Портрет Джулиана Морроу

      Фрэнсис потянул за ручку двери.       – Закрыто.       Мы стояли посреди коридора на втором этаже напротив двери в (как Фрэнсис был уверен) кабинет. Справа и слева была ещё пара дверей из тёмного дерева, с круглыми кованными ручками, а вдоль стены напротив были выставлены горшки с цветами.       – Давай просто попросим сигареты у кого-нибудь из гостей. Необязательно вламываться в чужой кабинет.       Фрэнсис озадаченно пробежался пальцами по волосам.       – Есть мысль.       Он присел перед цветочным горшком напротив двери и начал ощупывать его с разных сторон.       – Есть! – воскликнул он, подскочив от радости. В руках у него был небольшой ключ. – Дома в Хэмпдене он тоже ключ от кабинета прятал напротив двери, – он уже поворачивал ключ в замке. – Только там была картина, а не куст.       Окна оказались зашторены, поэтому пробираться нам пришлось практически в полной темноте, не считая слабого света из дверного проёма. Я услышал, как Фрэнсис шарит рукой по столу, а затем щёлкает выключателем. Загорелась настольная лампа с зелёным абажуром. Фрэнсис улыбнулся и заговорщически подмигнул мне.       На столе ровными стопками были разложены бумаги. Ручки – строго параллельно друг другу. Кожаное вращающееся кресло – перпендикулярно столу. За столом – невысокий книжный шкафчик, а на нём – фото в рамках. Там Джулиан с Гретой Гарбо, Гарольдом Эктоном, Джеки Кеннеди… У окна небольшой пуфик, на котором лежит кожаный портфель.       – Может, там будет?       Мне до сих пор было не по себе от идеи, что придётся лезть в сумку к нашему мёртвому учителю, так что я предоставил эту работу Фрэнсису. Сам я пока прошёлся к столу. Как всё аккуратно уложено! Легко могу представить, как Джулиан за этим столом придумывал планы на день с той же тщательностью и обстоятельностью, с которой придумывал себя.       – Не могу нащупать, – жаловался Фрэнсис. – Посмотри пока в ящиках.       Всё это было мне не по душе, но… какая, в конце концов, разница Джулиану теперь? Ну пороемся мы в его вещах, ну и что? Ничего кроме сигарет не возьмём.       Я обыскал верхний ящик, затем средний. Ничего похожего на пачку сигарет в темноте не удалось ни разглядеть, ни нащупать. В нижнем ящике лежало нечто, напоминающее нескреплённую рукопись. Поначалу я отодвинул её в сторону, но потом, поскольку свою часть работы я уже закончил, а Фрэнсис всё ещё возился с портфелем, я решил рассмотреть её внимательнее. Я поднёс бумагу ближе к лампе, и меня как будто ударило током. «Paradisus amissa: Потерянный рай в переводе Генри Уинтера». Бессонное утро на террасе дома Фрэнсиса. Генри коротает время за этой рукописью. «Ты не очень счастлив там, откуда приехал, да?»       Я стал перелистывать рукопись, даже не читая, просто из желания прикоснуться к тому утру. И вдруг меж страниц я замечаю какую-то закладку. Это чёрно-белая фотография. На ней Генри, моложе, чем когда я впервые его встретил. Наверное, ещё первокурсник. Он стоит в светлом свитере, спрятав руки в карманы и высоко подняв голову, на фоне хэмпденского леса. Это уже Генри, но ещё не совсем тот Генри, каким его знал я. Здесь он ещё мальчик. Джулиан годами хранил рукопись и фото мальчика, который когда-то любил его. «Я любил его больше всех на свете», – сказал мне Генри незадолго до смерти. А ещё он сказал: «Это просто трусость. Сбегать вот так». Генри разочаровался в нём. Но ведь не разочаровался в его идеалах? Верно?       – Я кое-что нашёл, – задумчиво проговорил Фрэнсис. – А у тебя там что?       Он обошёл стол и встал за моей спиной. Я не стал прятать фото.       – Да… – протянул он. – Я всегда знал, что он к Генри неровно дышал.       – Конечно, Генри был любимчиком. Заслуженно.       – Естественно, Джулиан любил Генри. Он ведь был всем, кем Джулиану не хватало смелости стать. Поэтому один умер молодым, а другой прожил целую жизнь. А вот, что я нашёл, – Фрэнсис положил передо мной удостоверение личности с фото Джулиана, но чужим именем. – Я никогда и не сомневался, что у такого человека есть поддельные документы. – Одной рукой Фрэнсис опёрся о стол, другой – о спинку моего кресла. – Мы только тешили себя мыслью, что мы с ним близки, что мы его знаем, раз он зовёт нас на ужины домой. Всё было иллюзией. Ничего настоящего.       Я всё ещё разглядывал удостоверение. Фрэнсис тяжко вздохнул и положил руку мне на плечо, затем провёл по шее, по щеке.       – Мы ищем сигареты, помнишь?       – Да забудь ты про сигареты. У меня в машине есть ещё пара пачек.       Я почувствовал себя в западне.       – Тогда зачем мы пришли сюда? – спросил я, всё ещё не поворачиваясь, чтобы не смотреть ему в глаза.       Не сказав ни слова, Фрэнсис наклонился и прильнул губами к моей шее. Я машинально повёл плечом, чтобы высвободиться.       – Перестань, Ричард, – тихо сказал он, снова наклонившись.       – Мне нужно выпить.       – Ричард, дорогой, пожалуйста, не еби мне мозг. Мы уже не подростки. Сколько можно кокетничать?       – Я серьёзно! Мне надо выпить что-то покрепче!       Фрэнсис тяжело вздохнул. В нас уже было несколько бокалов виски, немного бренди, по полбутылки вина, которое Велти убедил нас выпить, потому что «это любимое вино Джулиана».       – Ну, если это поможет, – Фрэнсис от досады слегка повернул моё кресло, – у Чарльза есть водка.       – Он же в завязке?       – Ну да, – Фрэнсис скривил недовольную мину, – а из туалета он каждый раз возвращается веселее прежнего потому, что радуется облегчению, – теперь он уже серьёзно посмотрел на меня. – Только Камилле не говори. И Чарльзу не говори, что это я тебе сказал.       Мы снова заперли дверь, и на поиски Чарльза я отправился уже один. Его не было ни в гостиной, ни в столовой. Только в оранжерее я заметил его у двери, ведущей в рощу.       – Ричард, приятель! Как проводишь время? – на улице накрапывал дождь, так что Чарльз стоял под козырьком. Он выглядел измотанным, но приветливо улыбался.       – Только что видел призрак Генри.       – О, со мной такое, к счастью, случается только в самые неудачные дни, – бегло заговорил Чарльз. – В большинстве случаев я предпочитаю призрак фермера. Мы его не знали, поэтому легче представлять, что он нас простил.       Пару секунд я смотрел на него в недоумении. Он думает это смешно?       – Ладно, неважно, – Чарльз сам закрыл эту тему.       – Что у тебя есть выпить?       Чарльз недоверчиво на меня посмотрел.       – Я же не слепой, – притворяться проще простого. – Поделись, и я ничего не скажу Камилле.       Посомневавшись ещё мгновение, Чарльз извлёк из внутреннего кармана пиджака флягу и протянул её мне.       Водка обожгла горло. Та ещё дрянь. Но зато потом по телу разлилось тепло. Чарльз отпил после меня. Так мы простояли ещё несколько минут в тишине, слушая дождь и деля друг с другом флягу с премерзкой водкой.       В конце концов Чарльз распрощался, спрятал обратно флягу и пошёл в дом. А я стоял ещё некоторое время, наблюдая, как темнеет небо. Я тогда думал о Генри. Правда ли, что идеи Джулиана настолько несовместимы с самой жизнью, что жить дальше можно только предав их? В таком случае лицемерие и малодушие спасают, а упорство и верность сводят в могилу. Я смотрел на тёмную рощу, на воронов, прыгающих по пустому фонтану в отдалении. Тогда я ещё не знал, что этот фонтан к следующему утру станет новым героем моих ночных кошмаров.       Мне не хотелось пока возвращаться ко всем, так что я решил погулять по дому и поразмышлять. Наткнувшись на несколько пустых гостевых, ванных и каких-то комнат непонятного назначения, я наконец набрёл на библиотеку. Она притягивала меня, так что я не смог просто пройти мимо. Глаз остановился на «Фаусте» Гёте. Я аккуратно провёл пальцем по корешку и тут заметил в просвете между книгой и полкой над ней, что за стеллажом стоит стол. А за столом сидит человек. Сначала – белое пятно – мятая рубашка. Потом светлые волосы. Свитер висит на стуле рядом. Ровно так же выглядел Банни в первый день. Сколько раз я возвращался мыслями в этот момент и говорил себе: «Не подходи. Не разговаривай с ними. Забудь о них». И вот я снова здесь. Отчётливо помню, как меня затошнило в тот момент. Не знаю, наверное, я очень громко дышал от волнения, потому что мужчина обернулся ко мне. И это был не Банни. Естественно, не Банни. Банни мёртв уже много лет. «Что вы здесь делаете, ребята?» «Никто ничего не забыл? Ни ключи? Ни очки?»       – Так и будешь пялиться? – спросил мужчина.       Кажется, он только немного меня старше. Посмотрев на него, я понял, о чём говорил Велти. Выправка. Искусность. Обречённость.       – Простите. Я… Вы мне кое-кого напомнили.       – Мм, – незаинтересованно промычал он. Тыльной стороной ладони он смахнул волосы со лба, и в руке у него я заметил кредитную карточку. На столе – аккуратно выложенные две белые дорожки. Так же аккуратно, как ручки на столе у Джулиана.       – Я был его студентом.       – Мм, ещё один несчастный, – он наклонился и снюхал одну дорожку.       – Он не был идеальным, конечно, но…       – Он был мудаком. В дорогом костюме. Предатель, трус. Кормил своё безмерное эго за наш счёт.       – Что он Вам такого сделал?       – Рассказать?       Я вышел из-за книжного стеллажа, но приблизиться не решился.       – Он убедил меня, что я особенный, талантливый, что он меня любит. И я любил его больше всех на свете. Любил самозабвенно. Я отрёкся от всего, что раньше для меня было важно, перенял всё, что предлагал мне Джулиан. Он говорил, что я стану писателем, так что я писал как проклятый. Всё, чтобы Джулиан мной гордился. Четыре года я ничем другим не занимался. Только писал. А потом бац, – пальцами он изобразил взрыв. – Критикам не понравилось. Бывает, дебютная работа всё-таки. Читать насмешки и уколы в прессе вообще-то неприятно, но я бы справился. Если бы не Джулиан, – прошипел он. – Он перестал отвечать на письма, на звонки. Взял и исчез. Бросил меня как разочарование, как отработанный материал. Мы встретились через несколько месяцев случайно. Я тогда всё ещё был не в себе. Дар речи потерял, когда его увидел, а он мне: «Добрый вечер! Как приятно вас снова увидеть, мой друг». Ну знаешь, как он умеет. Как будто ничего и не было. Но это только маска. А за маской – ничего. Чёрная дыра. Она засасывает молодых людей, которым очень не хватает отца. А тот несчастный мальчик, который покончил с собой? Слышал эту историю? Застрелил себя в номере отеля. Тоже был любимчиком Джулиана. Он переступил через мой труп и взялся за того мальчишку. А потом пожрал и его, как Кронос. А потом ещё кого-то, и ещё, и ещё.       Он сам остановил себя, принявшись за вторую дорожку.       – Знаешь, это какая-то больная система, что он забирает студентов полностью себе. И университет занимается попустительством. Джулиан это делает, чтобы иметь над ними полную власть.       – Ну, – мне вспомнились слова самого Джулиана, – лучше знать хорошо одну книгу, чем плохо – сотню. Учителем он был превосходным. Правда же! Может быть, его влияние и было чрезмерным, но благим.       – Хах! – студент усмехнулся. – «Всякое влияние уже само по себе безнравственно. Потому что влиять на другого человека — это значит передать ему свою душу». Уайльд. Но в курс Джулиана он не входит. Видимо, дело не только в годах жизни.       Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Я вышел, чтобы больше ему не мешать.       По дороге в гостиную я всё думал: этот парень просто пытается свалить вину за свои провалы на Джулиана, или он на самом деле прав? Могло бы всё сложиться иначе для меня, если бы я не попал к нему в класс? Приличная работа, порядочная девушка, чистая совесть. Детство как у всех, студенческие годы как у всех, семья и похороны как у всех. А как бы всё сложилось для Камиллы, если бы не Джулиан? Она была бы спасена от такой участи? Или всё прекрасное по природе своей обречено на распад? Тогда Джулиан здесь вовсе не причём.       Я стоял в гостиной, рядом с Маколеями, Фрэнсисом и Бекки и делал вид, что слушаю речь Велти.       А быть может, именно Джулиан ответственен за то, что в нас проклюнулись самые тёмные ростки. Бекки вон получила отличное образование, но ей и в голову бы не пришло делать то, чем занимались мы. Что, если всё произошедшее с нами – и правда, жертва на алтаре эго Джулиана? Истрепанная жизнь Камиллы, пьянство Чарльза, самоубийство Генри, смерть Банни и проблемы Фрэнсиса - всё это результат влияния Джулиана.       – Он был не только преданным, участливым другом мне, но и выдающимся преподавателем нескольким талантливым молодым людям, которые пришли сегодня с ним проститься, – говорил Велти со слезами на глазах. – Он не просто преподавал предметы, но был наставником. Воспитывал души. Поддерживал и оберегал своих птенцов, когда они в этом нуждались.       Чарльз хихикнул. Я надеялся, что это услышим только мы, но обернулись на нас все гости. В том числе Велти. Кажется, я весь покраснел от стыда. Камилла тоже. Она схватила брата за рукав и потащила вон. Мы с Фрэнсисом – за ней. Бекки я жестом попросил подождать в зале.       Фрэнсис повёл Маколеев в кабинет, потому что он достаточно далеко от зала, чтобы никто не слышал наших разборок. Дверь была приоткрыта.       – Я же вижу, что ты пил, – Камилла старается сохранять спокойный тон.       – И что? Все пили, – Чарльз наигранно развёл руками.       – Но никто больше не устроил такого на поминках, – от беспомощности она слегка повысила голос.       Фрэнсис приоткрыл окно и закурил сигарету. Я просто забился в угол, надеясь, что эта ссора не коснётся меня.       – Все остальные ведут себя адекватно, – продолжила Камилла.       – Это я, значит, неадекватный? Блэквелл понятия не имел о чём говорит. Просто смешно такое слушать.       – Если бы дело было только в этом! – в ответ на крик Чарльза Камилла заговорила тише. – Чем всё закончилось тогда в Альбемарле, когда ты напился и вёл себя как…       – О, конечно! – Чарльз старался её перекричать.       – …как сумасшедший. Как сумасшедший.       Фрэнсис отвернулся к окну.       – Мы тогда убили нашего друга! Вы понимаете это?       Тогда я не на шутку испугался, что кто-то услышит.       – Чарльз, тише.       – Генри спланировал убийство, и мы ещё несколько месяцев притворялись, что дружим с Банни. Вы это осознаёте вообще? Это не я сумасшедший. Это ситуация – пиздец. А я, как будто единственный, кто это понимает.       – Все всё понимают, – говорила Камилла. – Мы просто берём себя в руки и живём дальше.       – ДА ЧТО ТЫ? – Чарльз со всей силы пнул пуфик. Тот перевернулся и прокатился в другую часть комнаты.       – Чарльз, – Фрэнсис выбросил сигарету за окно и попытался подойти к Чарльзу.       – Не надо делать вид, что у вас всё под контролем. Нихуя не под контролем, – теперь Чарльз принялся за платяной шкаф. Он распахнул одну дверцу и начал выкидывать повешенную туда одежду. – Вы притворяетесь. Только претворяетесь, – один пиджак полетел в Камиллу, другой – в меня. Камилла зажала рот ладонью. Фрэнсис так и стоял у окна в нерешительности. – Нельзя после такого нормально жить. Нельзя!       Вдруг он замер, глядя вглубь шкафа. Несколько секунд ни я, ни один из ребят не понимал, что происходит. Затем вторая дверца шкафа отворилась, и оттуда вышел Джулиан.       – Добрый вечер! Полагаю, особенно добрый для того, кто вернулся из мёртвых.