Глиняный идол

«Правее… Да выше он! Вон, самый красный, али ты ослеп?» И, припав грудью к стволу, чтобы усилить трение, Шэнь Юань вытянулся, силясь дотянуться до плода. Конечно, не затем Шэнь Юань залез на дерево, чтобы сорвать фрукт поспелее. По заросшей тропе Мэнмо увел его от поселений, зиждющихся у рыбацких пристаней, и по итогу просчитался, ведь мосток, которым он, шпионя в землях Цзючжун-цзюня, промышлял в дни своей молодости, провалился посредине. «Но ведь я могу его перескочить», — заметил Шэнь Юань. «Если у твоего бога в родстве значились козлы, можешь попробовать. Местные гули наконец-то скотину попробуют». К чести Мэнмо стоит отметить, что доски мостка сгнили до черноты и потому даже ничтожный просчет мог обернуться незапланированным купанием. Таким образом, предостережение старейшины было сделано из лучших побуждений. А так как иные пути отступления с охраняемого острова (видимо, вовремя подсуетилась Ша Хуалин) были неведомы старому демону, Шэнь Юаню не оставалось ничего иного, кроме как произвести оценку местности с высоты — с ветки не ведомого царству людей дерева на берегу реки. Злопыхатели скажут, что результаты разведки оказались неудовлетворительными, однако почтенные наставники возразят — ведь они нашли вполне аппетитный плод. «Не слишком ли он мяклый?» — поздно сообразил Шэнь Юань, вонзив пальцы в плод, чтобы оторвать от черенка, и тем самым обнаружив подозрительное натяжение кожицы. Кожица взаправду лопнула, и по пальцам заструилась полужидкая мякоть, пачкая рукав. «Но ведь ты сам почти два шичэня назад жаловался, что уже к вечеру помрешь от жажды. Вот и пей». Со дня побега от Ло Бинхэ и до сего момента Шэнь Юань шел без передышки. Хотя дареные шелковые туфли, стершиеся уже в первые сутки пути, мало подходили для долгих скитаний, его тело не чувствовало усталости, однако дух все еще не смирился с лишениями. За время гостевания, что длилось не долее трех суток, Шэнь Юань так привык к безвозмездной заботе и потаканию любым желаниям, будто вновь вернулся в дни своего наставничества. И если когда-то ему понадобился добрый десяток лет, чтобы отвыкнуть от всяческих удобств, ныне судьба безжалостно выплюнула его из нежных объятий прямиком во враждебные земли Бездны. Впрочем, вряд ли справедливо было говорить, что в нынешнем положении дел была виновата одна лишь судьба. «Мастер самостоятельно принял решение о побеге!» Иногда Шэнь Юаню казалось, что Мэнмо способен читать мысли не только во сне, но и в действительности. Все еще балансируя у вершины дерева, он оперся спиной о ствол, свешивая ноги на толстую ветвь, дабы немного передохнуть. Взгляд невзначай уперся в носки изорванных туфель. На шелке, покрытом грязью и пылью, проступили свежие пятна крови. «Это было достойное мудрого ученого решение — дать деру, не посоветовавшись с этим стариком», — съехидничал старый демон. Шэнь Юань уже давно утомился пререкаться с ним. Как только он покинул восточные земли, превращенные гневом Ло Бинхэ в пылающий ад, бубнеж старейшины не прекращался ни на миг. Он непрестанно уговаривал его вернуться, уверяя, что Ло Бинхэ уже успокоился. Но, несмотря на неповиновение, силы не применял, и Шэнь Юань догадывался почему. В конце концов, желание Мэнмо — уговорить Ло Бинхэ отказаться от Синьмо — мог исполнить лишь он. Старейшина был гневлив, но не зол, и когда Шэнь Юань вознамерился утолить жажду из реки юго-восточных земель, ворчливый старик оберег его, предупредив об опасности здешних вод. Правда, при этом крепко отругав, словно незнающего юнца. Этот эпизод позволил Шэнь Юаню вновь проникнуться к демону симпатией и начать ему всецело доверять. А старейшина совершенно отчаялся уговорить его вернуться обратно, потому помогал выбраться из Бездны невредимым. Сейчас, когда сок плода был испит, а мост сломан, следовало озаботиться, куда же им все-таки направиться. «Этот Шэнь признает ответственность за все тяготы своего решения, — вежливостью ответил он на очередное язвительное замечание Мэнмо. — Но, старейшина, куда этому мастеру следует идти теперь?» Демон закряхтел, раздумывая. «Пока что этот старик точно может сказать, что тебе надобно уйти отсюда хотя бы в другие кусты да поскорее». Услышав бульканье и приметив на поверхности воды россыпь всплывших пузырей, Шэнь Юань понял намек. «Разве речные гули умеют лазать по деревьям?» «А хоть бы и нет, разве ты не собирался бежать? Или передумал и, чтоб простили, встретишь Бинхэ на этом дереве, будто дева в беде?» Шэнь Юаню действительно не хотелось вступать в противостояние с кем бы то ни было, пока его рука не вполне зажила. Теперь, потеряв равновесие из-за этой самой руки, Шэнь Юань успел обхватить ствол лишь ногами и, натужно пыхтя, сполз вниз. Мэнмо в сознании гаденько хихикнул. И воздух над рекой неожиданно взрезал яростный клич. «Что это, старейшина?» — тут же вопросил Шэнь Юань. В четверти ли отсюда послышался шумный всплеск воды. Заклинатель зябко повел плечами, растерянно озираясь. Весь пройденный доселе путь он старательно избегал столкновений с демонами, но этот грозный голос звучал… слишком по-человечески. Кто-то очевидно упал в воду и попался в цепкие когти голодных гулей. Но даже если врата открыты, что это был за человек, кто по собственной воле отправился бродить по этим землям? «Поворачивай и иди вверх по реке», — наконец глухо отозвался Мэнмо. В сторону, противоположную от попавшего в беду человека. «Но, старейшина, следует помочь нуждающемуся в помощи». «Почему тогда ты отвернулся от Ло Бинхэ?» Шэнь Юань шагнул навстречу разгоревшейся битве. «Стой, болван!» Голос Мэнмо отозвался болью. «Если ты не будешь слушаться, я перестану тебе помогать, неблагодарный щенок!» Шэнь Юань поспешил в направлении течения реки. Шум — треск камышей, рычание, крики и возня — становился все громче, и с ним удушливый запах сырости все горше колол язык. От целой своры гулей, размахивая подгнившей оглоблей, отбивался лишь один человек. Пусть редкие тумаки отбрасывали их на пару шагов, человек продолжал отступать, увязнув в реке уже по пояс. Неожиданно вынырнувшая из глубин морда разинула пасть, намереваясь вцепиться в бок несчастливца, однако человек успел вывернуть оглоблю, тупым концом размозжив мяклую голову. Черная кровь схватилась пленкой на глади реки. Она хлестала из дыр на шеях гулей, и, покачавшись, твари совершенно осели в воде. Человек изумленно оглянулся и, за ненадобностью выпустив оглоблю, что увязла в топком черепе подкравшегося со спины гуля, поднял голову, примечая остановившегося в десяти чжанах Шэнь Юаня. «Сделал доброе дело и, может, свалишь уже наконец?» Вуаль на вэймао сбилась, и из-за тонкой газовой завесы взгляду Шэнь Юаня открылся лоскут чужого лица. Вздернутый уголок глаза, обрамленный рассветной дымкой румянца, и прелестнейшее пятнышко, неоспоримое доказательство наружного совершенства — родинка на нижнем веке. Не услышь Шэнь Юань до этого полузвериный рокот, коим неизвестный сопровождал каждый взмах оглобли, непременно решил бы, что теперь пред ним предстала дева неописуемой красоты. И будто с тем, чтобы в очередной раз подтвердить предположение Шэнь Юаня, неизвестный взвыл: — Шэнь Цинцю!!! Шэнь Юань не знал плакать ему или смеяться. Все эти дни скитаний он так или иначе возвращался к неаккуратно оброненной фразе Ло Бинхэ о возможной встрече с Богом Байчжань. Это повергало в неясное волнение, но с тем представлялось весьма недурственной возможностью ощутить себя хоть сколько-нибудь под защитой. Но сейчас, глядя на стоящего в воде небожителя, отчаянно ожидавшего ответа, Шэнь Юань не мог еще представить, насколько он сам будет разочарован неприглядной действительностью. — Господин принял этого мастера за другого. Было ли подобное обращение слишком фамильярным по отношению к бессмертному богу? Возможно, осквернивший тело Цинцзин Шэнь Юань должен был припасть к земле, выполняя коутоу перед Байчжанем до тех пор, пока не разобьет череп. Но он, как и любой адепт храма Цинцзин, всю жизнь обходил стороной каждое из святилищ Байчжаня, потому столь распыляться перед ним было бы полнейшим лицемерием и неуважением к вековому соперничеству между храмами. В конце концов, в этом сдавленном всмятку мире отличия между богами и его ничтожной душой стали не столь уж значительны. И сейчас именно он спас Бога Войны, взрезав плоть речных гулей наделенными ци листьями прибрежных деревьев. Это был старый и довольно пошлый трюк, но Шэнь Юань имел присущее адептам храма Цинцзин бесстыдство, касающееся дел военного поприща, потому наперед был готов к неблагодарной критике. Не питая явной брезгливости, Байчжань бедром протаранил путь меж полегших туш и парой прыжков настиг успевшего погрузиться в пространные размышления Шэнь Юаня. Пусть на нем были подходящие долгим странствиям сапоги, после купания они знатно размокли и хлюпали на каждый шаг. В нынешнем положении неясно, кто выглядел смешнее: разодетый в императорские одеяния Шэнь Юань, топчущийся на камыше, или облепленный тканями, будто общипанный петух, Бог Войны. Байчжань снял вэймао, прижимая ее к груди. Его тонкие очерченные губы были сжаты в полоску, а насупленный взор устремлен на носки сапог. Неожиданно он рухнул на колени и, прежде чем Шэнь Юань сумел возразить, уперся руками в землю, чтобы порывисто поклониться. — Если ты та самая душа, что Шэнь Цинцю вырвал из круга перерождения, я приношу тебе извинения! От моего лица, лица Владыки и Небес вообще! И в подтверждении своих слов Байчжань вновь врезался лбом в носки туфель Шэнь Юаня. Заклинатель хорошо помнил это лицо. В их прошлую и единственную встречу Бог Байчжань не был столь же любезен и покалечил его тело своим клинком, до этого в кровавые сопли избив еще юного и совершенно невинного Ло Бинхэ! Припоминая события прошлых лет, Шэнь Юань явственно ощутил кислый вкус мелочной обиды. Но мимолетная злость была смыта, словно мусор с морского берега набежавшей волной, когда он отчетливо ощутил на пальцах истоптанных ног мягкое давление чужого лба. Шэнь Юань поспешно опустился на колени, в нерешительности поднося к чужой голове раскрытую ладонь здоровой руки, словно в попытке поднять чужое лицо. — Ну что вы… Покровитель Байчжань! Вы первый, кто извинился перед этим ничтожным мастером, и ему истинно… неловко. На самом деле, ему было очень приятно. Знал бы Шэнь Юань об этом совестливом боге, прозябая в Диюе, возможно, количество его ругательств уменьшилось бы вдвое! «Приятно видеть того, для которого законы цикла перерождения не пустой звук!» Байчжань выпрямился, небрежно складывая руки на коленях, хотя и этот жест был пропитан врожденной грацией. Глаза, по форме напоминавшие бамбуковый листок, были полны спокойного ожидания, в то время как фиалковые зрачки мерцали таким преданным вниманием, что Шэнь Юань отстранился. Отчего-то встречный взгляд казался непристойностью, и Шэнь Юань ощущал себя, будто бессовестно рассматривает лицо хорошенькой девушки, пользуясь ее застенчивостью либо искренностью. — Как тебя зовут? — Данное Небесами имя этого ничтожного — Шэнь Юань, — ответил заклинатель и тут же задумался о сходстве нареченного имени с мирской фамилией Цинцзин. Сколь нужно быть бессовестным, чтобы отдать свою фамилию, а затем без сожалений обречь на муки Диюя? Ведь Цинцзин буквально усыновил его! Шэнь Юань в очередной раз едва сдержался, чтобы не скривить свое спокойное, словно воды ночного пруда, лицо в гримасу раздражения. Вестимо, Бог Войны также задумался о природе этого имени, и на щеках его полыхнул румянец возмущения. — Извини, мне сразу следовало признать тебя, — решительно начал Байчжань. — Прием, которым ты убил тех гулей… Признаться, я не все видел, но быстрота и отточенность движений выдают в тебе мастера боевых искусств. Шэнь Цинцю не способен на такое. — К сожалению, Покровитель Байчжань преувеличивает заслуги этого мастера. Ведь при жизни он был адептом Цинцзин и потому никого серьезнее речного гуля в своей жизни не встречал. «Если последнего неуча заставить всю жизнь переписывать "Дао дэ цзин", то и он будет знать сей трактат в совершенстве», — с тоской подумал Шэнь Юань, поднимаясь с колен. Но ему было приятно, что сам Бог Войны похвалил его несносный трюк, более пригодный для глупых шуток над зазевавшимися учениками, и не уличил в подлости. Байчжань, словно опомнившись, также поднялся на ноги и сложил руки в печати, явно пытаясь воспроизвести заклинание на своей промокшей одежде. Вот только… из пальцев его лишь посыпались искры. Догадка о причине столь бедственного положения прославленного Бога Войны мелькнула в сознании Шэнь Юаня, вот только он не был уверен, что указание на божественное невежество не отзовется ему парой лишних годов в Диюе. Но Байчжань вовсе не скрывал собственных ошибок и, заметив обращенный на него взгляд, смущенно объяснился: — Меня мучила жажда, и я испил воды из этой реки. Меня тогда уже преследовали двое гулей, не приближались, только смотрели, но после как ополоумели. И я обнаружил, что у меня совсем не осталось благословений. Владыка предупреждал меня, что где-то в Бездне есть воды, что нельзя пить… Кажется, у тебя остались ещё благословения, так ведь? Если хочешь пить, лучше найти колодец: от колодезной воды со мной такое не случалось. — Спасибо, Покровитель Байчжань, — вежливо поблагодарил Шэнь Юань. — Воды юго-восточных земель действительно отравлены особенным видом рачков, которые питаются темной ци. Помимо как для демонов, они также представляют угрозу для светлых заклинателей. Как желудку становится худо, если съесть незрелый фрукт, так и заклинатель, поглотив большое множество напитавшихся темной ци рачков, подвергнет угрозе свое совершенствование. Казалось, Шэнь Юань слишком увлекся пересказом слов старейшины Мэнмо, отчего он и сам не успел заметить, как лицо Байчжаня побледнело и осунулось. — Ты очень осведомлен, — выдавил из себя небожитель. «Не смей говорить об этом старике, пустоголовый болтун!» — Да… — неловко улыбнулся Шэнь Юань. — Но этот мастер считает, что от целенаправленного воздействия светлой ци они уничтожатся. Поздно осознав, что его предложение прозвучало полунамеком, Шэнь Юань мешкал, не зная, как теперь разрешить колебания Байчжаня. Они простояли так с фэнь, обмениваясь неопределенными взглядами, в то время как Шэнь Юань мучился из-за неразрешимости возникшего молчания, а Байчжань будто бы о чем-то напряженно раздумывал. — Хочешь сказать, есть шанс, что мои силы вернутся? — наконец спросил он. — Не совсем… — Шэнь Юань надеялся, что его ответ звучал как можно мягче, но от недогадливости Бога Войны хотелось взвыть. — Просто зловредные существа перестанут терзать вашу плоть. Байчжань задумчиво кивнул. Из жеста вычерчивания печати он сложил руки ладонь к ладони и склонил голову, роняя на щеки тени длинных ресниц. — Мое имя Лю Цингэ. Теперь, когда оно тебе известно и прежде чем попросить тебя о помощи, я хочу спросить: ведь ты согласен покинуть земли Бездны, несмотря на милость, коей тебя одарил демон? Теперь пришло время удивляться самому Шэнь Юаню. Вряд ли когда-нибудь он помышлял о том, что небожители начнут раскрывать ему тайну мирского имени. И вместе с тем в душу вкралось подозрение, взращенное слезами Бинхэ и ворчанием Мэнмо: не для того ли величественный бог преодолел трудности дальнего пути, как не с целью вернуть украденное? Шэнь Юань опустил взгляд и с некоторой иронией посмотрел на покалеченную яростью Ло Бинхэ руку, а затем смиренно смежил веки. Мэнмо угрюмо молчал. — Конечно, Покровитель Байчжань. Прежде чем встретить вас, этот мастер был ведом целью покинуть земли Бездны. — Тогда помоги мне избавиться от этих паразитов, а о передаче ци не беспокойся: доверься мне и позволь вести тебя, — с трудом подражая наставническому тону, Лю Цингэ постарался сгладить сомнения Шэнь Юаня. — Только не зови меня Байчжанем. Так называл меня Шэнь… твой предшес… Цинцзин. И тем более не зови меня покровителем, — с какой-то уж совсем отчаянной просьбой закончил не справившийся с речью небожитель. — Хорошо. Этот мастер начнет. «Твои беспечные капризы воздадутся мне в Диюе!» — в мыслях отчаянно воскликнул Шэнь Юань, поднося здоровую руку к телу Лю Цингэ. Он не стремился сразу усиленно воздействовать ци, будучи неуверенным в собственных пределах и возможностях, потому сосредоточился на чужих энергетических потоках. Но тела небожителей были устроены иначе, и Шэнь Юань не нашел у Лю Цингэ ни меридиан, ни золотого ядра. Растерянно проведя рукой от нижнего дяньтяня до среднего несколько раз, Шэнь Юань вспомнил, где обычно обитают паразиты, и сосредоточился на желудке и верхней части кишечника. Прикрыв глаза от напряжения, он ощутил вибрацию чужого тела и… сгустки плотной, словно пригоревшая конги, темной ци. — Потерпите, Лю Цингэ. Этот мастер постарается быть осторожным! — только успел сказать он, прежде чем с силой ударить потоком энергии по кишечнику несчастного Бога Войны. Если бы Лю Цингэ мог после такого говорить, ему следовало бы поблагодарить Шэнь Юаня за предостережение. Именно благодаря ему, пусть от боли лицо небожителя раскраснелось, а глаза опасно замерцали, Лю Цингэ удалось сохранить достойное молчание. Попереступав с ноги на ногу, поморгав и сделав несколько глубоких вдохом носом, Лю Цингэ разомкнул губы, роняя неровное дыхание. В густых ресницах скрылись слезинки. — Но я все еще не чувствую сил… хотя недомогание сошло. Видимо, не до конца, — и, обрывисто выдохнув это, Лю Цингэ протянул к Шэнь Юаню руки. — Попробуем теперь передать благословения. Если за восемь десятков лет Шэнь Юань не удосужился узнать, как передавать ци иному светлому заклинателю, то как он мог ведать о способах подобного воздействия на небожителя? Но протянутые руки Лю Цингэ все еще ожидали чего-то, беспокойно подрагивая в кончиках пальцев. Так как бог не стремился объяснять что к чему, Шэнь Юань с готовностью взял его ладони в свои. — Теперь попробуй сосредоточить ци в пальцах. Вот так… можешь не бояться, если даже ток будет сильным, я с ним совладаю. Старайся только, чтобы он был равномерным, от обеих рук. Лю Цингэ пожимал его пальцы, держась только за подушечки. При этом он сомкнул веки и выглядел таким сосредоточенным, что Шэнь Юань, которому весь процесс давался без усилий, а потому почти не ощущался, всерьез задумался, какие трудности влечет за собой принятие энергии от столь бездарного мастера? Размокшие в воде пальцы были мягки, холодны. — Не получается. Ток неравномерный, — при этом Лю Цингэ крепче перехватил руки Шэнь Юаня, притягивая к себе. Вместе с привычной ноющей болью Шэнь Юань почувствовал пристальный взгляд. Лю Цингэ рассматривал поврежденную руку, и притом его пальцы неосознанно распрямляли ладонь, ощупывали запястье. — Если не удается создать равномерный ток из двух источников, лучше направить в одну точку, прямиком в дяньтянь. В своих размышлениях Лю Цингэ поднес руки Шэнь Юаня так близко к своей груди, что несчастный заклинатель обмер, вверив чистоту своей души благоразумию Байчжань. Наконец и Лю Цингэ осознал неладное и выпустил руки Шэнь Юаня, но для того лишь, чтобы спустя небольшую заминку повернуться к нему спиной. — Сложи ладони у дяньтяня и повтори то же самое, — и тут же добавил: — Сейчас только, я сниму ханьфу, его ткань устойчива к воздействию ци. — Благодарю, Лю Цингэ, но я справлюсь! — предостерег его Шэнь Юань. Заклинатель прикрыл глаза, дабы хоть сколько-нибудь умалить совершаемое им богохульство, и с чрезмерной отчаянностью прижал ладони к лопаткам Лю Цингэ. Вспомнив указание, он сдвинул пальцы ближе к позвоночнику и замер, ощущая при каждом чужом вздохе исходящий от тела трепет. Лопатки двигались под ладонями, словно крылья пойманной голубки, и от приходящих в голову сравнений Шэнь Юань все крепче смыкал веки в неясном исступлении. Возможно, этим он лишь больше усугублял ситуацию и изменял темп передачи энергии, но, так или иначе, Лю Цингэ мужественно терпел, не проронив с губ ни жалобы, ни стона. Был бы Шэнь Юань менее предосудителен к происходящему, если бы не ведал, сколь немилостивы загробные судьи по отношению к межвидовым связям? Да, ведь когда-то и неосязаемая близость с Ло Бинхэ казалось ему не более чем невинным баловством, безделицей перед испитием супа забвения. Шэнь Юань знал, что его наказание вряд ли ощутимо усугубят двусмысленные прикосновения к спине беззащитного божества, но, видят Небеса, он не хотел порочить чистоту души неискушенного Лю Цингэ! — Мастер Лю? — спустя долгое и мучительное молчание спросил Шэнь Юань, не размыкая век. — Этот Шэнь все делает верно? — Да, я предупрежу, когда будет достаточно, — отрывисто ответил Лю Цингэ, но, влекомый некими личными мотивами, спустя фэнь добавил тише: — Ты хорошо справляешься, Шэнь Юань. Позже Лю Цингэ действительно объявил, что на ближайшую пару суток этого хватит. Он отступил, чтобы развернуться к Шэнь Юаню, и тот, приметив прилипшую к шее Лю Цингэ влажную прядь, гадал, отчего же теперь небожитель забыл применить высушивающее заклинание. Или совесть не позволяет потратить «чужое»? — Путь, которым я пришел в здешние места, не длинный и не короткий, однако теперь по пути нам наверняка встретится не один аванпост. Может, ты знаешь путь надежнее? — наклонил голову Лю Цингэ. Ответ Мэнмо не заставил себя долго ждать: «Пока ты якшаешься с небесной ратью, я не стану тебе помогать». — К сожалению, этот мастер сведущ лишь в юго-западных землях, да и то… сейчас эти знания вряд ли представляют какую-либо ценность. Лю Цингэ кивнул и протянул Шэнь Юаню вэймао. Только тогда он заметил, что вуаль намокла, и смущенно объяснился: — Если ты бежал от Ло Бинхэ, тебе больше моего нужно скрывать свое лицо. Твоя одежда… быстрее будет выбраться отсюда, чем искать новую. Шэнь Юань нехотя взял ее. Лю Цингэ материализовал меч и, пробуя ногой его прочность, неожиданно почувствовал прикосновение к спине. — Прошу меня извинить. Лю Цингэ замер. Тепло растеклось в области поясницы и переползло вдоль позвоночника к корням волос. Только тогда он заметил, как от рукава оторвался крупный пузырь воды и стек на землю. — Спасибо, — смущенно и растерянно выдохнул Лю Цингэ. Взойдя на меч и вцепившись в пояс Бога Войны, Шэнь Юань подготовил себе оправдание на случай следующей встречи с Ситун: а кто захочет под сильными ветрами Бездны держаться за чью-то мокрую спину?