Глиняный идол

Они оба ужасно вымотались. Если Шэнь Юаня еще питали благословения, что стекались в выстоявшие храмы Цинцзин, то впавший в немилость императора демонов Лю Цингэ мог взаправду рассчитывать, как сказал Чжучжи-лан, лишь на силу собственных мускулов. Разумеется, лететь в пору их полного измождения было неоправданным риском, потому, подступив к горной гряде, они заночевали в одной из пещер. Растянувшись у костра, Шэнь Юань наконец расслабился — и совершенно перестал чувствовать конечности. Стрекот сверчков, жар пламени, жестковатая охапка листьев, подтащенная Лю Цингэ — долгожданный покой опутал тело сладкой истомой, и Шэнь Юань не стал сопротивляться. Веки слиплись. Легкая поступь прошелестела у его головы, углубляясь в пещеру. Остановилась. Хруст каменной крошки, будто что-то тащат, тяжкий вздох. Холодок лизнул шею, и Шэнь Юань пододвинулся к огню, пытаясь спрятаться от сквозняка. — Что там? — сонно проворчал Шэнь Юань, потому что шаги стали удаляться. Ответа долго не было. Пусть сознание чутко ожидало, тяжесть в теле была слишком велика, чтобы обернуться. Наконец Лю Цингэ отозвался: — Здесь есть горное озеро! Не хочешь искупаться? — Шэнь Юань не стал откликаться на столь вздорное предложение. — С дороги не помешает, раз уж ты в родные места решил наведаться. Бурный всплеск воды, отразившийся от стен эхом, смыл остатки сна. Шэнь Юань приподнялся, чтобы увидеть открывшийся за отодвинутой глыбой проход, а за ним — своды сверкающего грота. Удивительно, как там, в глубине горы, просочившийся сквозь расщелины свет казался чище, ярче. Всплеск повторился. И Шэнь Юаню в действительности захотелось взглянуть, отчего достойнейший из небожителей плещется, словно малый ребенок в принесенной матерью бочке с вечерней водой. Поднявшись с примятых листьев, старый мастер засеменил к сердцевине грота. Услышав его шаги, Лю Цингэ ударил ладонью по воде еще раз, и в этом звуке усталое сознание Шэнь Юаня различило нечто манящее, зовущее. Лица коснулась льдистая прохлада, а ноздри шумно вдохнули чистый, как будто посеребренный воздух. На каждый его шаг душные всполохи оставленного позади огня все меркли, пока место ночлега совершенно не поглотила тьма. Шэнь Юань и не заметил, как приведшая его тропа потонула во мраке. В середине круглого озерца стоял Лю Цингэ. Белые, отчего-то не тронутые потом и кровью нижние одежды плотно облегали мокрое тело. Прежде подвязанные в строгий хвост, но сейчас совершенно разметавшиеся волосы липли к вытянутой шее с подрагивающим яблочком кадыка. Шэнь Юань засмотрелся. Все мысли вытеснились из его сознания, кроме желания также погрузиться в воду и очистить глубокие раны от грязи и пыли. Прикрыв глаза, он быстро сдернул верхний халат, давно пришедший в негодность, и стянул шелковые туфли, совершенно стоптавшиеся на пятках. Холодная вода обняла его щиколотки, с каждым шагом погружая тело все глубже. Лю Цингэ рассматривал его, но, вместо того чтобы подплыть, отклонился назад, пока его тело не скрылось под зеркальной гладью до самого подбородка. Шэнь Юань подошел ближе. Пространство пронизывал лучистый, будто хрусталь, свет, который, просачиваясь в пещеру с каплями ночной росы, со звоном разбивался о поверхность озера. Лицо Лю Цингэ сияло, будто выточенное из алебастра, и холод его совершенной красоты манил своей непостижимостью. В остром уголке над верхней губой скопилась крупная капля, и, рвано вздохнув, Шэнь Юань подумал совершенно безрассудно: «Чувственные. Но у Бинхэ… ох…» Шэнь Юань порывисто окунулся в воду с головой, задержав дыхание так долго, насколько мог. Холод просочился сквозь кожу, и в его колючих объятиях непочтительные мысли истаяли, наполнив сознание небывалой легкостью. Было ли это озеро начинено ци? Шэнь Юань точно ощутил прилив сил и вынырнул с некоторым сожалением, когда от нехватки кислорода стеснило грудь. Лю Цингэ уже пропал. На губах осел сладковатый привкус. Неожиданно всплеск раздался прямо за спиной, и, заточив под замок объятий, его руки притиснули к бокам, не позволяя выдернуться. Шэнь Юань вздрогнул, почувствовав на затылке поцелуй. Но потом он заметил, что охватившие его руки обнажены, а следующий поцелуй уже пришелся на шею — в оголившийся из-за водопада волос клочок кожи. Жарко. Мысли пухли в голове, не в состоянии зажеваться ускользающим сознанием. Под тяжестью несметного числа поцелуев, обрушившихся на его шею, голову клонило к груди. С каждым фэнем молчания чужие губы становились ожесточеннее, то ли случайно, то ли умышленно задевая зубами нежную кожу в сгибе шеи. Тиски чужих объятий не давали сделать и вдоха, сжимая грудь. Шэнь Юань смотрел на воду, надеясь в скользящей ряби углядеть свое и чужое отражение, но не видел ничего, кроме сгущающейся в пространстве тьмы. — Бинхэ!.. — догадка сорвалась с губ, останавливая очередной насильственный поцелуй. Пару мгновений Шэнь Юань переводил дыхание. Когда натиск спал, он ощутил во всем теле пульсирующий жар. Тяжело было представить, что его так распалили беспорядочные нежности. Но некто рассмеялся и вновь запечатлел поцелуй — теперь на щеке. Влажная прядь волос выскользнула из-за уха, мазнув по обнаженной шее Шэнь Юаня, и от холода тот крупно вздрогнул, тут же попытавшись вырваться. Безуспешно, зато бесстыдник наконец раскрыл себя, выдохнув в ухо: — А-Юань. Шэнь Юань замер. Ухо горело, а сознание, опутанное жарким облаком, затуманилось, и Шэнь Юань ослаб в чужих объятиях. Тиски спали, и ладони стекли вдоль стана, чувственно обвивая талию. Ло Бинхэ умиротворенно вложил подбородок в сгиб чужого плеча. — Я так рад, — смешок. Ло Бинхэ потерся щекой о его шею. — Все-таки ты не влюблен в него. — Конечно, нет, Бинхэ, — строго ответил Шэнь Юань, возмутившись такому нелепому предположению. Но игривость и беззаботность Ло Бинхэ успокоила его. Это казалось противоестественным (а вместе с реакцией тела — абсурдным), но Шэнь Юань… был рад вновь слышать Ло Бинхэ. Картина заслонившего сознание безумия все еще стояла перед его глазами, а последние слова Чжучжи-лана остались в памяти как приговор на вечные страдания Бинхэ. Страшно представить. Все это время он был совсем один. Но сейчас разум юного демона был относительно спокоен, и это не могло не радовать усталую душу старого мастера. Шэнь Юань тихо вздохнул. — Этот мастер лишь хочет сам во всем разобраться. — Увидеть все собственными глазами? Понимаю. Тогда… — и, размышляя, Ло Бинхэ, будто точащий когти зверь, сжимал и разжимал пальцы на чужих боках, отчего спину Шэнь Юаня облепили мурашки, — Бинхэ может присоединиться к его поискам? — Нет, Бинхэ. — Ведь я никогда не ограничивал твою свободу. Я всего лишь хочу быть рядом. Угрозы старика Мэнмо не были пустыми: сегодня сон Шэнь Юаня в действительности больше никто не оберегал. — Пока нет. — Почему тогда ты позволяешь этому небожителю сопровождать тебя? — Ты многое скрывал от этого мастера. Тело Ло Бинхэ одеревенело. Шэнь Юань хотел было выскользнуть из ослабших объятий, но Ло Бинхэ так крепко вцепился в его одежды, что дальнейшее сопротивление перешло бы в полноценную борьбу. Шэнь Юань позволил себя удержать, но попытался развернуться. Ему позволили. В лице Ло Бинхэ не было ничего страшного, однако, не обнаружив в нем ярости или дикости, Шэнь Юань уже не мог долее рассматривать его. Тонкое и бледное, а глаза большие, уставшие. Заметив, что Шэнь Юань отвел взгляд, Ло Бинхэ взял его ладони в свои и поднес к груди. За плотью и ребрами билось сердца. Будто настоящее. — В тот раз ты тоже не открыл мне всей правды. И пока мы ссорились, пришел он. Шэнь Юань понял, что Ло Бинхэ говорит о событиях трехлетней давности, произошедших у барьера, и был готов отринуть обвинения, но тот продолжил: — Может, нам не следует допускать эту ошибку снова? Ло Бинхэ упрашивал Шэнь Юаня мягко, как говорят с детьми. А подушечки пальцев нежно гладили костяшки чужих рук, пока Ло Бинхэ не наклонился, чтобы прильнуть к ним губами. Горячие. Горячие настолько, что Шэнь Юань более не чувствовал льдистого холода горного озера. Упругость кожи противостояла острым камням, устилающим дно. Только тогда Шэнь Юаню пришло в голову, что выдуманное Ло Бинхэ пространство было призвано уравновесить истинные чувства, овладевшие душой демона. Шэнь Юань закрыл глаза, и сердце его смягчилось. Не помня ни об обещании, данном Лю Цингэ, ни об неизбежности страданий Ло Бинхэ, на миг он представил, что все может решить единственная просьба. — Бинхэ. Развернутые ладони обняли лицо Ло Бинхэ, к которым тот покорно приник, будто бы в намерении испить из них живительной влаги. Шэнь Юань погладил подушечками больших пальцев чужие виски. — Откажись от Синьмо. В одно мгновение пространство вокруг них раскроила мгла, а ладони Шэнь Юаня обожгло чужое сорванное дыхание. В испуге он отдернул руки, и Ло Бинхэ обратил к нему свой взгляд, полный невыносимого страдания. Губы демона кривились в жалкой улыбке, а из глаз сочились слезы. В разрушающемся мире снов единственным неизменным ориентиром оставались чужие обагренные кровью глаза. — А-Юань… От надломленности, исказившей прежде спокойный и певучий голос, хотелось заслонить уши ладонями. Но Ло Бинхэ сам стеснил свои виски, в невыносимой боли падая на колени, тоня с головой в чернильных водах. Шэнь Юань моргнул и больше не увидел ни пещеры, ни озерца. В разрушенном мире осталась лишь тьма и задыхающийся от боли Ло Бинхэ. Заклинатель начал пятиться от обездвиженного болью демона, на своем пути не находя ни препятствий, ни опоры. — Не уходи! Ло Бинхэ смотрел ему вслед, протягивая дрожащую руку. Сердце кольнуло болезненное чувство, и Шэнь Юань в нерешительности остановился. Вид беспомощного, отринутого всеми демона заполонял рот кислым вкусом чувства вины. Но в тот момент, когда Шэнь Юань, пересилив себя, уже хотел шагнуть к Ло Бинхэ, позвоночник прошиб ледяной озноб. Чувствуя за спиной чье-то зловещее присутствие, он не мог пересилить свой страх и обернуться, лицом к лицу встретив опасность. Алые глаза Ло Бинхэ расширились от ужаса, губы скривились в невысказанной мольбе. — Не смей!.. — то ли просил, то ли угрожал он. Шэнь Юань занес ногу для шага, но в тот же миг тьма рассекла его тело пополам. Он распахнул глаза. Тишина ночной пещеры оглушала. И лишь дыхание спящего рядом Лю Цингэ хоть сколько-нибудь могло успокоить загнанное сердце. Еще до того, как солнечный луч успел подползти к подушечкам вытянутой руки Лю Цингэ, его разбудила птичья трель. Он разлепил веки и тут же встревоженно сел, озираясь по сторонам, но разыскиваемый им сидел прямо у входа в пещеру. Рассветное розоватое свечение окрасило своды пещеры и даже просочилась в пряди волос задумчивого Шэнь Юаня, окрашивая пурпуром. Когда Лю Цингэ приблизился к нему, Шэнь Юань поднял голову и приветственно кивнул. Лю Цингэ устроился подле. Пусть минула только ночь, в воздухе витало чувство, будто произошло что-то значительное. Лю Цингэ тревожила эта недосказанность, однако, раз Шэнь Юань молчал, он не мог на него давить. Потому Лю Цингэ решил проговорить то, о чем они давно условились: — Я оставлю тебя у подножия Линси и вернусь, как только получу новые распоряжения от Владыки. К тому времени ты должен окончательно решить, хочешь ли ты и впредь следовать воле Небес. Лю Цингэ будто намеренно давал ему шанс на побег перед тем, как Шэнь Юаня окончательно заберут на Небеса. Вестимо, и душа небожителя была разделена на четыре и разбита на пять, раз спустя столько испытаний он засомневался в справедливости собственной миссии. Шэнь Юань мог лишь посочувствовать Лю Цингэ: за последнюю ночь он на себе ощутил, насколько тяжела ответственность за чужие судьбы. — Хорошо, Лю Цингэ. Шэнь Юань смолк, почувствовав на кончике языка возникшее сомнение. Лю Цингэ подумал, что Шэнь Юань решил быть немногословным, потому насупил брови и смущенно опустил взгляд. Но сам заклинатель пребывал в глубоком смятении, позабыв даже одарить небожителя хотя бы ободряющей улыбкой. Совершенно точно Ло Бинхэ знал, куда они собираются держать путь. Виной тому был Мэнмо или чуткая интуиция демона — это не имело значения. Ло Бинхэ намерен присутствовать при посещении ими «родных мест» Шэнь Юаня, в которых когда-то мечтал побывать. Шэнь Юаню хотелось зарыть голову в песок от собственного бессилия и неизбежности судьбы. — Ты в порядке? — вновь вздернул подборок Лю Цингэ. Что будет, если прямо сейчас все ему рассказать? Шэнь Юань смежил ресницы. — Да, просто сон был неспокоен. Наверное, Лю Цингэ взмоет вместе с ним на Небеса, дабы предстать перед дворцом Владыки. — Он мучает тебя во сне? — лицо небожителя потемнело, а Шэнь Юань вспомнил ужас, взрезавший лицо Ло Бинхэ. Будет ли у них еще шанс поговорить наедине? — Не стоит беспокоиться, Лю Цингэ, — улыбнулся одними губами Шэнь Юань. — Скоро всему придет конец. Небожитель кивнул, но губы его были плотно сжаты. Один оставил вэймао, а другой передал благословения — ровно столько, чтобы воспарить к небесам. И у основания ведущей на гору тропы они расстались. Утренняя роса пропитала истершиеся туфли, но это зябкое чувство бодрило, наполняя голову ясностью. Трава поредела, сменяясь вздымающимися от дороги клубами пыли, и Шэнь Юань наконец вышел к поросшей мхом лестнице с тяжелыми каменными ступенями. Он начал свое восхождение по ней. С каждым шагом воздух становился свежее, холодя легкие. Одурманенное пространством и свободой, сознание очистилось, оторвавшись от прошлых забот… Но, воодушевленно продолжая свой путь, Шэнь Юань знал про себя, что его решимость — это боязнь обернуться и заглянуть в пропасть, над которой он на время возвысился. Близость вершины ускоряла его шаг. Увидит ли он покрытые пеплом руины? Или же единственное оставшееся на этой разбитой земле место покоя? Солнечный свет падал на посеребренные снегом горы Линси и слепил глаза, когда Шэнь Юань поднимал взгляд с каменных ступеней лестницы. Предвкушение горячило кровь, и душа волновалась, готовая рискнуть всем, лишь бы разрушить томящее ожидание. На подступах к повисшим на старых петлях вратах его шаг замедлился. Что бы ни было за ними, Шэнь Юаню придется спуститься. Горе утраты либо радость ликования — все одно: они не смогут длиться вечно. Справиться с потерей или спасти мысли от праздной скуки может помочь лишь огонь нового стремления, что вновь зажжет жилы, вознесет душу. Но могло ли остаться у души Шэнь Юаня что-то еще? Порыв ветра вздыбил вуаль на вэймао. Золотые листья взлетели, но, наткнувшись на застывшие мыски туфель, рассыпались по потресканным ступеням. Шэнь Юань замер, устремив невидящий взор на истрепанную сквозняком кучу листвы. А затем, парой шагов преодолев последние ступени, легко перескочил затворенные ворота (они и прежде нестерпимо скрипели) и спрыгнул в свежесть бамбуковой рощицы. Шэнь Юань сделал несмелый шаг. Второй, третий. Он брел по нетронутой роще, и сердце его наполнялось опасной слабостью. Все было как прежде. Время застыло между тонкими ветвями бамбука и растворилось в слепящем горном свете. Птицы, привыкшие к скромному присутствию бывшего заклинателя, защебетали над его головой, предвещая утреннюю молитву богу Цинцзин. И в действительности, в груди золотом разлилось тепло. Шэнь Юань помнил эту кумирню. Она была в особенности любима учениками, так как находилась далеко от глаз учителей. Он остановился в нескольких чжанах от нее, скрытый завесой заклинания, сил на которое теперь имел в избытке. Светлые стены маленькой кумирни отражали солнце, и пространство вокруг нее сковывала тишина. Шэнь Юань сомкнул веки и вспомнил лицо каменного изваяния Цинцзин. Он тоже молчал. А несколько человеческих тел внутри кумирни склонились перед своим исчезнувшим божеством. В том, что последователи Цинцзин были все еще живы, не было никаких сомнений, ведь Шэнь Юань прямо сейчас получал их молитвы. Ток благословений угас, но внутри курильни родился шепоток. Он был легок и тонок, подобно птичьей трели, потому даже самый строгий учитель не смог бы упрекнуть своих учеников в подобной мере непочтения к небожителям. Люди в курильне поднялись, направившись к тесному проходу… И в последний миг раздался звучный хруст, а после на порожек выскочила дева. В ее руке алело надкушенное яблоко. — Ин-эр, за такую дерзость учитель даже тебе всыпал бы розги, — укоризненно покачал головой вышедший следом юноша. — Наутро подношения все равно растаскают сеноставки. Хоть меньше прибираться потом будет. Юноша беспомощно наблюдал, как спелый плод стремительно исчезает во рту девушки, оставляя между маленькими и белыми, словно обработанный жемчуг, зубами лишь черный черенок. — Учитель бы сказал… Юноша не стремился завершить свои слова, напряженно погрузившись в собственные воспоминания. — …что ты… глотаешь… Девушка спрятала черенок яблока в свой правый рукав. Шэнь Юань благодарил ее хотя бы за то, что она не выбросила его перед святилищем Цинцзин. — Что Нин Инъин глотает как волк и пожирает как тигр? — без запинки продолжила девушка. Юноша выглядел смущенным. — Ты всегда лучше всех помнила его идиомы! Девушка утвердительно кивнула. — Хотя соревноваться в их знании было неимоверно скучно, — говоря подобные бесстыжие слова она даже не покраснела, — но все мы хотели подыграть нашему доброму учителю. Шэнь Юань стоял, и его руки дрожали то ли от негодования на своих нерадивых учеников, то ли от прилившей к сердцу нежности. Смотря, как две спины в безукоризненно белых одеждах скрываются в бамбуковой роще, он благодарил Небеса, что самым тяжким трудом для этих двоих осталось подметание дорожек школы Цанцюн. Однако, пусть шум чужих голосов совершенно стих и птичье пение вновь наполнило тенистые кроны бамбука, Шэнь Юань, охваченный неясным чувством, все еще стоял на месте. Неожиданно на тропке появился иной силуэт. Шаг его был нетороплив, даже натружен, хотя ровная спина и крепкие ноги выдавали здорового молодого мужчину. Взойдя по ступеням кумирни, путник остановился. Тонкий дымок разлился в воздухе, и разожженные благовония прибавились к тем, что уже стояли в сосуде. Однако путник, преклонив колени, так и остался на пороге. В сумраке кумирни тлели четыре золотые точки. — Эта обветшалая молельня… Люди высмеивают ее убранство, тщетность собственных молитв. Но, пусть она такая бесполезная… она дарит им воспоминания о днях, когда они были счастливы. Шэнь Юань вышел из своего укрытия. Упругая трава скрадывала шаги, но, как только заклинание рассеялось, между ним и путником уже не осталось тайн. Кроме оттеняющей лица вуали. — Молельня прожила уже слишком много лет. Она вобрала в себя столько чаяний, хотя не исполнила ни одного. Она слишком стара, чтобы принять еще. Но те, в чьем сердце высечена любовь к ней, уже не смогут ее оставить. Вэймао упала на траву. Темная фигура выпрямилась, обернувшись к Шэнь Юаню, и долго молчала, рассматривая оброненную шляпу. Наконец рука поднялась к вуали, обнажая лицо. Глаза Ло Бинхэ светились грустной нежностью. Но, помня сон, Шэнь Юань с тяжестью на душе понимал, что видит лишь отблеск его истинных чувств. — Ты знал, — губы тронула улыбка, — что я знал, куда ты пойдешь.