Я не мучитель. Хотя люди часто заслуживают мук. И пытки позволяют получать ответы. Но обычно они не верные. А моя задача находить верные ответы. Знаешь, как я это делаю? Просто делаю людей счастливее.
(с) Игра Престолов.
~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Четыре, четыре, четыре… Подобно заезженной пластинке цифра звучит в голове у альфы. Он прикрывает веки, безуспешно пытаясь воспроизвести по памяти номер комнаты, мелькнувший на одно мгновение перед глазами. Темно-бордовые стены длинной кишки коридора отеля с однотипными дверьми сливаются в размытый фризлайт. В глазах рябит от монохромного рисунка ковровой дорожки под ногами, а единственный ориентир из тонкого шлейфа горчаще-сладкого привкуса чужих сожалений ведёт его дальше и дальше подобно нити Ариадны. Он останавливается у лифтов, втягивает носом воздух, наполняя ароматом недавней близости легкие, понимая, что омега где-то здесь, на этаже. Хёнджин сворачивает за резкий поворот и снова вдыхает. Внутри все сжимается от екающей тревоги по мере того, как запах усиливается. Инстинкты зверя обнажены, натянуты, как струны, и крошат грудь острыми когтями изнутри. Царапаются, ищут выход, подгоняя медлительного человека. Альфа резко останавливается у двери, откуда аромат исходит сильнее. — Какого хрена я творю, — шепчет Хван, смахивая налипшие пряди с виска, и сжимает нагревшийся металл заколки в руке. Он стучит костяшкой по двери, и та под лёгким нажимом распахивается. Хенджин удивляется, вскинув брови: не ожидал, что номер будет открыт, возможно, омега был так беспечен и случайно оставил дверь незапертой. Он проходит в глубь просторного полулюкса. Мягкий свет с улицы проникает в тускло освещенную комнату сквозь прозрачный тюль и полуарочные окна. Альфа обводит взглядом номер, слыша журчание воды из ванной, и ищет, куда положить заколку и убраться поскорее. Глаза скользят по светлым деревянным панелям на стенах, за которыми скрыты отсеки для хранения вещей, по широкой кровати со свисающими над ней шарами-светильниками, которые испускают слабый рассеянный свет. Он натыкается на прикроватную полку и кладет на неё шпильку. Шум воды не стихает. Хёнджин хмурится, кусая изнутри щеку. Довольно долго омега плещется под душем, и чуждое Хвану беспокойство вновь ворочается тупой тяжестью в груди, словно валун сдавливает сердце в незнакомом чувстве. Хван замирает перед дверью в ванную, занеся руку над рычагом, пальцы подрагивают в неуверенности, а перед глазами восстают из мертвых воспоминания из прошлого. Альфа упрямо мотает головой, стряхивая алое видение, и входит внутрь. Тяжелый влажный пар оседает на коже, прилипчивый, словно жвачка. Дышать трудно в белом облаке, а видимость туманна. Он отмахивается от клубов, пытаясь рассеять обволакивающий эфир. Когда очертания омеги проявляются размытым контуром перед ним, Хёнджин сглатывает колючий ком. Феликса трясёт от озноба под струями горячей воды. Омега, обхватив себя за плечи, впивается ногтями и царапает кожу до красных борозд, чувствуя себя продрогшим щенком, попавшим под ледяной дождь. Голова тяжелая, ватная, глаза слипаются, так хочется спать, но сил пошевелиться нет, тело не слушается. В ушах гул, словно он стоит между рельс, а два товарняка с грохотом проезжают мимо. Ликс опирается ладонью на мокрую стену трапа, та безвольно соскальзывает, а следом и он сам теряет равновесие на шатких ногах. Чья-то рука подхватывает его. Омега поднимает пустой взгляд. Зажмуривается, сглатывая вязкую слюну, отказываясь верить в реальность перед ним. Крик застревает в глотке. Глаза расширяются от охватившего леденящего душу ужаса, а челюсть будто свело в уродливой гримасе. Сердце омеги грохочет, пробивая отбойным молотком грудину. Он в панике отшвыривает от себя гнилую руку, изъеденную червями, и жмётся к кафельной стене в поиске новой опоры. Ликс хватает ртом влажные испарения, щипает себя за лицо, отказываясь верить в происходящее, но видение не исчезает, а страх заполняет сознание. Оживший мертвец, которого омега лично проводил на тот свет, ломанной походкой надвигается на него, медленно и гулко стуча подошвой по керамике. Мертвая заплесневелая кожа медленно сползает с лица сводного брата, обнажая зеленоватое мясо. Тот тянет к омеге свои уродливые пальцы, пытаясь схватить съёжившегося в углу Ликса, зовёт его хриплым шепотом, словно хочет забрать с собой. Истошный крик наконец вырывается из горла вместе с брызнувшими слезами, он оседает, обхватив голову руками, прячет ее в коленях, будто это может его спасти. Страх забирается под кожу когтями и живьём освежевывает его. Грубым рывком мертвец поднимает омегу, трясёт за плечи, и зовущий его голос отчего-то звучит испугано. — Феликс, приди в себя! — чужой панический страх передаётся альфе, подобно вирусу. Омега бьется в истерике в руках Хвана, словно бабочка, пойманная в ладони. Феликс брыкается, кричит так, что у него закладывает уши. Хенджин видит, как расширены зрачки омеги, заполнившие своей чернотой янтарную радужку. Чувствует внутренний жар, исходящий от его тела, и ледяные ладони, что из последних сил пытаются оттолкнуть своего мучителя. Догадка мелькает в голове Хвана, он перехватывает сопротивляющегося Феликса за талию и прижимает к своему телу, грубо рыча: — Перестань брыкаться, блять! — Свободной рукой отвинчивает вентиль с холодной водой. — У тебя сейчас мозги спекутся, если не послушаешься! Вода льётся на них из тропического душа, смывая за собой в трап наводнивший разум страх. Феликс тихо хнычет, трепыхается в сильно сжимающих его руках. Хван, запустив руку в мокрые волосы, мягко массирует его затылок, чуть ли не вдавливая омегу в область запаховой железы. — Все хорошо, все хорошо, — как заведённый бормочет он свою мантру, не особо задумываясь над тем, что сейчас делает. Рубашка альфы промокла, неприятно липнет к груди, а брюки, кажется, весят уже целую тонну. Зубы Хвана дрожат от холода, постукивая друг о друга, но другого способа быстро сбить температуру он не знает. Феликс затихает, шумно всхлипывает, тычась слепым котёнком в изгиб шеи и зарываясь в неё носом. — Хенджин, — с облегчением выдыхает омега. Он прижимается к груди альфы, обвив руками широкие плечи. — Хенджин… холодно… Внутри альфы будто снежная лавина сходит. «Пришёл в себя, хорошо», — с необъяснимым облегчением мысленно замечает альфа. Он отключает воду, подхватывает трясущегося Феликса на руки, чуть не перекинув того через плечо, и, сдернув с крючка полотенца, накрывает одним омегу. — Я сам могу идти, — упрямится он. Попытка соскользнуть с альфы пресекается раздражённым: «Сидисмирноблять», - брошенным сквозь стиснутые зубы. В ботинках мерзко чавкает вода, брюки и рубашку можно выжимать, а вертлявый омежий зад ерзает в ладонях, и как же хочется звонко влепить по нему. Достигнув кровати, Хёнджин с ношей особо не церемонится, скидывает Феликса на нерастеленное одеяло и оборачивает его другим концом, как кимпаб, оставив на виду только макушку и глаза. — Я найду твоего телохранителя, пусть он с тобой возится, перерышка, — чуть язвительно хмыкает Хенджин, высушивая волосы другим полотенцем, думая, что нужно будет для начала позвонить администратору, чтобы в номер прислали сухую одежду. Феликсу такое заявление не нравится. Он недовольно мычит, подбирая под себя одеяло, и, высунув руку, пальцами цепляется за мокрую штанину чужих брюк. — Останься, пожалуйста, — треснуто просит он, бросая умоляющий взгляд на Хенджина. — Пока я не усну. Выходит почти правдоподобно. Феликс ни за что не признается себе, что просто до икоты боится отпустить Хвана. До болезненного спазма в желудке страшится остаться один на один с собой и с пережитым минутами ранее. Феликс даже не уверен, очередная ли это побочка. А признаться самому себе, что собственная крыша начинает отъезжать, страшно десятикратно. — Может, тебе ещё и сказку почитать? — криво ухмыляется Хван, но Ликс игнорирует его вопрос, только насупливается ещё больше, надувая губы. Он же ничего особенного не попросил, да и Хёнджин может спокойно развернуться и уйти, вряд ли омега сейчас побежит его останавливать. Альфа тяжело вздыхает, чувствуя себя смертельно уставшим, опустошенным. Он сует руки в карманы брюк и достает мокрое барахло: отключившийся телефон, ключи от машины, мятую пачку сигарет. Бросив их на столик возле кровати, он снимает рубашку, та звонко шлепается на пол тряпкой. — Подвинься, — требует он с одним большим желанием просто лечь в постель. Омега перебирается под одеяло, уступая место на кровати, и разглядывает Хвана с татуировкой клана под ключицами. Разбитая белая маска, скрывающая демонические клыки, с красным узелком под колокольчиком на лисьем ухе. Феликс глазами пересчитывает алую бахрому узла… девять… И нервно царапает кожу клыком на губе от осознания, как Хенджин заработал свою тату, вздрагивает, но взгляд не уводит. Всяко лучше пялиться на чудовище, скрытое под маской, чем смотреть на то, как альфа щёлкает пряжкой ремня и спускает с себя брюки. Он сканирует его торс: шрам от пулевого над левой грудью — задето лёгкое, ножевое в область печени — большая кровопотеря. Несколько мелких уродливых зазубрин разбросаны на плечах не опасные для жизни. Хенджин делает вид, что не замечает взгляда омеги, который смотрит на него, как на анатомическую модель в учебном классе. Он ныряет под одеяло и закидывает руку под голову, погружается в свои мысли, устало прикрыв веки. Ночь полная вопросов, ночь полная странностей. И самая главная странность лежит сейчас рядом с ним, заставляя каждый раз ждать подвоха. Ладно, это уже не так важно. Мелкая бестия у него на виду. Ослабленный и с температурой... вряд ли Феликс сейчас будет предпринимать попытки ему навредить. Забавно. И зачем же этот дурень нажрался стимуляторов? Хенджин вздрагивает, когда чувствует тяжесть, и хмыкает, открыв глаза и глядя, как Ликс нагло устраивает голову на его груди. Этот омега совсем бесстрашный, сколько бы Хван не пытался поселить в нем чувство страха, тот упорно наступает на одни и те же грабли. Ведь захоти альфа сейчас, он легко мог бы открутить его голову и поставить в сервант в своём кабинете вместо трофея. Он копается в себе, выискивает эту жажду убийства, что постоянно, словно тень, следует за ним, и не находит… Феликс прав. Омега будит в нем азарт, заставляет шевелить мозгами, щекочет нервы, дергает зверя за усы, а после, окутанный загадками, как невесомой вуалью, несётся от него прочь, смеясь и издеваясь. Омега сворачивается в клубок рядом, жмётся к чужому теплу, прячет лицо в мокрых волосах, тихо посапывая, а альфе пошевелиться страшно. Потому как дикий зверь, не знающий жалости и милосердия, мягко урчит и тянется к комочку, примостившемуся рядом. Хёнджин разглядывает потолок под чужое мерное дыхание. Впитывает спокойные нотки разгулявшегося в лесу весеннего ветерка. Он прикрывает в наслаждении глаза от смешения их запахов, витающих в комнате. Хёнджин привык, что омеги пахнут односложно, не вызывая никаких ассоциаций. Он перебирает в голове ароматы: Джисон пахнет миндалем, Чонин душистыми пионами, а папа? Альфа пытается вспомнить, но всплывает только смрад лекарств, больницы и ржавого металла. Он дергается, злясь на себя, а задремавший Феликс недовольно ворчит во сне, съехав с плеча, что заменило ему подушку. Альфа, вытащив руку из-под головы, прижимает его к себе, пальцами поглаживает кожу на пояснице, кружит вокруг позвонка, рисуя незамысловатый узор, и неосознанно мягко улыбается, хмурит брови в ответ на лёгкое трепетание, разливающееся внутри теплом, мысли снова лезут в голову. Альфа должен ненавидеть его только за то, что тот принадлежит к клану змей. Точно должен пустить ему кровь за то, что мешает вести дела, как поступает с любым другим, пытающимся влезть на его территорию. И уж точно должен был насытить своего зверя, испробовав этого омегу. Но ему все ещё мало, ощущение внутренней пустоты пропастью расползается внутри альфы такой же глубокой, как бездна из данных клятв, отделяющих их друг от друга. Нарушив которые, означает предательство всего, во что свято верил всю жизнь: в дружбу, в семью, в клан, в вес данных обещаний. Судьба забавная штука. В момент, когда палец альфы спустил курок, размазав мозги Ли Дохёна по дивану клуба, Хёнджин решил, что теперь все будет просто. Отрубив голову змее, останется лишь передавить оставшихся червей. Хотя сейчас кажется, что убийство прошлого главы было достаточно лёгкой задачкой. Скрывавшийся от людских глаз долгое время, Дохён вдруг выехал в подкрышный клуб почти без охраны и, более того, без своей правой руки и телохранителя, Ким Сынмина. А бред, что он нёс перед смертью? «Обгашенный ублюдок», — хмыкает Хенджин, отбрасывая мысли, как ненужный мусор. Альфа просто везунчик — это факт. — Ты так во мне дыру протрёшь, — сонно бормочет омега, проснувшийся от монотонного кружения пальцев на спине, — тебе мало тех, что уже есть? — О, шутишь?! — скептично замечает Хван, ловит омегу за подбородок и недоверчиво заглядывает в его глаза. — Должно быть, тебе уже лучше? Зрачки Феликса все ещё расширены, лицо горячее, бледное, но, кажется, ему и правда полегче, раз начал язвить. — М, — кивает он, приподнимаясь с постели, — спасибо… Хёнджин вскидывает бровь, не скрывая своего удивления, а Феликс поясняет, смутившись, благодарить кого-то вроде Хвана, очень неловко. — Ты не позволил моим мозгам превратиться в кисель, быстро сообразил, что нужно делать, не запаниковал. — У меня богатый опыт, — усмехается альфа. — Больше не хочешь спать? — Ты так громко думаешь, что я слышу, как скрипят шестеренки у тебя в голове, уснёшь тут… Феликс соскальзывает с кровати, подбирает заколку с полки и на ходу небрежно подхватывает волосы, собирая их на затылке. Хенджин молча проводит омегу в ванную взглядом, и тот кожей ощущает, как альфа плотоядно облизывает его, отчего покрывается легкими мурашками. Скрыв свою наготу мягким махровым халатом, он усаживается в кресле рядом с письменным столом, что стоит у стены напротив кровати, и ныряет рукой вниз к мини-бару. Внутри: пара бутылок алкоголя, вода с разноцветными крышками, пакетики со снеками. Ликс почти не глядя достает бутылку пятидесятилетнего шотландского Маккалана, вертит ее в руках. Подготовились черти, даже вынюхали какой скотч предпочитает альфа. — Будешь? — предлагает Феликс, обратив внимание на Хвана. Он заманчиво покачивает бутылкой и, получив в ответ кивок, наполняет роксы, аккуратно расставленные на ажурной салфетке. — Так о чём ты размышлял, поделишься? Поднявшись, Ликс возвращается к постели, неся в руках два заполненных до середины стакана. Хёнджин, подложив под спину подушку, приваливается к изголовью и присаживается поудобнее, подбирает ноги и освобождает место для омеги. Альфа смотрит на него с нескрываемым подозрением, когда тот протягивает ему стакан. И Феликсу даже немного обидно, он, сев у изножья, расслаблено откидывается на руку и отпивает небольшой глоток, — виски не входит в его список любимых напитков за землистый привкус, но он с наслаждением причмокивает губами, будто ничего в жизни вкуснее не пил, и слизывает остатки с уголка губ. — Неплохо, — констатирует он, — пей, он не отравлен. — Феликс чуть усмехается, снисходительно наклонив голову набок, разглядывает альфу, что завис, размазывая виски по стеклянным стенкам, будто ищет на дне сюрприз. Хван фыркает. Вот же зараза, мысли прочёл. Он осушает половину одним глотком. Скотч, прожигая глотку, стекает в желудок и разносит тепло по телу. Точно хороший скотч, то, что ему крайне необходимо сейчас. Голова от вопросов уже пухнет, и пора бы кое-кому дать ответы. — Я вот думаю, куда подевалась твоя тень? Так грозно закрывал тебя весь вечер, — он смотрит на дно стакана нечитаемым взглядом, не думая, что омега станет отвечать, тот вообще ведёт себя, как партизан. Хёнджин действительно пытался разузнать о нем, но слежка особо не дала результатов. Феликс разительно отличался от брата, если один скрывался и без охраны поссать не ходил, то омега преспокойно занимался текущими делами, правда машину сменил, теперь и не разберёшь, в каком из пяти одинаково серых авто сидит нужный объект. Хван даже отправлял людей в США, так, потолкаться с бывшими коллегами в больнице, в универе, найти хоть какую-то зацепку, но и там только фантики. Если так посудить, то Феликс заурядный. Учился, звёзд с неба не хватая, со средним баллом выпустился из школы и университета, в работе тоже не выделялся, да людей зашивал, с того света вытаскивал, но светилом его никто не мог назвать. И откуда у маленького омеги, что, кажется, лишь по-стечению обстоятельств попал в клан, бульдожья хватка? — Минги послушный мальчик, у него приказ: «Не вмешиваться, чтобы не происходило», — альфа рот приоткрывает от неожиданно спокойно льющегося тембра омеги. — Так что, скорее всего, он сейчас наворачивает круги в фойе. Так ты, лёжа со мной в объятиях, думал о нем? — Ликс не может сдержать рвущийся наружу смешок, что у глаз собираются мелкие морщинки. — Ох, знал бы раньше, что ты по альфам, не лез бы в петлю. Сердце альфы пропускает удар. Улыбка мягкая, ласковая, пусть даже изо рта сочится яд, но Феликс так ещё никогда ему не улыбался, чаще волком смотрит. — Как филигранно и завуалированно меня назвали пидором, — усмехается Хёнджин ничуть не обидевшись. — Что ж, вероятно, я заслужил?! — А ты нравишься мне все больше и больше, — замечает Ликс, с облегчением украдкой выдыхая. Вот он спокойный альфа, который заботится о младшем брате и, как может, уберегает его от навалившихся невзгод, вот он спокойный альфа, чей голос Феликс слышал каждый раз, когда вел себя, как неразумное дитя. С этим альфой можно вести диалог. — Раз уж у нас возникло временное взаимопонимание, могу я тоже задать вопрос? Хёнджин тянется за сигаретами, попутно издавая тихий звук, подтверждая этим своё согласие, и, открыв сырую пачку, у которой отрывается верхушка, тихо матерится. Курить охота, аж зубы чешутся, а внутри ни одной сухой сигареты, и он с досадой отшвыривает ее. — Кто рассказал тебе? — поднявшись с кровати, спрашивает Феликс. Желая скрыть, как его волнует этот вопрос, он отходит к столу и добавляет: — Про папу… — чёрт, голос, кажется, дрогнул. Отодвинув ящик письменного стола, в котором помимо папки с бумагами Ликс находит свои сигареты, он мысленно благодарит парней, которые готовили этот номер, и подумывает непременно выписать им премиальные. Взяв пачку, он неспешно освобождает ее от пленки и бросает на кровать альфе. Хёнджин раздумывает несколько секунд, очень хочется вбить клин между главой и правой рукой «Змей. Пошатнуть их доверие, заставить Феликса понервничать и начать подозревать всех вокруг. — Сынмин рассказал, — ухмыляется ядовито он, ткнув пальцем в небо. Омега скептично выгибает бровь. — У меня что, на лбу написано: «Этот дурак ведётся на дешевые провокации»? — Феликс разочарованно качает головой, пока Хван, раскинувшись на кровати и подпирая собой изголовье, зажимает фильтр губами. Он прикуривает и хрипло смеётся, толчками выбивая из легких дым. — Я вот одного не пойму никак, — прищуривается альфа, — ты в нем так уверен, потому трахаешься с ним или же есть что-то ещё? Ты ведь должен понимать, что пёс, оставивший своего хозяина в разгар войны между кланами, должен быть наказан, а он не только жив и ходит с десятью пальцами, так ещё и возведён до твоего заместителя. — К чему ты ведёшь? — искренне недоумевает Феликс. — Тебе не кажется странным, что Мин, зная, как я хочу оторвать голову твоего брата, оставляет его именно в тот момент, когда Дохёна несёт в клуб повеселиться? — размышляет в слух Хван. Феликс равнодушно пожимает плечами. — Я тебя спрашивал не об этом. Можешь не пытаться переложить свою вину на Мина, будь он крысой, ты не стал бы так легко его сдавать, слишком важная фигура и хорошо осведомлён о внутренних делах. Так кто он? Кому мне отрезать длинный язык? — Доставай нож, малыш, потому что я смотрю на него, — альфа расплывается в самодовольной улыбке, опустошает стакан со скотчем, и Феликс может поклясться, что видит его веером распушенный павлиний хвост. — Поясни для тех, кто не так быстро сейчас соображает, будь добр, — раздраженно просит омега, плюхаясь обратно в кресло, нервно распечатывает ещё одну пачку и закуривает, постукивая пальцем по стеклу. — Наверное, считал себя умнее всех? Да, малыш? — хмыкает Хенджин, в ответ получая гневный взгляд и рычание, что даже верхняя губа у омеги дрожит. — Тц, такой нетерпеливый. Ладно, — вздыхает альфа, выдержав драматичную паузу. — Поправь меня, если я не прав в своих умозаключениях. Все атаки «Змей», кроме, пожалуй, сгоревшей Ламборгини, которой ты поприветствовал меня, были направлены на расшатывание экономики Лисиц. Перекрыть морские пути, по которой мы провозим контрабанду в город так, что мои ребята до сих пор не могут отбить их — хороший ход, я его ощутил, но нашёл выход и собирался продать свою яхту, чтобы немного поправить ситуацию, и, когда нашел покупателя, какая неожиданность, — иронизирует он и следом горестно вздыхает, — моя крошка затонула. Между прочим, ты торчишь мне пол лярда зелени. — Перебьешься, найдёшь, где заработать, например, задницей, в одном из своих блядюшников, — язвительно парирует омега. Альфа корчит раздасованную физиономию, когда его колят его же оружием, но он не слишком надеялся на чужое благоразумие, поэтому продолжает: — И так, между этими событиями было ещё одно, достаточно занимательное. Твои люди подорвали один, как ты выразился, блядюшник, открытый ещё при прошлом главе. Я бы понял, если бы он приносил ощутимый доход, но нет… и мне показалось это странным, из всей цепочки я во всём видел логику, кроме этого события. Если уж быть до конца честным, то на твоём месте я бы поступил точно так же, но взрыв… в общем я отправил людей поразнюхивать: не было ли чего там связанного со змеями, поболтал с вышедшим на пенсию «мадам», и он мне поведал историю любви о звезде комнаты для вип-гостей и бывшем главе — Ли Ёнсине. Историей, между прочим, я очень проникся, особенно тем, как глава пытался выкупить беременную шлюху из борделя, — альфа смахивает несуществующую слезу. «Значит, эта старая сука еще жив… что ж это ненадолго», — думает Феликс, стискивая зубы так, что желваки на его скулах ходят ходуном. Игнорируя королеву драмы в кровати, по актёрской игре, которого плачут все бродвейские подмостки, он нервно дергает ногой. — Знаешь, тебе стоит поработать над мимикой, выдаёшь себя с потрохами, стоит кому-то заговорить о папочке, — Хенджин зависает на острой оголившейся под разъехавшимися полами халата коленке, и ловит себя на мысли, что с удовольствием бы зарылся между разведённых стройных ног. — Отдай его мне, — резко просит омега, игнорируя его слова, и смотрит выжидающе. — Пф-ф…— прыскает Хенждин, не отрываясь от зрительного облизывания. Феликс замечает это и поправляет ткань, альфа горько вздыхает и наконец-то осмысленно поднимает взгляд на того в ответ. — Что значит отдай? Он достопочтенный омега, что служил клану, не могу же я вот так запросто тебе его вручить, — задумывается на секунду, хитро по-лисьи улыбается, почуяв наживу. — Что я получу взамен от этой сделки? — Чего ты хочешь? — Хм… как насчёт того, чтобы освободить море? — не слишком рассчитывая на омежью доброту, выдвигает Хёнджин. — Я согласен. — И землю, — добавляет охреневший от такого подарка судьбы альфа, да он за такое сотню старых омег ему пришлёт, раз так хочется. — Не зарывайся, — холодно отрезает Феликс и качает головой. Хёнджин недовольно цокает языком. Попытаться стоило. А Феликс внутренне торжествует. Море никогда не было его конечной целью, да и удерживать его было очень сложно. Омега в мыслях гладит себя по голове за превосходную работу и с удовольствием снимает скальп со старой мумии. Он и представить себе не мог, что эта дряхлая черепаха ещё жив, с его-то работой он бы не удивился известью, что «мадам» загнулся от сифилиса, и эта новость его ничуть бы не огорчила. — Прекрати представлять меня голым, когда находишься со мной в одной комнате, — Хёнджин трёт пальцем нос, пытаясь прогнать навязчивый запах возбуждения омеги, прекрасно понимая по кровожадному взгляду, что сейчас далеко не он занимает его мысли. Сколько раз альфа сам видел в зеркале эту жадность, наверняка не сосчитает, однако чужая жажда заводит не хуже собственной. — А-а? — тянет Феликс, оторвавшись от красочных картинок с расчленением в своих фантазиях. — Ты о чём вообще? — Ты воняешь, как сука в период течки. Только не говори мне, что представлял Кима, — пытается отвлечь его Хёнджин, не хотелось бы снова набрасываться на и так уже отхватившего сегодня сполна омегу. «Хотя… ты выносливее, чем я думал. Наркотики, грубый секс, галлюцинации, а ты как ни в чем не бывало ведешь дела, когда другой уже бы свалился от такого коктейля…Занятно…» — в догонку замечает альфа. Ликс хлопает ресницами, собираясь покрутить у виска, но принюхивается и правда; его феромоны усилились и немного обжигают ноздри от злобы, сквозящей в них. Он закусывает губу. Это ж надо... как его раззадорило собственное воображение. — Говоришь так, будто ревнуешь, я свободный омега, могу представлять кого захочу, — смеётся Феликс, беря бутылку со стола, он подходит к опустевшему стакану Хёнджина и подливает в него ещё. — Конечно же, ревную! — наигранно восклицает Хван. — Ты в номере с самым желанным альфой страны, а представляешь член другого мужчины! Феликс поджимает губы в попытке не засмеяться и… не выдерживает, прыскает от смеха. — Это ты загнул, — иронично выдыхает Ликс, немного успокоившись.— Думаю, если поискать, найдётся кто-то попривлекательнее тебя. Альфа, схватив Ликса за руку, резко тянет его на кровать. Омега, не ожидавший выпада, вскрикивает и оказывается на лопатках, прижатый Хваном и облитый виски. Из бутылки мерно выливается алкоголь на белую кровать, в воздухе витают пары спирта, пропитывая его запахом как на ликеро-водочном заводе, а Феликс гневно раздувает ноздри. Какого хрена этот гребаный псих делает? — Правда? — с долей скептицизма спрашивает Хёнджин. Он, подняв бутылку, отставляет ту в сторону, а затем раздвигает коленями чужие ноги, устраиваясь меж ними. — Ты же поэтому наглотался дури? Чтобы привлечь мое внимание? М?— слизывая попавшую каплю виски со щеки омеги, он довольно урчит и насмешливо поглядывает на зардевшегося Ликса, пойманного с поличным. — Зачем мне что-то говорить, если я для тебя раскрытая книга, — заёрзав фыркает тот, пытаясь выбраться из под альфы. — А, а, а, куда собрался? — Хёнджин вжимается пахом сильнее, пресекая все попытки его отпихнуть, и нависает над Феликсом громадой. Он скользит языком по вздувающейся венке на шее, источающей сладкий аромат цветов, пальцами ведёт по груди до затянутого пояса и тянет его, развязывая. — Судя по твоей реакции я попал в точку. Что такое, малыш? Боялся, что не будешь привлекательным для меня? — До чего же ты самовлюблённый индюк, Хван Хёнджин, — глухо шипит Феликс, вонзившись ногтями в плечо альфы, тот на это только тихо посмеивается, вытащив зажатый кусок ткани из-под их тел, прикусывает бусину твёрдого соска, зализывая ее языком и выбивая изо рта омеги невнятное мычание. Ухмылка появляется на лице Хёнджина. Аромат Феликса усиливается, и Хван глубоко вдыхает его, кончиком языка поглаживая возбужденную горошину. — Ты просто хреново врёшь, малыш, — кончик языка кружит вокруг ареолы. Хёнджин слегка вбирает сосок в рот, чуть касаясь зубами и снова щекочет его, вырывая из уст омеги тихий всхлип. Ликс снова ерзает, кусает губы в попытке не застонать в голос, потому что пиздецки приятно ощущать горячую ладонь, мягко поглаживающую его бедро, щекочущие прикосновения на груди, и просто взрыв расслабляющего аромата, исходящего от Хвана. Альфа с влажным звуком выпускает набухшую бусину из рта, губы его блестят от слюны. И смотрит с удовлетворением на омегу, — стоит чуть-чуть на него нажать, так все эмоции на лице написаны. — Так, что там с моей землей? — как бы невзначай спрашивает он, сползая ниже и проводя носом по дрожащему торсу Феликса. Ли несдержанно и сладко стонет, когда губы Хвана влажно целуют кончик розовой головки, источающей аромат омеги. Он медленно, широким мазком языка лижет ствол и пальцем давит на пульсирующий вход Феликса. Пощипывание от сухого проникновения кончика пальца неприятным чувством отдается в теле, и омега слегка морщится. От альфы это не ускользает, он вбирает собственный палец в рот и обильно смачивает указательный слюной, глядя в глаза Феликсу. Ему кажется, что смазки все равно мало, и он пускает тонкую струйку прямо на розовые мышцы и медленно проталкивает палец в тесную дырку с опухшими краями от предыдущего проникновения. Черт… он действительно был не сдержан в первый раз, но, кажется, один или два пальца Феликс сможет принять. Хенджин сгибает фалангу, одновременно вбирая ртом член омеги, и того подбрасывает на простынях. Член омеги такой вкусный, что Хёнджин несдержанно насаживается глубже, лаская языком дрожащую в его рту плоть. Он чувствует, как Феликс раскрывается под его пальцем, и ускоряет движение кисти и языка. Он хочет, чтобы Феликс стонал в голос из-за него. — Ха-а, ты хотел сказать… с моей землей? — Ликс разводит свои ноги шире, а руками забирается в красные волосы, сжимая их в кулаке, и тянет. Палец альфы двигается, поглаживая комок внутри с пошлым хлюпанием выделяемой смазки, что обильно течёт из омеги, а горячий рот ласкает его член, выпивая все соки, что омега ему дарит. Феликс мечется под Хенджином, от сводящей с ума ноющей тяжести внизу живота. Альфа выпускает член изо рта и сыто облизывает опухшие губы, тот мокро шлепается о живот Ликса, оставляя под собой влажные разводы. — Я ведь могу и заставить, малыш, возбужденный и совершенно без охраны, ничего не мешает мне начать тебя пытать, — немного угрожающе предупреждает Хван, проталкивает второй… — Ты либо соси, либо разговаривай… не делай… Ха... блядь, — конец фразы тонет в несдержанном вскрике. Ликс кусает губы до крови, потому что пальцы вбиваются в него так быстро, что белые круги пляшут под зажмуренными веками. Хван снова опускается ртом на его головку, давит на простату подушечками длинных пальцев, и омеге кажется, что его сейчас разорвёт от ощущений внутри. — Пытки и мое убийство…не принесут тебе никакой пользы, — Ликс подмахивает бедрами, в такт движениям головы, — потому что владелец земли больше не я… Дырка пульсирует, пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, и Ликса накрывает оргазмом, он чувственно выгибается под альфой и изливается тому в рот. Омега тяжело дышит, выпуская из рук алый затылок, и распахивает глаза. Хенджин выглядит обескураженно, не то от известия что Феликс переписал документы на третье лицо и силовые методы больше не пройдут, не то от того, что ему только кончили в рот. Капельки спермы сияют на его алых губах, и Ликс прижимает ладонь ко рту в попытке не заулыбаться, потому что в этот момент выражение лица Хвана кажется ему чертовски милым, но он убеждает себя что это только эйфория от разливающегося тепла по телу. Хван сглатывает вязкую сперму и облизывает губы, вставая на колени перед омегой, а Феликс приподнимется на локтях. — Фу-у, ну и дрянь, — честно заявляет Хенджин, чем подтверждает догадку. — На что ты надеялся Хенджин? Что вшивым оргазмом сможешь переубедить меня? — усмехается Ликс. Хенджин вздыхает и качает головой ложась рядом. — И какие твои условия? Феликс седлает его бедра, ерзая мокрой задницей по стоящему члену, склоняется к лицу, гладя плечи альфы. — Заключим взаимовыгодный контракт? — хитро сощуривается он, выдыхая в губы. Феликс хватает за основание горячего члена и медленно его поглаживает, направляя головкой прямо на свою влажную дырку. Глаза в глаза. Хван тяжело дышит, глядя на него, руки, лежащие на талии Феликса, сжимают его кожу до бела, и омега, улыбаясь, опускается задницей на член. Это больно, он непроизвольно дергается и хмурится, прикрывая веки, но твердая хватка Хёнджина держит его, не давая отступить. Края понемногу расслабляются, пропуская в себя толстый член, и Феликс тихо всхлипывает, когда миллиметр за миллиметром опускается все ниже. Это слишком жарко. Пот стекает градом по его коже, щекоча мурашками. Ему нужно еще чуть-чуть, просто одна минута-две, и он сядет до конца, расслабится и примет в себя размер альфы полностью, но тот ждать не хочет; бедра Хвана врезаются в его ягодицы, а руки с силой давят на узкую талию, заставляя омегу опуститься на Хёнджина до конца. Белое зарево перед глазами от резкого проникновения ослепляет Феликса. Ему кажется, что дрожит каждая клеточка его бренного тела. Член, обжигающе-горячий и широкий, давит на его простату, заставляя его пропищать что-то невразумительное. Он не может сдвинуться от чувства наполненности, и Хенджин смотрит на него со смешком. — Слишком много для тебя, да? — его усмешка теряется на фоне громкого стона Феликса, когда член альфы выходит из него и врезается вновь. Хван качает его так легко, будто омега совсем ничего не весит. Лишь громкое хлюпанье смазки доносится до ушей Феликса…~~~~~🪦🪦🪦~~~~~