Придёт время, когда тьма прочно скуёт магию Британии, Когда узурпатор сядет на трон, Когда всем будет угрожать опасность, Не останется никакой надежды, кроме шёпота во тьме…
***
Драко необходимо выпить. Это единственная трезвая мысль, которая посещает его рассудок, когда он бездумно выполняет все отданные ему приказы под хмурыми вопросительными взглядами и в моменты, когда его грубо хватают под локоть. Сейчас Малфой стоит в гостиной некогда своего поместья — он и не мечтает когда-либо впредь назвать его своим: эта комната нынче служит лишь для сборища жалких крыс, завёрнутых в чёрные мантии, и склада куч ненужного золота. Столько грёбаного золота. Позолоченные портретные рамы, обои с золотым отливом… Они захламляют это место, как будто их наличие способно скрыть зловоние тёмной магии, которая пропитывает Малфой-Мэнор. Он чувствует каждой клеточкой ослабшего тела, как этот яд просачивается в его поры, словно пот в жаркий летний день. Освещение чересчур яркое, отчего измазанный в крови пол и трещины вдоль карниза привлекают ещё больше внимания. Без помощи алкоголя Драко приходится прилагать много усилий, чтобы хотя бы как-то притупить свои чувства. Он упорно избегает взглядов окружающих его Пожирателей смерти, игнорирует колкости и смешки в свою сторону. Это не первый раз, когда Малфою что-то приказывают, и он знает, что стоит на кону и чем заставят пожертвовать в случае провала. Его руки всё ещё трясутся, а сам он сопротивляется желанию дотронуться до покалеченного носа и прикоснуться к чудовищным ранениям, которыми отмечено лицо. — Пошевеливайся, Малфой, — Мальсибер противно шипит, практически плюет ему в ухо, толкая на помост. Драко спотыкается о собственные ноги, чуть не падает на свою невесту, когда комната вокруг начинает вращаться. На Грейнджер нелепейшее белое платье в жёлтых пятнах, украшенное кружевом. Её волосы растрёпанны и больше не струятся завитыми локонами по плечам, лицо покрыто тёмно-фиолетовыми и бордовыми гематомами от свежих ран. По её взгляду можно с лёгкостью распознать, что она встревожена: карие радужки с зелёными крапинками устремлены прямо вперёд, на новообретённого жениха. В ней до сих пор не погасла та искра, то чувство праведности и здравомыслия, которое не смог выбить из неё даже год заточения. Какая-то часть Драко так же рассержена: в глубине души он знает, что должен злиться. Однако всё, что чувствует сейчас, — нескончаемая жажда. Драко не может удержаться от прикосновений к шраму, исчертившему его лицо — тёмно-бордовое уродство, подаренное самопровозглашённым Королём магической Британии. Наряды Драко явно не подходили к этой смехотворной церемонии: набор заплесневелых мантий, рваных и изодранных, настолько пропитанных запахом гнили, что даже трясущемуся от страха портному пришлось магией притупить запах, чтобы его не вырвало. Эта церемония, как и брак, которому она предшествует, — не что иное как спектакль, абсурдная игра для удовольствия Короля. Человек в белой мантии стоит перед ними, держа клинок наготове, бормоча слова на латыни — или, может быть, на греческом? Разум Драко слишком затуманен, чтобы понять разницу. Этот человек, должно быть, маг или некто вроде священника, вероятно привезённый сюда против воли из страны с непроизносимым названием, чтобы совершить этот древний ритуал для развлечения Тёмного Ло… Короля. Без предупреждения, а если оно и было, то Драко слишком ошеломлён, чтобы заметить, лезвие рассекает его ладонь. Силой Малфоя заставляют повернуться лицом к лицу к Грейнджер. Теперь их взгляды пересекаются. Кажется, будто это происходит впервые. Она не прекращает оценивающе его осматривать, её взгляд блуждает не только по лицу, останавливаясь на уродливом шраме, но и опускается ниже. Драко может только представить, что происходит в её голове при виде него. Ситуация немыслимо смехотворна. Это же просто абсурд! Брак между Драко Малфоем и Гермионой, блядь, Грейнджер! Они оба были втянуты в эту игру без права выхода и отказа. Драко позволяет своему разуму отвлечься от удручающих мыслей, вместо этого предпочитая думать о скотче и большом количестве другой выпивки, которую, он уверен, король подаст на приёме. В честь их помолвки. Он задаётся вопросом, разочарована ли Гермиона его уродством и безучастностью, или, возможно, испытывает облегчение от осознания, что Малфой — всего лишь отголосок того мальчика, которым был когда-то. Которого она знала. В последний раз он видел Грейнджер во время Битвы за Хогвартс почти год назад; внешне она практически не отличалась от нынешней версии себя. Такая же тощая и слабая, вся в ссадинах и синяках. Но тогда Грейнджер была кому-то нужна. Кто-то хотел её защитить, спасти от этого безумия. В тот момент она стояла бок о бок с Поттером и Уизли, пока те бились с Пожирателями смерти. С такими же, каким сам Малфой когда-то был. Удивительно, как много может измениться за год. У неё отросли волосы. Да, они определённо стали длиннее и лежат на плечах. Из-за редкого пребывания на солнце её кожа чересчур белая. Если бы не размеренное дыхание, можно было с лёгкостью подумать, будто она мертва. Ему на мгновение становится интересно — не одному же ему страдать — помнит ли она, как её пытали в этой самой комнате? Как вырезали на предплечье поганую «грязнокровку», пока она корчилась от Круциатуса. Помнит ли чудовищный смех его слетевшей с катушек тётушки? Просыпается ли посреди ночи в холодном поту? Спит ли она вообще? Хотя, если её опыт последнего года был похож на его собственный, Грейнджер, вероятно, неплохо справлялась. И всё же Гермиона, кажется, не совсем сдалась. Так лучше для неё: больно не будет. Она всё ещё борется, пусть уже и бесполезно. Неужели году пыток не удалось сломить отважную гриффиндорку? Он может только поаплодировать её выдержке. Их окровавленные ладони — его, порезанная священником, и её, пропёкшаяся густой тёмной жидкостью из-за лестницы, — насильно прижаты друг к другу. Её рука вся в грязи, и Малфой чуть ли не фыркает от мысли о том, что между ними сейчас буквально смешивается грязная кровь. Человек в белой мантии начинает ритуал. Из ниоткуда в его руках появляются кроваво-алые ленты — будто красного здесь недостаточно. Магическим образом закрепляет их вокруг сцепленных ладоней молодожёнов. Несмотря на то, что магию у него забрали, Драко всё ещё может чувствовать магическое тепло, когда связь крепнет. Он знает о таких ритуалах, читал о них в родовой книге Малфоев, когда ему исполнилось тринадцать. Они были созданы ещё в древние времена и использовались для связи узами брака детей враждующих семей и родов. Это были варварские ритуалы, которые перестали использовать уже почти тысячелетие. Но Тёмный Ло… Король находит их чарующими. Для него это развлечение — испытывать магию на своих куклах, посмотреть, что произойдёт, если заставить их совокупляться раз в неделю, пока не будет зачат ребёнок. Драко задаётся вопросом: что будет, если они не справятся и ритуал обернётся провалом? Видимо, Король просто хочет посмотреть, как именно это убьёт их. Даже если они — его самые любимые игрушки, им всё равно свойственно ломаться, и тогда про них забывают. Они не единственные уникальные экземпляры в его коллекции. В конце концов, всего лишь наследник Малфоев и последняя грязнокровка. Игрушки для правителя, с которыми можно вдоволь позабавиться. Лента исчезает. Так, словно её и не было до этого и секунду назад она не обрекла этих двоих на смерть. Грейнджер отдёргивает ладонь, чтобы вытереть капающую по запястью кровь о своё изодранное платье. Красный смешивается с жёлтым. Она — невеста из ада, в самый раз для Малфоя. Он резко выдыхает, потому что считает ритуал завершённым, игнорируя недоверчивый взгляд Грейнджер. — Что? — буквально рычит. Его терпение уже на исходе. При этом смутно про себя отмечает, что это первое слово, которое он сказал ей с тех пор, как началась вся эта проверка на прочность. — Ничего, — бормочет она, стиснув зубы. — Ну, давай же, Драко. Не медли, — будто нараспев, произносит Волан-де-Морт, подплывая к ним на своём парящем троне, криво усмехаясь. — Разве ты не собираешься поцеловать невесту?***
Гермиона совершенно уверена, что она в аду. В детстве она никогда не тратила время на мечты о свадьбе. Но никогда бы не подумала, что она будет такой. Сразу после церемонии её провожают в чрезмерно роскошно украшенный бальный зал и сажают рядом с Малфоем за маленький столик в передней части зала. По правую сторону от Волан-де-Морта сидит его преданный помощник, облачённый в ярко-алую мантию. Оба смеются; Гермиона на мгновение ловит холодный взгляд Теодора Нотта и поспешно переводит взгляд в дальний конец зала. Толпа Пожирателей смерти загромождает это место: они шумно празднуют, вдоволь наслаждаются хлебом и зрелищами, которые предоставляет им Король. До неё доносятся отзвуки бурных обсуждений, они делают ставки на то, сколько времени пройдёт, пока её и Малфоя не найдут мёртвыми из-за неспособности поддерживать связь. Большинство голосует за три месяца. Что же, довольно-таки неплохо. Малфой — теперь её муж — умудряется выпить половину графина джина и сверху залить всё коньяком. Она не может перестать в открытую пялиться на него, вспоминая того задиристого мальчишку с безупречной аристократической кожей, который так легко исполнял все приказы Волан-де-Морта и принял предложение стать его приспешником. Он снова наполняет стакан до краёв и залпом выпивает, слегка вздрагивая, когда глотает. Взгляд Гермионы скользит по линии шрама, который простирается ото лба до сонной артерии. Рукава его мантии задраны до локтя, выставив на обозрение выжженную плоть в том месте, где когда-то была Чёрная Метка. — На что ты пялишься? — невнятно произносит Драко, поворачиваясь к ней, и его взгляд уже притупился алкоголем. — Очевидно, на моего новоиспечённого супруга, — язвительно подмечает она, приподнимая бровь. Он пожимает плечами, вновь наполняя стакан. У Гермионы отвисает челюсть. — Сколько ты уже успел выпить? Драко допивает и серьёзно смотрит на пустой стакан. — Я полагаю, что недостаточно, чтобы вести этот разговор. Малфой снова протягивает руку, но графин исчез: возможно, его забрал домашний эльф, чтобы снова наполнить. — Что за чертовщина с тобой творится? — шепчет она себе под нос. — Со мной? — спрашивает Малфой, поднимая брови, словно по-настоящему удивлён. — Я прекрасно приспособился, спасибо, — делает паузу, отрыгивая. — Я могу тебе гарантировать, что эту комедию будет намного легче выносить, поэтому настойчиво рекомендовал бы присоединиться ко мне. Удивительно, но он говорит довольно-таки связно, несмотря на внушительное количество выпитого, хотя тон его голоса кажется чужим. Гермиона вновь вспоминает его резкие насмешки, его надменную ухмылку, то чувство превосходства, так присущее старой его версии, с которым обводил её взглядом. Графин наконец-то возвращается, и Малфой издаёт громкий вздох облегчения. Слава Салазару! — Ты намереваешься пить, пока смерть не разлучит нас? — настойчиво спрашивает она, положив локти на стол. Его взгляд скользит по комнате, будто ищет кого-то, прежде чем вернуться к ней. — Не вижу причин лишать себя последнего наслаждения. Тем более когда мне осталось не так уж и много. Девушка изо всех сил пытается найти аргументы, почему ему не стоит злоупотреблять алкоголем, пока образ Рона, окровавленного и изнеможённого, не всплывает перед её глазами. — На карту поставлены не только наши жизни. Если не думаешь о себе, подумай о тех невинных, что могут пострадать. Драко фыркает. — Ты беспокоишься за Уизли? О, Гермиона, пожалуйста! Он закатывает глаза и хватает вилку, словно у него внезапно проснулся аппетит, проводит ею по месиву на тарелке, прежде чем передумывает и вместо этого снова наполняет свой стакан. Она недовольно дышит, раздувая ноздри, сжимая губы в тонкую линию. Старается сосредоточиться только на гневе, не подпускает ни единой мысли о страхе и душевной боли, которые угрожают вторгнуться в её сознание. — Я знаю, ты ненавидишь… Малфой перебивает, упираясь локтями в стол, и придвигается к ней, пока его лицо не оказывается в неприятной близости. — Ты действительно настолько наивна? Его голос низкий, а дыхание пропахло джином. Гермиона до последнего сопротивляется желанию отпрянуть и вызывающе поворачивается к нему — не боится его. — Если я отказываюсь топить свою печаль в алкоголе, это не значит, что я наивна. Она недовольно закатывает глаза, но не отодвигается — знает, что этим разозлит Малфоя ещё больше. — Как ты думаешь, что сейчас должно произойти? Каков будет следующий этап? Его дыхание, насквозь пропитанное алкоголем, остается на её щеке. Он так близко и настолько же далеко одновременно. Гермиона закусывает нижнюю губу, прищурив глаза. — Я думаю, — начинает она, — что ни одно королевство не существует вечно. Гермиона смыкает губы, её взгляд мечется по залу. Но никто не обращает на них внимание: все слишком поглощены собственным легкомыслием и выпивкой. Малфой смеётся, что-то бормоча себе под нос. — Этот маньяк сковал всю магическую Британию, как мы можем перебороть это? Ты думаешь, у нас есть выход? Он не ждёт её ответа, просто откидывает голову и продолжает напиваться. Девушка задаётся вопросом, что же всё-таки случилось с Драко Малфоем за это время, что сделало его таким… сломленным. — Разве ты не сердишься? Тебя заставили жениться на мне без права на отказ! Она закипает, ярость подкатывает к горлу. Одно дело быть пленницей, но быть превращённой в невесту одного из Пожирателей смерти, пусть и бывших, — это совсем другое. Его взгляд мрачнеет на мгновение, прежде чем возвращается к привычному серому цвету. — Давай начистоту. Мне всё это попросту до задницы. Он не вздрагивает, выглядит почти скучающим, пока вертит в руках пустой стакан. Гермиона удивлённо моргает. — Ты понимаешь, что нам необходимо сделать, не так ли? — шепчет она. Ей и правда становится страшно от подобного безразличия с его стороны. Он фыркает, нечаянно проливая немного напитка на свою ветхую мантию. — Ты имеешь в виду, что нам придётся трахаться раз в неделю? — Да. Я совершенно уверена, что это будет не самым неприятным, что мне приходилось делать. Она хмурит брови, её взгляд снова обводит этот уродливый шрам, рассекающий его щёку, ожог на его руке, то, как он горбится. — Ещё кое-что, — продолжает Драко, — мне сказали, что мы должны остаться здесь — над землёй. Не знаю, как для тебя, но для меня это — неплохое решение, — уголок его губ слегка кривится в подобии усмешки. Гермиона понимающе кивает. — Гензель и Гретель в пряничном домике. — Действительно. Он поднимает свой стакан в её сторону, едва удивлённый таким необычным сравнением, прежде чем залпом осушить его.***
— Тебе вовсе не обязательно это делать, — говорит Гермиона женщине, которая настаивает на том, чтобы раздеть её, и «готовит» к первой брачной ночи. Как и во всех надземных помещениях поместья, здесь слишком светло. Не видя ничего, кроме темноты, за год она уже отвыкла от простого солнечного света. Стены увешаны различными редкими произведениями искусства, а пол, хоть и натёртый воском, обесцвечен из-за давно высохших пятен. — Я должна. Король сказал, что теперь я служу тебе и должна подготовить тебя к этому этапу, — бормочет женщина, склонив голову. Гермиона хмурится, задаваясь вопросом, почему Волан-де-Морт дал ей служанку. Однако в этой женщине есть нечто знакомое: в её облике, в резких чертах лица, что мгновенно врезаются в память Гермионы. Незнакомка осторожно снимает с Гермионы платье, её взгляд на мгновение задерживается на ткани, прежде чем отбросить его в сторону. Гермиона стоит в одном нижнем белье, охваченная чувством дискомфорта, и неуверенно переминается с ноги на ногу. — Я не понимаю всей этой суеты, — жалуется невеста. Раньше их вполне устраивало состояние её одежды на церемонии бракосочетания. Кажется чересчур странным, что они вдруг забеспокоились о таких вещах, как санитария. Женщина будто специально игнорирует, просто продолжает свою работу — тянется к металлическому ведру, берёт губку и медленно протирает мыльной водой обнажённую кожу Гермионы. — Как тебя зовут? — спрашивает Гермиона, пока её тело покрывается мурашками под вниманием и заботой робкой женщины. Та на секунду замирает, а губка остаётся на коленях девушки. — Я Сиси, — говорит женщина и продолжает протирать её тело губкой. — Я Гермиона. Сиси не поднимает глаз и будто не замечает её. Глядя сверху вниз, Гермиона отмечает шрам, который широкой уродливой линией простирается по её спине. Ярко-алый, похожий на то чудовищное уродство, покрывающее лицо Малфоя. Глаза удивлённо расширяются, когда она понимает, кто эта женщина. — Ты Нарцисса Малфой! — практически выкрикивает, поражённая своей догадкой. Сиси роняет губку и падает на колени, подтягивая их к груди и зажимая уши руками. Она бормочет что-то себе под нос, и Гермиона неловко наклоняется к ней, пытаясь разобрать невнятные звуки. — Не Нарцисса. Уже нет. Теперь я Сиси, — повторяет она снова и снова. Служанка дрожит, её плечи ссутулились. Она кутается в мантию, будто в одеяло, и выглядит такой крошечной, почти как ребёнок. Гермиона тяжело вздыхает и осторожно кладёт руку ей на спину. — Прости. Я не хотела тебя напугать, — шепчет женщине, поглаживая, старается успокоить. Нарцисса-Сиси не реагирует, разве что говорит что-то другое. — Сиси подчиняется приказам. Сиси — хорошая служанка. Сиси давала слово. — Хорошо, Сиси, — мягко говорит Гермиона, всё ещё поглаживая её спину. Воспоминания кружатся ворохом, когда она пытается узнать гордую волшебницу, какой была Нарцисса, в этой робкой женщине. Обрывки воспоминаний складываются в полную картину: вот почему Волан-де-Морт заставил Сиси служить ей, вот почему, возможно, Малфой настолько сломлен. Похоже, узурпатор тщательно организовал эту небольшую забаву. Её мысли возвращаются к Рону, и на мгновение Гермиона представляет, что он сидит прямо под этой комнатой, возможно, лежит на койке в одной из тех вонючих камер, где раньше была и она. Представляет, как Роули насмехается над Роном, и задаётся вопросом, сможет ли тот это вынести, хватит ли ему на это сил или же его организм сдастся. Рон всегда был весьма вспыльчив, особенно когда дело касалось её. Гермиона продолжает гладить Сиси по спине, пытается утешить бедную женщину. — Всё в порядке, хорошо, Сиси? — вновь и вновь повторяет слова поддержки. Сиси на секунду замирает и поднимает голову, глядя Гермионе в глаза. Служанка сосредоточена на собеседнице, но её губы дрожат, как будто вот-вот заговорит. Однако этого так и не происходит: она только сжимает их в тонкую линию, снова опускает голову и встаёт, забирая губку. Гермиона быстро моргает, потрясённая таким кратким разговором, — она встаёт и позволяет Сиси продолжать стирать грязь с её тела. Они обе молчат, между ними царит только прикосновение губки и отголоски смеха Пожирателей смерти. Сиси берёт белую ночную сорочку из конца комнаты и осторожно одевает Гермиону. Та слишком длинная для её роста, сбивается у ног; ткань, тонкая и некачественная, царапает белоснежную кожу. Девушка благодарна, что здесь отсутствует зеркало: нет никакого желания смотреть, как она выглядит в этом нелепом наряде. — Спасибо, — машинально говорит Гермиона хриплым голосом. Сиси на мгновение поднимает глаза, прежде чем снова опустить взгляд. Девушка позволяет себе задержаться взглядом на женщине, поражаясь, как кто-то может оказаться настолько сломленным за столь короткое время. Она вздрагивает от громкого удара двери о стену и ещё больше трясётся, когда ловит холодный взгляд Теодора Нотта. Он стоит в проёме, придерживая дверь, в своих идеально выглаженных красных одеждах. Гермиона даже не может представить, на что пошёл Нотт, чтобы подняться по карьерной лестнице у самого Волан-де-Морта. Отмахивается от чувства отвращения к этому волшебнику и возвращается в реальность. — Пора идти, — приказывает Нотт. Он стоит неподвижно, его холодный взгляд прикован к ней. Мороз пробегает по её коже, но девушка заставляет себя медленно пройти мимо него. — Ты выглядишь прекрасно. Драко — счастливчик, — сладко шепчет Теодор ей на ухо, когда она проходит рядом. Его дыхание задерживается на шее, и у неё захватывает дух. Пальцы нервно подрагивают, и она сжимает кулаки, чтобы сохранить спокойствие. Грейнджер слышала истории о сыне Нотта-старшего, о которых шептались Пожиратели смерти за последний год, пока она находилась в сырой камере подвалов Мэнора. Впервые с тех пор, как началось всё это шоу, Гермиона была благодарна за то, что вышла замуж именно за Драко Малфоя. С пьяницей она сможет справиться.***
Гермиону приводят в огромную спальню. Кровать с балдахином неуместно располагается прямо посередине, окружённая полупрозрачными занавесками. Священник в белом одеянии с церемонии слияния стоит у изножья кровати и взмахами волшебной палочки освещает комнату потоками красного цвета. Красная вспышка пролетает в нескольких дюймах от Гермионы. Волан-де-Морт покинул поместье в самом разгаре праздничного пира, заявив о необходимости присутствия в Хогвартсе. Гермиона подозревает, что он не может долго находиться вдали от замка, поскольку из этого места берут истоки волшебные узы, которыми он сковал всю Британию. Но ей не на что жаловаться. Гермиона стоит в футе от кровати, неловко топчется на глазах всех присутствующих. Вся эта ситуация просто уму непостижима и до абсурдного ужасна. То, что все эти взрослые мужчины, солдаты армии Тёмного Лорда, намереваются просто стоять там, пока она будет принудительно совокупляться с Драко Малфоем, просто нелепо, иначе и не скажешь. От окончательного безумия её удерживают лишь мысли о несправедливости происходящего и о том, что её и Драко Малфоя теперь каждую неделю будут заставлять заниматься сексом только ради развлечения сумасшедшего. Это жестоко во всех смыслах этого слова. Но она понимает, что Малфой — такая же жертва. Одетый в серое Пожиратель смерти затаскивает Малфоя в комнату. Тот выглядит ужасно, покачивается из стороны в сторону, одетый в тонкую тунику и брюки из мягкой ткани. Её желудок сжимается от внезапной мысли: что, если у него не встанет? Драко стоит рядом, сгорбившись, с опущенной головой. На мгновение он напоминает Сиси и, несмотря на ужасающую ситуацию, в которой оказалась Гермиона, а точнее, понимание того, что им предстоит сделать, ей становится жаль его. Священник начинает петь, и на их коже вспыхивают огни. Покалывание от магии и знакомое ощущение тепла снова охватывают тело. Но вскоре это проходит, оставляя за собой лишь холод, оцепенение и опустошённость. Священник отдёргивает занавеску, жестом призывая подойти. — После тебя, Грейнджер, — бормочет Малфой. Кажется, что он готов завалиться на кровать от скуки. Девичье сердце бьётся всё быстрее, и она больше не может отвлекать себя мыслями о толерантности или безумии Волан-де-Морта. Она должна заняться сексом с Драко Малфоем. Её муж — Драко Малфой. Хотя Гермиона не думает, что принудительный брак будет признан каким-либо правительством, которое сейчас не контролируется безумным диктатором. Она неуклюже забирается на кровать, ложится ничком и просто ждёт. Драко спотыкается по пути, заплетаясь о собственные ноги, в последнее мгновение хватает ладонь Грейнджер, когда падает боком на неё. Окружающая толпа взрывается хохотом. Гермиона застывает в ожидании, даже не дышит, ждёт, что он пошевелится или… сделает что-нибудь. Дыхание Малфоя неровное, его глаза стремительно закрываются. У неё отвисает челюсть, когда она понимает, что происходит. — Малфой! — Дёргает за его руку, перекинутую через её тело. Он издаёт полухрап. Гермиона удивляется тому, как быстро ему удалось заснуть. Наверное, его не мучают ночные кошмары, как её. — Малфой! — Она даёт ему пощечину, и он наконец шевелится. — Грейнджер? — Драко на мгновение морщит нос, моргает, пока не распахивает глаза. — Чёрт. Ему удаётся сползти с неё, и они неловко лежат бок о бок, глядя в потолок. Снаружи доносится противный писк Пожирателя смерти, еле слышный голос: — Если ты не можешь позаботиться о ней, я могу! Нотт вынимает палочку из кармана своей ярко-алой мантии и бросает в беднягу Круциатус своим глубоким, безошибочно узнаваемым, протяжным голосом в попытке успокоить кричащего Пожирателя. — Не прерывай завершение церемонии. В комнате тишина, если не считать жалобного хныканья. Малфой смотрит на неё с презрением, как будто только сейчас осознал, что должно произойти. Как будто она такая же грязная, как и была до подготовки к ночи. — Как ты хочешь это сделать? — шепчет Гермиона, не уверенная, имеет ли это значение: всё равно дело будет сделано — насколько она знает, существует заклинание, транслирующее каждое их слово. — Что? — Он ёрзает: ему максимально некомфортно находиться так близко к ней. Грейнджер щурится. — Ты ведь не девственник, не так ли? — тихо спрашивает Гермиона. — Нет, это не так, — отвечает Драко слишком быстро, и его кожа приобретает зеленоватый оттенок. Теперь она беспокоится, что он набросится на неё. Девушка закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Хорошо, я сама сделаю всю работу. Ты можешь, — она кивает в сторону его талии, — снять брюки? Он смотрит так, словно у неё выросла вторая голова, но, несмотря на это, выполняет её просьбу-приказ. Гермиона пытается взглянуть на ситуацию рационально: секс — это биологический акт, она понимает с практической точки зрения, что, если они не завершат свой брак совокуплением, древняя магия, которая связывает их сейчас из-за магического ритуала, буквально убьёт их. Мысли о Роне, драгоценные воспоминания о том, как она была с ним, заполняют задворки сознания. Гермиона трясёт головой, прогоняя бесполезные мысли прочь. Сейчас точно не то место и время, чтобы думать о нём. Она напоминает себе, что это всего лишь игра. То, что ей нужно, чтобы как-то выжить. Она задирает свою ночную рубашку до талии и садится на Малфоя, не думая о последствиях. Он лежит неподвижно, широко раскрыв глаза и уставившись на неё. Его глаза скользят по её хрупкому телу, а дыхание учащается. Она опускает взгляд. У него не стоит. Конечно. Гермиона переводит взгляд обратно на его лицо. — Ты, блядь, издеваешься, Малфой? — Извини? — Драко смотрит вниз и пожимает плечами. Она делает глубокий вдох, обхватывая рукой его член, мысленно напоминая себе обо всём, что они поставили на кон. Заставляет себя не обращать внимание на его тяжёлое дыхание, оставаясь сосредоточенной на задаче довести дело до конца. Гермиона чуть не вскрикивает от облегчения, когда он, наконец, становится твёрдым, капля смазки касается её большого пальца. Он стонет, и струйка слюны стекает из уголка его рта, и она понимает, что будет дальше. Гермиона никогда в жизни не была менее возбуждена, чем сейчас. Несмотря ни на что, девушка устраивается на нём, отбрасывая остатки своей гордости прочь. Прижимается к его телу, стараясь не вздрагивать от ощущения, что она совершенно сухая, когда он входит. Малфой издаёт тихое ворчание, и его руки вытягиваются, неловко обхватывая девичьи ноги. «Слишком поздно, слишком поздно», — думает Гермиона, заставляя себя подпрыгивать на нём, желая, чтобы он просто уже кончил. Пытается игнорировать неприятное ощущение трения внутри влагалища, двигаясь вверх и вниз с таким энтузиазмом, на который была способна. Губы Малфоя дрожат, а глаза закрываются. Она беспокоится, что он снова потеряет сознание, когда застонет и расслабится. Наверное, это первый раз, когда Гермиона благодарна за то, что секс закончился так быстро. Девушка едва успевает оторваться от него, как священник резко отдёргивает занавеску. Она опускает сорочку, неловко усаживаясь коленками на матрас. Малфой выглядит настороженным и поспешно натягивает брюки. Священник оценивающе оглядывает их обоих и кивает, вытаскивая свою палочку. — Винкулум, — бормочет он. Те же огни, что и прежде, переплетаются между ними. — Хорошо. — Священник кивает и отступает. — Итак, — невнятно произносит Малфой, опираясь на локти и опустив глаза, — тебе было хорошо? Гермиона закрывает лицо ладонями, желая, чтобы этот кошмар поскорее закончился.