I Love You, Harry Potter

      31 июля Гарри проснулся и сразу вспомнил, что у него день рождения. Оба жителя их камеры следили за тем, чтобы всегда знать, какой сегодня месяц и день. Как некогда Робинзон Крузо, они пытались таким образом сохранить хоть какую-то связь с нормальным, цивилизованным отсчетом времени, которое было у них отнято. Драко за свой тюремный год все же сбился со счета, но новое начало календаря их камеры было положено посылкой от Гермионы и Рона. На ней стоял официальный штамп "выдано на руки такого-то". С тех пор кто-нибудь из них каждый день обязательно провозглашал вслух, какое сегодня число и месяц. Ошибок быть не должно — и вот он пришел, последний день июля.       Да, не так-то много веселых и беззаботных дней рождений было в гарриной девятнадцатилетней жизни. Дурсли игнорировали этот праздник или дарили издевательские подарки. Во время войны день рожденія тоже не особо был к месту. Да, в прошлом году он мог бы быть шикарен — друзья, недавняя победа, свобода. Но все оплакивали погибших, душевные раны были еще слишком свежи. Гермиона находилась с родителями в Клинике святого Мунго, доводя при помощи специалистов до совершенства последние заклятия и зелья, возвращавшие память. Как прошел сам день он не помнил, но вечером того дня они хорошенько напились с Роном, это уж он помнит точно.       А теперь праздник снова пришел, а Гарри был в тюрьме. Что ж, может, Гарри стоит просто игнорировать свои дни рождения. По крайней мере еще несколько долгих лет.       Так что день был такой же, как все предыдущие. Они с Малфоем почти не общались, погруженные в свои думы. В окне было видно, что погода хорошая, солнечная. До узников доносилось пение птиц и запах росы на почти августовской траве.       На ужин был куриный суп: почти праздничное блюдо. Да, вместо курицы в нем плавали какие-то подозрительные ошметки, а все же это произведение тюремной кулинарии очень напоминало Гарри шикарный куриный бульон, которым хогвартские домовики всегда отпаивали простудившихся или подхвативших вирус студентов. Вкус дома и уюта. Гарри поднес железную миску к носу, вдохнул запах и опустил тарелку обратно на колени. И вдруг Малфой протянул руку Гарри: - Дай-ка ложку. - Что? — не понял Гарри. Но потом медленно протянул Малфою свою ложку.       Малфой поставил свой суп на пол, взял пластиковую ложку Гарри в левую руку, а правую простер над ней. Затем закрыл глаза и что-то пробормотал. Она заискрилась и принялась меняться. И вот в левой руке Малфоя оказалась алюминиевая суповая ложка, похожая на его собственную. Он протянул ее Гарри и сказал тихо: - С днем рожденья.       Гарри остолбенело принял неожиданный подарок и принялся его разглядывать. Кривоватая алюминиевая ложка с намеком на витое украшение на ручке. Она трансфигурировалась не полностью: местами сквозь металл проглядывал белый пластик. Вообще красивой ее назвать было никак нельзя. Но это была настоящая металлическая ложка. Не то недоразумение, которое Гарри выкрал во время следствия в зале суда и успешно пронес через все обыски. От нее отвалился кусок ручки, а недавно треснула сама ложка, и есть ею стало совсем неудобно. Должно быть, Малфой заметил это. Боже! Что происходит? Сколько он тренировался, чтобы проделать такое без палочки? Гарри быстро взглянул на ложку самого Малфоя. Ну, да, тоже кривовата, а вот и белый пластик поблескивает. Малфой тренировался на собственной ложке, превращая ее в пластиковую и обратно. Мерлиновы штаны!       Гарри посмотрел на Малфоя, который медленно водил вышеупомянутым столовым прибором в своем супе и искренне произнес: - Спасибо! Тот криво улыбнулся и кивнул. Они ели свой ужин в молчании и прикончили его довольно быстро.       Лифчик Салазара, а. Драко Малфой сделал ему подарок на день рождения. Своими руками. Лучший подарок. Драко Малфой приложил несоизмеримо истории их отношений огромное усилие, чтобы создать этот подарок. А как он вообще узнал, что у Гарри сегодня день рождения?* - А как ты вообще узнал, что у меня сегодня день рождения? - выпалил он.       Малфой лениво проводил взглядом поднос с пустыми мисками, улетевший в отверстие внизу их двери. - Поттер. Помнишь ли ты, как меня судили? - Да-а,... — начал Гарри, и тут воспоминание пронзило его. Черт, конечно. Да эти придурки из Визенгамота чуть не свечи на торте попросили его задуть перед началом слушания по делу Малфоя... А уже через какие-то месяцы никто из них и под Сывороткой правды бы не признался, что пел хором "Happy birthday, dear Harry". Драко Малфоя судили в день рождения Гарри Поттера. Поэтому он так хорошо запомнил эту дату.       Гарри покраснел. - Черт, точно, Малфой. Господи, этот гребаный торт... мне так жаль!.. — Гарри хлопнул себя по лбу. - Успокойся, Поттер. Уверен, на твоем суде уже обошлось без тортов и песен. И вот ты здесь. Каждый имеет право на подарок в день рождения, даже ты. И даже если это гребаная кривая ложка, — скривился в усмешке Малфой. - Нет, это отличная ложка, — пробормотал Гарри, с одобрением разглядывая свой деньрожденный подарок.       Малфой только хмыкнул, раскрыл "Собор Парижской богоматери" там, где остановился и углубился в чтение.       И тут Поттер внезапно стал хватать ртом воздух: - Малфой! Колдовство днем...карцер!       Драко с удивлением посмотрел на него. Поттер, кажется, действительно сильно испугался за его, Драко, шкуру. Драко постарался напустить на себя надменный вид: - Меня не тронут, Поттер. Успокойся, а то будет несварение.

***

      Не прочитал Драко, разумеется, ни одной гребаной строчки Гюго, хотя продолжал через равный промежуток времени переворачивать страницы. Как все прошло? Он действительно подарил Поттеру подарок на день рождения? О чем он только думал? И как решился на такое?! Даже после недели яростных практик над своей ложкой он не был уверен в том, что на самом деле поздравит Поттера с его днем. И тут куриный ("куриный") суп. Драко заметил, что это любимое тюремное блюдо Поттера — тот всегда ел суп быстро, но крайне задумчиво, а после выглядел чуточку счастливее, чем обычно. А ложку свою дурацкую недотепа совсем разломал, так что суп пришлось бы просто пить из железной миски. И в самый последний момент Драко решил-таки помочь этому недоразумению, притворяющемуся волшебником.       Смелость творить заклинания посреди дня он приобрел совершенно случайно. Однажды утром, ощущая себя слишком потным и вонючим, он приставил руку к груди и наложил, даже не задумываясь, первоклассное Очищающее. И тут его прошиб холодный пот: что он наделал! Теперь обыск и карцер, а книжку отберут! Весь оставшийся день, сам не свой, он ждал расправы тюремщиков над собой — а скорее всего, и над Поттером, в наволочке которого хранились "Невербальные заклинания".       Но ничего не произошло. Никто не явился, чтобы уничтожить Драко ни в этот день, ни в следующий. Тогда Драко осмелился очистить свою ложку после еды, ленясь идти к раковине. И снова ничего. Как будто этот их непонятный датчик, который всегда знал, если на минутку залежишься в кровати, не улавливал беспалочковую магию. Либо же тюремщикам было наплевать на упражнения обеспалоченных заключенных. Кто знает. Расправы так и не последовало, и Драко частенько занимался теперь колдовством прямо днем, не слишком, правда, размахивая перед собой руками, а так же стараясь колдовать невербально.       Вообще Драко должен был признаться, что последнее время тюремное начальство не обращает никакого внимания на камеру номер 22. Раньше, что ни неделя, то шмоны, карцер, отмена прогулки, лишение драгоценных кусков сахара или просто усиленный ор с потолка. А последнее время — примерно с тех пор, как к нему подселили Поттера — тишина. Словно кто-то решил, что узники не стоят внимания тюремщиков. Или же это просто новый прием: заставить заключенных быстрее отбросить коньки от невыносимой скуки тюрьмы, от тысячекратно повторяющегося дня сурка.       От мыслей о том, что Поттер — засланный казачок, подозрительный, но умный Драко отказался довольно быстро. К заключенным подсаживали стукачей, чтобы те разговорили узников и что-то выведали. Допустим, тупоголовое начальство могло бы думать, что Драко откуда-то знает, в какой стране от следствия скрывается Люциус Малфой. Но у Поттера было алиби: посылка Грейнджер. Содержимое явно свидетельствовало о том, что та тщательно изучала тюремные законы и нужды, потому что это было необходимо, чтобы помочь Гарри выжить в ситуации, в которой выжить нельзя. К тому же Драко и письмо ее изучил тайком. Лопух все время оставлял его в книжке, которую читал в данный момент. "Мы действуем днем и ночью".       Но даже если это — грандиозная и хитрая подстава, зачем начальству подсаживать к нему Поттера? Что-то разболтать он мог бы Грегори — да кому угодно, если уж на то пошло, он бы разболтал хоть что-то гораздо скорее, чем Поттеру. Да и сам Поттер бы на такое не пошел, гриффиндорская честность и все такое дерьмо.       К тому же Поттер даже не пытался ничего у него выспрашивать. Не заходил издалека, не изливал душу сам — чему обучили бы его следователи-изверги в первую очередь. Он молчал. Молчал и выживал, как выживал сам Драко: часто перечитывал письмо от друзей, целыми днями сидел за книгами, с нетерпением готовился к прогулке, тренировал беспалочковую магию. Драко он вежливо игнорировал.       А тем временем приближался год со дня вынесения итогового приговора над Драко. День рождения Поттера, то бишь. А Драко тем временем, что ни день, то безнадежно влюблялся в Гарри Поттера все больше и больше. Что? Да.       Следовало бы ожидать какой-то такой подставы после почти года одиночества. Тут можно и в Питера Петтигрю влюбиться. Легко. Конечно, юное сердце Драко жаждало отдаться любовному чувству к первому встречному, например, к Гарри чертову Поттеру.       Приступы самоудовлетворения случались теперь с Драко почти каждую ночь. Благо, он прекрасно овладел оглушающими чарами в самый короткий срок. Поттер, хвала Салазару, вроде, ничего не замечал и вел себя как обычно, никакого смущения или гнева.       Но зацикленность его тела на Поттере не была для Драко большой новостью. Что-то не то происходило с обычными дневными мыслями юноши, когда он наблюдал за сокамерником. Ему хотелось иметь с Гарри разговор. Не перепалку, не дежурный отсчет календарного времени или вопрос о том, кто первый пойдет чистить зубы. Человеческий обычный разговор. Не задушевный, может быть, но настоящий. О чем? Их с Поттером история отношений пестрела такими деталями, что начни они недежурную беседу, это выглядело бы как танцы на минном поле. Борьба факультетов, стычки, чистокровная теория (Драко и самого она ужасала, после того, как он крепко о ней задумался в одиночке, когда отец больше не мог помешать ему, надавить на него своими безумными суждениями), метка, война, смерти и суды. Да, разговаривать с Поттером, видимо, пришлось бы только о погоде.       Но Драко хотел большего — интересной беседы с другим человеческим существом. С загадочным Гарри Поттером. Как ему, кстати, "Война и мир"? Устаревшее лживое дерьмо... Почему он так кайфует от супа, в котором от гребаной курицы одни слезы и жилы? Почему пялится в окно, хотя в него ничегошеньки путного никогда никто не видывал...       Драко хотел знать Гарри Поттера. Стать к нему ближе.       Он знал, что ему нужно делать. Самое страшное на свете. Чтобы узнать Поттера получше, нужно было раскрыться самому. Сделать шаг первому. Подать руку первым. И надеяться, что его не оттолкнут, не отошьют грубо, не посмеются.       И возникла эта холодящая в жилах кровь идея о подарке ко дню рождения. Либидо отошло на второй план: под одеялом, при свете неяркого Люмоса Драко пытался трансфигурировать свою ложку в пластиковую и обратно. У Гарри, дебила куска, Поттера была ложка, которая вызывала слезы жалости во время их совместного приема пищи. Короткая, поломанная, пластик стал какого-то тошнотворного цвета...       Страшнее всего был, конечно, момент дарения. Под светом рамп при самой пугающей аудитории Драко сотворил свое нехитрое заклинание. Получилось вполне терпимо, хотя он мог лучше, конечно, но в горле пересохло, колени тряслись и пульс стучал немилосердно. Драко делал свой маленький для человека, но гигантский, если учитывать все на свете обстоятельства, шаг к Гарри Поттеру. Отсюда реакция тела, как будто он какой-то, мать его, второкурсник, под покровом ночи на четырнадцатое февраля пропихивающий благоуханную валентинку под дверь личных покоев Северуса Снейпа**.       Но все прошло на удивление хорошо. Поттер явно был благодарен Драко, пусть и удивлен. Глупо не принимать в тюрьме подарков, особенно таких нужных, это Драко сам хорошо понимал, но он говорил себе, что факт принятия Поттером итога его скромных трудов значит что-то большее. Поттер больше не отвергает Драко. Не ненавидит его. Драко вполне может стать приятелем Поттера. Даже его другом — пусть и только на время заключения.       Помирать Драко больше совершенно не собирался. Он собирался жить, надеяться и дружить с Гарри Поттером.