Осознание того, что произошло, пришло к Джисону гораздо позже. Некогда ему было цепляться сознанием за утренние события. Невольно он стал просто центром сплетен, обсуждений, шепотков — кусачих, противных, завистливых и злобных — посвящённых тому, что Минги забрал волк. И — о Ветер, о Звёзды-сиялицы! — сколько же всего он выслушал о бедняге Минги. И о том, когда именно успел его друг раздвинуть ноги перед волком, и о том, как долго продержится Минги, прежде чем волк его сожрёт или разделит со всем поселением, и о том, что всех их ждёт такая же участь — быть отданными на потребу волкам, а Минги — просто первая жертва. А почему он? Ясное дело — с такой-то вонью от десятка альф, конечно, волки решили сожрать именно эту больную овцу, чтобы посмотреть, чего стоит всё стадо.
С огромным облегчением Джисон понял, что его мало занимали эти разговоры, хотя он и понимал, что многие были начаты за его спиной именно для того, чтобы он разозлился и хоть что-то им сказал, так как сведений было мало. Но Джисона гораздо меньше интересовали уже все эти оскорбительные замечания: их не мог услышать Минги, а Минхо сразу после того, как Минги со своим альфой покинули двор времянок, отозвал младшего брата в сторону и они с Есаном твёрдо попросили его не отвечать на все эти закидоны испуганных, встревоженных и измученных неизвестностью омег. Так что Джисон лишь пару раз огрызнулся на особо ядовитые замечания, поставив змеюк на место, и даже ни разу не замахнулся ни на кого.
Однако, всё это тяжело подействовало на его собственное состояние: он чувствовал себя так, как будто потерял что-то очень важное. Как будто у него отняли кого-то дорогого, необходимого. Он ощущал, что силы оставляют его, к вечеру ему совсем стало тяжко двигаться — и он снова ушёл на задний двор второй времянки, чтобы побыть в одиночестве, даже не стал садиться за ужин.
С закрытыми глазами сидел он на той самой лавочке, на которой ещё так недавно плакался ему Минги, и пытался понять, что ему делать дальше. И вот тут его расслабленная душа и подсунула ему мысль о том, что он вообще-то по ходу встретил своего Обещанного. Нет, эта мысль несколько раз возникала в его голове уже сегодня, но он гнал её от себя, так как каждый раз его продирало морозом по коже от того, что это может быть правдой. Ведь это было ужасно.
Волк. Его Обещанный — волк. Нет, он слышал о такой возможности от Ликса, тот вообще ждал своего волка и верил в него, Но Ликс — дурачок и малыш, Джисон всегда считал, что его жестоко обманул шаман и даже сильно на него злился из-за этого. Да даже когда Минги сказал Джисону о том, что его Обещанный — волк, тот не поверил. И не верил до той самой поры, как увидел огромного сильного парня с лицом простодушного милого ребёнка и робкой улыбкой, пялящимся на совершенно неприлично счастливого Минги.
Но это — они. И невозможно. А тут — он. Это... Нет. И всё в этом духе.
Мысли были рваными, тревожно-отчаянными. На него мгновенно нахлынуло осознание того, что вообще-то он не просто встретил своего Обещанного. Он его поцеловал! Он обнюхал его, а тот вылизал ему шею — и... ах, леший, нет, нет, всё не так! Этот голубоглазый наглец его поцеловал! Почти насильно! А Джисон только сначала попытался воспротивиться. Но не стал — а ведь мог!
Поняв и признав это, Джисон ощутил, как заливается жаром его лицо. Он быстро спрятал его в ладонях и тихо застонал от стыда. Что с ним было? Что это вообще, сука, такое было?! Он видел этого парня раз третий в жизни — и чуть не дал ему себя трахнуть прямо здесь, во дворе, чуть не у всех на глазах! Да, он понимал: это всё запах. Сильный и подавляющий, он не дал Джисону прийти в себя, не дал возможности хоть что-то понять. Но всё равно! Ни один приличный да просто — правильный! — омега никогда себе такого не позволил бы! Орал бы, сопротивлялся бы, дал бы по яйцам и по морде! И ведь Джисон мог. Мог!
Мог, но не сделал. Вот уж, наверно, у этого проклятого волка мнение о Джисоне! Сначала видит, как он милуется с Минхо (он ведь не знает, наверно, что тот его брат), потом — с Минги. А потом и ему самому даёт чуть ли не... Джисон зажмурился и сжал зубы. Больше никогда! Ни за что! Хорошо хоть, что он всё-таки смог оттолкнуть парня, сбить его с ног и не дать ему сделать ничего серьёзного. Пусть так и бу...
Аромат дымной коры с кисловатой свежестью снова обрушился на него наглым захватчиком, однако Джисон успел открыть глаза и вскочить. Беловолосый волк снова стоял перед ним, уже перепрыгнув забор и улыбаясь нахальным оскалом.
— Не подходи! — процедил Джисон, пристально сверля парня взглядом и судорожно обдумывая, куда и как удобнее будет бежать.
Волк нахмурился, и улыбка переросла в полноценный оскал, он что-то забурчал, раздувая ноздри.
— Я буду кричать, — злобно оскалился в ответ Джисон. — Отвали от меня! Убирайся!
Красивое лицо волка исказилось гневом, и он молнией кинулся на Джисона. Но тот ловко увернулся, так как был готов, вырвался, однако запнулся о поленницу и почти растянулся на земле. Почти — потому что был подхвачен сильными руками и забился в крепких объятиях горячо дохнувшего ему в лицо волка. О, этот запах, пронизавший вместе с дыханием альфы Джисона с головы до пят, не просто пленял, он сводил с ума и требовал сдаться. Однако омега лишь задёргался сильнее и вскрикнул, пытаясь позвать на помощь. Но противник был невероятно сильным и, кажется, взбешён был до ужаса его сопротивлением.
Он снова зажал Джисону рот ладонью и потащил в тень под большую иву, что росла у края стены. Там он прижал извивающегося в его руках юношу плотнее и заставил посмотреть на себя. В голубых глазах плескался огонь, но не злости, не жестокости — скорее, острого интереса и даже радости какой-то. Для этого мерзавца это было игрой! Он поймал добычу! И не видел в Джисоне человека, только — трофей. Эта мысль взбесила омегу окончательно, и он, недолго думая, дёрнул головой, чуть освобождая челюсть из захвата тёплой крепкой руки, и впился зубами в ладонь волка изо всех сил. Тот зашипел, его глаза полезли из орбит, он резко оторвал руку от лица Джисона и затряс ею в воздухе, громко рыча, явно по-чёрному ругаясь и глядя на нагло облизывающегося омегу со всё возрастающей злобой.
"Ударит, — мелькнуло в голове Джисона. — Сейчас как даст..." И волк действительно резко замахнулся, Джисон зажмурился, готовясь грохнуться в обморок от удара, но... Удара не последовало. Он почувствовал, как его ухо опалило жаркое дыхание, и шёпотом по венам, по сердцу, по душе пронеслось непонятное, но... какое-то странно томительно, правильное:
— Хан... Мрстая... Хан! Хан! Гр-ра хан!
И волк впился в его губы своими, сладко терзая и мучая. И снова — ни слюны, ни противной змеи языка внутри... Только горячее дыхание, нежные посасывания с негромким мягким урчанием и в конце — укус.
Вот укус был болезненный. Джисон ещё до этого почувствовал, как возбудился волк, как отвердело у него внизу то, что упиралось омеге в бедро. Наверно, именно поэтому укусил его волк с мучительным рыком, до крови, выдохнув в губы, а потом жёстко засосал раненую и томно саднящую губу, собирая с неё кровь. Джисон недовольно застонал и открыл глаза. Прекрасное лицо парня перед ним было отуманено слишком явным желанием, глаза чуть плыли, но он, поймав растерянный взгляд омеги, быстро отстранился и медленно вытер ладонью его кровь со своих губ. Тронул пальцами приоткрытые губы Джисона и нахмурился, а потом вдруг резко развернулся и через несколько мгновений скрылся за забором, растворяясь в полумраке сумерек и оставляя омегу в полном раздрае чувств на растерзание совести.
***
Однако долго тосковать и мучиться сомнениями Джисону не дала жизнь. Всю следующую неделю между омегами ходили слухи о том, что, кажется, всё вот-вот решится. Всё чаще за их забором мелькали лица альф, которые подходили и пытались заговаривать с теми, кто сидел во дворе, отдыхая или занятый чем-то. Омеги пугались, чаще всего убегали в дом под крыло Минхо или Есана, некоторые искали успокоения также и у Джисона. Как, например, малыш Сонхун, который волков безумно боялся. Вроде как. Особенно одного, которого, по его словам, видел уже несколько раз и который смотрел на него своими жуткими почти чёрными глазищами и усмехался. А на лице у него был шрам.
— Такой страшный? — сочувственно спросил его Джисон, когда тот уже раз в третий прибежал к нему и прижался всем телом, дрожа и чуть всхлипывая.
— Ну... нет, скорее... Он огромный, понимаешь, Сонни? — Сонхун прижался ещё теснее. — И так смотрит, как будто сожрать хочет.
— Я уже говорил тебе: не обращай внимания, Хуни, он не тронет тебя, — поглаживая тёмные мягкие волосы на макушке мальчишки, ответил Джисон.
И хотел бы он сам быть уверен в своих словах — только не был. Но юному омеге знать это было необязательно, поэтому Джисон продолжил как можно спокойнее:
— Всё в мире Звёзд под их рукой и волей, ты же знаешь? Они нас берегут пока, не стоит их злить. — Сам он никогда не был особенно уверен в защите Звёзд, но как иначе сейчас успокоить мальчика, он не знал, так что говорил привычные вещи, и это вроде как работало. — Волки не трогают нас, да? Кормят и не неволят работой. А что будет дальше...
— Но у него такие глаза... — прошептал Сонхун. — И он так пахнет...
— Как? — невольно улыбаясь, спросил Джисон. Может, он не так понял дрожь худенького тела, и сегодня оно трясётся вовсе не от смертельного страха?
— Вкусно, — тихо ответил парнишка и тревожно заглянул в глаза Джисону. — Это ведь плохо, что я так думаю, да?
— Вкусно — это чем? — прищурился Джисон.
Сонхун прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся в ответ.
— У нас так пахло, когда отчим птицу пёк... Травы... Пряные. С дымком и... ммм... вкусненько. Так бы и... — Он вдруг испуганно распахнул глаза и уставился на Джисона.
— Ещё неизвестно, милый мой Хуни, кто там кого съесть-то хочет, да? — мягко усмехнулся тот и ласково потрепал совершенно смущённого и алого от стыда омежку по голове. — Эх ты... Не бойся. Может...
Слова "...это твоя судьба" произнести он не осмелился. Потому что это было бы уже слишком. Что же получается: Минги, он сам, Сонхун... Не слишком ли много Обещанных на одну волчью стаю?!
***
В конце недели они планировали большую помывку, накануне всё утро Джисон вместе с Сынги и Чонджи таскали воду, а после обеда, отпросившись у Джуна, пошли в лес за валежником.
Вообще Джисон всю неделю старательно всем помогал, забивая себя делами под завязку и став лучшим помощником для старших. На недоброжелателей не обращал внимания, часто крутился около Джуна и других омег, что приходили помогать, даже кое-что понял в приготовлении пищи, хотя до этого это дело вызывало у него только тоску. То есть он всеми возможными способами гнал от себя мысли о Минги и о том, что голубоглазый волк больше к нему не приходил. Ни разу за всю неделю. И около забора не появлялся, и злыми глазами его не прожигал. Ну и… отлично, не так ли?
Джисону надо было отвлечься — он стал думать о странностях его нынешней жизни. Самой большой странностью, которую он отметил почти сразу, как их поселили во времянках, было то доверие, с которым отнеслись волки к омегам: их не сторожили, от ворот или заборов не гоняли. И когда Джисон пару раз, перепрыгнув забор, выбирался тайком в поселение, никто его не ловил, его даже не хватились. Когда же один раз, возвращаясь, он буквально наткнулся на внимательный взгляд Джуна, который с интересом смотрел, как Джисон преодолевает забор в один прыжок, то волк ему ничего не сказал, только сверкнул белозубой очаровательной, хотя и диковатой улыбкой и даже вроде как поощрительно похлопал по плечу.
— Куда нам бежать? — тихо спросил Минхо, когда Джисон поделился с ним своим удивлением. — Вокруг чащи непроходимые. После набегов наших... — Минхо болезненно сморщился. — ...они позаботились о том, чтобы вокруг лес был густым и страшным.
— Лес как лес, — пожал плечами Джисон. — Ничего особо страшного.
— Для тебя, может, — мягко улыбнулся Минхо и погладил младшего по голове. — Но и тебе не надо туда ходить. А ещё по границам у них дозорные. И с теми сладу не найти. Поймают — задерут. Джун открыто нас предупредил. Только Есан сказал, что вряд ли кто из наших решится. Разве что ты... — Минхо снова погладил жмурящегося от удовольствия омегу по шее и щеке. — Но ведь ты никуда не станешь уходить, да?
— Без вас нет, конечно, — вздохнул Джисон. — А Ликс никуда отсюда не пойдёт точно. Он уже и узор придумал, который вышьет своему Обещанному на повязи. Вчера хвастался. Красиво. Дурачок он всё же у нас, да?
— Не знаю, — тихо ответил Минхо и о чём-то крепко задумался, продолжая перебирать отросшие пряди Джисоновых волос.
И вот теперь, вышагивая рядом с весело о чём-то щебечущими друзьями, Джисон вспомнил этот разговор. Интересно... На самом деле такие уж непроходимые чащи?
Он трудолюбиво таскал большие вязанки, помогал омежкам набирать и удобнее перехватывать ветки, а когда Есан, удовлетворённо оглянув их работу, кивнул и сказал, что, пожалуй, хватит, Джисон ответил, стараясь выглядеть как можно равнодушным:
— Ну, пусть ребята отдохнут, а я, пожалуй, ещё разок метнусь. Нашёл местечко: сухие ветки, натаскаю и на будущее.
Есан пристально посмотрел на него, так что Джисон немного смешался, и тихо спросил:
— Ты ведь не станешь делать глупости, Сонни, не так ли?
— О чём ты? — буркнул Джисон. — Нужен же валежник.
— Хорошо, — медленно ответил Есан, а потом вдруг мягко улыбнулся и сказал, непонятно к чему: — Знаешь, когда волки обращаются в своих зверей, они только внешне меняются. А внутри — это почти те же люди. И помнят всё, что было с ними, и думают, и чувствуют так же.
Джисон нахмурился и удивлённо спросил:
— И — что?
— Ничего, — легко усмехнулся Есан. — Как и любое живое существо, волк лучше всего понимает язык ласки. И добра. Но они к тому же ещё и ценить его умеют. А вот это не всякому живому существу дано.
Джисон пожал плечами и пошёл в лес. Этот шаман... Он иногда говорил вот такие вот странные и непонятные вещи. Кто верил, видел в них предвидения, а Джисон просто... запомнит?
