Глиняный идол

— Бинхэ. Бледный и липкий от пота лоб был разрезан багряной печатью, из которой, казалось, вот-вот начнет сочиться кровь. Лицо Ло Бинхэ выражало необъяснимое сопротивление, и сквозь стучащие, словно от холода, зубы он дышал сипло и часто, как огромная загнанная собака. Шэнь Юаню и самому стало дурно в этой пронизанной миазмами темной ци комнате. Он ощущал себя совершенно раздавленным: и жарким дыханием в лицо, и багрянцем глаз Ло Бинхэ, и его членом, прижимающимся к обнаженному животу. Но особенно давило в правом виске — с той стороны, с которой Ло Бинхэ оставил свой меч. Чувствуя подступающий к горлу сгусток дурной крови, Шэнь Юань снова застонал: — Бинхэ… Но, только соприкоснувшись с жаром сухих губ, Шэнь Юань почувствовал, как ком спал. И он, и Ло Бинхэ сорвались — и в голове стало пусто. Будто переполнившаяся река снесла плотину и вода пропитала иссохшее русло — так Шэнь Юань впустил грех в храм своего тела, и порок стал живительным глотком, тем, что открыло дыхание, пронизало жилы теплом. Исцелованные губы не слушались, пылали, безвольно разомкнутые, и Ло Бинхэ раз за разом припадал к ним, исступленно, ненасытно. Прокравшись под рубаху, когти скреблись о ребра. За ними тяжело бухало сердце, а грудь отзывалась его стуку, натужно содрогаясь в унисон с душой, утянутой в губительный круговорот бессознательных желаний. Слюна стекла по щеке — и, зашедшись в кашле, Шэнь Юань приподнялся на локтях, подтягивая тело к изголовью. Придушенный, он четко осознал неприглядную наружность похоти, пропитавшей и переполнившей его плоть, застлавшей воспаленные глаза, измазавшей истерзанный рот — сочащейся из всех пор. Но Ло Бинхэ обнял его лицо. Своими упругими, словно наполненными кровью, губами он сцеловал дорожки слез и облепившие подбородок хрустальные нити слюны. Шэнь Юань дрожал, не смея оторвать взгляд от влекущей мглы вожделеющих его глаз. Теперь он покорился бы любому приказу своего демона. — А-Юань, — прошептал Ло Бинхэ сипло, и ядовитый жар набух в паху Шэнь Юаня, — достаточно ли твой Бинхэ был порочным, чтобы заслужить наказание? Смятение, пришедшее в его душу, позволило вернуть часть утраченного прежде рассудка и взглянуть в лицо демону, не боясь утонуть в бесстыдстве и похоти. Бледность Ло Бинхэ была все еще болезненна, но цвет его глаз окончательно лишился мерцающего в глубине безумного багрянца, а демоническая печать блекло мерцала, испуская слабые всполохи темной ци. Несмотря на все еще гнетущий жар в паху, Шэнь Юань почувствовал облегчение. — Ло Бинхэ смеется над этим мастером? — со всей возможной строгостью вопросил он, но вместе с тем ослабляя мышцы и мягко оседая на подушки. Ло Бинхэ непонимающе качнул головой, но затем, надув губы, поглядел на Шэнь Юаня с укоризной. — Разве ты не сказал, что подумаешь? — с каждым словом в голосе все явственнее нудела обида. — В политике это всегда значит: «Мы вынуждены принять ваше предложение, но еще поломаемся, чтобы набить себе цену и выторговать пару уступок». Это почти что согласие! Теперь, когда Шэнь Юань прислонился к изголовью кровати, заглядывать ему в лицо, опираясь на локти, стало совсем неудобно. Ло Бинхэ наполз на его бедра, и хотя Шэнь Юань наконец смог сдвинуть насильно разведенные колени, теперь его взору некстати открылась проступающая сквозь исподние одежды внушительная выпуклость. Благодаря многолетней выдержке самому Шэнь Юаню при должной концентрации не составляло труда смирить позывы своего тела, однако Ло Бинхэ, который и не мог, и не хотел так скоро успокоиться… ныне демонстрировал свое нетерпение с явным умыслом. — Так император Ло требует от этого ничтожного наказания или все же смирения? — не найдя лучшего ответа, Шэнь Юань спародировал отсутствующего в доме слугу. Но этим Шэнь Юань лишь сильнее раззадорил Ло Бинхэ. — Неужто такой ученый муж не ведает, что яд ядом лечат? Коли хочешь усмирить распутного демона, из кроткого праведника обратись в беспристрастного палача, — подняв ладонь Шэнь Юаня к губам, Ло Бинхэ вереницей влажных поцелуев спустился к запястью. Пальцами овладел чувственный трепет. — Розгами изгони блуд, лаской привей благонравие. Неужто урок так сложен, учитель А-Юань? — Бинхэ! Шэнь Юань отдернул руку, ненароком ударяя пальцами по губам Ло Бинхэ. Глаза того с детским удивлением расширились, а влажные губы так и не сомкнулись. Веки Шэнь Юаня были смежены, но выдавали беспокойство двигающегося под тонкой плотью зрачка. Кожа все еще горела от ласки прикосновений, а сознание помнило контуры вожделенного лица демона, но Шэнь Юань словно сам на себя вылил ковш студеной воды, дабы умалить свой трепет: — Не проси у этого мастера то, чего он не может дать. Шэнь Юань отмерял биение сердца, считал вдохи. Наконец Ло Бинхэ перекинул через него ногу, сполз на пол. Даже птица в клетке стихла, и тишину нарушал лишь скрежет ногтей о половицы, когда Ло Бинхэ, раздумывая, сгибал и разгибал пальцы ног. — Ты что-то не рассказал? — раздалось тонкое, мокрое. Так расстроенный ребенок шепчет в сгиб локтя. Может, Ло Бинхэ обхватил колени. — Есть что-то еще, почему ты не хочешь быть со мной? Шэнь Юань уже давно перестал верить, что Ло Бинхэ по своей воле отпустит его, потому не испытывал сожаления ни о его слезах, ни о своих последующих словах. — Ничего, кроме желания этого старого мастера наконец дойти до зала Мэнпо, — ответил он прижимая подушечки пальцев к переносице. В виске вновь стреляло болью. — Есть души с несчастной судьбой. Дети-сироты, запертые в красных павильонах женщины, призывники из крестьян. Их желание испить суп и забыться я могу понять. Но ты? Ни одна иная жизнь не сможет дать тебе то, что смогу я. Сколько раз мне нужно повторить? Охваченный эмоциями и силясь подавить крик, Ло Бинхэ раскачивался, но на последних словах так сильно толкнул спиной кровать, что совершенно стих, ужавшись в комок. Боль стала настолько невыносимой, что Шэнь Юань прислонил ладонь к пульсирующему виску и крепко сжал зубы. Но все же по прошествии нескольких фэней молчания жгучий упрек совести кольнул его сознание и заставил ответить Ло Бинхэ, теперь совершенно бесшумному и неподвижному. — Этот мастер боится, что Бинхэ никогда не сможет его понять — не потому, что он слишком молод, а потому, что Бинхэ никогда не шел по пути совершенствования, был страстен и жил земными желаниями. Но вместе с тем этот мастер совсем не винит его в этом, а, напротив, ему очень жаль, что Бинхэ столь расточительно тратит свою молодость, вместо того, чтобы пойти дальше. На губах Шэнь Юаня задержалась печальная улыбка, и на мгновение он будто вновь оказался в глиняном теле, перестав ощущать заслоняющую сознание боль. — Этот мастер просто очень сильно устал. Бинхэ. Разве можно его в этом винить? Постепенно не только боль, но и другие ощущения рассеялись. Шэнь Юань обмяк, и рука, соскользнув со лба, свесилась с края кровати. Лишь спустя фэнь Ло Бинхэ нерешительно двинулся, выпутывая голову из собственных объятий. Шэнь Юань мерно дышал, и во сне его опухшие от поцелуев губы были разомкнуты. Ло Бинхэ хотел поймать его ладонь, чтобы бережно переложить на одеяло, но с подушечек пальцев его взгляд перетек на багровое мерцание клинка. Письмена на Синьмо пылали, будто омытые кровью. Зрачки Ло Бинхэ задрожали, в неверии впиваясь в символы нового послания, а после помутились пеленой колючих слез. Он разомкнул губы, выпуская сдавленный хрип, а после схватил меч и выбежал в холод ночи. Пребывая в соседстве с распалившимся демоническим мечом и убитым горем Ло Бинхэ, больше всего Шэнь Юань боялся уснуть вновь. Но только он успел договорить последние слова, как его непростительно грубо утащили в царство сновидений, словно обнаглевший гуль зазевавшегося рыбака. Осознав, что вновь покинул действительность, Шэнь Юань первым делом огляделся со страхом опять увидеть иллюзию Цанцюн. Но взгляд его не нашел ничего знакомого, кроме пустоты, которой бы позавидовали пейзажи самого Диюя. Походив вокруг да около, Шэнь Юань не нашел для себя ни единой причины продолжать искать выход. Потому, как когда-то принял решение сесть в песок на три года, сейчас он застыл и смежил веки с намерением смиренно ожидать своей участи. Тишину нарушило покашливание. — Этот старик просит прощения за ожидание. Всегда что-нибудь отвлекает от назначенных встреч. Мигнул свет, и в его отблесках пустоту прорезали плитки мраморного пола. Перед Шэнь Юанем возникли два резных стула. Свет снова мигнул, чтобы на стуле напротив появился старец. Иссушенные длинные кисти покоились на коленях. — Садитесь, господин заклинатель. Этому старику есть о чем побеседовать с вами. В представшем пред ним несложно было угадать демона снов. Хотя Шэнь Юань знал об учителе Ло Бинхэ лишь с его слов, но с первого же упоминания испытывал к старому демону безотчетное уважение, в основном принимая во внимание возможные наставнические качества Мэнмо и игнорируя демонические. Пребывая в глиняном теле, он в действительности жалел о невозможности их встречи, потому сейчас Шэнь Юань был искренне рад увидеть Мэнмо, несмотря на усталость из-за событий этой ночи. — Этот Шэнь приветствует старейшину Мэнмо, и если бы он мог, то нашел бы возможность встречи с вами ранее, — со всей вежливостью обратился он к старцу, присаживаясь на стул. — Довольно, довольно, из ушей Бинхэ я уже пресытился твоими учтивыми речами, — отмахнулся Мэнмо. Шэнь Юань не успел возмутиться такой быстрой смене обращения, как старейшина ринулся в решительное нападение: — Коли господину заклинателю так непременно хочется выслужиться, не объяснится ли он, с чем связана его беспросветная тупость? Удивление и гнев клиньями застряли в горле Шэнь Юаня, не давая возможности выговорить и слова в свою защиту. А между тем старый демон продолжал отчитывать его как провинившегося ученика: — Ты и бровью не повел, когда Ло Бинхэ собрался ждать падающую звезду в небе Бездны! И ныне твое недоумение лишь подтверждает мою догадку, что сохранил хладнокровие ты не по умыслу, а по бестолковости! Как такое жалкое подобие учителя может наставлять детей, если сам не может отличить горячее от холодного? Хотя напрячься безголовый заклинатель должен был гораздо раньше, когда… — Довольно! — прервал его Шэнь Юань, вновь обретший способность говорить. Щеки его пылали огнем в призрачном пространстве. — Прежде чем поносить меня, объясните, что именно этот мастер упустил из виду! — Да то, недогадливый учитель, что Ло Бинхэ даже не старается, обманув государя, переправиться через море. Шэнь Юань бы оценил знание военных стратагем, вот только во рту было столь же кисло, сколь было бы, глотни он шэн уксуса. — Лживость Ло Бинхэ — результат вашего воспитания. Полагаю, вы вырастили себе достойную замену, и тогда этому мастеру тем более тяжело понять, чем он навлек гнев старейшины. На последних словах лицо старца словно бы разгладилось, а светлые глаза его тронула печаль. — Я слегка погорячился и повел себя неосторожно по отношению к вам. Возможно, на мне сказывается столь долгое одиночество и нежелание Ло Бинхэ внимать моим наставлениям уже как третий год. — Старейшина Мэнмо в ссоре со своим учеником? — смягчившись, спросил Шэнь Юань. Мэнмо лишь скорбно улыбнулся, пряча тени в уголках губ за белоснежными усами. — Дела обстоят куда хуже, чем может представить себе мастер Шэнь. Обескураженный сменой настроений Мэнмо, его загадочными намеками и неясными требованиями, Шэнь Юань не нашел ничего лучше, кроме как спросить напрямую: — Будет лучше, если вы расскажете, старейшина. Но Мэнмо решительно закачал головой. — Я не могу свидетельствовать против своего ученика. Горло Шэнь Юаня перехватило возмущение. — А значит, злословить против жертвы вранья вашего «достойного» преемника вам никакие моральные устои не помешали? Расскажите уже наконец хоть что-то! Не то отпустите этого мастера восвояси, а то складывается впечатление, что старейшина выкрал его, чтобы выпустить пар! Мэнмо помолчал, пожевал беззубым ртом, но после все же ответил: — Учтите, господин заклинатель: ежели бы не сила, лишающая рассудка и отравляющая душу, этот разговор не состоялся бы. Даже под пытками я бы не выдал и крупицу знаний, что могли бы навредить моему ученику. И все же я расскажу вам, но лишь об одном… — старый демон выдержал значительную паузу, все это время строго глядя в глаза Шэнь Юаня. — Меч, что показал вам Ло Бинхэ, не обычный артефакт, а цельный разум, плетущий интриги и строящий козни, и самое страшное — безжалостный в своей ненасытности. И если быть предельно откровенным, от него-то этот старик и хочет избавиться. Шэнь Юань не ведал особенности обычаев демонов, но среди заклинателей потерять свой меч было страхом подобным смерти: обретение духовного оружия являлось началом пути совершенствования духа, и встретить достойно свою кончину представлялось возможным лишь держа его в руках. Да что говорить — сам Шэнь Юань, использующий меч лишь для полетов и убийств речных гулей, все десять лет посмертной медитации крепко сжимал ножны и рукоять, словно ладони верного друга перед смертью. Ло Бинхэ был демоном, а не заклинателем, потому мог не столь серьезно относиться к своему оружию, и что скрывать — сам Шэнь Юань натерпелся головной боли из-за одного лишь его присутствия и не питал к мечу теплых чувств. Но кем он был, чтобы с уверенностью отбирать у Ло Бинхэ его полученный страданиями и болью клинок? — У духовного оружия заклинателей также есть душа, старейшина Мэнмо. И если бы кто-нибудь из-за этого решил отобрать у этого мастера меч, он бы не думая обнажил свой клинок и направил бы его против вора. Нет… — ловя самого себя на неправильном слове, спохватился Шэнь Юань. — Этот мастер не имеет в виду, что боится быть заколотым мечом Ло Бинхэ. Он просто считает намерения старейшины обезоружить своего ученика предательскими и лишенными оснований. Мэнмо покачал головой. — Хоть я ругаю тебя в лицо и ругал в прежние времена, когда ты только появился в Бездне, я могу понять, отчего мой мальчик так привязался к тебе. Теперь, когда этот старик стал немощен, что не способен достучаться до собственного ученика, я мог бы доверить тебе Бинхэ, как доверяю самому себе. Вот и получается, что у него во всех мирах только двое, кто по-настоящему печется о нем. А коли речь зайдет о глупых сантиментах «забирать или не забирать многовековой кровожаднейший меч», то и подавно найдется только один жалкий учитель. Правда, после более тесного знакомства с этим артефактом и ты поменяешь свое мнение. Этот старик будет наставлять тебя и подсказывать, а ты дашь ему разрешение сидеть у тебя в голове, идет? Заключительное предложение Мэнмо вызвало у Шэнь Юаня еще больше вопросов. Весь этот сон начал походить на сценарий сделки с демоном, по итогам которой он цепляется к беспечной душе и питается ее силой до самого расставания из-за отбытия в Диюй. А если вспомнить, что Мэнмо — могущественнейший из демонов, управляющих сознанием, последствия сделки для Шэнь Юаня могли быть совершенно удручающими. Мэнмо, как и Ло Бинхэ, ведал о мыслях Шэнь Юаня во сне, потому тут же ответил на томящиеся внутри него подозрения: — Был бы ты хоть столь же мнительным к Ло Бинхэ, сколь ко мне, глупый мастер. Шэнь Юань вздохнул, сдерживая раздражение и усталость. Эта ночь оказалась пренасыщена демонами, непрестанно упрекающими его и требующими что-то. — Этот мастер обещает, что поговорит с ним. Но примет решение он самостоятельно, всецело основываясь на рассказе Бинхэ, а не подозрениях уважаемого старейшины. Видимо, Мэнмо не был любителем извлекать из любой беседы мораль или же долго прощаться, потому, ничего не ответив на вызывающее заявление о собственной независимости, Мэнмо лишь взмахнул рукавом, этим жестом развеивая миражи сновидения. Прежде чем раскрыть глаза, Шэнь Юань почувствовал пропитавший комнату теплый аромат завтрака. — Ты так крепко спал, — заметил Ло Бинхэ, отделившись от двери пристройки. Он держал в руках поднос, будто все это время вслушивался в дыхание Шэнь Юаня, чтобы подать завтрак вовремя. — Чтобы разбудить тебя, мне пришлось специально оставить дверь открытой. Шэнь Юань не помнил, чтобы слышал кухонную возню, но ради фантомного подельника следовало притвориться. — Прости, Бинхэ, — ответил Шэнь Юань, принимая из его рук поднос. — Будучи в глиняном теле, этот мастер оставил о себе несколько ложное впечатление. Но он всегда был склонен к поздним подъемам. На деле Шэнь Юань не спал ни фэня, потому силился не клюнуть носом прямо в тарелку с конги. — Бинхэ уже позавтракал? — поинтересовался он у застывшего подле демона. — Я уже собрал вещи, чтобы, когда ты будешь готов, мы могли отправиться в наше путешествие, — и так, будто сказанное им только что было случайностью, а не манипуляцией, Ло Бинхэ спохватился: — Не волнуйся, ты можешь решиться на это не сегодня и не завтра. Просто у тебя здесь пока не появилось личных вещей, потому не было смысла откладывать. — Мгм, — только и смог ответить Шэнь Юань, получив весьма неожиданный ответ на свой вопрос. — Спасибо, Бинхэ. Ты весьма осмотрителен. Посмотрев на стынущую кашу, Шэнь Юань решил, что не нужно пренебрегать усилиями Ло Бинхэ по разогреву конги и следует начать есть, пока еда еще горяча. Тем более что Бинхэ никуда отходить не стремился и напряженно смотрел, как тот подносит ложку ко рту. Конги была вкусна как никогда при жизни. — Спасибо, Бинхэ, — поблагодарил Шэнь Юань после пятой ложки. Ло Бинхэ улыбнулся так, словно его сердце сжимали металлические нити. В восьмой раз погрузив ложку в кашу, Шэнь Юаню стало жаль его и стыдно за то, что не жалел его этой ночью. — Этот мастер боится возвращать Бинхэ к прошлому разговору, но он бы хотел смирить тревогу в его сердце. — Хочешь сказать, ты, — протянул Ло Бинхэ, размышляя над его словами, — ради меня ты постараешься пересмотреть свои убеждения? Шэнь Юань тихо вздохнул. — Этот мастер хотел бы уверить Бинхэ в том, что тому не о чем беспокоиться. Несмотря на убеждения этого мастера, он прекрасно понимает, что не сможет вернуться в Диюй, пока того не захочет Бинхэ. Этот мастер более не будет просить о своей смерти и, напротив, желает настроить себя на долгую жизнь рядом с Бинхэ. За один миг осунувшееся в напряженном внимании лицо Ло Бинхэ вспыхнуло красками. Он бросился на колени у кровати, припав лбом к клочку подола нижних одежд, будто совсем позабыв, что только этой ночью бесстыдно стаскивал их со своей мнимой святыни. — Спасибо!.. — всхлипывал Ло Бинхэ с глупой улыбкой на губах. — Наконец… мы сможем вернуть, как было. Мы сможем стать… я обязательно сделаю тебя счастливым! — Этот мастер вовсе не киснет в тоске, — заметил Шэнь Юань, окончательно прощаясь с идеей доесть восхитительную кашу. Хотелось как можно скорее выполнить обещание, данное Мэнмо. — Ведь именно душа Бинхэ не знает покоя. — Кроме тебя, мне правда ничего не нужно, — засмеялся Ло Бинхэ, наглядно показывая, что намеки Шэнь Юаня пока что слишком пространны. — Отчего же тогда Бинхэ избегает его по ночам, если излишней скромностью похвастаться так и не смог? — начал с малого Шэнь Юань, уповая на то, что допрос не продлится долго. Ткань в пальцах демона скомкалась. Пусть лоб оттенил залом от сведенных бровей, Ло Бинхэ все еще улыбался — теперь виновато. — Я думал, что спустя столькие годы разлуки ты окажешься не готов к прежней близости, тем более в новом теле. Но… хорошо. И от этого «хорошо», произнесенного с чувством глубокой решимости, по телу вспыхнули метки, оставленные Ло Бинхэ этой ночью. У Шэнь Юаня возникло стойкое ощущение, что он промахнулся. Сонливость, полный желудок и бархатный голос Ло Бинхэ вовсе не располагали к строгости. Но, попытавшись собрать все подозрения последних дней, он все же выцепил последнее: — Еще этот мастер хотел бы услышать объяснения Бинхэ по поводу их разделенного вместе сна. — Он хочет поговорить о прикосновениях или безвкусном супе? — Ло Бинхэ засмеялся, увидев растерянность во взгляде Шэнь Юаня. — Из-за твоего прошлого вопроса я бы предположил, что о первом. Ло Бинхэ поймал ладонь Шэнь Юаня, поднося к губам. — Если ты не хочешь, чтобы я дразнил тебя, тебе нужно спросить напрямую, А-Юань. Шэнь Юань не воспротивился, но продолжил: — Нет. Бинхэ должен объясниться по поводу своих странных фантазий, которому этому мастеру пришлось увидеть после прикосновений и безвкусного супа. — Хоть я и сказал, что то пространство сна соткано по моему сценарию, чтобы сбежать из него, А-Юаню пришлось снова стать свидетелем кое-каких неудобных сцен прошлого. Даже если А-Юань решится описать точнее, не уверен, что смогу сказать больше. В первый раз за все время Ло Бинхэ чувствовал на себе столь цепкий взгляд Шэнь Юаня, полный красноречивого подозрения. — То есть, по мнению Бинхэ, в прошлом этот мастер предавался весенним играм с незнакомым ему мужчиной? Ло Бинхэ уязвленно поджал губу. — Бинхэ не хотелось бы верить в это, — а затем запыхтел в невысказанной обиде: — Самому Бинхэ хотелось бы верить, что это лишь сон ученических лет, привидевшийся А-Юаню, когда тот с соучениками обчитался весенней литературы! — Этот мастер так не считает, — неожиданным холодом ответил Шэнь Юань. То, что прежде виделось ему ребячеством или несуразным флиртом, теперь предстало ложью, приправленной манипуляциями с целью смутить и запутать. — Не потому даже, что во сне ученических лет он не мог представлять себя в том же облике, коим он наделен сейчас. А потому, что последним видением этого мастера перед пробуждением было его зверское убийство руками Ло Бинхэ. Ло Бинхэ выпустил чужую руку. — Но ведь и я не мог убить тебя. Или ты забыл? Он резко поднялся на ноги. — Небожители тебя убили. Я тебя воскресил, — медленно проговорил Ло Бинхэ, не отрывая от Шэнь Юаня зардевшихся зрачков. — В чем ты хочешь меня обвинить? — Этот мастер ни в чем тебя не обвиняет и пытается понять причину, почему ему снится то, о чем он даже никогда не мыслил, — заслоняя взгляд прислоненной ко лбу рукой, ответил Шэнь Юань. — Если ты как демон снов в этом не замешан, то этот Шэнь может винить в увиденном либо твой странный меч, либо старейшину Мэнмо. Ло Бинхэ хотел возразить, но осознание застряло комом в горле. Он смог лишь спросить, чтобы убедиться: — У того мужчины из первого твоего видения были схожие старомодные одежды? И лошадиный взгляд? Но, не услышав ответ, он уже ушел к окну, бормоча себе под нос: — Я выстраивал все так долго, так долго, почему же уже… — и, стиснув голову в ладонях, Ло Бинхэ просипел: — Почти все уже развалилось? Шэнь Юань не был уверен, что смог изящно выползти из-под подноса с недоеденной кашей. Но слышать безумные речи Ло Бинхэ было гораздо страшнее, чем даже перевернуть тарелку на белоснежную простынь. Ло Бинхэ так крепко вцепился когтями в кожу головы, что Шэнь Юаню пришлось отнять его руки, заключая в объятия своих ладоней. В тот же миг он почувствовал, как пара крупных и горячих как дождь юго-западных земель слез разбилась о его кожу. Резко повернув чужое тело к себе, Шэнь Юань вынудил Ло Бинхэ посмотреть в свои глаза. Лицо Ло Бинхэ горело огнем демонической печати и нежным, словно рассветное небо, румянцем. Сочетание в нем грубого и трепетного всегда удивляло Шэнь Юаня, и вот сейчас после столь страшных слов и сиплых хрипов в глазах Ло Бинхэ млела детская растерянность и наивное ожидание. Шэнь Юань не мог не разделить его удивление — не каждый день старый заклинатель был способен на столь решительный жест. — Этот мастер с первого дня подозревал, что Бинхэ что-то скрывает от него, — на одном дыхании соврал заклинатель. Прижавшись лбом к чужим дрожащим пальцам, он попытался скрыть тихий вздох сожаления о собственной лжи. Но, услышав ответный нетерпеливый стон, Шэнь Юань решил отказаться от сковывающих речь условностей и объясниться как можно скорее. — Я не хотел принуждать тебя говорить о том, что ты хотел бы скрыть. Но все эти недомолвки, мучительные взгляды, стыд… я ведь все это чувствую, Бинхэ. И теперь я уверен, что ты более не можешь справиться со всем этим самостоятельно. Я больше не могу делать вид, будто все хорошо, Бинхэ. Ло Бинхэ уставился на него глазами, полными лихорадочного страха и неясной надежды. И Шэнь Юань почувствовал ползущий по позвоночнику холодок. Но действительно, трудно слезть, если скачешь верхом на тигре. — Этот мастер не настаивает, а лишь предлагает Бинхэ рассказать обо всем. Чтобы мы могли вместе подумать о том, как все исправить. — Уже ничего не исправишь, — перебил его Ло Бинхэ, яростно замотав головой. — Я и они… этой вражде уже не положить конец. Но жар ладоней, так бережно удерживавших его собственные, не позволил настороженности окрепнуть в сердце Ло Бинхэ. Он разъединил руки Шэнь Юаня и, склонившись, вложил в них лицо, подобно провинившемуся псу. Тяжело дыша от стеснившей грудь боли, Ло Бинхэ твердил, будто лепетал: — Я уже не могу избавиться от этого меча — теперь я враг целого мира. Но этот меч… он нашептывает мне ужасные идеи, он требует от меня ужасных вещей… Горячие губы Ло Бинхэ трепетали в ладонях, словно пойманные бабочки. Шэнь Юань смотрел на склоненную пред ним голову и смыкал ладони вокруг чужого лица, будто намереваясь собрать все слезы Ло Бинхэ. Он чувствовал, что совсем скоро демон во всем сознается, но вместо предвкушения ощущал лишь страх. — Что именно он приказывал тебе, Бинхэ? Поначалу тихий, Ло Бинхэ неожиданно отдернулся, будто в его одуревшее от ласк сознание наконец вторглись воспоминания, возбужденные словами Шэнь Юаня. Своим телом Шэнь Юань запер Ло Бинхэ у окна, к которому тот сам бросился в перенапряжении чувств, потому, чтобы не оттолкнуть, но спрятаться, Ло Бинхэ сполз на пол, обхватывая себя руками. Его колотило. Слова отлетали от языка рвано, будто от нехватки воздуха. — Ужасное, ужасное! Если я сглаживал углы, частично достигал цели окольными путями, его указания становились еще свирепее, будто в наказание!.. Он никогда не признавал частичной победы и не менял цели, пока его кровожадность не получит полного насыщения. Голос задребезжал. — И я перестал ему противиться. Перестал, ведь иначе просто стоял на месте! Просто терзался каждый день мыслью, что время играет против меня… Проще было делать, что он говорит, и сразу об этом забывать. Глушить в себе сострадание, глушить совесть. Идти лишь к цели… Но ведь они заслужили это. Если я в итоге добился своего, разве я не имею право наконец сказать, что оно того стоило? Должно быть, теперь в нем кипели две крайности: ненависть к своим врагам и та сердечная мягкость, которая тронула Шэнь Юаня в первые дни их знакомства, но которая, как верил старейшина Мэнмо, умерла еще в тот день, когда горло душили мешаемые с песком слезы. Шэнь Юань опустился на колени перед ним и, слушая сдавленные вхлипы, печально всматривался в заслоненное трясущимися руками лицо Ло Бинхэ. А затем поймал его плечи и заключил в свои объятья, прижав к собственному телу, словно непомерно большого ребенка. — Возможно, если бы не этот меч, ты не смог бы вернуть мою душу за пять лет. Но сейчас тебе незачем повиноваться ему. Даже если жизнь столкнет нас с испытаниями, Бинхэ всегда будет чувствовать поддержку за спиной. Ведь, — Шэнь Юань улыбнулся, чувствуя под пальцами трепет чужого тела, — люди живут счастливо и без демонических мечей. — Пожалуйста, А-Юань… — всхлипнул Ло Бинхэ, стискивая Шэнь Юаня до ломаты в ребрах. — Ты не понимаешь… Все уже не станет как прежде, сколько бы я ни пытался. Я был соучастником его злодеяний — я был их исполнителем! Мертвецы, воспоминания, люди… как бы я ни пытался упрятать тебя от них, как бы ни пытался развеять, предать небытию, они всегда будут всплывать, всегда будут нависать, ломая выстроенную мной хрупкую идиллию! Я совершенно бессилен перед ними, но без меча мне не удастся удержать даже единое мгновение счастья! — Исправь! Шэнь Юань легонько хлопнул Ло Бинхэ по спине, словно нерадивого ученика. Но в глазах его вместо строгости разливалась бледная печаль. — Теперь ты должен исправить каждый свой проступок. Ты император демонов и вместо горьких слез можешь многое изменить для обиженного тобой народа! Верни им все, что задолжал! Заметив, как стих Ло Бинхэ, Шэнь Юань попробовал успокоить его и смягчить свои, быть может, резкие слова: — Этим клинком ты не обретешь счастье. Истинный покой наступит лишь тогда, когда душа твоя станет легкой, словно журавлиное перо. Мы сделаем это вместе, Бинхэ. — Если я верну им все, мы уже не сможем быть вместе. Ведь тогда мне придется вернуть и тебя. Ло Бинхэ скомкал в пальцах одежды Шэнь Юаня, зарываясь лицом в его плечо. В его теле нарастала дрожь, и с ней в груди Шэнь Юаня расползалось предчувствие неотвратимой катастрофы. — Мне придется вернуть и Цинцзин! Ло Бинхэ взвыл. Его крик оглушил Шэнь Юаня, но гораздо больнее было ощутить на плече укус. Пытаясь сдержать рыдания, Ло Бинхэ впился зубами в ворот его одежд, ненароком прокусывая ткань до кожи. Наконец, вжавшись в Шэнь Юаня всем телом, он выпустил протяжный вопль, а затем, захлебываясь слезами, неразборчиво залепетал, поминутно прерываясь на удушливый вой. — Этот меч — все, что я смог достать из Сердцевины! Никакого цветка нет! Я ничего не нашел! Этот жалкий червь слепо шел по указке безжалостного убийцы. Захватывал царства, народы! Барьер пал, и вся поднебесная оказалась смята пятой безумца. Одним взмахом Небеса раскололись… Мои грехи не счесть… Я самая темная, самая порочная душа! Я успокаивал себя, что все это ради тебя, но в итоге моя душа стала такой уродливой, что теперь я тебя не заслуживаю… Я так стремился к тебе, но даже Синьмо не представляет для нас иного будущего, кроме того, в котором ты забываешь свое прошлое! Эта надпись… ты сам можешь ее увидеть. Шэнь Юань позволил Ло Бинхэ разорвать объятия, чтобы тот смог встать на ноги, выбежать в пристройку, а после принести к его ногам стыдливо завернутый в тряпки меч. Заклинатель не воспылал ненавистью к Ло Бинхэ, когда узнал, что барьер пробит. Когда-то они оба мечтали об этом. Он лишь горько усмехнулся тому, что занял тело любимого прежде божества. Обещанная Ло Бинхэ вечность представлялась столь же долгой, сколь долгим будет присужденное ему наказание, и воротить от нее нос стало смешно и просто глупо. Шэнь Юань был способен сохранить лицо, даже когда узнал о падении богов. Ведь в огне отчаяния он молил об этом в песках Диюя. Но когда дрожащие пальцы Ло Бинхэ обнажили лезвие Синьмо, Шэнь Юань оцепенел. Или слезы плотной завесой заслонили взгляд Ло Бинхэ, или движения Шэнь Юаня были слишком стремительны, но демон не успел распознать тревожные изменения в чужом лице. Шэнь Юань остервенело обнял его, вжимая ладонь в затылок, и заставил приникнуть лицом к сгибу его шеи. — Все будет хорошо, Бинхэ, — проговорил он, едва размыкая плотно сжатые зубы. — Мы что-нибудь придумаем. Ло Бинхэ ответил громким стоном и болью в ребрах. Но Шэнь Юань был оглушен увиденным и не чувствовал ни тепла чужих слез, ни давления объятий. Кровавые письмена исчезали на глазах, но надпись глубоко впечаталась в сознание Шэнь Юаня, как и понимание, что следующий приказ меча будет еще бесчеловечнее. Гладя Ло Бинхэ по растрепанным волосам, Шэнь Юань не сводил глаз с зеркальной тьмы лезвия, словно перечитывая давно исчезнувшие слова. «Сотри память Шэнь Юаня». Это гласило ночное наставление Синьмо. — Этому мастеру нужно подумать обо всем в одиночестве, — повторил Шэнь Юань вчерашние слова, когда плач Ло Бинхэ стих. Ло Бинхэ замотал головой, скрестив ноги за спиной Шэнь Юаня. Разница была поразительная: недавно он метался по комнате, пытаясь избежать прикосновений, а теперь наполз на колени Шэнь Юаня, тяжестью тела вдавливая в пол. — Я не хочу быть один. Ты обещал, что мы все будем делать вместе! Шэнь Юань коснулся чужих плеч и с осторожностью их погладил, словно в попытке отстранить от себя. — Бинхэ знает, что этому мастеру иногда следует побыть в одиночестве. Тем более… осознавать, что занимаешь тело небожителя… этот мастер ощущает себя довольно странно. Но теперь он понимает, что ему незачем ругать Бинхэ за какие-либо шалости. Ведь наказание за них теперь кажется совершенно незначительным для этого мастера. «…потому что кара за хищение тела Цинцзин, должно быть, исчисляется тысячелетиями страданий в Диюе…» — мысленно закончил он. По губам Шэнь Юаня скользнула зябкая улыбка, но потемневшие глаза все еще смотрели на оставленный на полу меч. — Тогда пообещай, что не уйдешь никуда, — шмыгнул носом Ло Бинхэ, потираясь мокрой щекой о шею Шэнь Юаня. — Байчжань ищет тебя, потому пообещай, что не выйдешь один из этой комнаты! — Байчжань?.. — лицо Шэнь Юаня на мгновение приобрело растерянное выражение, но затем он ответил спокойно и четко: — Хорошо, Бинхэ. Я обещаю. Как и в прошлый раз, Ло Бинхэ внял его просьбе. Убрал тарелки, погромыхал ими в пристройке, вернулся, чтобы посмотреть на Шэнь Юаня тревожным взглядом, полным неясного желания, а затем вместе с мечом заперся за дверью. Шэнь Юань некоторое время сидел на прежнем месте, заплетая волосы в прическу. Затем аккуратно накинул верхние одежды. Открыл окно, впуская в комнату лесную свежесть. В раздумьях прошелся по комнате, аккуратно наступая носками на половицы. Покормил птицу нежной мякотью персика. Выпрыгнул в окно и побежал прочь. Был ли это отчаянный поступок? Шэнь Юань не сомневался. Демонический меч размозжил его прежнюю безмятежную апатию. Надеялся ли он сбежать? Да. Ведь иначе бы не решился. Он помнил, что ранее был быстрее Ло Бинхэ. А по всей логике божественное тело должно быть во всем лучше глиняного сосуда. Так или иначе, Шэнь Юань не желал терять свои воспоминания. Что скажет его бедная душа, когда услышит обвинения Яньло-вана в жизни, которую даже не помнит? После стольких несправедливостей, произошедших с ним, Шэнь Юань был способен принять все, кроме потери себя самого. Острые листья хлестали по лицу, зрение Шэнь Юаня начало мутнеть, и тонкие стволы бамбука стали походить на прутья клетки. «Старейшина Мэнмо, вы здесь?» Шэнь Юань не ведал о том, каким образом можно было разрешить демону снов войти в свое сознание. Он лишь всем сердцем хотел ощутить его присутствие. «Что "старейшина"?! — возопил Мэнмо, заглушая хруст веток под ногами. — Раньше позвать было нельзя? Немедленно поворачивай! Поворачивай, порожняя башка!» Шэнь Юань хотел бы возразить, но все мысли для достойного ответа оказались выбиты взрывом в нескольких цунях от его левого уха. Первым желанием Шэнь Юаня было лечь и заслонить руками затылок, но повторный удар темной ци ускорил его бег. Ло Бинхэ нагонял его, преследуя, словно тигр обезумевшую от страха добычу. Он не стремился его покалечить или убить, а своими беспорядочными ударами лишь вселял чувство безграничного отчаяния. Шэнь Юань метался из стороны в сторону, загоняемый всполохами темной ци, взорванной бамбуковой щепью и воем старика под ухом. Но он безнадежно проигрывал в скорости, просчитавшись с силой, которую даровал Ло Бинхэ его проклятый меч. Пусть был день, вокруг Шэнь Юаня сгущался сумрак. Ноги путались и скользили на траве, ставшей склизкой и мяклой — будто гнилой. Шэнь Юань бежал на просвет, но в паре шагов от кромки рощи его ноги оступились на топкой земле, и он вцепился в ствол бамбука — потемневший и сырой от корней. Шэнь Юань заглянул в открывшееся подножие холма. Если бы он не навестил это место всего пару дней назад, то не узнал бы эту утопленную в кровавой пене долину. Запертая в каменном рукаве река разлилась, раздулась до немыслимых размеров и мощной волной снесла торговые ряды, перевернула повозки, поглотила истошно ревущую от ужаса и боли живую массу. Шэнь Юань застыл, не в состоянии осмыслить представшую картину. Подскочивший со спины Ло Бинхэ схватил его плечи и тряхнул, будто тряпичную куклу. — Талисманов контроля сознания… никаких талисманов нет, — бормотал он, обшаривая одежды Шэнь Юаня, а затем развернул за плечи к себе. — Ты сбежал сам? Хотя обещал?! Ло Бинхэ тряс его, тщетно вымаливая объяснения, но Шэнь Юань, оглушенный раскатами громыхающего неба, молчал. Небо тоже затянула кровавая мгла, что тяжелыми пластами кружила, завихряясь у точки на западе — над Сердцевиной. Сквозь пелену Шэнь Юань различил запекшиеся на клинке письмена и попытался отпрянуть, когда осознал, что меч находится совсем близко к его шее — продолжая трясти Шэнь Юаня, Ло Бинхэ сжимал Синьмо в руке. — Разве ты не уверял, что найдешь выход? Неужели, чтобы удержать тебя, мне снова придется послушаться Синьмо? Разум Шэнь Юаня помутился. Он не мог оторвать взгляд от лезвия, и в мозгу стучало лишь «убери», когда, сосредоточив в руке всю заточенную в теле ци, Шэнь Юань замахнулся, чтобы отбить Синьмо. Его запястье перехватили в полете. Все случилось в один миг: плечо врезалось в ствол бамбука, но давление не прекратилось — и кость треснула. Шэнь Юань вскрикнул. От боли он рухнул наземь и запричитал, будто ребенок, когда на безвольно обмякшей кисти, еще зажатой в чужой руке, повисли оголившиеся сухожилия. Ло Бинхэ, выронив Синьмо, упал рядом. — Я не понял… Я думал, что ты меня… Но его голос оборвался. Шэнь Юань сжался, закрывшись от Ло Бинхэ целой рукой. Он плакал, тихо скуля, и больше не боролся — только боялся. — Я не знал, что тебе будет так больно, ведь ты раньше… — задрожал Ло Бинхэ. Его воспаленные глаза были сухи, но голос дребезжал. Неожиданно он отбил ладонь, заслонявшую от него лицо Шэнь Юаня, и шепнул: — Я исправлю, — прежде чем впиться в чужие губы. Кровь была везде. Сочилась из раны, текла по обветренным губам, клубилась в душном небе. Ло Бинхэ припадал к его рту раз за разом, склизким языком проталкивая тошную кровь к самому горлу. Она щипала нежную слизистую, а потом, выплеснувшись жаром, утихала. Ло Бинхэ, игнорируя вопль Шэнь Юаня, разорвал рукав. Из истерзанной плоти выпирали обломки кости. Шэнь Юань дышал ртом, будто загнанное животное. — Почему она не заживает? — будто в тумане слышал обезумевший лепет Шэнь Юань. — Почему кровь не работает?! Хватка чужих рук ослабла, и ослепленный болью Шэнь Юань прижался спиной к обломленному стеблю бамбука. Из состояния забытья его вывел переросший из глухого бормотания пронзительный вопль Ло Бинхэ. Шэнь Юань разомкнул веки и взглянул на Ло Бинхэ, отползшего к оброненному мечу и теперь склоненного над ним. Несмотря на боль, крики умирающих и рокот сгоняемых грозовых туч, Ло Бинхэ был прекрасен. Губы его были обагрены алой кровью — словно подведены свадебной помадой. Широко раскрытые глаза роняли крупные слезы на клинок, зажигая надписи рубиновыми всполохами. Заклинатель подошел ближе, терзаемый противоречивыми желаниями: утешить Ло Бинхэ и увидеть новый приказ Синьмо. Он знал, что, прочтя письмена, не задумываясь оставит Ло Бинхэ наедине со своим кошмаром. И все же Шэнь Юань склонился, вглядываясь в запекшуюся надпись. Глаза его расширились, стекленея, а сознания перестали достигать чужие глухие рыдания. «Четвертуй Шэнь Юаня». Он сделал шаг назад, провожая меч неподвижным взглядом, будто кролик змею, а затем бросился бежать. Минуя опаленный пожарами лес, он отчетливо чувствовал обжигающее шею дыхание Синьмо.