***
Она чувствует себя клоуном. Вокруг море чёрного: каждый Пожиратель смерти, даже Тео Нотт, надевает чёрную мантию в любой ситуации. Есть и другие женщины: одни жеманятся, другие с ужасом смотрят на своих спутников, но все они сливаются с остальными, одетые в чёрное или серое. Единственная другая яркая вспышка — Драко, стоящий в стороне в жёлтом комбинезоне, выглядящий почти готовым упасть в обморок. Она чувствует странную тягу подойти к нему, попытаться помочь, но понимает, что не может. Тео Нотт встаёт перед ней, загораживая вид на Драко. Он слишком широко улыбается и протягивает руку. — Ты прекрасно выглядишь, Гермиона. Я ценю, что ты согласилась составить мне компанию сегодня вечером. Гермиона теряет дар речи: она знает, что не следует озвучивать мысли, которые приходят в голову, и прикусывает язык, чтобы остановить недоверчивый возглас, готовый сорваться с её губ. Она поражена тем, что он даже потрудился предположить, что у неё был выбор. Она принимает его холодную руку, пытаясь избежать навязчивого взгляда, игнорировать ощущение дыхания на своём лбу, когда он подходит ближе. — Ты такая красивая, — шепчет Нотт ей на ухо, проводя рукой по плечу, нежно лаская прозрачную ткань, обтягивающую его. Дрожь пробегает по телу, и хочется убежать, но его рука сжимает её, и кроме того… Ей некуда бежать. Он делает небольшой шаг назад, давая ей кратковременную передышку, прежде чем спросить: — Не хочешь потанцевать? Губы Гермионы дрожат, и она пытается улыбнуться. — Э-э, — изрекает она, пытаясь придумать, что сказать. Как лучше всего играть в эту игру. Могла ли она сказать нет? Она представляет, как глаза Нотта вспыхивают от гнева, как его палочка прижимается к её шее. — Я здесь как твой гость, — говорит Гермиона как можно ровнее. Он издаёт смешок, но это звучит искусственно, как имитация веселья, как будто он этот репетировал звук перед зеркалом. — Так и есть. И ты права: с моей стороны было бы невероятно грубо попросить тебя принарядиться и не показать, как хорошо можно провести время. Она моргает и позволяет вывести себя на танцпол, вздрагивая, когда он обнимает её за талию и притягивает к себе. Нотт делает шаг к ней, его нос почти касается её носа, и она сглатывает все инстинкты, которые хочется отогнать. Пытается улыбнуться и напомнить себе, что Драко верит в то, что Тео на самом деле неплохой человек. Хотя, когда рука Нотта медленно прижимается к её заднице и продолжает задерживаться там, она с трудом в это верит. Он обращается с ней так, словно она — вещь, кукла в натуральную величину, пока она пытается понять, что в игре значит этот ход. — Ты знаешь, — шепчет он, ведя её в медленном вальсе. — Я был тем, кто убедил Короля позволить тебе и Драко остаться здесь. Он хотел, чтобы ты была в Хогвартсе, но я подумал, что тебе будет здесь лучше. — Он сжимает её задницу, и она сглатывает, прикусывая язык, чтобы не сказать то, о чём она, вероятно, потом пожалеет, заставляет себя не вздрагивать. — О? — в конце концов, Гермиона справляется. Она пытается немного отстраниться, но он прижимает её крепче, проводя свободной от ощупывания рукой вверх по спине. Гермиона не может дышать: ей кажется, что кто-то пустил лёд по венам, а она даже не может среагировать. Хочется закричать, оторвать от себя его грязные руки, но она совершенно бессильна. Она в ловушке. Он притягивает к себе, его голубые глаза, не мигая, смотрят в её глаза, эрекция прижимается к животу. — Да, — выдыхает он. Она проглатывает рвотный позыв. — П-почему? — заикаясь, выговаривает она. Он смеётся и, к счастью, делает небольшой шаг назад. — Ты теперь единственная в своём роде, ты же знаешь это, верно? — Он проводит пальцем по её шее, рот слегка приоткрывается, когда он опускает взгляд на грудь. Ей плевать, каким «долбанутым» или «странным» Драко считает Тео. Это ненормально, в какую бы игру он ни играл. — Да, — Гермиона издаёт писк. Она знает, что последняя грязнокровка, и вспоминает времена, когда Король заставлял её падать ниц на землю лицом в грязь в качестве «благодарности» за это. — И Драко… — Тео поворачивает голову, и Гермиона, проследив за его взглядом, замечает не кого иного, как Эдриана Пьюси, который буквально разбивает яйцо о голову Драко и смеётся. — Он мой лучший друг. Важно, чтобы я присматривал за ним, — заканчивает Тео почти запоздалую мысль. Гермиона позволяет своему взгляду на мгновение задержаться на Драко, но тут же переключается обратно на Тео, когда Пьюси пинает Малфоя со стула, на котором тот стоял. Она задаётся вопросом, как Тео думает, что заботится о нём. Драко едва жив, едва существует… Тео притягивает её к себе, прижимаясь бёдрами. Она чувствует себя более оскорблённой здесь, на танцполе, когда её заставляют танцевать этот странный вальс с Ноттом, чем когда заставляют трахаться с Драко, чтобы спасти собственную жизнь. — Ты… присматриваешь за ним? — спрашивает она, сосредоточившись на плече Тео. — Конечно. А теперь и за тобой, — он приподнимает её подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. — Я позаботился о том, чтобы у тебя была хорошая комната, чистая одежда. Если тебе что-нибудь понадобится, Гермиона, тебе нужно просто попросить. Она не может решить, смеяться или плакать. Представляет, о чём бы попросила: может быть, вернуть свою магию? Или свободу? Ей интересно, как бы он отреагировал, если бы вывернул ей запястье или сжал бедро так сильно, что остался бы синяк. Или он сделает ещё хуже и перестанет притворяться, что это было какое-то свидание, на которое она согласилась? Гермиона одаривает его дрожащей улыбкой. — Спасибо, — произносит она. Он запускает пальцы в её волосы и слегка хмурится, окидывая взглядом лицо. — Ты ничего не хочешь, красавица? Она почти вздрагивает от притворства, чувствуя, как желчь снова поднимается к горлу. В этот момент её физически трясёт: ей совершенно не по себе, она не понимает, как Тео может продолжать вести себя так, будто всё нормально. Гермиона оглядывается по сторонам, гадая, обращает ли кто-нибудь на них внимание, но, несмотря на то, что она выглядит как перезрелый помидор, а Тео Нотт практически лапает её на танцполе, кажется, никого это не волнует. Внешне вечеринка кажется довольно цивилизованной. Но, когда она присматривается внимательнее, начинает замечать скрытые вещи: резкий шёпот от одного уха к другому; человека, которого вытаскивают из комнаты; женщину, беззвучно кричащую под чарами Пожирателя смерти. Всё как и в остальном поместье: снаружи красиво, но когда копнёшь глубже, то не сможешь скрыть заполненные фекалиями подвалы. Несмотря на инстинктивное недоверие всему, что говорит Тео Нотт, и её растущий страх перед его намерениями, единственная вещь, о которой она желает спросить: — Я… — начинает она, а затем качает головой, останавливаясь в последнюю минуту. — Скажи мне, — бормочет он, губы задерживаются рядом с её ухом. Её глаза расширяются, и Гермиона качает головой. — Н-нет. Я не думаю, что это уместно. Он хихикает, звук снова звучит фальшиво, как слегка расстроенная струна арфы. — Испытай меня. Что в этом плохого? Краем глаза она замечает, что Драко снова выпрямился на своём стуле, на лбу у него небольшая рана, а в область рта сделали укол. Гермиона совершенно уверена, что неправильные слова могут причинить немалый вред. — Я просто собиралась спросить, нельзя ли перевести Рона в более приличное место, вот и всё, но я понимаю, что если это невозможно… Он обрывает её. — Уизли? — его тон недоверчивый, взгляд жёсткий. Она бледнеет. — Он — мой... был одним из моих лучших друзей. Я просто хотела бы знать, что он в безопасности. Но я пойму, если это невозможно или неуместно. Извини, — она отстраняется, склонив голову в попытке казаться кроткой, показать, что знает своё место. Нотт делает драматический вдох. — Ах, конечно, он твой друг, — он нарочито подчёркивает это слово. — И ответь мне, Гермиона. Если бы я перевёл твоего друга, что бы ты сделала для меня взамен? Ей хочется дать себе пощёчину за то, что не подготовила ответ на это. — Сделать для тебя? — спрашивает она, изображая глупость, надеясь, что он рассмеётся и забудет, что она когда-либо открывала свой большой рот. Вместо этого его рука находит её бедро, и страх, который копится в глубине живота, вот-вот одержит верх. Она борется с желанием закричать, убрать его руку и надавить коленом на его яички. Грейнджер пытается успокоить своё испуганное дыхание, чтобы понять, как именно исправить ситуацию. — О, — говорит наконец. — Я не думаю, что это было бы уместно. — И почему же? — Его губы касаются её шеи, ядовито-тёплое дыхание отзывается пульсацией. Он поглаживает её бедро, поднимая ткань всё выше и выше; она молится, чтобы кто-нибудь сказал хоть что-то. Но, конечно, это его вечеринка. Никто не обращает на них никакого внимания и, кажется, вообще не понимает, что происходит. — Я ведь замужем, и… — она сглатывает, — …Король, казалось, очень беспокоился о приличиях, — блефует она. Волан-де-Морт прямо ничего не говорил, хотя его любовь к древним обрядам наводит на мысль, что он придерживается устаревших взглядов на этот счёт. Тео издаёт стон, отпуская платье, и Гермиона чувствует, как её накрывает волна облегчения. — Король и его принципы, — произносит Тео. Он даёт ей немного времени, чтобы отдышаться, и тихо продолжает: — Надеюсь, мы не всегда будем связаны всем этим надолго, а? Она втягивает воздух, её глаза широко распахнуты. Гермиона понятия не имеет, как реагировать на то, что практически является изменой. Задаётся вопросом, не пытается ли он заманить её в ловушку? Может быть, он надеется выявить оставшееся сопротивление? Хотя Гермиона, которая была пленницей Волан-де-Морта после битвы за Хогвартс годом ранее, не могла знать ни о каком восстании. Она молчит, сосредоточив своё внимание на кусочке ободранных обоев на противоположной стороне комнаты. Он громко вздыхает. — Ненавижу, когда ты грустишь, Гермиона. Вот что я скажу. Если это сделает тебя счастливой, я найду комнату для Рона где-нибудь в другом уголке поместья. Что скажешь? — Он выжидающе улыбается ей. Она разрывается между лучиком надежды, который пробился к ней, и преобладающим страхом, который её переполняет. Эхо слов Драко, сказанных неделей ранее, звучит в голове: вопрос о том, чего бы хотел от неё Рон. — Это… на самом деле, я не хочу подвергать тебя… Он перебивает. — Это сделало бы тебя счастливой, Гермиона? Она кивает вопреки здравому смыслу, подавляя рыдания, которые норовят вырваться при одной мысли о том, что Рон в безопасности. — Это — да, — она пытается говорить двусмысленно, как будто мысль о том, что Рон будет спать в тёплой постели или есть три раза в день, ничего для неё не значит. — Тогда считай, что дело сделано, — великодушно говорит Тео. Его улыбка становится шире, и он выпрямляется, как будто только что вспомнил, что они посреди танцпола на вечеринке Пожирателей смерти. Но выжидающе наблюдает за ней. — Ну? — спрашивает Нотт. Ей требуется больше времени, чем следовало бы, чтобы понять, что ему нужно. — Спасибо, — говорит она как можно ровнее. — Всё для тебя, Гермиона, — шепчет он.***
Она срывает платье, как только возвращается в комнату, вытаскивает заколки и шпильки из волос и стирает макияж. Ей хочется сорвать прочь все свидетельства этой ночи, сжечь ощущение рук Тео и отголоски прикосновений его губ на своей шее. На ней остаётся только нижнее белье, когда она врывается в их ванную и обнаруживает, что Драко отключился, прижавшись щекой к крышке унитаза. На уголке его губы засыхает след рвоты, а комбинезон, испачканный всевозможной едой и грязью, болтается у лодыжек. Он худой — она не понимает, как не замечала этого раньше, а теперь, когда обратила внимание, вся его одежда кажется слишком большой, а щёки — чересчур впалыми. Гермиона осматривает себя и не может сдержать сухой смешок, который вырывается, пока она оценивающе оглядывает их обоих, униженных и отвергнутых. Как ни странно, от этой мысли Гермиона чувствует себя менее одинокой. Грейнджер присаживается на корточки рядом с ним. — Драко? — шепчет она, легонько толкая его в плечо. Он шевелится и отрыгивает, но в остальном не двигается. Она держит руку на его плече и хмуро поджимает губы. Задаётся вопросом, сколько ночей он провёл вот так, оставленный слишком избитым и сломленным, чтобы постоять за себя. Какой бы беспомощной она себя ни чувствовала, как бы мало власти и контроля у неё ни было в этой игре, она может сделать это. Она способна ему помочь. Гермиона набирает ванну и умудряется уговорить Драко залезть в воду, сидя позади в опасении, что он утонет, если она оставит его одного. Он кажется таким маленьким, прижавшись к ней, свесив голову. Она стирает кровь и кусочки пищи с его кожи — медленно, чтобы не усугубить уже образовавшиеся синяки. Откидывает его голову назад, пытаясь привести в порядок волосы, когда он замирает, а глаза начинают моргать и открываются. — Грейнджер? — Малфой искоса смотрит на нее и крепко зажмуривает глаза. — Чёрт. Где я? — Он не пытается пошевелиться и, кажется, особенно обеспокоен тем, что проснулся в одних боксерах в ванне с ней. Она помогает ему принять вертикальное положение, пока он стонет. Начинает объяснять: — Я только что вернулась с… — замирает на мгновение, вспоминая о вечеринке, — и обнаружила, что ты отключился в ванной. Он рыгает, и, кажется, его вот-вот вырвет, прежде чем он сглатывает и вздрагивает. — А ты, — невнятно произносит он, голова склоняется вправо, — ты затащила меня в ванну? — Его рука пытается ухватиться за бортик, но постоянно промахивается. Гермиона берёт его руку, высунутую из воды, и сжимает. Что-то в его выражении лица, в непоследовательности речи вызывает ощутимую боль в груди. — Я просто хотела помочь, — говорит она ему. Он двигает головой в некоем подобии кивка и прислоняется щекой к её груди; глаза снова закрываются. Драко прижимает их соединённые руки к своему животу, и на мгновение Гермионе кажется, что он снова засыпает. Но потом его начинает трясти. Она беспокоится, что у него шок или алкогольное отравление, но потом из его горла вырывается крик. Малфой изо всех сил сжимает её руку и беззвучно рыдает. Не задумываясь о следующем действии, Гермиона обхватывает его рукой и прижимается губами к голове. — Мне очень жаль, Драко. Прости меня, — шепчет она снова и снова. Он не отвечает, просто продолжает рыдать, его слёзы смешиваются с грязной водой. Она не знает, как долго они так сидят, пока она что-то бормочет ему на ухо и проводит кончиками пальцев по его руке, но в конце концов вода остывает и кожа на пальцах сморщивается. Наконец он успокаивается и ослабляет хватку на руке Гермионы, поднимает голову и поворачивается к ней. — Прости, — говорит он, взгляд его покрасневших глаз опускается. Несмотря на время, проведённое в ванне, и бесчисленные слёзы, он всё ещё довольно пьян. Гермиона хмурится и запускает пальцы в его волосы, большой палец касается лба. — Не извиняйся, Драко. Ты не сделал ничего плохого. Он делает несколько напряжённых вдохов, как будто пытаясь успокоиться. — Ты пыталась сделать что-то приятное… — он прижимает руку ко рту и рыгает, — …и я, блядь, сошёл с ума от тебя, — Малфой наблюдает за ней, насколько может, хотя его стеклянные глаза продолжают двигаться, а веки подрагивают, открываясь и закрываясь. Она запускает пальцы в его волосы и на мгновение вспоминает, как сидела с Гарри и Роном, когда они охотились за крестражами; вспоминает, каково это — когда есть кому поплакаться, кто-то, кто обнимает тебя. У Драко Малфоя никого нет. Его мать превратилась в нечто нечеловеческое, а отец, скорее всего, мёртв, хотя Драко не упоминал о нём за те несколько недель, что они женаты. Гермиона проводит рукой по его щеке. — Ты больше не один. Если тебе нужно поплакать или с кем-то просто поговорить, я здесь. Драко смотрит на неё широко раскрытыми глазами. — Почему? — спрашивает он. Она качает головой. — Что «почему»? Его большой палец упирается в её ладонь, и во взгляде появляется искра, которой не было мгновение назад. — Почему ты такая… — он замолкает. — Добрая? — подсказывает она. Он пожимает плечами и качает головой. — Почему ты добра ко мне? — уточняет он. Она протяжно выдыхает и улыбается. — В каком-то смысле мы похожи, не так ли? Просто их маленькие игрушки. Ты просил об этом не больше, чем я. Сейчас я мало способна сделать в этом мире, но я могу быть добра к тебе. Он открывает рот, будто хочет возразить, возможно, сказать ей, что ему не нужна её помощь, но, кажется, проглатывает всё, что собирается высказать. Вместо этого он просто бормочет: — Спасибо. В эту ночь, когда ей наконец удаётся вытащить Драко из ванны и уложить в постель вместе с собой, она придвигается немного ближе к центру, позволяя их рукам соприкоснуться, напоминая им обоим, что они не одни. Когда её веки тяжелеют, Гермиона на мгновение думает, что не застала момент, как Драко Малфой сломался той ночью. Она думает, что у него был прорыв.