Семья Чон

Семья Чон была сама по себе очень странная. Их поведение и взгляды на жизнь зачастую вызывали смешанные эмоции у посторонних людей. Складывалось такое ощущение, что они на своей волне, под особым кайфом. В первую очередь, воспитание детей "слегка" отличалось от стандартного, привычного для всех. Ещё со времён детского сада все воспитатели были в шоке от своеобразного взаимодействия отца со своим младшим сыном, но лезть в личные дела чужой семьи не стали. Этим самым младшим являлся Чонгук, ему восемнадцать. Обычный подросток со своими комплексами, ненавистью к учебе и любовью к компьютерным играм, из-за чего часто происходили ссоры с родителями. Недавно что-то перемкнуло в его голове, и он захотел покраситься в синий, но отец был против, поэтому пришлось искать компромисс в виде покраски лишь концов. У Чонгука имелась старшая сестра Хо Ен, длинноногая крашенная блондинка двадцати трёх лет. Любит ходить в клубы, тусоваться с друзьями на квартирах и вообще вести довольно разгульный образ жизни. Юнги – средний ребенок в семье, обычный парень двадцати лет, работает, учится. Холостяк. Хобби – дразнить и мучить младшего брата. Мать бросила свою семью сразу после рождения Чонгука, так что последний из рода Чон даже не помнит, как она выглядит. Но помимо этих трёх спиногрызов, в этом замечательном доме проживало три здоровых самца добермана – Пуль, Тэян и Ган. Так уж сложилось, что отец неимоверно любил собак, являлся чуть ли не ярым фанатиком этих животных. Именно он занимался самым главным относительно них: воспитание, питание и лечение, в случае чего. Остальные хлопоты лежали на плечах младшего поколения. Нельзя было сказать, что каждый пёс принадлежал конкретно кому-то из детей, но Чонгук давным-давно заметил, что его сестра слишком много внимания уделяет их самому молодому доберману Гану. Гук с уверенностью может сказать, что раньше этот черный зверь вместе с остальными двумя никак не привлекал ее внимание. Так что же изменилось? Сегодня – удивительный день. Воскресенье. Выходной. Вся семья дома. И это действительно непривычно, потому что здесь у каждого всегда имеются дела поинтереснее, нежели торчать весь день в четырёх стенах. Чонгук встал, как положено в выходной день, поздно, ближе к обеду. С первым глубоким вдохом он чувствует приятный запах чего-то жаренного, что доносится с кухни. До ушей моментально долетают звуки любимой папиной кулинарной программы и звонкий лай неугомонного Пуля. Младший сладко подтягивается, разминает все конечности, перекатываясь с одного бока на другой, и встаёт с кровати. По пути в ванную трёт все ещё сонные глаза и приглаживает пушистые волосы. Ванная комната находилась рядом с комнатной Хо Ен, поэтому когда Гук вышел из душа, полностью приведя себя в порядок, услышал странные, непонятные и двусмысленные звуки из спальни сестры: повизгивания и тихие стоны вперемешку с собачьим скулежом. Мальчик не мог противиться своему любопытству и открыл дверь, в момент застывая на месте с огромными, выпученными глазами. Девушка лежала посередине кровати в позе звезды, ее ноги были сильно разведены, а между ними пристроился Ган, что усердно вылизывал ее киску. — Чонгук! – послышался женский голос уже за закрытой дверью. Мальчик находился в полном шоке от увиденного. Он не знал, как расценивать данную картину, просто не мог поверить в происходящее. Дойдя до кухни, Чон сел за свое место и принялся медленно пережёвывать папин омлет, который старший благополучно положил ему в тарелку, как только тот вошёл. — Чонгук, все нормально? – отец сильно забеспокоился настроением сына. – Ты какой-то напуганный. — Пап, там...там...Хо Ен...она... — Что с ней? – мужчина вмиг напрягся, полностью концентрируя свое внимание на Чонгуке. — Ган. Он...он лизал ее, – Чонгук уверенно смотрел в глаза отцу. — Что ты имеешь в виду? – конечно же, глава семьи догадывается, о чем мог узнать его любопытный сыночек. — Он лизал ей писю, – выжидающе направил свой взгляд прямо в глаза напротив. — Эм... хорошо,– мужчина замялся, стараясь разрядить обстановку и показать, что в этом нет ничего такого и не стоит так сильно удивляться. — Хорошо? То есть тебя это не удивляет? – Чонгук вообще ничего не понимал. Он только что сказал отцу, что его старшая дочь раздвинула ноги перед их собакой. — На самом деле, в этом нет ничего такого. В смысле! Нет, есть, но, как бы тебе сказать, в нашей семье это нормально...– мужчина прервался и долго смотрел на большие оленьи глаза и, поняв, что ответа никакого не будет, продолжил, – Это очень приятно, честно говоря. Теплый собачий язык быстро вылизывает тебе между ножек...ммм. В особенности это любит твоя сестрёнка, она каждый день подставляет свою писечку Гану. Из-за того, что он ещё молодой кобель, он так сытно все слизывает, – мужчина снова замолчал, глядя на все ещё застывшего уже с открытым ртом, мальчика, – Мне вот больше по душе Пуль, как и Юнги. Поскольку я завел его самым первым, то хорошо обучил, как нужно обходиться с человеческим членом. Чонгук от услышанного потерялся. В его голове мысли смешались в одну большую кашу. Он чувствует, как его мозг кричит о неправильности и аморальности, но непреодолимое желание прочувствовать эти сладкие касания на себе переносят данные мысли на задний план. Он начал представлять, какими могут быть ощущения: они такие же, как если бы его лизал человек или хуже, а может лучше...Затем картинка в голове сменилась, и Чонгук увидел, как бы это смотрелось со стороны. Большой пёс лижет его киску и виляет хвостом, потому что ему очень вкусно. Его пися моментально потекла, причем не как обычно, а так смачно, что, казалось, соки сейчас начнут стекать по ляжкам. Он непроизвольно сжал бедра, получая хоть какое-то трение. — Я... тоже хочу...– его невинные глазки были направлены прямо на папу. Старший наблюдал, закусывая губу, как его младший сын схватился за края стула, сжимая ножки и ерзая на месте. Отец представил, как маленькая писечка, вопреки хотениям своего хозяина, намокла и набухла, как молодой клитор встал и торчал между складок, от чего Чонгук-и испытывал приятный зуд и тяжесть в животе. — Конечно, сладость, тебе уже восемнадцать, пора бы узнать, что такое собачьи ласки, – глава семьи подошёл к сыну, поцеловав в щеку, приглаживая непослушные волосы, – Но для начала нужно подготовиться, так скажем, привлечь самца. Снимай с себя все. Чон медленно начал стягивать сначала домашнюю футболку, а потом шорты, оставаясь в милых кружевных трусиках. Отец смотрит на свое чадо и не может налюбоваться: на нижнем белье ещё не было видно потемнений, но ткань плотно прижалась к промежности, свидетельствуя, что мальчик потёк. — Раздвинь ножки, – мужчина, не дожидаясь действий от сына, сам разводит гладкие ноги, попутно целуя дитя в шею. Он находился позади мальчика. Отец проводит указательным пальцем вдоль киски, снизу вверх, от чего Чонгук пищит и слегка зажимает бедра. — Я не знал, что у меня такой чувствительный ребёнок, – томно шепчет на ухо глава семьи, повторяя свои манипуляции только уже с несколькими пальцами. — Ммм... Когда я сам так делаю, все не так приятно... – сын сидит с закрытыми глазами, еле открывая рот, чтобы ответить: его дыхание участилось, что он едва мог успевать делать вдох. Мужчина смеётся тому на ухо, пристраивая палец на бугорок клитора, мягко и нежно водя по нему вкруговую. — Пап... — Хочу, чтобы твой мальчик встал, хочу посмотреть, как он будет выпирать сквозь трусики. Закончив с разговорами, Чон старший начинает играться с клитором: царапает его ногтем, трет то вверх-вниз, то вправо-влево. Нужно отметить, что все его манипуляции были невесомыми, раздражающе приятными. Чонгуку хотелось либо схватить отца за руку, надавливая на писю сильнее, либо сильно сжать бедра. — А вот и первые пятнышки. Гук открывает глаза и смотрит себе между ног. Мальчик не может скрыть возбужденного стона, когда видит мокрое пятно прямо на месте дырочки, а над ней выпирающий бугорочек. — Пап, он так выпирает, – проговаривает сын, все ещё любуясь вставшим клитором. — Вижу, у тебя большой клитор. Если его хорошенько рассосать, то он станет ещё больше, прямо как микро член, – мужчина облизывет указательный палец и уже сильнее давит на клитор через ткань, заставляя своего ребенка стонать во весь голос, – Боже, как же я хочу пососать твоего мальчика, но сегодня это угощение предназначено не для меня. Отец хватает трусики с двух сторон и самостоятельно снимает их с сына, откладывая на стол. Он любуется розовой, совершенно гладкой писей сыночка, что сейчас невероятно красиво блестит от смазки. — Пап, коснись меня пожалуйста, – Чонгук шире раздвигает ноги, сидя все ещё на стуле и держась за края, закрывает глаза, откидывая голову назад. Мужчина хмыкает и трогает молочные бедра, он вырисовывает на них красивые узоры, поднимаясь к впалому животу и выше. Проходится по соскам одним касанием и двигается к плечам. — Ммм... пожалуйста, прошу. — Ты попросил прикоснуться к тебе, что-то не так? – провокационно спрашивает отец. — Я...я хочу...хочу, чтобы ты коснулся писи, – почти задыхаясь промямлил Чонгук. — Заманчивое предложение, но раз уж ты самостоятельно признался, что уже мастурбируешь, давай немного поиграем, – предлагает старший, попутно наглаживая вставшие соски и разминая сами сиси. — Мм...как? – Чонгук откровенно уже теряется в этих прикосновениях, поэтому готов на все, лишь бы папа ласкал его как можно дольше. — Просто доверься мне. С этой минуты мужчина начал "насиловать" все эрогенные точки Гука, кроме самого заветного и сладкого. Он вылизывал сыну уши, целовал подставленную шею, мял набухшие соски и очень нежно гладил кожу вокруг киски. Последнему уделял особое внимание, от чего писечка текла, как сумасшедшая, пачкая обивку стула. Но затем отец внезапно дунул на нее, и Чонгук моментально выгнулся, застонал громче, сжимая дырочку, будто бросая отцу вызов. Мужчина нежно прикоснулся к клитору, водя по кругу, и влагалище тут же открылось, а Чонгук съехал попой вниз по стулу, подставляя киску под ласки. Но стоило мальчику расслабиться, как рука вмиг исчезает, а новое дуновение холодного воздуха проходится по его промежности. — Боже, пап! – Чонгук резко соединил бедра, да с такой силой, что отец еле развел их обратно. — Детка, что случилось? – мужчина заставил сына обхватить ступнями ножки стула, чтобы больше не смел своевольничать, и продолжил щекотать кожу вокруг детской писи. — Я хочу в туалет... — Удивительно, от таких простых ласк твоя пися сходит с ума, – восторженно говорил старший Чон, – Милый, сможешь пустить струйку? — Ммм...не-не думаю, – тихо проговорил Гук, потому что папа начал слегка чесать кожу на внутренней стороне бедер, от чего было щекотно и приятно одновременно. — Конечно сможешь, радость. Нужно просто немного поднапрячься. Давай, я помогу. Тут же отец облизывает указательный палец и начинает быстро щёлкать им по стоячему клитору, коротко шепча на ушко "пись, пись, пись". Мальчик задыхался от переполняющих его чувств. Ему было безумно стыдно, когда он каждый раз пытался развести ноги ещё шире: буквально выворачивал свою киску. Но такой стыд был не пугающим, а возбуждающим. Чем больше стыда он испытывал, тем больше ему хотелось сделать то, о чем просил отец. — Ах...п-пап, я сейчас... — Давай, мой хороший. Сначала потекла маленькая струйка, которая просто стекла по ногам. Но за ней, когда невидимый барьер был сломлен, брызнула большая струя, попадая прямо на стол и стену. Гук продолжал писать, он просто не мог остановиться, барьер прорвало, а обратно он не закрывается. Слава богу, помог папа. — Все, все, хороший, перестань. Мужчина ладонью накрывает всю промежность, надавливая: сначала моча продолжала литься и просачиваться сквозь руку, но с уменьшенным напором, а затем правда прекратилась. — Умница, смазал свою писю так, что Ян не сможет оторваться. Ему больше всех нравятся соленые писечки. Ян! Ко мне! Собака прибежала к хозяину в считанные секунды и остановилась в дверях кухни, как будто все понимая и ожидая, когда же уже ее пригласят начать трапезу. — Смотри, Ян-и, какая сладость тебя ждёт, – старший разворачивает Чонгука вместе со стулом. Хватается аккуратно за половые губы и раскрывает их, показывая псу внутренности сыночка. Тэян, как только увидел молодую писечку, смоченную смазкой и которую вкусно посолили, вскочил из положения сидя, становясь на все четыре лапы, начал облизываться и громко скулить. — Можно! Одна команда и кобель помчался к заветному лакомству, но упёрся носом в чью-то руку. — Аккуратно, медленно, Ян! – отец грозно смотрел на свою тварину, приказывая для начала обласкать, а только потом лакать сок. Доберман дождался, когда рука откроет доступ к мокрой кисе, а затем медленно прошёлся языком по вагине, поднимая глаза на хозяина, спрашивая разрешение продолжить. — Молодец, продолжай, хороший мальчик, – Чон-старший обхватил голову питомца и чесал того за ушком, поощряя. Чонгук же не контролировал свое тело. Как только собачий язык коснулся его девственной писи, он застонал так, что в порнофильмах редко такое услышишь. Его рот не закрывался от стонов, слюна стекала по подбородку, капая на грудь. Ян со временем понял, что достаточно распалил свою сучку, и начал лакать языком киску. Он быстро щекотал подставленную писечку, слизывая вкусные соки, что она испускала. Постоянно тыкался своим холодным носом в клитор, когда пытался засунуть язык в дырочку, чтобы зачерпнуть побольше смазки. Оказывается, собаки тоже умеют мычать от наслаждения во время того, как лижут промежность. Только мычание было своеобразным, но слегка похожим на человеческое. — Невероятно, правда? – отец больше не мог молчать, он был в восторге от такой картины, – Я специально позвал именно Ян-и. Сначала хотел, покормить Пуля, но после того, как ты смог обмочиться, быстро передумал, – мужчина замолчал, поняв, что сын чисто физически не может его слушать: Гук занят тем, что уже в наглую тычет своей набухшей писей в морду добермана, стоная так, что сам себя же оглушает. Дело было в том, что Чон-старший специально обучил своих питомцев приносить ласку разного уровня. Пуль, как самый старший, девятилетний доберман благородного коричневого окраса, был обучен лучше всех. Его умения были направлены на качественные, продолжительные ласки. Собака без чужой помощи знала наизусть порядок всех действий: она знала, что минет нужно начинать с облизывания ног своего хозяина, затем переходить на икры и бедра, а только потом вылизывать текущий член. Более того, Пуль знал, что ласки нужно чередовать, поэтому ловкий собачий язык вылизывал пенис, постоянно опускаясь к тяжёлым яичкам, а иногда тыкался носом в анус. Ган был самым младшим, ему всего 3 года. Он очень непослушный и, в силу возраста, резвый пёс. Кобель лучше всего подходил для чего-то извращенного и грязного. Поэтому его и забрала себе старшая Хо Ен. Она балдела, как доберман вгрызался в ее вагину и часами насиловал влагалище. За все время девушка испытывала множественные оргазмы, которые часто переходили в сквирт. Гана невозможно было оторвать, он переставал лизать только когда сам полностью насытится человеческой киской. Ну и последним из животных в семье Чон рос пятилетний Тэян. Этот пёс был очень пугливым и ласковым по своей натуре. Он единственный, кто до последнего пытался разжалобить главу семьи разрешить спать на кровати. Не получилось. Ян был очень преданным и ранимым псом, он часто ревновал, когда кому-то уделяли больше внимания. Поэтому старший и отдал его своему младшему сыну, похожему характером на милашку добермана. Тем временем, Чонгук уже оторвал обе руки от стула и раскрыл пальцами свое влагалище, пуская собачий язык в самое нутро. Пёс трахал мальчика языком и массировал холодным носом клитор, при этом урча от удовольствия. А Гук стонал, не прерываясь ни на минуту. Хотя иногда мальчик все же опускал глаза, видя, насколько собака плотно прижалась к его вагине, постоянно ерзая на месте от удовольствия. Тогда его накрывало новой волной наслаждения, от которой он все ближе приближался к заветному оргазму. И наконец парня затрясло, он сильно зажмурил глаза, открыл рот и затих, кончая на собачью морду. Чона потряхивало, он извивался, и ерзал, чувствуя, что Ян не прекращал лизать ему клитор. — Ммм...вс-все...ммм...останови его...– стонал сын отцу. — Уже, милый? Но Ян-и ещё не наелся, – но увидя, как сын пытается тщетно прикрыть писю ладошкой, а собака не даёт ему и возможности на подобное действие, отдает питомцу команду, – Тэян, все, фу! Собака моментально отходит от Чонгука на метр и выжидающе смотрит. Гук соединяет ноги, которые прилично затекли, нежась в сладких послеоргазменных ощущениях ещё минуты две, а потом подзывает пса и хвалит довольную морду. — Умница, Ян-и! Теперь всегда будешь делать мне приятно, да? Будешь кушать мою писю, я специально буду смачивать ее для тебя. Отец, не дожидаясь, когда эти двое закончат обниматься и лизаться, уходит в свою комнату, а на всю квартиру слышно: "Пуль, ко мне!".