You keep me connected to you like I was your shadow
You're giving me answers to all of my questions here on my pillow, oh!
Can't nothing get in between us, baby,
We've been waiting on this moment for so long,
You wanna be reckless, restless, right until tomorrow.
Wait.
(C) Maroon 5 — Lips on you
~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Короткие ногти впиваются в кожу и оставляют красные нити из неглубоких царапин на широких плечах. Феликс извивается под Хенджином, не сдерживает тихих стонов, принимая в себе член. Низ живота сводит болезненным спазмом. Жар, исходящий от него, разливается по телу, плавит нутро. Горло обжигает раскаленным воздухом, наполненным его ароматом, слух ласкает голодное рычание, тонкая кожа за ухом лопается под натиском оставленного следа от клыков. Феликсу кажется, что Хван пытается его сожрать, когда очередной укус приходится на губу, и тот жадно облизывает свой рот. Омега бьется в сладкой истоме, под ним лужа из смазки и пота. Он подмахивает бедрами навстречу грубым толчкам, скрестив щиколотки у альфы за спиной. Пуская меж пальцев алые волосы, Феликс притягивает его к себе, сжав их рукой. Ближе. Глубже. Больнее. Пусть сожрет, если так хочет, оставив от него ничто. Потому как противиться этому, пока он придавлен чудовищно сильной аурой, Феликс не намерен. Его ведёт. Чувства обострены, как тонкий наконечник стрелы, а глупый зверь счастливо скулит от удовольствия. Здравые и не очень мысли давно покинули голову, под новой волной возбуждения. И вселенная будто стала меньше, размером с одного альфу. Хенджин, обхватив тонкую талию рукой, приподнимает его с мокрой простыни. От смены угла проникновения Феликс мелко трясётся. Жадно глотая воздух, он цепляется за чужую шею. Уткнувшись во влажную щеку, недовольно хнычет, и, кажется, что больше не сможет выдержать. Кажется, ещё один толчок, и он распадётся на атомы в сдавливающих объятиях. Кажется, что ещё одно врезающееся движение в его текущую дырку, и он умрет вот так и повиснув на чужих бёдрах, покрытых испариной. Что ж… не худшая смерть. — Посмотри на меня… — чужой голос звучит глухо, будто тот зовёт из под толщи воды. Феликс разлепляет веки. Перед глазами блюр, мир словно не в фокусе, и только чёрные бездны чужих зрачков вместо ориентира. Хенджин замирает, а Феликс ощущает, как горячая плоть пульсирует глубоко внутри. Сквозь пелену видит на губах альфы легкую полуулыбку, который явно доволен его затраханным видом. Ликсу и представлять не нужно, каким нуждающимся он сейчас выглядит. Дрожащие плечи, сбивчивое дыхание, раскрасневшиеся щеки и жадно горящие глаза с налётом безумия. Ему бы очень хотелось солгать себе, сказав что ему не нравится как легко его суть прогибается под Хваном. Хочется отрицать до последнего, что он не жаждет альфу, что плавит его в своих руках. А попытка отрицать свои странные и неправильные чувства к монстру приносит лишь разъедающую внутренности горечь. Феликс сжимается на члене под одобрительный рык, крутит бедрами, пытаясь получить такое нужное ему трение, потому что альфа перед ним превращает его в истекающее влагой животное. Он нетерпеливо кусает губы, ерзает под удерживающей хваткой, и приоткрывает рот. Кончик языка скользит по сухим трещинкам, приглашая Хвана сплестись не только телами, и тот ловит его губами, всасывая внутрь. Феликс сладко стонет, ощутив сочные губы на своих. На языке взрывается вкус альфы. Ликс прикрывает веки, полностью отдаваясь мягкой ласке, дразнится, вылизывая чужой рот, проходится по острому клыку кончиком и морщится от покалывания, порезавшись. Вкус собственной крови мешается со слюной и сносит голову: сладко-солёный, сливочный, будто топленое масло. Руки Хенджина беспардонно шарят по его телу, соскальзывают с поясницы. Он оглаживает кожу у растянутого членом входа, собирая ароматную смазку пальцами, а Феликс с придыханием напрягается, кладя руку на щеку. Кожа под прохладной ладонью горит, и он чувствует, как альфу потряхивает, как тот сдерживается, чтобы не начать трахать его по-настоящему. И эта человечность хуже пытки. Феликс льнет ближе, прижимаясь к груди, дразнится языком и прикусывает упругие губы Хвана. — Можешь не сдерживать себя…— попытка подтолкнуть его к действиям выходит Ликсу боком. Хенджин с силой тянет омегу за волосы, заставляя выгнуться и задрать голову. Губы расползаются в хищном оскале. — И кто же собирается сдерживаться? М? — насмешливый тихий голос, ощущение скользкого языка, слизывающего скатившуюся каплю пота по щеке, запускают табун мурашек по позвоночнику. Феликс давится воздухом, когда к распирающему его члену добавляются два пальца. — Как тесно… — выдыхает альфа и поднимает омегу на своеобразном крюке. Ликс скулит сквозь закушенные губы. Слишком много, он трепыхается, как пойманная бабочка, заживо надетая на иглу. — Вытащи их… — он закатывает глаза, облизывая пересохший рот снова и снова. Вдавливается пальцами в плечи, крутя задницей, пытаясь избавиться от дискомфорта. Бесполезно. Хенджин только ухмыляется. — Какое же блядское лицо, — он проводит носом по открытой шее, прикусывает подбородок и, приподняв омегу за бедра, снова опускает на член. Изо рта Феликса вырывается жалобный скулёж, а по спине прокатывается крупная дрожь. Омега сходит с ума, Хван почти не двигается, будто издевается над ним. Движения альфы тягучие, словно каждый раз его медленно сажают на кол, и как только он привыкнет - пытка повторяется. — Хенджин… — он хрипит, сглатывает ком слюны, а влажный язык альфы проходится по дергающемуся кадыку. — Что такое, малыш? Тебе больно? — хмыкает Хван, горячее дыхание обжигает покров, щекоча пушок под челюстью. Феликсу хочется умереть. Чтобы Хван разобрал его на части, отметил своим ароматом и двигался, но тот, будто в отместку, медленно крутит бедрами, вытаскивая член из дырки до самого кончика. — Х-Хёнджин… трахни… — Феликсу не хватает воздуха, когда зубы смыкаются на его шее, а член мучительно медленно раздвигает его податливые мышцы. Он чувствует себя воском на огарке свечи, когда тягуче медленные движения заставляют его истекать смазкой сильнее с каждой секундой. Головка альфы давит на края дырочки, и будь у Феликса немного больше сил справиться с подавлением его сущности, не превратись он в размякший пластилин под горячими руками, он бы давно оседлал его бедра и заставил забыть собственное имя. Хёнджин тихо смеется, выводя круги языком на коже Феликса. — Трахнуть тебя, говоришь? Феликс сжимает зубы, выстанывая тысячу да-да-да, когда член резко входит в него, и Хенджин снова замирает внутри, будто хочет сломить все стены, что он построил вокруг себя. — А где же волшебное слово? — его насмешливые интонации раздражают. — Пошёл к черту! — рычит омега в ответ. — Не то… — хмыкает Хван и, дернув за крючок, вновь выходит из Феликса. Он распахивает глаза, впиваясь в чужие напротив. Лицо Хёнджина покрыто потом, щеки блестят, губы окрашены кровавыми росчерками. Альфа улыбается, и Феликс сдается, не в силах терпеть это чувство пустоты без него. — Умоляю, — хрипит он, пытаясь поймать чужие губы, — сделай со мной все, что хочешь, только… Договорить он не успевает, когда его резко переворачивают на живот. Сильная рука хватает его под бедра, а желанный член врезается в него, заставляя закатить глаза. — Блять… Да… Комната перед глазами плывет, лишь ощущение горячего члена внутри, разрывающего внутренности, тряска от бешеного ритма и аромат… Аромат Хёнджина, обволакивающий его коконом удовольствия. Волосы больно тянут вверх, шея ноет, но он послушно выгибается, приподнимаясь на колени. Глубже, еще глубже, он почти молится на это ощущение, пока чужая ладонь не ложится на его горло, сжимая до потери кислорода. Зубы Хёнджина кусают ушную мочку, Феликс бьется в истерике: безоружный и пойманный в капкан чужого тела. — Кончай, сука, — шепчет тот, и судорога проходится по телу омеги вместе с сильнейшим выбросом феромонов. Он даже не чувствует, как из головки на кровать толчками стекает его жидкая сперма. Лишь наполненность и приятное онемение во всем теле, что стало легче пера. Альфа вгрызается в его загривок и повелительно рычит, заставляя внутреннего зверька сжаться в дрожащий комок. Феликс кожей ощущает, как его трясёт, как горячая волна наполняет его изнутри. Сбитое дыхание двух людей разрезает тишину номера. Хенджин все еще сжимает его шею, порыкивает в затылок. Ликс дергается, пытаясь соскользнуть с члена. Поздно. Альфа держит его своих зубах, как пойманного зайца. Он хрипло стонет, выпячивая зад навстречу проталкиваемому узлу, белые блики танцуют под веками, а внизу живота рождаются сверхновые от микро электрических зарядов, пробегающих по его телу. Вместо стонов удовольствия жалобный всхлип. Запах альфы, запечатан глубоко внутри него, и Феликс будет фонить, как радиоактивный изотоп. Окажись на месте Ликса любой другой, наверняка бы скулил от счастья, довольный тем, что его покрыли. Вот только по Феликсу вместо счастья липкие щупальца ползают, крошат грудь в щепки, сдавливая легкие. Он едва ли может сдержать болезненный вой, рвущийся из него, но только откидывает голову на чужое плечо и безучастно устремляет остекленевший взгляд в потолок. Он почти не чувствует, как оказывается сидящим на бёдрах Хвана, ни как чужой влажный язык проходится по области железы, втирая в неё слюну, вылизывая ее с особым усердием. Ни довольное урчание удовлетворённого альфы, ни того, как с какой-то несвойственной нежностью подушечки пальцев поглаживают его живот и проходятся по едва заметному рубцу.~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Хенджин хотел бы найти сегодня ответ на давно терзающий его голову вопрос. Почему жажда крови, что бушует в нем лесными пожарами с момента смерти лучшего друга, затухает слишком быстро, как от проливного дождя при одном взгляде на Феликса? Сжать бы посильнее шею, почувствовать, как она хрустит под ладонью, пока он слаб, не ждёт подвоха и размазан в его объятиях с покорностью раба. И, возможно, тогда наконец найти успокоение в мятежной душе. Но стоит чуть сильнее надавить, как зверь грызёт его плоть, перемалывая внутренности, возвращая то чувство омерзения к самому себе. Феликсу не стоило приезжать в город. Феликсу не стоило вставать на пути у его жажды мести. Феликсу не стоило позволять испить его. Потому как Хенджину кажется, что теперь его всегда будет недостаточно. Ему захочется снова и снова видеть его невозможные глаза полные слез. Снова слышать из его уст заветное: «Умоляю, альфа». Снова чувствовать его дрожащее от оргазма тело в своих объятиях. Феликсу не стоило попадаться ему на глаза. Потому как собственные желания идут в разрез с целями — и это тупик. Альфа усмехается своим мыслям, придерживая омегу, который, кажется, отключился на его плече от переизбытка эмоций за сегодня. Он плотоядным взглядом ведёт по пульсирующей венке, а десны над клыками чешутся от желания поставить метку, от которой тот никогда не сможет отмыться. Эта странная идея, посетившая его голову, тешит эго. Глава клана — омега, помеченный им. Сердце замирает. Хван сводит брови у переносицы, заталкивая желание поглубже. Нельзя потакать таким инстинктам. Хенджин обязательно принесёт в жертву своему прожорливому Богу тело мертвого омеги. Как только разберётся, почему внутри морозные вьюги остужают его пыл. Почему такой бледный флёр слаще любого вина. Почему он безрассудно бежит за белым кроликом и падает в червоточину чужого безумия. Он склоняется над покрытой его отметками шеей, такой беззащитной, открытой, и ведёт кончиком носа от изгиба до мочки уха. Рот наполняется слюной, что приходится сглатывать. Феликс пропитался его запахом, как маринованный кусок мяса, источая дивный аромат, заигравший новыми оттенками. Смесь старого дерева и нежно-сладкой ванили. Он струится по ноздрям альфы и наполняет легкие, воздух, пропитанный Феликсом разносится по его венам, вместе с именем запечатывается в памяти. Даже если альфа и попытается забыть, как сотни других имён, уже не сможет. Омега как вирус, как болезнь, поражающая внутренние органы, отвоевывает себе с каждой встречей новые. Превращая альфу в одержимого, импульсивного, что от собственной слабости хочется раскрошить чужую голову, лишь бы только не поддаваться ей. Зубы громко щёлкают в миллиметре от тонкой кожи. Нет. Нельзя. Хенджин не станет поступать безрассудно. Альфе достаточно будет насладиться этой ночью сполна. Пить из источника, пока тот не иссякнет, а с рассветом излечиться от своей болезни. Его ладонь легко сжимает шею омеги. Предвкушение от вида задыхающегося и плачущего Феликса, проносится перед глазами. — Не здесь… — тихо бормочет Ликс и накрывает его руку своей, сжимает, сдвигает к ямке, рядом с Адамовым яблоком. — Вот… чувствуешь? Под пальцами бьется учащенный пульс, будто кусочек чужой жизни, теплящейся на кончике. Хенджин замирает, а Ликс, прикрыв веки, спокойно продолжает: — Сожмёшь сильнее, и я ничего не почувствую, мозг будет испытывать эйфорию и через пять минут наступит смерть. Или я стану овощем. Какой из вариантов тебе по душе, можешь выбрать… — Чего ты добиваешься? — Ничего, просто говорю, что если решился — делай. Мой труп, конечно, будет выглядеть ужасно, но это лучше, чем мозги на стенах или полная ванна крови. Хван вздрагивает и одергивает руку, будто ошпарившись, а следом снимает с обмякающего узла зашипевшего Ликса. Тот с мученическим стоном растягивается на мокрой кровати, ныряя лицом в подушку, и глухо бормочет: — Меня будто под танки пустили. — Ещё скажи, что тебе не понравилось, — фыркает Хван, разглядывая отметины на теле Феликса, что и, правда, выглядят, как карта военных действий. Омега вместо ответа слегка приподнимает бедра, выпячивая задницу на обозрение, и, обхватив ягодицы руками, раздвигает их, открывая вид на растраханную алую дырку. Он немного тужится, и семя альфы стекает по яичкам, собирается и тягучими каплями падает на простынь, потерявшую былую свежесть. — А тебе? Понравилось накачивать меня спермой? — Ликс задушено смеётся в подушку. — Блядь… — выдыхает рвано он, раздразнившись, что новый спазм возбуждения скрутился внизу. Этот омега вообще понимает, что творит? Хенджин обхватывает обмякший член Ликса и, поглаживая большим пальцем по чувствительному месту под дырочкой, давит на простату. Феликса мелко трясет, он стонет в подушку и сжимается, выпуская из себя соки альфы. — Ты, наверное, сдохнуть решил подо мной сегодня? — хмыкает он, надрачивая омеге. Хенджин нагибается над ягодицами и, прикусывая половинку, оставляет ощутимый укус. Омега вскрикивает. — Стой, дай хотя бы дух перевести. — Слабак… — цокает Хенджин, позволяя Ликсу упасть обратно в свою лужу.~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
— Так что ты за чушь нёс про контракт, перед тем как лихо забрался на мой член? — слышит Феликс, а следом кровать становится легче и до ушей доносится чиркание зажигалки. — Ты серьезно можешь сейчас думать о каких-то контрактах? — омега переворачивается на звук, приподняв голову, и охает. Хван стоит в полный рост и пытается оттереть подсохшую смазку с себя. На голове бардак, плечи расцарапаны, пара мелких укусов на теле, меж губ свисает зажженная сигарета. Феликс снова охает, представив, что его расписали ничуть не хуже, и заливается краской. — О, господи, — прячет он лицо в подушке. Трезвость, его настигла также внезапно, как и опьянение. — Ты так старался затащить меня в постель, так что я могу хотя бы послушать, прежде чем сказать тебе: «Нет». — Хорошо, — приободряется Феликс и садится на кровати, заворачиваясь в одеяло. — И что хорошего? — удивляется альфа, озадаченно вскинув бровь. — Потому что да, звучит куда лучше, если начинается с нет, — Феликс неоднозначно пожимает плечами, бросает быстрый взгляд на выключенный телефон альфы на тумбочке и следом закуривает. — В столе лежат два контракта, они уже подписаны мной, можешь ознакомиться, — он кивает на стол у стены. — И что там? — Хенджин отбрасывает полотенце, а когда подходит к ящику и забирает бумаги, мельком просматривает первые страницы. Феликс вздыхает и нетерпеливо облизывает пересохшие губы. — Если вкратце, ты станешь инвестором в проекте на набережной, покроешь все расходы за простой, а взамен ты получишь дивиденды в размере десяти процентов от чистой прибыли. Хенджин отрывается от бумаг, долго смотрит на выжидающего омегу. — И это все? — В каком смысле - все? — Феликс глупо хлопает глазами. — Ты мне скажи, — пожимает плечами Хенджин, пересекая комнату и возвращаясь к Ликсу, тушит окурок. — Ты мог взять эти бумажки, назначить встречу, а не придумывать весьма странный способ привлечь мое внимание. — Ах, ты об этом, — смеётся он, почесывая нос. — Видишь ли, я не знал, станешь ли ты вообще со мной разговаривать и слушать, в прошлый раз ты чуть не угрохал меня в кабинете смотрящего, единственное, что я знал наверняка, так это то, что ты хочешь меня… Так что, ты получил меня, хорошую способность оставить волков и овец сытыми, а мне было очень забавно наблюдать со стороны, как ты сходишь с ума от непонимания происходящего. Так что? Ты согласен? — Феликс бросает на него почти умоляющий взгляд. — Нет, — качает головой альфа. — Но почему? — Феликс искренне недоумевает, — Хенджин, не будь идиотом! Если тебе нужно оправдание закончить конфликт, я даю тебе его, пойми же, это единственный выход из сложившейся ситуации. Ты уже потерял треть бойцов, если так продолжится, то этот путь приведёт к уничтожению всего, что строилось нашими семьями годами. Я не могу вернуть тебе Минхо, но мы можем попытаться вернуть отношения между кланами в русло сотрудничества, — омега тянется к щеке альфы, но тот ловит его руку в воздухе и сжимает запястье. — Даже не смей его имя произносить, — рычит Хенджин. Феликс не прекращает попытки прикоснуться к нему. — Мне искренне жаль, что это так ранит тебя, но Дохёна больше нет, ты убил его… Пора остановиться. Месть окончена. А люди… они не виноваты. Приказы главы не обсуждаются, ты же знаешь это не хуже меня. Если хочешь расширить своё влияние в стране, я помогу… это будет не быстро, но я смогу дать тебе столько власти и денег… — Власть и деньги… — надменно усмехаясь, перебивает альфа, — считаешь, мне их недостаточно? Глупый маленький омега, считающий, что всем в мире нужны только две составляющие. И вовсе не понимающий, что есть клятвы в этом мире, данные на могиле павших, которые стоят всего. — Какой странный твой мир, — Феликс склоняет голову набок, разглядывая лицо мужчины, — держится на клятвах мертвецам, а на живых, значит, плевать? Плевать, что в итоге погибнут сотни? Плевать, что окружающие только и ждут, когда мы уничтожим друг друга? Плевать, что я не хочу причинять тебе зла? — заканчивает омега про себя. — Не им выбирать. Феликс сдаётся, понимает, что проклятый кусок земли лишь предлог для свершения мести, и пока Хенджин не покончит со всем кланом, не вырежет их, как опухоль, он не успокоит свою жажду. — Чего ты хочешь? Действительно хочешь, Хенджин. — Я разве не говорил? Не люблю повторять дважды. Омега раздраженно скрипит зубами. — Ты сам себе противоречишь. То тебе земля и казино нужны, то я в качестве твоей подстилки, то месть за случившееся с твоим заместителем, так вот я и спрашиваю, чего ты желаешь на самом деле? Деньги тебе не нужны, месть свершилась со смертью моего брата, земля лишь предлог, а ещё не думаю, что у тебя недостаток омег, и я просто из списка очередных сиюминутных желаний. Ответом служит лишь напряжённое молчание из уст Хвана, тот буравит омегу взглядом, но Феликсу по боку его взгляды. У него самого есть свои обещания, но для этого ему нужен Хенджин либо как партнёр, либо как мелкое препятствие на пути, а с препятствиями Ликс никогда особо не церемонился. Не услышав ответа на свой вопрос, Феликс, замученный жаждой, поднимается с кровати. Он неспешно подходит к мини-бару, достает две бутылки воды, а, вернувшись, протягивает одну альфе. — Я бы хотел никогда не терять тех, кого люблю, сможешь исполнить мое желание? — Хенджин даже не смотрит на него, погруженный в свои размышления, на автомате забирает бутылку из рук и, отвинчивая крышку, отхлёбывает залпом добрую половину. Омега странно ухмыляется на нахмуренные брови альфы. — Я бы этого тоже очень хотел, Хенджин, однако моим желаниям, в отличие от твоих, суждено сбыться рано или поздно. — Вода… ты, — Хван хватается за голову, комната перед его глазами наверняка сейчас плывет, он свободной рукой пытается поймать раздваивающегося Ликса и от бестолковых взмахов руками раздраженно рычит: — Ты, блять, накачал меня! Феликс хихикает в ладошку. — Прости, милый, но мне пора, — ласково тянет омега, глядя на завалившегося набок мужчину. Он скидывает с себя одеяло, укрыв бессознательное тело, и, склонившись над ухом, шепчет: — Сладких снов, Джинни!Продолжение, блять, следует….