***
Брачный обряд волков был удивительно мирным и красивым. Ликс был просто будто соткан из воздуха и счастья. Его глаза сияли медовым светом, когда он смотрел на своего альфу, который омывал ему ноги водой, и ни одна жилка не дрогнула у него на лице, хотя вода была просто ледяной. Впрочем Чанбин так торопливо кинулся обтирать ступни своего омеги, смотрел с такой тревогой, что было понятно: Ликсу ничего не грозит — ни хворь телесная, ни печаль душевная — с таким-то альфой. "Больше не грозит", — вредно нахмурился Джисон, помня о том, что именно рассказывал Ликс о своих первых днях в доме Чанбина. Именно поэтому он оторвался от Минхо, которого обнимал (очень соскучился, как и старший) — и подошёл к теперь уже мужу своего младшего брата. — Поздравляю, альфа Со Чанбин, — тихо сказал он, чуть наклоняясь к сияющему безмятежным счастьем парню, чьи глаза следили только за одной фигурой в этот вечер. — Надеюсь, ты понимаешь, насколько тебе повезло, что наш Ликси незлопамятный, да? Улыбка сползла с лица Чанбина, он побледнел и опустил глаза. — Понимаю, — едва слышно ответил он. — И у меня есть вся жизнь, чтобы... извиняться. — Хорошо, что ты понимаешь и это, — уже мягче сказал Джисон и похлопал его по плечу. — Он счастлив рядом с тобой, альфа. Никогда и никто другой, я уверен, не смог бы сделать его таким счастливым и довольным. Так что ты справляешься... — Он поймал засветившуюся улыбку Чанбина, которая и впрямь делала его до ужаса милым, и договаривать слово "Пока" не стал. "Справится, — подумал он. — Конечно, справится!" — Ты ведь придёшь на новоселье? — чуть заискивающе заглянул ему в лицо Чанбин. — Твой му... — Он поперхнулся и виновато покосился на приподнявшего насмешливо брови омегу. — Твой... мхм... альфа очень помог мне! Я очень вам благодарен! — Нам — это?.. — Хванам, — пояснил Чанбин и недоверчиво улыбнулся в ответ на счастливый смех Джисона. — Что? — Ничего, — помотал головой омега. — Конечно, придём.***
Накануне новоселья у Ликса они собрались омегами в доме Минги, чей альфа ночевал где-то на ягоднике что ли, чтобы подготовить подарки для брата и друга. Пришли, кроме прочих, Сонхун, Манчон, Енджун (странно посвежевший, округлевший и притихший) и Соён, который жил уже какое-то время в небольшом удобном доме для одиноких омег и казался самым счастливым среди всех: улыбка не сходила с его безмятежного лица, он крепко всех их обнял, а в руках Джисона задержался дольше всех. — Спасибо тебе, — шепнул он ему на ухо. — За всё... Я так... Я так рад, что ты тогда помог Есану меня уговорить. Только поэтому я и жив. Джисон молча сжал его покрепче и быстро выпустил, смущённо думая, что вот он опять... Но как было не обнять столь искренне льнущего к нему омегу? Минхо с утра предупредил, что не сможет прийти, у них с его альфой что-то там было по дому намечено, но его подарок готов, и он передал его через Есана. Шаман пришёл последним, когда остальные уже были заняты кто шитьём, кто вышивкой, а Сонхун осторожно выводил узор по глиняной большой миске. Они напевали старые песни, когда устали, Манчон спел шутливую и не совсем приличную песню, что пел его альфа. А потом Сонхун, сначала стесняясь, а потом войдя во вкус, пел им грустные и длинные песни своего альфы. Есан выглядел обеспокоенным, не пел и не болтал с остальными, постоянно о чём-то задумывался, поглядывал то на одного, то на другого и всё никак не мог сосредоточиться на плетении праздничных лапотков, которые решил подарить Ликсу и его альфе. Сердился, рвал то лычко, то яркий голубой шнурок, которым украшал обувку, и, тяжко вздохнув, начинал заново. Минги весь вечер светился от счастья и жутко переживал о том, чтобы всем было удобно и хорошо, чтобы у каждого в кружке был яблочный сидр, который оставил ему Юнхо, чтобы он угостил друзей, чтобы не заканчивались на большом деревянном подносе вкуснейшие сладкие булочки, которых он напёк просто огромное множество. Джисон смотрел на него и плавился от радости. Счастье сделало Минги просто невероятно красивым. Он светился изнутри тихим довольством, его чуть смягчившееся лицо по-прежнему было словно вырезано из красивого тёплого дерева, но вся фигура немного раздалась, обрела приятную округлость и мягкость, где надо. И только тревога по поводу того, чтобы его гости были всем довольны, немного портила его, так как озабоченность не сходила с его лица. В конце концов, на него прикрикнул Енджун: — Сядь уже, Сон Минги! Если я выпью ещё немного этого звёздно прекрасного сидра или съем хотя бы ещё одну булочку, меня разорвёт к херам! Не суетись! Всё и так чудесно в твоём доме! Минги просиял от похвалы и покраснел, слушая, как остальные омеги хвалят его гостеприимство, дом и еду. Он-то уже давно приготовил вышитую по краям скатёрку для Ликса, так что сел помогать Джисону, который пыхтел над шитьём по коже: он решил подарить брату и Чанбину по поясу и вот теперь, тихо сквернословя, пытался приладиться и вышивать ровно. Минги забрал из его рук толстую иглу, поцеловал уколотый палец и, приказав с облегчением вздохнувшему другу подавать ему кусочки кожи, чтобы нашивать узор, ловко принялся за дело. — Останься после всех, мне надо вам с Есаном кое-что сказать, — шепнул он, как-то испуганно и радостно одновременно блестя глазами. Джисон кивнул и улыбнулся: видеть своего друга таким было для него в новинку — и нравилось безумно. Расходились за полночь, сонные и довольные: все сделали всё, что хотели. Все похвалили миску Сонхуна, ахали и спрашивали, можно ли сделать заказ его альфе и что почём. Сонхун алел от счастья и солидно обещал всем замолвить словечко перед своим Сухёком, говоря о котором не мог сдержать нежную и странно сладкую улыбку. И Джисон, вздохнув, подумал, что Сухёк оказался слабаком и долго сопротивляться малышу-омежке не смог. Эх, альфы. М-да. Когда они, наконец, выпроводили всех и остались втроём, Есан выдохнул и сказал, мотая головой: — Они всегда были такими трескучими? Или это сегодня так хорошо им здесь было? Минги счастливо засмеялся, краснея от похвалы и кивнул: — Всегда, наверно. Он помолчал, явно собираясь с духом. Есан смотрел на него настороженно, постепенно улыбка как-то подтаяла на его лице. Джисон щурился на друга подозрительно и вдруг стал принюхиваться. Да ладно... Не показалось?.. — Я беременный, кажется, — тихо сказал Минги. — Только я никому не говорил... И Юнхо тоже... Не уверен, но, думаю, да... Джисон с радостным вскриком бросился к нему и обнял. — Поздравляю! Минги, милый, это так прекрасно! — шептал он в горячее алое ухо друга. — Поздравляю, омежка мой! Ты будешь лучшим папой на свете! — Как и... ты? — тихо спросил, улыбаясь, Минги. Джисон распахнул глаза и уставился на него. — Так заметно? — растерянно спросил он. — Мне заметно, — смущённо кивнул Минги. — Уже неделю думаю, сказать тебе или нет. Пахнешь просто чудесно! — Двое всегда мешают запахи и это просто волшебно, — негромко сказал за его спиной Есан. — Ты знаешь? — воскликнул, поворачиваясь, Джисон. Есан насмешливо приподнял бровь — и он смущённо поперхнулся воздухом. Откашлявшись под тихий смех Минги, спросил: — Чонхо? Это Чонхо тебе сказал? — О, да, — холодновато улыбнулся Есан. — Он же должен был как-то объяснить твой запах на себе, не так ли? — Я всё хотел зайти и спасибо сказать, — опустил виновато голову Джисон. — Он и сам рвался зайти к вам, да вот только твой волк так испуганно на него нарычал, что Чонхо в полном недоумении. — Мы пока никому не говорим, — промямлил Джисон. — Он боится, наверно, что Чонхо всё поймёт, а я его обвиню... Он не знает о... Он пока не знает, что это твой альфа мне помог... Внезапно на лице Есана появилась мягкая и задумчивая улыбка. — Мой альфа... Мой... альфа, — повторил он. — Ну... да. Жаль, если всё будет не так... Ладно. — Он посмотрел на них с Минги решительно и сказал: — Нам надо будет сходить с вами к месту силы Звёзд. И попросить у духов помощи в вынашивании благой вести для волчьей слободы — ваших детей. — Мне кажется, что ещё Енджун... — вдруг робко сказал Минги. — Но он точно пока и сам не знает... — Да, и он тоже, — согласился Есан. — Вот ведь, да? — Он посмотрел на Джисона и покачал головой. — Кто бы мог подумать, что у него всё сложится. Джисон кивнул и задумчиво спросил: — А ты, Есан? Как у тебя?.. Чонхо говорил... — Ты не хочешь этого знать, — тихо и твёрдо перебил его Есан. Джисон удивлённо посмотрел на него и открыл было рот, чтобы возразить, но... Не стал. Если Есан так хмурится, значит, не хочет пока об этом говорить. Что же... ладно. Он улыбнулся и стал прощаться с Минги. — Я останусь пока, — бледно улыбнувшись, сказал шаман. — Мне надо кое-какие советы дать, да, Минги? — Да, — кивнул покорно Минги и блаженно улыбнулся Джисону. — До завтра, омежка.***
— То есть мне никому нельзя было говорить, а ты... — Минги сам понял! — возмутился Джисон и язвительно усмехнулся: — Учуял чуть не раньше тебя! — Он же беременный, — удивился Хёнджин, — конечно, он чует. Мой папа тоже чуял всех и вся, настроение вмиг угадывал, ты слова ещё не сказал — а он уже: "Что случилось?" — Он поставил на стол миску с нарезанной мелко морковью и кивнул на неё: — Ешь! — Не хочу, — скривился Джисон. — Ты же знаешь: не люблю морковь! — А Чонхо сказал — первое дело! — твёрдо отрезал Хёнджин и замер, так и не поднеся ложку, которой пробовал рагу из казана, на вкус. — Та-а-ак... — злорадно протянул Джисон. — Интере-е-есно. Хёнджин с силой выдохнул, быстро развернулся и подсел к нему на лавку, сразу обнимая. — Но он у нас лекарь, ты же знаешь, Сонни! — замурлыкал он в ухо назло ему фырчащего омеги. — Как я мог не спросить? А он сам догадался! Что я мог сделать? Я с ума схожу от того, что не могу тебе ни утром помочь, ни когда ты плачешь иногда утешить. А вот стал ты травки пить, что он дал, — и сразу настроение сменилось, да? — Ты мне ещё и травки, не спросив, даёшь? — вспыхнул Джисон. — Конечно, мне же надо о тебе заботиться! — усиленно затарахтел Хёнджин, начиная ловко оглаживать омеге шею и животик. — Я не хотел тебе говорить, что сказал ему, чтобы ты не пыхтел, как ёжик, и не обзывался, зато ты и спишь спокойнее, и не плачешь вот уже три дня! А морковку надо кушать, надо! — убежденно закончил он. Джисон цокнул и закатил глаза. Но подвинул миску к себе и стал жевать рыжую и чуть сладковатую от пол-ложечки мёда морковь. Ну... Можно было жить.***
Вечером они пришли в нарядный новый дом Ликса. Он был прекрасен. И дом. И Ликс. И всё-всё! Джисон увидел Минхо и рванул к нему, обнял брата со спины и зашептал: — Братишка, Минхо... Мне столько надо тебе рассказать... Старший обернулся и обнял Джисона в ответ. Но когда Джисон отстранился, чтобы посмотреть Минхо в глаза, увидел в них глухую печаль. — Что случилось? — тихо спросил он. — Что?.. — Нет, нет, — тут же дрогнул губами в улыбку Минхо. — Всё хорошо. Ты хотел... Ты Ликса поздравил? — Нет пока, — улыбнулся тут же Джисон, — пойдём вместе? Или ты.. — Пойдём, — кивнул Минхо, — я поздравил, но могу и с тобой ещё раз. Ликс как-то изменился. Он стал плавнее в движениях, осторожнее немного в улыбках — как будто боялся расплескать то огромное счастье, которое сияло с его больших медовых глазах. Он восхищённо ахнул, увидев расшитые пояса, и тут же надел на Чанбина его пояс и потребовал, чтобы тот надел другой на него. Он снова обнял Минхо, принёс Джисону вкуснейший напиток в большой резной кружке, а Чанбин сказал, что эту кружку он вырезал именно для старшего брата своего мужа. Потом они пошли к только что пришедшим Минги и Юнхо, а Джисон стал искать своего альфу глазами. Хёнджин стоял рядом с Чонджином и Юто невдалеке, у раскрытого настежь окна. Братья Хван, по скромному мнению Джисона, были сегодня самыми красивыми альфами среди всех. Оба высокие, стройные и сильные, большую часть своих светлых волос они забрали в хвосты и чуть небрежно украсили серебряными снурками. В светлых рубахах и тёмных штанах, с перепоясывающими торс перевязями — они, словно две Звёзды, сияли своими белозубыми улыбками. Но глаза Чонджина светились нежностью и покоем, когда он смотрел на мило розовеющего перед ними омегу, а Хёнджин... Он тоже улыбался, но явно не был спокоен: его брови так и норовили сойтись на переносье, а ноздри трепетали, как будто выискивали какой-то аромат — самый важный, видимо, для него аромат. И только когда его взгляд нашёл глаза восторженно и откровенно рассматривающего его Джисона, в нём появилось оно — яркое, словно солнце, счастье.