Тринадцатилетка

Это было утро понедельника. Но не такое, как обычно. Ведь это был первый день зимних каникул. Конечно, погодишка на улице была не ахти — холодно, но снегом и не пахнет. Мокрый снегопад, в лучшем случае. Деревья, как ни странно, решили отрастить небольшие почки, хотя мороз может наступить не сегодня — завтра. Но какая разница — КАНИКУЛЫ ЖЕ! Рене казалось, что в этот день ей ничто и никто не помешает быть максимально довольной жизнью. А в таком состоянии Рена была в последнее время очень редко. Ведь седьмой класс в последнее время придавил её кучей тестов и самостоятельных, к которым она не могла готовиться без нервов. Мама каждый вечер успокаивала её, но Рена успокаиваться никак не желала. — Реночка, тебя не поймёшь, — говорила ей мама Авгия. — Предыдущие шесть лет ты вообще из-за уроков не парилась, а теперь паришься так, что заснуть по ночам не можешь. И это действительно было так. Вечером, когда тринадцатилетка ложилась спать, её бесконечно посещали мысли, что какой-нибудь номер она не доделала или не написала таблицу по параграфу, из-за чего она начинала мелко дрожать и крупно волноваться. Это в последнее время стало частой проблемой девочки. Но в те моменты ей никогда не приходило в голову, что у одной девочки за спиной проблемы куда существеннее. И эту девочку она знает уже почти полгода. Она младше её на год и два месяца. Часто не по возрасту скрытная и серьёзная. И эта девочка — Доми. В тот день, когда Доминика рассказала Рене о своём тяжёлом прошлом, Рена была ошеломлена. Раньше ей никогда не приходилось встречать на своём пути людей, которых она могла бы и не встретить. С того самого дня, с той самой минуты, с той самой секунды Доминика больше ни разу не заговаривала об ЭТОМ. Рена тоже больше её об этом не спрашивала. Казалось, обе девочки забыли об этом напрочь. Однако нет. И это Рена поняла в тот же день, буквально через один час, десять минут и сорок четыре секунды. В то утро, когда девочка уже умылась и переоделась, мама посоветовала ей пойти прогуляться и подышать свежим воздухом. — А то так и просидишь три недели в четырёх стенах, — добавила мама. — Ну, лааадно… — скрепя сердце согласилась Рена. Надев любимую голубую курточку и синие джинсы(девочка просто обожала все оттенки синего), Рена попрощалась с мамой и сестрёнкой и выскочила за дверь. Спустившись на лифте вниз и выбежав на улицу, Рена впервые за долгое время вновь ощутила запах свежего воздуха. Казалось, это сам запах жизни. Он будто нёс в себе слабый холодок снега и льда, свежесть воды, образовавшейся из подтаявшего снега, даже сладкий аромат непонятно как выросших в такой холод маргариток. Они росли небольшим «букетиком» на обочине дороги, словно поджидая того, кто придёт сюда, чтобы сорвать их. Но Рена не стала этого делать. Эти цветы, выросшие в практически нереальных для их жизни условиях, казалось ей, не заслуживали такой быстрой смерти. Усевшись на большой камень под старой голубоватой елью, Рена посмотрела на небо. Странно, девочка никогда не замечала, какое же оно красивое. Она раньше и не задумывалась об этом. Эти белые облака на нём — словно огромные пушистые снежинки… — Ой, снежинка? — вдруг воскликнула тринадцатилетка. Маленькая белая пушинка приземлилась ей прямо на кончик носа и мгновенно растаяла. Уже скоро в воздухе парили тысячи маленьких пушистых звёздочек абсолютно разных форм. Они медленно укрывали землю большим белоснежным ковром. Глядя вокруг, Рена словно забывала, где находится и кем является. Снежное волшебство захватило её. Однако ненадолго. Её привёл в чувство громкий смех детей. Он прозвучал буквально метрах в десяти от неё. Встряхнувшись и обернувшись, Рена увидела их. Это были Доми и Юрка. Румяные от нагрянувшего мороза, счастливые просто от жизни, они бежали к большому полосатому камню возле детской площадки. Рена с болью в сердце смотрела, как Юрка подсаживает Доминику на его верхушку. Ведь раньше Рена каждый день сидела вместе с Доми на этом валуне. Они делились новостями, одновременно пытаясь удержаться на его верхушке. Обычно Рене особо нечего было рассказывать. Ну, сходила в школу, пообедала, сделала уроки, посмотрела телевизор, почитала, легла спать. Зато у Доминики всегда историй хватало по горло. Не успевала она вскарабкаться на верхушку камня, как уже готова была рассказывать. Например: — Ой, а знаешь, когда я была маленькой… Мне лет пять где-то было… Я была в контактном зоопарке с мамой. Там были самые разные животные: хомячки, котята, еноты. Но самым удивительным оказался этот малыш. Увидела я его при довольно-таки тяжёлых обстоятельствах: отвлёкшись на красивого пушистого щенка, я отстала от мамы. Но меня нашёл заведующий зоопарка. Пока он объявлял, что я потерялась, по громкоговорителю, этот симпатяга слез у него с плеча и уселся мне на голову. Это был детёныш коалы, маленький, забавный, с большим чёрным носом. Я протянула руку и погладила его мягкую серую шёрстку. Заведующий посмотрел на меня и улыбнулся. Но тут подошла моя взволнованная мама и кинулась обнимать меня. Тем временем пушистик перебрался с моей макушки обратно на плечо хозяина. Когда мама уже уводила меня, я начала упираться и, показывая на коалу, повторять: — Мамочка, смотри, коала, коала! — О, какой красивый, доченька. Всё, нам пора домой. Моя мама даже не захотела оценить его по достоинству. Когда она подхватила меня на руки и понесла к двери, я громко спросила у заведующего: — А как его зовут? — Лоло, — ответил он. Жаль, что мы не успели ещё поговорить. Мама унесла меня в машину, посадила на заднее сиденье, и мы отправились домой. Истории Доминики всегда были длинными, но очень интересными. Вот и сейчас она рассказывает очередную историю «глупому миленькому Юрке». Всё же Рене стало любопытно, что же она ему рассказывает. Конечно, подслушивать некрасиво, но девочка ничего не могла с собой поделать. Прячась за придорожными деревьями и кустами, она стала медленно подбираться к валуну. Она была уже так близко, что могла расслышать слова подруги: — Тем временем маленький коала перебрался с моей макушки обратно к нему на плечо . Когда мама пыталась увести меня, я начала упираться… Что? Не может быть! Она рассказывает ему ту же самую историю, что и Рене. Когда-то. Эта сцена заставляла тринадцатилетку как можно скорее покинуть это место. Она уже отвернулась, собираясь уйти. Но когда Доми дошла до момента «Жаль, что мы не успели ещё поговорить. Мама унесла меня в машину, посадила на заднее сиденье, и мы отправились домой», её голос вдруг задрожал и оборвался. Рене показалось, что она даже всхлипнула. Резко повернувшись обратно, она раздвинула ветви кустов. Теперь она смотрела прямо в глаза подруги. Но нет, в них не было даже одинокой слезинки. Хотя, об этом тринадцатилетка могла только догадываться, ведь Доми уже зажмурилась, после чего сказала следующее: — Хих, конечно, он же не знал, что может больше НИКОГДА меня не увидеть. Рена чуть не потеряла сознание. Впервые за долгое время Доми снова заговорила об ЭТОМ. Казалось, что она уже не только не говорит о той болезни, но даже не думает о ней. Однако, так только «казалось». И это выяснилось уже через пять секунд. Эти пять секунд черноволосый Юрка сидел неподвижно, распахнув большие светлые глаза. Затем, будто придя в себя, он придвинулся к Доминике и обнял её за плечо: — Доми, ты всё ещё вспоминаешь об этом? — А как об этом не вспоминать? Три года… 26 254 часа я думала лишь об одном: не умереть. Выжить. Многие считают, что шести-семилетние дети вообще не должны на таком зацикливаться. А как не зацикливаться на мыслях о смерти, когда она день и ночь витает над тобой, будто стережёт? Произнося все эти слова, Доминика ни разу не всплакнула. Именно это и заставляло Рену стоять, как вкопанную, глядя на эту сцену. — Не… Не… Не расстраивайся, Домик. Не плачь. Только не плачь, — запричитал Юрка. Поглядев по сторонам и устремив свой взгляд куда-то вдаль, Юрка побежал вперёд. Вернулся он с тем самым «букетиком» цветов, что рос на обочине дороги. Тем, который Рена не стала срывать, поскольку не хотела столь быстро погасить их жизнь. Погасить, словно звезду. И тут Рена вновь вспомнила слова Доми, которые она говорила, рассказывая о своих несчастных сверстниках: «Сколько же таких звёздочек потухло на моих глазах за ту бесконечную тысячу ночей, которую я там провела». Рена больше не могла таиться в этих кустах и смотреть, как страдает её подруга. Лучшая подруга. Выскочив из-за дерева и упав от моральной усталости на колени, она крикнула: — Доми! Пожалуйста… Нет… Рука, на которую опиралась девочка, больше её не выдерживала. Рена вот-вот могла упасть лицом в колючий, холодный снег. Доми обернулась в сторону обессилевшей подруги. В тот момент у неё словно в голове прояснилось. Оставив Юрку, она кинулась к Рене. Поддерживая её голову, она прошептала: — Что же ты так, Рена?… Рена не помнила, как Доми извинилась перед Юркой, всё-таки забрав у него «букетик» умирающих цветов. Как она с трудом подняла её на ноги и привела в квартиру. Как рассказывала маме Рены всю эту историю, пока Рена приходила в себя, лёжа на своей кровати под голубым пледиком… Не помнила, и всё. Помнила только, как Доми, зайдя в её комнату и вложив ей в руку засохшие цветочки, сказала: — Прости, Доми. Но сердце — это то, что не может любить вечно. И никогда не знаешь, сколько ему осталось любить. Смысл этих слов засыпающая девочка, как ни старалась, не поняла. Ей казалось, что Доми просто всегда говорит загадками.