Чёрное солнце и алая луна

Игла скользит сквозь плоть, создавая крохотную выпуклость под кожей перед тем, как проткнуть её и серой кротовьей головой показаться наружу. Нить светло-коричневая, слегка рыжеватая. Такими нитками Стив больше двадцати лет назад штопал разошедшейся шов на затисканной лапке игрушечного кролика — его звали Питер, и с ним он был намного осторожнее, чем сейчас с собой. «Повесть о кролике Питере» была любимой сказкой юного Стива. Из-за неё Стив до сих пор не ест кроличье мясо. Делая ещё один стежок на кровоточащем порезе, Стив думает, что, возможно, однажды выйдет на пенсию и заведёт маленького милого кролика. Когда-то это было его детской мечтой. Если он доживёт до пенсии, то исполнит её. Кролика, да. И, может, котёнка. Порез рассёк ему правый бицепс, и это плохо. Не потому что он может умереть, нет. Такой порез банально неудобно зашивать. Стив не может придержать края раны второй рукой, и он не слишком-то ловко управляется с иглой левой. Его напарник оказался долбаным идиотом. Хилым юнцом из тех, что из штанов выпрыгивают, получив свой первый серьёзный заказ. Возможно, это он спалил локацию, где нужно было забрать товар. На них напали, стоило забрать коробку из обозначенного в ночном письме места. Такие парни любят трезвонить о своём успехе, переходе в «высшую лигу». Может, их выследил мужик, которому он похвастался в баре. Может, его же собственные дружки. Сейчас он лежит в канаве с простреленной головой возле руин старого склада. Кусок его красной фланелевой рубашки стягивал Стиву руку ещё несколько часов. Стив отбился и в одиночестве довёз товар заказчику. Он получил все деньги, которые предназначались им двоим, плюс бонус за сохранность. Люди думают, что кровь не будет видна на красной одежде. Это миф. Цвет крови различается в зависимости от содержащегося в ней белка: она может быть ярко-алой, словно ягоды остролиста, или тёмно-бордовой, как старое вино. Очень редко оттенок крови совпадает с цветом красной ткани. Гранат, рубин или губная помада… Всё многообразие оттенков красного скроет чёрный цвет. На нём пятен не будет видно. Кусок красной ткани за те сорок минут, что Стив ехал до точки встречи, пропитался насквозь. Кролик и котёнок, думает Стив, стягивая нить крепким узлом. Когда-нибудь он завяжет со всем этим и заведёт пару пушистых зверьков. Наверное, то пойло, что Стив купил в круглосуточном магазине по дороге в мотель, оказалось куда крепче, чем кажется. Он глотает ещё и, сжав зубы, льёт на рану. Плоть обжигает адским пламенем, Стив ругается, не разжимая намертво стиснутых челюстей. Пальцы подрагивают, от пореза расходится горячечная болезненная пульсация. Адреналин, который питал его несколько часов, растворяется в венах, и Стива ведёт от усталости. Стены тут совершенно убогого жёлтого цвета, а вместо нормальных штор на окне какая-то блескучая бирюзовая херня. Наверное, чтобы хоть как-то оживить помещение: всё это должно выглядеть вырвиглазно ярко, но кажется бледным и затёртым. Одно из тех мест, где можно заляпать пол кровью, и никто не скажет ни слова. Стив думает о том, как много зависит от текущей в венах красной субстанции и того, из чего она состоит. Адреналин — гормон, что повышает сердечный ритм и призывает организм бросить все силы на самозащиту. Гормон силы и страха. Все эмоции Стива, все чувства зависят от химических реакций организма. И даже такой процесс, как возбуждение. Дофамин — гормон удовольствия, а оксид азота и норадреналин усиливают приток крови к половым органам. Стиву повезло, что его всего лишь полоснули ножом. Огнестрельное ранение было бы тяжелее заштопать в походных условиях, а заживало бы хуже из-за опалённых, разорванных пулей тканей. Напарник — Стив уже и не вспомнит, как его звали — выбыл из игры через каких-то пару минут после нападения. Стиву пришлось в одиночку отстреливаться сразу от нескольких нападавших, именно потому он умудрился глупо подпустить одного из них слишком близко. Но всё же успел заслонить рукой голову от летящего в неё ножа. Стив надрывает пластиковую упаковку бинтов, неуклюже заматывает порез. Получается не слишком туго, но сойдёт. Он пьёт ещё и опрокидывается спиной на жёсткую мотельную кровать, заправленную уродливым жёлто-зелёным покрывалом. Закрывает глаза и, раскинув руки, думает, что никогда не спрашивал, какие домашние животные нравятся Баки. Он всё ещё недостаточно пьян, чтобы позвонить ему с этим вопросом. *** Услышав трель будильника, Стив слепо тянется за телефоном. С трудом приоткрыв один глаз на слепящий белым светом экран, отключает таймер. Чувствует себя безмозглым зомби, но чисто автоматически вбивает веб-адрес, а потом — засевшую в подкорке комбинацию букв, чисел и символов. Цифры 00:00:54 сменяются на 23:59:59. Стив закрывает сайт, потом так же автоматически чистит данные браузера и, выключив телефон, наконец вновь закрывает глаза. *** Стив спит, по ощущениям, целые сутки. Пружины старого матраса давят в спину. Блестящая херь, завешивающая окно, абсолютно не защищает от пятен света. Удивительно, что Стив не проснулся раньше. Сквозь приоткрытую створку окна просачивается слабый ветер, и нанизанные на длинные нити бирюзовые круги разных размеров неторопливо крутятся и покачиваются. Блестящий материал, из которого они сделаны, отражает розовато-оранжевый свет заходящего солнца. Стив щурится, когда один из бликов пляшет по его лицу, так и норовя попасть в глаз. Он думает о своей постели. На деньги от последнего заказа он купил новое одеяло и пару больших мягких подушек. Одну из них можно стиснуть руками и прижать к себе. Кусок явно оставшегося от прошлых постояльцев мыла в задрипанной ванной слабо пахнет клубникой, ну, или тем, что производитель посчитал клубникой. Стив забирает его и шагает в душевую кабину. Поддон под босыми ступнями неприятно шершавый, в стыках кирпично-рыжей плитки чёрные точки плесени, а дверцы из оргстекла совсем мутные от разводов известкового налёта. Напор совсем слабый, а тёплой воды в бойлере вряд ли хватит хоть на полчаса, но Стив, упёршись ладонями в стену, какое-то время просто стоит. Опустив голову и закрыв глаза, он позволяет струям воды и пару просто окутывать себя. Стив хоть и бывший, но полицейский. Он должен одинаково оценивать все жизни. Вот только ему не жаль тех мужчин, что пытались обворовать его, и которые сейчас тухнут в степи с простреленными грудными клетками. Но тот парнишка, которому не посчастливилось ненадолго стать его напарником… Истратив почти всю горячую воду, Стив насухо вытирается видавшим лучшие времена полотенцем и одевается. Сунув руки в рукава кожаной куртки, он проводит ладонью по лицу, ощущая жёсткую щетину. Надо побриться, но он сделает это дома. Здесь просто нет бритвы. Он уходит из номера, заперев за собой дверь маленьким железным ключом, на котором болтается бирка из дешёвого зелёного пластика с почти стёршимся номером. На улице он покупает бутылку пива и гамбургер в местном подобии Макдональдса. Еду ему отдают в простом бумажном пакете без каких-либо опознавательных знаков. У продавца обветренное смуглое лицо и морщинистые руки, а на застиранном фартуке застарелые масляные пятна. Дойдя до дверей отеля, Стив не поднимается в свой номер, а просто садится на ступеньку и смотрит в небо. Пиво в бутылке чуть прохладное, а гамбургер в пакете тёплый и приятно греет руки. Стив держит его на коленях, пачкая пальцы пропитавшим бумажное дно жиром, и маленькими неторопливыми глотками пьёт пиво. Полицейский психолог много лет назад советовал по максимуму окружить себя комфортом после чего-то, выбивающего из колеи. Этому совету Стив следует до сих пор. Захудалый мотель у дороги не особо соответствует понятию «комфорт», но немного вредной еды — неплохое начало. В гамбургере дохрена сырого острого лука, а котлета буквально обмазана жиром, но огромное количество сыра сглаживает все нюансы. Сыр всё делает лучше. Наверное, он расслабился. Привык к заказам, где никому даже пустой бутылкой по башке не врезал. Но реальность этого города такова: ты всегда стоишь на грани хаоса и безумия. Стив комкает масляную бумагу от бургера, засовывает в пакет, допивает пиво и отправляет пустую бутылку к прочему мусору. Он выбросит его позже, рядом нет хоть какой-то мусорки, а Стив ни за что не оставил бы свой бардак просто валяться на дороге. В нём достаточно уважения к планете, чтобы доносить мусор до специально отведённых для него мест. Стив смотрит на чужую кровь, засохшую на шнурках кроссовок. На чёрной синтетике пятен не видно, только если хорошо вглядеться, можно заметить подсохшие корки. Никакой дурноты, нет. Стив видел достаточно крови. Только хочется вытянуть шнурки из петель и засунуть в пакет с мусором, но Стив этого не делает. Он вытягивает ноги и смотрит на холмистую пустошь впереди, залитую слабым оранжевым светом заката. Далеко впереди, среди редких зарослей чахлых желтоватых деревьев, виднеются покосившиеся останки каких-то деревянных построек. Он думает зайти в отель и спросить у кого-нибудь, можно ли найти тут круглосуточный магазин, но решает этого не делать. Ему хочется побыть в тишине. Вместо этого Стив решает прогуляться. Это местечко в глубинке не то что городом, поселением назвать нельзя. Просто скопление нескольких низеньких зданий, крохотных, как гаражи. Стив поднимается, отряхивает джинсы и неторопливо идёт к ближайшему зданию. Двери глухо закрыты, в окнах ни малейшего признака света. Никакой вывески. Не расстроившись, он идёт дальше. Под подошвой кроссовок скрипит грязно-золотистый песок дороги. Это место выглядит так, будто замерло во времени. Будто тут до сих пор восьмидесятые. Найденный им магазин совсем крошечный, просто коридор метра в четыре шириной и едва ли десяти длиной. Ряд стеллажей вдоль стен и ещё один посередине, в дальнем конце виднеется ряд морозильных камер. Пол из белой затоптанной плитки. Никаких антикражных ворот. Даже транспортной ленты на кассе нет, просто деревянный прилавок, за которым сидит, уткнувшись в книгу, пожилой мужчина. Возле дверей стоит низкая башенка металлических корзинок. Стив смотрит на них, но не берёт. Идёт мимо стеллажа с консервами, глядит на длинные полки с алкоголем. Переводит взгляд на крохотную стойку с фруктами. Самыми приличными кажутся желтовато-зелёные яблоки: Стив цепляет взглядом всего парочку побитых. Он думает взять несколько, крутит в руках маленькие плоды, но всё же кладёт обратно. Такие яблоки чаще всего бывают кислыми. Он выбирает плитку молочного шоколада без начинки, идёт к холодильникам и берёт бутылку молока. Он любит молоко. Вкусное и не нужно готовить. У кассы стойка со всякими мелочами, и Стив берёт с неё батончик «Марс». Шоколада никогда не бывает слишком много. Оплатив покупки и выйдя из магазина, Стив суёт шоколадки в карман куртки, открывает бутылку молока, едва не уронив крышку в дорожную пыль, и делает большой глоток. Вытаскивает «марс» и кое-как рвёт упаковку зубами. Неспешно возвращаясь к отелю, Стив по очереди отпивает молока и неторопливо кусает батончик. Сейчас ему лучше, еда словно не только наполнила желудок, но и прочистила разум. *** Баки можно найти под именем Солдат. Он называется Джеймс, если сентиментальный клиент хочет называть его по имени. Или любым другим, любой каприз за ваши деньги. Но имя Баки знают только свои. В попытке позвонить Баки Стив наталкивается на автоответчик, но, поспрашивав в Старом Городе, быстро узнаёт название бара, где тот планировал провести остаток ночи. В Старом Городе на каждой точке есть дежурные (между собой их зовут «маяки»): по сути, живые витрины, цель которых — привлечь клиента, подсказать цену и направить к другим. Баки говорил, что это лишь прикрытие: найти проститутку тут не проблема, но «маяки» помогают выявить потенциально проблемных клиентов и предупредить о них. Паркуясь, Стив слышит откуда-то справа крик, краем глаза косится в сторону: кричит женщина на другой стороне улицы, с чьей сумкой удирает вор. Стив отводит взгляд и глушит мотор. Несколько лет назад он, не задумываясь, бросился бы в погоню. Сейчас — нет. Бар «Скорпион» — окрашенное в блеклый серый цвет здание с красной неоновой вывеской над входом. Внутри — насыщенный запах сигаретного дыма и алкоголя, звон стеклянных стопок и стук бильярдных шаров. Баки сидит за столиком в дальнем углу, под светящей жёлтым светом старой лампой. К потолку поднимается беловатый дым. Стив замечает его сразу, потому что сам выбрал бы именно это место: такое, где видно всех и всё, где легко изучать новые лица. За одним столиком с Баки сидит Наташа. Она напоминает райскую птицу — яркую, но в то же время незаметную в окружающих её тропических цветах. Кожаный жакет на Наташе того же оттенка алого, что и её губная помада и лак на ногтях. Баки рядом как обычно во всём чёрном, и вместе они смотрятся странно контрастно. — …Пиздец бесит, когда, ещё не надев гандон, начинают водить своими причиндалами между ног, — приближаясь к столику, слышит он голос Наташи. Она берёт бутылку пива, отхлёбывает. Стряхивает пепел со своей сигареты в стоящую в центре стола пепельницу, снова подносит к ярко-алым губам. Наверное, только Наташа способна пить из горла, при этом не размазав помады. Её макияж и причёска всегда так совершенны, что Стив начинает верить в потусторонние силы. — Ага, бесит страшно, — соглашается Баки и тоже затягивается. — А ещё — когда наденут презерватив и начинают елозить членом по кровати. Нет бы сразу вставить, надо же обязательно собрать на резину всё, что есть в округе, а потом нести мне в жопу. Стив подходит к столу, но заговорить не успевает. — Извини, мне пора, вип-клиентура найдёт везде. — Баки в пару больших глотков допивает пиво и встаёт. — Заплатить за себя не хочешь? — сухо интересуется Наташа. — Не-а, — кидает Баки и идёт к выходу. Стив смотрит ему в спину, потом снова оглядывается на Наташу. Та вскидывает бровь. Стив, неловко передёрнув плечами, лезет в карман джинсов и кладёт на стол пару купюр. Не меняя выражения лица, Наташа затягивается, выпускает изо рта дым, и Стив наконец торопится к выходу. На её сигарете нет алых пятен помады. Баки умеет быть пиздецки пугающим, но Баки — знакомая территория. Стив знает, как сделать шаг и не наступить в капкан. Наташа — женщина-загадка в самом тёмном смысле этого слова. Она чертовски хорошая актриса, но Стив нутром чует, что с этим огнём лучше не играть. Он не знает, что это: полицейское чутьё или витающая вокруг этой хрупкой девушки аура опасности. Во времена инквизиции за связь с дьяволом не судили женщин, весивших больше пятидесяти килограммов. Почему-то считалось, что больше не сможет поднять метла. Забавно, что именно в те дремучие времена Наташе не удалось бы обвести незнающих вокруг пальца. Баки стоит, прислонившись спиной к стене и поставив на неё одну ногу. Шорты на нём такие короткие, что видна татуировка в виде кружевной подвязки на правом бедре. Сначала Стиву кажется, что под курткой у него ничего нет, но потом он замечает пересекающие талию и грудь тонкие кожаные ремни портупеи. В свете неоновой вывески серебряная штанга в пупке кажется алой. Она бросает отблики на гладкую кожу Баки, и кажется, будто на ней мазки неестественно яркой крови. — Ты себе в этой сбруе сиськи не отморозишь? — говорит ему Стив. — Зато смотри, как соски торчат. — Баки разводит полы куртки и выпячивает грудь, являя маленькие, гордо выпирающие соски. Стив протягивает руку и легонько щёлкает по одному пальцами. Баки просто закатывает глаза и бьёт его по руке. — Так что, как там твоя халтура? — Баки накручивает на палец прядь волос. Ему сложно даётся стоять без движения, и, когда под рукой нет сигареты, в ход обычно идут волосы. Стив достаёт ключи от машины. В отличие от Баки, его природа не наградила морозоустойчивостью. Он может простыть даже в тёплую, но ветреную летнюю ночь. — В общем и целом, неплохо, — говорит Стив, садясь за руль и вставляя ключ в зажигание. Хлопает пассажирская дверь: Баки залезает в машину и расслабленно откидывается на спинку кресла. — Были некоторые проблемы, но ничего, с чем нельзя было бы справиться парой пушек. А у тебя как? — сам не зная, зачем, спрашивает Стив. — Нормально. Клиентов было мало, зато с экстримом. Даже жаль, что ты был не в городе. Мог бы приехать и отфистить меня, у меня там всё было готово. — Действительно жаль. Я тогда находится где-то в ебенях. — Так что пришлось мне пойти домой, вздрочнуть в одиночестве и лечь спать, — невозмутимо продолжает Баки. — Бак, — стонет Стив. — Ты как будто впервые слышишь про мою секс-зависимость. Оказавшись с Баки в одной машине и делая первый вдох, Стив на секунду боится того, что может почувствовать. Он ненавидит, когда от Баки пахнет другими мужчинами, ненавидит чуять на нём чужие пот и сперму, но сейчас в нос проникает только насыщенный аромат сигаретного дыма и алкоголя. Сегодня Баки пахнет только собой. Стив проворачивает ключ, заводя машину. Он не читал новости, но, судя по скопившимся у тротуаров лужам воды, дожди шли все эти дни. В воздухе стоит запах мокрого асфальта. Тем не менее, чище Город Грехов выглядеть не стал. В дверях дома, где живёт Баки, они сталкиваются с одним из жильцов. Однозначно хастлер, слишком много голой кожи для головореза, но, будь Стив в другом районе, он бы засомневался. Тёмные кудрявые волосы, тонкие губы, морщины в уголках глаз, которые уже не получится полностью скрыть никакой косметикой. На правой руке — выцветшая татуировка-узор в виде скорпиона, растянувшегося от ладони до локтя. Мужчине точно за сорок. Не то чтобы Стив никогда не видел зрелых проституток, просто их довольно мало. Мужчин — меньше. — Эй, Улисс, — Баки коротко кивает в знак приветствия, — решил-таки попробовать подцепить кого? — Сидением дома на подтяжку не заработаешь, — пожимает тот плечами. — Да и на аренду тоже. — Почему же, вполне, если освоить вебкам или хотя бы онлифанс, — хмыкает Баки. Улисс закатывает глаза. — Пожалуй, я ещё не настолько отчаялся. Предпочитаю старую добрую классику. — Как знаешь. Удачи, что ли. Улисс скрывается за дверью подъезда, а Баки ступает на лестницу. Когда они доходят до первого лестничного пролёта, Стив решает заговорить. Его не смущает тишина, просто хочется спросить. — Он… — начинает было Стив и замолкает, потому что слово «староват» не слишком подходит. Баки как всегда спасает: — Будто застал резню сутенёров? Живёт тут уже месяцев пять. Всё, что о нём знаю — раньше был наёмником, но умудрился сильно перейти дорогу какой-то важной шишке. Из Старого Города и шагу ступить не может. Пришлось сменить специализацию. Сначала пытался проворачивать дела и тут, но, как ты знаешь, мы такое не любим. Старый Город — прибежище стаи бойцовских псов, которые сами вершат правосудие. А Баки направляет всю свору. — И на таких тоже есть спрос? — Спрос будет и на одноруких, другое дело, как им распоряжаться. Улисс слишком придирчив. Никак не может понять, что в нашем деле нельзя злоупотреблять отказами. И знать меру с ценой. — Ты тоже согласен не с каждым встречным, — замечает Стив. — Детка, я могу позволить себе ломить цены и давать только избранным. Такая роскошь есть далеко не у всех. Особенно если не крутишься тут с юности, как я. Думаешь, я в юности за десятку не сосал? Хотя и сейчас могу, например, побыть сверху, если хорошо платят. Ну, или если очень лень промываться. — Ладно, я понял. Отперев дверь квартиры и зайдя внутрь, Баки снимает куртку и бросает на спинку дивана, на который сразу же садится Стив, и тот замечает тёмное пятно у него на левом плече. Баки забирается Стиву на колени. Тот протягивает свободную руку и заправляет прядь волос ему за ухо. Смотрит на ряд серебряных колец, идущих от мочки к хрящу. На самом нижнем болтается подвеска в виде крестика. Закрытый тонкой прозрачной плёнкой, на плече Баки красуется свежий, глянцево-чёрный знак токсической опасности. — Меня не было пару дней, а ты уже новую тату набил? — Подумал, будет прикольно. Так сказать, сразу предупредил людей, что их ожидает. — Ох, я уже давно подозревал, что состою в токсичных отношениях. Баки закатывает глаза и спускает рубашку ему с плеча. Стив не сопротивляется, кладёт руку на его бедро. — Тебя как будто слепой эпилептик шил. — Справлялся одной левой, — дёргает плечом Стив. Он думает, что здорово было бы уметь стрелять обеими руками, как в кино: тогда он не пропустил бы тот удар. Увы, это лишь эффективный трюк, невозможный в реальной жизни. Человеческий взгляд не может сфокусироваться на двух целях одновременно. — Сходи потом к Бри, пусть посмотрит. Надеюсь, тебе хоть заплатили нормально. — Вполне. Получил неплохой бонус за сохранность. Баки вздыхает. — Если хочешь хорошо получать, начни брать заказы на убийства. На перевозке наркоты и спасении идиотов далеко не уедешь. Киллеры требуются чаще и оплачиваются лучше. — Я уже говорил. Я не палач и не стану убивать по приказу. Баки ничего не говорит. Стив думает, возможно ли, что когда-то он изменится настолько, что возьмётся за это. Оканчивая академию, Стив был наивным юнцом, всё ещё видевшим Город Грехов сквозь розовые очки. Он вспоминает, как всегда старался помочь кому-то, пытался исправить этот город и его жителей. Будучи копом, Стив думал, что его предназначение — защищать невинных и помогать бедным, работая на прогнившую, но всё же способную на что-то систему. Город Грехов не прощает наивность. Этот город сожрёт тебя живьём и куском дерьма исторгнет из своих прогнивших потрохов в трясину криминала, крови, грязи и секса. Нечистоты этого города забиваются под ногти и впитываются в кожу, оседают в носу и горле. Слякотный дух Города Грехов проникает в лёгкие с каждым вдохом, пока не проникает в кровеносную систему и не разносится по всему организму. И тогда приходит осознание: свет в конце туннеля тут можно увидеть только в дуле пистолета. Стив облизывает губы и, немного съехав со стула, раздвигает колени. Кладёт руку на бедро Баки и прослеживает пальцами контуры вытутаированного на коже кружева. — Твой член настоящий джентльмен, Роджерс, — тянет Баки, ёрзая у Стива на коленях. — Всегда встаёт, когда мне нужно присесть. Стив уверен: когда бог раздавал людям нравственность, Баки стоял в очереди за идеальными бёдрами. Его рука скользит на поясницу, потом ниже, под край шорт, и сжимает крепкую ягодицу. До безумия приятно ощущать в ладони упругую округлость. Баки слезает с его колен, расстегивает пуговицу на своих шортах, тянет молнию. Стив смотрит на обнажающуюся гладкую кожу паха, а Баки поддевает пальцами пояс шорт и тянет вниз, плавно двигая бёдрами. Торс Баки всё ещё обхватывают ремни портупеи: тонкие полоски чёрной кожи, соединённые серебряным кольцом под грудью, огибают грудные мышцы, обхватывают широкие плечи, словно лямки топика, и уходят за спину. Стив решает, что не хочет, чтобы Баки её снимал. Нормально раздеться ему не удаётся: Баки настойчиво теснит его к постели до тех пор, пока Стив не упирается в край ногами, а потом валит на простыни и залезает сверху, одновременно сдёргивая с него уже слегка сползающие джинсы. Стив остаётся полностью голым, что, в общем-то, его полностью устраивает. Он хочет было приподняться, но Баки толкает его в грудь, придавив к кровати. — Повредишь плечо, — практически мурлычет Баки. — Именно поэтому ты решил использовать меня вместо фак-машины? Стив пытается оторвать его руку от своего члена. Это похоже на попытку разорвать магнитные наручники. Наручники… — Как насчёт твоего долга? — хрипло говорит он, облизывая губы. Румянец ползет вверх по его горлу, он тяжело дышит, смотря на Баки снизу вверх. Тот вскидывает бровь, криво усмехается. Чуть наклоняется, и кончики его распущенных волос щекочуще касаются лица Стива. — Собираетесь арестовать меня, детектив? Стив, перехватив Баки за предплечья, переворачивается, оказываясь сверху. Баки покорно позволяет задрать себе руки и прижать их к кровати. При этом он призывно разводит ноги, позволяя Стиву вклиниться между ними, а на лице его та же дерзкая, кривая усмешка. — Занятие проституцией — нешуточное обвинение, мистер Барнс, — серьёзно говорит Стив. — Знаете, детектив, — тянет Баки. Его разметавшиеся по постели чёрные волосы блестят, как обсидиан. Густо подведённые глаза смотрят уверенно, нагло, бросая вызов. — Я много слышал о том, что шлюхи вынуждены отдаваться полицейским, чтобы избежать ареста. Скажите, это правда? — Зависит от того, что вы можете мне предложить. Предложить ему есть что. У Баки коллекция игрушек, которой может похвастаться не каждый секс-шоп. В ящиках чёткими рядами скрупулёзно разложены дилдо и вибраторы — размеры от средних до впечатляющих. Силикон, стекло и металл, какой-то неизвестный Стиву материал, напоминающий живую кожу. Что тут сказать, Баки очень любит радовать свою жопу. Стив решает взять два дилдо из прозрачного стекла: простой ровный, для разогрева, и фигурный, состоящий из нескольких звеньев в виде шаров одинакового диаметра. Стив кладёт оба дилдо на кровать и открывает другой ящик, чтобы взять смазку и презерватив. Вот только Баки его не дожидается: берёт меньший дилдо, словно и минуты больше не сможет потерпеть без елдака внутри. Сначала Баки лижет неподатливое стекло длинным, подчёркнуто порнушным движением, глядя при этом Стиву прямо в глаза, а потом опускает руку вниз и трёт стеклом свою промежность. Стив на мгновение замирает, позабыв, что собирался сделать, наблюдая за Баки, смотря на его потемневший от прилива крови член, поджавшиеся яйца и розовую дырку, чуть приоткрытую и желающую заполучить внутрь член. Баки любит красоваться, устраивать шоу. Секс для него никогда не бывает просто сексом. Придя в себя, Стив хватает из верхнего ящика первую попавшуюся под руку смазку. Кидает Баки, и тот легко ловит бутыль в воздухе, быстро откручивает серебристую крышку, подносит головку дилдо и нажимает на дозатор. Прозрачная капля смазки падает на гладкое стекло и скользит было вниз по стволу, но Баки тут же размазывает её. Сгребает свои яйца в ладони и чуть тянет вверх, демонстрируя Стив свою дырку, прижимает дилдо ко входу. Скользит им внутрь, прикрыв глаза. Баки протягивает руку к дилдо и прижимает пальцы к его основанию, вдавливает чуть глубже. Стив встаёт между широко расставленными ногами Баки, скользит обеими руками вниз по его бёдрам и затем наклоняется и кладёт свою руку на его, ту, что прижата к наполненной дырке. Ступня Баки мельком мажет его по плечу, и Стив расталкивает ему ноги пошире, потом отталкивает руку Баки от задницы. Тот тут же подсовывает руку себе под левое колено, чтобы держать её согнутой в воздухе. Стив исследует пальцами место, где так туго наполнен Баки, поднимает взгляд и говорит хрипло: — Это ведь не всё. Ты обещал кое-что ещё. — Ты знаешь, где наручники. Наручники у Баки простые, металлические, без розового меха и прочей херни. Не та хлипкая вульгарная ерунда, что можно найти в большинстве секс-шопов. Стив пододвигается к середине изголовья кровати, запускает ладонь между ним и матрасом, нащупывая присверленное к дереву металлическое крепление. Прежде чем надеть на Баки наручники, Стив туго скручивает его запястья собственной майкой. Баки легко может освободиться: вывихнуть большой палец, выскользнуть из стального кольца и вправить обратно. Простой трюк с обвязкой рук тканью лишает его такой возможности. На самом деле Стив делает это только затем, чтобы проверить, позволит ли Баки. Баки не сопротивляется: лежит на спине, раздвинув ноги, и просто смотрит, приподняв уголок губ и вскинув брови. — Мы ведь знаем, что эти штуки, — Стив защёлкивает наручник на правом запястье Баки, — для тебя не препятствие. Справедливо будет, если мы это поправим, не так ли? У Баки действительно крайне мало табу, связанных с сексом. Он строг насчёт презервативов, не выносит… выделений человеческого организма, хотя упоминал, что однажды за солидную плату пробовал так называемый «золотой дождь». В остальном Баки открыт для экспериментов. Стив помнит, что Баки впервые коснулся его члена, когда им было… сколько? Честно говоря, он не уверен. Знал только, что тогда они ещё не думали о сексе. Просто изучали друг друга и себя самих. Невинные прикосновения к не самым невинным местам. А была ли она — невинность? Когда речь заходит о Баки, такие термины сами собой покидают мозг. Когда рука Баки впервые легла на его эрекцию, в этом уже не было ничего невинного. Стив был моделью Баки: ему нравилось изобретать всё новые техники, способные поднять даже самый безразличный член. А узнав, что это не всё, что возможно не только трогать член руками и языком, но и поместить его внутрь, Баки сразу же захотел попробовать. Порой Стив думает, что Баки был блядью задолго до того, как начал продавать своё тело. Похоти в нём всегда было столько, что хватило бы подпалить целый город. Он наклоняется и обводит языком соски Баки — сначала один, потом второй. Маленькие, розовато-коричневые, они кажутся какими-то трогательно-невинными, и Стив намерен это исправить. Баки прикрывает глаза, его пальцы дёргаются, будто он хочет зарыться ими Стиву в волосы или обхватить за плечи. Стив всасывает его соски в рот, царапает зубами, заставляя налиться кровью. Рукой он неторопливо оглаживает Баки между ног — ласкает яйца, чуть надавливает под ними, упираясь в дырку кончиком указательного пальца, раздразнивая мягкие складки. Баки уже достаточно разработал себя, поэтому Стив сразу берет второй, фактурный дилдо. Подушка под Баки сбивается и съезжает куда-то в область поясницы. Стив вытаскивает её и откидывает в сторону. Растянутая дырка смыкается, сжимая первый сегмент дилдо. Края ануса вокруг слегка красноватые, припухшие, сквозь прозрачное стекло можно разглядеть яркое розовато-алое нутро. Стив медленно задвигает ствол внутрь, наблюдая, как отверстие сначала растягивается на самом широком месте, а потом вновь сужается на стеклянном шарике. Края дырки плавно скользят по фактурному стволу. Подняв взгляд, Стив видит, как Баки кусает губы, смотрит вниз помутневшими глазами: похоже, ему нравятся ощущения. Стив с радостью бы поиграл с Баки ещё, но сам уже не может терпеть. Он вытаскивает дилдо — Баки возмущённо стонет — и тянется к презервативу, который бросил, как кажется, в километре от его распалённого тела. Он ложится на Баки, придавив всем весом к постели. В этот раз хочется драть жёстко, не жалея, не пытаясь продлить удовольствие. Засаживать в раскрытый зад так глубоко, как только сможет он принять. Стив входит, приподнявшись над ним на вытянутых руках. Проникновение в Баки всегда напоминает прыжок в раскалённую лаву: момент, которому отдаёшь всего себя, понимая, что обратного пути нет, что тебе уже не суждено покинуть жерло вулкана. Чувствуя, как расходятся перед продвигающейся внутрь головкой жаркие стенки, как тесно и жадно обнимает его собой Баки, Стив думает, что хотел остаться бы в нём навечно. Даже скованные руки не мешают Баки получить своё: он обхватывает Стива ногами за бёдра, вжимая в себя, вскидывается, тазом притираясь теснее, теснее, теснее… Стив наклоняется над ним, и Баки вдруг вцепляется ему в сгиб между плечом и шеей, ощутимо сжимая кожу зубами, дёрнешься — и пойдёт кровь. Баки двигает и крутит бёдрами, трётся о Стива грудью, и тот чувствует, как царапают кожу холодные пряжки портупеи. Баки пульсирует и сжимается внутри, будто хочет поглотить Стива собой, будто ему больше ничего не нужно, кроме двигающегося внутри члена. Закидывает ногу ещё выше, чуть ослабляя капкан своих бёдер, давит пяткой Стиву в копчик, и тот, потеряв равновесие, проезжается локтем вперёд. В зашитом плече вспыхивает боль. Стив протягивает руку, обхватывает нижнюю челюсть Баки и давит пальцами на суставы, заставляя разжать зубы. Укус на шее пульсирует в такт нутру Баки. Стив прижимает его голову к постели, давит большим пальцем на пухлую нижнюю губу и скользит глубже. Баки тут же впускает его в рот, прикрыв глаза, смотрит из-под тёмных ресниц, обводя палец языком так, будто слизывает с него сперму. — Кажется, ты забываешься, — шепчет Стив. Он скользит рукой ниже, обхватывает горло Баки. Сжимает, чувствуя, как дёргается под ладонью кадык, вдавливает ногти в кожу, слегка шершавую от начавшей проступать щетины. Стив вытаскивает член почти полностью, а затем резко вгоняет до конца, в то же время стискивая ладонь на горле Баки. Тот выгибается под ним, приоткрывает губы, хватая воздух. Стив сжимает пальцы на пару секунд, не больше: достаточно для того, чтобы у Баки слегка помутнело перед глазами, но недостаточно, чтобы всерьёз закружилась голова от недостатка воздуха. Только для того, чтобы возникло то самое странное ощущение, когда кажется, что ты плывёшь. Стив делает ещё один яростный выпад бёдрами, врезается в его зад. Баки поддаётся сам, буквально надевается на член, принимает глубоко и жарко. Он выглядит пьяным: смотрит расфокусировано, хрипло дышит, приоткрыв припухшие губы. И, Стив не сомневается, обязательно вцепился бы ему в шею снова, получи такую возможность. Член Баки, напряжённый, текущий, трётся о живот Стива. Опираясь одной рукой на кровать, а другой сжимая горло, Стив никак не может подрочить ему. — Видишь ли, у меня нет ещё одно руки, Бак, — шепчет Стив, поглаживая кончиками пальцев горло Баки. — Придётся тебе так. Я же знаю, ты можешь. Он почти выходит из Баки, трахает короткими, ритмичными толчками, непрерывно долбит по простате, не давая продыху. Баки под ним выгибается, приглушённо рычаще стонет, сжимает в кулаки скованные руки. Стив смотрит на стрелки слипшихся ресниц и размазавшуюся чёрную подводку и думает, что, наверное, помешательство передаётся даже не половым, а воздушно-капельным путём, иначе никак не получается объяснить, почему ему так сносит крышу, стоит оказаться рядом с Баки. Баки стонет и извивается, пытаясь сильнее потереться членом о его живот, принимает так самозабвенно, с такой готовностью, что Стив забывается, смотря на него. Входит невыносимо глубоко, чувствуя, как Баки стискивает его внутри, как разливается между ними липким семенем. Позвоночник будто искрит: теперь, когда Баки обмяк под ним, Стив вспоминает о собственном подступающем оргазме. Баки всё ещё тихонько стонет, но срывается на крик, когда Стив толкается резко и яростно. Он вымотан: мышцы будто покинули все силы, и только бёдра чуть подрагивают: Стив до сих пор чисто инстинктивно рвано толкается в Баки, не зная, как оторваться от его растраханной задницы. *** — Слушай, а разве со свежей тату можно пить? — спрашивает Стив позже, смотря, как Баки мучительно выбирает между виски и ромом. Вообще-то больше всего он любит текилу, но в этот раз её не оказалось. — Я целые сутки терпел. Да и после пил только пиво. Стиву почему-то кажется, что суток трезвости мало, но он молчит. Баки делает выбор в пользу виски: наливает сразу половину стакана и выпивает разом, будто яблочный сок. Ставит стакан в раковину, хмуро смотрит в холодильник, вытаскивает одинокую картофелину и долго смотрит на неё, будто и представить не может, как она там взялась. — Ну и хули мне с этой штукой делать? — возмущается Баки над картофелиной. Чешет затылок. — Слушай, а ты когда-нибудь кальян на картошке пробовал? — Господи, да просто пожарь её и всё. Баки недовольно смотрит на него. Он опирается на кухонную стойку самым краем задницы, ноги его широко разведены. Баки всё ещё не оделся, и его мягкий член, кажущийся сейчас таким нежным и уязвимым, лежит на бедре. — Слушай, а на кой чёрт в этой квартире есть ты? Моё ложе любви продавливать? — Стив вскидывает брови. Баки продолжает: — Иди и приготовь мне кофе и пожарь сраную картошку. А потом отжарь меня. Иначе нахуя ты тут нужен. Он кидает в Стива многострадальную картофелину, словно бейсбольный мяч. Стив легко ловит её и, закатив глаза, идёт к плите. Проходя мимо Баки, он улавливает на нём свой собственный запах. Охуеть. Как. Горячо. Он ищет чистую посуду; когда под рукой нет нормальной пепельницы, Баки стряхивает пепел в любую более-менее пригодную для этого штуку. А курит Баки часто. По сути, он непрерывно дымит, как паровоз. Не курит Баки только когда трахается. Брызнув на сковороду пару капель масла, Стив быстро чистит картофелину и раскладывает аккуратные тонкие кружочки, которые тут же начинают приятно шипеть на раскалённой стали. Он не собирается упускать возможность накормить Баки. У того не слишком гладкие отношения с едой, но, кажется, сейчас всё хорошо. На это указывает один только факт нахождения в доме картошки. Впрочем, Стив уверен, что её принесла Наташа или кто-то ещё из заходивших к Баки шлюх. Стив стелет на тарелку бумажное полотенце и выкладывает готовую картошку, чтобы впиталось лишнее масло. Берёт из холодильника и режет жёлтый болгарский перец. Потом быстро готовит кофе. Тот получается совсем светлого бежевого оттенка — Баки любит, когда молока в кофе больше, чем самого кофе. Баки выдвигает стул, а Стив подталкивает кружку по гладкой поверхности стола. — С молоком и сахаром, — говорит Стив. На самом деле, с таблеткой сахарозаменителя, но не суть. — Ешь, я пойду руки помою. Баки молча кивает, печатая что-то в телефоне (наверное, подсчитывая калории), тянет к себе кружку. Стив отворачивается и уходит в ванную. Баки не любит, когда кто-то смотрит, как он ест. Закрывая дверь, Стив слышит тихий хруст ломтика перца. В жилых домах практически никогда не бывает ванн, только душевые кабины. Здесь она тоже раньше была: Баки пришлось немало заплатить, чтобы поменять душ на такую желанную ванную. Занавесок перед ней нет. На полке над раковиной принадлежности для бритья, средства для волос, какие-то банки с кремами и чёрный, остро заточенный карандаш для глаз. На небольшом зеркале точки известкового налёта от капель воды, ими же украшен серебряный кран. Закрыв кран, мокрой рукой Стив нащупывает большое чёрное полотенце, висящее на небольшом серебряном крючке. Неспешно вытирает все капли воды. Потом достаёт из кармана джинсов телефон и, опустив крышку унитаза, садится на него, смотрит на время — до следующего введения кода ещё много часов. Он открывает приложение электронной почты и медленно просматривает письма. *** Стив уже думает уходить, когда с улицы раздаётся звук выстрелов, а сразу за ним — визг автомобильных шин. Стив вскакивает. Баки, даже не вздрогнув и не отрываясь от телефона, бурчит: — Что, опять какой-то долбоёб бесплатной любви захотел? Сероватый свет из окна мягко окутывает Баки, будто жидкое серебро. Держась поодаль от открытого пространства, Стив мелкими шагами подходит к окну. Его пистолет валяется где-то возле кровати — не так далеко, но Стив решает сначала разведать обстановку. Баки, кажется, абсолютно спокоен. В конце концов, они в ёбаном гетто. Стив выглядывает в окно. Всполох бледной кожи на асфальте кажется кляксой белой краски. То, что Стив поначалу принимает за рваную красную одежду — тёмная кровь. — Бак, — напряжённо зовёт он, — кажется, у нас ещё один «привет» от Джека. *** Лицо и шея — чистые и гладкие, как и у прошлой жертвы. На груди, между маленьких острых сосков, коряво выцарапано: «Сюрприз». Кровь размазана по торсу: похоже, убийца протёр надпись, чтобы она не затерялась в мешанине засохшего багрянца. Бедное лицо Пьетро обращено к беззвёздному серо-синему небу. Светлые волосы отливают серебром. Стив вдруг понимает, что глаза у него не карие, как он всегда думал, а тёмно-голубые. Забавно, сколько всего можно узнать только после смерти. Баки смотрит вверх, на девчонок в окнах квартир, и кивает одной из них. Не так много людей решили выглянуть на улицу; Старый Город привык к выстрелам. Стив догадывается, нет, даже знает, что увидит ниже. Он чувствует знакомое холодное спокойствие. То самое, что столько раз помогало ему перенести всё, что угодно, до самого конца. Он опускает взгляд. На месте паха у Пьетро неряшливая рана. Всё отрезано — грубо, неаккуратно, наспех. В голове проскальзывает глупая, неуместная мысль: возможно, Пьетро отрезали член как раз в тот момент, когда Стив проталкивал в анус Баки стеклянный дилдо. Кажется, что мозжечок наполнен мелкими осколками стекла и ржавыми гвоздями, которые пытаются прорвать мембрану холодного спокойствия. Глухое сердцебиение пульсацией отдаёт в кончики пальцев. Несколько девушек вышли на улицу. Баки говорит что-то одной из них, звонит куда-то… Стив вздрагивает, услышав громкий женский крик, а уже через секунду Ванда отталкивает его в сторону, падая на колени перед телом брата. У людей бывает разная реакция на смерть. Кто-то кричит, впадая в неконтролируемую панику. Кто-то замирает в ступоре, в каменном оцепенении, когда не получается вымолвить ни слова, даже пальцем шевельнуть. Кто-то пытается скрыть ужас за напускным равнодушием. Но смерть никого не оставляет равнодушным. — Уведи её, — коротко приказывает Баки. Его скульптурно-выточенные челюсти сжаты. Ясно, что главная его цель — убрать отсюда Стива, а вовсе не Ванду. — Квартира двадцать семь. Стив делает шаг вперёд, мягко берёт Ванду за руку. Он чувствует сотрясающую её мелкую дрожь. Ванда кажется марионеткой с перерезанными нитями: она не сопротивляется, просто позволяет поднять себя на ноги и даже делает несколько шагов назад, не отрывая взгляда от тела. А потом, закричав, Ванда с неожиданной силой выдергивает руку из хватки Стива и вновь бежит к телу Пьетро. Стиву удаётся перехватить её. С приглушённым звуком они падают на землю. Локоть, который Стив выставляет вперёд, чтобы не придавить собой Ванду, обжигает болью. — Тише, — шепчет он в спутанные карамельно-рыжие волосы извивающейся под ним Ванды. — Я отведу тебя в безопасное место. Всё будет хорошо. Ванда начинает вырываться ещё яростнее, но почти тут же обмякает, словно последняя попытка отбирает все силы. Она прижимается лбом к грязному бетону, её крики и плач утихают до приглушенных рыданий. Стив обхватывает её за дрожащие плечи и поднимает. Ванда, сникнув, неосознанно жмётся к нему, и Стив ведёт её в холодный подъезд старого дома. На оставшееся за спиной тело Пьетро он больше не смотрит.