***
Кулёш был жирным, с плавающими в нём кусочками зайчатины, и щедро сдобрен морковью и укропом. Джисон чуть ложку не проглотил, поедая его из огромной миски, почти полной, когда её принёс к нему, заснувшему в шалаше, Чонхо — и до стыдного быстро опустевшей. Альфа лишь усмехался, не подшучивал и вопросов не задавал. Наоборот, выглядел очень довольным, внимательно поглядывал на омегу, хотя и старался не совсем уж откровенно пялиться. — Ты славный, — ласково сказал он, когда Джисон, закончив, с чувством вылизывал ложку. — Щёчки у тебя, конечно... Так бы и съел. — И он подмигнул мгновенно охваченному жаром смущения юноше. — А... А кого ты здесь лечишь? — тонким голосом спросил Джисон, старательно отводя глаза под ласковым взглядом альфы. Чонхо тут же тяжело вздохнул и отложил свою, уже пустую, миску. — Одного несчастного одинокого волка, который никак не может отпустить своё горе, потому что его горе больше его самого. — Ох... — Джисон невольно свёл брови домиком и тихо спросил: — Разве это лечится? — Нет, — покачал головой Чонхо. — Это — нет. А вот раны, которые ему нанесли, когда он пытался доказать всем, что только смерть может утешить его, — да. Этим мы тут и занимаемся. А не тем, что ты подумал. — И он снова хитро подмигнул Джисону. Тот разинул рот и в очередной раз покрылся алым. — Откуда ты... Как ты уз... мхм... — промямлил он. Чонхо откровенно расхохотался, показывая в чудесной, очень искренней улыбке свои белоснежные зубы с острыми, чуть выступающими клыками. — Ты сам только что это мне сказал, — поиграл он бровями, весело глядя на сердито жующего губу омегу. — Эх, белочка... Не переживай. Всё это ерунда. Всё пройдёт и покажется далёким и неважным. Слова — пыль, Сонни. Только дела что-то значат. Неважно, что ты подумал, важно — как после этого поступил. Джисон нахмурился, сердце его болезненно дрогнуло, и он мотнул головой. — Нет... Слова иногда так больно бьют... Хуже, чем кулак. — Он невольно положил руку на своё растерзанное Хёнджином плечо: оно ныло, не так чтобы сильно, но ощутимо, особенно сейчас, когда он расслабился. Чонхо цокнул, а потом тяжело вздохнул, встал и куда-то пошёл. Вернулся с миской воды и какой-то пахучей мазью на тонкой досточке. — Давай-ка полечим твои телесные раны, Сонни, — мягко сказал он, — раз уж с душевными у нас так всё сложно. Заголяй плечо. — Откуда ты знаешь о... плече? — робко спросил Джисон и, не задумываясь, потянул рубаху вниз, чтобы обнажить пораненную острыми зубами кожу. — У меня тонкий нюх, Сонни, а у тебя там кровь, — негромко начал Чонхо, осторожно проводя мокрой тряпицей по следу на коже. Неожиданно остро защипало, Джисон удивлённо шикнул, но Чонхо тут же подул на рану. — Чшш... Не дёргайся. Это всего лишь укус... Страстный тебе альфа достался, да, Сонни? — Злой, — тихо ответил Джисон, чувствуя, как защипало у него в носу. — Я тоже, конечно, хорош, но он... Злой такой, что жуть... — Злой Хёнджин... — Чонхо снова и снова обтирал рану. — Кто только и подумать мог, что он таким станет? Всегда ведь был очень сильным, очень добродушным и ужасно заботливым альфой. Рычал только от беспокойства, всё на себе тянул — никогда не жаловался... У него семья была — папа болел, отца медведь подломил, а братишки все младше... Чонхо осторожно стал наносить на рану мазь, она защипала, но Джисон и не шелохнулся, всей душой умоляя альфу продолжать. И тот как будто услышал его. — Он очень тревожился за всех своих, наш Хёнджин. И сейчас ему надо оберегать кого-то — уж так привык. Знаешь, когда с малолетства к чему-то привыкаешь — это как клеймо. Не отмыть, не оттереть... Я вот один почти с малолетства, но лекарским делом увлекался, травы и заговоры всякие, чего только не знаю. Так вся стая как будто моя семья. Привык, что всё могу, — и все в это верят. А потом пришёл Есан и... — Чонхо тяжело вздохнул и покачал головой. — Привыкнуть не могу, что он у меня главным теперь быть должен. Такой раненый, такой... Со своими тенями в душе, такими тенями... Чонхо вдруг как будто спохватился и, скупо улыбнувшись в широко раскрытые глаза Джисона, немного смущённо хмыкнул. — Так вот Хёнджин, — решительно продолжил он. — Ты не серчай на него сильно. Он просто всё привыкнуть не может, что ты не такой, как те, кто от него раньше зависел. Смелый, умный, свободный... Хёнджину просто плохо без семьи, очень плохо! Брат один у него остался, да и тот всё больше до Юто бегает. А Хвану надо, надо за кем-то ходить, облизывать кого-то, тревожиться за кого-то. И чтобы в нём нуждались, понимаешь? Верили только ему, слушались его, доверяли безоговорочно. Ему нужно для кого-то быть самым сильным. Ему нужно, чтобы был кто-то, ради кого он мог бы жить дальше, борясь с тенями в своей душе и открывая своё сердце без страха. Ему нужно быть кому-то безумно нужным. Тебе, наверно, трудно с ним таким, а он без этого как... как... — Чонхо задумался, подбирая слово. — Как без дыхания? — тихо спросил Джисон. — Ну... что-то вроде. — Чонхо улыбнулся, а потом кивнул на живот Джисона. — Но скоро у него будет, за кем ходить, да? — За кем? — туповато переспросил омега, пытаясь понять, что чувствует, — и не понимая из-за странной, томительной метели в душе. — Ну, за теми волчатами, которых ты ему скоро подаришь, — спокойно сказал Чонхо. Он положил руку на живот застывшего с широко раскрытыми глазами и остановившимся сердцем омеги, ухмыльнулся, шевельнул ноздрями и уверенно сказал: — Месяцев через семь где-то. Альфа и омега. Полукровочки. — Голос его стал внезапно нежным и ласковым. — Сильные будут. Ох и сильными... И до жути красивыми, да, омега? Ну, чего ты заморозился? Эй... Эй, эй! — И голос Чонхо утонул в сером густом тумане.46.
4 августа 2022 г. в 09:00
Просто закрыть глаза — и умереть. О, Серые сосны... Покой, тишь, согласие... Джисон попытался улыбнуться сухими губами, но у него не получилось. Обмётанные во время сна тяжёлым дыханием, они не слушались. И страшно хотелось пить.
Омега едва смог открыть глаза. Не потому что что-то болело, а потому что — не хотелось. Но надо было. Надо. Внутри что-то торкало, покалывало и ныло: иди, иди, иди, иди... Вода. Потом что-то поесть. И до этого — никаких мыслей. Так он и поступил.
От реки он ушёл, как оказалось, не так и далеко. Но лишь почуял её свежее влажное дыхание, как наткнулся на маленький юркий ручей в каменистой ложбине. Вода была вкусной, ледяной, совсем как в том ручье, который они нашли вместе с... Джисон чуть поморщился от того, как ткнуло иглой в сердце. Непонятно почему. Неважно. Пить.
С едой было чуть сложнее, но он уже скоро нашёл несколько съедобных кореньев, сочных, хрустящих, в которые, очистив, вгрызся с диким наслаждением и проглотил их в два счёта. Потом — о, Ветер-попутчик, спасибо за милости! — нашёл куст костяльника с крупными, сочными, сладкими ягодами. Он объел его уж медленнее, с толком. Хотел было набрать с собой, но куда? Он и сам не знал, что будет дальше. Просто — пошёл по едва намеченной охотничьей тропе.
Тропа... Значит, место не безлюдное. Он всмотрелся внимательнее: да, волчьи следы. Огромные, в полтора раза больше обычных. Значит, из земель оборотней он не выбрался. Однако забрался в глушь. Тогда откуда здесь следы, причём, кажется, свежие? И как бы отвечая на его вопрос, позади него раздалось рычание — глухое, низкое, страшное. Он медленно обернулся, боясь сделать лишнее резкое движение...
Волк. Огромный, больше, кажется, и Чонджина, и Хён... Больше всех, кого он видел до этого... Серый, с рыжими подпалинами на морде и белой нижней челюстью и грудью. И чётко прорисованными чёрными треугольниками внутри стоящих торчком ушей. А глаза... Большие, круглые, изумительно выразительные, явно не глаза бездумного зверя — почти с человеческим, пристальным вниманием глядящие, кажется, в самую душу. Волк оскалил пасть и снова угрожающе зарычал. Джисон, не сводя с него глаз, содрогаясь внутри и попрощавшись с жизнью, поднял руки, показывая, что безоружен.
— Не надо... — прошептал он, так как голос куда-то пропал, оставив после себя в горле лишь песок. — Не убивай...
И волк усмехнулся. Честно-честно. Джисон сам обалдел, распахнул глаза и уставился на морду, на которой слегка скривилась линия пасти, а в глазах заиграли солнечные зайчики. Волк глухо заворчал и мотнул головой вбок, указывая на тропу. "Идти, — подумал Джисон, чувствуя невыносимую слабость в ногах, — он хочет, чтобы я пошёл перед ним... Хочет напасть сзади? Ведёт, чтобы убить где-то в другом месте? Кто это... Красивый, и видно, что умный... Хорошая смерть, хоть и глупая..." Он усмехнулся и, склонив покорно голову, пошёл по тропе, а волк, овевая его теплом своего огромного тела в спину, пошёл позади.
Тропинка какое-то время вела через густой лес, а потом деревья стали редеть, и в конце концов они вышли к небольшой, почти идеально круглой полянке, на которой стоял небольшой домик, точнее, времянка, с низким крыльцом и явно в одну-две комнатки. Рядом было ловко выстроенное кострище, около которого была сложена аккуратная красивенькая поленница.
Джисон на мгновение замер: всё это показалось чем-то ненастоящим. Откуда в чаще леса такая красота? Он было начал поворачиваться к волку, чтобы... ну, спросить что ли, но тот так рявкнул, что омега вжал голову в плечи и прикрыл её руками, застывая на месте.
А через несколько мгновений позади него раздался мягкий певучий голос:
— Пока не поворачивайся, омега. Мне надо одеться. — Джисон даже зажмурился от страха, и тогда волк, что только что обернулся, чуть насмешливо, но как-то очень мирно сказал: — Да не дрожи ты так! Не сделаю я ничего омеге Хван Хёнджина. Только если ты убежать пытался. Но ведь это не так?
— Откуда... — Джисон почувствовал, как его пробивает дрожь. — Откуда ты знаешь, что я омега Хён... Что я его омега?
Альфа усмехнулся:
— Так ты же им пахнешь. А... — Он вдруг присвистнул и произнёс удивлённо: — А ты тоже шаман что ли? Откуда знаешь наш язык так хорошо?
— Почему шаман? — опешил Джисон. — Как это — шаман? С чего?..
— Мой омега — ваш шаман, — спокойно ответили ему. — И он точно так же говорит с нами на нашем языке, свободно, не коверкая слова. Как и ты.
— Не-ет, — растерянно протянул Джисон и тут же вздрогнул: альфа обогнул его и встал перед ним, уперев руки в бока.
Он был невысоким, наверно, лишь чуть выше Джисона, но очень крепким, мышцы бугрились на его руках, что совсем не скрывала тонкая, полупрозрачная свободная рубаха, заправленная в тёмные охотничьи штаны со множеством карманов по бокам. Широкий пояс, к которому была небрежно привешена пара больших ножей, короткие сапоги и наброшенная на одно плечо странная короткая жилетка, но с рукавами.
Быстро обшарив испуганным взглядом плотную фигуру альфы, Джисон поднял взгляд на его лицо и, чуть дрогнув, смущённо заалелся. Мужчина явно понял, что омега его рассматривает, но не мешал этому, лишь легко улыбался. И эта улыбка... Джисон — хотя был напуган, всё ещё голоден, измучен слезами и дорогой и вообще — в отчаянии! — а всё же не смог не ответить на эту улыбку своей. Потому что улыбался альфа просто обворожительно: мягко, тепло, будто обещая покой, уют и защиту. И ему нельзя было не поверить.
А вот глаза его были вовсе не спокойными. Острый внимательный взгляд делал их немного настороженными, и они не улыбались. Ноздри альфы чуть раздувались, так как он откровенно ловил запах Джисона, и это придавало лицу немного хищное и опасное выражение. Но Джисон почему-то всё не мог оторваться от его улыбки, так что невольно стал расслабляться: не сделает ему ничего плохого этот охотник... Не сделает, нет. Да и выбора-то большого у Джисона нет. По альфе было понятно даже самому недогадливому: от него не убежать, не обмануть его пронзительный взгляд, не спрятаться от его чуткого нюха. Остановит, поймает, вернёт.
— Тебя ведь Чонхо зовут? — тихо спросил Джисон.
— Да, меня именно так и зовут, — кивнул альфа. — А ты — Джисон?
Ли изумлённо приоткрыл рот, а потом, чуть отступив, недоверчиво произнёс:
— Откуда ты знаешь? Меня так волки не называют. Только...
— Сонни, — утвердительно кивнул Чонхо. — Я знаю. Есан рассказывал о тебе. — Он насмешливо выгнул бровь и вдруг язвительно прищурился: — Мой красавчик много мне чего говорит в последнее время.
Это прозвучало странно: и зло, и страстно, и... нежно? Но задумываться об этом Джисону не дали.
— Что ты делал в такой лесной дали, Хван Джисон?
Взметнулась и опала в сердце волна тоскливой боли, омега сжал губы и нахмурился. Но снова ничего не успел сказать.
— Поругались? — Чонхо бесцеремонно уставился на его лицо и вдруг, шагнув вперёд, ловко схватил его за подбородок, разворачивая вбок.
Омега ахнул, уцепился за его кисть, пытаясь вырваться, но волк коротко рявкнул:
— Тихо! Руки!
И Джисон тут же опустил дрожащие пальцы, сцепляя их в замок, и зажмурился.
— Ну, синяк у тебя не новый, — задумчиво сказал Чонхо. — Да и Хван не дурак, чтобы бить тебя в таком состоянии. Так что же случилось, что лаванда так горчит, малыш?
Он внезапно мягко огладил щёку омеги, и тут же Джисону стало так тепло и приятно, что захотелось зареветь, опереться на грудь этого сильного альфы и всё-всё-всё ему рассказать. Не просто рассказать — пожаловаться! Всхлипывая, со слезами и соплями! Потому что невыносимо больше всё в себе носить! Как можно дальше вот так — молчать?!
Но он лишь сжал зубы и быстро стёр со щёки слезу, открыл было рот, чтобы...
— Не плачь. — Голос Чонхо снова стал мягким, певучим и ласковым. — Пойдём в дом, я тебя накормлю, а ты мне в благодарность наврёшь, что у тебя всё хорошо, а искусанная шея и плечо — это твоё обычное состояние.
Рука Джисона испуганно метнулась к горлу в попытках прикрыть следы, и Чонхо, проследив её движение соколиным взглядом, хмыкнул и коротко кивнул на времянку:
— Пошли, Хван Джисон, я...
— Я не Хван! — мучительно выговорил омега. — Меня никто не звал так! Это не моё прозвище...
Чонхо хмыкнул и пожал плечами:
— Это пока. Но выйдешь замуж, возьмёшь родовое имя мужа. И станешь Хван Джисон. Я просто немного забегаю вперёд.
Он развернулся и пошёл в крыльцу.
— Он никогда не позовёт меня, — тихо сказал ему вслед Джисон. — Никогда...
— Да куда он теперь денется-то? — не оборачиваясь, почти скучающим тоном спросил Чонхо. — Пошли, пошли. Ты еле на ногах стоишь. Надо твои раны посмотреть да животик твой драгоценный чем-нибудь вкусным наполнить. А то сожрут тебя, милый мой.
— Кто сожрёт? — недоверчиво спросил Джисон, идя вслед за этим жутко странным альфой.
— Кто-кто... Мхм... — Чонхо замер перед дверью. — Слушай, — нерешительно сказал он, повернувшись, — наверно, заходить тебе туда небезопасно. Там у меня кое-кто лечится... И его не надо бы тревожить. А ты, с твоим прекрасным ароматом, очень даже можешь его взбесить, он и вырваться может попытаться, а оно нам надо?
Джисон испуганно попятился и замотал головой. Чонхо бодро усмехнулся и показал рукой вправо.
— Там сбоку есть отличный шалаш, Хонджун сделал, чтобы отдыхать. Там одеяла и подушка есть. Этот засоня любит помягче. Ты поди пока там приляг. Я быстро кулёш приготовлю и принесу, ладно?
От мыслей о кулеше Джисон невольно мучительно сглотнул, и у него уркнуло в животе. Лицо Чонхо снова озарила улыбка, и он вдруг поманил омегу за собой. Оказывается — к леднику. Там у него стояла небольшая миска со скатанным в ком творогом, при взгляде на который Джисон невольно снова сглотнул, а Чонхо молча протянул ему эту миску и, игриво подмигнув, ушёл в дом.
С творогом Джисон расправился ещё по дороге, не дойдя до шалаша. Облизал пальцы и жалобно икнул, сожалея лишь о том, что его было так мало.
В шалаше было уютно, одеяло было мягким и пахло ужасно вкусно — тёплым хлебным духом, чуть отдающим бражником. Странно... Джисон прикрыл глаза, утыкаясь в подушку носом, а потом перекатываясь на спину и с наслаждением потягиваясь. Он как-то никогда не обращал внимания на то, как пахнет Джун, а тут... И вдруг до него дошло. Хонджун и Чонхо... Что они делали здесь — вдвоём в глуши?! О, Звёзды... Неужели омега изменяет вожаку?! А Чонхо... Он же альфа Есана! Как же... Джисон быстро сел, таращась перед собой и пытаясь понять, что ему дальше делать...
Так, стоп. Что за ерунда! Чонхо же сказал, что лечит здесь кого-то. Почему в глуши леса? Мало ли... И Джун тоже как-то говорил вроде, что умеет лечить... Они с Есаном даже обсуждали что-то такое... Да и потом: изменяй они своим парам, разве привёл бы его сюда Чонхо так спокойно?! Глупости, Джисон! "Хван Джисон..." — отдалось в сердце голосом Чонхо. Таким приятным, таким уверенным, таким... Этот странный альфа был почему-то убеждён, что однажды Джисона именно так и назовут... Что же. Иногда ошибаются и такие очевидно умные люди, как этот Чонхо. Джисон грустно усмехнулся. Хван Джисон... Родовое прозвище... Ага, как же.