Чёрное солнце и алая луна

Баки нервничает. Внешне это никак не проявляется, но он курит уже третью сигарету подряд и время от времени с силой тянет за прядь волос, будто боль может заставить мозг работать. Стиву же хочется напиться: не опустошить стакан виски и не выпить банку пива, а надраться до мушек перед глазами. Тем не менее, он понимает, что сейчас не время. В баре полумрак. Но не ради атмосферности, а просто потому, что тут уже пару недель не могут поменять перегоревшую лампочку. Всем плевать: сюда приходят напиться, а не посмотреть на заплеванную лампочку под потолком. Деревянная поверхность барной стойки настолько поцарапана, что слезла вся лакировка, а искусственное растение в кадке возле входных дверей давно служит урной для окурков. Если и есть тут что-то хорошее, так это длинные ряды бутылок на полках за стойкой. Баки прокручивает нож между пальцами, прежде чем с идеальной точностью метнуть в центр висящей на стене мишени. Стоящий рядом стакан с дротиками он игнорирует. Впрочем, судя по потрепанному виду, мишень видала и похуже. Стив заказывает пиво и картошку фри — есть он не особо хочет, но надеется, что Баки решит своровать картошку у него. Сам Баки ни за что бы её не заказал, и Стив надеется, что таким простым и ненавязчивым способом сможет накормить его. Он смотрит, как Баки тянется к пачке за новой сигаретой, и спрашивает: — Ты никогда не хотел бросить курить? — Я курю двадцать лет, Роджерс, — агрессивно начинает Баки, видимо, решив, что Стив хочет прочитать ему лекцию о вреде курения. Зря: Стив оставил попытки много лет назад. — Да, но… никогда не хотелось перестать? Баки выдыхает длинную струйку дыма, а потом, сложив губы кругом, несколько колец. — Нет. Вообще-то, мне нравится курить. Это уже больше, чем привычка. Пьетро был… Стив не знает, другом ли, но более близким для Баки, чем прошлая жертва. Стив думает о посланиях на телах. Теперь он уверен, что это послания, а не просто прихоть психопата. Загадочное «завались». И такое правдивое «сюрприз», появившееся под окнами, когда этого меньше всего ожидали. Стив думает, что с Пьетро всё решилось самое большое за несколько часов. Визг шин. Убийца привёз тело к дому и выкинул из машины, после чего несколько раз выстрелил в воздух, привлекая внимание, и сразу же скрылся. Он хотел, чтобы тело увидели. Чтобы прочли его послание. — Бак, — зовёт Стив. — Ты помнишь, что было написано на лбу первой жертвы? — «Завались», — отвечает Баки. Он быстро, воровато смотрит на тарелку с картошкой, но не пытается ухватить кусок себе. Стив берёт жареный брусочек и отправляет в рот. — Ты не думал, что это могло значить? — Говорил уже. Может, хотела подзаработать на шантаже, но клиент этого не оценил. Оба раза тела были выброшены в людных местах, где их легко могли увидеть. И в этот раз убийца вошёл во вкус и постарался вырезать надпись на груди Пьетро. В прошлый раз он просто воспользовался чёрным маркером. — Если так он просто спустил пар, движимый злостью на жертву, то почему забрал с места преступления? И зачем было бросать там, где её непременно увидят? — Возможно, его спугнули. Он и так рискнул, вытащив её из отеля. — Ты не думал, что он пытается что-то сказать? — Стив, — Баки начинает злиться. Это видно по морщинкам на лбу и сжатым губам. — Я понимаю, что после ухода из полиции тебе не хватает расследований, но это наше дело. Мы справимся. Я скажу, если понадобится твоя помощь. До тех пор не лезь. — Ты не навещал Ванду? — меняет тему Стив. Он прекрасно знает, что с Баки лучше не спорить. — Заскочил ненадолго перед спортзалом, но, сам знаешь, поддержки от меня мало. Тяжело ей одной придётся. Пьетро был не просто братом, но и деловым партнёром. Они практически всегда работали в паре. Многие готовы отвалить денег за живое инцест-порно. Мы с Нат тоже как-то такое проворачивали. — Она ведь не твоя сестра. — Нет. Но кое-какая история с этим связана. Одно время я красил волосы в рыжий — ты тогда был в академии, так что не застал. И по какой-то причине клиенты часто принимали нас за брата и сестру. Они были готовы хорошо платить за тройничок. Кто-то даже не участвовал, просто хотел посмотреть. Лёгкие деньги. А Наташа — хорошая напарница. Но меня не прельщает секс с женщинами, так что долго это не продлилось. Впрочем, изредка я могу сделать исключение, если дама не против поорудовать страпоном. Образ возникает в мозгу помимо воли: Баки и Наташа. С одинаковыми огненными волосами, одинаково гибкие. Она — тонкая и изящная, он — крупный и мускулистый. — Не представляю тебя рыжим. — Поищи фотки в моём инстаграме. — Думал, ты выкладываешь туда только свою жопу. Баки фыркает. Ещё одно заточенное до бритвенной остроты лезвие летит прямо в центр мишени. Врезается оно так глубоко, что даже не покачивается: наверное, смогло прорезать мишень насквозь и на пару миллиметров войти в стену. Баки держит нож так, как держал бы член — уверенно, с понимаем того, что он из себя представляет и что с ним можно сделать. Время от времени он поглядывает на картошку Стива, но так и не решается взять кусок. *** Стив пьёт травяной чай из расписных, похожих на церемониальные чашки. Ванда предлагает пачку арахисового печенья. У Стива аллергия на арахис, потому он отказывается, но с удовольствием берёт шоколадную конфету. В квартире много тёплых коричневых и охристых тонов. Сдвинутые сейчас тяжёлые шторы насыщенного синего оттенка. Тут и там в глаза бросаются разные мелочи синего цвета. Выглядит это не так, будто цвета подбирали специально. Скорее, словно просто неосознанно покупали вещи только любимого цвета. Стив смотрит на свою кружку: узоры на ней тоже синие. Проходя по коридору в крошечную комнатку Ванды, Стив замечает плотно закрытую дверь. Он не спрашивает, что за ней. На Ванде большой бежевый свитер крупной вязки, рукава которого скрывают костяшки, а ворот приоткрывает одно плечо. На лице никакой косметики, волнистые локоны собраны в небрежный пучок. Волосы у неё рыжие, но не жарко-огненные, как у Наташи. Это — цвет карамельного яблочного пирога или осенних листьев. Сейчас она выглядит совсем-совсем юной. Кто-то, глядя на её одежду, сказал бы, что она не держит траур. Стив — что она хочет окружить себя как можно большим комфортом. Над узкой односпальной кроватью, аккуратно заправленной мягким пледом, висит ловец снов. В мелкую паутину нитей, натянутых на деревянный круг, вплетены матово поблёскивающие бусины. С него свисают тёмные в крапинку птичьи перья. Они слегка колышатся, выдавая заблудший в комнату, практически незаметный сквозняк. — Я всегда мечтала о маленьком магазине эзотерики и магии, — рассказывает Ванда, замечая взгляд Стива. — Я бы продавала настои трав, талисманы и обереги, гадала посетителям на таро. Полумрак, вокруг свечи и натуральные камни, запах эфирных масел. Пьетро смеялся, но никогда не говорил, что это глупость. — Звучит здорово, — говорит Стив. — Почему ты не попробуешь? — Из нашего бизнеса очень тяжело уйти, Стив. Не потому, что кто-то принуждает, нет. Просто это быстрые деньги. Не лёгкие, но быстрые. Конечно, всегда можно уйти на обычную работу, но неделю ждать зарплатного чека, зная, что можешь постоять на коленях десять минут и тут же получить наличку… Многие пытались, но не вернулись единицы. В прозрачном заварочном чайнике словно наступила весна: невзрачный зелёный шарик заварки, напитавшись горячей водой, разбух и распустился, превратившись в настоящий цветок. Узкие лепестки выступают над поверхностью, когда Ванда подливает себе ещё чая. Стив смотрит на розово-красную сердцевину цветка и подносит чашку к губам. У чая приятный нежный вкус жасмина и аромат цветущей лилии. — В последние дни меня постоянно мучила мигрень из-за погоды. Из-за этого Пьетро выходил один. — Ванда смотрит на Стива, словно чувствуя, что он хочет сказать. — Я знаю, что его смерть — не моя вина, Стив. Но я не могу перестать думать, смогла бы я это предотвратить. Что, если бы мы были вместе? Мы бы спаслись? Или погибли оба? Или, может, я бы погибла вместо него? — Боюсь, никто не сможет дать ответ. — Никто, — соглашается Ванда. — Знаешь, когда убили Милли… я смотрела на неё и думала совсем не о том, что я или кто-то из моих близких сможет стать следующим. Не о том, как это случилось, или почему. Я думала о книге, про которую она мне рассказывала. Как восторгалась сюжетом и как хотела побыстрее прийти домой, чтобы прочесть дальше. Но ушла в другой мир, так и не узнав, чем всё закончилось. Смерти никогда не интересно, сколько незаконченных дел у тебя осталось, она просто забирает. — Ты хорошо её знала? Милли. — Не очень. Иногда пересекались в старом книжном магазине неподалёку. Мы не были подругами, но Милли любила поболтать. Хочешь, я погадаю тебе на таро? — предлагает вдруг Ванда. — Почему бы и нет, — соглашается, пожав плечами, Стив. Не то чтобы он правда был заинтересован, просто хочет сделать приятное Ванде. Ванда достаёт простую чёрную прямоугольную коробку с колодой карт. Карты явно старые: плотная бумага слегка пожелтела, кое-где стёрлась краска, но обращались с ними аккуратно. — Это мои первые таро, — улыбается Ванда. — Пьетро подарил их мне, когда мы ещё учились в школе. Сейчас я редко их достаю. У меня есть и поновее, но… для тебя мне захотелось взять эти. Как насчёт расклада на будущее на три карты? — Конечно. — Подумай о том, что ты хочешь узнать о своём будущем, Стив, — мягко говорит Ванда, тасуя карты. — Расслабься, дыши ровно и спокойно, сосредоточься только на своём вопросе. Стив прикрывает глаза, обхватив ладонями почти пустую чашку. О чём он хочет узнать? У него так много вопросов. Найдут ли убийцу в Старом Городе? Будут ли ещё жертвы? Сможет ли он поймать Пирса? Будет ли Баки принадлежать только ему? Стив выдыхает, сосредотачиваясь на своём вопросе. Ванда кладёт на стол первую карту. На ней изображён сидящий на троне бородатый старец, старая бумага изобилует всё ещё яркими оттенками алого. — Император. Карта, означающая лидерство и превосходство. А ещё — сложности и агрессию, которая поджидает рядом, ища возможность укусить. Ванда снова тянет из колоды. На следующей карте девушка в длинном белом платье гладит карикатурного льва. — Сила. Уверенность и воля. — Звучит хорошо, — замечает Стив. — Да. Но карта перевернута. Это может означать упрямство, грубую напористость. А может — нежеланное вмешательство. Не всегда человека, но оно напоминает взрыв, и тебе придётся оказаться в самом эпицентре. Это — сила, направленная во вред, а не во благо. На последней карте — висящий вниз головой юноша. — Повешенный. Ванда несколько секунд молчит, разглядывая карту. — Это плохо, да? — Эта карта означает озарение. Она может значить тупик, из которого можно выбраться, только полностью изменив себя, своё восприятие. Но может нести и более светлый посыл — готовность принести жертву ради высшего блага. Не считай это предсказание единственно верным, Стив. — Ванда вдруг тянется через стол и касается его ладони. — Будущее — запутанная паутина множества событий и решений. Карты лишь могут дать подсказку, направить и помочь. Но всё же: будь осторожен. *** Стив стоит возле витрины с десертами, разглядывая аккуратные треугольнички тортов и румяную выпечку. На самом деле он уже давно выбрал, что хочет заказать, и сейчас просто ждёт, когда освободится столик в дальнем правом углу. Сидящие там молодые люди вот-вот уйдут. Город Грехов по-настоящему оживает ночью. Большинство заведений начинают работу поздним вечером и заканчивают на рассвете. Тем не менее, в десять утра желающих выпить кофе чуть больше, чем дохуя, так что Стиву, наконец-то усевшемуся за стол, приходится разглядывать настольное меню ещё минут десять, прежде чем официантка его замечает. Впрочем, он не спешит. Видеть Город Грехов днём странно. Как будто голубое небо и пушистые облака всего лишь иллюзия, и ты не знаешь, когда она спадёт, открывая уродливое тёмное нутро, а запах свежего кофе и негромкая музыка в кафе обернутся вонью крови и шумом выстрелов. Он не был уверен, что Шэрон согласится на встречу. Когда Стив ещё работал в участке, их можно было назвать друзьями. Но… он предпочёл ей сначала её же сестру, а потом шлюху из Старого Города. Обычно Стив обращался за помощью к Сэму. Но после перевода в другой отдел у того больше нет доступа к той информации, которая сейчас нужна Стиву. Он чувствует себя взвинченно, несмотря на недосып. — Привет. Извини, опоздала, — просит прощения Шэрон, подходя к столику. Среди людских разговоров и смеха, царящих в кафе, стук её шпилек совершенно не слышен. Именно поэтому Стив назначил встречу здесь: самые людные места — самые безопасные от прослушки. Там, где всегда шумно, легче всего затеряться. — Ничего страшного, — отвечает Стив, наблюдая, как она снимает лёгкое пальто из тёмно-серой шерсти. Он не видел её пару месяцев, но она ничуть не изменилась: светлые волнистые волосы, мягкие, округлые черты лица. Она кажется слишком милой и нежной, но, как и многое другое в этом городе, внешность обманчива. Никто не ожидает подвоха от милой блондинки, ездящей на крошечном «мини купере». Шэрон заказывает эспрессо и фисташковый эклер. — В Старом Городе что-то происходит, — сразу прямо говорит Стив. Шэрон, как и он сам, не любит долгих предысторий. — Старый Город — не наша территория. Шлюхи копов не любят. Даже попытайся мы помочь, они не позволят. — Шэрон надрывает бумажный пакетик с сахаром и опустошает его в крошечную чашку с крепким кофе. — Я знаю. Просто хочу понять, затронуло ли это только Старый Город. В последнее время вам не попадалось ничего странного? Я имею в виду убийства. — В этом городе убийства случаются каждый день, Стив. — Ничего, что… выходило бы за рамки? Я имею в виду, не просто выстрел или перерезанное горло. — Я не могу раскрывать детали преступлений. Ты и сам знаешь. — Я не прошу деталей. Просто хочу разобраться, что происходит. Шэрон сидит с идеально ровной спиной, лицо её расслаблено. Ей удаётся быть непроницаемой почти так же хорошо, как и Наташе. Она размешивает сахар крохотной ложечкой. Стив делает глоток мокко. Жаль, что в меню нет его любимого кофе айриш. Стив не мог рассказать слишком многого: Баки бы взбесился, если бы он рассказал копу о проблемах в Старом Городе. Но он хотел быть открытым с Шэрон. Она этого заслуживала. — Я… не думаю, что могу рассказать что-то, что тебе интересно, — признаётся Шэрон. — Перестрелки. Разборки мафии и уличных банд. Просто случайные смерти. Но если ты спросишь, поразило ли меня что-то особенно, я отвечу, что нет. — Она трёт шею, вздыхает. — Наверное, я могла бы посмотреть в базе данных старые рапорты по нераскрытым убийствам. Стив кивает. Попытаться стоило. Он хотел узнать проверенную информацию, не слухи с улиц. Он мог бы сказать, что не хочет обременять Шэрон. Что справится сам. Загвоздка в том, что ему действительно нужна хоть единственная, самая маленькая зацепка. Потому что эта блядская неопределённость — хуже не придумаешь. Он ненавидит просто сидеть и ждать, маринуясь в собственном соку и ожидая, когда что-нибудь произойдёт. — Ты бы мне очень помогла. Нераскрытых дел уйма, но, думаю, можно сразу откинуть огнестрельные убийства. Только холодное оружие. Может, убийства с использованием веществ, но только умышленные. Увечья любого типа. Прежде всего обрати внимание на рапорты, где есть фото и видеоотчёты. — Я попробую, Стив. Нераскрытые дела умножаются с каждым годом, так что я не могу и не буду обещать, что справлюсь быстро. — И всё же спасибо. Я это очень ценю. За окном кафе проезжает длинный ярко-алый автомобиль, напоминающий окровавленное лезвие. Стив на секунду отвлекается на него, но тут же возвращается к своему мокко. — Ты… всё ещё не бросил? — вдруг спрашивает Шэрон, откусывая кусок эклера. Взгляд её внимателен и проницателен. — О чём ты? — Думаю, что знаешь. Стив не ёрзает и не отводит взгляд. Просто подносит чашку кофе к губам. — Тогда, думаю, что и ты знаешь ответ. — Да, о твоей упёртости мне известно. — Уголок губ Шэрон слегка ползёт вверх, но тут же она серьёзно добавляет: — И им тоже. Давно. Будь осторожен, Стив. Я даже знать не хочу, как именно ты сбиваешь их со следа, но они обязательно найдут способ до тебя добраться. Стив слышит это уже второй раз за сутки. Он незаметно чешет под столом внезапно занывшее колено. После перелома в нём иногда возникает странная тянущая боль. Это далеко не единственная его травма, но именно колено время от времени даёт знать о себе. — Спасибо, Шэрон, — улыбается Стив. — У меня всё под контролем. Вот и всё. Стив узнал, что хотел. Что делать теперь? Вокруг людской шум, но их с Шэрон молчание кажется почти осязаемым. С Баки неловких пауз никогда не возникает. Стив в целом не считает, что простое молчание может смущать. Но вот же. Смущает. Он не хочет просто допить кофе и уйти, будто пришёл сюда только ради информации. Плевать, что так оно и есть. Шэрон — его друг… и это всё усложняет. Наверное, на месте Шэрон он бежал бы сломя голову от этой изнуряющей странной дружбы. Игра в одни ворота — дело неблагодарное. — Пегги выходит замуж через два месяца. Она говорила тебе? — внезапно спрашивает Шэрон. Голос её небрежен, но Стив видит, что она следит за его реакцией. Он качает головой. — Нет. Сейчас мы почти не общаемся. Но я рад за неё. Правда. Что у неё всё сложилось на новом месте. Вообще-то они с Пегги расстались друзьями. Ничьё сердце не было разбито, никаких драм и скандалов. Они просто серьёзно поговорили и пришли к решению, что дружба даст им обоим куда больше, чем отношения. Что касается общения… это было ожидаемо после того, как Пегги переехала в другой город. Звонки и обмен сообщениями становятся всё реже, пока не прекращаются совсем. Его не удивляет, что Пегги не сказала о свадьбе. Странно обсуждать свои нынешние отношения с бывшим и тем более приглашать его на свадьбу. — А ты, Стив? Всё ещё встречаешься с… Кажется, его называют Солдат, да? Интересно, почему. Ему случилось обслужить целую роту? На самом деле Стив никогда не интересовался, почему Баки выбрал именно такой псевдоним. Практически все проститутки называются не своим именем. Кто-то предпочитает более стереотипное, вроде Кэнди или Энджел. Кто-то выбирает нечто более значимое. Проигнорировав подколку Шэрон, Стив криво улыбается и говорит: — У нас всё сложно, но да. Что сказать, «легко» в его отношении — нечто из разряда фантастики. Баки всегда был слегка бешеным. Стив смотрит, как Шэрон берёт последний кусок эклера, политый нежно-салатовой глазурью, в которой ярко сверкают алым маленькие кусочки каких-то сушёных ягод. Он допивает кофе. — Мне пора идти, Шэр. Спасибо, что пришла. Был рад повидаться. — Взаимно. — Шэрон наблюдает, как он берёт куртку со спинки стула. — Помни, что я тебе сказала. *** К вечеру облака сгущаются и темнеют, предвещая грозу. Небо цвета мокрого асфальта выглядит холодным и неприступным. За закрытым окном слышен монотонный гул: звуки Города Грехов напоминают сиплое дыхание огромного животного. Стив глядит на мигающий курсор в поле ввода сообщения и вместо того, чтобы написать, нажимает на маленькое изображение телефонной трубки в правом верхнем углу экрана. Он переключает на громкую связь и кладёт телефон на кухонную стойку, слушая гудки, пока заливает водой куриные кости. Ему чертовски хотелось съесть что-то домашнее. Баки отвечает, когда Стив уже собирается сбросить вызов. — Ну, здравствуй, солнце. Тебя наконец-то потянуло на секс по телефону? Голос у Баки мягкий и тягучий, как мёд. Куда более томный, чем допускают социальные нормы. — Не совсем. Ты дома? Я думал заехать через пару часов. — Нет. Но вообще-то я мог бы сам заехать к тебе. Ты всё там же живёшь? — Да. — Доберусь минут… — Баки замолкает, и Стив слышит шум машин на заднем плане. Господи, хоть бы Баки был не за рулём, с него станется, — через сорок. — Хорошо. Буду ждать, — отвечает Стив и заканчивает звонок. Он находит банку с чёрным перцем и возвращается к бульону. *** Стив открывает дверь. Баки за ней широко ухмыляется. — Заказывал любовь на дом? Куртку свою — со множеством молний и шипами на плечах — он небрежно кидает на тумбу, куда Стив обычно кладёт ключи. Стив её аккуратно забирает и перевешивает на крючок вешалки. Двигается Баки так уверенно и естественно, будто всю жизнь прожил в квартире Стива. Едва разувшись, Баки, не признавая само понятие личного пространства, с порога напирает на Стива, забрасывая руки ему на шею. А потом Стиву приходится быстро подхватить его под зад, потому что тот буквально запрыгивает на него, оплетая ногами за талию. И, чёрт бы его побрал, Стив, конечно, ничего не скажет, но весит он точно побольше пушинки. — Ну, привет, детка, — едва успевает хмыкнуть Стив, прежде чем Баки пытается достать языком до самого его горла. Держа глаза приоткрытыми, Стив несёт Баки в спальню. — Я вижу, настроение у тебя не на поболтать, — закатывает глаза Стив, не слишком-то аккуратно отцепляя Баки от себя и скидывая его на кровать. — Нет, я полчаса набривал яйца, чтобы культурно попить чай, — фыркает тот. Откидывается на постель и морщится. — Бля, чё за дерьмо? — Он вытаскивает откуда-то из-под спины новую подушку Стива и грубо мнёт её руками. — Ортопедическая подушка. Пару ночей спать было непривычно, но вообще-то она очень удобная. Попробуй как-нибудь. Стив не спартанец, но всё же и не фанат мягких, как пуховое облако, матрасов. Ему комфортнее спать на жёсткой кровати. Он плохо засыпает без таблеток, но не пьёт их, потому что боится слишком глубоко погрузиться в сон и не отреагировать на сигнал будильника. — Спасибо, но я ещё не превратился в деда. На твоём ортопедическом лице сидеть всяко удобнее. С Шэрон Стиву хотелось говорить сразу по делу. С Баки дела хочется… может, не оттянуть, но отложить. Баки прекрасно умеет как расслабить, так и распалить докрасна. Стив шагает к кровати и, поставив колено на постель, подползает к Баки. Усаживается на пятки между его ног и подтягивает под ягодицы, устраивая его разведённые ноги у себя на бедрах. Поддевает пальцы в шлёвки на штанах Баки, тянет на себя, прижимаясь своим пахом к его. Наклоняется накрывая Баки собой. Его рука неторопливо скользит Баки под волосы, слабо сжимая шею. Он замечает, что одна прядь у Баки на виске заплетена в маленькую тонкую косичку. — Чем займёмся? — вкрадчиво урчит Баки, лениво проводя пальцами по линии его челюсти. *** — Я бы предпочёл катать другие шары, — жалуется Баки, отщипывая пальцами небольшой кусок говяжьего фарша, щедро сдобренного солью и специями. Стив просто игриво толкает его бедром. Куриный бульон в кастрюле уже давно кипит, и Стив старается побыстрее нарезать брусками картофель. Баки рядом катает в ладонях маленький шарик из фарша и кидает в кастрюлю. Фрикадельки сначала погружаются на дно, а потом всплывают на поверхность, подталкиваемые многочисленными пузырями. Баки тихо шипит, тряся ладонью: он кинул мясной шарик со слишком большой высоты, и на руку в наказание попало несколько капель кипящего бульона. Стив закатывает глаза. Заставил высококлассного хастлера готовить суп. Ай да Стив. — Нежнее, Бак, — говорит он. — Я предельно нежен, — заверяет Баки. Берёт ещё комочек мяса. — Знаешь, это даже расслабляет. Сразу вспоминаю, как помогал одному своему знакомому варить мет. — Надеюсь, вы его потом хотя бы не тестировали, — ворчит Стив. Баки неопределённо хмыкает. Стив отправляет в кастрюлю кучу порезанной картошки и смотрит в телефон, сверяясь с рецептом. Далее нужно добавить мелко порезанные помидоры или немного томатной пасты, но у Стива нет ни того, ни другого. Последний залежавшийся помидор он порезал в яичницу этим утром. Подумав, Стив размешивает в золотистом от моркови бульоне ложку кетчупа. Тот становится оранжевым. Стив надеется, что не испортит этим суп. Стив ест, пока Баки презрительно моет посуду. Иначе это описать сложно: он ополаскивает тарелки и приборы водой так, будто те нанесли ему личное оскорбление. После Стив сидит за столом, разбираясь с давно лежащими там бумагами. В основном, это квитанции об оплате счетов, которые Стив просматривает и подписывает первыми. Забавно: даже в этом городе приходится тратить время на бумажную волокиту. Он оставил Баки в кухне, давая ему время перекусить. Квитанции и прочую тратящую его время макулатуру он откладывает в сторону, стараясь сложить в более-менее аккуратную стопку. Подняв руки и сцепив пальцы в замок, Стив вытягивается, хрустя суставами. Баки, похоже, решил, что одежда ему без надобности, потому что когда он появляется в комнате, на нём даже белья нет. В общем-то его шмотки и так больше оголяли, чем прикрывали. Баки всегда выглядит так, будто у него только что умер старый, но богатый муж: нужно и траур держать, и нового найти. Одежду других цветов, кроме чёрного, он не носит. Баки бесцеремонно влезает между столом и креслом и садится голой задницей на столешницу. — Гостеприимство у тебя на низшем уровне, — тянет Баки и слегка откидывается назад, упираясь рукой в стол. Во второй он держит бутылку пива. — Никакого внимания к гостям. Он поднимает ногу и упирается ступнёй в спинку кресла рядом с головой Стива. Тот кладёт руку ему на бедро, обводя пальцем ажурные завитки татуировки. Жадно обводит взглядом контуры потрясающих грудных мышц. Потом, не сдержавшись, тянется и целует Баки куда-то между ключицей и плечом. — Ты поел? — спрашивает Стив. — Не изображай из себя мамочку, Роджерс. Стив уверен, что это означает «нет». Он давит вздох. Поговорит об этом позже. Упрямство — одна из черт несахарного характера Баки, но, вот незадача, Стива судьба тоже им не обделила. — Хотел спросить. — Стив выдергивает газету из-под задницы Баки. Показывает пальцем на человека в правом нижнем углу. — Никогда не встречал этого парня? Баки берёт газету и, прищурившись, долго вглядывается в лицо на фото. Изображение мужчины на заднем плане чуть замылено, но черты можно разглядеть: лысый, в очках, с тонкими бровями и чуть широковатым носом. Абсолютно невыразительное лицо человека, который умеет затеряться в толпе. Стиву и в голову не пришло бы выглядывать его за спиной мэра на фотографии. — Точно не мой клиент, — наконец, говорит Баки. — Кажется знакомым, но сам понимаешь, я не знаю в лицо всех, кто бывает на районе. Старый Город разделён на несколько районов. Достаточно обширный гейский район, где работает Баки. Район лесбиянок. Район садо-мазо. Стив не знает их все. — Есть какой-то способ узнать, бывает ли он в Старом Городе? — Вряд ли вспомню, — честно говорит Баки. — Могу попробовать поспрашивать, но никакой гарантии. А что за мужик? Какую инфу из него нужно вытянуть? — Пока не уверен на все сто, — столь же честно отвечает Стив. — Есть одна зацепка, но я не знаю, сможет ли он что-то рассказать. Или вывести на другие. — Ищу мужика, сам не зная, зачем, — скептически хмыкает Баки и, тряхнув волосами, откидывает газету в сторону. Та падает, ерошась листами, будто дикобраз. — Для справки: я знаю, просто не уверен, — закатывает глаза Стив. — Слушай, Бак. Хочу спросить. Почему Солдат? Баки вскидывает брови, и Стив зачем-то объясняет: — Шэрон сегодня спросила, и я вдруг понял, что никогда об этом даже не думал. — Шэрон? Отвергнутая сестра твоей бывшей? — Просто хотел узнать, не известно ли ей что про Джека. — Как интересно. Несмотря на медленный тягучий тон, в голосе слышится предупреждение. Стив практически видит, как волоски у Баки на загривке встают дыбом. Он вскидывает руки в примирительном жесте, откинувшись на спинку кресла так, что оно покачивается взад-вперёд. — Я не собирался вмешиваться в твои дела. Мне просто хотелось знать, не орудует ли он за территорией Старого Города, — оправдание звучит откровенно слабо. — Думаю, если бы людей резали и за его границей, как минимум пошли бы слухи. От уличных банд мало что можно скрыть. — В том-то и дело, что ничего. Полиция тоже ничего не знает. Боюсь, он нацелился на Старый Город. Но есть шанс, что он мог всплывать и раньше. Я почти уверен. По тому, как были изуродованы жертвы, видно, что это не первые его убийства: он уже успел набить руку. Потренироваться. Вопрос только, где и на ком. Баки медленно, не отрывая взгляда, кивает. — Слишком быстро и точно. Первое убийство — как первый секс. Куча тупых ожиданий и постоянный страх спалиться. — Да, примерно. Ваш убийца сработал по чёткой схеме, сделал дело и скрылся. Никакой хаотичности, только трезвый расчёт. Может, и не профессионал, но точно не новичок. — Это я уже и сам понял, — вздыхает Баки, допивает пиво из позабытой бутылки и отставляет её в сторону. Бутылка, стоящая прямо перед настольной лампой, откидывает длинную тень на ногу Баки, и кажется, будто и правое его бедро украшено подвязкой. — Просто что-то тут не так. Пока не пойму, что именно, но чувствую что-то неправильное. Ощущал он некое скребущее череп изнутри предчувствие. Стив не понимал, из-за чего, но верил ему: оно не раз спасало ему жизнь. — Что бы там ни было, мы разберёмся. — По тону Баки было ясно, что «мы» — не он и Стив. — А что касается твоего вопроса… — Стив, признаться, уже и забыл, что спрашивал. — Когда-то давно, знаешь, когда я был ещё молодой неопытной блядью, у меня был один постоянник. Бывший военный. У него была любимая игра. Я был солдатом, а он… хер знает, наверное, генералом каким-то, я никогда не уточнял. Просто доводил побыстрее и съёбывал в туман. Прелюдия всегда начиналась одинаково. Он говорил: «Солдат», а я ему: «Готов отвечать». А потом он требовал отчёт. — Какой ещё отчёт? — Эротический, — Баки поигрывает бровями. — Он ко мне долго ходил. И часто. И это имя как-то прилипло. Мне понравилось, как звучит. — Что ж, тогда… готов предоставить полный отчёт, Солдат? Ему кажется, что Баки едва заметно вздрагивает. Стив скользит рукой ему между ног. Баки не наврал: яйца он действительно выбрил до гладкости шёлка. Стив поглаживает внутренние части его бёдер, и Баки шире разводит ноги, съезжает ниже к краю стола. Стив встаёт, отталкивает кресло в сторону. Его колёсики шумно шуршат по полу. Потом цепляет ворот футболки и стягивает — и это вот вообще нихрена не сексуально, а наоборот, неуклюже, ещё и не с первого раза. Куда уж ему до профессионала. Ширинку он тоже расстегивает сам: Баки испортил какое-то невыразимое количество его джинсов, когда, стремясь как можно скорее забраться к нему в штаны, дёргал молнию до полного вылета. Предчувствия откатываются куда-то на задний план подсознания. Внутри словно скачет огненный шарик, похотливо накаляя кровь. Кончики пальцев наливаются электричеством, а самоконтроль теряется по капле, как утекает вода из треснувшей бутылки. Зрачки светло-серых глаз Баки становятся всё шире, будто стараясь вобрать в себя весь свет. — Кровать в метре от нас, дубина, — ехидно замечает Баки, но так медленно, подчёркнуто развратно облизывает губы, глядя, как Стив избавляется от джинсов и трусов. Чёрт, и почему он не надел домашние штаны, которые так просто сдёрнуть. Сразу после он хватает презерватив, который предусмотрительно оставил рядом. — Придётся тебе поработать ротиком, чтобы туда попасть. — Если ты надеялся заставить меня покраснеть, то тебя ждёт разочарование. Недостатка членов в жизни я точно не испытываю. — Тон у Баки максимально снисходительный и пренебрежительный. И всё же он плавно стекает со стола на пол, становясь перед Стивом на колени. Губы у него яркие и влажные. — Значит, ты знаешь, что делать дальше, — Стив толкается бёдрами вперёд, едва не ударив Баки членом по лицу. — Подуть на него и загадать желание? — фыркает Баки и, схватив Стива за ягодицу, притягивает ближе, обхватив другой рукой основание члена. Положив головку члена на бархатистую нижнюю губу, Баки жёстко и быстро дрочит ствол, облизывая кончик. — Не знаю, что ты забыл в полиции, если с такой штукой мог бы запросто стать звездой гей-порно, — жалуется Баки, лениво облизывая член от основания до уздечки. Заглатывает целиком, и его губы туго обтягивают толстый ствол. Головка члена ложится на язык Баки, едва касаясь мягкой задней стенки горла. Блядь, как можно быть настолько красивым и настолько бесстыдным. Баки заглатывает до самого конца, вновь демонстрируя отсутствие рвотного рефлекса, сглатывает, сжимая ствол упругими стенками горла. Тянется рукой вниз и сжимает свой член, стонет, и по его глотке проходит мягкая вибрация. Стив давно заметил, что Баки любит демонстрировать свои способности, заглатывать как можно глубже просто чтобы показать, что может. Баки чуть расставляет колени и ныряет рукой ниже. Мышцы его предплечья напрягаются и расслабляются, и Стив едва не кончает, понимая, что он засунул пальцы внутрь. Представляя, как он дрочит свою дырку. Стив хватает Баки за плечо и тянет вверх. Поднимаясь на ноги, тот с пошлым звуком соскальзывает с члена и вытирает рот. Губы алые, припухшие, абсолютно точно блядские. Стив запускает руку Баки между ног, нащупывает член — крупный, красивый, уже совсем твёрдый. Баки подаётся бёдрами вперёд, позволяя ладони Стива обхватить ствол, притирается всем телом. Из маленькой щели на кончике выступила капля смазки. Она блестит на головке, будто слюда, и её так хочется собрать языком. Вместо этого Стив берёт ещё один презерватив и тянет Баки к постели. Опрокидывая Баки на постель, он покусывает его шею и ключицы — без засосов, он знает правила. Гладит подтянутый живот и, когда Баки выгибается навстречу, обозначившиеся аркой рёбра. Съехав ниже, он легко дует на головку, обдавая тёплым воздухом. У Баки красивый член: обрезанный, в меру крупный, увитый рельефными венами, с ярко выраженной, нежно-розовой головкой, сейчас потемневшей от прилива крови. Раскатывая резину по стволу Баки, Стив думает, что давненько не брал у него в рот, и сейчас это кажется несправедливым. — Погоди, давай не так, — выдыхает Баки и переворачивает их, оказываясь сверху, потом разворачивается и перекидывает ногу через плечи Стива. Склоняется над его пахом, и его собственный член оказывается прямо у Стива перед лицом. Он обхватывает крепкий ствол, лижет головку и пускает за щеку, обводя по кругу языком. Баки тем временем берёт его член в рот, и от удовольствия у Стива сокращаются мышцы живота. Он влажно целует головку члена Баки, дразнит щелку языком, прослеживает губами вены до самой мошонки и вновь спускается ниже, терзая уздечку. Баки сжимает губы тугим кольцом, втягивает щёки. В воздухе одуряюще пахнет возбуждением, и у Стива кружится голова. А Баки вытворяет своим ртом что-то такое, что Стив теряет ощущение реальности. Бешеная пульсация крови отдаёт громким гулом в ушах. Стив пытается шире открыть рот, позволяя твердому стволу глубже скользнуть по языку, но давится и выпускает член обратно. Он почти видит ухмылку Баки. Вызов принят. Стив давит ему на бёдра, касается пальцем дырки и, мягко обведя по кругу, проталкивает его внутрь. Колени у Баки разъезжаются чуть сильнее, он протяжно стонет с членом во рту, бездумно стараясь сильнее насадиться на него и в то же время пытаясь толкнуться в рот Стиву. Он водит большим пальцем по краям входа Баки, проталкивая безымянный и средний внутрь. Нащупав небольшое уплотнение внутри, Стив начинает ритмично тереть и надавливать на простату, будто стремясь вытрахать из Баки всю душу. Баки выгибает спину, словно пытаясь уйти от излишней стимуляции, но Стив не даёт, стискивая пальцами левой руки его бедро. Конечно, презерватив чуть приглушает ощущения для члена Баки, но Стив знает, насколько чувствительна его простата. Кто сказал, что полицейские не могут применять запрещённые приёмы? Впрочем, Стив уже не полицейский. Низкое утробное урчание Баки вибрирующей волной проходится по члену, и Стив на секунду сбивается с темпа. Умелый мазок языком по чувствительной головке заставляет его распахнуть рот в глухом стоне. Головка члена Баки проезжается ему по щеке. Стив обеими руками обхватывает ягодицы Баки, разводя их в стороны, и, впившись в мягкую плоть пальцами, тянет вниз, заставляя сесть себе на лицо. Впивается ртом в податливую дырку, всасывая кожу, словно в поцелуе, теребит языком мягкие складки. Вход припухший и покрасневший, такой уязвимый, и Стив безжалостно и настойчиво ласкает Баки языком, напрягает его, проталкивает внутрь. Он чувствует, как подрагивают под руками бёдра Баки, и прикусывает край ануса. Баки хрипло вскрикивает, сжимаясь вокруг его языка. Стив чувствует, как пульсирует прижатый к его груди член. Один-ноль в пользу Роджерса. Вот только, отдышавшись, Баки мстит. Обволакивает тугим теплом своего рта ствол Стива и сосёт так, словно всерьёз рассчитывает высосать мозги через член. И у него почти получается. Он сглатывает горлом и втягивает щёки, двигает языком, прижимая к нижней части члена так, что Стива накрывает с головой. Кончая, он сжимает бёдра Баки так, будто только они могут удержать его в этом мире. Стив моргает, пытаясь избавиться от чёрных точек перед глазами. Баки трётся шершавой от щетины щекой о его обмякший член, чуть прикусывает тазовую косточку. Один-один. *** Баки подходит к дверям сбоку комнаты, ведущих на небольшой балкон. — Принесёшь сигареты? Выйдя в коридор, Стив щупает карманы кожаной куртки, висящей на крючке в прихожей. Судя по тому, как тяжело натянулась цепочка, где-то в подкладке скрывается оружие. В рукавах точно есть ножи — Стив видит это по тому, как те тянутся к полу. Скорее всего, ещё пара прячется в районе нагрудных карманов. В левом кармане лежат телефон и ключи, в правом — тяжёлый стальной кастет и пачка сигарет. Стив забирает её. Баки стоит на балконе, вглядываясь в огни Города Грехов. Серые громады домов расчерчены оранжевыми всполохами окон, улицы пульсируют ярким неоном вывесок и белым сиянием фонарей. Город Грехов шумит, возится где-то внизу, как возятся жуки-трупоеды во внутренностях мертвеца. Стив передаёт Баки пачку. Тот вытаскивает одну, кидает пачку на вытащенный на балкон стул: Стив любит сидеть тут на закате, ловя последнее тепло остывающего осеннего солнца. Он всегда считал выражение «греть кости» метафорой, но ему и правда кажется, что солнечный свет доходит до самых костей, приятно наполняя их крупицами живительного тепла. Баки суёт сигарету в рот, а Стив щёлкает колёсиком зажигалки, подпаливая её. Сделав убойную затяжку, Баки выдыхает дым через нос. Вторую руку Стив кладёт на узкую талию Баки. Потом тянется заправить за ухо прядь чёрных волос, касается ладонью щеки. Его лицо — произведение искусства: точёные, резкие черты, четко очерченные полные губы, глаза цвета стального лезвия, прямой нос. Сбоку на нём маленький круглый шрам. Его легко принять за бледную родинку или веснушку, но это шрам от пирсинга. Раньше Баки носил кольцо в ноздре. Баки прикрывает глаза и выдыхает в холодный ночной воздух. Отводит руку с сигаретой, и Стив, придерживая его за челюсть снизу, касается губами места под ухом. Съезжает рукой в сторону, погладив пальцами то место на затылке, от которого Баки прикрывает глаза и тихо, урчаще стонет. — Не хочу сидеть дома, — признаётся Баки. — Может, съездим в клуб? Или бар? Похуй куда. Мне надо развеяться. Он бросает окурок через поручень балкона. Маленькая оранжевая точка, оставив тонкий столп дыма, исчезает во тьме. — Дай мне минут десять собраться. *** «Мандарин» — не единственный, но самый популярный гей-бар в Старом Городе. Удобные диваны возле самой сцены, как и полагается в пятничный вечер, заняты подчистую, но когда Баки подходит к одному, сидящие там мужики волшебным образом испаряются. Оно и понятно: мало кому хочется иметь дело с ёбнутым на всю голову королём шлюх. Баки плюхается на диван, забросив руки на спинку. Прямо перед ними сцена, на которой извивается вокруг шеста практически раздетый стриптизёр. — Тебе пиво? — спрашивает Стив, собираясь наведаться к барной стойке. — Роджерс, прошли времена, когда я давал за пиво, — хмыкает Баки. Стив закатывает глаза. — Значит, текилу. Глубокая чернота его одежды в непостоянном свете прожектора мерцает полосами и пятнами цвета красного вина. Оранжевый диван сейчас кажется красным. Когда Стив садится рядом, ставя на стол бутылку текилы, Баки нагло перекидывает колено через его вытянутую ногу. Стив в отместку протягивает руку и слегка тянет за штангу у Баки в пупке. Стив хотел сначала для разнообразия взять какие-нибудь коктейли, но подумал, что бокала «Маргариты» будет мало. Поэтому сейчас на столе стоит полная бутылка текилы и две стопки, и Баки пьёт уже вторую. Ни соли, ни лайма. Баки любит текилу в её первозданном виде. — Бля, знал бы, что зависну с тобой, взял бы пробку, — делится Баки. Он наливает уже третью стопку, и Стив думает, а не проще было бы взять кружку для пива. — Мы час назад трахались, Бак, — сообщает Стив. Он не закатывает глаза, нет. Он давно подозревает, что у Баки… нимфомания? Нет, у мужчин это называется иначе. Сатириазис. Сложное слово для простого явления. Большинство людей называло его просто и ёмко: блядство. Вопреки распространённому мнению, большинство проституток вовсе не помешаны на сексе. Кто-то и вовсе асексуален. Многие занимаются этим исключительно ради денег. А Баки… у него охуительно сильный сдвиг на сексе. — Будь моя воля, сутками бы с твоего хера не слезал. У меня в жопе как будто высокочастотный датчик встроен. Как твой хуй засекает, так всё. — Баки опустошает стопку. Стив мог бы притвориться, что не слишком литературные сравнения Баки не сильно его трогают. Но это не так. — Льстец. — Да ладно, ты шикарный ёбарь. Я даже оргазм с тобой не имитирую. Стив фыркает, но потом замечает, что говорит Баки не тем тоном, каким обычно шутит. — Серьёзно? — Ты будто не знал, что мужчины тоже это делают. — Вообще-то нет. Как? Разве это не происходит, ну, с выходом? — Эякуляция — это не оргазм. Оргазм в голове. А эякуляция — просто реакция организма. Приятно, но не более. Как поссать после пяти банок пива. — И как ты это делаешь? — Просто знаю, на какие точки нужно надавить, чтобы простимулировать эякуляцию. Плюс актёрская игра. Ты не представляешь, сколько мужиков не умеют трахаться даже с другими мужиками. Зато я словил кучу чаевых за свои якобы оргазмы. Баки тянет за заплетённую на виске тонкую косичку, накручивает на палец. Потом откидывает волосы за спину, открывая резкие эффектные черты лица. Вспышки света блестят на его скулах. Баки дёргает ногой в такт музыке и барабанит пальцами по стеклянной стопке. — Бывает, за ночь таких клиентов штук пять, — жалуется вдруг Баки. Что-то в этот раз текила слишком быстро ударила ему в голову. — Потом возвращаешься домой и дрочишь как ёбнутый, только бы этот пиздец забыть. — Бак, — просто говорит Стив. Тем тоном, от которого Баки затыкается и смотрит на сцену. Стриптизёр трётся грудью о шест, выгибается, прижимаясь к нему пахом. Заученные неторопливые движения и ленивая грация. Танцор чуть не засыпает и явно старается скрыть слипающиеся глаза за томным взглядом. Он высокий и светловолосый, несколько худощавый. На его бледную кожу нанесены блёстки, и в свете неона они сияют, как россыпи звёзд. На нём только крошечная полоска нижнего белья, едва прикрывающая промежность и оставляющая голой округлую задницу. Может, Стив слишком резок. Плевать. Баки чертовски любит потрепаться, но Стив — не очередная подружка-шлюха, с которой тот может обсуждать клиентов. Границы Стива сейчас довольно размыты, но эта тема — одна из тех, что остались за чертой. Стив смотрит на развешанные по бетонно-серым стенам фотографии. На них изображены обнажённые мужчины, держащие в руках или во рту фрукты. Все фото чёрно-белые, и только фрукты на них выделены яркими мазками цвета. Баки выпивает стопку, а потом вдруг поднимается. — Я от этого зрелища скоро усну, — говорит он, а после одним движением стягивает майку, кидает её Стиву и направляется к сцене, где вяло крутится на шесте полуодетый танцор. Из зала раздаётся свист и хлопки, когда Баки одним плавным движением взбирается на сцену и хватается за шест. Стив сжимает в руках его майку. Песня сменяется — знаменитое «Scandalous» Mis-Teeq. Танцор как-то незаметно исчезает со сцены. Баки двигается так, будто был для этого рождён. Плавно и тягуче извивается у шеста, двигает бёдрами и трясёт длинными волосами. Наклоняется так, что шест вдавливается прямо между ягодиц. Снова свист. Узкие штаны обтягивают его зад так плотно, будто на Баки и вовсе нет одежды. Красные и синие лучи неонового света расчерчивают тело Баки вызывающими контрастами. Стив смотрит за отблесками неона на его голом торсе. Синий, потом красный и снова синий. Баки поглаживает себя по груди, щёлкает пальцами по соску, совершенно невообразимо прогибается. Обхватывает ладонями шест, и Стив видит, как прекрасно напрягаются сильные мышцы на его руках и плечах. Он, словно древнегреческая Цирцея, обращает людей в сосредоточение животных инстинктов. Баки засовывает большие пальцы за пояс своих узких штанов, тянет их ниже, слегка обнажая гладкую кожу паха. Не прекращая двигаться плавной волной, ведёт ладонями по своему животу и груди вверх и сцепляет в замок на затылке. Стиву хочется стащить его со сцены, перегнуть через спинку дивана и выебать прямо тут. Баки двигает ладонями по шесту так, будто дрочит огромный член, прогибается, демонстрируя узкую талию и ширину плеч, смотрит сквозь завесу волос, и яркий свет выделяет тёмный оттенок его щетины и резкие линии скул и челюсти. Стив подносит стопку к губам, рот обжигает терпкий вкус текилы. Он чувствует, как мужики вокруг, это сборище неудачников, тяжело дышат. Баки — словно демон похоти и разврата, и жар его взгляда действует прямо на мужские члены. Он улыбается и флиртует, манит руками, двигает бёдрами: плавно, чувственно, дразняще. Но он — самое опасное, что есть в этом баре. Стив знает, что Баки сломает руку любому наглецу, который решится отвлечь его от танца. Баки ещё раз грациозно вращается на шесте, а потом, покачивая бёдрами, подходит к краю сцены и спрыгивает вниз. Не отрывая взгляда от его знойной ухмылки, Стив ногой отодвигает стол перед собой в сторону, освобождая Баки путь. Скрип ножек по полу теряется в шуме музыки. Бутылка текилы едва не падает, но остаётся стоять. Баки забирается к Стиву на колени, прижимается всем собой. Его торчащие соски чуть рубашку Стиву не протыкают. Скользя по ней рукой, Баки считает пуговицы подушечкой пальца, а затем снова ведёт ладонью вверх. Стив чувствует его прерывистое дыхание на своём лице. Баки пахнет текилой, сигаретным дымом и возбуждением. Толпа неистовствует. Стив может их понять: они могут лишь пускать слюни на Баки, и только Стиву позволено до него дотронуться. Баки дотягивается до бутылки, пьёт текилу из горла, а потом плещет себе на грудь. Прозрачная жидкость течёт по коже до самого паха, впитываясь в пояс штанов, и Стив тянется слизнуть её, словно случайно задевая языком сосок. Баки откидывает голову, стонет глубоко и гортанно. Тянется вниз и бесстыдно сжимает свой член через штаны. — Какая же ты дрянь, Барнс, — шепчет ему на ухо Стив, проводя языком по его шее. Он хватает его за бёдра, проводит рукой по крепкой заднице, проталкивая пальцы под пояс штанов, и Баки выгибается, приоткрывая губы. — Именно тот сорт, от которого тебе крышу сносит. У Баки зрачки размером с космос и охуительно блядское выражение лица. С Баки хочется не существовать вообще и быть всем миром разом. Стив тянется к его губам. Целует, страстно и непристойно, на глазах у всех. А потом Баки скользит ладонями по его плечам и закидывает руки Стива на спинку дивана. — Помни о правилах приватного танца, — ухмыляется он. — Я могу дотронуться до тебя, а ты — нет. Баки хочет контроля, хочет доминировать. Сегодня Стив ему позволит. Сегодня его вечер. Баки наклоняется, проводит руками по напряженным бёдрам Стива, раздвигая их шире, улыбается краем губ, замечая очевидную выпуклость в его штанах. Яростно трётся о него всем телом, лишая возможности сделать вдох и заставляя молить о милосердии. Баки — как самый сильный наркотик. Ничто не сравнится с тем инфернальным адским пламенем, пожирающим его тело каждый раз, когда он касается Баки, когда целует или трахает его. Похоже, Баки совсем забыл о толпе вокруг. Или, что вероятнее, ему просто плевать. Он разворачивается спиной, длинными волосами хлестнув Стива по щеке. Вскидывает руки, двигая бёдрами в такт музыке, и Стив понимает, что мелодия сменилась на «Break the Ice» Бритни. У Баки великолепная спина: сильные рельефные мышцы и бледная кожа. Стиву хочется откинуть его волосы и укусить в заднюю часть шеи. Быть может, после того, как они вернутся домой, Стив трахнет его сзади, чтобы полюбоваться на эту шикарную спину и уже не скрытый штанами зад. Баки трётся задницей о его стояк, дёргает бёдрами в стороны — раз, два, три, и Стив чувствует, как член больно прижимается к ширинке джинсов. Баки вновь разворачивается к нему лицом. — Мужик в дальнем углу пялится так, будто хочет меня сожрать, — шепчет на ухо Стиву Баки, потираясь о него всем телом. — Я его понимаю. — Нет, сожрать в буквальном смысле. Баки притирается ближе, обхватывает Стива за шею — со стороны может показаться, что это лишь страстные объятия. Но Баки быстро говорит: — Я как-то не поехал на вызов, хотя платили классно. Вот что-то ёкнуло, и не поехал. Утром узнал, что тот клиент убил приехавшего к нему парня. Сейчас ощущение то же. Стив поворачивает голову, делая вид, что тянется к шее Баки, и быстро косится в угол. Не самое удобное место для наблюдения за шоу, но отличное, если нужно следить за всеми посетителями бара. Сидящий там мужчина — крупный, темноволосый, с грубым, будто вытесанным из камня лицом. На столе перед ним стакан с каким-то алкогольным напитком. Он пристально смотрит в их сторону, но Баки прав: не так, как смотрят на соблазнительного парня. Как на жертву. Баки начинает подниматься с колен Стива, и тот хватает его за бедро, удерживая на месте. — Куда ты? — Разобраться, — однозначным тоном заявляет Баки. Стив сильнее сжимает пальцы. — Ты не можешь устроить драку прямо тут, потому что кто-то не так на тебя посмотрел, — шипит он. Вообще-то может: в биографии Баки встречались и более тупые причины для драки. Стив решает действовать наверняка. Перехватив запястье Баки, он быстро переворачивается, вдавливая его собой в диван. Баки разводит колени, позволяя втиснуться между ними. Где-то на периферии раздаются выкрики и свист. Пару секунд лицо у Баки недовольное. А потом снова его медленная блядская полуулыбка. На Баки хочется смотреть — не моргая, сутками напролёт, всю оставшуюся жизнь. Его хочется поцеловать. Хочется раздеть. Хочется невыносимо. Стив не сдерживается. Отпускает запястья Баки и припадает к его губам, запуская одну руку в тёмные длинные пряди. Проводит языком по его губам, и Баки с готовностью приоткрывает рот, пропуская внутрь. Позволяя вылизывать изнутри, проходясь кончиком языка по кромке зубов и кусать губы. Когда Стив поднимает голову и смотрит в угол зала, на столе только пустой стакан. *** Тело лежит у самого входа в бар, освещаемое яркой вывеской. По напряжённой челюсти он понимает, что Баки сжимает зубы. Стив кладёт руку ему на плечо — отчасти для его успокоения, отчасти для своего. Лёгкие, кажется, уменьшились. Сердце так долбится о рёбра, будто хочет их сломать. Стив дышит: медленно, плавно, расслабленно. Он так усиленно сосредотачивает внимание, что ноют виски, но минутная паника отступает. Стив узнаёт того самого вялого стриптизёра, который танцевал на сцене пару часов назад. На его коже ещё остались следы блёсток. Тем ярче контраст с кровавой раной в паху. Кровь алая, блестящая. Наверное, тело ещё не успело остыть. Он смотрит на грудь парня. Буквы выплавлены на коже: плоть ярко-красная, местами обуглившаяся, вздутая по краям. Такие ожоги могут появиться, если с силой водить по коже раскалённой проволокой или гвоздём. Но раскалять гвоздь неудобно: слишком долго раскаляется, слишко быстро остывает. Может, клеймо, скрученное из обыкновенной проволоки. Надпись предупреждает чётко и однозначно. «Будь осторожен».