***
Он услышал волчий вой сквозь марево дурноты. Страхом подрало по коже и скрутило всё внутри от тоски и боли. Внутренней, тягостной. Не своей. Джисон поднял тяжёлую голову и приподнялся, опираясь на локоть и вслушиваясь. Они остановились у излучины реки для ночлега. Волкам, как он понял, отдых был не нужен, а вот лошадям, тащившим телеги с пленными омегами и захваченной добычей, нужен, да и самим омегам, уставшим от рыданий, страха и тряски, — тоже. И Есан попросил о привале одного из мрачных охранников, которые сопровождали их пешим ходом, так как лошади ехали небыстро по лесным тропам, а верхом волки не любили ездить по понятным причинам. Об этом Минги и Ликс рассказали Джисону, совсем недавно пришедшему в себя после забытья, в котором он плавал в какой-то лунной холодной слизи и всё никак не мог выбраться на скользкий берег. Омеги грели Джисона своими телами, зажав его с двух сторон и слегка трясясь, так как вечер был холодным, а покрывал им не дали. Оно и понятно: сами волки, обратившись, ходили полуголыми, ничуть не стесняясь ни пленников, ни друг друга, хотя были среди них и альфы, и омеги. Хотя последних было вроде как совсем мало. Волки вообще вели себя крайне равнодушно по отношению к пленным. Лишь иногда высокомерно фыркали и закатывали глаза, когда встречали смущённый взгляд омеги-кочевника, который порой не знал, куда смотреть, если сталкивался с высокими и сильными парнями, на которых только бедренное полотно еле держалось да иногда щегольски на одно плечо был наброшен плащ, и то скорее для красоты, чем для тепла. Но всё же чаще захватчики на пленников почти не смотрели, а если и кидали взгляды нарочно, то полные презрения. И даже похоти в них, в этих взглядах, не было. И ни к одному омеге они не прикоснулись, как торопливо шепнул Джисону Минги. И в его шёпоте было что-то вроде одобрительной надежды. Но Джисон вспомнил, как тащил в шатёр голый оборотень беднягу Ми Чонхи, которого не было среди пленных, что наводило вполне понятные и очень удручающие мысли, — и горько усмехнулся. Ну, да, конечно. Надолго ли? И за каким хреном тогда их куда-то везут? Разве что работать заставят где-то, только где? Они в лесах живут, оборотни. Не сеют, не выращивают. Охотятся. И зачем им рабы? Джисон тяжело вздохнул и решил пока об этом не думать. Сейчас его беспокоил Минги. Омега ничего не говорил о своём Обещанном, но, наблюдая за ним из-под прикрытых ресниц, Джисон заметил, как тревожно оглядывается Минги, явно кого-то выискивая среди волков, как кусает в нетерпении губы и как постепенно растёт в его глазах разочарование. Однако он держался и ни словом, ни жестом не показал Джисону, что ему тревожно или страшно. "Сволочь, — в бессилии подумал Джисон, почти кожей чувствуя это состояние своего друга. — Ну, какая же сволочь. Неужели не будет признавать? Дал надежду — и в кусты? Конечно, зачем ему омега из вражьего племени? Ну, и для чего тогда объявляться? Прошёл бы мимо... Хотя чего вообще можно и было ожидать от волка? От... альфы". Он слабой рукой дёрнул Минги на себя, требуя прижаться ближе, укрыл его на своей груди и стал ласково гладить его по голове, зарываясь в запылённые кудри. И через какое-то время он почувствовал, как, пристроившись поудобнее и расслабившись, Минги заплакал. Омежка сжимал своими пальцами бока Джисона, всхлипывал, когда на дороге, и без того жутко тряской, телегу подбрасывало на ухабе, и прятал лицо в грязные обмоты друга. Джисон мягко заглаживал его, не произнося ни звука. Пусть поплачет. Обычно слёзы его выматывали, и Минги засыпал после них особенно быстро и сладко. Так было и в этот раз, а вместе с ним задремал и сам Джисон. Поэтому и не услышал, как они остановились. Видимо, Минги проснулся и решил его не будить, так что Джисон очнулся, лишь услышав волчий вой. Тяжёлый, долгий, обиженный... странно, невероятно знакомый. Зовущий его. Джисон потряс головой, пытаясь отогнать это жуткое ощущение — что вой зовёт его. Он поднялся на ноги, пошатнулся, но удержался. Проморгался, приводя голову и зрение в порядок. Вой прекратился. Джисон, чувствуя ужасную слабость, соскочил с телеги и быстро огляделся. Становище отдыхало. Омеги, прижимаясь друг к другу, спали на небрежно кинутых на землю одеялах, явно захваченных волками в их же шатрах. Одеял было мало, и все они пошли на подстил, так что укрыться было нечем, и юноши грели друг друга своими телами. Спали все — бледные, жутко истомлённые этим страшным днём, принёсшим им и кровь, и страх, и насилие. И только Звезды знали, что снилось бедным омежкам, обречённым на тяжкую неизвестность и печальную судьбу пленных в лапах тех, кто должен был их ненавидеть лютой ненавистью. Вокруг через промежутки горели костры, обозначая границы становища. Джисон насчитал семь. Вокруг костров сидели оборотни в человеческих обличьях. Они не пили, не буянили, не кричали, не горланили победных песен. Они, казалось, даже не говорили. Только иногда слышались резкие переклички между кострами, но в основном было тихо. И так непохоже на проклятые Ночи добычи в племени морвы. Живот Джисона напомнил ему о том, что он сегодня вообще ничего не ел. В глазах то и дело плыл туман, а тело плохо слушалось, поддаваясь слабости и боли в ранах на спине и руках. Но он пересилил себя и решил попробовать найти что-нибудь поесть в лесу. Ведь тот никогда не подводил Джисона, даруя ему свои благодати и не требуя почти ничего взамен. Джисон был отличным собирателем, он знал очень много съедобных трав и кореньев, мог найти и самой поздней осенью, и самой ранней весной съестное в полупустом обнажённом лесу. В местности же, куда они ехали, весна наступала раньше, чем в долине, где они были до этого. Так что Джисон, пригнувшись, шмыгнул между повозками и присел. Он набрал земли и потёр запястья и шею, чтобы отбить запах. Да, не очень хорошо, так как земля была ещё мёрзлой и свой насыщенный аромат не открыла, но выбирать не приходилось. Он присмотрелся к ближайшим кострам и нашёл острым взглядом место, самое далёкое от обоих. Обмотки на нём были светловатыми, но опять же — выбирать не приходилось. Он дождался, пока волки у костра стали пересаживаться, негромко переговариваясь на своём гортанном рычащем, но странно-приятном на слух языке, и шмыгнул между ними, прячась за деревьями. И через несколько мгновений уже упал в молодую траву между густо растущими здесь соснами. Волчий вой раздался снова, когда он с наслаждением вгрызался в корень багрянки, который отыскал под одной из ближайших сосен. Корешок попался жёсткий и старый, несладкий, но зато можно было на какое-то время неплохо обмануть ноющий от голода живот — и дотянуть до рассвета, а там, может, его и покормят. Джисон крупно вздрогнул от этого долгого и громкого звука, который прилетел откуда-то справа и оказался слишком близко, чтобы омега мог оставаться спокойным. Однако куда-то бросаться бежать Джисон не смог: сил багрянка ему не добавила, только уняла тупую пустоту в животе. Так что он сжался и быстро отполз к самым корням сосны, у которой устроил себе перекус. Волк завыл снова. Ему было больно. И плохо. И... одиноко. Он дико, смертельно тосковал по кому-то и не мог справиться с этой своей тоской. Это не был вой победителя, который терзал свою добычу. Или воина, который сообщал миру, что выжил. Нет. Это был вой совершенно одинокой, покинутой всеми и преданной Звёздами души, которая умоляла о капле сострадания и тепла. Его умоляла. Джисона. И хотя он понимал, что это бред и блажь, что ему нельзя трогаться с места, а тем более идти на этот вой, что у него будут ужасные неприятности, если его поймают — волки поймают, да хотя бы тот, что сейчас так отчаянно выл — он не мог не пойти. Что его толкало? Любопытство? Ощущение, что он предаст кого-то, если не пойдёт? Беспокойная душа, которая никогда не могла остаться разумно равнодушной к чужому горю, даже если её обладатель явно ничем не мог помочь — как сейчас? Джисон не знал. Но он встал и побрёл на этот зов.9.
24 июня 2022 г. в 20:25
— Я его встретил, Сонни! Ты говорил — и я его встретил!
Глаза Минги сияли таким испуганным счастьем, что, честно говоря, сначала Джисон подумал, что случилось что-то плохое и его друг тронулся. Он бегал взглядом по лицу Минги в попытке понять, что не так, но кроме растерянности и огромных лучистых звёзд в глубине его взора, ничего не смог обнаружить. А когда Минги сжал его в объятиях крепче и рассмеялся тихим счастливым смехом, сердце Джисона внезапно мягко и гулко забилось: неужели... Неужели хотя бы с его мальчиком на самом деле случилось, наконец-то, что-то хорошее? Посреди этого ужаса, смерти и крови — быть таким счастливым? Неужели?..
— Кого ты встретил, Минги-я? — тихо спросил Джисон, ласково поглаживая плечи омеги и целуя его в висок.
— Обещанного! — восторженно прошептал ему прямо в ухо Минги. — Это волк! Огромный! Красивучий! И парень он... тоже...
Джисон замер на этих словах. В сердце толкнулась острой иглой боль, и он, отстранившись, с ужасом посмотрел на мечтательно улыбающегося друга.
— Мин... ги... — Голос ему изменил, и пришлось откашляться. — Ты с ума что ли... Ты... Какой волк?!
— Я уверен, уверен! — отчаянно замотал головой Минги. — Он листвой пахнет! Осенью и красотой осенней! Помнишь, в лесу осенью как? И дождь по листьям, а ты сидишь под корнями на плаще — и тебе сухо и так... приятно! И запах... запах такой... О, Сонни... Ты не представляешь!
Джисон слушал лепечущего всю эту ерунду друга и всё пытался заглянуть ему в лицо и поймать улыбку. Может, он всё же шутит? Обещанный — волк? Волк?! О, Ветер! Что несёт этот омега!
— Где ты встретил его? — нетерпеливо перебил его Джисон. — Как нашёл?
— Это он нашёл! — с восторгом ответил Минги и, засмеявшись, крепко сжал его в объятиях, а потом вдруг вздрогнул и повёл зябко плечами. – Знаешь... Старики Хон... Травники наши... Они спятили совсем! Они меня усыпили! И связали! Очнулся в такой позе, что... — Минги судорожно вздохнул и передёрнулся от отвращения. — Я их умолял отпустить, а они всё твердили, что я жертва ради будущего племени! Представляешь?
У Джисона округлились глаза, и он растерянно переспросил:
— Как это?
Минги нетерпеливо пожал плечами и ответил:
— А я знаю? Да спятили они просто! Спятили! Мерзкие твари! — Он зло нахмурился, но потом в его глазах вдруг снова мелькнула нежность, и он продолжил совсем другим тоном: — А он пришёл и спас меня! Тот волк... Они сказали, чтобы он меня взял! Я и двинуться не мог! Понимаешь? А он превратился в человека — и это самый красивый парень из всех, кого я видел, белка! Высокий, сильный, лицо доброе-доброе! Так пахнет... Тогда я и понял, что он — мой. И он тоже понял, у него глаза такие, он так смотрел... — Взгляд Минги окончательно укутало счастливым туманом. — И не стал меня трогать! Он меня отпустил, понимаешь?
— Ничего я не понимаю... — пробормотал Джисон, у которого на самом деле голова кругом шла от всего того, что с какой-то на самом деле сумасшедшей радостью выливал на него Минги. — Хон сошли с ума? Оба одновременно? Жертва? Подожди... — Его внезапно продрало холодом. — В смысле — усыпили и связали? Как это? Что за бред?
— Ну... — Минги растерялся. — А что непонятного? — Он вдруг покраснел и суетливо повёл плечами, его снова передёрнуло, и он насупился. — Я что-то такое съел или выпил, когда они меня обедом кормили, — ну и вот. Проснулся — ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Да ещё и так связали… — Он коротко и зло прошипел. — Хотели моей жизнью купить свою! Отдать меня волку, чтобы он их не тронул!
— Да это же глупо! — зло сказал Джисон. — Они могли просто бежать — и всё! Все остальные омеги, как они, убежали! Я не видел ни их, ни их трупов! Почему не ушли Хон? Ждали волка, чтобы отдать ему тебя, вместо того чтобы спрятать в лесу свои вонючие тушки? Там возможности выжить есть, а так...
– Сонни, — вдруг услышали они негромкий мелодичный голос.
Джисон обернулся и увидел Кан Есана. Он стоял чуть поодаль, почти в центре круга омег и махал ему рукой.
— Подойди на пару слов? Минхо, — окликнул он старшего Ли, который по-прежнему что-то ласково шептал Ликсу, обнимая его, как будто не в силах был отпустить. На оклик Есана он поднял голову и удивлённо приподнял бровь. — Подойдите, омеги, надо кое-что... — Внезапно голос Есана сорвался, как будто от нетерпения, он прикрыл на миг глаза и умолк. Но потом продолжил: — Есть пара слов.
Минхо улыбнулся Ликсу, подтолкнул его к Сохуну, с которым младший дружил и который сейчас стоял потерянный, озираясь и явно пытаясь не плакать, и подмигнул. А сам пошёл к Есану.
Джисон было потянул за собой Минги, но Есан поспешно сказал:
— Нет, Сон... Нам бы с Ли поговорить отдельно, ладно?
Минги смущённо улыбнулся и выскользнул из объятий недовольно нахмурившегося Джисона, отступая.
— Мне нужна будет ваша помощь, — начал Есан, когда они с Минхо подошли к нему ближе. — Как видите, мы в очень невыгодном положении сейчас. И это положение какое-то время будет таким, а то и хуже, пока эти... — Он сглотнул и нервно повёл подбородком. — ...звери не решат, что с нами делать.
— И чего ты хочешь от нас? — удивлённо спросил Джисон. — Мы в таком же положении, как и все.
— Мы поможем, — вдруг сказал Минхо, — если ты скажешь, что делать... шаман.
Джисон изумлённо уставился на брата, беззвучно произнося последнее сказанное им слово. Шаман... Не было ни разу у морвы шамана-омеги. Это был закон, это было непреложно. Но сейчас... Действительно, ведь только Есан остался у них из тех, кто может просить за них в Мире Ветра и Звёзд. А значит...
— Я прошу лишь поддерживать меня, когда я буду переводить нашим волю волков, — мягко сказал Есан. Он смотрел на Минхо тревожно и... очень ласково. — Будет трудно, безумно трудно, и мне нужны союзники, потому что все они... — Он повёл глазами вокруг. — ...сейчас злы на меня и уверены, что я обманул их, заманил в лапы к оборотням, отдал на поругание или того хуже — на смерть. — Он снова тревожно порысил глазами вокруг и скорбно поджал губы. — Только вот они не знают, что ждало бы их, не сделай я этого... Хотя я и не обещаю, что будет всё хорошо.
В последних словах Есана Джисон услышал неприкрытое отчаяние и боль. И через несколько мгновений понял почему.
Он обернулся на жуткое рычание и вопль — страшный, отчаянный и дикий, дошедший в конце до визга — и увидел огромного белого волка, который стоял над тонкой и такой крохотной по сравнению с ним фигуркой на земле. Окровавленной и неподвижной. В следующую секунду омеги, вопя от ужаса, рванулись к ним, в центр круга, — подальше от страшного волка, который только что на их глазах убил одного из них.
Джисон не понял, кто был тем несчастным. Но первая мысль была: "Ликс!" Он мгновенно покрылся холодным потом, но тут же поймал безумный от страха взгляд Ликса: тот жался к другим омегам справа. Вторая мысль: "Минги!" — ударила обухом, потому что он увидел Сона сразу: тот стоял с краю, не успев спрятаться в гуще омежьей толпы, и с ужасом смотрел на волка. А волк смотрел на него. И к своему стыду, первое, что подумал Джисон, кинув дикий взгляд на волчью морду, было: "Не мой! Глаза — тёмные!"
Он раскрыл в немом крике рот, дыхание у него сбилось, он хотел позвать Минги, заорать изо всех сил, чтобы бежал, он рванулся к нему, но почувствовал, как кто-то крепко ухватил его за руку.
— Стоять! — отчаянно шепнули у его уха. — Стоять, придурок!
Джисон кинул взгляд через плечо. Синие глаза Есана горели гневом и ужасом, и он явно не собирался ни отпускать его, ни помогать Минги. Джисон резко дёрнул руку, но захват стройного и всегда такого хрупкого на вид шамана оказался просто железным.
Джисон всхрипнул, поворачиваясь, и увидел, как огненной молнией мелькнуло что-то — и перед белым чудовищем, которое оскалилось и уже почти пригнулось для прыжка на Минги, встал небольшой рыжий волк. Его рык — мощный, яростный, сорвавшийся в дикий хрип, разорвал мгновенную тишину, которая окутала место убийства.
Они смотрели друг на друга, а омеги вокруг, кажется, перестали дышать. И Джисон понял, что сейчас рыжий волк проиграет, потому что у белого полыхнуло алым в глазах и кровавая пена показалась из пасти, он прижался к земле в хищной готовности к прыжку — и прыгнул бы, если бы откуда-то слева на него не налетел огромный, как метельный бог, чёрный волк. Они сцепились в жаркой схватке, а омеги завизжали от ужаса — настолько страшным и кровавым выглядел этот поединок.
И вдруг на белого, которого вожак (Джисон узнал его) отбросил в сторону и который снова собирался нападать, налетел сзади огромный рыже-серый волк. Тот, кто их с Ликсом "достал" из шатра. Он в одно движение придавил белого к земле мощными лапами так, что тот захрипел, скребя когтями землю, глаза у белого закатились — и он затих.
Мимо застывшего от ужаса Джисона быстро протиснулся Есан, он подбежал к распростёртому на земле телу омеги. "Чиа, — вдруг понял Джисон. — Они убили Чиа... Малыша Чиа... Будьте вы все прокляты".
И внезапно на этой мысли ему стало невыносимо душно, он схватился за горло, в котором что-то остро заскребло, и всё вокруг потемнело.