***
Юнги выходит в лес только через два дня. Убаюканному запахом Чонгука, ему совсем не хотелось вставать с постели, но обещанный русалке разговор давит на плечи. Сеймоура с ним нет — волк и русалка отчего-то не ладят. Тэхён всегда с отвращением морщит нос, стоит ему увидеть волка, а Сеймоур нарочито наглядно поворачивается к нему хвостом. На все ведьмины расспросы Тэхён отмахивается, говоря, что ему просто воняет мокрой псиной. Юнги знает, что причина неприязни точно не такая мелочная, но больше в это дело не лезет. Русалка ему не расскажет, Сеймоур — тем более, и даже не из-за того, что не хочет. Поэтому ведьма соглашается на нелепое оправдание. Воняет так воняет. Волку, видимо, болотной тиной. Лес громкий. Деревья радостно шуршат листьями, словно приветствуя ведьму в своих владениях. Звонко щебечут птицы, перескакивая с ветки на ветку. Иногда подлетают к Юнги близко-близко и дают погладить пушистые, мягкие пёрышки. Юнги улыбается своим летающим друзьям и чувствует себя лучше. Где-то в груди всё ещё пусто, но уже не так сильно. Лес будто печаль Юнги чувствует и старается её прогнать, заглушить. Юнги скидывает с головы капюшон и подставляет волосы тёплому, ласковому ветру. Яркие солнечные лучики то и дело проскальзывают между густых листьев и дарят поцелуи нежной коже. Сезон дождей подходит к концу, а вместе с ним — и весенние холода. Скоро Юнги уберёт любимый красный плащ, забудет о нём до следующих морозов, наслаждаясь долгожданным теплом. Перебирая в уме цветы и травы, которые нужно будет собрать в первые летние дни, Юнги склоняет голову, не давая тонкой ветке ткнуть себе в глаз, и выходит к насыщенно-синему озеру. Водная гладь идёт мелкой рябью от ветра, пролетающие низко красивые бабочки с яркими крыльями и стрекозы пускают круги по ней круги. Низко пригнув к воде тяжёлые от длинных листьев и времени ветви, медленно колышется ива. Идеальное место для пряток. Юнги любил сидеть там, прятаться вместе с Тэхёном и шёпотом расспрашивать его обо всём на свете — о просторах бескрайних морей и о том, что прячется в их глубинах, о больших кораблях и маленьких лодках, о замках и виднеющихся на берегу домах, о пахнущих рыбой портах и громких, неизвестных совсем людях. Плававший, казалось, в каждом из морей и многое повидавший, Тэхён был для Юнги бесценным источником знаний и хорошим, надёжным другом, которому можно доверить даже самую сокровенную тайну. Словно почувствовав, что Юнги о нём думает, русалка выныривает из воды, пугая притаившихся у зеркальной глади насекомых, заставляя их разлететься. Отряхивает светлые, словно солнцем выжженные волосы, убирает мокрые пряди с глаз, заправляет за уши. Маленькие капельки воды блестят на его гладкой коже, словно драгоценные камни. Завидев Юнги, Тэхён радостно улыбается и взволнованно взмахивает красивым, длинным хвостом с оранжево-красными, как закатное небо, чешуйками. Подплывает ближе, пока не ложится грудью на берег, требовательно вытянув вперёд руки. Юнги послушно берёт его руки в свои и даёт себя осмотреть. Тэхён знает, что в этом лесу Юнги ничего навредить не может, но всё равно каждый раз беспокоится. Это отдаёт приятным теплом внутри. — Ну что, как там твой человек? — наконец спрашивает русалка, удовлетворившись осмотром. — Ушёл, — коротко отвечает Юнги. Его сердце отчего-то сильно бьётся в груди. — Не думаю, что он вернётся. Тэхён окидывает ведьму внимательным, пронзительным взглядом. Его глаза сияют мягким, завораживающим золотым цветом, обманчиво-невинным и доверчивым. Юнги знает, что этим глазам нельзя доверять, но ещё никогда их владелец не оборачивался против него. Не желая нарушать тишину, Юнги переплетает их пальцы и нервно кусает губы. Он не знает, как рассказать Тэхёну о чувствах, бурлящих внутри него, словно лава. Он не уверен, что сможет объяснить то, что Чонгук сумел пробудить в нём и как без него вдруг стало пусто и одиноко. Как он хочет вернуться обратно, на несколько дней назад, когда они ещё были вместе, и остаться в этом мгновении навсегда. Но не существует в мире магии, которая могла бы сделать это, и Юнги из-за этого задыхается. Он хочет рассказать Тэхёну о каждом моменте, который он разделил с Чонгуком, и в то же самое время не хочет говорить вообще ничего — это было только их, странная жизнь ведьмы и человека, и никому больше места в ней нет. Юнги кажется, что он вот-вот вспыхнет, как искра, от переполняющих его эмоций и мыслей, и уже не сможет собраться обратно. Для него всего слишком много, всё слишком ново и непривычно. Тэхён не торопит его, даёт время собраться и не отпускает ведьмину руку, держит крепко и бережно. Почти также, как делал Чонгук, но немного хуже. Юнги знает, что эта хитрая русалка — его друг, но Чонгук был его первым человеком. Чонгук был его первым во многих вещах, о которых он раньше вовсе не думал. С ним всё было иначе. Взгляды — взволнованнее, прикосновения — желаннее, а улыбки и смех — искреннее. Юнги не помнит, когда он был счастлив так же, как рядом с Чонгуком, испытывал ли он это счастье до него вообще. Он знает, что радовался каждому новому дню, любил ощущение ветра в своих волосах и солнечных поцелуев на коже. Радовался ласковому рычанию Сеймоура и его мягкому меху под пальцами. Радовался, увидев Тэхёна и предвкушая новую интересную историю, что будет сниться ему ещё несколько ночей. Но был ли он счастлив? Если счастье — это то, что он чувствовал рядом с Чонгуком, то ответ на мучавший его вопрос ему совсем не нравился. — Он был особенным, — медленно начинает после долгой тишины Юнги. Тэхён сжимает его руку, давая понять, что слушает, и не перебивает, больше не спрашивает. Юнги взгляда от их сцеплённых ладоней не отрывает, успокаивается, водя большими пальцами по гладкой, прохладной коже русалки. — Я помню, как ты говорил, что многие, встречая того, кого могут назвать своим, считают его солнцем — тёплым, утешающим и любящим. Чонгук совсем не такой, — Юнги задумчиво хмурится, кусая губы, пытаясь подобрать слова, точно описавшие бы то, кем для него был человек. Это трудно. Слова не идут на язык, будто не хотят быть произносимыми, а хотят остаться только между двумя. — Он больше похож на луну. Такой же тихий, задумчивый и надёжный. Большую часть времени ты даже не осознаёшь, когда он рядом, но он всегда указывает тебе путь и готов помочь во всём. А уж когда замечаешь, то на него невозможно перестать смотреть — настолько он красивый и… человечный. Умный и свирепый, как дикий зверь, но урчит и подставляет беззащитное брюхо, если завоюешь его доверие. И это так странно и страшно и в то же время невероятно волнующе. Глаза Юнги затуманены, и Тэхён понимает, что сейчас он не здесь и не с ним — ведьма застряла в своих воспоминаниях и ничего не делает, чтобы выбраться из них. Русалку охватывает беспокойство, а его сердце стучит в груди, как у испуганной птицы, также быстро и часто. Уж слишком знаком и этот взгляд, покрытый грустной дымкой счастливых моментов, и эта особая оживлённость в голосе, когда говоришь о чём-то, что тронуло до глубины души. Ведьму, видимо, пронзило эмоциями насквозь. Тэхён терпеливо слушает всё, что говорит ему Юнги, и когда тот замолкает, он позволяет всем тревогам, что скопились внутри, отразиться в своём взгляде. — Я знаю тебя с тех пор, как ты был маленьким ребёнком, и до сегодняшнего дня я никогда раньше не видел тебя таким счастливым. Я так сильно этому рад, но я не могу расстраиваться уходу этого человека, — Юнги открывает рот, намереваясь перебить Тэхёна, но тот крепко, до боли, сжимает его ладони в своих и сбивчиво продолжает. — Люди не такие, как мы. Они не понимают то, во что мы верим и чем живём. Наблюдать за ними — увлекательнейшее занятие из всех, но приближаться к ним не стоит. Ты нашёл этого мужчину, позаботился о его ранах — так пусть он уходит и никогда больше не возвращается. Забудь о нём, выкинь из головы все мысли, что хоть как-то его касаются. Люди жадные и жестокие. Они обманывают и лгут с такой же лёгкостью, с какой дышат. Ими нельзя увлекаться, Юнги, — Тэхён понижает голос до шёпота и отчаянно пытается достучаться до друга, слишком очарованного чужаком. — Они опасные. Не позволяй никому из них коснуться своего сердца, спасай его, пока ещё не поздно, иначе они погубят тебя, заберут всё, что делает тебя тобой, и бросят, выкинут, как ненужную игрушку. Мы для них сумасшедшие, а они слишком боятся выходить за грани своей нормальности, чтобы непредвзято к нам относиться. Юнги слушает его речь с пугающе спокойным лицом, но в его глазах, кажется, все тёмные создания ночи пляшут. Его взгляд настолько пронзительный и гневный, что Тэхёну становится на одно бесконечно долгое мгновение страшно. Юнги с силой вырывает свои руки из его хватки, едва не падая на землю, и встаёт с холодной травы. Его губы сурово поджаты, искривлены в уродливую линию, брови — сердито нахмурены. В этот момент он как никогда похож на грозную, пугающую силой своего колдовства ведьму. — Я знаю, что ты живёшь на этом свете гораздо дольше меня, Тэхён, и что ты опытнее и мудрее, — голос Юнги холоден, как лёд. — Не смей так говорить о Чонгуке. Я пришёл поделиться с тобой своей радостью, а ты отвергаешь, думая о прошлых обидах. То, что когда-то давно ты обжёгся с человеком, не означает, что я обожгусь со своим. Юнги, не задумываясь, разворачивается и торопливо уходит прочь, не видя, как Тэхён от его слов задыхается, как обречённая попасть на человеческий стол рыба. Русалка смаргивает слёзы, норовящие потечь по щекам, и не верит, что ведьма предпочла его человеку, которого знала немногим больше нескольких дней. Тэхён стискивает кулаки так, что ногти оставляют красные лунки на нежной коже ладоней, и с яростной тоской смотрит в чащу, в которой скрылся Юнги. — Ты даже не представляешь, как сильно обожжёшься, глупая ведьма. Тэхён, громко хлопая хвостом по воде и пугая притаившихся рядом насекомых и птиц, уплывает вглубь небольшого озера, обратно к своим похороненным под мокрыми песками сокровищам, о которых поклялся никогда больше не вспоминать, не подозревая, что его слова окажутся пророческими.***
Юнги шёл быстрым шагом, изредка срываясь на бег. Тонкие ветки то и дело царапали его лицо, словно советуя остановиться, но он не слушал и упрямо двигался вперёд. Казавшийся таким приятным путь, по которому он шёл к озеру, стал невыносимым. Обида огнём жгла где-то в груди, не давая успокоиться, а голова была полна мыслей о глупых словах Тэхёна. Сказанное им не оставляло его, повторялось снова и снова, как заунывный вой волков в полнолуние, от которого никак не избавиться, не заставить утихнуть — только переждать. Прерывисто дыша, Юнги позволил эмоциям захлестнуть себя, не замечая, как неконтролируемая магия волнами хлынула от него по притаившемуся лесу. Из-за неё гнулись ветви, выдёргивались из-под земли корни, поднимался пронизывающий, ледяной ветер, безжалостно склоняющий к земле кроны и выдёргивающий все маленькие растения, попадающиеся на пути. От каждого шага ведьмы по земле ползли неглубокие трещины, расширяющиеся всё дальше и дальше, превращающие почву под ногами во что-то непроходимое. Подчиняясь воле Юнги, дорога к озеру постепенно прекращала существовать, и теперь ни одна тропа не могла привести к нему того, кто не знает точного пути. Пытаясь успокоиться, Юнги сжимал и разжимал кулаки, царапая нежную кожу ладоней ногтями. Всё перед его глазами отчего-то плыло и двоилось. Ведьма старалась не паниковать, но ничего не получалось, а дышать становилось всё тяжелее. Не понимая природу атаковавших чувств, Юнги беспомощно всхлипнул, падая на колени и вцепляясь пальцами в разрушенную землю. — Да что же это такое?! Крик невольно вырвался из его горла, и вдруг всё стихло. Пропало также внезапно, как и появилось, последней волной магии снеся все кусты и невысокие деревья вокруг. Юнги часто заморгал, словно очнувшись ото сна, и встревожено оглянулся, осматривая все разрушения. Обида всё ещё горела в груди, но гораздо тише. Встав на дрожащие ноги, ведьма, опустошённая всем случившимся, медленно дошла до дома. Устало распахнув дверь и скинув плащ с плеч на пол, Юнги камнем упал на кровать. Зарываясь лицом в холодные без Чонгука и пахнущие им простыни, он обхватил себя руками и свернулся калачиком. Обеспокоенный волк запрыгнул следом за ним на кровать, но у ведьмы не было сил ругать его и сталкивать прочь. Юнги прикрыл глаза, разрешая волку закрыть его лапами, и, убаюканный навалившимся на него истощением и тихим рычанием Сеймоура, уснул. Последняя его мысль перед тем, как его поглотила тьма, была о Чонгуке.