Чёрное солнце и алая луна

16 лет назад Стив лежит на спине, смотря на медленно вращающиеся лопасти потолочного вентилятора, подмечая переливы света и теней. На часах пять семнадцать. Небо, виднеющееся сквозь приоткрытые занавески, закрывают серые тучи. Солнце, иногда проскальзывающее между ними, тусклое и выдохшееся. Только светит, но не согревает. Баки лежит головой у него на животе. Завтра Стиву нужно сдать доклад, но он не может скинуть полусонной расслабленности. Он перебирает темно-каштановые волосы Баки и смотрит в потолок. Если скосить взгляд, то ему прекрасно будут видны выпирающие ключицы и рёбра Баки, впалый живот. Когда Стив трахает его, то почти что видит под кожей Баки очертания собственного члена. Только благодаря Стиву он и запихивает хоть пару кусочков еды в желудок, и потому выглядит просто худым, а не болезненно тощим. Но все равно ищет в себе несуществующие складки. Потому Стив заставляет его поесть, а потом придерживает за стройные ноги, пока Баки качает пресс. Стив заправляет прядь волос Баки за ухо. Они не настолько длинные, чтобы можно было накрутить на палец, но всё-таки немного отрасли. — Решил сменить образ? — Вроде того. Папики балдеют от длинных волос. Стив решил, что после окончания школы поступит в академию и станет полицейским. Баки решил, что после окончания школы отправится в Старый Город и станет шлюхой. — Слушай, Бак… ты же знаешь, что не должен заниматься этим. Баки вздыхает и садится на кровати. — Стив, не начинай. Я не бедная девчушка, которую нужно спасать. Стив смотрит на ладони Баки. На костяшках указательного и безымянного пальцев небольшие, покрытые корочкой ранки. Ничего необычного, у всех в этом городе есть шрамы, вот только Стив знает, что эти Баки оставил себе сам — задел резцами, когда пытался вызвать рвоту. Баки хочется нарисовать. Но в прошлый раз, когда Баки увидел свой портрет, тот показался ему слишком щекастым. С тех пор Стив не брался за карандаш. — Я просто хочу, чтобы ты понял, Роджерс: я не пытаюсь ничего тебе доказать. Это, блядь, не какой-то ебучий протест. Езжай куда хочешь. Мне просто так удобно, ладно? Я люблю секс, ну и почему бы не попробовать на этом заработать? Не надо искать подтекст там, где его нет. Стив не знает, что говорить. Он ощущает гнетущую растерянность. Может сделать шаг, но не знает, в какую сторону. У него никогда даже мысли не проскальзывало, что Баки не всегда будет рядом. У них ещё год до выпуска, а потом… — Значит, ты меня бросаешь? — тихо говорит Стив. — Ты всё равно будешь моим другом. Я просто не готов сидеть и годами ждать, как примерная домохозяйка. Отношения на расстоянии — это нихуя не романтично. Для нас обоих будет лучше, если мы проясним всё сразу. Правильно оценивать обстановку и не питать пустых надежд. Качества, которые должны быть у хорошего копа. — Там может быть другой мир, — безнадёжно пробует Стив. — И мы можем стать его частью. — Есть только Город Грехов. Они живут в городе, который давно положил на них всех. Который ничего не просит и ничего не ждёт. Который забивает ржавые гвозди в мечты и иллюзии. Баки легко мог бы поступить. Он — очень умный парень, но плохо ладит со школой и практически всеми учителями. Когда Стив спросил, не хочет ли он стать копом, Баки смеялся до хрипоты. Их мир не допускает оттенков. И компромиссных решений. Заставляет выбирать. Больно понимать, что не получится выбрать и любовь, и мечту. Хочется прижаться лбом к коленям и посидеть так, чтобы отпустило. Но не отпустит. — Твоя мама скоро вернётся? — спрашивает Баки. Баки поднимает голову с его живота, поднимается и залезает сверху. Сжав коленями бёдра и опираясь на локти, нависает над Стивом, смотрит в глаза. — Она взяла подработку. Занимается уборкой дома одного богатого хрена. Придёт только вечером. — Отлично, значит, можно не сдерживаться. Сегодня у меня настроение покричать. *** Стив переступает через труп на пороге. На какое-то мгновение его тело покрывается мурашками от страха, а сердце в груди на мгновение замирает и вдруг подскакивает, с такой силой бьётся о рёбра, что болит грудина, впрыскивая в кровь адреналин. Из лёгких как будто выкачали вакуумом весь воздух. А потом Баки приоткрывает глаза. Видит Стива, застывшего на пороге, и улыбается. Капли крови на его лице — словно веснушки. Абсолютной голый, Баки лежит на постели, пропитанной чужой кровью. Справа на широкой кровати лежит неизвестный мужчина с перерезанным горлом. Глубокая рана зияет, словно второй рот, широко распахнутые глаза безжизненно смотрят в потолок. Один из мужчин полностью голый, в его груди уродливые кратеры от выстрелов. Наверное, Баки использовал тело своего клиента как живой щит. В последнее время Стиву кажется, что кто-то щелкнул пальцами и ускорил течение времени. И теперь Стив всё время опаздывает. Раньше он вставал и не знал, чем заняться, а теперь не успевает даже спокойно позавтракать. И вот теперь время снова останавливается. — Всё хорошо? Ты не ранен? Баки громко смеётся; он кажется пьяным. Безумным. — Ёбаные идиоты. Хотели пристрелить меня в моём же сраном городе. Неоновый свет из окна растекается по стенам и потолку кляксами Роршаха. Глядя на Баки, Стив думает о яростной чёрной богине Кали. В его движениях — хищная неторопливость, как у тигра, готовящегося к броску. Он идёт к Стиву, плавно покачивая крутыми бёдрами. Преступает сквозь окровавленную руку на полу. Расправленные плечи, упрямо вздернутый подбородок, решительный взгляд. Бабочки в животе не всегда легко порхают. В Городе Грехов они рубят внутренности стальными крыльями. Сегодня Стив проснулся от звонка Наташи и обнаружил, что Баки нет рядом. Он не спрашивал, откуда она взяла его номер. Выслушал то, что она сказала, и спросил, где может найти Баки. Отель был не то чтобы фешенебельным, вряд ли такие места вообще существуют в Старом Городе, но и не дешёвым. На парковке чёрные мерседесы, а администратор за стойкой регистрации улыбается, как старому знакомому. И не прекращает улыбаться, когда Стив суёт ему сто долларов, задавая один-единственный вопрос. В длинном коридоре бордовые с золотой окантовкой ковры и золотые же настенные светильники. Красный и золото. Почему-то каждое заведение Города Грехов эксплуатирует именно эти цвета. Двери — из красного дерева с электронными замками карт-ридеров. Стиву не пришлось воспользоваться выданной ему картой; только дверь номера Баки была открыта. Баки притирается к Стиву, вытирая кровь с груди о его голубую рубашку. А Стиву кажется, что нервы даже не натянуты, а нахуй выдернуты. — Стиви-и-и, — пьяно тянет Баки. Его лицо в мелких каплях крови, угольно-чёрные волосы липнут к щекам. Баки буквально повисает на нём, обнимая руками за шею, и Стив придерживает его за талию. На нём — джинсы и рубашка, на Баки — только чужая кровь. Стив медленно скользит взглядом по резкой линии подбородка, очерчивает полные чувственные губы. И наконец тонет в прозрачном сером сиянии взгляда. Серые глаза блестят. Лихорадочно. Невменяемо. Хочется то ли обнять Баки, то ли трахнуть, то ли устроить истерику. Стив поднимает руку. Пальцы мелко дрожат, когда он вытирает кровь с лица Баки, размазывая её по щеке. Чувствует под подушечками неровные мазки. Они дышат друг другу в губы, смешивают дыхание. Стив придвигается к нему, целует в угол рта. Касается губами волос, проводит ладонью по спине. Ещё поцелуй, в шею. Потом — в тату на плече. На губах остаётся металлический привкус чужой крови. Баки принимает быстрый душ, одевается. Перед уходом он вычищает карманы убитых наёмников. Забирает себе все деньги и оружие, стаскивает с запястья одного из них золотые часы, пристально разглядывает, а потом, пожав плечами, суёт в карман. Многие шлюхи оставляют себе вещи убитых клиентов как сувениры. Баки со свойственной ему расчётливостью предпочитает продавать всё ценное. Стив вдруг думает, что каждый, с кем он знаком — убийца. Так или иначе. И (практически) каждый говорит о чужой жизни так, будто она ничего не стоит. Будто это — так же просто, как прихлопнуть муху. И никаких больше проблем. И, понимает он, эта мысль не вызывает ужаса или отвращения. Город Грехов добирается до каждого. Интересно, есть ли тут люди, для которых насилие и убийства — событие, а не повседневность. Воздух на улице сухой и холодный. Ветер слизывает жар с лица. Стив передёргивает плечами и до конца застегивает молнию кожаной куртки. Рука Стива задерживается у Баки на талии, когда тот проскальзывает в салон. Баки закуривает, и Стив глубоко дышит, мешая в лёгких выхлопы бензина и никотиновый дым. Серая прозрачная дымка заполняет пространство салона. Стив заводит автомобиль, но не трогается с места. Загораются кнопки на приборной панели, включается на полуслове какая-то песня на радио, которое Стив тут же выкручивает на минимум. Он мог бы сказать, что пиздецки психанул. Испугался. Но не говорит. Баки только посмеётся и скажет, что может за себя постоять. Мог бы сказать, что это было опасно. Но Баки никогда особенно не волновали вопросы безопасности. Вместе с Баки Стив находит конец всему логичному и правильному. — Куда мы едем? — Пока никуда. Как ты? — Снова чувствую, что проёбываю жизнь успешно и с удовольствием. Стив смотрит в темноту за стеклом, положив руки на руль. Баки рядом молча курит, и Стив слушает его глубокие вдохи и выдохи. Стив знает: ему точно так же не дают покоя тревожные мысли. Ядовитыми пауками плетут в мозгу паутину из событий, имён и полузнакомых лиц. — Баки, — зовет Стив. — Ты когда-нибудь привязывался к клиентам? Баки был с клиентом в момент неудачного покушения. Стив знает, кто он и чем занимается. Но впервые так близко увидел доказательства, что его Баки трогает, обнимает, трахает кто-то другой. Купить Баки — дорого и почётно. А порой даже опасно. Сегодняшний счастливчик умер, прикоснувшись к совершенству. К смертоносной жемчужине Старого Города. — Нет, — задумавшись буквально на секунду, Баки пожимает плечами. Слова пресные, как овсянка на воде. Безразличные. — Сейчас я их практически не различаю. Они все на одно лицо и имя. Я знаю постоянников и тех, кто как-то отличился, но такие бывают редко. Стив не знает, что ещё сказать, потому молчит. Дышит. Позвоночник начинает ныть от неестественной позы, и Стив откидывается на сиденье. Пальцы беспокойно выстукивают сбивчивый ритм по рулю. Кажется, короткую мелодию той самой песни по радио, которую Стив сразу же выключил. Замирают. Он тянется к ключу и заводит мотор. *** Взгляд скользит по блеклому, затёртому древесному рисунку дощатого пола, затоптанного и замызганного. С прошлого раза на нём появились новые, выделяющиеся броской чернотой узоры кровавых пятен. Первое, что он видит после досок — носки ботинок. Чёрная кожа, тугая шнуровка и тяжёлая подошва. Баки обожает такую обувь: эффектно выглядит и больно бьёт. В этот раз Стив сам стоит у дверей, наблюдая за Баки. Прислоняется плечом к стене и складывает руки на груди. Смотрит на убийцу, под чьими руками три человека превратились в три уродливых немых послания. Улисс Кло, также известный как Ахав, сидит в центре зала, крепко привязанный к стулу. Он уже пришёл в себя. Смотрит не вызывающе-нагло, как Ситвелл, а лишь с лёгким привкусом любопытства. Не маскирует страх, потому что не боится. Нос у него явно сломан, а разбитая губа едва схватилась коркой. — Привет, Баки, — улыбается Улисс. Сдержанно, одними уголками губ. Язвительно. — Ты только с работы? Странно, я по трассе ехал, тебя там не видел. Стива забавляют эти подколки. Люди почему-то думают, что смутят Баки упоминанием его профессии. Будто и подумать не могут, что тот ни капли этого не стыдится. — Трассы — прошлый век. Сейчас есть куча мест повыгоднее. Понятно, почему ты к нам так и не влился. — Баки складывает руки на груди. — Ты мне всегда казался подозрительным. Редкий наёмник переметнётся к шлюхам. Вы для этого слишком гордые. Улисс смотрит пристально. Выискивает слабые места, словно пограничный пёс наркоту. Больше не улыбается, но его колкий взгляд не смягчила бы и самая искренняя улыбка. Узлы, которыми стянуты за спинкой стула его руки, крепкие и запутанные, Баки завязал их лично. Он точно знает, как сделать так, чтобы жертва не вырвалась. Одинокая лампочка под потолком уныло покачивается, отбрасывая на бетонные стены скупые жёлтые отблики. Провод, на котором она висит, так облеплен пылью, что кажется пушистым. Тяжёлый, специфический запах тут с прошлого раза стал сильнее. От него чешется нос. Такой не спутаешь ни с каким другим. Стив думает, что скоро старые доски украсят новые кровяные узоры. Помимо свежих пятен в этой комнате есть ещё одно отличие: небольшой медицинский столик из блестящей стали, что стоит прямо за спиной Улисса. Так, чтобы его не было видно раньше времени. — Ну, давай, жги. Какие явки и пароли тебе от меня нужны? — Вообще-то, — Баки изображает скуку. Даже не так — глобальный похуизм. — Никакие. Просто хочу, чтобы ты страдал. Иногда он переигрывает, но Стив пока не до конца понимает к чему вообще этот спектакль. Перед тем, как они вошли сюда, Баки предложил Стиву остаться. А, получив отказ, попросил не мешать. Стив и не испытывает никакого желания прерывать его. Стоит и смотрит, как ему и сказано. Как в армии. Только приказ и его выполнение. Баки достаёт из-за пояса нож, проворачивает между пальцами и кончиком лезвия заставляет Улисса поднять подбородок. — Зря Пирс не разорился на киллеров получше. Правда думали достать меня руками пары недомерков? — Да жалко было на такую шваль деньги тратить, — хмыкает Улисс, и губа у него снова начинает кровоточить. — И снова ошибка. Попыток на мне сэкономить я не прощаю. Стив усмехается. Улисс, похоже, не понимает. Баки — не просто шлюха. Он — самое ебанутое существо из всех, что Стив видел за всю свою жизнь. В этот раз не будет никакого допроса. Никто не расскажет ничего важного наёмнику. Улисс — лишь грубая сила. Просто одна из шестёренок в механизме. Получает цель и выполняет её, получая взамен стопку хрустящих банкнот. Не спрашивая подробностей. Он здесь не ради информации. Только ради мести. — Нат! — зовёт Баки. Наташа похожа на молчаливого ангела возмездия. Сегодня её волосы огненно-рыжие. Походка — плавная и уверенная, но не вызывающая, а бесшумные шаги короткие, но твёрдые. Словно у кошки. Наташа кидает на медицинский столик плотно завязанный холщовый мешок. Стиву кажется, что мешок шевелится. Он отводит взгляд. Стив смотрит в глянцевую темноту разбитого окна. Вглядывается в чёрную глотку неба за острыми зубами осколков стекла. Баки примеряется, в какое место воткнуть нож. Прочерчивает кончиком лезвия мелкие царапины, двигая его по коже. От печени к почкам, к селезёнке и желчному пузырю. Улисс молчит и даже не дёргается, пока Баки выводит на его торсе алые прочерки. Нож останавливается. Лезвие входит в плоть словно в мягкое сливочное масло. Баки смотрит Улиссу прямо в глаза, вдавливая нож в его кишки. Тот стискивает челюсти так, что буграми ходят под кожей желваки, мышцы его рук напрягаются, но он не кричит. Баки проталкивает нож до рукояти. Проворачивает, расширяя отверстие, словно пытается намотать внутренности на лезвие, будто спагетти. А потом Наташа подходит сзади, набрасывая на голову Улисса непроглядный чёрный мешок, скрывая его лицо. *** Стив думает о том, что хочет большую кружку пива и копченые креветки. Он смотрит на багровые пятна, густо запачкавшие пол, и пытается вспомнить название забегаловки, где подавали приличные, не похожие на резину креветки. — Что ты со мной сделал? — хрипит Улисс, когда Наташа срывает мешок с его головы. Не слишком большое, но глубокое отверстие в его животе криво заштопано грубой чёрной ниткой. Запачканная кровью кожа вздымается буграми, натягивается, словно на барабане. Вид у Баки безмятежный и спокойный. Довольный. Прямая спина, прямые плечи. Кажется, что его руки обтянуты глянцевыми алыми перчатками. На губах играет улыбка. В изгибах губ ни единого намёка на жалость. — Просто исполнил своё желание. Я ведь сказал, что хочу, чтобы ты страдал. Стив смотрит, как появляется и вновь исчезает бугор под кожей прямо под рёбрами. Все намёки на жалость испаряются, когда Стив вспоминает, что именно этот человек убил Пьетро Максимофф. И не только его. Но, может быть, он немного уважает его за то, что не орет, пока внутри него рвутся и перемешиваются внутренности. Только кривится, стискивает челюсти. Улыбка Баки становится шире. И злее. Улисс заходится в кашле, его начинает рвать кровью. Дыхание у него тяжёлое и прерывистое, лицо кипенно-белое, по коже стекают капли холодного пота. Ещё одна выпуклость вздымает кожу живота так высоко, будто вот-вот порвёт её, окатив дождём крови и кусков внутренностей. Но тут же спадает. Улисс корчится и извивается, его ноги дрожат в судорогах, стучат по полу. Сквозь зашитое отверстие в животе непрерывно течёт тёмная кровь. — Чудное зрелище, — тянет Баки. Улисс пытается что-то выговорить, но кашляет, из его носа текут струйки крови. — Хочешь что-то сказать? Давай, расскажи мне что-нибудь. Может, я помогу, если будет интересно. — З-завтра… — невнятно бормочет Улисс. В его голосе надежда. Надежда ослепляет и туманит мозги. — новая женщина… её п-привезут Пирсу завтра ночью. Баки оборачивается через плечо. Переглядывается со Стивом. Тому кажется, что что-то происходит внутри, под самой кожей. Втискивается в пространство между нервными клетками. Он непроизвольно замирает на какую-то долю секунды, а потом отрывисто кивает Баки. Баки подходит к Улиссу, вновь берёт в руки нож. Лезвие сверкает ртутным блеском. Подцепляет кончиком верхний шов, разрезая его. А потом давит чуть вглубь и вверх, подцепляя край раны. И режет. Режет вверх до самой груди, разрезая плоть. Блестящие скользкие петли кишок вываливаются Улиссу на колени. Баки запускает руку в красную массу, безжалостно копошась в куче мяса. И выдергивает нечто длинное, извивающееся, покрытое кровью. Живую змею, зашитую в его внутренностях. Капли крови с её гладкой блестящей чешуи летят в стороны. Несколько попадают Баки на лицо. — Ты… говорил… — с трудом хрипит Улисс. Давится кровью, заполняющей его носоглотку. — Я и помог, — невозмутимо говорит Баки. Переводит взгляд на слабо извивающуюся в руке окровавленную рептилию. — Змее. *** — Что с этим будешь делать? Стив открывает дверь, пропуская Баки вперед. В руках у того пластиковый контейнер со змеёй. Баки ставит контейнер на пол и садится рядом на корточки. Раскрывает защёлку на крышке и приподнимает её, смотря на рептилию внутри. Стив закрывает дверь, запирая замок, и тоже наклоняется, упираясь руками в колени. Тёмно-серая в чёрную крапинку змея настороженно смотрит на них, часто пробуя воздух раздвоенным языком. Её чешуйчатое тело мерно раздувается при дыхании. Выглядит она не слишком бодрой после путешествия во внутренностях, но, кажется, оправляется. Баки прикрывает крышку, оставляя её в покое. — Себе наверное оставлю. Жалко её. — Змею жалко, а Улисса нет? — насмешливо спрашивает Стив. — Знаю, я очень милый. Баки пьёт текилу прямо из горла. Ценители за сердце бы схватились. Медики, вероятно, тоже. — Тебе печень не жалко? — спрашивает Стив, наблюдая, как дёргается кадык Баки, пока он, запрокинув голову, глотает текилу, словно грёбаную минералку. Вытаскивает бутылку из его рук и сам делает большой глоток, смотрит на Баки поверх горлышка. Возвращает Баки. Тот пьёт снова. Стив видит точку засохшей крови у Баки на щеке, которую тот забыл смыть. Тянется и кончиком ногтя соскребает её. Капля крови превращается в крупинки тёмной пыли. — Моя печень и литр абсента выдержит. Лучше скажи, что будешь делать, человек с планом. Ты слышал, что сказал Кло. Стиву кажется, что с теми словами внутри слетел какой-то предохранитель, отвечающий за терпение, и переводящий его в состояние психованного напряжения. План. Этому его учила мама. Продумывать будущее тщательно и кропотливо. С долей фантазии, но с оглядкой на реальность. Не вестись на секундные импульсы. Репетировать сценарии и прикидывать возможности. Его мама устроилась домработницей у Александра Пирса, тогда просто очередного мечтавшего о власти хера, когда Стив был в выпускном классе. Она рассказывала о нём как о всегда вежливом и учтивом мужчине. А ещё однажды поведала ему, в какой страх впал Пирс, когда она случайно заперла его в кабинете во время уборки. Случайность, давшая Стиву направление в будущее. Пирс не терпел тесных помещений, его преследовал страх, что однажды попадёт за решетку. Пожизненно в клетке. Самое худшее для Пирса — попасть в руки копов. Обрывки воспоминаний витают в сознании, словно яркие солнечные блики перед глазами. Воспоминаний, которые никак нельзя назвать солнечными. Стив перешёл на второй курс академии, когда приехал на выходные домой и понял, что мамы нет дома. Что она не отвечает на телефон. Что не вернулась из дома Пирса. Он до последнего не верил, что никогда больше её не увидит. — Я свяжусь с Шэрон, — говорит Стив. — И пойду туда. Это шанс поймать его на месте преступления. И моих доказательств хватит, чтобы упечь его до конца жизни. — Велик шанс, что охрана тебя грохнет ещё до того, как ты войдёшь в особняк. Но, блядь. — Баки трёт переносицу и, приложившись к текиле, говорит: — Хуй ты туда сунешься один, понял? — Ты уверен? Это может быть наша последняя ночь. Баки пожимает плечами. — Как ты там говорил? С тобой до конца. Разберёмся уже с этим дерьмом. А пока у них есть сутки, чтобы просто расслабиться и насладиться своей усталостью. *** Пить Баки может и умеет, но после половины бутылки текилы на (явно) голодный желудок его начинает развозить. Стив уже ввёл Шэрон в курс дела. Стоило огромных трудов убедить её довериться и подготовить группу захвата. Она обещает получить ордер на обыск в кратчайшие сроки. Баки отправил Наташу и ещё нескольких шлюх, которым доверяет, разведать обстановку у особняка Пирса. И сейчас Баки сбоку притирается и ластится к нему в лучших традициях любовных остросюжетных фильмов. Стиву приходится отложить телефон, потому что Баки липнет совершенно беззастенчиво — запускает руку под рубашку и лижет ему шею. Просто берёт и лижет длинным горячим мазком языка от подбородка до ключицы в вырезе рубашки. Что ещё за выходки, Бак. Баки не способствует сохранению серьёзной атмосферы. Он — её полная противоположность. — Ну, может, поможешь? Или всё самому делать? — урчит Баки ему в губы и намекающе толкается пахом вперёд. Его горячечный шёпот разносится по венам словно наркотик. Дыхание холодит влажный след на коже шеи. — Так хочешь провести нашу последнюю ночь? Просто трахнуться? — насмешливо спрашивает Стив, кладя руку Баки на ширинку. — О, нет, — Баки жмётся ближе. — Не просто. — Он льнёт к груди Стива, шепчет на ухо. — Хочу, чтобы ты имел меня, не вынимая, так, чтобы на утро у меня дырка не закрывалась. Стив берётся за ремень Баки, запускает ладонь в расстегнутую ширинку, беря в руку твёрдый тяжёлый член. Поглаживает выступающие вены, трёт большим пальцем уздечку. Потом хватает Баки за ногу, которую тот нагло забросил на него, и тянет, заставляя сесть к себе на колени. Берётся за шлевки штанов с обеих сторон и дёргает на себя, чувствуя, как трётся об одежду налитой голый член Баки. Диван под ними тихо скрипит. Баки ёрзает у него на коленях, жмётся ближе и хватает за плечи, мешая подрочить себе, и Стив насколько может стягивает штаны с его зада, разводит ягодицы в стороны и сводит обратно, мнёт ладонями крепкие половинки, врезаясь в плоть короткими ногтями. Баки громко стонет, заводит руки назад, пытаясь сдвинуть пояс штанов ещё ниже, но в такой позе это нереально. Стив находит в себе силы подхватить Баки под зад и встать. Не то чтобы он никогда не имел Баки прямо на этом диване, просто сегодня ему хочется сделать это на кровати. Скинув Баки на постель, Стив наконец-то стягивает штаны с его нереально длинных мускулистых ног. Тот помогает ему, вскидывая зад над постелью и сдирая с бёдер чёрную искусственную кожу. Баки откидывается спиной на постель, положив правую руку под голову, смотрит на Стива горячо и жаждуще. Раздвигает ноги и скользит второй рукой вниз, тут же вводя два пальца в свою дырку. Прямо так, насухо. Кожа вокруг пальцев растягивается и краснеет. Кажется, что даже молекулы воздуха наполнены предвкушением. Стив сдёргивает с себя одежду так, что пуговица на рубашке не выдерживает и отлетает, звонко щелкая по полу. Буквально кидается на постель и нависает над Баки, прослеживает языком линии мышц, сжимает ртом сосок так, что остаются похожие на черточки отпечатки зубов. Стив тянется всё же за смазкой и презервативами, когда Баки вдруг вкрадчиво шепчет: — Как насчёт попробовать без гондона? — Без тебя не выйдет, милый, — фыркает Стив, за что больно получает жёстким коленом в бок и чуть не придавливает собой Баки. — Ты меня понял, Роджерс. Давай сегодня в меня. И Стив отодвигается, смотрит в его поплывшие глаза цвета серебряного тумана. — Ты серьёзно? Или спился вконец? Баки пользуется заминкой: переворачивает их, оказываясь сверху. Подбирает выпавший из рук Стива флакон смазки и нажимает на дозатор, выдавливая большую каплю себе на ладонь. Заводит руку назад и прикрывает глаза, запуская смазанные пальцы себе внутрь. Стив вытаскивает флакон из его ладони, быстро смазывает пальцы. Стив проталкивает палец в нежное отверстие рядом с двумя пальцами Баки, сразу же добавляет ещё один. Двигает ими в противоположную от руки Баки сторону, растягивая слабо сопротивляющуюся дырку. Баки стонет, соскакивает с пальцев, всех четырёх разом. Баки раздвигает бёдра, опускается совсем чуточку ниже, так, что головка члена Стива задевает его вход. Баки запускает руку вниз, обхватывает ствол Стива и приставляет головку к отверстию, но не насаживается. Просто гладит свою дырку членом Стива, ещё немного опускается, так, чтобы головка вплотную упиралась во вход. Давит второй рукой Стиву в живот, не позволяя толкнуться, а второй поглаживает ствол и снова дразнит, двигает короткими круговыми движениями, чтобы головка массировала дырку. Стив чувствует, какая она мягкая, горячая и растянутая, внутрь хочется до одури. Он трётся членом о голую задницу, как никогда желая спустить внутрь всю похоть разом. Баки не краснеет, не стесняется, не ищет в себе недостатки. Просто наслаждается. Обхватив Баки за талию, Стив скидывает его на постель и снова наваливается сверху. Покатался и хватит. Он разводит ноги, и Стив направляет член в раскрытый зад. Баки комкает простыню в кулаках, обхватывает ногами его бёдра. Мягко стонет, когда Стив изуверски-медленно проталкивает в него головку члена. Беря глубже и глубже, растягивая и наполняя, обводит языком контуры губ, слизывая его стон. Запускает пальцы в угольное пламя волос, расчерчивая ногтями затылок. Стискивает в ладони выпирающую грудную мышцу, подушечкой большого пальца давит на сосок, чувствуя, как тот становится болезненно-твёрдым, мягко гладит и снова сжимает. Стиву кажется, что ствол обтянут нежнейшим горячим шёлком. Податливым и мягким. Баки — словно пришедший на землю демон порока; приоткрывая алые губы, когда член почти полностью выскальзывает из его раскрытой задницы, он сжимается, не желая выпускать из себя головку, насаживается, стремясь как можно скорее получить обратно всего его целиком. Цепляется за него ногами, впивается ногтями в плечи и спину, и Стив думает, как потом будет приятно жечь расцарапанную кожу. Стив и сам не может насытиться его телом. Словно надышавшись возбуждающего дурмана, хватает Баки за бёдра, натягивая на член, кусает и целует везде, где может достать, трётся о широкую грудь, тянет за длинные волосы. Навалившись плечами, Стив проникает глубже. Баки стискивает его собой, как тисками, мышцы сжимаются, массируя ствол, с каждым толчком внутрь и наружу. Доводит до мурашек, что горячим током бегут по позвоночнику, до жаркого спазма внутри. Тело живет своей жизнью: толкается резко, рвано, пока Стив целует выгнутую шею, почти что наощупь находит губами приоткрытый рот Баки, накрывает своим. В груди вибрирует от собственного рычащего стона. Кончать в Баки — интимно и чувственно. Стив чувствует себя польщенным такой честью. Горячие внутренние мышцы то стискивают, то отпускают болезненно-твёрдый ствол. Выдаивают всё до единой капли, до восхитительной пустоты в яйцах. Кончая, Баки так стискивает в себе член, что, кажется, вот-вот оторвёт. Скрещенные у Стива за спиной ноги напряжены, прижимаящийся к животу член пульсирует. Стив завороженно наблюдает за его оргазмом: как Баки распахивает рот в громком, срывающемся стоне, как сводит у переносицы брови и крепко жмурит глаза, а потом расслабляется каждой мышцей тела, обмякая под ним. Стив перекатывается с Баки на кровать, смотрит в потолок, пытаясь отдышаться. Но тут же устав от скучной белой штукатурки, поворачивает голову, смотрит на Баки. Его длинные волосы восхитительно растрепаны после того, как сжимал их в кулаке Стив, скулы и лоб блестят, губы — пухлые, покрасневшие. — Блядь, — выдыхает Баки и тянется рукой в сторону, слепо нащупывая на тумбочке сигареты. Свести ноги он даже и не думает. Из него течёт. Густые желеобразные потеки полупрозрачной спермы вместе со взбитой в белую пену смазкой. Стив смотрит на его припухшую дырку, восхитительно раскрытую даже сейчас, без члена внутри, и ощущает извращенное желание вылизать её. Стив протягивает руку, мягко касаясь дырки Баки кончиками пальцев, чувствуя, как пульсирует, слабо сжимаясь, мокрое от его спермы отверстие. Слышится щелчок зажигалки: Баки закуривает. Стив толкается пальцами внутрь, зачерпывая вытекающую сперму и заталкивая обратно, гладит изнутри, растирая по скользким стенкам. Поднимает взгляд: Баки, прикрыв глаза, подносит сигарету к алым искусанным губам, делает затяжку и выдыхает. Сизый дым витыми лентами скользит между его пальцами. Стив решается. Он накрывает раскрытым ртом мокрое отверстие, слышит ругательства Баки, который спешно тушит едва прикуренную сигарету в стоящей рядом хрустальной пепельнице. Его бёдра на мгновение подрагивают, будто он собирается сдвинуть ноги, а потом Баки разводит колени ещё шире. Тянется рукой вниз, хватая Стива за волосы, стонет гортанно. После секса задница у Баки чувствительная до одурения, и Стив пользуется этим, целует и лижет, не жалея слюны. По подбородку течёт, на языке солоноватый вкус собственного семени. Стив дразнит языком распалённую задницу, толкается им внутрь, и Баки сжимается, бесполезно пытаясь удержать его внутри. Одной рукой Стив легко поглаживает мягкий, липкий от спермы член Баки, такой нежный сейчас, а зубами царапает гладкую кожу задницы, игриво покусывает края входа. Баки гортанно хрипит и болезненно тянет его за короткие волосы, заставляя оторваться от раскрытой дырки, буквально затаскивает на себя и осатанело, совершенно не брезгуя, впивается губами в рот Стива. — Надеюсь, ты не слизал всё. Хочу, чтобы из меня текло, — Баки прикрывает глаза, и его тёмные ресницы отбрасывают витражные тени на щёки. Баки порочно шепчет ему в самые губы: — Я и позабыл, насколько это приятно — быть твоей личной шлюхой, моя погибель. Его губы мягкие, как лепестки цветов. Стив вдыхает горький запах сигарет и сладкий — его удовольствия. Касается губами и кончиками пальцев висков и скул, обводит контур губ. Казалось, что тело и душа распадается на молекулы, желая слиться с Баки воедино. Он — как чёрная дыра со столь сильным гравитационным притяжением, что невозможно ускользнуть, даже если бежать со скоростью света. Его Баки. Его Солдат. Его тёмное божество. Умелый и искушённый воин порока. — Дождаться не могу, когда снова покажешь, где моё место, — урчит Баки. — Под тобой. — Обязательно. Но сначала мы пойдём и поедим. — Баки под ним замирает, смотрит волком, но Стив не обращает никакого внимания, поднимаясь и просматривая сайты с доставкой в закладках телефона. — Пицца или китайская еда? — Я не хочу. Только что Баки был расслаблен, а теперь зло шипит и цедит слова, словно через сито. Баки терпеть не может есть при ком-то, и Стив спокойно бы оставил его наедине, будь точно уверен, что он действительно поест. Стив вспоминает, как предлагал поесть раньше. Сладкое, солёное, острое. Калорийное и диетическое. Мясное и вегетарианское. Через какое-то время, поняв, что Стив не отстанет, Баки начал соглашаться. Стив радовался ровно до тех пор, пока не понял, что на самом деле он всё равно не ест. Просто бодро разрывает еду вилкой на бесконечное множество кусочков, мешает их, перекладывает, будто пытаясь соорудить на тарелке некий мозаичный узор, но создаёт лишь противную кашу. И иллюзию. А потом, на деле не съев ни куска, говорит, что наелся. У Баки бесконечное множество уловок, и Стиву на опыте пришлось узнать их все. Он мог бы написать книгу под названием «как выжить в среде обитания Баки Барнса». — Придётся захотеть. Скажешь сам или мне выбрать? — Китайская, — цедит сквозь зубы Баки. Взгляд у него острый, как битое стекло. — Отлично, — Стив переходит на сайт доставки китайской кухни, добавляет в корзину рис со свининой и овощами для себя. И двойную порцию луковых лепёшек, потому что они охуенные. — Тебе лапшу с говядиной? — С баклажанами. Стив поднимает взгляд. — Ты же ненавидишь баклажаны. — В говядине больше двухсот калорий на сто грамм. В баклажанах — двадцать четыре. — Но ты их не любишь. — Просто закажи мне сраные баклажаны, Роджерс. — Подожди… сколько калорий в креветках? — Девяносто пять. Стив тяжело вздыхает и трёт переносицу. Подпирает кулаком голову и думает, что хочет больше: бананы в карамели или шашлычок из кальмаров. Бананы прекрасны, но наверняка остынут и размякнут, пока доедет курьер. Стив смотрит на Баки и, решив рискнуть, добавляет в корзину доставки и то, и другое. Если Баки собирается выпить у него всю кровь и заодно весь мозг, то еда ему понадобится. — Что насчёт удона с креветками? Ты любишь креветки, и они вдвое «легче» говядины. Баки смотрит на него всё ещё враждебно. Стив даёт ему право язвить и хамить. Пусть скотинится сколько влезет. Только бы поел. Верить намного приятнее, чем волноваться, переживать и в тысячный раз прокручивать в голове плохие сценарии. — А потом поскачешь на мне. Я где-то читал, что секс отлично сжигает калории. Мозг у Баки барахлит, как старый матричный принтер. И, увы, чтобы устранить неполадку, недостаточно хорошенько настучать по корпусу. Приходится общаться на том же языке. Блядь, он никогда бы не подумал, что предложит потрахаться под таким стрёмным поводом. — Хорошо, — почти рычит Баки. Стив добавляет в корзину порцию удона и, не спрашивая, шейк из манго. За двадцать минут, что требуется курьеру для того, чтобы добраться до их квартиры, Баки больше не говорит ни слова, только обиженно смотрит на Стива. Тот успевает быстро сходить в душ и натянуть трусы, когда слышит стук в дверь. Забрав пакет с едой, Стив вновь садится на диван, расставляет упакованные в фольгу тёплые контейнеры на журнальном столике. Молчаливый и всё ещё абсолютно голый Баки подхватывает деревянными палочками дымящийся удон из бумажной коробочки. С креветками и острым соусом. Стив не смотрит, как он, сжавшись, кладёт в рот маленькую креветку. Выглядит он так, будто делает что-то невероятно стыдное. Так выглядят дети, пойманные за шалостью. Жуёт невероятно медленно, изучает кончики волос, перебирая пряди. Стив чувствует себя насильником. — Прямо вспоминаются старые-добрые времена повседневной юношеской романтики. Помнишь? Стив болтает просто чтобы отвлечь Баки от калькулятора в голове и долбаных мыслей о том, как бы поскорее сжечь калории. Потому, что знает: после еды Баки захочется от неё избавиться. Не рвотой, так каким угодно другим способом. — Конечно. Ты имел меня у какой-нибудь разрисованной хуями кирпичной стены в переулке, из мусорки по-соседству несло протухшей капустой, а из окна сверху какой-то мудак орал «съебите отсюда нахуй, пидорасы!». Стив кладёт немного поджаренного риса на луковую лепёшку, складывает пополам и отправляет в рот. Баки наматывает на деревянные палочки лапшу и съедает так, будто крадёт. — Просто ты перевозбуждался и орал так, что мешал спать всему району. Конечно, помню. Мы тогда за день могли посраться раз десять и потрахаться раз двадцать. — Можно подумать, сейчас что-то изменилось. — Ну, мне конечно уже не шестнадцать, когда встаёт от одного касания, но вот по части скандалов… Да и пить ты стал лучше. Помнишь, как мы надрались в клубе на мой день рождения? Потом пришли домой, ты скурил мне в лицо дико вонючую сигарету, а потом уснул прямо с моим членом во рту. Баки фыркает. Но кажется чуть более расслабленным. Он не пытается сжаться в комок и расправляет сильные плечи. Стив протягивает ему маленькую бутылочку с шейком. Баки берёт. Манго — та слабость, от которой ему всегда тяжело отказаться. — Тебя послушать, так я ужасен. — Тебе напомнить тот День Святого Валентина? — Не начинай. Стив берёт контейнер с бананами в карамели. Конечно, они успели размякнуть, и карамель не хрустит на зубах, но чудесный вкус никуда не исчезает. — Ты сам предложил куда-то сходить, в итоге мы сидели с пивом на тротуаре возле магазина. Ты потом ещё в этот же магазин зашёл за добавкой, но почему-то решил не купить, а украсть, но тебя запалили. В итоге подрался с охранником, после чего приехала полиция и закрыла тебя. А я бегал и одалживал у всех знакомых деньги на залог. Ещё и маме пришлось звонить. — Заткнись, — только и говорит Баки, но весело хмыкает. — И это я ещё не вспомнил все те разы, когда ты один напивался в клубах и танцевал на барной стойке. — А для чего ещё ходить в клуб? — возмущённо закатывает глаза Баки. Стив пихает его кулаком в плечо. — Думал, чем займешься, когда поймаешь Пирса? Стив вдруг осознаёт, что уже и не представляет себе иной жизни. За пятнадцать лет он настолько привык к этому: поиск доказательств и свидетелей, бережное хранение информации, опасности и скрытность. Когда даже в моменты отдыха мысли, словно стрелка компаса к магнитному полю, возвращаются к незаконченному делу. Ему сложно поверить, что теперь он будет… просто жить, наверное. — Заказчики в городе есть всегда. — неуверенно говорит он. В горле будто теснится нечто неприятное. — Продолжу то же, чем занимался после ухода из полиции. А… ты? — Вообще-то я хочу купить «Мандарин». Хозяин мне не откажет. — Конечно, нет. Всем известно, как Баки не любит отказы. — Раньше мне было слегка не с руки этим заниматься, но если больше никакого поиска улик… почему бы и нет. — Звучит здорово, — Стив берётся за маленький шашлычок из копчёных кальмаров, откусывая с него сразу треть нежного мяса. — Зови, если будет нужен вышибала. — Скорее фак-машина для владельца, — фыркает Баки. Отпивает немного шейка. — О скольких жертвах ты смог узнать? — Четверо. Но я уверен, что их больше. Сначала это были женщины, что работали у него. Позже — те, с которыми он знакомился. Теперь всё просто: он просто платит, чтобы жертв ловили и доставляли прямо к нему. Сейчас Стиву кажется, что все эти годы он собирал мелочь на билет, который сейчас может получить бесплатно. Баки внезапно оставляет еду и касается плеча Стива, заставляя посмотреть себе прямо в глаза. В них — серый предрассветный туман, скрывающий нечто опасное. — Мы его найдём, Стиви. И засадим до конца жизни. *** По статистике люди чаще всего умирают во временной промежуток с трёх часов ночи до пяти утра. Сбрасывая скорость и тормозя автомобиль, Стив думает, суждено ли ему стать частью этой невеселой статистики. Наташа сказала, что чёрная машина с непроглядными стеклами вьехала в ворота дома Пирса в два часа ночи. Красные светящиеся цифры на приборной панели автомобиля показывают три часа двенадцать минут. Стив глушит мотор поодаль от массивного тёмно-серого особняка. Он кажется не меньше, чем замок Дракулы, а тишина здесь — словно на кладбище. От неё становится жутко. Теперь, когда глохнет мощный мотор и тихая музыка в салоне, Стив вдруг понимает, как отвык от настоящей тишины. В Городе Грехов никогда не бывает тихо. Нет худшего предвестника, чем тишина. Возможно, это лишь обман зрения, но у луны сегодня необычный красноватый оттенок. Кажется, что если сейчас взойдёт солнце, то оно покажется ему чёрным. Особняк Пирса находится далеко за чертой города, посреди бесконечного пустыря, совсем рядом с тёмной кромкой леса. Прежде чем покинуть безопасный тёплый салон, Стив в последний раз проверяет, всё ли с собой: старый полицейский значок, наручники, телефон с заранее набранным и ожидающим отправки сообщением. Достаёт пистолет, вынимает обойму. Пятнадцать патронов. Стив медленно давит на спусковой крючок. Курок отходит назад, раздаётся звонкий металлический щелчок. Он берёт обойму и резко загоняет в рукоять пистолета. Стена вокруг особняка высокая, метра три, из гладкого бетона, никаких зацепок. По верху идут тугие петли колючей проволоки. Никаких высоких деревьев рядом, с которых можно было бы перепрыгнуть. Стив сидит в густых кустах, разглядывая огромные кованые ворота поместья. Завитки чёрного металла в них напоминают своим узором щупальца осьминога. За металлической вязью Стив видит аккуратную широкую дорогу, ровный газон и разлапистые декоративные кусты. В отдалении виден большой каменный фонтан. Из-за молочного света луны вид у сада странный: яркую зелень будто присыпало мелкой металлической стружкой. Но сейчас Стива больше интересуют сами ворота, а не то, что за ними. Ворота высокие, но по витому железу вскарабкаться легче, чем по искусственной скале на скалодроме, а острые выступы сверху не столь частые, перелезть через них вполне возможно. Если бы не пост охраны и две камеры, нацелившееся на подьездую дорожку, будто хищные птицы. Многие женщины зашли в этот богатый дом, но так и не вышли обратно. Но и войти сюда не так просто, если тебя не пригласили. Баки теснит Стива, чтобы тоже посмотреть на ворота. Тот молча сторонится, придерживая ветвь куста, чтобы не шуршать листвой. Выстрелить в камеру? Звук привлечёт внимание, и не только охранника на посту. Даже будь у него глушитель, он бы все равно привлёк внимание — эта штука никогда не подавляет звук выстрела полностью. Варианты сужаются, словно петля на шее висельника. — Опа. Я его знаю, — Баки внезапно указывает на охранника в будке. — Был моим клиентом и всё надоедал с предложением отношений. Ну, как отношений. Он всё надеялся, что у моей жопы случится день открытых дверей, и получится проскользнуть по программе помощи нищим. Но нихуя, эти двери открываются только после внесения валюты, так что надолго его не хватило. — Баки чешет затылок, а потом тянется распустить забранные в высокий хвост волосы. Тёмные пряди рассыпаются по плечам. Баки решительно крадётся вперёд. — Есть идея, сиди тут. Стив ловит его за рукав кожаной куртки. Маленькие цепочки на её плечах тихо звякают. — Что ты задумал? — Просто сиди и не высовывайся. — Стив не отпускает, и Баки вздыхает. — Верь мне, ладно? Я знаю, что делаю. Стив заставляет себя разжать пальцы, выпуская рукав. Баки выходит на дорогу и направляется прямо к будке поста охраны. Движения у него плавные и грациозные, словно у дикого зверя, сильного и опасного. Мелкий гравий тихо хрустит под подошвами ботинок. Статная фигура отбрасывает длинную чернильную тень. — Эй, там! — зовёт Баки, стучит по недружелюбно поблёскивающему стеклу будки. И, когда охранник обращает на него внимание, как будто искренне удивляется: — Брок? Охранник — Брок — открывает стеклянное окошко. — Джеймс? — доносится до Стива его хриплый голос. — Что ты тут забыл? Стив испытывает странное удовлетворение от того факта, что Брок знает Баки только под «рабочим» именем. — Был клиент за городом. Тачка заглохла неподалёку, телефон сдох. Полная жопа. — Баки нарочито тяжело вздыхает, тянет за прядь распущенных волос. — Нет тут у тебя никого, кто мог бы подкинуть до Старого Города? — Возможно, — Брок опирается локтями на раму окна. — Босс не любит, когда отвлекаются от работы. Нужен хороший стимул. — Мы легко договоримся о цене, если тут принимают оплату натурой. Ты ведь помнишь, что я предлагаю первоклассный товар. — Баки наклоняется ближе. — Пустишь к себе? Я, конечно, творю чудеса, но сквозь стены делать это пока не научился. Брок колеблется. Озирается, заглядывает на территорию поместья. Баки стоит к Стиву спиной, и тому не видно, что он творит, но, наверное, что-то блядски соблазнительное, потому что Брок сдаётся. Делает что-то с панелью управления в будке, после чего отпирает дверь. Щелчок электронного замка едва слышен. Баки проскальзывает внутрь, а Брок, всё ещё озираясь, закрывает за собой дверь. Оборачивается к Баки и тут же, конвульсивно дёргаясь, отшатывается, сползает по стене вниз. Стив видит, как Баки машет рукой из будки поста охраны, и быстро перебегает от убежища в кустах к двери. Он оказывается в маленьком квадратном помещении с светлыми серыми стенами и низким потолком. Тут всего один стул и компактная панель с экранами, на которые транслируются записи с камер наблюдения. На панели стоит одинокая кружка с тёмным осадком крепкого кофе на дне. У Брока на шее тёмная рана, напоминающая ещё один рот. Взгляд у Баки — цепкий, холодный и жестокий. Волосы он вновь стягивает в тугой хвост — как получится, с «петухами». Стиву это почему-то кажется милым. Баки наклоняется над панелью управления. Его светлая кожа в света экранов отдаёт неживым голубоватым оттенком. — Двое в одном углу дома, — Баки показывает на правое нижнее изображение, — столько же на другом. Двое у главного входа. Как минимум шестеро охранников. Они образуют правильный треугольник. Стратегически верный и рациональный расчёт людей на квадратные метры. Напади на одного — и услышат все. Вряд ли охрана есть внутри дома, но не выйдет попасть туда и не привлечь внимание как минимум одного поста. Они точно держат связь друг с другом, но слышимость в пустом саду такая, что рация и не понадобится. — Главный вход, — говорит Стив. — Придётся напасть. Он не видит никаких других построек на территории. Значит, цель у них одна: особняк. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что они точно знают, где искать. Плохо — потому что особняк огромен и хорошо защищён. Баки отодвигает подол куртки, показывая спрятанный под ней нож. — Метну одному в голову. Стив кивает. — Проблема в том, чтобы второй не поднял тревогу. С угла не подобраться, заметят другие. И, насколько я вижу, у дома практически нет растительности, за которой можно было бы укрыться. Ближайшие кусты метрах в тридцати. Справишься? — Запросто, — уверенно говорит Баки. — Мне нужно хотя бы секунд тридцать на следующий нож. И тогда смогу снять и второго. Тридцать секунд — достаточно для того, чтобы схватить рацию. Но Стиву приходится признать, что сейчас у них действительно нет других вариантов. — Хорошо, — произносит он. — Как думаешь, отсюда можно отключить камеры? Баки обладает интересной способностью везде чувствовать себя как дома. Вот и сейчас он уверенно обыскивает приборную панель. Стив не отказался бы от большой красной кнопки, как в мультиках. Баки, похоже, посещают те же мысли, потому что он предлагает: — Может погуглим, а? У Стива вырывается короткий смешок от очевидного идиотизма ситуации. Баки наугад стучит по кнопкам. Внезапно на всех экранам выскакивает красное предупреждающее окно, прочитать текст на котором Стив не успевает: Баки, уже войдя во вкус и не обратив внимания, тыкает ещё на что-то, и все экраны гаснут. — Как думаешь, мы отключили сами камеры или просто экраны? — спрашивает Стив, и Баки неопределённо пожимает плечами и берётся за ручку двери, ведущей в сад. Неопрятные дикие заросли тут сменяются аккуратно подстриженными кустами и альпийскими горками. Зелёные ветви можжевельников выглядят естественно, но опрятно и ухоженно. Особняк огромен. Стены из необработанного серого камня, напоминающие шкуру гигантского ящера, многочисленные фасады, флигели и мансарды, поблескивающие в красноватом свете луны окна разных размеров и форм. В левой части видны металлические ворота, к которым ведёт широкая подъездная дорожка — похоже, там находится гараж. Стив перемещается короткими перебежками. Сначала к крупным серым камням, за которыми легко можно спрятаться. Потом к — высоченной туе, похожей на огромную пулю. Он не выходит на широкую тропу, держась в угрюмых тенях зелени. Выглядывает, намечая следующий пункт на пути к особняку. Хочется засунуть руки в карманы, пряча их от холодного ночного воздуха. Стив отметает вариант перебежать к фонтану. Близко к охране, но слишком заметно. Вместо этого он, пригнувшись, быстро крадется к разлапистым кустам можжевельника. Стив смотрит на Баки, жестом показывая на охранников. Тот кивает. Тянется под полу куртки. Баки сосредоточен. Губы упрямо сжаты, длинные ресницы бросают тени на высокие скулы. Он вытаскивает нож, перехватывает так, чтобы лезвие легло в ладонь. Второй нож он предусмотрительно держит в другой руке, готовый тут же перехватить его. Делает замах, задерживая дыхание, и на выдохе резко распрямляет руку, разжимая пальцы. Стремительно вращаясь, нож взлетает в воздух. А мгновение спустя врезается в череп одного из охранников почти по середину лезвие. Между его глаз течёт струйка крови. Он падает, даже не успев потянуться к оружию. Шок и удивление навсегда застывают на его лице. Второй охранник дёргается в сторону, и второй нож попадает не в голову, а чуть ниже ключицы. Он шатается, инстинктивно тянется рукой к торчащему ножу. Не теряя времени, Стив выскакивает из своего убежища и несётся к нему. Завидев его, охранник хватается за рацию на поясе, но не успевает ничего больше: кулак Стива с силой летит ему в висок. Мужик падает, и Стив добивает его мощным ударом ноги в подбородок. Замок входной двери легко поддаётся напору кончика ножа. Им открывается широкий пустой коридор с бордовыми стенами, стенными панелями из благородных пород дерева и дорогой, антикварной мебелью. Диваны и кресла из блестящей коричневой кожи, большое зеркало в вычурной тёмно-золотой раме почти во всю стену. Тихо ступая по буковому паркету, Стив пытается не обращать внимания на своё собственное отражение. Ему кажется, что он без приглашения пришёл на светский приём. Каждая вещь тут подчёркивает вкус и статус хозяина, отполированная до блеска тысячами баксов, и Стив в этом царстве роскоши так же уместен, как старый сломанный стул. — Ты шикарно управляешься с ножами, — тихо шепчет Стив, чтобы как-то справиться с угнетающей тишиной огромного дома. — Что сказать, у меня чудодейственные руки. Ты ведь видел, как я ими члены дрочу. Стив прыскает себе под нос. Смешок получается каким-то нервным и истерическим. Он только сейчас понимает, насколько же был напряжён. Вдыхает. Выдыхает. Концентрируется на том, чтобы дышать как можно ровнее. Он открывает первую попавшуюся дверь. Осматривает комнату, выполненную в изысканных тёмно-зелёном и коричневом тонах. Высокие стойки с аккуратными рядами книг, широкое окно с тяжёлыми шторами. Над массивным письменным столом висит оленья голова с огромными разлапистыми рогами. Личный кабинет? Задержавшись взглядом на мёртвых стеклянных глазах оленя, Стив столь же тихо закрывает дверь. Проблема в том, что он не уверен, что именно искать. Уверен только, что их цель — не пустые роскошные залы. На второй этаж дома уходила плавным полукругом широкая лестница, но Стив не обращает на неё никакого внимания. Верхние этажи не подходят по чисто практическим причинам. Пирс не стал бы мэром, если бы не знал, что такое деловой подход к любой задаче. Это либо отдалённая звукоизолированная комната, либо подвальное помещение. Подвал — шаблонно, но эффективно. У Стива Шэрон на быстром наборе, которая ожидает сигнала для отправки группы захвата, состоящей из проверенных, надёжных копов. Копов, которые не побоятся арестовать мэра Города Грехов. Под курткой у него уже давно недействительный, но придающий уверенности старый значок. Сейчас он кажется более грозным оружием, чем пистолет. Где тут может находиться подвал? Стив не знает планировки дома. Понятия не имеет, где искать Пирса. Потому просто идёт по тёмным коридорам, пытаясь уловить малейшие отголоски крика или тяжёлый запах меди. Кажется, что этот коридор, как и всё в этом городе, приведёт в тупик. Он снова обращает внимание на тишину. Все эти изысканные двери из дорого дерева не дали бы такой тишины. Дверь должна быть железной, звукоизолированной. Вряд ли потайная. Мэру Города Грехов нечего бояться. Стив вздрагивает, заслышав тихий скрежет за спиной, и резко оборачивается, дернув рукой к пистолету. Но это всего лишь Баки. Он равнодушно скребёт ножом огромное зеркало, оставляя длинную царапину на безупречной зеркальной поверхности. Уголок губ Стива дёргается. Баки подходит ближе, идёт вровень со Стивом, и тот хватается за его накаченный бицепс. Ощущение тёплой и гладкой кожи под пальцами удивительно успокаивает. — Помнишь, в левой части дома мы видели ворота гаража? — вдруг спрашивает Баки. Стив кивает, и он продолжает: — Если бы мне нужно было помещение для «грязной работы», я бы сделал его поближе к гаражу. Чтобы не пришлось тащить останки к машине через весь дом. — Хорошая идея. Звучит здраво и логично. Стив озирается, пытаясь определить, куда идти, чтобы попасть к гаражу. Шаги эхом отдаются от стен, гуляя по извилистым коридорам и разрезая немую тишину. Изнутри дом кажется ещё больше, чем снаружи, и на какой-то миг Стиву становится страшно, что он так ничего и не найдёт, а просто затеряется в коридорах и комнатах. У них не так много времени. Не услышав дежурного «всё чисто», один из оставшихся охранников решит проверить, что случилось у главных дверей, и обнаружит бездыханные трупы. Стив идёт по коридору, освещая себе путь фонариком в телефоне и мельком рассматривая картины на стенах — реплики шедевров мировой живописи в скромных позолоченных рамах, не отвлекающих взгляд от холстов. Стив узнаёт «Великого архитектора» Уильяма Блейка и «Впечатление» Моне. Он ощущает желание остановиться, рассмотреть картины ближе, но трясёт головой, сбрасывая наваждение. Когда, распахнув очередную дверь, он оказывается в гараже, то замирает от неожиданности. Баки сзади толкает его в спину. Стив шагает вперёд. Находит выключатель и зажигает свет. В отличие от остального дома с его антикварной мебелью, картинами и статуями, гараж выглядит стильно и современно. Пол выложен белыми каменными плитами, стены облицованы длинными горизонтальными досками из тёмного, почти чёрного дерева. С правой стороны стоят три высоких, но узких шкафа. Стив всегда считал людей, у которых пол в гараже белого цвета, чокнутыми. В стыках плит ни единой крохи грязи или засохшей крови. Подчинённые Пирса наверняка прикладывают кучу усилий, чтобы он оставался идеально чистым. У Пирса новый чёрный Мерседес, чистый и блестящий, будто только что из салона. Стив видит в его сверкающем крыле собственное отражение. Тут всего две двери: узкая деревянная рядом с воротами, ведущая во двор, и металлическая в глубине помещения. Стив осторожно трогает дверь кончиками пальцев, будто боится разряда тока, пытается прислушаться, почти что прислонившись ухом к холодной стальной поверхности. Стив берётся за ручку. И в этот же момент слышит скрип открываемой деревянной двери. А потом — выстрел. Баки отшатывается к стене, хватаясь за левую руку. Ещё выстрел. На этот раз в Стива. Но мимо. Пуля, разочарованно зашипев, задевает железную дверь и рикошетит в стену, оставляя ерошащееся щепками отверстие в идеальной деревянной обшивке. Стив бросается вперёд и, одним прыжком перемахнув через капот, прячется за машиной. Он видит, как Баки, отталкиваясь ногами, забивается за высокий шкаф, туда, где его не смогут достать. Правой рукой тот сжимает пистолет. Левая висит, будто плеть. Рукав кожаной куртки влажно блестит. Охранников двое. Выхватив пистолет, Стив высовывается из-за машины и стреляет. Вылетевшая гильза звонко ударяется о машины, оставляя неровную серебристую царапину на глянцевой чёрной поверхности. Пуля врезается охраннику в грудь, по белой рубашке стремительно расползается красное пятно. Стив бы с удовольствием всадил в него ещё десяток пуль. Так, чтобы смерть наступила не сразу. Вместо этого он стреляет снова. И ещё раз, когда понимает, что второй охранник не падает сразу. Он выжидает несколько секунд, ожидая, когда стихнут последние отголоски выстрелов, убеждаясь, что всё тихо. В груди начинает болеть, и Стив, вдруг осознав, что забыл дышать, делает глубокий, хриплый вдох. Голова гудит от свирепых, бурных эмоций. Баки. Стив бросается к нему, падает на колени. — Испортил охуенную куртку, — говорит Баки сквозь зубы, с паузами, неглубокими, как выбоины в асфальте. Стив осторожно помогает ему спустить куртку с плеча. Баки протяжно выдыхает через нос, когда ткань подкладки скользит по ране. Из глубокого пулевого отверстия сочится тёмный багрянец. Стив скидывает плотную куртку, а после срывает с себя рубашку, оставаясь в одной майке. Баки, держа пистолет на коленях, выхватывает её у него из рук и зажимает рану. — Иди, — шипит Баки, промакивая рубашкой текущую кровь. — Без тебя не… — начинает Стив, но Баки прерывает резким почти что рыком: — Не дури, я никуда не денусь. Давай, пиздуй. У Стива вдруг пропадает голос. Баки смотрит на него с таким яростным выражением лица, что ему остаётся только найти в себе силы кивнуть. Он сжимает ногу Баки и поднимается. Дверь оказывается не заперта. Узкая пологая лестница уходит вниз, освещаемая множеством маленьких лампочек. Стив почти бежит по лестнице, перескакивая через ступени, и боясь того, что увидит внизу. Комната без окон, освещенная яркими галогенными лампами и пропитанная обречённостью. В углу Стив видит свисающие с потолка цепи с крупными мясницкими крюками, на которых видна темно-бордовая запёкшаяся корка. Цепи крепятся к длинному, во всю ширину комнаты карнизу под потолком, так, чтобы их можно было двигать. Стол снабжён толстыми ремнями из крепкой грубой кожи и желобами кровостоков. На нём, будто кусок мяса на разделочной доске, распластано человеческое тело. Женское тело. — Стив, верно? Александр Пирс всё ещё неплохо выглядит, несмотря на возраст. Высокий и подтянутый с волевым подбородком и огоньком жесткости в светлых глазах. Светлые с проседью волосы зачёсаны назад. На нём классические брюки и белая рубашка с расслабленным воротом. Он расслабленно прислоняется к хирургическому столу. — Должен сказать, меня восхищает твоё упорство. Я долго не воспринимал тебя всерьёз, но ты и правда настойчив. Не сводя с Пирса взгляд и держа его на прицеле пистолета, Стив отходит в сторону от двери. Тут ещё есть охрана. Он не хочет получить пулю в спину. Пирса совершенно не беспокоит навёденное на него оружие. Он — человек, который уверен в собственной безнаказанности. И он знает, что Стив здесь не за тем, чтобы убить его. Он мог бы сделать это намного раньше. — Я хотел стать хирургом, но, как видишь, не сложилось. Однако интерес к анатомии сохранился. Человеческое тело — восхитительный холст. С поистине безграничными возможностями. В его руке сверкает скальпель. — Положи нож и подними руки вверх, — приказывает Стив. Пирс не обращает на него никакого внимания. — Скажи, тебе никогда не хотелось испробовать что-то… запретное? В этом городе границы табу и запретов размыты, но кое-что всё ещё остаётся уделом самых смелых. — Смелых? — презрительно фыркает Стив. — Именно, Стив. Нужно обладать недюжей отвагой, чтобы решиться попробовать то, о чем бояться даже подумать другие. Пирс подносит скальпель ко рту, касается губами острого лезвия и слизывает с губ куплю крови, будто пробует дорогое вино. И Стив не выдерживает. Ослепляющая злость и горячечная, яростная ненависть, желание уничтожить подонка прямо сейчас всплывают изнутри, словно уродливые раздувшиеся тела утопленников. Невероятно хочется нажать на спусковой крючок. Скальпель отлетает в угол, со звоном ударяясь о плитку. Пирс, не ожидавший удара по лицу, падает на пол, упираясь руками в тёмную плитку. Стив вытаскивает наручники и заламывает руки Пирса за спину, чувствуя отвращение лишь от того, что касается уёбка. — Зря ты это сделал, сынок, — хрипло говорит Пирс. Его скула наливается красным. — Александр Пирс, вы задержаны по обвинению в убийстве Сары Роджерс, Изабеллы Миллиган, Ванессы… — Даю тебе последний шанс, — перебивает его Пирс, — если уедешь из моего города прямо сейчас, тебя не будут искать. В награду за упорство. Стив молча защёлкивает на его запястьях наручники. Складывается ложное впечатление, будто Стив обдумывает его слова. У него нет такого и в мыслях. Пирс — не просто больной садист, но ещё и политик, хотя некоторые сказали бы, что одно невозможно без другого. Он в совершенстве владеет умением проводить переговоры. Безупречно обращается с дипломатией. — …Ванессы Питсберг и Мариссы Берг. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права? — диктует Стив правило Миранды безжизненным, лишённым интонаций голосом. На лице Пирса гримаса досады и, может быть, разочарования. Стив пихает его в угол. Хватает одну из свисающих цепей и дважды обматывает концом скованные за спиной руки Пирса, а затем продевает конец мясного крюка в одно из звеньев. Не слишком надёжно, но, по крайней мере, не даст Пирсу напасть. Тот молчит. Смотрит снисходительно. Верит, что Стив — просто наивный дурачок, связавшийся с неподвластной ему силой. Пусть. Только потом Стив решается подойти к столу. Не слишком молодое уже лицо с тонкими бровями вразлёт и неуместно кокетливо вздернутым носом. Тонкие, но чётко очерченные губы, отливающие синевой. И глаза, цвет которых невозможно рассмотреть из-за ужаса и боли в них. Тёмные волосы, от крови слипшиеся в неопрятный колтун. Из её бёдер вырезаны куски плоти. Небольшие груди безжалостно располосованы лезвием. На правой руке нет двух пальцев, мизинца и безымянного, а с предплечья лоскутами срезано мясо. Места срезов опалены. Свежая и запёкшаяся кровь, чёрное обугленное мясо и обнажённые мышцы. И она ещё жива. — Всё хорошо. Я тебя вытащу, — шепчет Стив. Он не вполне уверен, что женщина понимает его слова, но надеется, что расслышит успокаивающие интонации его тихого голоса. Женщина дрожит, когда Стив расстегивает ремни, туго сжимающие её руки и ноги, а потом осторожно берёт на руки. Руки сразу же становятся липкими от тёплой крови. Женщина пытается что-то сказать, но он просит её помолчать. Экономить силы. Держа её хрупкое тело на руках, он ступает на первую ступень лестницы, ведущей наружу. Он слышит звуки полицейских сирен. *** Стив лишается полицейского значка: на этот раз окончательно и бесповоротно. Шэрон хочет немедленно доставить его в участок для допроса и дачи показаний. Ему удаётся уговорить её отложить это до утра. У него дело, не терпящее отлагательств. Спасённая им девушка сейчас в больнице. Тяжела, но стабильна. Баки при попытке отвезти его туда шлёт врачей скорой нахуй и велит Стиву отвести его к Бри. Она вытаскивает из его руки пулю, после чего, осторожно орудуя иглой и с опаской, будто боясь, поглядывая на Баки, зашивает рану и накладывает повязку. В подпольной клинике нет рентгеновского аппарата, но Бри говорит, что пулю затормозила плечевая кость. Перелома нет, но, она уверена, есть трещина. Баки рычит и матерится, но ему это не помогает: руку фиксируют гипсовой лонгетой. Среди блестящих сталью инструментов на стоящем тут же хирургическом столике валяется пачка сигарет. Баки курит всё то время, что Бри штопает его. Когда игла скользит сквозь его плоть, он с силой вдовливает окурок в металлический край стола, и серый пепел могильным прахом осыпается на бетонный пол. — Думаю, на какое-то время придётся уйти в отпуск, — говорит Баки, неприязненно глядя на перевязанную руку. — Похоже, ближайшие пару месяцев я буду дрочить только тебе. Бри бинтом закрепляет руку в неподвижном положении. Баки чёрным маркером скучающе чертит «нахуй» на белой повязке. Когда они вдвоём выходят из сумрачного помещения клиники, над Городом Грехов вступает в силу рассвет. Солнце вовсе не чёрное. Его яркий свет топит верхушки домов в тёплой оранжевой волне, окрашивая в яркий оттенок розового полупрозрачные, как рваные кусочки ваты, облака. Стив вдыхает воздух с легким привкусом табачного дыма и прикрывает глаза, сжимая в руке тёплую ладонь Баки.