✧✧✧✧✧✧
Санрайз будто сам один из этих коротышек — не сидит на месте и скачет туда-сюда. Правда, на качелях с горками не лазит. Для этого он уже слишком большой. Может позволить себе с детишками поклеить наклейки или порисовать, раскрасить что-нибудь, помочь или ответить на какой-нибудь занимательный вопрос. Или уберечь от клея с блёстками — весёлая штука, но ужасно пачкается. Иногда приходится прогуливаться из угла в угол, вместе с тем наблюдая за каждым. Помещение ведь и впрямь огромное: умудрилось уместить в себе медвежью долю скромных детских аттракционов, словно на самой детской площадке. Как и в любом детском саду, в саду Пицца Плекса рисунки юных талантов имели место быть: были развешаны где-нибудь над родительскими столиками или у поста, где обычно должен находиться второй воспитатель вне своей смены. Санрайзу пришлось вспомнить о Мундропе тогда, когда кто-то из детишек упомянул о нём. Из-за этого парниша невольно поднял голову в поисках звездатых штанов — обнаружены на привычном месте. Правда, привычное место Мундропа могло быть любым углом в саду, или и вовсе во всём здании. Ноги либо совсем никуда не тянут, либо волочат куда угодно. Санрайз поймал на себе взгляд красных глаз. Естественно не настоящих — красными они были от линз. Обычный, спокойный и беспечный взгляд его уже не удивлял, а порой даже радовал. Это могло означать, что всё в норме, и, может быть, ему дадут очки милосердия? Так их прозвал Санрайз после первого короткого диалога с Мундропом, во время которого он не услышал ничего язвительного в свой адрес. Сделалось приятно, а когда подобное участилось, и вовсе спокойней — не приходилось переживать каждую минуту. Санрайз высоко вскинул руку и помахал Муну, не забыв при этом улыбнуться. Хотя, как это: «не забыв»? Его улыбка всегда была искренней. Мундроп даже не скупился на ответ. Правда, простой и ленивый: всего лишь мотнул ответно пальцами, а после опустил взгляд на стол и в сторону коллеги больше не смотрел. Вечно вокруг него какие-то бумажки да ручки. И неудивительно порой замечать там что-то цветное: у ребятни запросто можно стащить какой-нибудь текстовыделитель. Только неясно: записывает Мун там что-то, или чиркает. Список неудач Санрайза? Например, когда ужасно липкий клей прыснул на полосатые штаны… или когда он нелепо шмякнулся, споткнувшись о мягкий кубик. Ну и ладно. Зато не проигнорировал. — А вы дружите? — тут к воспитателю обратился мальчишка. Это был достаточно активный малый добрейшей души. Санрайз не подал виду, но вопрос первым делом заставил его задуматься о ком идёт речь, и лишь только потом удивиться тому, что мальчику это интересно. Но он ответно приподнял уголки губ, сочинив для ребятёнка хороший ответ. — Ну, что ж, можно сказать и так. Да, мы не во всём согласны, но дружить — дружим, — и Санрайз поводил бровями, выразительно раскинув руки. Как жаль, что это было неправдой. Мундроп не вот тебе самый приветливый, а задевал Санрайза далеко ни раз. Только тому было бы слишком пагубно показывать это. Это доказало бы, что Санрайз не достоин, что он мягок и слаб. Да, он понимает, что во многом ещё тот дурак в чужих глазах, но знает, что имеет здесь немалый успех, который ответно должен укалывать враждующего. Или он слишком самонадеянный… — А почему интересуешься, солнце? Мальчишка округлил глазки в изумлении, будто обычный вопрос оказался сложнее самой заковыристой загадки. — Но ты же Солнышко! Теперь удивился воспитатель. Санрайз думал, что мальчик улыбнётся такому ласковому обращению, и ответит что-нибудь в духе: «просто интересно» или «не знаю». Конечно, было любопытно то, как дети понимают их образы, но ведь не так топорно, верно? У Санрайза в голове возник чудесный ответ. — Хм, то же верно, — он задумчиво провёл пальцем по подбородку. — А ты знаешь, что наше Солнце — это огромная звезда? — Нет… А как это? — А вот так! Она, как маленькие огоньки при ночи, только во мно-о-ого раз больше и светит днём. Значит, можно сказать, что маленькие звёздочки тоже солнышки? А за этим идёт, что солнышки и вы? Научной достоверности — ноль. Но звучало безумно сказочно. А главное, что мальчишка слушал, а вместе с ним пригрели ушки ещё другие малыши. Им явно понравились речи Санрайза, чему доказательством были тёплые детские улыбки. Разве это не очаровательно? — А Мундроп? — Луна! Почему… Почему Мундропа нельзя забыть в этот момент? Столько на раз-два не сочинишь! Не знает Санрайз, что придумывать на этот счёт. Сказки кончились. Куда бы деться? — Ох, ну подумайте сами — день сменяется ночью, ночь днём. Солнце и Луна — две разные вещи, правда? Вот и при Луне вы перестаёте быть солнышками и становитесь звёздочками. Всё просто, правда? Как много странных и неприятных речей… Будто Санрайз наплёл самую ужасную ложь. А что если дети начнут задавать вопросы Мундропу? По поводу и Солнца со звёздами, по поводу друзей, почему Мун Луна, или ещё что-нибудь придумают… Да Санрайза поднимут на смех! — Но ведь звёзд днём не видно, — заметила одна девочка. — Так! — оборвал Санрайз. — Это очень серьёзно, и чем больше мы говорим об этом, тем скорее и страшнее разобьётся наше счастье. А если это случится, то не будет Луны и Солнца. Понимаете? Дети охнули и единогласно закивали, не желая спорить. По их личикам нельзя было сказать, что хоть один сомневался в словах воспитателя. Действительно, им же очень ценна дружба Солнца и Луны? Которой нет. Господи, почему… Санрайз никогда не думал, что будет отмахиваться от дополнительных вопросов подобным образом. Не в его стиле. В стиле Муна. Ребятня, вроде как, не стала зацикливать на этом внимание, потому вопросы кончились сразу, как прозвучал подобный завет. Санрайз заметно расслабился, уже не напоминая шута-сказочника. Шута всё равно напоминал… но не сказочника! Блуждающий взгляд снова находит коллегу. По всей видимости, сборище вокруг Санрайза заставило Мундропа так же обратить своё внимание: смирно сидя и не выпуская ручки из рук, он глядел в их сторону. И как долго он наблюдает? Сделалось некомфортно. На сей раз Санрайз сделал отстранённый вид, стараясь не напрягать себя чужими взглядами и мыслями о них. Забылось почти сразу, когда одна девчонка увела воспитателя за собой, прося помочь с пластилиновым медведем. Если дело доходит до пластилина — перчатки нужно стянуть, иначе картина будет не из приятных. За этим следует вопрос об их надобности…✧✧✧✧✧✧
С какой-то стороны, Санрайза не должно это волновать, но от этого «должно» он не переставал наблюдать за работой коллеги. Его удивляла картина того, как весьма придирчивый парень возился с детьми ничуть не хуже него. А он умудрялся сомневаться? С нельстивым первым впечатлением как не засомневаться в доброжелательности второго воспитателя? Но любви к детям у того было явно больше. Надменность, или ещё каким грубым словом, безразличие, сменялись лаской. Или чем-то очень похожим на это. Действительно, будь Мун невнимательным или плохо проявлял себя в отношении цветов жизни — его бы здесь не было. Да и заметно, что дети любят Луну. Всё, что знал Санрайз — это то, что они коллеги и обязаны сотрудничать. Если так взглянуть, говорить плохо о людях он не любит, но, когда тебя с порога сравнивают с плиткой, по которой ступаешь своими ногами — вызывает мало удовольствия. Мало ли, у кого какие причины, но даже к малым очкам милосердия они пришли с трудом и с боем. Негласным. Санрайз… и этому рад? Более чем. Может, получится сказочное враньё превратить в явь? Как только Мундроп отдаёт последнего ребёнка родителю, он, не спеша, бредёт к столикам и сгребает оставшиеся карандаши с фломастерами в руку, возвращая в пластиковый стаканчик. Чистые листы, детские альбомы становятся на свои места, принимая более опрятный вид, готовясь принять удар на следующий день. Не потребовалось много времени, чтобы Санрайз заметил это и тут же подскочил, чтобы уйти в гримёрную вместе. Мун, не произнося ни слова, оставил только загадочную ухмылочку и короткий взгляд, выбрав путь к нужному помещению. Санрайз поплёлся следом, не нарушая тишины. По пути он стянул ободок, что знатно отдавил кожу за ушами — в этом минус подобных украшений. А как потёр отдавленное место, стало значительно легче. — Как смена прошла? — будто обыденно задаёт вопрос Санрайз, желая завязать диалог. Какой у него шанс? — Обычно, — коротко отвечает Мундроп, не заботясь о насыщенности своего ответа. И даже не интересуется ответно! Хотя, чему тут удивляться? Это в норме вещей. Даже в норме вещей не придержать дверь перед чужим носом. Хотя, он мог наблюдать смену Солнца в течении первой половины дня… Наконец открывается вид светлой гримёрной с дополнительной комнатой для особо стеснительных. Её дополняло длинное зеркало вдоль стены, под которым удобно уместился стол. Краткий и ясный ответ заставляет забиться ком в горле. На лице сделалось непонятливое выражение. А дальше что? Если каждый новый ответ будет подобен этому — сухим — никакого диалога не построится и Санрайз просто отчаянно падёт, как и бывало прежде. — А ты… — он думал, как было бы тактичнее поинтересоваться. — … Как к работе нашей относишься? — Как к работе — серьёзно. У меня свои обязанности — у тебя свои, — Мундроп взглянул так, будто вопрос коллеги был чем-то очевидным и глупым. Всё сразу становится ясно — говорить либо не хотят, либо всё было слишком скучным и обычным. — Да, конечно… А к нам? Мун замолчал, и в конечном итоге вопросительно поднял бровь, разведя руками. По всей видимости, вопрос звучал неоднозначно, ведь никаких «них» не было. Действительно — Санрайз не умеет разговаривать. Господи, идиот… Как тактично начать говорить о служебных отношениях? Наверное, как угодно, но только не так! — Ну, к дуэту?.. — прозвучало слишком неуверенно и переломанно, что заставило Санрайза неестественно повертеть ободок в руках и даже скривиться в лице. Дуэт — как звучит… торжественно, громко? самонадеянно? Очень. — Ха, — и Мундроп усмехнулся. — Ты о нашей «дружбе», что ли? — сначала он указал на себя, а после на Санрайза, усевшись на ближайшее кресло. Это для того, чтобы не упасть со смеху? Дружба… Серьёзное и важное слово, не применяемое во взрослой лексике почти никогда. Сама жужжащая «ж» говорит о чём-то детском. Друж-ж-жба — почему Санрайзу так кажется? Не в его духе. А ещё, что ему явно не кажется, так это то, что дети сломали всю сказку, позабыв о завете воспитателя. — И так можно сказать. Просто не хочется оставаться на уровне коллег без чего-то общего… От улыбки напротив становится не по себе. Вроде как, уже приходилось видеть что-то подобное на чужом лице, но теперь в ней было что-то… не такое насмешливое, как обычно. Что-то явно теплее, но не без лёгкого прищура красных глаз. — Можно попробовать, но ничего тебе не обещаю, — в добавок к своему умозаключению Мундроп наконец стягивает звездатую шапку, что тут же звенит бубенцом. Тот, кто придумывал дизайн Солнца и Луны — на них однозначно помешан. Зловредная шапка, в которой наверняка нередко бывает жарко, заставила прямые волосы наэлектризоваться и забавно потянуться вслед за убором. Очевидно выкрашенный в белёсый, отдаваемый голубым волос. Но сейчас от этого зрелища не становится забавно! Санрайз значительно меняется в лице: от лёгкой нервозности до заметного разочарования. То есть, это он здесь будет таскаться за Мундропом, а тот и бровью не поведёт, пока увлекательнее не станет? Что за ерунда, кто так делает?! — Почему… — Что «почему»? Санрайз нахмурил брови и тягостно вздохнул, свесив руки. — Почему для тебя, я будто какой-то вредитель и пустое место? Лично тебе я не приношу никаких проблем, а очки милосердия получаю так редко, что уже не просто обидно, а злобно. Тебе нравится, что ли? — секретное словосочетание перестаёт быть таковым. От этой мысли что-то стиснулось внутри, предчувствуя, как сейчас на этом сделается акцент. От того виски ещё больше налились отчаянной обидой. — К тебе я добрее, чем к кому-либо другому, ладно? — в привычной манере Мундроп закатывает глаза и мотает головой, будто сказанное значило так много. Нет, ну почему же, к детям его душа расположена куда больше. С глэм-звёздами он контактирует никак, вероятно, из-за того, что это в целом не обязательно, в чём Санрайз наоборот преуспел. Но больше всего удивило игнорирование странного выражения. Ух-ты? — … Правда? Ты не обманываешь?.. — Как пожелаешь, — Мундроп занялся воротником, что слетел так же стремительно, как и слова. Так много заинтересованности… — Ты издеваешься! — Санрайз выпалил это так громко и внезапно, что его самого пробило дрожью. Ободок в его руках мог вполне себе выскочить во второго воспитателя, что своим поведением уже невыносимо выводил из себя. Даже Мундроп умудрился удивиться при подобной картине: лицо коллеги искривилось в возмущении и недовольстве, а ненакрашенная часть значительно покраснела, говоря о наступившем гневе. — Почему ты себя так ведёшь? На вопросе Мундроп вскинул брови, оставляя веки припущенными. Примерно так выглядят дамы в барах, набивающие себе цену. Он поднялся с алого кресла и шагнул к коллеге, значительно сократив расстояние. — Мама воспитывала меня проверять людей, прежде чем водиться с ними, — он горделиво вскинул острый нос и подбоченился. Смешно. Но как жаль, что Санрайз сейчас был не в том настроении, чтобы воспринимать эти шутки. Или чем это было… Он застыл, не имея представления, как на это отвечать. Морщины сгладились, превратившись в изумление. Помимо этого, натиск чужой тени заставлял горбиться под её тяжестью. Неудобно. Некомфортно… — Я не понимаю… — Расслабься. Чужая рука слишком неожиданно ложится на плечо. Санрайз бы шарахнулся от неё, больно мало было пространства для побега. И так же внезапно длинные пальцы потёрли меж собой ткань красного ворота, оттягивая к себе. — Будет Солнце и Луна. С солнышками и звёздочками, — и второй воспитатель оставляет привычную полуулыбку. Точно у какого-то пупса длинный язык! И ведь нельзя будет докопаться до чьего-либо чада с вопросом, мол, кто тут такой любопытный? Санрайз на месте ребёнка испугался бы и расплакался. Его не разочаровала детская простота — было наивно надеяться, что кто-то особенно впечатлительный не полюбопытствует у Мундропа о чём угодно. Но обескураживало то, что его не заставляют стыдиться выдуманных сказок. Санрайзу дали надежду? Ура, кончатся обидные шутки? Ура? Он не понимал. Мундроп оставил его, напоследок задорно дёрнув колокольчик на шее, что тут же разбавил томную тишину звонким треском. Он вернулся к зеркалу, занявшись более полезным и желанным: спустил завязку с талии и мишуру, скинул перчатки и принялся смывать краски, вероятно, торопясь покончить со сменой. Как он это делает? Безмятежность на чужом лице не заставляет нервно пульсировать бровь, чувствуя удачную манипуляцию над собой. Может, стоит довериться Муну на сей раз? Сейчас он не казался таким гадким. — Ты не шутишь? — Санрайз решил ещё раз попробовать убедиться в происходящем, что это не было очередной ложью. Такие ненавязчивые действия, будто игра, всё ещё не позволяли разуму отдаваться такой правде. Мундроп прекратил смывать краски и положил руки на столик. А развернулся в сторону Санрайза только после глубокого вздоха. Не смытый до конца грим заставил зазудеть лицевые нервы из-за желания глупо улыбнуться. Но это удалось сдержать. — Не шучу. Успокойся и поторопись переодеться сам. Я тебя ждать не буду, — Мун мотнул в сторону Санрайза ладонью, возвращаясь к себе любимому, будто поторапливая. Как не поверить этому взгляду? А слова? Это ли не тонкое предложение уйти вместе? Тут Санрайз непроизвольно улыбнулся, почти засветился. От приятной мысли на душе стало радостно и что-то вдруг заплескало. Он кивнул и послушно скрылся в соседней комнате. Там его встретило собственное отражение в вытянутом зеркале: вторая сторона лица обратно побледнела, оставив только лёгкий розовый румянец и множество конопушек. Первая же часть была спрятана жёлтым полумесяцем. У Муна так же. Только его месяц был синим, а кожа несколько темнее и без всяких дополнительных атрибутов. Санрайз не стал задерживаться здесь, потому скоро освободил себя от пут душного костюма и сковывающего грима. Родная одежда заметно расслабила. При выходе из раздевалки в гримёрной никого не оказалось. Костюм Луны висел на привычном месте, не имея возможности сообщить, куда вдруг делся хозяин. Санрайз опоздал? Или его с самого начала не собирались ждать. Костюм Солнца приземлился рядом, почти соприкоснувшись со вторым. Вместе они смотрелись гармонично. Насколько гармонично вместе смотрелись Санрайз с Мундропом? Так же гармонично, как и эти звёзды и красно-жёлтые полосы? И всё-таки он расстроился, так и покинув помещение раздосадованным. — Наша принцесса слишком долго крутится у зеркала, — слышится язвительное замечание.