула пережавший горло комок.

Ее последняя улыбка светилась одиночеством, даже когда ее тело рассыпалось в мельчайшую пыль.

- Видимо, наше с тобой путешествие подошло к концу, - слабо посмеялась Гуй Чжун, прикрыв глаза, - что же до того замка… забудь о нем, хорошо? (Забыть?.. Почему он должен был забыть о нем? Что она спрятала в своей головоломке?) - Это — печать нашего договора. И мое испытание для тебя, - повторила она свои первые слова, в последней попытке ободрить легонько коснувшись кончиками пальцев чужой щеки, - вся моя мудрость спрятана в этом замке. Если ты сумеешь его открыть- . . . ...в этот раз ветер не пришел. Цветная пыль — сизая, белая, серая, песчаная — блеснула и осыпалась Мораксу на ладони, на колени, на лепестки поникших лилий, и осталась лежать, призрачно мерцая в свете тусклых звезд над головой. Мужчина застыл статуей. И медленно, как заржавевший механизм, согнулся пополам. ...знакомая каменная с золотыми прожилками серость, та самая, которая раньше сковывала врагов Архонта по первому слову, поползла по нему самому, поглощая его снизу вверх. Сначала она пожрала ступни, голени и ладони, затем перебралась на бедра и локти, с них перелезла на бока… Через едва ли минуту Чжун Ли обратился статуей. Люмин не дышала. Сердце отдавалось где-то за ушами и на загривке.

Прошли многие года, но он так и не смог открыть каменный замок…

Послышался тихий-тихий хруст, как будто надломилась тонкая пластинка, за ним еще один, чуть погромче, и еще один, и еще, и еще — пока наконец не раздался последний хруст, и мужчина осыпался серым прахом.

...и так никогда и не узнал, что следовало за теми словами.

За спиной послышалось тихое гудение. Люмин заторможенно обернулась, глядя, как вокруг нее теряли цвет и исчезали серебряной пылью, умирая, глазурные лилии, пока от бело-голубого моря не осталась лишь выжженная терракотовая пустошь. Перед девушкой в воздухе парила такая же, какие она видела на дне Разлома, арка-разрыв.

С течением лет дикие глазурные лилии увяли одна за другой, пока, в конце концов, не осталось ни одной.

В мутном мареве прохода виднелись очертания острова Ясиори.