Иногда мне кажется, что я слишком далеко зашел со всеми этими похищениями и взрывами.
© Пабло Эскобар.
~~~~~🪦🪦🪦~~~~~
Закатное солнце припекает загривок сквозь заднее окно полицейской машины. Внутри душно, но блюстители порядка будто специально не открывают окна, воняя в салоне мускусом и потом. Феликс сверлит взглядом молчаливые затылки и мостится на сидении, смещаясь чуть вперёд. Пальцами он пытается размять онемевшие руки, туго скованные за спиной. Железки так сильно впиваются ему в кожу, сдавливая шиловидный отросток, что кажется, будто рук у него уже нет. Он чертыхается себе под нос. Сидеть в такой позе жуть как неудобно, и вонючее амбре от альф комфорта вообще не добавляет. — Может, уже окно откроете? — пренебрежительно спрашивает омега. — Воняет хуже, чем на псарне, сейчас как наблюю в салоне, сами же отмывать будете. Водитель с лычками сержанта мельком смотрит на инспектора, сидящего рядом, но тот только отрывисто кивает головой, мол: следи за дорогой. — Потерпите, скоро уже приедем, господин Ли, — отзывается альфа. — Ух ты, говорящая голова! Я уж было думал, в полицию набрали немых. Серьезно, откройте окно, меня укачивает, — сержант чуть колеблется, снова повернувшись к инспектору, но тот не выказывает никаких возражений, лишь молча пялится в окно. Альфа, нажав кнопку на приборной панели, опускает стекло, оставив щёлочку, сквозь которую воздух проникает тонкой струей, спасибо и на этом. — Класс, — восторженно оценивает сервис Феликс. — Никогда не ездил в машине с мигалками, будет, что вспомнить. Слушайте, а может, ещё расскажете, куда мы едем? На его вопрос естественно никто не собирается отвечать, и Феликс не очень-то рассчитывал на любезность, да и если напрячь мозги, можно было самому допереть. Под мерные звуки работы двигателя он тоскливо вздыхает и ищет по дороге указатели. Ориентируется в округе он достаточно неплохо, все же столько лет ездить из их захолустья в школу и обратно. И судя по наблюдениям, полицейская машина двигалась на северо-восток, в сторону ближайшего крупного города в провинции Кёнгидо — Сувон. Это было вполне ожидаемо. Главное управление полиции и прокуратура, все рядышком, никуда ходить не нужно. Однако, если ответ настолько очевиден, к чему делать из него такую секретность? На этом идеи у него закончились, не успев начаться. Сумбурное утро с лёгким налетом похмелья ночи не способствовали продуктивной работе его соображалки. Феликс приваливается к двери и, прислонив лицо к заляпанному стеклу, наблюдает за однообразным пейзажем, проплывающим мимо него. Холмы, холмы лысые, холмы зелёные. Иногда ландшафт сменялся полями с каким-то зерном и фруктовыми посадками. Мысль в его голове зреет спустя полчаса езды, когда съезд на Сувон остается позади, а новый указатель гласит, что до столицы осталось меньше сорока километров. Феликс радуется, что его все же везут в Сеул, все закончится даже быстрее, чем он думал, но, кажется, что и эта догадка тоже не верна. Во-первых, провинциальные власти не слишком жаловали столичные, и уж тем более не стали бы отдавать им на блюдечке главу, попавшегося на перевозке и хранении наркотиков. Во-вторых, слишком много возни, в провинциях не так часто происходили тяжкие уголовные преступления, да и судья, который мог бы вынести вердикт об освобождении под залог, ещё был на месте, так что к ночи Феликс бы определенно переодевался в мешковатую робу. Это в худшем случае. Сердце внезапно замирает от проскочившей в голове шальной мыслишки. Что если ни в какое управление он просто-напросто не доедет? Что если Минги ничего не почудилось, и их вели от самого дома? И что, если бы их не приняли на первом посту, то не факт, что это не произошло бы на каком-то другом? И ответ, кому это было нужно, напрашивается сам собой. Волнение, что он увидел на лице телохранителя, было вовсе не из-за наркотиков в машине, находке полицейских он был удивлен не меньше. Просто альфа сумел считать намерения полицейских быстрее. Их разделили по разным машинам не для того, чтобы они не смогли сговориться об одной версии событий, им изначально нужен был только Феликс, и сейчас он направляется прямиком в особняк Хвана. Феликс, не сдержавшись, фыркает. Вот это честь, быть приглашенным прямиком в семейную резиденцию к лисам. Ну уж нет, он вообще не готов к такому раскладу, лучше в тюрьме до суда сидеть, чем оказаться снова один на один с садистом. Он, конечно, любит пожестче, но не до такой же степени. Феликса так разбирает злость, что он под возмущенный возглас сержанта от досады пинает водительское сиденье несколько раз. — Вот это да-а, вам бы только доставщиками пиццы работать, — чертыхается он, — сколько Хван вам обещал? Я утрою эту сумму. Полицейские переглядываются, а Феликс замечает, как старший хмурит брови, но в итоге отрицательно мотает головой. Блядь! Да что с этим инспектором не так? — Блядь, шерстяной ты ублюдок, чтоб ты спать сегодня не смог. Сука, я это запомню, — усмехается он, кусая губу, и добавляет уже немного спокойнее: — Что с альфой, с которым я ехал? — В Сеульскую управу отправили, — хмыкает инспектор. От известия, что Минги ничего не угрожает, Феликс успокаивается так же быстро, как и взбесился. Одной головной болью меньше. Альфа благополучно выберется, и? И что? Феликс сглатывает ком, этот день не может быть ещё хуже, чем есть сейчас. Минги будут держать до последнего, даже не предъявив обвинений, косвенных улик достаточно для задержания. Дадут ли ему возможность позвонить? Сможет ли он предпринять какие-то шаги? Да сможет ли кто-то вообще? Чонхо ждёт их в Инчхоне и не может бросить пленников, а единственный, кто бы мог всполошиться из-за отсутствия главы, лежит с простреленным пузом. Класс, Феликс, молодец! Он немного паникует, озирается, не зная, в какой угол ему щемиться. Глубоко вдохнув спертый воздух, считает в голове от ста до одного, и это немного успокаивает. Сейчас не место и не время для паники. Хенджин непредсказуем, как тайфун, но не идиот же? Нет? Феликс сомневается. Судя по импульсивности Хенджина, можно было ожидать чего угодно, но за его, казалось бы, опрометчивостью, скрывался холодный расчет. По крайней мере, до Хвана Феликс доберется живым и невредимым, проблема была в том, что сулит их встреча. Отбрехаться и вывернуться больше не выйдет. Уже не после того, как из-под носа похитил его людей, надавив на больную мозоль. И ведь как хорошо разыграл, паршивец. Сунуть в тачку наркоту, поднять провинцию на уши и, не пошевелив пальцем, получить желаемое с доставкой на дом. Черт возьми, не будь у него скованы руки, он бы аплодировал, крича браво. Причастность Минги к этому Феликс сразу отбросил. Не только потому что он безоговорочно доверял своему окружению, так уж омега устроен, предать могут даже свои. Просто не из того теста сделан принципиальный вояка. В частную охранную компанию, в которую Феликс обратился, не брали тех, в чьем послужном списке были темные пятна. Да и шок на его лице, когда из багажника извлекли пакет, был настолько натуральным, что такое не сыграешь. Но все ещё оставалось неясным, в какой момент дерьмо подложили в тачку, не материализовалось же оно само по себе. Хотя… пара мыслей на этот счёт у Феликса тоже имелась, и если он прав, то все было ещё хуже, чем он думал, и в его окружении завелась жирная мышь. От напряжения Феликс чувствует, как пульсирует вздувшаяся венка на лбу. Пытаясь отпустить ситуацию и не держать крамольных мыслей раньше времени, которые настойчиво лезут в голову, он цепляется за ощущение азарта. Легкое возбуждение вибрирует в нем сладким предвкушением, стекаясь прямиком в центр удовольствия. Осязание распространяющегося жара под ногами, словно вот-вот земля под ним разверзнется, возбуждает в нем аппетит. Кажется, он тотчас провалится в это пекло, послав мир к чертям собачьм. Вся канитель с полицией, наркотиками становится будто горьковатым вермутом на языке, и ему остается только дождаться, когда подадут закуски. После Анъяна машина сворачивает на узкую дорогу. По обеим сторонам стелится плотная стена сливового сада, удаляющаяся на тысячи гектаров. Сержант съезжает на обочину и останавливает машину в абсолютной глуши. Феликс оглядывается по сторонам. Кажется, здесь неподалеку должна быть винокурня, производящая лучшее фруктовое вино в Корее. Он присматривается, выискивая хоть одну живую душу, но в такое время уже никто не собирает спелые плоды. Жаль, можно было бы позвать на помощь или попытаться удрать. Ну да, много он набегает со скованными руками и босиком, а ещё не известно, есть ли у полицейских разрешение стрелять. Пусть те не часто применяли оружие, боясь слететь с работы за превышение полномочий, но вот по ногам пальнуть могли без зазрения совести. Вкупе ко всему: сама ситуация была нештатной, так что закопают его где-нибудь под деревцем и холмика не оставят. — Эй, у вас двоих закурить будет? — не слишком любезно интересуется Феликс, гоня от себя мрачные мысли, курить и правда хочется, аж зудит. — Последнее желание умирающего и все такое, ну? — Не курим, да и ты ещё воздух портишь, сиди не отсвечивай, — обрубает на корню инспектор. — Шеф… — Что, шеф? — взрывается альфа. — Жалко тебе его стало? Ты хоть представляешь, сколько крови на таких, как он? — Инспектор, вы так говорите, будто лично присутствовали и подсчет вели в литрах? Так почему же я до сих пор не пишу чистосердечное в управлении, а сижу черт пойми где, ожидая, когда меня продадут, как барана на рынке? — смеётся Феликс, не оставаясь в долгу. — А хотите, отвечу вам? — без паузы продолжает он. — Бабла вам захотелось, чтобы хотя бы раз в своей жизни подержать сумму, которую никогда не заработать, просиживая засаленные штаны и сшибая гроши у превысивших скорость водил. А тут такой шанс, и даже с совестью договариваться не нужно. Я же убийца и преступник по-вашему. И раз с такими, как я, не может разобраться закон, то пусть подобные сами друг друга передавят. «Ну давай, давай, я же видел как у тебя свербило высказаться», — хмыкает омега мысленно. — Да такого, как ты, ещё в утробе нужно было придушить, — оборачивается офицер, и Феликс видит его налитые кровью глаза. — Думаете, если журналисты у вас куплены, то люди — дураки и верят в эти россказни? Вот что они написали про перестрелку в клубе несколько месяцев назад? Очередной психопат с оружием, купленном на черном рынке, а десятки родителей лишились своих детей, которых забили, как скот. В том клубе я потерял сына, и вот ты, глядя мне в глаза, смеешь говорить, что это я здесь продажная шавка? Феликс тушуется и опускает взгляд, уставившись на свои колени. В груди будто ведро помоев разлилось. Мерзкое чувство. Хорошо знакомое чувство. Та бойня в ночь смерти Дохена — дело рук Хенджина, и он бы мог сказать, что не имеет отношения к этому, но язык не поворачивается, глядя в глаза безутешному отцу, ляпнуть нечто подобное. Он не знает, какие выводы сделал этот мужчина, но это и не важно, гнев и желание отомстить, — Феликс может его понять. — Шеф, не надо. Полицейский отмахивается. — Валите из машины. Сержант резво выскакивает на улицу, а у Феликса ком в горле встает и шипами колет гортань. Напряжение в машине раздражает, какого черта он должен ощущать вину за то, чего он не делал? И когда дверь с его стороны распахивается, он чувствует облегчение. Бросив взгляд на отвернувшегося инспектора, он замечает, как у альфы подрагивают плечи. — Каждый в этом мире считает жертвой именно себя, но не только вы понесли потери, — зло бросает он и выходит из авто. Да-а. Вобрав в лёгкие влажный воздух, он пытается прийти в чувство. Феликс на себе ощущает, в каком маленьком мире они живут. Стоило, конечно, промолчать, проглотить обвинения в конечном итоге от него бы не убыло, но это мерзкое ощущение, что он ежедневно итак таскал на себе, порядком утомляло. Вина за то что родился не альфой, не в законном браке, не первенцем, и сколько ещё в его жизни этих «не», нельзя было сосчитать на пальцах. Каждый день жить с виной за то, на что он не мог повлиять, и даже сила убеждения не всегда помогала выбраться из собственного болота. Раздражает. — Вы курить-то будете? — омега, наконец-то, обращает внимание на сержанта, стоящего с протянутой пачкой сигарет, и вскидывает бровь. — Как я по твоему должен их взять? Полицейский чертыхается и вновь ныряет в карман уже за ключами от наручников и, обогнув его, отмыкает браслеты. — Простите, совсем снять я их не могу, — оправдывается сердобольный сержант, пока Феликс растирает следы на запястьях. — Я понимаю, — и решив воспользоваться добротой просит: — Только не затягивай слишком туго, пока ехал, думал конечностей лишусь. — Угу, вы не злитесь на шефа, он никогда не жаловал вашу породу, а после смерти сына его совсем в работу ушел. Пацана один воспитывал. Мужа похоронил лет десять назад, а теперь вот и Хёнву, — сержант грустно вздыхает и добавляет. — Вытяните перед собой руки. Когда наручники вновь оказываются на нем, Феликс, взяв с сигарету, с наслаждением затягивается, смотря на заходящее за горизонт красное солнце. — А ты, значит, жалуешь? — привалившись к машине, интересуется омега, пальцами сминая фильтр. Сержант пожимает плечами. — Так сразу и не скажу, — нервно почесав затылок, альфа сконфуженно улыбается. — Кланы похожи на братство со своим кодексом чести, правилами и традициями. Вы не трогаете невинных граждан, если те не угрожают клану. Изгоняете или наказываете тех, кто нарушает правила. Старшие берут ответственность за проступок одного из членов, считаю это очень благородным делом. Услышанное здорово веселит Феликса, он не может сдержать свой заливистый смех, из-за чего даже глаза слезятся. — Где ты наслушался подобной чуши? — сквозь разбирающее его веселье интересуется омега. — Ну, — мнется сержант, — я учился с одним альфой в средней школе. Когда мы перешли в старшую, он вступил в одну из банд, ну и рассказал маленько. Смеялся все, что сдать экзамен не легче, чем в полицейскую академию. — Глупости все это, — затягивается сигаретой Феликс, — про экзамен — правда, а про все остальное… навешали тебе лапши, сержантик. — Меня зовут Пак Унчоль, а не сержантик! И ничего не навешали, — возмутившись, протестует альфа. — Смысл-то ему было врать? — Смысл в том, что подобные россказни про большую семью, где глава становится тебе приемным отцом, а члены клана — братьями, помогают затягивать зеленых парней в мясорубку, из которого выход только вперёд ногами или калекой. Нет никакого кодекса и чести давно уже нет. Это банка с пауками, где сожрать кого-то из своих — плевое дело, и ты каждый день живёшь в незнании, а наступит ли вообще завтра. Даже я не знаю, где проснусь и проснусь ли вообще. Так что нет никакой здесь романтики. — Да-а… — Бормочет альфа себе под нос, задумавшись. — Но что взамен? Стлевшая сигарета жжет Феликсу пальцы. — Деньги. Уважение. Власть. Иллюзия семьи. Феликс замолкает, вслушиваясь в шум дороги. Рёв мотора доносится совсем близко, а через несколько секунд за звуком он видит блеск габаритов ярко-алого Urus. Кто-то не изменяет своим привычкам и приобрел себе «первобытного быка» взамен утерянного. Неизвестность приближается с каждой секундой и щекочет его нервы, будто мягким пером. Ощущая лёгкую дрожь в теле, Феликс отлипает от полицейской машины, весело позвякивая наручниками, омега расправляет плечи. В голове так пусто ещё никогда не было. — Убер опоздал, пожалуй, не поставлю ему пять звезд, — усмехается он, выбрасывая окурок себе под ноги. — Да-а, чем же вы его так разозлили? — переминаясь с ноги на ногу, тянет сержант. — Не пожелал доброго утра? — пожимает он плечами в ответ и весело подмигивает. Феликс окидывает полицейского взглядом, бедолага не знает, куда себя деть, видимо, понимает, что не на свидание привез, а как вести себя при таких ситуациях — инструкций не дали. На помощь ему приходит инспектор, тоже вышедший из авто, и при виде него сержант тут же становится невидимой ветошью, сливаясь с пейзажем, дескать не мое это дело, что тут происходит, вот старший точно разберётся. Кроссовер резко тормозит в метре от полицейской машины. Двери ламбы распахиваются мгновенно, с переднего и заднего сидений наружу вываливаются два альфы, настолько одинаковые, что Феликс удивляется, где Хенджин раздобыл этих близнецов, широкие плечи которых украшала несуразно маленькая голова с деформированными ушами. «А как там мозги помещаются?» — невольно думает он, пока красноголовый черт является по его душу собственной персоной, лениво вылезая из машины. — Хотел бы сказать, что рад тебя снова увидеть, но мы оба знаем, что это не так, — усмехается Феликс, громко приветствуя Хёнджина и не собираясь, в отличии от некоторых, сливаться с природой. — Надеюсь, ты хорошо выспался, дорогой? Последнее, что видит Феликс перед тем, как в него летит удар, это кривоватая ухмылка альфы. Щека огнем горит, рука у придурка тяжёлая, как кувалда, хотя тот, по всей видимости, очень себя сдерживал. Ударь Хёнджин со всей силы, он бы точно стек ему под ноги в отключке. — Какого вы… — сквозь звон в ухе он слышит крик сержанта, который осекается, не договорив. Феликс мотает головой, сплюнув на землю красную слюну, видимо, задел десну или прикусил щеку в процессе получения по лицу. Ощущение не из самых приятных, а ведь он даже не заметил, как Хван к нему подлетел, может, успел бы увернуться. У него с трудом выходит вернуть на физиономию, дебильную улыбочку и поднять голову. — Сделаешь так ещё раз, я тебе руку отгрызу, — почти ласково предупреждает он, мило щурясь, замечая, как сильно стиснуты зубы на чужом лице. Хёнджин молчит, игнорируя его угрозы и продолжая тихо скрипеть зубами, а затем даёт отмашку своим людям, не сводя с Феликса взгляда. Один из охранников, засуетившись, достает из багажника ламбы обычную коробку для посылок и спешно передает ее инспектору. — Проваливайте, — рычит Хван полицейским, и инспектор, расшаркавшись в благодарностях, прячет ее на заднее сидение. «Знал бы ты, кому реверансы отвешиваешь», — но вслух Феликс, конечно, не станет этого говорить. К моменту, когда полицейская машина исчезает из его поля зрения, Хенджин, должно быть, совсем приходит в себя. Не прячет сжимающиеся кулаки в карманах брюк, не скрипит зубами и выглядит почти благоразумным. Почему — почти? Потому что Феликсу яснее неба над головой, что это его спокойствие, выеденного яйца не стоит. Хенджин совершенно не умеет держать мину. Поднеси горящую спичку, как у того снова полыхнет. Выглядит при всем Хенджин потрясающе, костюм двойка от «Brioni», выгодно подчеркнувший идеальные пропорции тела, волосы завязанные в куцый хвостик на затылке. Замажь свежую ссадину на губе и багровый засос на шее — и хоть сейчас на подиум. Не тем альфа занимается... не тем. — Где они? — голос Хвана, вернувший Феликса в реальность, заставляет нахмуриться. — Хм, что-то ищешь? — состроив мину глубоко задумчивого человека, который пытается понять о чем ведёт речь альфа, Феликс вдруг улыбается, внезапно пришедшей в его голову шутке: — А-а, понял, штаны! Прости, у меня их нет, советую поискать в мусорном баке у черного хода в отель «Хилтон», может, ещё не увезли на свалку. — Тебе кажется это смешным? — Хенджин устало сжимает переносицу пальцами, будто его вот-вот разберёт страшная мигрень. — Забавным, — покачиваясь с носка на пятки, Феликс брякает наручниками. — Я тебя нахожу очень забавным, Хенджин. Считаешь, что я буду отвечать на твои вопросы и выложу все, стоит тебе лишь чуточку надавить, — выглядит так смешно. Попробуй ещё раз, удиви меня, малыш, — кривит он губы, карикатурно гримасничая, как дива из гетто. — Кончай базар, — кривится Хван. — Где мой омега? — Какая же ты свинья, Хенджин! — восклицает Феликс, ахнув от возмущения. — Называть кого-то своим омегой в моем присутствии после того, что между нами было? Подонок! Альфа несдержанно закатывает глаза и, не удостоив ответом Феликса, разворачивается, дав отмашку двум гориллам. — Грузите болтуна в багажник, — и вальяжно направляется к новенькой красной красотке, что блестит своими боками, ловя лучи. Близнецы настигают, пытающегося увернуться от них Феликса, мгновенно. Схватив упирающегося омегу под белы рученьки, они тащат его к машине, не обращая внимания на бесполезные попытки выкрутиться из захвата. — О, малыш, неужели ты так сильно обижен? — выкрикивает он в спину Хенджина, пытаясь пнуть одного из альф по ноге, но тот, к сожалению, успевает убрать ее. Полный игнор. Это даже немного обидно, что Хенджин настолько безразличен. Нет, на теплый прием он не рассчитывает, но поцапаться, уже по сложившейся традиции, очень уж хочется. И да, у Феликса все еще не было ни малейшей идеи, как выкрутится из ситуации, когда помощи ждать неоткуда, потому он и балагурил, строя из себя шута горохового. Надежда, что он настолько заебет Хвана своей болтовней, не покидает его до тех пор, пока Феликса силой не запихивают в багажник и захлопывают над ним дверь. Жуть, словно накрыли крышкой гроба. И хоть внутри было достаточно места и пахло лучше, чем в полицейской машине, тесные и темные пространства не входили в список достопримечательностей, которые он мечтал посетить. Феликса будто сожрали. Урчание мотора новенькой ламбы было похоже на урчание насытившегося тигра. Из салона не доносится и звука, что немного нервирует его, а кромешный мрак слишком давит, но он старается не теряться. Нужно было оставаться в боевом настроении, потому набрав в лёгкие побольше воздуха, он орет, как потерпевший: — Вставай, кто рабства больше не хочет! Великой стеной отваги защитим мы Китай! Пробил час тревожный! Спасем мы родной край! — затягивает он, перейдя на китайский язык. Сверху что-то громыхнуло. — Заткнись, если не хочешь, чтобы тебе ещё и рот заткнули, — сквозь шум мотора он распознает голос Хенджина. Феликс ухмыляется, он правда верит, что альфа не шутит, но на него угрозы мало действенны. — Пусть кругом, как гром, грохочет наш боевой клич: Вставай! Вставай! Вставай! Нас пятьсот миллионов, мы единое сердце! — снова заорал он во все горло, не попав ни в одну ноту. Ну ничего, потерпят. — Мы полные презрения к смерти! — воздух в легких кончился, Феликс закашливается от рези в горле, все же тянуть высокие ноты в не своем диапазоне было сложно. Но партия была бы довольна, и пусть пение оставляло желать лучшего, китайский был у него отличным. Заткнувшись, Феликс чувствует, что приступ паники отступает, но внутри было все так же паршиво. Было ли это из-за обречённости ситуации, в которую он так умело вляпался, либо его захлестнули воспоминания о тех достаточно беззаботных днях, когда он жил в Китае, и гимн звучал из каждого утюга по пять раз на день, он и сам не понимает, а развивать эту мысль не слишком хочется. Прикидывать в голове, станет ли Хенджин зверствовать или же просто обменяет его на своих людей, будто гадать на ромашке — намного интереснее. Машина замедляется, а затем и вовсе останавливается. Замок, блокирующий багажник, почти бесшумно щелкает, открывшись, а Феликс обращается в слух. Голоса альф, Хенджина, отдающего распоряжения, собачий лай. Сердце замирает на долю секунды, Феликсу кажется, что оно остановилось вовсе, когда залаял пёс, и, судя по звуку, тот был не из маленьких. Он зажмуривается, сглатывает вязкий ком в горле, и вжимается в заднюю стенку багажника, пытаясь спрятаться. Это всего лишь собака, просто собака, четвероногий друг человека, нет ничего страшного в этих животных. Хенджин — не Дохен, возможно, этот пёс просто его любимец и всё, но собственные увещевания не помогают. Феликс обтирает холодные и мокрые ладони об штаны, забившись в угол, ощущая, как по спине ползет мерзкая капля концентрированного ужаса. Темнота багажника сейчас кажется как никогда самым безопасным местом, по сравнению с тем, что снаружи. Дверь над ним распахивается, глаза жжет от внезапного яркого света. Склонившийся над ним бугай, тянет свои клешни к нему, а Феликс видит причину своей паники. Высокий доберман с цепью на шее весело облизывает Хвана, прыгая вокруг него и виляя купированным хвостом. Несдержанно пискнув, омега вжимает голову, будто улитка прячется в свою раковину. Его трясет от адреналина, тело не слушается, мышцы сковывает спазмами, а в голове будто пульсирует красная лампочка. Беги. Он, не глядя, выбрасывает ногу, попав во что-то мягкое. Охранник, взвыв, хватает его за шкирку, как нагадившего кота, и силой выволакивает из машины. Феликс едва успел выставить руки перед падением на твердую плитку, которой был вымощен двор перед домом. Слыша, как пёс, видимо, заметив новую интересную игрушку, мчится в его сторону. Нужно бы встать, но тело Феликса отказывается подчиняться, полностью охваченное кошмаром, развернувшимся наяву. — Вставай, блядь, хули разлегся? На руках думаешь отнесут? — бугай пинает его носком ботинка в бедро. Нихуя Феликс не думает, в голове белый шум, а в ушах просто глухой гул, среди которого только цокот когтей по камню, отдающийся у него в груди царапаньем изнутри. Холодный, мокрый нос собаки тычется ему в щеку. Часто дышит, заинтересованно обнюхивает, опаляет кожу, заставляя покрываться ее мурашками. Феликса охватывает настоящий ужас, когда мягкий влажный язык лижет его руку. Вой стоит в голове: отчаянный, беспомощный. Он не понимает, что тот доносится из его собственного горла. Он впивается ногтями в свое лицо, раздирая его и царапая. Лишь тщетные попытки вернуть своему разуму волю через боль, который был полностью подчинен страху. Феликсу будто снова шестнадцать. Будто снова он заперт на темной псарне, и будто снова слышит злобное рычание любимых питомцев брата. И рядом больше нет никого, кто бы смог защитить его. — Кками, ко мне! — приказ Хенджина звучит, как настоящее спасение. Феликс не сразу понимает, что пса, так напугавшего его, больше нет рядом. Он жалобно всхлипывает, свернувшись калачиком, пока из него не вырываются громкие рыдания и обжигающие слезы облегчения скатываются из глаз на виски. — Поднимите его, что, блядь, за концерт? Альфа, что ещё недавно пинал его, не церемонясь поднимает с земли, пытаясь поставить на ноги шатко стоящего на них Феликса. Тот удерживает его за руки, стоя за спиной. Голова кружится, а громкие всхлипы превращаются в несдержанную икоту. — Какая прекрасная актерская игра, малыш, — усмехается Хенджин. Феликс не в состоянии ему ответить, так и стоит опустив голову. Борьба с накатывающей рвотой отнимает последние силы. Его шатает, все ещё немного потряхивает, он буквально висит в руках охранника и тупо пытается стоять ровно, когда собственные колени упрямо клонятся обратно к земле. — Эй, я с тобой говорю! — Хенджин, сжав в кулак его челку, больно дёргает за нее, поднимая голову. — Ото… отойди, — кашляет Феликс, судорожно хватая ртом воздух. Он в последний момент пытается зажать рот ладонью, но тупоголовая обезьяна удерживает трясущегося омегу, пока того не выворачивает жёлтой пеной на брюки и ботинки Хенджина. — Блядство! — матерится Хван, отпрыгивая от блюющего Феликса. Доберман снова заливается лаем, вертясь у ног хозяина. Хенджин удерживает пса за ошейник. — Разместите нашего гостя с удобствами, он задержится, — бросает альфа, утаскивая беспокойную собаку в дом.~~~~~🪦🪦🪦~~~~~