Зачем, мой друг, ты мыслишь так странно?
«Эпос о Гильгамеше», таблица 7.
Пока Ло Бинхэ предпринимал попытки расшифровать найденную в библиотеке загадочную рукопись, он успел десятки раз пожалеть, что годы, в которые Чжучжи-лан занимался его лингвистическим образованием, он безалаберно потратил на игры. Теперь едва сохранившиеся неустойчивые знания с трудом удавалось применить на практике. Но кое-какие предположения у него все же были. Знаки напоминали слоговую письменность северных народов. И при тщательной вычитке двух соседних заметок (они сопровождались датами, которые на удивление нетрудно было опознать) можно было обнаружить, что внутри каждой заметки одинаковые слова встретить можно, а в разных заметках — нельзя. Исходя из этого Ло Бинхэ предположил, что текст написан на неком достаточно известном диалекте, но зашифрован. Вернее, на его известность Ло Бинхэ приходилось лишь надеяться, не то расшифровку рукописи пришлось бы бросить. В библиотеке можно было бы найти энциклопедии шифров, разобрать собранную в архиве политическую корреспонденцию «своей» и «вражеской» сторон за годы войн в ходе централизации власти, однако делать все это в одиночку было слишком трудно. А Шэнь Юань на просьбу о помощи угасал во взгляде и с нежной улыбкой отказывался. «Бинхэ, он растет в сердцевине Бездны, на самом дне кратера. Оно не стоит того». Шэнь Юань не отнимал и не прятал рукопись (как вполне мог сделать Чжучжи-лан), однако одного раза, когда Шэнь Юань осунулся и окаменел при виде книги, Ло Бинхэ хватило. — Сегодня я даже посчитал частоту появления всех слогов в первой заметке. Завтра нужно будет свериться со статистикой из энциклопедии и, может, получится сопоставить слоги с реальными… Я так много сделал, хотя делаю это тайком. Это все из-за тебя… Обиженно поджав губы, Ло Бинхэ нещадно гнул рукопись в пальцах. Виновника, к которому была обращена эта речь, не было в комнате. Они снова рисовали вечером, и Ло Бинхэ доверчиво уснул на плече Шэнь Юаня, а тот, воспользовавшись этим, отнес его в постель и улизнул из замка. Ло Бинхэ даже снял шумоподавляющие талисманы, наложенные на стены спальни, в надежде, что сумеет проснуться от шума. Он действительно проснулся, но, увы, от грохота упавшего на кухне котла. — Разве не ты преследовал меня? А теперь, когда мы наконец сблизились, только и ищешь повод, чтобы улизнуть… «Надо будет предложить Чжучжи-лану скорее поженить вас. Может, от такого сближения он таки к своей «родне» на небеса сбежит». Только на истечении пятой стражи Ло Бинхэ услышал приближающиеся шаги двух торопливых ног. Дверь толкнули, и на пороге застыл Шэнь Юань, удивленный видом бодрствующего Ло Бинхэ. Голова его насквозь промокла, и по виску стекали одна за другой капли воды. На время побегов Шэнь Юань всегда сменял одежду и снимал обувь, потому вначале Ло Бинхэ думал, что так он пытается скрыть свои ночные исчезновения. Вот только высушить волосы и обтереть кожу Шэнь Юань почему-то даже не пытался, каждое утро демонстрируя Ло Бинхэ мокрую спину. Шэнь Юань не имел цели обелить себя, и подобное безразличие Ло Бинхэ даже расстраивало. — Ученику демона снов не спится? — Шэнь Юань смущенно улыбнулся, но не стал извиняться, поспешно затворив за собой дверь. «Вот кто лужи по всей проходной разливает». — Я хотел спать, но не стал. Я специально ждал тебя. Ло Бинхэ уже спрятал рукопись под ковер, и теперь его слова, подкрепленные отсутствием в его руках какого-либо занятия, звучали воистину удручающе. — Полотенца всегда лежали в шкафу. Ты что, не брал их, чтобы меня не будить? — вздох. — Садись, — похлопал Ло Бинхэ по подушке рядом. — Не хочешь объясниться? Брови Шэнь Юаня взлетели вверх. Он усмехнулся и, подойдя к Ло Бинхэ, сел на соседнюю с ним подушку. От него пахнуло теплом и влагой утонувшей в дождях наружности. Шэнь Юань скользнул взглядом по разбросанным на столе черновым записям Ло Бинхэ, которые тот не успел спрятать, но затем отодвинул их, освобождая свой примятый рисунок тушью. — Этот мастер видит, что Бинхэ не приучен к каждодневным прогулкам. Слова Шэнь Юаня мгновенно подняли в груди волну возмущения. Привыкнув к беззаботной жизни и прогулкам под светом солнца, Шэнь Юань до сих пор не понимал до конца всю опасность и суровость жизни тут. Ведь, живя в человеческом мире, он вряд ли сталкивался со столь длительным сезонным бедствием, как горячие дожди Бездны. — Если бы мастер Шэнь действительно был поборником здорового образа жизни, то пригласил бы присоединиться к своим прогулкам. Но на деле, выросши тепличным ребенком, А-Юань наслаждается подростковыми побегами. На самом деле, Ло Бинхэ так не думал. Ему даже казалось, что выбор между замком или пустыней не имел никакого значения для Шэнь Юаня. Если днем в обществе Ло Бинхэ Шэнь Юань мог улыбаться и язвить, то, пришедший со своих ночных прогулок, он никогда не выглядел посвежевшим, удовлетворенным. Быт, пейзажи Бездны — все это было одинаково скучно для него. И Ло Бинхэ охватывала тревога от ожидания, когда и он станет «скучным». Шэнь Юань горестно вздохнул, смыкая веки. Вниз по его переносице стекла капля воды, задержалась на кончике носа и, сгустившись, упала на рисунок. Ветви мэйхуа, вчерашним вечером старательно обрисованные тушью, расползлись по бумаге грязным пятном. — Вряд ли Бинхэ захочет гулять под разъярившейся стихией. И этот Шэнь прекрасно понимает его, так как каждую ночь видит за стенами этой обители один и тот же печальный пейзаж, — на губах Шэнь Юаня затлела улыбка, а рука его легонько огладила сжатый на коленях кулак Ло Бинхэ. — Этому мастеру горестно думать о том, что Бинхэ живет в подобных условиях всю свою жизнь и не видит ничего иного. Ло Бинхэ не знал, что на это ответить. Если бы на месте Шэнь Юаня был какой-то другой человек (хотя даже помышлять об этом было самонадеянно: живой человек в Бездну не сунется, и Шэнь Юань был тому прямым доказательством), Ло Бинхэ бы разозлился. А раз это был Шэнь Юань, то его жалость просто не имела смысла. — Какой смысл растрачивать сердце на то, что ты не в силах изменить? В то время как есть вещи, которые действительно стоят внимания… Ло Бинхэ насупился, и направление его взгляда было легко угадать. Шэнь Юань также взглянул на отложенные в сторону черновики, но лишь покачал головой. — Чашкой воды не потушить загоревшегося воза дров. Ло Бинхэ вновь почувствовал прилившее к щекам возмущение. Все его старания и надежды о возвращении Шэнь Юаню живого и чувствующего тела вновь остались без внимания. В горле уже клокотал дерзкий ответ на сказанную Шэнь Юанем заумную идиому (смысл которой, впрочем, Ло Бинхэ сразу же разгадал), но Шэнь Юань и здесь опередил его, обезоружив слепой вдохновленной улыбкой: — Этот Шэнь хочет верить, что Бинхэ коснется свет солнца, а не тьма Бездны. И, не дав Ло Бинхэ вымолвить и слово, он привлек его за талию, запечатлевая на губах поцелуй. — Тебе нужно отдохнуть. Больше я никуда не уйду. Свернувшись клубочком, Ло Бинхэ лежал на безбрежном белом полотне. В его белизне даже бледная кожа Ло Бинхэ сияла оливковым отливом. Чернильная река (где только затерялся ее исток?) выползла из-под подола халата и растеклась, да не под уклон, а по собственной шалости. В один миг из побегов выросли могучие дубы, стелясь поверх вбитых в землю величественных гор. Ло Бинхэ сел, пытаясь окинуть картину целиком. Сам он на ее фоне был столь незначителен, но с тем столь реален, что отличался от нее, будто совершенно иной мир. И этому же миру, его миру, принадлежало склонившееся над полотном Солнце. Прежде чем открыть глаза, Ло Бинхэ стиснул пальцы на запястье. Тогда рука забеспокоилась, и Ло Бинхэ запоздало осознал, что уже зажал ее между подушкой и собственной щекой. Шэнь Юань сдержал обещание. — Бинхэ. Ло Бинхэ разомкнул глаза. Полумрак комнаты, застывший воздух непроветриваемой спальни и мерный шум дождя за окном привычной пеленой заслоняли сознание, но в воздухе стало как будто тише. Шэнь Юань приподнялся на локте и освобожденной рукой огладил лоб Ло Бинхэ. Тому же подниматься не хотелось: было незачем и не хотелось разрушать ощущение совершенной близости в этой бесконечной череде дня и ночи. Веки начали смыкаться, но его вновь позвал тихий настойчивый голос. — Бинхэ. — Что? — буркнул Ло Бинхэ и тут же пожалел о собственной грубости, ловя руку, которая и не хотела отдергиваться, и в извинении прижимая ее к губам. В ответ на это раздался едва сдерживаемый смех. — Бинхэ, — чужие пальцы, словно вспорхнувшая бабочка, пощекотали губы, — этот мастер хотел бы попробовать сделать с тобой кое-что совершенно новое. «Что этот жест значит?» От замешательства у Ло Бинхэ оборвалось дыхание. «Это действительно то, что я думаю? Старейшина?» Поцелуй «на ночь», теперь двусмысленные намеки. Неужели длившееся неделями бездействие Шэнь Юаня объясняется тем, что, начав действовать, он уже не в состоянии остановиться? Ведь так и было при его жизни: начав грешить вкусной едой и любовным чтивом, этот мастер не мог остановиться даже во имя просветления собственной души. «Тетушка, отец и, наконец, двоюродный брат… При всех достоинствах твоего рода я всегда считал вас неостановимым веретеном бесстыдства! Но вы всегда находите себе пару под стать…» Шэнь Юань улыбался, смотря на застывшего Ло Бинхэ. Верно, по выражению его лица легко можно было угадать творящийся в сознании беспорядок, раз следующее, что решил сказать Шэнь Юань, было: — Только этот мастер хотел бы попросить старейшину Мэнмо оставить нас. «Старейшина. Мне нужен шичэнь». «Половина. Он сам не знает, что нужно делать, а ты за шичэнь и кровью истечь можешь». «Старейшина!» Ло Бинхэ вновь задышал, но теперь ему катастрофически не хватало воздуха. Он жадно хватал его ртом, путаясь при этом в завязках рубахи. Но чужие руки мягко накрыли его запотевшие ладони. — Старейшина ушел? — вкрадчиво заглядывая в глаза, спросил Шэнь Юань. Пунцовый от волнения, Ло Бинхэ закивал головой. Шэнь Юань удовлетворенно улыбнулся, ни голосом, ни взглядом не выдавая волнения. — Бинхэ. Я хотел бы поговорить с тобой кое о чем наедине. Ловкие пальцы туго затянули все завязки, вновь закрывая грудь несопротивлявшемуся Ло Бинхэ. Опустив его руки на колени, Шэнь Юань вложил ладони Ло Бинхэ в свои, доверительно сжимая. Прикосновения Шэнь Юаня были едва ощутимо теплы, или скорее прохладны. — Я спрошу, хотел бы ты, Бинхэ, покинуть Бездну и жить в моей школе Цанцюн? Этими словами Шэнь Юань присыпал тлевший в Ло Бинхэ жар. Как-то сразу всплыл в памяти урок от Мэнмо, что новый союзник сразу перестает быть таковым, как только с его подачи начинают слабеть связи с прежним окружением. Ло Бинхэ переплел свои пальцы с чужими. — А-Юань, я не люблю мечты о несбыточным, потому что они умеют больно ранить. Поэтому прежде ответь: как это возможно? Шэнь Юань с уверенностью кивнул, будто ожидал подобного ответа. — Этот мастер в первые дни своего пребывания здесь любил приходить к границе Бездны и внешнего мира. На том маленьком кусочке земли было то, что напоминало ему о прошлой жизни. Ло Бинхэ тут же вспомнил то место. Он, как и другие демоны, не любил подходить слишком близко к границе двух миров, так как защитные талисманы подавляли его темную ци. Но по завершении четырехдневной битвы Шэнь Юань отнес его именно туда, положил под кроны деревьев в высокую траву и, должно быть, лежал рядом, пока не пришел Чжучжи-лан. И в тот день, когда Ло Бинхэ очнулся на мягкой траве и услышал отголоски пения птиц, он разделил эмоции Шэнь Юаня от этого места, ощутив незнакомый для себя покой и умиротворение. — Если пройти чуть дальше, то неизбежно наткнешься на барьер из печатей. Думаю, Бинхэ и так знает об этом. Этого мастера сразу же привлекло некоторое скопление из четырех талисманов. Энергия, коей они были запечатаны, была той же, что течет в этом глиняном теле и благодаря которой существует этот Шэнь. И признаться, я захотел их сломать в первый же день пребывания здесь. Ло Бинхэ не мог даже возразить этим доводам. Шэнь Юань много превосходил его самого по силе (и в мыслях это пришлось признать), а тот факт, что вблизи стены всякий демон начинал слабеть, ясно свидетельствовал об уязвимости талисманов прямому воздействию. Кроме того, если энергия была схожа, это могло и обмануть механизм заклятия. — А если на выходе нас будут ждать заклинатели? Или сами небожители? Возможность побега вскружила Ло Бинхэ голову. Он чувствовал в груди нарастающее клокотание, кипучую смесь торжества и злорадства. Руки, в которых он удерживал сжимающие его пальцы, задрожали, и, чтобы сохранить рассудок, унять блуждающее сознание, он вцепился в Шэнь Юаня с расспросами. — Как давно они обращались к тебе? Они следят за тобой? Как много они знают о нас? — Боги неожиданно перестали навещать меня с первой же ночи горячих дождей. До этого они давали строгие указания и критиковали мое поведение по отношению к тебе. Этому Шэню кажется, что сейчас стихия мешает им связаться со мной. Ло Бинхэ вспомнил первые недели их знакомства и те моменты, когда сознание Шэнь Юаня внезапно ускользало, а тело будто вовсе лишалось теплящейся внутри жизни. Каждый раз, когда Шэнь Юань приходил в себя, он будто немного отстранялся от Ло Бинхэ, взгляд его становился строже, а голос приобретал даже некоторую надменность. — Поэтому если и бежать, то только сейчас, Бинхэ. И что им делать после этого? Когда-нибудь небожители снова попробуют дозваться, и их будет ждать «приятный» сюрприз! — А дальше ты как… «Спроси его, безопасно ли в той школе». — Ты!.. Шэнь Юань помрачнел, ожидая продолжения вопроса. Однако Ло Бинхэ вел себя странно. Он неожиданно запнулся и покраснел иным, душным жаром. Тогда Шэнь Юань склонился к нему, ища потерянный взгляд, а Ло Бинхэ, будто наконец увидев его, загнанно воскликнул: — Он солгал! Он нас подслушивал! «Мальчик мой, я спрашиваю для тебя. Спроси у этого шарлатана, как он планирует прятать в заклинательском ордене полчжана темной ци». Шэнь Юань вздохнул и печально посмотрел на озаряющую лоб Ло Бинхэ алую метку. Блеск в его глазах померк, сменяясь смирением и, возможно (Ло Бинхэ было больно об этом думать), глубоким разочарованием. — Если Бинхэ сомневается, ему лучше отказаться. Этот мастер просто хотел поговорить, пока бездействие Небес дает на то возможность. Он отстраненно улыбнулся, как всегда улыбался, когда хотел закончить разговор. Прохладные ладони все еще обнимали руки Ло Бинхэ, но будто утратили всю прежнюю силу. Шэнь Юань хотел бежать — Ло Бинхэ был в этом уверен. Его сомкнутые губы весь прошедший месяц сдерживали внутреннее омерзение перед этой чахлой землей, пустыми мрачными коридорами и бесцветностью будней. Хотя сознание Шэнь Юаня было насильно заключено в глиняном теле, его душа, воспоминания и мечты находились за тысячи ли отсюда: в высоких горах, быстром течении рек и шелесте бамбука. Все нарисованные им картины были совершенно несовместимы с окружающей действительностью. И, рисуя каждую из них, Шэнь Юань хотел, как и Ло Бинхэ в своем сне, упасть на расчерченный лист и навсегда остаться там. Это было невозможно долее выносить. «Старейшина все же прав, — шум крови, нагнанный паразитами, заглушал монотонную болтовню Мэнмо, пытающегося внушить Ло Бинхэ что-то. Ло Бинхэ хотелось хотя бы на фэнь оказаться наедине со своими мыслями. — Шарлатан… Нет, манипулятор. «Если сомневаешься» — разве могу я не сомневаться? Он тоже хочет сделать из меня что-то, как и остальные взрослые. Загоняет в угол… Почему, чувствуя надо мной такую власть, он все еще мучает меня, заставляет принимать выбранные за меня решения? Ведь я все равно соглашусь. Так почему он не может просто пообещать, что позаботится обо мне?» — Нет, А-Юань. Я не сомневаюсь. Взгляд Шэнь Юаня прояснился, и он улыбнулся. Ноги проваливались во влажный песок, и тот путь, на который и раньше уходила половина шичэня, был еще более мучителен. Но все-таки Ло Бинхэ удивляло, насколько бесплодна и ненасытна эта земля, уже несколько недель непрестанно впитывающая влагу, но до сих пор ею не переполнившаяся. Шэнь Юань шел вровень, не обгоняя, ни отставая. Теперь Ло Бинхэ знал, какие одежды Шэнь Юань использовал для ночных прогулок, ведь данное Небесами простое белое ханьфу еще не успело обсохнуть с ночи, как Шэнь Юань вновь покрыл им свое тело. Перед тем как выйти под закладывающий уши ливень, Шэнь Юань зачем-то детально объяснил, как найти этот Цанцюн, как представиться (по легенде Ло Бинхэ должен быть сыном его друга детства), как зовут старшего ученика, какой из учителей добрый, а перед кем лучше прикинуться невинной овечкой. Вся эта информация, как окажется позже, глубоко войдет в сознание Ло Бинхэ, но одновременно с этим сейчас он будто вовсе не слышал эти лишние и неуместные слова Шэнь Юаня о далекой и незнакомой школе Цанцюн. Зачем было говорить о ней, если они еще даже не вышли за пределы Бездны? Неужели Шэнь Юань в действительности думает, что сейчас Ло Бинхэ это может хоть как-то помочь или поддержать? Ло Бинхэ почувствовал, что они подходят к барьеру, по каплям, что при попадании на кожу стали печь сильнее. Так работала регенерация, ослабевшая вместе с замедлившимся током ци. Затем песок посветлел, но, было видно, не из-за цвета или влажности. Среди крупиц начала пробиваться трава, и стебли ее, напоенные дождем, упруго блестели. Ханьфу, цеплявшееся за ветви кустарника, вспыхнуло не видимыми прежде сочными красками, но сладковатый запах, защекотавший ноздри, казался знакомым. Они вошли в островок жизни, прилегающий к границе. Здесь после поражения в поединке проснулся Ло Бинхэ. Мутная гладь барьера светилась изнутри, слепя раздраженные глаза. Что-то голубое и изумрудное рассекало горизонт, но из-за ряби, расплывавшейся от золотистой вязи талисманов, рассмотреть внешний мир было невозможно. Шэнь Юань оставил его руку, ринувшись к барьеру, а Ло Бинхэ, осмелев, скинул капюшон, пытаясь охватить взглядом уходящий в небеса купол. Ло Бинхэ не мог отличить упомянутые Шэнь Юанем четыре талисмана, но заклинатель быстро сориентировался и направил точечный и не слишком сильный поток ци в один из них. Этого оказалось достаточно, чтобы зависшая в воздухе печать потухла и Шэнь Юань перешел к следующей. С каждой снятой печатью Ло Бинхэ чувствовал, как силы возвращаются к нему, а вместе с ними в груди зарождалось тепло надежды. У Шэнь Юаня так быстро и так складно получилось то, с чем не могли справиться все демоны полтора десятка лет! Когда четвертая печать потухла и в неприступном ранее энергетическом барьере образовалось пустое пространство, Ло Бинхэ смело шагнул вперед, переступая границу миров. Его тело пронзила вспышка боли от лезвием прошедшего потока светлой ци. Сердце пропустило несколько ударов, а под кожей тревожно засуетились кровяные паразиты, зализывая внутренние повреждения и раны. Но когда Ло Бинхэ вновь сделал вдох, он уже был на другой стороне. Изумленно оглядевшись, Ло Бинхэ застыл, запрокинув голову и уставившись в небо. В рассветном мареве тлели звезды, а с земли поднималась свежесть и прохлада. Сладкие ароматы леса невероятным лакомством ощущались на языке. И спустя фэнь звенящей тишины над головой запел соловей: за барьером его голос был едва слышен, сейчас же при звуках чистого пения птицы сердце Ло Бинхэ наполнилось чистым восторгом. В одно мгновение он будто понял все, о чем тосковал и мечтал Шэнь Юань, — понял и тут же простил его. Обернувшись обратно к развернутому внутри барьера пустому пространству, Ло Бинхэ вытянул руку, готовый поймать чужую ладонь и крепко сжать. Но Шэнь Юань остался на месте, не сдвинулся ни на чи, по-прежнему стоя в границах Бездны. — Поторопись, Бинхэ! — как бы между делом бросил Шэнь Юань и начал поспешно вливать ци в только что разблокированную печать, но теперь лишь для того, чтобы активировать ее снова. У образовавшегося проема не было краев, как у расковыренного в бумаге отверстия. Между пустотой и твердой, будто камень, стеной ци была вязкой, не принявшей до конца форму, — и в нее, парой чи левее плеча Шэнь Юаня, вошел напоенный темной ци меч. — Что ты делаешь? — вскрикнул Ло Бинхэ и, запустив руку в проем, попытался притянуть Шэнь Юаня за грудки, но тот был недвижим, будто скала. По руке прошла судорога, и Ло Бинхэ, взвыв, отдернул ее. Шэнь Юань испуганно смотрел на трясущегося от боли Ло Бинхэ, но не сделал и шага вперед, и руки его даже не дрогнули, все еще пытаясь восстановить барьер несмотря на препятствие из вонзенного с другой стороны меча. — Бинхэ, ты должен идти без меня! Если я пойду за тобой, Небеса найдут тебя! Дождь заглушал слова Шэнь Юаня, и они были едва слышны из-за стука крови в ушах, но Ло Бинхэ встал как вкопанный, не веря и не принимая предложенную ему действительность. Глаза прорезали горячие слезы, а голос соловья умолк, умирая где-то на задворках сознания вместе с рожденной только этим днем мечтой. Все эти дни Ло Бинхэ винил Шэнь Юаня в эгоизме, в избалованности и капризах, но откуда ему было знать, какую по-настоящему жестокую судьбу уготовил его глиняный бог? «Глупый юнец, беги скорее без него! Ты погубишь себя, коли будешь стоять столбом у разорванного Небесного барьера!» В горле заклокотала злость и неприятие, в алой зажженной метке забурлила кровь, как кипящее масло. Проглотив вопль боли, Ло Бинхэ схватил Шэнь Юаня за запястье, рывком тяня на себя. И в тот момент, когда в чужих глазах мелькнуло сомнение, небо над головой Ло Бинхэ прорезала вспышка света. Это видение парализовывало своей непостижимостью, пронизывало восторгом и низвергало в пучины первобытного ужаса — но в единый миг все это могла испытывать лишь одна из присутствующих душ, что уже видела этот свет прежде. Страж же и демон, ослепшие и обездвиженные, могли лишь молча вслушиваться в приближающийся перезвон доспехов. Сияющее облако закрутилось в вихрь и, распавшись, представило устремленным взорам статного воина в роскошных одеяниях. Шэнь Юань, которого Ло Бинхэ так и не смог сдвинуть с места, перехватил удерживавшую его руку и рванул на себя, пронося демона через барьер. Восстановление печатей больше не имело смысла, следовало бежать, скрыться от божественного ока в сером паре нескончаемых дождей… но Шэнь Юань невольно поднял взгляд на лицо неописуемой красоты. И обмер, не смея более и шевельнуться. — Демон, преступив этот барьер, ты совершил преступление против Небес, которому нет оправдания. И я, Бог Войны Байчжань, сошел с Небес, чтобы привести в исполнение твое наказание. «Отбивайся и беги! Не стой же! Меч, хватай меч!» Но обе руки свело от боли, и даже дыхание давалось с трудом демону, что прошел через барьер небожителей дважды. Этому телу, обладающему столь чудовищной мощью, не нужен был проем, чтобы пересечь границу. Талисманы замерцали, когда небожитель взрезал плечом мутную гладь, — и вот он уже за барьером, объятый золотистым свечением, непроницаемым для дождя нечестивцев. Один взмах — и Ло Бинхэ оказался сбит с ног. Точечные порезы рвали его мышцы, лишали сил и сводили с ума. Боль пронизывала все тело, растекалась в траве спелой брусникой, забивалась в раны комьями песка. Ло Бинхэ выл, изнемогая от боли, от клокочущей ярости и унижения. Его не хотели убить, его травили как зверя. Но, прежде чем лезвие рассекло мальчишке череп, меж божеством и демоном вклинилась тень, принимая удар на себя. Лю Цингэ отшатнулся со смесью отвращения и неверия на лице. Чэнлуань отсек кисть руки, которой Шэнь Юань попытался поставить блок, и по инерции, прежде чем Лю Цингэ совладал с мечом, пронзил грудь стража насквозь. Когда Лю Цингэ вынул клинок, кровь в ранах окрасилась бурым, ссыпалась, и теперь рассеченное запястье блестело, будто скол на кувшине. Это лицо. Оно было до уродливого знакомо и с тем противоестественно чуждо. Лю Цингэ не знал, как воспринимать существо перед ним: как просветленную душу или безвольного голема. Но страдание, исказившее это лицо, парализовало руку неподъемной тяжестью Чэнлуаня. Поднеся другую руку к виску, Лю Цингэ с фэнь молчал, сомкнув веки, после чего окинул суровым взглядом две припавшие друг к другу фигуры. — Лучше выполняй свою работу, страж, — процедил Лю Цингэ и в тот же миг рассыпался искристым вихрем. Горячие капли дождя заливались в стенающий рот Ло Бинхэ, закладывали глаза и вымывали слезы. До этого дня он не знал, насколько может быть болезненна светлая ци, жалящая и разрывающая плоть изнутри так, что кровяные паразиты едва успевали сращивать вновь вскрываемые раны. Удары Шэнь Юаня, от которых Ло Бинхэ ложился на лопатки и встречался взглядом с облаками, теперь казались дружескими поглаживаниями по сравнению с этой злобной разящей силой. Из омута боли и одиночества Ло Бинхэ вызволили чужие руки, сначала непрестанно гладящие его плечи и голову, а затем поднявшие с земли, как малое дитя. — Мы вернемся домой, Бинхэ, — произнес спокойный голос над его головой. Ло Бинхэ разомкнул опухшие веки и увидел сначала обрубок руки Шэнь Юаня, и только потом его светлое лицо. В горле заклокотал последний всхлип, а после Ло Бинхэ обессиленно уткнулся в чужую грудь, глотая слезы. И Шэнь Юань понес его прочь от обжигающего нестерпимым светом барьера. По мере отдаления от границы силы возвращались к Ло Бинхэ и раны заживали быстрее. Когда Шэнь Юань преодолел ли пути и вышел на знакомые пустынные равнины, Ло Бинхэ уже чувствовал в себе силы подняться на ноги, но не хотел. Прижимаясь к чужому грязному и в прошлом им же продырявленному вороту ханьфу, Ло Бинхэ не желал даже думать о том, насколько, должно быть, смешно выглядит его долговязая фигура в чужих руках. Теперь, когда боль ушла, сердце его тоже успокоилось. Ведь в итоге Шэнь Юань остался с ним и тот ужас разлуки, увиденный им в момент пересечения границы миров, так и не осуществился. Сосредоточившись на этой мысли, Ло Бинхэ ощутил несравненное спокойствие и вместе с этим смертельную усталость. Поэтому он не сразу заметил, что в какой-то момент несущие его руки задрожали, как ветви ивы. Изо рта Шэнь Юаня вырвался удивленный вздох, и он осел на землю, опуская Ло Бинхэ на мокрый песок. В расширенных глазах Шэнь Юаня застыла растерянность и практически детское непонимание. Ло Бинхэ все еще сидел на его на коленях и испуганно искал в чужом взгляде ответ, когда почувствовал, как бедра под его весом будто продавливаются, становятся мягкими и вязкими, как смоченная дождем грязь. Ло Бинхэ откатился, чтобы окинуть Шэнь Юаня взглядом со стороны… и сердце его оборвалась. Тело Шэнь Юаня теряло краски. Белоснежная кожа потемнела, водопад чернильных волос потускнел, под градом дождя расползаясь паклей. Ло Бинхэ сорвал с себя плащ, укутывая в него занемевшее тело. — Что с тобой? Что с тобой, А-Юань? Шэнь Юань поднял к Ло Бинхэ взгляд, полный все того же наивного страха. Ло Бинхэ же скрутил гнилой ужас, когда милые черты, взрыхленные неистовыми каплями, исказились до неузнаваемости. — Нет! Нет, нет, нет… Ло Бинхэ задернул лицо Шэнь Юаня капюшоном. Он продолжил их путь, волоча Шэнь Юаня по земле на плаще. — Нет, нет… Дыхание быстро сбилось. Раскаленные капли разбивались о кожу, просачиваясь сквозь оставленные клинком прорези в одежде. Дождь, пот и слезы кипели на глазах, застилая весь мир. «Что мне делать? Старейшина! Что мне делать?!» В очередной раз подтащив рывком плащ, Ло Бинхэ ощутил легкость. Слипшиеся комья глины рассыпались по ткани… оставляя пустыми серые от грязи штанины. — Нет… нет!.. Ло Бинхэ взвыл, не чувствуя воспаленного горла. Он согнул край плаща, укутывая как младенца размякшее тело. Подняв сверток, прижав его к груди как сокровенную ценность, Ло Бинхэ встал на ноги и, спотыкаясь, ускорил шаг — на деле же еще более увязнув в дюнах. Кровяные паразиты работали на пределе, заживляя слабеющие ноги. От кипятка брови и ресницы начали лезть, оставляя лицо совершенно беззащитным. Но Ло Бинхэ не чувствовал этой боли. «Позови Чжучжи-лана… Старейшина, я прошу…» Прикосновение к щеке отрезвило Ло Бинхэ от багрового тумана. Это уже не было рукой — дряблая, расползшаяся коряга. Но Ло Бинхэ спешно опустился на колени, скидывая с чужого лица капюшон, целуя руку, пачкающую его губы текучей глиной. — Что? Что мне делать? — его душили рыдания. В ворохе испачканных одежд и бесформенной слипшейся грязи угадывался прежний блеск спокойных глаз, от которого сейчас хотелось стиснуть виски и взвыть. Потерявший форму рот раскрылся зловещей черной расщелиной, и на последнем вздохе Шэнь Юань произнес: — Высокие горы и бегущая вода… Конец идиомы он не сумел договорить, и оставшиеся слова потонули в вязкой стекающей глине. В одно мгновение свет глаз потух, а вместе с ним лицо Шэнь Юань навсегда потеряло очертания своего прежнего облика. В отчаянии Ло Бинхэ погрузил пальцы в расползающиеся комья грязи, но не смог ни найти глаза Шэнь Юаня, ни вернуть лицу хотя бы подобие прежней формы. И когда Ло Бинхэ наконец-то понял, что душа навсегда покинула это тело, его сознание захлебнулось кровью. — Старейшина, его же еще можно вылечить? Мы еще можем что-то сделать? Что мне делать, старейшина?.. — сколько Ло Бинхэ ни перебирал складки плаща, ветер нещадно выбивал из ткани глиняные комья, все более ослабляя ношу. Он звал вслух, забывшись, и, набрав в грудь воздух, запрокинув голову, выпустил все в одном вопле: — Прошу, ответьте мне!!! Мэнмо не знал, что ответить. Когда-то, ослепленный вспышкой Сюансу, он потерял свое тело. Он бросился к своей ученице, чтобы рассказать правду, и этим окончил ее век. Что именно привело к этому? Будь у него возможность вернуться в то время, как он не допустил бы этого? Если бы он знал, что Ло Бинхэ выживет, утешило ли бы это горе Су Сиянь? Или следовало взять груз знания на себя и держать императрицу в неведении, ожидая, когда она выполнит свой долг перед государством? Но разве мог он, ее наставник, ее советник, хранитель ее потаенных дум, поступить так расчетливо, так жестоко? Когда-то его неосторожный ответ расколол сердце той, кого он искренне любил. Ло Бинхэ мог плакать, молить и угрожать, но Мэнмо — впервые за многие годы — молчал так непреклонно и мрачно. Мэнмо твердил себе: «Мой ученик еще жив». Если Ло Бинхэ, подобно Су Сиянь, суждено пережить великую утрату, не он будет тем, кто возвестит о ней. Его ученик еще жив. И пусть это было так, Мэнмо чувствовал, что этим днем в Ло Бинхэ умрет все то светлое и искреннее, что так старался уберечь Небесный Страж.