Многие люди боятся смерти и темноты по одной причине — они страшатся неизвестности.
© Принц-полукровка .
~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Джисон, прикрыв веки, снова и снова прислушивается к звукам: за окном шумит прибой и шепчут волны, набегая пеной на песчаный берег. Раздается крик голодных чаек, кружащих над морем, и шелест бриза, колышащий лёгкие занавески. Слышатся голоса внизу — четыре-пять разных, но он не может разобрать сути разговора, слишком далеко. Мерное тиканье настенных часов в спальне, куда его втащили, раздражает. Тик-тик-тик. Будто по секундам отмеряется жизнь, и омега не сводит с них беспокойного взгляда. Начало первого, ещё один час прошел. Ещё один час прожил. Ещё один час в ожидании, будто о нём забыли и оставили в темном углу томиться в неизвестности. Тяжелые шаги доносятся из-за двери. Кто-то ступает по коридору. Напряжением сковывает мышцы, он тревожно гипнотизирует запертую дверь, но ничего не происходит. Снова стихло. Солнце стоит высоко, жар с улицы, смешивается с миндальным облаком феромонов омеги и цианидом отравляет лёгкие. Он подбирает ноги, свернувшись калачиком в кресле, обнимает колени, впиваясь в них онемевшими пальцами, и медленно покачивается, пытаясь себя успокоить. Это какая-то невыносимая пытка. Джисон не знает, куда себя деть. Хочется спать, но из-за тревоги он так и не смог сомкнуть глаз. Хочется бежать, метаться по комнате, колотить в дверь, кричать, но он продолжает сидеть в оцепенении, потому что внутри все дрожит от страха. Страшно покинуть свое безопасное кресло. Страшно, что на его зов придут, рассердятся, ударят, но страшнее — услышать приговор. Их забрали с Саном вдвоём и разделили по приезде в это место. Джисона заперли в роскошной спальне, приказав сидеть тихо, а Чхве Сан…омега не знает, что с ним. Где-то внутри теплится крохотная надежда, что Хенджин придет за ним. Обязательно спасёт, ведь он всегда волнуется за него, но внутренний голос злорадно усмехается: «Да? И где же он? Где твой альфа, что предпочел выпроводить тебя с вечера, отправив со своей шавкой? Опомнись, дурак. Будешь снова врать себе, что у вас все прекрасно, а ночью лить слезы, лежа в одиночестве? Он никогда не полюбит тебя». Джисон хлюпает носом и вытирает накатившие слезы рукавом кофты. Он устал притворяться, что его все устраивает. Устал улыбаться по заказу, потому что, если Хенджин вдруг заметит плохое настроение Джисона, задолбает вопросами, на которые у него нет ответа. Джисон трус. Страшно сказать, что этот альфа принадлежит ему, он не имеет на это права. Отношения? Ха! Обреченные, — вот подходящее слово. Джисон никогда не осмелится протестовать, глядя в черную пучину чужих глаз, и сказать о своих желаниях, о том, что не может делить Хенджина с кем-то ещё, признавая горькую правду — любви, которой так отчаянно жаждет омега, между ними никогда не будет. Он ее выстрадал, выторговал, но в ответ он видит лишь пустоту. Кажется, что Хенджин вообще не способен испытывать нечто подобное. Каждый жест, каждое слово отдает фальшью. Это все притворство, дерьмовая игра, где альфа делает все, что ему вздумается, а Джисону остаётся только принять правила, но он готов с этим смириться… правда. Омега крупно вздрагивает от резкого звука проворачиваемого ключа в замочной скважине. Он быстро стирает остатки слез с лица и подбирается. В дверь вкатывается столик с едой, а следом за ним входит и альфа с безмятежным выражением на лице и легким румянцем. — Проголодался? — мужчина улыбается добродушно, но улыбка быстро сползает с его лица, когда он фокусирует взгляд на нем и ведет носом. Качает головой. — Да, не трясись ты так, поешь, глядишь, уже не будет так страшно. Джисон молчит, есть хочется ужасно. Ощущение, что желудок прилип к позвоночнику, под ложечкой сосет, пить тоже хочется. Идиоты даже не оставили ему ни капли воды, а в кране отвратительно воняет хлоркой. — И где взаимосвязь? — наконец-то набирается он смелости спросить, внимательно разглядывая мужчину. Мутный альфа и голос… Кажется, Джисон уже его слышал вчера, когда их машину обстреляли, и именно он отдавал приказы. — Ха, нет никакой взаимосвязи, набьешь пузо — думать и бояться станет лень, — усмехается похититель и снимает металлический клош с блюда. От запаха тушеной свининки с тофу и кимчи в горшочке рот наполняется слюной. Пахнет невероятно. Пряная острота раздражает рецепторы. Желудок урчит от голода, омега сглатывает, но отворачивается от предложенной еды. Чудные эти похитители — закрыли в роскошной спальне, ничего не объяснили, а теперь вот домашнюю еду приносят на сервировочном столе. Джисону такую свинину только дедушка готовил и то в большие праздники, когда с материка на остров приплывал корабль с провизией. Может, этот альфа просто его сумасшедший фанат? Господи, одна мысль нелепее другой. Зачем тогда Сана вместе с ним забрали? А стрельба? Омега такого страху натерпелся, трясся как осиновый лист и клацал зубами с черным мешком на голове. Если бы не терпкий мускус Чхве Сана рядом с ним, то он бы точно поседел. — Дяденька, а зачем вы меня похитили? — омега пытается быть дружелюбным и напускает мягкости в голос, если этот тип тут главный, то не стоит его лишний раз нервировать. — Дяденька? — удивляется альфа и сводит брови, насупившись. Его выражение лица выглядит очень комично, а затем, видимо, произведя в голове вычисления, вздыхает. — Чонхо меня зовут, а не дяденька. Он присаживается на край кровати, и Джисон нервно покусывает изнутри губу. — Хорошо. Дяденька Чонхо, так, зачем вы меня похитили? — повторяется он. — Ну, мне приказали, — с видом умственно отсталого отвечает тот. Джисон мысленно чертыхается. Он что — идиот?! Значит, выполняет чужие приказы? Осторожно втянув воздух носом, омега пытается распознать намерения альфы. Он оглядывает чужие руки, ища татуировки. Найти хотя бы одну маленькую зацепку, понять кому потребовалось их похищать, но кожа чиста. От «дяденьки» пахнет сандалом, какими-то лимонно-травянистыми нотками. Лицо открытое, бесхитростное, и если бы не вчерашний инцидент, то Джисону точно бы понравилось такое сочетание. Таким людям безоговорочно хочется довериться, да и собеседник выглядит как добрый сосед, у которого для тебя всегда припрятана конфета в кармане. Феромонами тот не давит, не угрожает. Джисон не может похвастать острым обонянием, но чувство подавления ему хорошо известно, ощущение что на грудь наступают ногой и вдавливают, пока ты не согласишься на все, что попросят. Не главный, значит… Омега вновь бросает оценивающий взгляд на мужчину. Костюм двойка на вид меньше тысячи долларов, но и не из сетевого магазина, подороже. Пиджак альфе слегка великоват, тот, видимо, не стал заморачиваться с подгонкой, обувь удобная, а вот часы на руке приметные: титановые японские Seiko, по меньшей мере будут стоить пять тысяч. Выглядят стильно, но из ограниченной серии для военных. Военный? Телохранитель? Или принадлежит синдикату? Джисон хмурится, только больше запутавшись в том, кто перед ним сидит. — Ага, — кивает омега, придвигаясь к обеду, — а кто приказал, вы мне, естественно, не скажете? — взяв ложку и зачерпнув кусочек мяса, он отправляет еду в рот. Пусть альфа думает, что старания оценены. Чонхо глумливо хрюкает, хлопая себя ладонью по бедру, а в глазах поселяются веселые огоньки. — Ну отчего-же не скажу — босс приказал. Джисон куксится. М-да, рисовой каши с этим типом не сваришь. И на что он рассчитывал? — Может, вы тогда объясните, зачем я вашему боссу? — набив рот недовольно бурчит он, уперев взгляд в мужчину. Альфа пожимает плечами и встает с кровати, направляясь к выходу. — Мне знать не положено, сказано — умыкнуть, я умыкнул, а все остальное… — многозначительно вознося глаза к потолку, задумывается он. — Босс приедет все объяснит. Джисон не выдерживает: проглатывает еду, как утка, и отшвыривает ложку, разлив острый соус по столу. — Да что вы вообще за люди такие? — вскакивая с места, вспыхивает Джисон. — Похитили, заперли, держите в неизвестности, а меня там, может быть, ищут! Я известный певец, у меня расписание, съемки! И меня будут искать! Ну, погодите, мой альфа найдет меня и тогда… Тогда он тебя и твоего босса в росте укоротит, — отсекая ребром ладони себе шею, угрожает омега, растеряв напускную вежливость. — На голову. Альфа оскаливается, обнажая белоснежный ряд зубов с острыми клыками. — Да не ищет тебя никто, дрыхнет твой альфа, всю ночь членом работал, умаялся, — хмыкает Чонхо и колюче смотрит на Джисона, и внутри все съеживается от пронзительного взгляда. — Зайду через час, заберу посуду. Ешь, а то разносолами потчевать не будут до вечера, — бросает он напоследок и замыкает замок. — Эй, — сорвавшись с места, кричит вдогонку Джисон и колотит кулаками в дверь, — ты упырь отбитый, какого хрена, что ты имеешь в виду? Тишина. Он еще немного тарабанит по дереву и бессильно оседает на пол, чувствуя, как горькие слезы жгут глаза. Это неправда, это ложь, альфа просто пытается выбить его из равновесия. Да откуда этот тип может знать, что делал ночью Хенджин? Наглое вранье, но зачем? Омега нервно кусает болящие губы. Конечно, Хенджин никогда с ним не делится проблемами. Избегает вопросов, говоря, что Джисону не стоит забивать свою прелестную голову мыслями и лучше заняться практикой и подготовкой к записи альбома. Он пытался себя убедить, что Хван Хенджин просто беспокоится из-за нервных срывов омеги, но теперь Джисону кажется, что все это — потому что альфа ему не доверяет и никогда не доверял. Глупо было надеяться, что с уходом Минхо их отношения изменятся. Глупо было считать, что это из-за Сана и смерти лучшего друга, почти брата, Хенджин напивается до беспамятства. Не приезжает домой, предпочитая городскую квартиру и общество других омег, а если и являлся в особняк, то в состоянии близком к коме. Мутным взглядом глядел на Джисона, дышал перегаром и, все же сфокусировавшись, пьяно бормотал с горечью в голосе и тенью улыбки: «О, это же мой Сонни», — будто видел его впервые. Всегда смеялся как сумасшедший, тащил его в спальню. И только оказавшись в кровати, забывался беспокойным сном, уткнувшись ему в загривок носом. И только тогда, в эти моменты под действием алкоголя и наркотиков, к имени Джисона прибавлялась приставка «мой», а утром все возвращалось на круги своя. Рвота подступает к горлу, как ядовитый ком из сладкой лжи, которой Джисон себя успокаивал, рвется из желудка вместе с непереваренной пищей. Он бежит в ванную, едва успев вывернуть в унитаз желчную массу, и слезы жалости к себе катятся по его щекам нескончаемым потоком. Захлебываясь, омега сглатывает вязкую слюну, пока его рыдания не превращаются в икоту. Принятие правды — неприятный процесс. Джисон считал, что встреча с Хенджином и Минхо — его золотой билет в сытую и безбедную жизнь. Туда, где ему не нужно будет волноваться о таких вещах, как: еда, крыша над головой, сломанные ребра и жалкие гроши, которые он получал, исполняя свои песни в переходе по вечерам, а днем впахивал за троих на подработках, лишь бы только как можно позже возвращаться в квартиру, где воняло сигаретами и соджу. Какой же это ненавистный и мерзкий запах… Он все это время жалел только о том, что не встретил их раньше. Тогда бы эти ублюдки из старшей школы искусств, куда он пытался поступить на отделение академического вокала и с треском провалился, не смотрели бы на него свысока просто потому, что их место было предопределено в жизни заранее. Тогда бы он не остался жить с двоюродным дядей, что отбирал его деньги, а если не получал на бутылку, то избивал ногами. Тогда бы он успел перевезти дедушку в Сеул и, возможно, тот бы прожил дольше, если бы получил медицинскую помощь вовремя, а не умер в одиночестве. Сколько бы всего Джисон хотел изменить. Сколько всего изменилось бы, будь с ним сейчас рядом Минхо, но и его забрала эта сука — жизнь. Джисон не хочет принимать правды, что это именно он подтолкнул альфу к уходу из клана. Если бы он никогда не произносил тех слов, смог бы он предотвратить гибель одного человека и спасти жизни многих других, уже увязнувших в столкновении? «И все же, забавная злодейка, расставила все по местам», — грустно думает Джисон, вспоминая, что никогда не смотрел на Хо так, как на Хенджина. Не испытывал такого же трепета внутри, как перед высоким и статным обладателем красной Ламборгини. Не таял от кривоватой улыбки черноглазого красавца и не бредил ночами о его руках. Он не питал иллюзорных надежд, что однажды этот холодный, как лед, альфа будет принадлежать ему. Хенджин только исполнял причуды своего заместителя, которому понравилась песня, написанная Джисоном. Просто потому что мог. И он сам себе боялся признаться, что отчаянно желал, чтобы ухлестывающий за ним Минхо исчез, умер. Тогда бы Хенджин обязательно взглянул бы на него, как на свободного и влюбленного в него омегу, а ни как на того, кто нравится его другу. Встав с холодного кафеля, Джисон потерянно бредёт к умывальнику и полоскает рот. От мыслей легче не становится, они не отступают, как и тошнота, но блевать больше нечем, только собственными сожалениями. Он отчаянно пытается найти выход, повысить шансы на выживаемость, потому как сейчас его жизнь снова не стоит и медяка. Для Хенджина он бесполезен, только обуза, от которой он мечтает избавиться и не может из-за данного обещания. Для похитителей он станет лишним свидетелем, когда те поймут, что через омегу нельзя надавить на главу. Нужно изменить ход игры, получить власть над ситуацией. Омега гладит плоский живот под кофтой. Секрет, что он сам узнал совсем недавно, ещё крошечная маленькая точка на сканере УЗИ, и пусть Джисон только сосуд. Пусть он бесполезный инкубатор, но внутри него уже растет сын альфы, а от сына Хван Хенджин никогда не откажется.~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Феликс измеряет шагами гостиную, расхаживая из стороны в сторону. Почему все должно лететь к чертям, когда кажется, что только-только начало налаживаться? Злость клокочет внутри него, и он пытается унять ее, наворачивая метры по комнате, вцепившись пальцами в собственные плечи. — Босс, присядьте, у меня в глазах уже рябит от того, как вы нервничаете, — просит Минги, потирая глаза. — С чего решил, что я нервничаю? — Феликс резко притормаживает перед носом альфы и, сощурившись, вглядывается в его лицо. — Ну не смотрите так. Меня дрожь берет, вы сейчас на призрака похожи, Чонхо бы оценил. Он любит киношки про всякую нечисть. — Ну так? — Омега расслабляется, резко выдохнув. И правда, чего кидается на людей. — Вы когда нервничаете, ходите из стороны в сторону, — вздыхает Минги, зевая, едва успев прикрыть рот, — когда думаете — по кругу, а когда не знаете, что делать — пялитесь в потолок или в одну точку. И скажу по-секрету, вы в такие моменты пугаете. — Сильно наблюдательный, да? — фыркает омега и плюхается на диван, выдергивая сигарету из пачки. — Работа такая, — скрещивая руки на груди, пожимает плечами и, пытаясь примоститься в кресле, вновь давит зевок. — Зря вы переживаете, рана у Сынмина пустяковая, только орал больше. Вообще не понимаю, почему вы остановили меня, — встрепенувшись он открывает глаза и садится ровно, — ещё и врача этому… грх, слов нет. Как вспомню, так еле сдерживаю себя от того, чтобы подняться и свернуть ему шею. Неужели вам абсолютно все равно на то, что он сделал, ещё и беспокоитесь за него. Феликс глубоко затягивается, задумавшись над словами Минги. Его нервозность была, конечно, связана отчасти с Сынмином, но только по причине того, что омеге придется его кем-то заменить. Кандидаты на такую должность не присылают резюме и не обивают пороги отдела кадров. — Как там писали в известной повести? Мы в ответе за тех, кого приручили, да, кажется так, — вздыхает омега. — Если пёс кусает хозяина, кто виноват? Хозяин или пёс? — грустно усмехнувшись, он медленно выпускает дым. — Последствия, Минги, не так важны, как причины. — И что? — возражает альфа. — По вашей логике вы виноваты в том, что Сынмин напал на вас. Если собака бешеная — её стоит усыпить, но вы же спустите ему это с рук? — Ты, кажется, злишься больше меня, почему? — кривовато улыбается Феликс, уходя от ответа. — Я ещё вчера заметил, счёл, что показалось, но сегодня мне уже не кажется. — Ничего подобного, просто… не важно, не берите в голову, — отмахивается телохранитель, падая на спинку кресла. — Нет уж, заканчивай, раз начал. — Просто вы не видели в каком состоянии влезли вчера в машину, — бубнит он, отвернувшись, будто бы боится, что за сказанное получит. — Делаете постоянно вид, что вас ничего не колышет, а на деле же все не так. Напиваетесь до отключки, потому что уснуть не можете, вечно думаете, как бы всем вокруг вас было хорошо, а о себе хоть раз думали? Когда вы в последний раз ели нормально? Питаетесь, как травоядное, живёте на кофе и сигаретах. Просто не могу смотреть, как вы себя гробите. Альфа цокает, будто понимая насколько тщетны его слова, и резко поднимается со своего места, спешно уходя. — Ты куда помчался? — повышает голос Феликс, на что тот только отмахивается. — Пойду проверю, долго этот лепила возится, — слышится уже с лестницы. Оставшись в одиночестве, Феликс в недоумении пялится в след ушедшему альфе. И что это было? Поди разбери. Ещё и словечек нахватался, будто два срока отмотал. Тишина, зависшая в гостиной, давит на голову. Минги первым примчался на выстрел и, быстро оценив ситуацию, бросился на Сынмина. Тогда Феликс не особо задумывался, почему остановил телохранителя, зачем попросил помочь все скрыть, зачем остановил кровотечение, но сейчас готов был признаться себе честно: страх двигал им быстрее, чем он успевал подумать. Стыд. Он даже представить не может, насколько униженным будет чувствовать себя, если правда просочится наружу. Минги не скажет никому, но, черт возьми, у Феликса до сих пор звенит в ушах от стрельбы в замкнутом пространстве. Прислугу и повара вытурили из главного дома в коттедж охраны, и разговоры поползут это неизбежно. Но от слов, сказанных Минги, эффект был, не то чтобы Феликс начал задумываться о своем поведении — старого кота не научить новым трюкам, но его раздражение и гнев сменились озадаченностью. Что ж, тоже хорошо, злость — плохой советчик. По крайней мере, пока он стоял перед выбором спустить на тормозах или же наказать по всем традициям. Что там положено за нападение на главу? Феликс никогда не умел дистанцироваться: привязывался к людям, закрывая глаза на их отрицательные стороны, и, как бы не пытался искоренить в себе эту дурную привычку, не смог. Да и это было бы странно, живя двадцать четыре на семь с телохранителями и заместителем в одном доме, хотя у последнего была квартира в городе. Сынмин всегда оставался рядом, но как и все окружающие преследовал свои цели. Стоило ли винить его за это? Что-же до Чонхо и Минги, эти двое так быстро сделали его жизнь чуточку комфортней, что омега и не заметил того, как он перестал думать о них, как о неудобстве или безликих тенях, что таскаются за ним везде. Может, из-за нежелания есть в одиночестве или просто потому что появилось чувство, что о нем заботятся. И это точно не входит в должностную инструкцию бодигарда. Холодный и собранный Сон Минги, бегающий по утрам марафоны в лесопарке за домом, на поверку оказался внимательным и пытающимся предугадать желания клиента, пылким внутри мужчиной. Именно с его подачи в бардачке машины, в которой ездит омега, всегда лежат запасные сигареты. С его подачи в пассажирском подлокотнике есть пара тонких кожаных перчаток, потому что у Феликса часто дрожат руки от того, что мёрзнут. И с его подачи вечером повар, который к слову обожает альфу, как собственного сына, готовит для омеги теплое молоко с медом, ну, в те редкие дни, когда он все же просыхает. И как так вышло, что Феликс никогда не задумывался о причинах такого поведения. Он не знает, просто не обращал внимания, а теперь пазл в голове складывался в неоднозначную картину. Может, он хочет видеть то чего нет? Может, Минги из-за неимения опыта работы с охраной омег проявляет больше усердия чем нужно? Как с Чонхо, который выведал, какой кофе пьет босс, чтобы порадовать. Что касалось самого Чхве Чонхо, то как за внешностью плюшевого мишки мог скрываться наглухо контуженный псих, у Феликса в голове не укладывалось. Казалось, что в резюме приврали на счёт ранения. Иначе кто бы ещё согласился нафаршировать взрывчаткой машину одного из глав? Кто с завидным рвением согласился бы утопить яхту, да и вообще поддерживал самые безумные идеи Феликса? Может, поэтому они с Минги были таким хорошим тандемом? Рассудительность и безрассудство. Омега протестующие трясет головой, ещё и об этом думать не хватало, у него итак голова забита черт знает чем. Например, где найти лояльного заместителя, не мечтающего подвинуть Феликса? Ей богу, хоть вакансию на хедхантерс открывай: Главе преступной организации требуется правая рука. Опыт в сфере рэкета, выбивания долгов и управлении персоналом приветствуется. Феликс нервно хрюкает своим мыслям в ответ. Отчаянные времена, отчаянные меры. Вытряхнув из пачки сигарету и прикурив, он проглатывает остатки холодного кофе, выпустив колечками дым. — А курите вы под кофе совершенно зря, голубчик, вам ещё рожать. Феликс давится сигаретным дымом, выпав в осадок от заявления, а, обернувшись, обнаруживает у себя за спиной Минги в компании круглого невысокого старика с потертым кожаным портфелем в руках и очках в роговой оправе. — Серьезно, доктор О, за те деньги, что я вам плачу, вы могли бы позволить себе десяток новых чемоданов, но сколько вас знаю, столько и вижу этот раритет, — Феликс тушит сигарету и, взяв со стола пухлый конверт, протягивает его врачу. — У меня четверо внуков, вы даже представить себе не можете, сколько сейчас стоит образование, — сетует альфа, подходя и забирая конверт, который тут же исчезает в лацканах его пиджака. — Как пациент? — Ничего серьезного, — заверяет он, — вы хорошо подлатали его к моему приезду. Выписал антибиотики, нужно будет проколоть их, инфекция это единственное, что сейчас угрожает его здоровью. Феликс согласно кивает. — Что-то ещё? — Побольше отдыха, у него есть омега? — интересуется доктор. — Нет, во всяком случае я не слышал о его существовании, — хотя нужно было бы спросить ребят, не завязывал же Сынмин все это время член на бантик. — Жаль, феромоны его омеги помогли бы регенерировать быстрее, но раз так — ограничьте любые раздражители на несколько дней. — Спасибо, что приехали так быстро, если на этом всё, — и кивнув телохранителю, добавляет: — Минги, проводи. Когда телохранитель и врач скрываются в холе, Феликс поднимается в свою комнату, он не успел переодеться, когда приехал врач, так и сидел в испачканной кровью блузке и брюках, в таком виде лучше не появляться на публике. Войдя в спальню, он ужасается от царящего бардака: окровавленные полотенца, разодранная одежда Сынмина, вывернутые пакеты из аптеки. Первым делом Феликс решает прибраться и методично сбрасывает в корзину для белья окровавленные тряпки, хотя целесообразнее их было выбросить. Раз уж разговоров все равно не избежать, пусть сами себе придумают историю, наверняка она будет занимательнее, чем есть на самом деле. Затем взяв пустой пакет, он собирает в него разбросанные препараты. В основном это были мази от синяков, антисептики — почему-то три от разных фирм, но с одним и тем же действующим веществом, несколько коробок ибупрофена, которых хватит до скончания жизни, тейпы и самоклеящиеся стерильные повязки. И омега делает вывод, что местный фармацевт станет аптекарем месяца по количеству продаж. Собрав всё содержимое обратно, он оглядывает комнату на предмет мусора и натыкается на розовую коробочку, которая завалилась за ножку кровати. Подняв ее и прочитав название, Феликс цокает, столько проблем из-за упаковки таблеток для экстренной контрацепции. Хотя было бы неправильным во всем обвинить Минги или его мысли, что омеге они нужны. Скорее, это была целая цепочка неверно принятых решений. Если бы все прошло, как изначально задумывалось, у Минги и мыслей бы не возникло покупать противозачаточные. Закончив с уборкой, он снимает с себя грязную одежду, когда в дверь стучат. Серьезно? Дежавю какое-то. — Босс вы одеты? Я вхожу, — предупреждает альфа, стоя за дверью, и через долю секунды вваливается в спальню. — Оу. Феликс, стоя в одних трусах, хохочет над краснеющим телохранителем. Минги спешно отводит взгляд, а затем вообще отворачивается, разглядывая рисунок однотонной краски на стене. — По-моему, это я должен быть смущён. Ты видел меня и в более компрометирующем виде, — потешается омега, беря из ванной халат. — Это… Чонхо просит приехать, — будто бы вспомнив зачем вообще шел, поясняет альфа, все еще разговаривая со стеной. — Ладно, одолжишь мне свою машину? — Нет! — Минги чуть ли не подпрыгивает на месте от просьбы Феликса и, обернувшись, заметно выдыхает. — Вы же хотите в одиночку поехать? — Да, не стоит сейчас привлекать слишком много внимания, разъезжая с полным кортежем. — Я поеду с вами, не обязательно брать всех людей, и вы в случае чего будете в безопасности, — убеждает телохранитель. Феликс недолго раздумывает и кивает, соглашаясь. — Ты будешь в порядке? Может, стоит поспать? Я могу взять кого-нибудь из ребят, — спрашивает он, входя в гардеробную. — Не беспокойтесь об этом, спускайтесь через десять минут. Феликс слышит, как тихо закрывается дверь за Минги, переодеваясь в тонкую черную водолазку и узкие джинсы. Он не собирался ехать сегодня в Инчхон, но раз потребовалось его участие, значит, либо общение пошло слишком хорошо, и пленники запели, либо молчат, но омега не понимает, как может помочь во втором случае. Собрав волосы в привычный пучок, он подкалывает их двумя шпильками из белого металла с фигурками китайских драконов на основании и, прихватив пару удобных туфель, спускается вниз. Выйдя на крыльцо, Феликс ловит на себе заинтересованные взгляды охраны, но, едва столкнувшись с его глазами, те спешно их уводят. Омега делает выводы, что причина не в том, что он отлично выглядит. — Уезжаете? — молодой альфа, что обычно сидит в будке у ворот, открывая их для въезжающих машин и следящий за камерами по периметру, подбегает к нему. Феликс молча кивает, оглядывая двор. — Сон Минги ещё не появлялся? — Нет, — буднично отзывается альфа. — Поедете на бентли? Омега обращает внимание на охранника, отмечая, что он новенький. После происшествия у ворот дома не многие испытывали желание сидеть на том пункте, но альфа, видимо, не знает, что произошло. — Нет, выгони личную машину Минги, ключи должны быть в гараже. — Есть, — чуть ли не щёлкая пятками, гаркает парень и стремглав скатывается с лестницы. Минги выходит только через несколько минут, на ходу завязывая черный галстук, а подойдя к машине, меняется с охранником местами. Феликс же изменяет своей привычке ездить сзади и садится рядом с телохранителем, игнорируя его недовольную физиономию.~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Жить вне столицы было не совсем удобно, ближайший населенный город Хвасон не мог похвастать развитой инфраструктурой или потрясающими своей высотой небоскрёбами, но Феликсу нравилось. К наследству после смерти брата полагались не только проблемы, конфликты и бизнес, который сейчас на ладан дышал, но и недвижимость. Так он стал владельцем нескольких апартаментов в Сеуле, домика на Кипре и виллы брата в Инчхон на вершине крутого холма с видом на Желтое море. Ли Дохён потратил несколько месяцев, чтобы спроектировать свой дворец, где каждый месяц устраивал вечеринки для политической верхушки. Феликс может поклясться, что в жизни не видел ничего омерзительнее. Собравшиеся словно теряли человеческий облик, превращаясь в жирующих чертей. Сейчас же вилла пустовала, а лучше места для содержания пленников просто не было, все из-за расположения. Подъезд к дому был только один — серпантинная дорога, а с пляжа вела пешая тропа по каменистой местности. Внутри и по периметру и муха не проскочила бы из-за количества камер, натыканных повсюду. — Останемся сегодня в городе? — вдруг спрашивает Феликс, когда они въезжают в Хвасон. Домой возвращаться не хочется. Не хочется видеть Сынмина, не хочется чувствовать себя в ловушке болезненных воспоминаний. Теперь даже в коттедже, наполненном охраной, он не чувствует себя в безопасности, хотя чувствовал ли до этого? Феликс сомневается. — Хотите остаться в Инчхон? — приоткрывая ветровое окно, Минги поглядывает в зеркало и хмурится. — От меня действительно так сильно воняет? — оставляя предыдущий вопрос без ответа, бормочет омега, он и правда не чувствует ничего отвратительного. Аромат Хенджина, от которого прежде болела голова, смешавшись с его собственным, получился теплым и терпким, с лёгкой цветочной ноткой. — Вы хотите услышать от меня правду или мне солгать? — усмехается альфа, снова бросая взгляд на дорогу сзади. — Ты умеешь лгать? — удивляется Феликс, просто как-то не вязался образ Минги с ложью. — Если прикажете. — Тогда соври, — разрешает он. Дорога предстояла долгая и скучная, а из развлечений: радио, настойчиво молчащий мобильник омеги и возможность подаставать Минги вопросами. Феликс предпочитает последнее. — Вы прелестно пахнете, ничего в жизни лучше не слышал, — Минги натянуто улыбается, казалось, или он совсем плохо врет, или его голова была занята чем-то другим. — Это было ужасно, — со смешком фыркает Феликс отворачиваясь к окну, — больше никогда не ври. — Простите, босс. Вы обиделись? — альфа звучит виновато, а его манера звать его «боссом» слишком нравится Феликсу, что в его голове рождаются неприличные мысли. — Я, по-твоему, настолько мелочный? — ахает омега, чувствуя, как запекло щеки, ну что за напасть? Он был уверен, что желание ему отобьёт на месяц так точно, но нет, все на месте. — Нет, извините… — Я тебе нравлюсь? — поведение альфы и его постоянные извинения, наталкивают Феликса на внезапный вопрос. Не мерещится же ему? Альфа останавливает машину, паркуясь у магазина, но двигатель не глушит и стучит пальцем по рулю. — Нравитесь, — отрешённо бросает Минги, тот явно сейчас находится не в этой машине. — И что, мечтаешь залезть мне в трусы? — закусывает губу омега, хитро улыбаясь. — Будто бы вы их носите… — кажется, он только что озвучил свои мысли, но этот факт доходит до альфы не сразу. Он поворачивает голову к Феликсу, хлопая глазами, и покрывается алыми пятнами. — Босс, я не это хотел сказать. Заливаясь смехом, омега наконец оборачивается назад, проявляя интерес к проезжей части. — Что ты там высматриваешь? — Ничего, показалось, что на въезде к нам прилип внедорожник, — выруливая обратно на дорогу, он заметно расслабляется. — И нет, я не хочу залезть к вам в трусы. То есть, если выражаться вашими словами, хочу, но… гр-х. В общем, забудьте. Сменим тему? Феликс недовольно дует губы, но от альфы отстаёт, все же не стоит отвлекать его, вдруг не показалось? На выезде из города их останавливают на посту дорожно-патрульной службы. Феликс не находит в этом ничего подозрительного. Полиция часто перекрывает дорогу, проверяя водителей на трезвость. Минги прижимается к обочине, и омега замечает, как играют желваки на его скулах от напряжения, когда он вытаскивает документы из-под козырька. — Останьтесь в машине, — отрывисто бросает он Феликсу и, отстегнув ремень, выходит из тачки. Омега расползается по сидению, наблюдая за происходящим. На посту сегодня как-то оживлённо, обычно дежурят по-двое, но сегодня полицейских больше, странно. Пока инспектор разговаривает с альфой, другие… «Они пялятся на меня?» — проскальзывает в голове омеги, но он отметает эту мысль, ссылаясь на разыгравшуюся паранойю. Будет зацикливаться, начнет подозревать всех и вся, а у него итак проблемы с доверием. Минги, протянув документы, о чём-то переговаривается с инспектором. Выражение на его лице кажется спокойным, но поза… Альфа похож на горного льва перед прыжком. Полицейский даже не смотрит в документы, рукой словно пытается отодвинуть его, хочет подойти к авто, на что телохранитель преграждает ему путь, и разговор идёт на уже на повышенных тонах. Но Феликс слышит только гул голосов, и видит, как жестикулирует Минги, бросая на омегу короткие предостерегающие взгляды. Что, блядь, происходит? Феликса подмывает выйти и разобраться, но резкий и громкий стук лица Минги о капот тачки заставляют его поумерить пыл. Сердце омеги, глухо забившись в горле, ухает в пятки. Его мелко потряхивает, он озирается по сторонам. К машине подбегают несколько полицейских на подмогу. Минги бьётся под инспектором, скрутившим его, рыча и матерясь во все горло. Дверь тачки со стороны Феликса рывком открывается. — Выйдите из машины, — грубо приказывает один из полицейских и тянется к кобуре. Феликсу не сразу удается взять себя в руки, он медленно отстегивает свой ремень безопасности, только выйдя на свежий воздух заставляет себя улыбнуться и, вздернув подбородок, посмотреть полицейскому в лицо. — В чем собственно дело, инспектор? Почему на моего водителя надевают наручники? — Нам поступил сигнал с описанием похожей машины. Есть подозрения, что в ней провозят наркотики, а ваш водитель отказывается от досмотра, — поясняет полицейский, но руку с кобуры не опускает. — О, вот как? — наигранно удивляется омега, пока в голове раскидывает варианты развития событий. — Минги, ты провозишь нечто подобное? — Конечно же, нет! — Вот видите, произошла какая-то досадная ошибка, — разводит он руками. — Разрешите нам осмотреть машину? Феликс прищуривается. Не даст обыскать тачку — те запросят ордер, и они проторчат здесь до ночи, а если даст, то они ничего не найдут. Пистолет Минги зарегистрирован и у него есть разрешение; в то, что телохранитель занимается на досуге наркотой, омега естественно не верит. В конце концов, он пожимает плечами и, отлепившись от тачки, великодушно кивает: — Валяйте. Полицейские, будто муравьи, набрасываются на машину, стучат по обшивке, шарят под сидениями, а мысли Феликса не дают ему покоя. Не верит он в такие совпадения, и если представить, что внедорожник Минги не показался, то выходит — их ждали, чтобы что? Задержать? Нет, не то, слишком много суеты. Догадка молнией пронзает голову, но было уже слишком поздно. — Нашел! — полицейский трясет в руках увесистый пакет с белым порошком, который вытащил из багажника. А следом и на Феликса надевают наручники, туго застегивая их на запястьях. — Вы арестованы по подозрению в хранении наркотиков с целью сбыта, — эхом звучит над его ухом, а Феликс горько смеётся над собой, потому что сам наступил в капкан.