Тяжесть, что Шэнь Юань нес в сердце с самого подножия горы, наконец спала, и новый глоток воздуха напитал мир сочными красками. Блестящая зелень бамбука, пронзительная синева неба. Губы Ло Бинхэ тоже налились цветом, хотя бледному лицу киноварь шла, будто кровоточащая рана покойнику. Резь в глазах — подступившая к горлу нежность. Шэнь Юань любил эту покойную обитель. Он любил эту заплутавшую душу. На переносицу легла тень. Но эта морщинка не была признаком гнева. Шэнь Юань задумался и медленно мотнул головой. — Ты напомнил мне. Сам я успел забыть, что когда-то рассказывал тебе об этих местах. Обещал защиту… — Ты был честен со мной. Шэнь Юань взглянул с вопросом. Улыбка Ло Бинхэ была тихой, сквозь уголки губ сочился внутренний свет. Но как тот, кого согревает тепло лишь собственных надежд… Ло Бинхэ был хрупок и прозрачен. — Раз ты и теперь пришел искать приют в стенах своей школы, значит, тогда ты искренне желал защитить меня. А вот и первый скол. Надлом, после которого голос осип до шепота. Пока Шэнь Юань повторял в памяти начало фразы, пытаясь поспеть выловить причину болезненной дрожи губ, Ло Бинхэ продолжил: — Я помнил. Я постарался сберечь это место. Эти вершины не пятнала стопа демона… — Ло Бинхэ виновато выдохнул. — До сего дня. В действительности и в прежние времена священные горы Линси препятствовали проникновению демонов, ведь своды горных лабиринтов были переполнены светлой ци. Сила этого места ощущалась огромным непрестанно работающим золотым ядром, распространяющим отсвет своей ауры на многие ли отсюда. И даже нынешнему Ло Бинхэ было нелегко терпеть столь сильное давление чужеродной энергии. Вопреки наносному спокойствию, в глазах демона мерцал болезненный багрянец, и лицо его было бледно, тревожно и печально не только по причине встречи с этим мастером. Отведя взгляд и сосредоточившись на собственных мыслях, Шэнь Юань принялся отбиваться от брошенных в его сторону обвинений — неприметных ловушек, вместе с тем болезненно саднящих сердце: — Более шести десятилетий от своей жизни этот мастер провел в стенах школы Цанцюн. Встревоженный сновидениями, он решил проведать родную обитель, ведомый ностальгией, а не только страхом. — Да, я догадался, что, сбежав, именно так ты будешь рассуждать, — поморщился Ло Бинхэ. А потом едко добавил: — Но ты ведь уже понял, что меня так злит. Может, тогда перестанешь подслащивать пилюлю? Оглушенный этим внезапным выпадом, Шэнь Юань не успел придумать ответ на столь грубый упрек, когда Ло Бинхэ вновь сменил тон, подкрадываясь к заклинателю беспечно петляющей походкой: — Но я никак не ожидал, что для побега ты воспользуешься новой брешью. Я-то отправился ждать тебя в императорский дворец… Да, не удивляйся, так раньше называли тот дворец, где ты поселился со мной три года назад. До Сошествия Небес. Недавно он вернул себе прежний статус. Сквозящая в голосе легкомысленность и незамысловатая беседа. Хотя Ло Бинхэ точно надеялся добиться противоположного эффекта, Шэнь Юань напрягся, перенеся вес на отставленную за спину ногу. Кажется, так же начался привидевшийся этой ночью сон. Потом он рассеялся, лопнув от бури переполнивших душу страданий, и Ло Бинхэ встретил Шэнь Юаня тихий, печальный. В этой мешанине из тоски и неуместного флирта, кажется, только одно чувство выражалось ярче и искреннее других — гнев. Ло Бинхэ прилагал усилия, чтобы скрыть его, но, клокоча, тот прорывался наружу грубым словом или резким движениям — в такт участившемуся биению сердца, будто это могло восстановить течение леденеющей в лучах чистейшей светлой ци демонической крови. — Бинхэ. Шэнь Юань смежил ресницы, чувствуя, как чужая тревога заслоняет уши непрекращающимся гулом крови. — Ты нашел в этом мастере столь много изъянов. И совершенно не желаешь понять причины моего решения на время покинуть тебя. На дне зрачков Ло Бинхэ заалели всполохи огня. Лицо рассекла надвое кривая улыбка. Шэнь Юань отступил на шаг назад — Ло Бинхэ сделал два вперед. — Не желаю! — в жестоком веселье воскликнул Ло Бинхэ. Его губы дрожали, будто в зверином оскале. — Ты сказал: теперь тебе незачем повиноваться Синьмо. Ты сказал, что всегда будешь моей поддержкой. И что теперь? Бежишь от меня? Спевшись с моим злейшим врагом, предаешь меня? — и, переведя дыхание, Ло Бинхэ остановил шаг, чеканя каждое слово: — Я знаю, что ты эгоистичен. И знаю, что моя любовь к тебе — тоже. Но знаешь, в чем разница? Веки пекло. — Ради тебя я распял свою душу. А ты, узрев ее уродство, отрекся от меня. Ло Бинхэ выплюнул: — У тебя нет права осуждать меня. Кажется, Шэнь Юань услышал хруст ветвей под тяжестью чужих юных ног. Или то был удар крыльев случайной вспуганной птицы. А может быть, и вовсе его сердце обуяло немыслимое волнение, из-за которого все страхи и тревоги смежились с явью. Так или иначе, он побежал прочь. Прочь от нечаянных свидетелей и Ло Бинхэ, располосованного гневом. Лицо холодило горным льдом, а ноги все чаще наступали на серый камень. Ло Бинхэ медлил. То рвался за ним, то стонал раненым зверем, слепо ударяясь грудью и плечом о стволы бамбука. Шэнь Юань подбежал ко входу в пещеру и взглянул назад, сам не веря тому, что до сих пор не пойман. Гул крови заткнул уши, и, будто уйдя под воду, сквозь толщь которой искажаются очертания предметов, Шэнь Юань, щурясь ослепительному диску солнца, следил, как из-за изумрудного полотна рощи проступает тень. Не идет, а тащится, съеживаясь в искристых пятнах света. Тусклая, жалкая. Вблизи пещеры дыхание Ло Бинхэ сбилось, но, ловя воздух разомкнутым ртом, покрывшись испариной от жара жалящей светлой ци, он исподлобья смотрел на Шэнь Юаня с таким мрачным осуждением, что в горле заклинателя заклокотала дурная кровь. Шэнь Юань отчетливо проговорил: — Оставь меня.
***
— …и как это выглядело? Умудренный муж вскарабкался на гору, построил школу, начал брать учеников… И за сотни лет не догадался построить вместо лестницы дорогу, чтобы по ней лошади могли возы тягать? — Где дорога — там тьма людей. А в суете душа человека развращается. Хотя наша школа мала в сравнении с другими, но сквозь года сумела сохранить колоссальные запасы духовной энергии, таящиеся в гротах этой священной земли. И наше поколение делает все, чтобы так оставалось и впредь. — Наше поколение — это раз-два и обчелся? — фыркание. — Впрочем, для очарованного артефактом ты мыслишь на удивление последовательно. Подобрав подол юбок, демоница бойко скакала по лестнице, за раз перепрыгивая по две ступени. Иногда, как теперь задумавшись о чем-то, она останавливалась, чтобы обратиться к своему неповоротливому спутнику, потому дыхание ее почти не сбивалось. Хотя больше он походил на носильщика, нежели на спутника. — Фух! — минув последнюю ступень, демоница раскинула руки и прокрутилась на месте, втягивая воздух полной грудью. — Здесь, на земле, пыльновато, конечно, зато не першит так «священными запасами». Здесь и подождем. Положи девчонку под дерево. Тогда ноша впервые встрепенулась за ту четверть шичэня, что они спускались по горе, и ногами, связанными в щиколотках, пнула юношу в живот. Тот согнулся, и она легко соскользнула с его плеча на землю. Демоница приблизилась, садясь перед девушкой на корточки. Большие, темные от слез глаза смотрели решительно, с вызовом. — Пойми, нам нужен твой учитель, а этот чарующий артефакт работает только на мужчинах — вот я и околдовала твоего шисюна. Пусть, должно быть, тебе очень плохо от всестороннего предательства, но поверь… лично против тебя я ничего такого не имею. Крупные капли вновь набухли в уголках глаз, возвращая векам болезненную красноту и припухлость, и Нин Инъин гневно замычала в затыкающий ее рот кляп, угрожающе напирая на демоницу. Ша Хуалин успокаивающе зацокала языком и, взяв Нин Инъин за плечи, придвинула ее обратно к стволу дерева. — Присмотри за ней, — и не проверив, как Мин Фань исполнит ее приказ, демоница вернулась к подножию лестницы. Насчет сложившейся ситуации у Ша Хуалин было свое мнение. И это мнение произрастало из обычаев земель, с которых она была родом. Пока юг запугивал, а юго-восток упрашивал уговорами (неожиданная терпимость к ближнему для демонов), юго-запад… орудовал шантажом. Впрочем, Ша Хуалин больше видела в этом сделку. Если для Шэнь Юаня все еще не очевидно, что за свое расположение к Ло Бинхэ он получит целую гармонию во всех трех мирах, то Лин-лин будет так мила, что продемонстрирует ему это наглядно! Надо только выцепить Ло Бинхэ и объяснить ему все, прежде чем тот вновь запрыгнет в разрыв в пространстве… Ша Хуалин обернулась, заслышав шорох примятой травы. Сквозь дымку утреннего тумана проявился силуэт — пурпурный, будто рассветное зарево, — и с каждым фэнем он становился все ближе, пока Ша Хуалин не разглядела: то, что она до сих пор принимала за шелковую завесу водяного пара, меж чьих частиц причудливо преломлялся солнечный свет, оказалось вуалью. На тропку вышла статная дева и замедлила шаг, тоже приметив демоницу. Ша Хуалин цепко ощупала ее взглядом. Добротность и простота одеяний свидетельствовали не только о вкусе и достатке, но и о добродетельности неизвестной. На свету сквозь газовую ткань проглядывали очертания тонкого лица, и неугомонное любопытство побудило Ша Хуалин бойко выкрикнуть: — Милая цзецзе, разве ты не знаешь, что в заклинательской школе на вершине горы уж третий год не привечают новых адептов? Время нынче неспокойное, так что… ступай лучше домой. После возни с нерадивыми детьми, что могли именоваться заклинателями лишь по причине закрытия школы, облик легкого пурпурного создания сгладил раздражительность демоницы, как успокаивает душу птичья трель и горный пейзаж. Ша Хуалин вновь уверовала, что при встрече найдет в себе силы предложить своему соратнику помощь, пусть в последнее время тот явно страдал помутнением рассудка. И, признаться, Ша Хуалин его побаивалась. Она была крайне довольна тем, как сумела объясниться с незнакомкой, и уже собиралась проведать заложников, как только дева вновь скроется в тумане, но пристальный взгляд, ответно оценивший ее с головы до пят, заставил Ша Хуалин настороженно навострить заостренные уши. Из-под полов светлых одежд показался носок шелковой туфли. Заклинательница сделала шаг навстречу. Нефритовая подвеска на рукояти заведенного за спину меча покачнулась в такт непринужденному движению. — Не нужно ли демонице представиться, прежде чем раздавать непрошенные советы? Вуаль скрыла улыбку, но в сощуренных глазах плясали веселые огоньки. Ша Хуалин почувствовала сырой запах стали, едва сдерживаемой в расписных ножнах. — Представляться перед грубиянкой, что даже лица своего из-за тряпки не кажет? — демоница уязвленно поджала губу. — Мне уже приходилось убеждаться, что адепты просветленного Цинцзин не отличаются воспитанностью, однако видеть меж них воительницу… Принципы, по которым вы выбираете себе покровителя из целого пантеона богов, воистину сложны для понимания. Лин-лин сбита с толку. — Глава Лю? — заволновалась брошенная у корней дерева девчонка. — Глава Лю! Эта демоница околдовала А-Фаня, и теперь он не в своем уме! Она все время твердит о чьем-то учителе Шэне и нашем покровителе Цинцзин… Она безумна! Ша Хуалин хотела защититься, но недоумение девчонки было понятно. Шэнь Юань представлялся выдуманным именем, и, хотя из снов Ло Бинхэ уже наверняка знал, как того звали при жизни, у Ша Хуалин не было повода уточнить этот вопрос перед захватом школы. Не зная ни имени, ни облика… да что уж там, если бы в этой школе помимо пойманных ею бездельников остались иные ученики, от плана с шантажом пришлось бы отказаться, ведь тогда Ша Хуалин не знала бы, кого ловить! Потому напуганной ею девчонке было проще поверить в то, что Ша Хуалин сошла с ума, чем в чудесное воскрешение своего учителя. Однако Ша Хуалин не пожалела, что девчонке удалось предостеречь пурпурную деву. (И как заложница выплюнула кляп? Как неумелы в дурных делах заклинательские дети!) Так называемая глава Лю повернула голову на голос, и обсидиановые зрачки остекленели, выдавая внутреннюю сосредоточенность. Вздернув подбородок, Ша Хуалин легкой поступью направилась к заклинательнице. Метнув взгляд в ее сторону, дева Лю осталась неподвижной, однако в скованности ее позы и полоске сжатых губ читалось напряжение, сдерживающее бурю. Чувствуя, как грудь покалывает жар предвкушения, Ша Хуалин ухмыльнулась — снизойдя до милости: — Мальчишка находится под моим контролем — это правда. Не делай резких движений: даже после смерти чародея артефакт таит в себе силу. Но познакомиться… я совсем не против. Интересно узнать, почему бесстрашная заклинательница прячет свое лицо. На расстоянии шага можно было разглядеть, как там, где дышат губы, ткань волнуется, расходясь радужными переливами. Не требовалось усилий, чтобы сдернуть ее — казалось, даже сильный порыв ветра справился бы с этим. Ша Хуалин поднесла руку к лицу заклинательницы, цепляя когтем край вуали. Лязг металла взрезал воздух. Гладкое лезвие едва обнажилось, выхватывая в тумане солнечный отблеск, и, переведя дыхание, заклинательница легким взмахом вновь загнала рукоять меча в ножны. Газовые ткани рассеченного рукава увлекло дуновением ветра. Демоница обхватила плечо — но вместо раны она придерживала изорванное платье, собирая в ладонь рассыпавшийся бисер. Она успела отскочить, прежде чем клинок смог оцарапать кожу. Заклинательница мягко поддела ее: — Дело не в страхе или стыде. Просто некоторым девам не так нравится обнажать части своего тела. Ша Хуалин недоуменно склонила голову набок. Сначала она осмотрела свою руку, с которой заклинательница неуловимым движением срезала рукав, а потом спустила взгляд в глубокий вырез жуцюня. Глава Лю торжествующе молчала. — По этой причине праведная заклинательница заглядывается на девичью грудь? Клинок брякнул, встретившись с блоком крепких когтей. В этом задушенном хрипе металла отразились два чувства: кислая досада и ярость азарта.***
Своды пещер спиралью уходили вверх. Шэнь Юань несся вперед, не оставляя следов на каменной крошке. Острых углов гранита и базальта тысячелетиями не касалось лезвие кирки, как и тепло солнечного света. Вот только Шэнь Юань, петляя средь узких коридоров, видел все, словно кошка во мраке полуночи, а Ло Бинхэ был слеп, будто крот, затопленный дождевой водой. Светлая ци пронизывала пространство пещер гор Линси, с каждым шагом сгущаясь все сильнее. А позади был он. Демон стенал и кричал, врезаясь в стены и разбивая камень в пыль. Шэнь Юань не вслушивался в то, что он говорил. Его разум был заслонен светом величайшей святыни человечества, а Ло Бинхэ тонул в отчаянии. Место, ласковое заклинателю, словно нежная утроба матери, стало демону погибелью. Синьмо не помогал, а, возможно, лишь делал больнее, страдая не меньше хозяина. Сознание Ло Бинхэ горело заживо. Если даже адепты школы Цанцюн и ушли в пещеры Линси, сейчас вряд ли они рискнули бы показаться из-за тесных углов и закоулков коридоров. Шэнь Юань и сам решил спрятаться за одним из них. Ло Бинхэ пронесся мимо, словно ослепленный раскаленным маслом. Шэнь Юань закрыл глаза и медленно пошел прочь, петляя по знакомым тропинкам. Он вернется туда, где в прошлый раз закончил. В голове возрастала тяжесть, а тело было легко, словно голубиное перо. Все еще не открывая глаз, Шэнь Юань зашел в низкую пещеру лунообразной формы и опустился в ее центре на колени. Он и так знал, что пришел, куда следует: Линси с готовностью приняло его обратно, словно покинувшее родной дом дитя. Голос Ло Бинхэ звучал и сверху, и снизу — в конце концов, Шэнь Юань слышал его будто бы вовсе изнутри. Он открыл глаза и встретился взглядом с самим собой. Тонкие веки были прозрачны, а остановившиеся зрачки бледны, словно лунный камень. Лицо было спокойно, линия губ неподвижна, а сетка бесчисленных морщин сгладилась сосредоточенным под кожей светом. В горле застрял комочек смеха, а уголки век прорезали горячие слезы. Шэнь Юань смотрел на свой увековеченный последней медитацией труп и желал лишь избавиться от этого нелепого зрелища. Он взмахнул шелковым рукавом и разбил рукой божества склоненную пред ним голову. Тело человека, при жизни достигавшего ростом едва ли половину чжана, обратилось в белую пыль и рассыпалось в складках простых монашеских одежд. В осколках меча, разбившегося годами ранее, Шэнь Юань увидел отражение перекошенного лица и вновь испуганно смежил веки. Когда клекот в груди стих, он поднялся и отряхнул колени. Ушей больше не достигали чужие вопли, а голова была пуста, словно полость сосуда. На невесомых ступнях он направился туда, откуда шел самый чистый свет — на вершину горы Линси. Минув последние ступени и только привыкнув к солнцу после тенистых гротов, Шэнь Юань успел лишь мельком оглянуть пуховую дымку, в коей растворились очертания пейзажа. Утренней звездой небосвод прорезала яркая вспышка. Не чувствуя рези в глазах, Шэнь Юань проводил ее взглядом — и даже не мигнул, когда лицо обожгло близким жаром. В лучах солнца гладь доспехов пылала, и фигура, объятая белым пламенем рассеянного света, нависла над Шэнь Юанем. Байчжань был столь же ослепительно великолепен, как в их первую встречу. В горле застрял вздох, но чрез усилие Шэнь Юань проглотил его. Желчь обожгла нутро, но, выждав удар сердца, Шэнь Юань уже не чувствовал жжения. Он разомкнул веки, заглядывая в устремленные к нему, полные тревоги глаза. Это было даже забавно: всесильное божество, чей облик вселяет в сердце благоговейный трепет, — и изведен беспокойством. Но вой отчаявшегося зверя заставил Шэнь Юаня вздрогнуть, так что он забыл о едких насмешках. Когда яд вымылся, он ощутил в груди зияющую дыру. В сизом тумане краски поблекли. — Я решил, — Шэнь Юань наконец заговорил, перебив только решившегося его поторопить Лю Цингэ. — Забери меня.