Мальборо и клубничные пончики

День. Прошёл ровно день после того, как Чимин познакомился с Хосоком, а они уже нашли общий язык. Просто брат Чонгука парень довольно приятный в общении, он деликатен в своих вопросах, никогда не полезет в душу, если Чимин не позволит. Если все же можно судить человека по одному дню, то Пак с уверенностью скажет, что Хосока он может считать своим другом, ну или хотя бы очень хорошим знакомым. Не передать словами то чувство, когда ты понимаешь, что встретил родственную душу. Вы как будто разговариваете через какую-то особую эмоциональную связь. Вам не нужно долго думать о чем продолжить беседу, мысли всплывают сами собой, от чего кажется, будто вы знакомы целую вечность. С Чонгуком у Чимина такого не было. Да и общаются они с самого детства: их родители ходили в школу вместе, потом в институт и даже устроились в одну и ту же строительную компанию, так что особого выбора мальчикам не предоставили. Они, так сказать, отходы производства. Поэтому и дружить дети начали с того момента, как стали произносить первые слова. Кстати о первых словах, Чимин не сказал «мама» или «папа», может даже «бабушка», нет, первым делом он открыл рот и произнес: «Чнгуги». Всем тогда было очень смешно, старший брат Пака даже записал все это на видео, правда, кассета потерялась в хламе, скопившемся в их маленькой серой и пыльной кладовой, и их отец все это выгреб на свалку. Он постоянно все выбрасывал, если считал, что оно мешает ему жить. Чимин удивлён, как он ещё и его не выбросил вместе с тем хламом в придачу. Мама Чимина тогда очень расстроилась, потому что на этих кассетах хранилась вся память об их драгоценных детях, семье и любимых друзьях, но мужу было все равно, так же все равно ему было, когда Ёнсу совершил самоубийство. Чимин до сих пор помнит его ужасно противное лицо и то, что тот сказал, когда они все узнали о том, что старший ребёнок семьи Пак спрыгнул с крыши тринадцатиэтажного дома: — Такие как он должны знать своё место, — мужчина смотрел на каждого члена семьи с нескрываемым презрением, сведя брови к переносице. — Мне жаль, что он появился на свет, и что я растил такое убожество. Мама Чимина избила отца за такие ужасные слова, его даже госпитализировали, но она продолжила жить с ним после выписки. Пак для себя решил в тот момент, что ни одной ноги его в этом гнилом доме уж точно не будет. Поэтому, когда парню исполнилось восемнадцать лет, он собрал свои вещи и некоторые вещи брата, и уехал, бросил родителей, некогда любимую маму, выбравшую своего драгоценного тирана, а не сына. Чонгук о ситуации с братом Чимина конечно знал, но друг никогда не рассказывал ему причину, по которой все же решил покинуть отчий дом. Чон и не интересовался вроде, а вот Хосок спросил… Ну Чимин и решил, что терять ему нечего, все равно чувства немного притупились и он больше не ощущал той острой боли и нескончаемой обиды на своих родителей, на то, как те поступили с его братом, поэтому рассказал все: от самого начала до конца. Хосок сидел за стойкой, прикрыв рот рукой от удивления. Он даже перестал трясти ногой, которая никак не успокаивалась все это время, что он общался с Чимином. Казалось, будто даже уши завернулись в трубочку от услышанного. — Чимин, ты как вообще все это пережил? — парень выпучил глаза и пытался унять беспокойство, бушующее внутри, хрустя костяшками пальцев. — Я… У меня нет слов. Чимин был на работе, поэтому почти не смотрел на новоиспечённого друга, посвятив всего себя своему делу. Он то и дело поправлял упаковочную плёнку, чтобы та не вылезала из-под цветов, поэтому и ответил односложно. — Да так, мне нормально. Хосок ещё больше удивился, но уже перестал хрустеть пальцами. Может, он сделал это только потому что что-то понял, а может, хрустеть уже было просто нечем, кто знает. Но мы знаем одно: Чимин открылся еле знакомому человеку в первый полноценный день их общения. Он вывернул всю свою душу наружу, поведал то, что не знал даже Чонгук. Но все ещё одна вещь осталась в секрете, за тысячью дверей, под миллионом замков. О таком говорить Хосоку не хотелось, хоть он и знал, что тот такой же, как и Чимин. Только вот ситуации у них совершенно разные, и Пак знает прекрасно, что никогда и никому об этом не расскажет, потому что смысла нет — не изменится ничего. Даже если случится конец света, на Землю упадет метеорит, а динозавры вернутся, — Чон никогда и не при каких обстоятельствах не примет его чувства. Никогда. — Чонгук часто вот так к тебе приходит? — Хосок громко сглатывает: видно, что он немного переживает. — Ты прости, что я тему перевожу, — парень смотрит в бок, концентрируя внимание на ящике, где лежат сигареты, а потом возвращает взгляд на сосредоточенного Чимина. — Просто любопытно стало, да и ты вроде говорил, что не куришь, — после этих слов он многозначительно молчит. До Пака доходит не сразу и он понимает, что хотел у него спросить Хосок, только когда чувствует, что пауза в их разговоре длится слишком долго. Парень крепко завязывает фиолетовый бант на ужасно красивом и нежном букете, переминаясь с одной ноги на другую. Он любит доделывать все до конца, и только после этого Чимин может отвлечься. — А, ты про ту пачку, — Пак ставит букет в специальную банку с водой, полностью разворачиваясь к другу. — Да, Гук-и частый гость в моем магазине, — парень стеснительно потирает левой ладонью шею сзади. Хосок внимательно за движениями и сменой эмоций Чимина следит, а над его головой, кажется, зажигается лампочка озарения. — Он тебе нравится? — в лоб спрашивает друг. Пак все же ошибался, когда утверждал, что Хосок в вопросах всегда деликатен. Он в буквальном смысле залез ему прямо в душу, задев за самое больное. Однако Чимин должен признать, что парень читает его как открытую книгу, они по истине, будто созданы для дружбы друг с другом, ведь так могут далеко не все. Чимину это нравится, но и одновременно пугает, пугает то, что Хосок может рассказать об этом Чонгуку, они как-никак братья, пусть и двоюродные. — Ты только ему не… — Ни в коем случае не скажу. Ты что? — резко перебивает того друг. — Эта тема серьёзная, в твоём случае очень серьёзная, — он засовывает руки в карманы своих зелёных спортивных штанов. — И я даже посочувствовать здесь не могу, потому что этого явно будет недостаточно. И если серьезно, то почему? Он же тиран, ненавидящий геев. Сколько его знаю, так столько он их и ненавидит, — Хосок фыркает, отталкиваясь правой ногой от пола и прокручиваясь на стуле. Чимин вдруг задумывается, ведь он совсем не может назвать причину, почему влюбился в него, ведь их сотни, тысячи, если не миллионы. Пак в детстве кормил своего лучшего друга с ложечки, потому что: — Хён, я без тебя кушать не умею! — кричал маленький мальчик в сером вельветовом комбинезоне. Чимин отгонял хулиганов от безобидного Чонгука, который получал от них за то, что нос у него слишком большой и глаза выпученные. Они его, между прочим, на несколько классов старше были, но Пак ни капли не боялся, он был готов драться до последнего, лишь бы его малыша не обижали. А потом этот малыш вырос и Чимин не заметил, как тот начал защищать уже его, своего маленького, беспомощного хёна. Пак влюблён в его взгляд, полный нежности и любви. Он так и кричит: «Я все ещё малыш, которому пришлось стать взрослым слишком рано». Ведь Чонгук из-за Чимина от родителей съехал, из-за Чимина он начал заниматься смешанными единоборствами, потому что тот всегда домой приходил в синяках и с разбитой губой. Его крошечный хён сражался за достоинство Чонгука, в то время как тот боялся и бежал в страхе домой, прячась под одеялом. Тогда-то он и начал путь взрослого человека. В институте он уже имел стабильный доход, потому что устроился тренером по боксу. Сейчас у него свой спортивный центр, который парень открыл сравнительно недавно, но туда ходит много человек, потому что все знают Чон Чонгука, как хорошего тренера и доброго парня. Он часто мелькает в новостях, где вместе со своими учениками радуется их победам на городских и областных соревнованиях. Дети — его все, работа — его все, Чимин — его все. Но говорим мы сейчас именно о чувствах Пака. Как бы то ни было, он знает, что значит для Чонгука много, что тот готов сорваться и в любой момент ему помочь, потому что друзья детства, потому что лучшие. — Хён, я думаю и дня не хватит, чтобы все причины тебе назвать, — смущенно произносит Чимин, а его щеки прямо на глазах розовеют. — Он просто самый лучший человек на Земле, которого, к сожалению, так непросто любить. — он садится рядом с Хосоком и закрывает лицо ладонями, тяжело вздыхая. — Прости, я просто серьезно устал. Не от работы, а от этих чувств, — Пак расстроенно шепчет эти слова себе под нос. — Я ещё никому не рассказывал об этом, потому что это вещь довольно личная, а для таких случаев у меня есть Чонгук. Но именно это я ему сказать не могу, своему лучшему другу… Хосок сначала с сожалением на сгорбленного Чимина смотрит, а потом встаёт со стула и обнимает, осторожно, но так крепко, чтобы хоть как-то парню помочь, потому что уж очень больно на это все смотреть. Пак руки от лица убирает, медленно обхватывая спину Хосока. Страшно представить, что у этого человека на душе творится все это время, он же как груша для битья: удары судьбы принимает, но никак не бьет в ответ. Хосок слышит всхлип, потом ещё всхлип, а потом просто поток нескончаемых слез рвёт плотину и проливается прямо на новую спортивную кофту его приятеля. Но парень ни единого слова ему не говорит. Может специально, а может просто не видит в этом смысла. Чимину сейчас очень больно, он это прекрасно понимает, хоть и прочувствовать не может. Так что единственное, что он должен делать сейчас — это быть рядом. Бедный парень держал всё это в себе неизвестно сколько лет, и вот ему выдалась возможность хоть с кем-то поделиться. Понятное дело, что сейчас он так сильно расклеился. В душе у него скорее всего просто пустота от того, что все, что он каждый день, каждый месяц и каждый год закрывал на замок, убирая все дальше и дальше, вдруг внезапно открылось и вывалилось наружу. Это равносильно тому, если бы с почти зажившей раны резко содрали бы пластырь, кровь бы тогда хлынула ручьём, потому до конца ещё не запеклась. Находятся они в таком положении неизвестно сколько, но Хосок уже чувствует, как его спина превращается в булыжник, а ноги врастают в пол. — Хён, — шмыгает Пак. — Спасибо тебе огромное, правда, — он выпускает друга из захвата, давая тому размять свои затёкшие конечности. — Я паршиво чувствовал себя все это время, заталкивая свои чувства непонятно куда, но я думал, что справлюсь. Справлюсь со всем этим в одиночку, — парень зачёсывает волосы двумя руками назад, грустно смотря в пол. — Но сейчас я понял, что ещё бы чуть-чуть, и я бы закончился. До конца бы испарился. Потому что, оказывается, на сердце было так тоскливо, и ты мне очень помог. Ты так вовремя, ты просто не представляешь, — он всхлипывает вновь, не выдерживая того внутреннего давления. Чимин жалко чувствует себя сейчас. Хосок вдруг резко выпрямляется, переставая разминать свои деревянные мышцы, и испуганно хлопает глазами. — Не не не, Чимин-а, ты не вздумай снова плакать, — парень машет руками в знак протеста. — Я второго такого удара по своему щуплому телу не выдержу. Пак смеётся сквозь слёзы, открывая Хосоку вид на прекрасную и ослепительную улыбку. Но выглядит это зрелище, конечно, убийственно. Чимин устал, даже в его вымученном взгляде это видно, он слишком вымотался.

***

Если когда-нибудь Хосоку зададут вопрос, что испугало его больше всего, так он незамедлительно ответит, что нет ничего страшнее того, когда он у Пака в магазине был, пытался его снова хоть как-то в чувства привести, но вдруг из динамиков, висевших над парнями, заиграла песня Бритни Спирс «Gimme More». У Хосока случился и инфаркт, и инсульт, и остановка сердца, и паническая атака. Он заорал, что было силы, и отскочил от Чимина почти на два метра, чуть не врезавшись в коробки с цветами. Кто ж знал, что Пак любил свою музыку послушать во время работы, поэтому и подключил динамики к телефону. А в этот момент ему как раз позвонили. — Бляха муха цокотуха! — крикнул Хосок. — Я чуть в штаны не наложил, думал всё, Бритни пришла за мной. Пак громко смеётся, но в этот раз прикрывает ладонью рот. — Хён, ей только сорок, она ещё жива, — он смотрит на экран смартфона. — А вот я, кажется, сейчас отправлюсь на тот свет. Хосок пытается отойти от только что произошедшей ситуации, но слова друга снова заставляют активировать режим беспокойства. — В смысле? Ты о чем? — парень стоит, наклонив спину и оперевшись руками об ноги. — Это звонил Чонгук, — Чимин сглатывает накопившуюся слюну. — По видеосвязи, — добавляет он. «О боже»: проносится у Хосока в голове. Кажется, Чимин ещё месяц будет отходить от сегодняшнего дня. Потому что разговаривать с Чонгуком после того, как душу наизнанку вывернул, вообще не лучшая идея сейчас. Это уже не просто пластырь сорвать, это ещё и пройтись остриём по этой ране, чтобы кровь точно в ближайшее время не остановилась. Чимин негромко прокашливается, поправляет свою кофту и натягивает поддельную улыбку, скрыв за ней все свои переживания. Только он не учитывает того, что Чонгук его знает, как облупленного, и сразу замечает подвох. — Хён, ты плакал? — первое, что спрашивает Чон, увидев своего друга в экране телефона. — Чонгук-и, с чего ты взял? — он мягко улыбается. — Просто тут цветочки обрезал, маленький листик в глаз отлетел, вот они и заслезились. Хосок не дышит совсем, просто неподвижно стоя чуть поодаль от Чимина. И только богу известно, сколько раз Пак так Чонгуку врал, и насчёт своих чувств, и насчёт своего состояния. — Хён, твою мать, я вижу, что ты плакал, — громче говорит Чонгук. Он сейчас переживает очень, потому что сегодня и зайти с утра не смог, потому что у девушки его день рождения, а сейчас ещё и друг в таком состоянии. — Прекрати меня обманывать и скажи, что произошло? Чимин мнётся. Не любит он, когда Чонгук начинает копаться в его душе, постоянно уличая в каком-то вранье. Если он сейчас решил, что говорить об этом не хочет, значит не хочет. — Просто вспоминал Ёнсу, ведь скоро уже одиннадцать лет будет с того момента, когда он ушёл из жизни, — Пак вновь всхлипывает, смахивая слезу, скатившуюся по щеке, рукой. Он не соврал, но не договорил. — Точно, — с грустью в голосе подтверждает Чонгук. — Я послезавтра как раз приеду с горячих источников, и мы поедем к нему вместе. — Хорошо, — Чимин кивает другу. — Как вы там? Как праздник? То, что у Чонгука девушка есть, так это новостью для Пака не является. Правда он меняет их как перчатки, поэтому Чимин не всегда может вспомнить, как же зовут его новую пассию. — А, мы тут кайфуем знатно, хён, — улыбается ему Чон. — Жаль тут все здания низкие, а то мы бы с Джиён так отожгли бы под… — Да-да, Чонгук, я просил тебя, — Чимин демонстративно корчит рожицу. — Хаха, хён, прости, — заливисто смеётся Чон, а Пак отвести взгляд от этой улыбки не может. А этот смех такой глубокий, такой проникновенный и такой родной. — Ну все, я отключаюсь, а то тут закуски принесли. Чимин тяжко вздыхает. — Пока, Гук-и, повеселитесь там! — парень машет своей ладошкой так, чтобы она поместилась в экран. — Спасибо, хён, — Чонгук почти не смотрит в камеру. — Не плачь больше в одиночку, дождись меня, — вызов отключается. — Охуеть, — говорит Хосок, все ещё скрючившись в три погибели. — Прости за мой французский, просто я полнейшем ауте. У него что, есть девушка? На эту фразу Чимин просто кивает, принимаясь убирать за собой обрезки цветов. — Он ещё так спокойно говорит о том, что хочет с ней позаниматься сексом на крыше. Что с ним не так? Вот просто я не понимаю сейчас. — Хен, — Пак скидывает мусор в пакет. — Он обожает заниматься любовью на крышах, у него постоянно меняются пассии, — парень кивает головой в сторону телефона. — Вот у очередной его девушки день рождения. Хосок смотрит в потолок, а в его голове мыши кружат в чувственном вальсе. За один день его мировоззрение поменялось быстрее, чем за все двадцать семь лет жизни. — Ты сильный. Ты очень сильный человек, Чимин. — Спасибо, — кротко улыбается Пак, завязывая мусорный пакет. — И сильным мне нужно оставаться до конца своей жизни.