Утро Ацуши-куна в эту субботу выдалось не совсем обычным. Накаджиме поставили два сложных зачета сегодня, но он, вообще-то, должен быть благодарен Дазаю за то, что их всего два, потому что их было бы три и еще пересдача в понедельник, если бы шатен не выпросил у преподавателей зачеты себе и ему, состроив милые щенячьи глазки. И как только ему это удается?
Но утро было необычным не только из-за зачетов. Как только Накаджима открыл глаза, лежа в своей постели, он хотел потянуться за телефоном, чтобы посмотреть сколько времени, ведь он проснулся раньше будильника, но вместо этого его рука дотронулась до чего-то теплого. Ацуши в страхе повернул голову, и из его глотки вырвался сдавленный писк, когда он увидел рядом с собой Рюноске без майки.
— Ты чего орешь с утра пораньше, тигр? — Акутагава почти никогда не называл Ацуши по имени после соревнований на втором курсе, когда команда Накаджимы «Белые тигры» победила команду Рюноске «Расемон» в волейболе.
— А ты, дубина кокосовая, почему лежишь в моей постели без майки?
— ... — Ацуши впервые видит, чтобы Рюноске ухмылялся за всё время их общения. Обычно он ходит недовольный и хмурый, покашливая в кулак, а тут вдруг ухмылка.
— Стыд и срам, какой ужас. Как я матери в глаза смотреть буду после такого?
Акутагава снова кашляет и натягивает на себя черную футболку, валявшуюся на полу. Они с Ацуши переспали вчера, и это было бы удивительно, если бы они не начали встречаться пару недель назад. После того разговора в ванной, в котором Рюноске был вынужден участвовать по прихоти Дазая на вечеринке Йосано, их общение наладилось, если можно было назвать постоянные препирания налаживанием. Они встречаются уже две недели после пары лет взаимной симпатии, и вчера они наконец переспали, но Ацуши всё равно истерит. Ацуши всегда такой Ацуши...
— У тебя ее нет, тигр. И ты сам на меня набросился вчера.
— Это я-то?! Совсем офонарел, дубина?
Рюноске лишь вздыхает и прижимает губы ко лбу Накаджимы, отчего тот моментально краснеет и зарывается в одеяло. Ацуши старается не материться и заменяет матерные слова на нечто вроде "дубина кокосовая", "лабутен", "офонарел" или "окунь", и это кажется Акутагаве невероятно милым. Они завтракают тостами с нутеллой и бананом, которые Накаджима заботливо сделал в виде сердечек, и идут в университет.
Ацуши невероятно сильно волнуется по поводу второго зачета. Первый он только что сдал, но его чуть не стошнило от нервов, и сейчас, занимая место в столовой, он понимает Дазая, который частенько говорит, что его тошнит от вида любой еды, не считая крабовых палочек. Он чувствует, что его внутренности перемешались, и он правда не уверен, что должен ощущать собственные кишки в районе груди, но внезапно происходит что-то, что заставляет Накаджиму забыть ещё и о такой вещи как обыкновенное дыхание. К нему, мирно клюющему самый обыкновенный салат, подсаживаются Фёдор Достоевский и Николай Гоголь.
Накаджима нервно сглатывает и чувствует как тошнота снова подступает к горлу. Он не может и слова сказать, он просто смотрит на подошедших глазами, полными ужаса, черт, он правда уверен, что по его душу пришла русская мафия собственной персоной, и парень не может выдавить из себя ни слова от страха. Поэтому говорить начинает Николай:
— Ацуши-кун, какая встреча! У нас с Дос-куном есть к тебе пара вопросов.
Накаджима молча кивает, его колени трясутся под столом. Гоголя неожиданно перебивает Фёдор:
— Коля, ты итак уже его напугал, не видишь что ли? Выключай Цербера.
— Ну ладно. — Коля убирает безумную улыбку с лица и начинает ковырять пальцем стол.
— Ацуши, у меня есть предложение. У тебя ведь сегодня зачёт по языкознанию? Ты уверен, что хорошо подготовился? Говорят, препод всех валит. — тон голоса Фёдора мягкий и дипломатический, но вещи, которые он говорит, всё равно звучат как угроза — Если ответишь на мои вопросы о Дазае, я договорюсь об автомате. Этот преподаватель, кхм, должен мне услугу.
— Вы... сможете?
— Фигня вопрос! — звонко кричит Коля на всю столовую, и Достоевский строчит сообщение преподавателю. Через пару минут приходит ответ. Фёдор воспроизводит голосовое сообщение, и Ацуши удивленно моргает, когда слышит голос преподавателя, которого боится даже сильнее, чем Достоевского и Гоголя:
«Хорошо, Фёдор-сан. Передайте Ацуши-сану, что у него зачет, он может не приходить сегодня. Желаю его бабушке скорейшего вы-..» — Фёдор выключает голосовое сообщение, Колю распирает дикий смех, а Накаджима хлопает глазами.
— Что с моей бабушкой?
— Цель оправдывает средства. — отмахивается Фёдор и тут же становится максимально серьезен, складывая руки "замочком" на столе — Перейдем к делу. Дазай связывался с тобой за последние три дня? Когда вы говорили последний раз?
— Ээээ.. Я видел его в университете в среду. Вы пришли с ним вместе, Дост-сан...
— Черт, Коля, он ничего не знает. — Ацуши не берется судить о малознакомых ему людях, но Достоевский выглядит очень взволнованным.
— Федь, дай пареньку высказаться, мне кажется, не всё так просто, верно я говорю, Ацуши-кун?
— Эм, ну... — Накаджима на секунду закрывает глаза, успокаиваясь, и начинает говорить — Дазай был в очень приподнятом настроении тогда, и я был рад за него, но после первой пары он подошел ко мне с просьбой.
— С просьбой? Какой просьбой? — Фёдор вновь заинтересован в диалоге.
— Он попросил меня кормить Чая и убирать лоток, пока его не будет.
— Пока не будет.. Он говорил, сколько по времени? Точное число?
— Ммм, вроде нет. Нет, Дазай-сан почти никогда не говорит мне точных чисел. Он дал мне ключи от своей квартиры и попросил заходить после пар.
Фёдор и Николай переглядываются, на лице второго появляется хитрая улыбка:
— Ацуши-кун, то есть у тебя есть ключи от квартиры Дазая? Прямо сейчас? С собой? И какая радость, тебе не нужно идти ни на какой зачет! — Коля поднимает Накаджиму со стула и тянет за собой в коридор.
Все попытки Ацуши не дать русской мафии зайти в дом Дазая, пока его нет, оказались тщетны. Фёдор и Николай убедили его, что не собираются ничего воровать или крушить, и Накаджима, вспомнив недавнее обеспокоенное выражение лица Фёдора, поверил им.
Дома у Дазая, на первый взгляд, ничего не поменялось. Ацуши действительно приходил сюда каждый день покормить Чая, но Накаджима - человек с огромным сердцем, а потому он не просто кормил кота, наливал ему воду, чистил лоток и уходил, он сидел с ним каждый день по часу или даже два. В среду Чай очень загрустил, когда увидел входящим в дом не хозяина, а какого-то светловолосого паренька, в четверг он со злости на исчезнувшего внезапно Дазая нагадил прямо у входной двери, и Ацуши, по законам жанра, разумеется вляпался в этот "подарочек", в пятницу кот оставил бедняге красную полосу во всю руку, потому что Накаджима слишком сильно разыграл его вместе с Рюноске, которого вчера брал с собой. Сегодня Чай был счастлив увидеть хотя бы одно давно знакомое ему лицо. Он начал тереться об ноги Фёдора, не успел тот толком обувь снять. Достоевский поднял кота на руки и, почесывая за ушком, прошел на кухню. Пока Ацуши менял воду в миске и насыпал Чаю корм, Федя гладил кота, примостившегося на его коленях. Гоголь смотрел на эту картину с таким громким удивлением, что Достоевский не выдержал:
— Ну что?
— Ого.
— Что "ого"?
— Ты никогда раньше так не делал.
— Хватит говорить загадками, Коля, я еще к анекдотам твоим не привык, давай без ребусов.
— Ты стал добрее к животным.
Ацуши навострил уши, стоя у кухонного гарнитура.
— Глупости. Я всегда был добр к животным.
— Ты никогда не брал их на руки. Артемона ты вообще на дух не переносишь.
Гоголь еще на первом курсе подобрал из мусорки щенка. Какие-то ироды завернули бедняжку в пакет и оставили умирать. Однако Коля, оказавшись в нужное время в нужном месте, услышал скулеж и забрал щенка себе, назвав Артемоном. Ни один японец не мог выговорить это имя, поэтому все остальные называли его просто Моней.
— Моня твой вечно со слюнями своими прямо к лицу лезет, а коты...
Да будет тебе известно, что коты - самые умные создания, которых я когда-либо встречал. Даже умнее тебя и меня, ясно?
Накаджима решается подать голос:
— Дост-сан, вы говорите прямо как Дазай. — Ацуши улыбается, а Коля щурит взгляд.
— Ах вот оно что, Дос-кун.
— Тц.
Достоевский ожидал найти хоть какую-то зацепку в квартире Дазая, но он не нашел ничего кроме одинокого носка под кроватью и телефона на столе. Фёдор отгадал пароль за несколько минут и зашел в список контактов. Шесть пропущенных. Шесть. И все от него. Фёдор морщится и мысленно ругает себя за это. Он удаляет эти вызовы с телефона шатена. Ведь если он увидит, сразу начнется «Феееденька, ты что, скучал по мне? Признай, что скучал». Достоевский так отчетливо слышал этот голос у себя в голове, что обернулся проверить, точно ли он в комнате один. Перед пропущенными от контакта "пай-мальчик", Фёдор замечает входящий вызов от ещё одного, ранее неизвестного ему номера. У Дазая он подписан как "Старый хрыч" и Фёдор закатывает глаза. «Ну неужели так сложно подписать имя фамилию хотя бы в описании контакта, Дазай?».
Фёдор берёт свой собственный телефон и быстро набирает номер. Гудки идут. Уже хорошо. Достоевский уже хочет повесить трубку, как вдруг слышит приятный низкий голос:
— Алло?
— Алло. Кхм, здравствуйте..
— Ох, если вы от Митсуко-чан, то перезвоните мне позже, если нет, то найдите номер моего секретаря и запишитесь на консультацию, у меня важная операция.
Звонок сбрасывают, и Фёдор смотрит в экран телефона. «Операция? Врач? Или полицейский? Зачем кому-то с такой должностью звонить Дазаю?». Размышления Фёдора прерывает Коля, тронувший друга за плечо:
— Нам бы идти пора, Федь.
Фёдор кивает и смотрит на Накаджиму в дверях спальни.
— Угу. Идите. А я, если можно, останусь здесь.
Ацуши, к удивлению Достоевского, не возражал. Он лишь попросил приглядеть за Чаем завтра и закрыть дверь на ключ, когда Фёдор будет уходить. Уходя, Гоголь хлопает Фёдора по плечу и переходит на русский:
— Ну, удачи. Не переживай сильно. С дураками редко что случается, уж я то знаю.
— Он.. Он вовсе не дурак. — Федя хмурится, а Гоголь понимающе кивает.
— Ну, не обдрочись тут!
— Коля. — тон голоса Достоевского холоднее арктических льдов.
— Ммм? Да, Федь?
— Если ты прямо сейчас не заткнешься и не уберешься отсюда, я твой анус так растяну, что носить с собой сумку тебе больше не придется.
— Боюсь, боюсь! — Гоголь звонко смеется и утаскивает за собой ничего не понимающего Накаджиму, захлопывая входную дверь.
Фёдор наконец-то остаётся один, не считая кота. Он ложится на кровать Дазая и первым делом зарывается носом в подушку. Когда он чувствует, что у него скрутило низ живота, он мысленно проклинает Гоголя с его шутками, ложится на спину, складывая руки на животе, и начинает думать.
Итак, что мы имеем. Дазай и Фёдор заснули при просмотре какого-то ужастика про русских во вторник, а в среду собрались и вместе пошли в университет. У них началась зачетная неделя, и Дазай по пути поделился с Фёдором планом по выпрашиванию автоматов у преподавателей для себя и, если повезет, для Накаджимы. Вспомнишь лучик, вот и солнышко, Ацуши видит их вместе на пороге университета, но Дазай уверяет Достоевского, что всё в порядке, и они расходятся по своим аудиториям. А после, пуф, и Дазай исчезает со всех радаров. Он не отвечает Фёдору на сообщения, оставив их партию мысленных шахмат недоигранной, что очень на него не похоже. Вечером, так и не получив ответ, он звонит Осаму один раз, но тот не берет трубку. В четверг Фёдор не находит шатена в университете и снова набирает его номер, но никто не отвечает. Вечером он повторяет попытку, но все тщетно. Фёдор злится, но решает подождать следующего дня. В пятницу Фёдор приходит к дому Дазая перед парами, дверь заперта, и он снова звонит, но не слышит даже вибрации телефона в квартире. Как выяснилось позже, он просто стоял на беззвучном. Вечером Достоевский набирает номер Осаму уже из своего дома, уже не надеясь получить ответ. Он рассказывает Гоголю о произошедшем, и тот предлагает выловить в университете Накаджиму, ведь он наверняка должен что-то знать. Перед тем как пойти в университет в субботу, Фёдор решает попытать удачу и позвонить снова, но ему, разумеется, снова никто не отвечает. Шесть пропущенных. Шесть, господи. Как же жалко это выглядит. Достоевский никогда себе этого не простит.
Что до контакта, который стоит последним в списке вызовов Дазая, то у Фёдора в голове есть уже 14 теорий насчет того, кто это и что произошло. Однако Достоевский, поразмышляв немного, оставляет 7, а после, вспоминая, что Дазай может и не такое выкинуть, всё же возвращает одну. Восемь теорий, и ни для одной из них нет достаточного количества доказательств. Достоевский чувствует, как от непрекращающегося потока размышлений начинает болеть голова, и поворачиваясь набок, обнимает не очень довольного кота. Спустя несколько минут он проваливается в сон, а на утро просыпается от знакомого приятного запаха и влажного ощущения на своей шее...
***
Дазай, придя на первую пару в среду, смог уговорить уже трех преподавателей на автоматы по их дисциплинам, просто поболтав с ними немного в коридоре и выслушав подробности об их семейной жизни. Он хочет провернуть кое-какую штуку с преподавателем языкознания, который наотрез отказывается ставить Ацуши зачет, чуть позже, однако у него звонит телефон. Дазай совсем не рад видеть входящий от контакта "Старый хрыч" и нехотя поднимает трубку:
— Приветик, чем обязан?
— Дазай, разве отец не может позвонить сыну, чтобы просто поинтересоваться как его дела?
— Отец - да, но не ты, Мори. — Огай на том конце трубки тяжело вздыхает и Дазай повторяет вопрос — Ну так что случилось?
— Раз ты не горишь желанием рассказывать мне о своих успехах в университете, то перейду сразу к делу. Я развожусь с Мегуми. Ты нужен моему адвокату на суде по бракоразводному процессу в качестве свидетеля.
— И о чем же я должен солгать в этот раз, папуль?
— Неужели тебе так сложно помочь своему отцу?
— Ты разводишься уже второй раз за год. И почему у всех твоих пассий имя начинается всегда на "м"?
— Я не замечал этой детали.
— А я заметил. Когда мне надо приехать? Завтра?
— Хироцу заберет тебя на машине через час.
— Мори, у меня вообще-то пары. Зачетная неделя началась. Нельзя просто взять и забрать человека в Киото из Йокогамы по одному твоему хотению.
— Ты сам не хотел говорить о делах в университете. Если будут проблемы, решим.
Мори сбрасывает трубку, а Дазай закатывает глаза. Этот старый хрыч его уже достал. Осаму просит Накаджиму присмотреть за Чаем, отдавая ключи от своей квартиры. Сам он берет дома запасные, а вот телефон забывает на столе, потому что Хироцу-сан ждет его уже полчаса. Осаму ожидает чего угодно, потому что он не раз помогал отцу с бракоразводным процессом, но чего он точно не ждет, так это услышать, что у него будет сестренка.
— Так Мегуми беременна?!
— Нет, если бы была, я бы с ней не разводился.
— А кто тогда?
— Митсуко-чан. — Мори отпивает черный чай из чашки, и это выглядит почти как семейные посиделки отца и сына в кафе, но третий стул занимает адвокат.
— Твоя секретарша? Серьезно, Мори?
— Не осуждай своего отца, Осаму.
— Нет, что ты. Я безумно счастлив, что у вас запрещенная внутренними правилами больницы связь, из-за которой у меня появится сестра.
— Я сам придумал эти правила, Дазай. Я имею право их нарушать.
— Зачем придумывать правила, если ты не собираешься им следовать?
Обычно бракоразводный процесс в их семье - дело плёвое. Не первый раз, проходили, знаем. Однако из-за обстоятельств, внезапной беременности Митсуко и очень скверного характера Мегуми, которая, к слову, работает супермоделью, следовательно не нуждается в деньгах, и делает это всё лишь из-за личной обиды, суды затягиваются на три дня. Бедные адвокаты вынуждены работать даже в субботу, обсуждая с Осаму нюансы его письменных показаний.
Дазай не хочет даже думать об этой нелепой ситуации, и когда Мори предлагает ему отвезти его обратно в Йокогаму в воскресенье днем, Дазай хочет выезжать рано утром. Он ставит настолько холодную точку в их разговоре, что Огай соглашается, и Хироцу сажает Осаму в машину уже в 6 утра на следующий день. Они едут по платным дорогам, но это все равно занимает 5 часов, и Дазай оказывается дома только в 11:20 утра. Он рад увидеть Чая, он тискает его пару минут в коридоре, а затем краем глаза замечает знакомую обувь в углу. Фёдор сейчас... В его квартире?
И нет, Дазай не забыл про него, он хотел позвонить, и даже то, что он оставил телефон дома, не было помехой, ведь он помнит его номер наизусть. Ему достаточно было один раз увидеть любые цифры, чтобы запомнить их и в нужный момент "достать" из закоулков сознания, но... Последний раз, когда они с Фёдором виделись, у них был не самый простой диалог, и Дазай... Ну, вообще-то у него не было абсолютно никакого объяснения своему поведению, потому что перед лицом очередной проблемы Дазай снова сделал это. То, что он умел лучше всего.
Подрочил. Сбежал. Но Дазай, как человек поэзии, которому кажется, что метафора имеет место быть везде, называл это как угодно, но не избеганием ответственности.
«Мне просто нужно время подумать.»
«Я забыл телефон дома, а просить у кого-то неудобно.»
«В конце концов, я имею право на отдых? У меня вообще-то семейные проблемы.»
«Интересно, а он по мне скучает?»
«Он звонил мне хотя бы раз? Я бы хотел узнать.»
«Когда увижусь с ним, надо будет всё объяснить.»
«А может, ему не нужны мои объяснения?»
«Скука. Тебе тоже скучно, Федь?»
«Я скучаю по тебе.»
Сердце Дазая делает тройное сальто назад и замирает, когда он видит этот
комочек русской зимы на своей кровати. Он смотрит на него, не в силах двинуться с места. В комнате царит полумрак, потому что окна хорошо зашторены, и Дазай не хочет прерывать его сон. Фёдор вечно всегда такой уставший, стоит дать ему поспать немного. Нет, это ведь снова отговорка, он просто боится того, что может произойти, когда он проснется. Но он ведь рано или поздно всё равно проснется, и Дазаю придется объяснить.
Осаму садится на кровать и мягко целует Фёдора в шею. Достоевский мгновенно просыпается и смотрит на Осаму. Он тянется рукой к его руке, и только когда он ощущает тепло чужого тела своей ладонью, он верит, что это не сон. Дазай правда здесь. И когда Фёдор слышит его голос, такой мягкий и как всегда мурлычущий, его сердце сжимается под ребрами. Этот придурок живой.
— Доброе утречко, спящая красавица. Мне есть, что рассказать тебе, но для начала я бы хотел сказать, что я хотел позвонить, просто я забыл телефон дома и..-
Дазай не договаривает, потому что его вдруг... Обнимают. Руки Фёдора обхватывают его талию, и Осаму поначалу не знает, как реагировать, но чуть позже обнимает Дост-куна в ответ. Они молча сидят так пару минут, и когда Фёдор, наконец, отдаляется, он одаривает шатена многозначительным взглядом:
— Вещай.
— Как официально. Ну, в общем, меня на три дня украл Мори...
— Тот самый "старый хрыч"? Кто он?
Дазай вообще не удивлен, что Фёдор знает. Он спокойно отвечает:
— Ну, вроде как, мой отец.
— Отец? — Достоевский усмехнулся. — Не знал, что у тебя есть отец. И.. Не пойми неправильно, просто теперь я полностью уверен в том, что ты правда конченый.
— Ха-ха! Вообще-то, он глав врач сети больниц в Киото, так что вполне могу быть и пробирочным.
— Ты первый человек в моей жизни, который так гордится этим. Ты всё это время был в Киото?
— Угу, именно там. Участвовал в бракоразводном процессе. У тебя с кем-то ещё были подобные диалоги?
— Ну, знаешь, Коля часто шутит про сперму и ананасовый сок, слово за слово и...
— Не продолжай, я понял.
Парни секунду молчат, а потом начинают смеяться. Фёдор не помнит, когда в последний раз так смеялся. Если честно, ему кажется, будто это его первый искренний смех за всю жизнь. А Дазай помнит. Во вторник на лужайке около супермаркета он тоже смеялся. Осаму нравится звук его смеха. У Феди низкий голос, и Дазай помнит его очень хорошо.
Дазай чувствует, что должен рассказать о встрече с отцом, и что нельзя оставлять всё так, но к его горлу подступает ком каждый раз как он пытается раскрыть рот и начать говорить, и он не похож на обычный ком в горле, это ощущение жутко болезненное. Словно Дазай
не должен быть человеком, который способен на эмоцию. Однако Фёдор внезапно прерывает его внутренние дебаты с самим собой:
— Слушай, Осаму. Ты не должен объяснять мне ничего. Даже если ты пропал на три дня и даже если я впервые слышу, что у тебя есть живой отец. И даже учитывая тот факт, что забыть взять с собой телефон было самым безответственным поступком...
— Пока звучит так, словно ты перечисляешь мне причины, по которым я
должен рассказать.
— Да нет же, слушай. В общем, даже если всё, что ты делал, было безответственным для отношений, мне достаточно просто услышать всё ли в порядке, чтобы я был спокоен за тебя.
— ... Ты сказал... Отношений? — Дазая бросает в дрожь, но это вовсе не от холода. Наоборот, ему слишком тепло.
— Ну да. Это важно?
— Вообще нет.
И оба они на самом деле знают, что важно.
— Ну так, всё в порядке, Осаму?
— Да. По крайней мере я буду в порядке. И у меня, кажется, скоро появится сестренка.
Спасибо.
— Мои поздравления.. или соболезнования. Сам выбирай. И не благодари меня никогда. Это смущает.
— Когда ты так говоришь, я хочу делать это чаще. Но спасибо, что предупредил.
— Ты такая сука, Осаму.
— Кобель. И ты уже проверил... — Дазай не договаривает реплику, но многозначительно крутит пальцем у рта.
