Рикошет

Эндрю вновь сидел на неудобном диване. Эндрю вновь пил отвратительный какао. Эндрю вновь смотрел на часы, отсчитывая секунды до конца сеанса. Сеанс только начался. Би сегодня была максимально собранной и сосредоточенной. Меж ее бровей пролегла глубокая вертикальная морщина, и она нервно мотала ручкой в разные стороны. Она была готова слушать. Эндрю был не готов говорить. — Поговорим о том, что произошло в Колумбии? — мягко подтолкнула его Бетси. — А что произошло в Колумбии? — с наигранным изумлением поинтересовался Миньярд. — Например, то, что ты встретился со своим страхом. Эндрю посмотрел на свои запястья с красными пятнами от плетёной веревки. Его руки помнили, как он с силой дёрнул их в попытке разорвать путы. Его мышцы помнили, как напряглись до предела. Его ногти помнили, как впились в ладони. Его память помнила все. И он ненавидел эту память. Если бы в какой-нибудь день ему сказали, что у него болезнь Альцгеймера, Эндрю расхохотался бы от счастья. Потому что между мужеством помнить и мужеством забыть, он бы выбрал просто забыть. Без мужества. — У меня нет страхов. — Тогда, возможно, ты хотел бы обсудить Натаниэля? Вы ведь вдвоем там были, — зашла с другой стороны Би. — Нечего обсуждать, — отрезал Миньярд. — Он сам виноват в том, что произошло. Я ему говорил, чтобы он не шел за мной. Но его тупость иногда поражает. Эндрю неосознанно сжал руки в кулаки. Он помнил все: каждую деталь, каждую мелочь. Каждое слово, произнесённое в тот вечер, каждое движение, предпринятое людьми в той комнате. Его разум был отравлен наркотиками, но даже так память запечатлела все, будто издеваясь над ним. Он помнил, как Веснински хрипел имя Рико, как просил его остановиться, как звал маму. Эндрю ненавидел врать. Но соврал Би. В момент, когда Натаниэль перестал сопротивляться, он почувствовал страх, в котором никому и никогда не признается. Он видел тело, наполненное историей. Оно рассказывало, через что пришлось пройти его хозяину. А сам Веснински на протяжении всего их знакомства показывал, что не перестаёт бороться. Но тогда, в тот самый момент, когда он опустил руки, и его глаза померкли, Эндрю услышал звук. Так звучал излом. А потом наступила тишина. Ноги Натаниэля перестали шаркать, пол перестал скрипеть. И Эндрю не знал, что страшнее: шум насилия или эта тишина, разбавляемая одними лишь отвратительными стонами Дрейка. Эндрю хотел услышать Натаниэля. — Ма…ма. Слёзы скатились с уголков его глаз. — Эндрю? Миньярд опомнился. Его руки безвольно лежали на коленях, а он все это время смотрел на них. На шершавые ладони, на повязки, под которыми ощущались ножи. Нет. Он смотрел на руки, бесполезные, ни на что не годные. Он так и остался слабаком, ни на что не способным, не сумевшим спасти члена своей семьи. Дважды. — О, — произнёс Натаниэль очень спокойно, когда услышал весть о вылетевшем в Южную Каролину Рико. — Мне пизда. Казалось, он устал не после того, что произошло в доме Хэммиков, а вообще — от жизни. По жизни. — Эндрю, ты ведь ненавидишь меня? — До смерти ненавижу, — подтвердил он, двигаясь в сторону двери. Ещё немного — и тренер Ваймак вырвет ее с петель, а злить его ещё больше совсем не хотелось. — Может, тогда убьешь меня? — Натаниэль закрыл глаза, пряча их под посиневшими веками, будто Миньярд мог что-то прочитать, оставь он их открытыми. — Мне будет намного приятнее, если это сделаешь ты, а не Рико. — Он не убьёт тебя. — Физически. — О чем ты думаешь, Эндрю? — спросила Би, явно встревоженная тем, что периодически он проваливался в бездну своей проклятой безупречной памяти. Худшим было то, что проигрывались не только события — он заново, раз за разом, проживал все свои чувства. Он не думал, что у него их настолько много. Он не думал, что у него они настолько сильные. Он стремился почувствовать хоть что-то. В итоге Эндрю почувствовал больше, чем готов был чувствовать. — Так меня снимают с таблеток. Верно. Вся проблема ведь только в побочных эффектах этих злоебучих наркотиков. Как только Эндрю перестанет их принимать, это «что-то», такое необъяснимое, похожее на влечение, напоминающее желание, исчезнет. Может, и сам этот кролик — всего лишь иллюзия, галлюцинация, созданная больным сознанием Эндрю, в глубине души жаждущего кого-то… такого? Придурка, который порывается защитить всех, заботиться даже о таком монстре, как Миньярд? Возможно, его мозг просто создал этого персонажа, отзеркаливающего самого Эндрю, но при этом не сломленного, общительного, не потерявшего связь с внешним миром, умеющего строить мосты и налаживать контакты. — Да, — ответила Добсон, нисколько не возмутившись смене темы. — Это я тоже хотела обсудить с тобой. Если тебя снимали с таблеток летом, это продлилось бы всего месяц, но из-за нехватки игроков у Лисов мы с врачами придумали новую тактику. Ты будешь ездить и оставаться в Истхейвене на выходных, сдавать анализы, отчитываться о своём состоянии. А они после каждого твоего визита будут принимать решение, насколько снижать твою дозу. Если все будет хорошо, то через три месяца ты будешь полностью трезв. Что чувствуешь по этому поводу? Эндрю встал с дивана, размял плечи. Спина отозвалась шипением разодранной кожи от того, что ею поелозили по стене, и глухой болью в лопатках. Он переставил подушки на диване, но в итоге сел посередине и скрестил ноги, принимая позу султана. — До чего же неудобный диван, Би. Пора делать ремонт в твоей мозгоправской комнатёнке. Лицо Бетси озарилось, оно будто посветлело от загоревшейся в ее голове лампочки. Ее глаза сверкнули, и она закинула одну ногу на другую. — Ты не хочешь говорить о чувствах, — высказала свою идею она. — Потому что не можешь в них разобраться? Или потому что ты разобрался, но они тебе не нравятся? — Я чувствую, что мне не на кого оставлять Кевина на выходных, — сказал Миньярд, чтобы Би перестала копать дальше. Он уже знал, на что наткнётся ее психологическая лопата, если продолжит. — То есть, ты чувствуешь беспокойство за Кевина, так? Рико будет очень занят, наказывая меня и выигрывая матчи по экси, так что до зимнего банкета он не будет вас трогать. Эндрю ненавидел врать. — Что-то вроде того. Но соврал в очередной раз. — Раньше ты чувствовал либо равнодушие, либо только гнев, но теперь у тебя появились другие оттенки эмоций. Как думаешь, с чем это связано? Он не знал, как ответить на этот вопрос, потому что его злость никуда не делась, ничем не скрасилась. Она лишь поменяла направление, усилилась. — С побочным эффектом моих таблеток, — нашёлся он и, прежде чем Би успела раскрыть рот, перехватил инициативу. — Но раз я скоро избавлюсь от них, то нет смысла об этом говорить. — Но у твоих таблеток никогда не было побочных эффектов. Когда они появились? Блять. Абсолютно все вопросы и последующие на них ответы вели к одному и тому же… человеку. Который доставлял проблемы, даже не находясь рядом. — Би, ты пытаешься заговорить со мной о Веснински, — с укором в голосе произнёс Эндрю. Бетси улыбнулась, и ее улыбка показалась коварной. — Разве я упомянула его? — переспросила она. — Значит, побочные эффекты связаны с ним? Как они выражаются? Парень промолчал. Женщина сделала заметки в своём блокноте. — Прежде всего, я пытаюсь заговорить с тобой о тебе, — выдохнула она. — Ты пережил травмирующий опыт. Нет. Нет! То есть, да. Он пережил его много лет назад, избавился от него, залечил. А вот этот глупый, столь ненавистный кролик столкнулся с этим совсем недавно. — Что ты сейчас чувствуешь? — Что я хочу убить одного человека, — сорвалось с языка Эндрю прежде, чем он успел это осознать. Психолог схватилась за эту нить и дёрнула, не давая ему сообразить что к чему. — Дрейка? — выпалила она с волнением. — Натаниэля. Может, тогда убьёшь меня? С радостью. Как только выдастся такая возможность. — Почему? — Потому что это ему поможет. — Ты хочешь ему помочь? Эндрю ударил ладонями по столу. Поверхность задребезжала, кружки завибрировали, а с их краев полился уже остывший какао. Бетси не шелохнулась. — Нет, Би. Я хочу вернуть ему должок, который не собирался у него брать. Но он отвлёк Дрейка, пусть и своеобразным способом, и теперь я чувствую себя обязанным. А я ненавижу чувствовать себя обязанным. Я ненавижу чувствовать. — Но разве ты не добивался того, чтобы хоть что-то почувствовать? — нагнетала Добсон. — О, Би, ты сегодня в ударе, но оставь свои потрясающие способности анализировать и задавать тупые вопросы для, например, Мэтью. Он чуть не разрыдался, когда его приёмного сынка увозили. — А ты? — Мне. Было. Плевать. — Тогда почему ты ударил Рико Морияму? — не унималась Бетси. — Потому что он мудак? — Только из-за этого? Эндрю встал и прошел к двери. — У нас ещё пятнадцать минут. — Дарю их своему кузену. Родители навсегда умерли для него, хотя физически все ещё живы. Пожалей его, Би. Обычно Миньярду нравилось проводить время в этом кабинете и беседовать с Бетси. Обстановка его успокаивала, сидящая напротив женщина не бесила — хотя его бесили все женщины на свете, — но не в этот раз. Би была слишком настойчивой, а ее вопросы хлестали так, будто кто-то отвешивал ему звонкие пощёчины. Эндрю вышел на улицу, где осенний ветер тут же обдал прохладой его лицо и голову. Он схватился за нагрудной карман куртки, куда спрятал ту самую шапку, но нащупал кое-что ещё. — Спасибо за ключ, но я думаю, он мне больше не понадобится. — Почему? — В аду свобода мне не светит. Эндрю видел, как Рико прошел в палату, как наклонился к Натаниэлю, как коснулся губами его лба, зарылся своими пальцами в его волосы. Эндрю помнил, как Натаниэль умолял остановиться Рико, пока Дрейк двигался в нем. Поэтому этот жест выглядел тошнотворно, омерзительно скорее. Если бы не пистолет, прижатый к его боку, и не обещание, данное Кевину и Аарону, Миньярд сорвался бы с места, влетел туда с простреленной печенью, оттащил за волосы Морияму, запинал, избил до смерти. Но он не мог. Ничего не мог противопоставить целой преступной империи. Только причинить боль, моральную, сильную. Резать словами, но не действиями. Проверять реакцию и убеждаться, что этот гребанный псих никогда — ни за что — не отпустит Веснински. Он запрет его в башне, как чёртову принцессу из диснеевских мультфильмов, и если кто-то хотя бы просто посмотрит в его сторону, уничтожит весь мир. Такая энергетика шла от него в момент, когда он закрылся в палате, прижимая к себе ладонь бессознательного парня. Эндрю сел в машину, врубил музыку на такую громкость, что задребезжали окна. Он отчаянно желал, чтобы эта музыка волной выбила из него все мысли. Ему стоило сосредоточиться на других проблемах. Например, на вопросах, сыпящихся, как из рога изобилия от брата-близнеца. На Кевине, который устроил себе марафон алкоголика, и напивался каждый раз, когда не был на тренировке. На поникшем и зачахшем Никки. Не так Эндрю хотел снять с них розовые очки. Он заехал на стадион, чтобы забрать свою компанию и отвезти в общежитие. Первым выполз полудохлый Никки. После инцидента в родительском доме он все реже надевал свою клоунскую маску, будто тратил всю энергию на принятие того факта, что отца и матери у него больше нет. Под его глазами залегли тени, взгляд потускнел. Никки думал, что никто не слышит, но Эндрю очень чутко спал, поэтому по ночам просыпался от всхлипов кузена. Вслед за ним вышел Кевин, как всегда недовольный, как всегда с кислой миной на лице. Причём, настолько кислой, что Миньярд почувствовал это на своём языке и невольно поморщился. Захотелось заглушить неприятное ощущение горечью алкоголя, что, собственно, они и собирались сделать вечером. Последним плёлся Аарон с апатичной физиономией. Близнецы и раньше не особо общались, но теперь брат словно избегал Эндрю, боялся пересекаться с ним взглядом, но все равно задавал неудобные вопросы, которые парень успешно игнорировал. Ну, или почти успешно. Эндрю надавил на клаксон, оглушая свою компанию и призывая двигаться быстрее, а не ползти, как черепахи. Кевин добрался раньше всех, запрыгнул на переднее сидение. Накинул капюшон на голову, откинулся на спинку. Аарон с Никки расселись сзади каждый у своего окна, оставляя пространство посередине. Натаниэль сжимался, смыкая колени и втягивая голову в плечи. Но сейчас на его месте была унылая пустота. Он больше никогда не вернётся к вам. Эндрю перевёл взгляд на дорогу. К черту. Так будет даже лучше. Физически. Да, физически Натаниэль не умрет. Морально — очень даже возможно. Но к их следующей встрече, если она когда-нибудь наступит, Миньярд убьёт все чувства, которые Веснински в нем вызывает. Потому что. Это. Всего лишь. Побочный эффект его таблеток. — Эндрю, блять! Кевин схватился за его руку и дёрнул руль. Автомобиль, в который они чуть не врезались, выехав на встречную полосу, просигналил им, водитель высунул в окно средний палец. — Может, лучше я поведу? — предложил робко Никки. — Вряд ли тренер обрадуется, если половина его команды помрет. Эндрю срочно нужно в «Райские сумерки». Ему нужно увидеться с Роландом, вцепиться в его рубашку — он в ней чертовски сексуален — нагнуть его, впиться в губы, сжать в пальцах его рыжие волосы. «Но у Роланда чёрные волосы», — подсказало сознание. Блять. — Никки, за руль.

***

Это были последние дни перед началом снятия Миньярда с таблеток, поэтому в пятницу после довольно трудной и выматывающей игры они тут же отправились в Колумбию. Эндрю трясся после двух таймов на воротах и уже было потянулся к таблеткам, но вовремя себя остановил и отдал водительское сидение Никки. Его мутило, тошнило и рвало всю дорогу, но эта боль была скорее сладостной, чем мучительной. Она, как кислота, разъедала всех тараканов в его голове, оставляя после себя лишь выжженные пустоты разума. Все, о чем он мог думать, — так это крекерная пыль и алкоголь. Ха. И кто ещё из них наркоман? Они сделали недолгую остановку в закусочной «У красотки» и быстро добрались до клуба. Стоило им переступить порог заведения, как Эндрю тут же всыпал пакет пыли в рот и запил это все виски с чужого стола. Пока братья направились искать свободный стол, Миньярд прошел к барной стойке, нагло расталкивая людей. Роланд сегодня был одет в чёрную облегающую рубашку и фартук с кожаными ремешками, чем-то напоминающими портупеи. Он качал головой в такт музыке и грациозно разливал алкоголь в бокалы. — О, ты сегодня без мальчика-зайчика! — выкрикнул он, заметив Миньярда. — Его съел серый волк? Скорее, азиатская шавка. — У тебя сегодня снова «заткнись-настроение»? — Просто налей нам, как обычно, — произнёс Эндрю, взбираясь на барное кресло. Ему хотелось сидеть здесь, наблюдать за ловкими движениями бармена, ждать, пока тот освободится. А потом прижимать его к стене в подсобке и целовать. Громко, грубо, властно. — И куда же делся наш мистер «Буду только газировку»? — Его утащила ворона. — Кстати, тот ключ, что я раздобыл, понадобился? — Да, но ненадолго. — Это было для Натаниэля? Эндрю цыкнул. Все они — Аарон, Никки, Ваймак, Би и Роланд — будто сговорились заебать парня своими расспросами. Они вытаскивали то, что он пытался засунуть в ящик и забыть. Нужно было отрубить отросток чувств, пока он не загноился и, как зараза, не распространился по всему телу, а эти люди раз за разом находили новые корни, разрывали, вытаскивали наружу. — Заткнись. — Ха, угадал с твоим настроением, — усмехнулся Роланд. — Жду тебя через десять минут в подсобке, чтобы ты снова целовал меня, но представлял на моем месте одного симпатичного рыжего мальчика. — Уебок. — Лжец. Это не он. Нет. Лжец — это кое-кто другой. Это тот, кто постоянно говорит, что он в порядке. Тот, кто прячет свои ужасные шрамы под растянутыми футболками и толстовками. Тот, кто пытается оттолкнуть людей от себя, но отчаянно их защищает. Тот, кто должен был причинить боль Миньярду, но в итоге спас его. — Придёшь? — уточнил игриво Роланд. — Иди нахуй. — Зависит от того, придёшь ты или нет, — подмигнул парень. Не придёт. Эндрю молча схватил поднос с выпивкой, окинул взглядом зал, нашёл своих и двинулся в их сторону. Он был готов выпить один все то, что заказал на четверых. А потом повторить.И снова повторить. И снова. И снова. И снова. Пока не затрещит голова, пока сознание не закружит его в дикой карусели ощущений, неразборчивых, слипшихся, перемешавшихся. Ощущений, которые невозможно идентифицировать и описать. Потому что Эндрю ненавидел врать. Но он соврал. Не только Би, но и самому себе. Он отлично знал, что чувствует. И это были далеко не гнев или равнодушие. И уж точно не беспокойство за Кевина. Он… — Если не остановишься, Рико уничтожит тебя и все, что у тебя есть, — сказал Дэй, когда Аарон с Никки свалили на танцпол, оставив их двоих сторожить столик. Эндрю выпил шот текилы и закусил лаймом. — Если не остановлюсь что? Бухать текилу? Кевин взял рокс с виски, покачал им, лед заскользил по внутренним стенкам, отливая золотом, когда свет от прожекторов случайно упал на него. Он нахмурился и сделал глоток. — С Натаниэлем. Прекрати делать это с Натаниэлем. — Его язык заплетался, и он как-то слишком сложно формулировал предложения. Или Миньярд напился настолько, что перестал понимать английский. — Делать что, Кевин? — насторожился Эндрю. — Ненавидеть его? — Это не ненависть. Я же вижу. Сердце Эндрю екнуло на секунду, но внешне он и виду не подал. — О, так ты можешь видеть что-то, кроме экси и своей приближающейся смерти от рук Рико? — с издевкой в голосе спросил он. Лучшая защита — это нападение. — Ты за все эти годы не заметил то, что твой брат хочет трахнуть вашего друга. А тут увидел что-то в моем взгляде? Кевин выплюнул виски и раскашлялся. Миньярд брезгливо бросил на стол салфетки. — Я не хотел этого замечать, поэтому отвернулся от него, — промямлил он и спрятал лицо в ладонях. — Натаниэль прав: я чертов трус. Я предпочёл притвориться, что не знаю о том, что он собирается сделать. Предпочёл не верить в это. Тогда я думал лишь о побеге. О том, как спасти себя. — Неудивительно, — хмыкнул Эндрю. — Мне было страшно. Безумно страшно. Ты не представляешь, на что способен Рико. Ты знаешь, что он делал с Натаниэлем, когда его только вернули в Гнездо? Ты знаешь, что он скрывает за своей одеждой? Слова Дэя дали сигнал, а безупречная память Миньярд сразу же воспроизвела картину. Первое, что он вспомнил, — это симметрия. Симметрия шрамов, рубцов, повреждений, боли. Сколько криков скрывалось за ней? Сколько слез было пролито из-за неё? И при этом он ни разу не пожаловался на то, как ему тяжело. — Натаниэль не подставился бы ради того, кого ненавидит, — продолжил пьяный бред Кевин. — Если Рико об этом узнает, мы все умрем. — В твоих фантазиях мы постоянно умираем, но пока все ещё живы, — Эндрю постарался отвести тему подальше от Веснински. — Сходи к Би, спроси, что это значит. Кевин залпом влил в себя остатки виски и запрокинул голову. Его руки безвольно повисли по бокам. — Господи, какой же я неудачник. Господи, как же Миньярд ненавидел людей, жалеющих себя. Он не нанимался в психологи своему подопечному, но не высказаться в этот раз просто не мог. Бешеная ярость внутри него требовала высвобождения. — О, неудачник — это ещё мягко сказано. Может, тебе пора прислушаться к советам Веснински и отрастить хребет, а? — Эндрю поднялся со своего места и зарылся пальцами в пряди Дэя, двигая его лицо к себе. — Может, вместо того, чтобы сидеть здесь и ныть, ты подумаешь о том, как спасти своих дружков? Эндрю опешил на мгновение, разжал пальцы от удивления. Слеза скатилась по чёрной двойке на скуле. Он видел Дэя испуганным, в истерике, в панике, в шоке, но никогда не видел, как тот плачет. — Ты не понимаешь, — почти прошептал Кевин. — Его невозможно спасти. И он знал об этом с самого начала. Миньярд вздрогнул. Парень не врал. Невозможно было врать с таким выражением лица и с такой отчаянной болью в глазах, что внутри все сворачивалось, как мокрая тряпка. Кевин что-то знал. Что-то, что глупый кролик скрывал. Что-то, что Эндрю не смог прочитать в нем. — Что ты имеешь в виду? — Он… Кевин замолчал и потянулся к своему телефону в кармане. Зажмурился от света, но внимательно прочитал сообщение и посмотрел на Эндрю совершенно растерянным взглядом. — Жан написал, что Рико вернулся в Гнездо один. Без Натаниэля.