***
- Господи, у меня чуть пупок не развязался! - простонала Лена, спрыгивая с каната на маты. На ее лице отразилась боль, и она стала крутить рукой, держась за плечо. - Болит? - обеспокоено спросила Юля, поглядывая на тренера. - Он вообще в курсе, что нам перед соревнованиями надо поменьше нагружать эти многострадальные мышцы? - Лена фыркнула, оглядываясь в сторону Ивана, а потом повернулась к Юле и заметила, что та не сводит взгляда с ее плеча. - Немного тянет, но все в порядке. Просто эффект от кортизона почти сошел… - Когда следующий укол? - спросила Юля, пытаясь увести разговор в любое русло подальше от обсуждений ее фамильного древа. - Вау, классная «Шушунова» у Горяевой… - ахнула Лена, заметив Иру на брусьях. Юля утвердительно промычала в ответ, но даже не видела, с какой математической точностью Ира прокрутилась на сто восемьдесят градусов на одной руке на высокой перекладине, а потом перекинула через брус свое тело в идеально ровном поперечном шпагате. Казалось, брюнетка находилась сейчас где-то за пределами спортивного зала. Когда Иван объявил перерыв, Лена схватила Юлю за руку и выволокла ее из зала в коридор. Оказавшись в раздевалке, она проверила, чтобы все кабинки в душевой и туалете были пустыми, а потом вернулась к Юле. - Ну..? - вздернула брови девушка. - Что? - Юля пожала плечами, словно не понимала, о чем речь. Лена кинула на нее укоризненный взгляд и закатила глаза. - Что Борисыч сказал? Ты рассказала Василисе? Что ты решила — будешь ли ты с ним жить? - Лена загибала пальцы, задавая все интересующие ее вопросы, попутно прикидывая, что будет, если Юля все же переедет жить к отцу. Его дом находился за пару домов от Лениного, так что она могла бы видеться с Юлей еще чаще. Пока Юля обрабатывала все вопросы, Лена бросила в нее еще парочку. Вздохнув, брюнетка пересказала Лене весь их разговор с отцом. - Вот же гад! - Лена наморщила носик, когда речь зашла об отце Василисы. - Ты знаешь, я еще никогда никого так не ненавидела… - Я тоже… - печально вздохнула Юля. - Но, ты знаешь, он меня никогда не обижал… - девочка несколько раз нервно дернула плечом, а потом подняла взгляд в потолок, словно вспоминая что-то. - У него башню сорвало уже после Васькиного рождения… - Ты что, - Лена типичным подростковым жестом выставила руки вперед и усиленно заморгала. - Ты что, оправдываешь его? - Нет!!! - вскрикнула Юля. - Я просто… Я не знаю… - обняв себя руками, девушка задрожала. - Я знаю, Юляш… - Лена вздохнула, притянула Юлю в объятия и прижала ее голову к своей груди. Они стояли, обнявшись и слегка покачиваясь на месте. Лена старалась прислушиваться к ее дыханию, а Юля наслаждалась запахом Лениных волос. Ее нежностью. Каждым ее крохотным движением, которое тут же становилось общим. Брюнетка едва успела расслабиться, когда Лена без предупреждения поцеловала ее в губы. Это был очень долгий, бесконечно долгий поцелуй, он длился и длился, а Лена все не разжимала объятий. Наконец, она чуть отступила, посмотрела на Юлю, а потом снова ее поцеловала, только в этот раз ее руки скользнули Юле по пояснице и прижались к ткани купальника. Ее ладони были мягкие и теплые, а кончики пальцев ласкали напряженные мышцы под эластичной тканью. В конце концов Лена отстранилась с негромким мелодичным смешком, пытаясь скрыть проступивший на щеках жаркий румянец. - Лен… - Юля плотно сжала губы. - А если бы сюда кто-нибудь зашел? - В смысле? - недоумевала девушка. - Ну, Горяева, например… - Юля сглотнула. - Ты же не хочешь, чтобы дядя Коля… - Юля пренебрежительно скорчилась. - Нацелился и на тебя тоже… - Лена оглядела ее со всей серьезностью во взгляде и принялась поправлять короткие черные пряди, обрамляющие Юлино серьезное лицо. - Так что Васька в итоге сказала? - перевела тему девушка. Юле такой поворот не очень понравился, но она промолчала. - Сказала, что «ждала, как дембеля»!!! - усмехнулась Юля, показывая пальцами кавычки. Лена уставилась на нее так, словно это было самое нелепое, что она когда-либо слышала. Секунду спустя она уже хохотала, держась за живот. Слушая, как искренний и мелодичный смех отскакивал от стен, Юля сама начала хихикать. - Где она только этого набралась? - прохрипела девушка, хватаясь за живот. Внезапно боль в плече перестала ее беспокоить, и Лена подумала, что, возможно, ей надо почаще смеяться. - Говорит, что услышала в сериале «Граница»! - ответила Юля, дождавшись, когда Лена успокоится. - А… - вырвалось у Лены изо рта, но она тут же его захлопнула. Она хотела спросить, как так вышло, что родители разрешали ей смотреть нечто подобное, но вовремя осеклась. - Думаю, нам пора… - мягко промямлила девушка. - Ваня с нас шкуру спустит… - Юля лишь кивнула в ответ, а потом шагнула вперед, чтобы оставить еще один короткий поцелуй у Лены на щеке.***
Когда тренировка закончилась, Иван принялся подводить ее итоги, как делал каждый день, акцентировал внимание на слабых сторонах его ведущих спортсменов. Лене досталось за кривую стойку на руках, Ире за косолапые ступни — ее главная проблема, Лиза получила нагоняй за излишнюю самоуверенность, а когда дело дошло до Юли, тренер просто посмотрел на нее и не нашел к чему придраться. - Все свободны! - он хлопнул в ладоши, распыляя последнее облако меловой пыли за сегодняшнюю тренировку. - Отлично поработали! А теперь отдохните. - когда зал заполнился гулом голосов, входная дверь распахнулась, и в прорези появилась голова Борисыча. - Юля, поди сюда на минутку! - Юля услышала издевательские смешки у себя за спиной и покачала головой. Нельзя было сказать, что для нее это стало сюрпризом: девочки-подростки, которые не видят ничего, кроме гимнастического зала, очень падкие на подобного рода сплетни. Она уже так и представляла себе эти заголовки статей в газетах: «Ведущая гимнастка России — внебрачная дочь ведущего хирурга-ортопеда России». И хотя теперь Юля знала, что она была чем-то, что сотворила любовь, да еще и в браке, легче на душе не становилось. Она заглушила все посторонние звуки и назло всем вокруг радостно замахала мужчине рукой. - Привет, пап! - закричала девочка так, чтобы все вокруг ее услышали, и ускорилась, направляясь к мужчине. Борисыч отпустил ручку двери, и она едва не стукнула его по голове. Скрывшись в коридоре, мужчина почувствовал, как короткое слово трижды прокрутилось у него в мозгу и — не успел он как следует постичь его смысл — скользнуло куда-то в самое сердце. Юля действительно звала его, его! — и она обращалась к нему «папа». - А чего ты не заходишь? - Юля выскочила за дверь и уставилась на отца. Тот никогда не стеснялся приходить в спортивный зал прямо посреди тренировки, но с того самого момента, как все вокруг узнали, что он — Юлин отец, старался появляться там как можно реже. - Родителям нельзя наблюдать за тренировками, ты же знаешь… - он пожал плечами и перекатился с пятки на носок, как школьник, которому пришлось отчитываться перед директрисой. Юля поджала губы, чтобы не засмеяться. - Ты не хочешь забрать Василису и зайти ко мне на чай? Нам надо многое обсудить… - брюнетка испуганно сжалась, и Борисыч напрягся. - Что скажешь? - осторожно поинтересовался мужчина. Юля кивнула. - Только переоденусь… - прошептала девушка и направилась в раздевалку, оставив мужчину гадать, что же он сделал не так. Чем так смутил Юлю. Вслед за ней из зала показалась Лена, едва не сбив врача с ног. - Привет, Борисыч! - поздоровалась она, но мужчина заметил, что мысли ее были заняты чем-то или кем-то другим. - Юльку ждешь? - Как твое плечо? - вместо ответа спросил мужчина. Лена вопросительно уставилась на него. У нее был взгляд человека, который пережил несколько непростых лет и теперь с вожделением взирал на лежащий перед ним бескрайний мир. Блестящие, слегка остекленевшие от усталости глаза свидетельствовали о том, что она испытывала одновременно и радость, и страх, причем оба чувства были довольно сильными. - Нормально… - с недоверием протянула Лена, как будто была удивлена, что мужчина спросил именно это. - Юля пошла в раздевалку. - он прочистил горло и собрал по частям свою разваливающуюся на части душу. Указав пальцем на дверь раздевалки, он поглядел на Лену, которая хмурилась, потому что не привыкла к такому поведению Борисыча. Не сказав ни слова, девушка побежала в сторону знакомой ей двери. - Юля, твой отец ведет себя очень странно… - известила она Юлю, едва переступив порог раздевалки. Брюнетка сидела на скамейке и пялилась куда-то в пустоту. - А ты чего тут копаешься, он же тебя там ждет?!! - Лена удивленно взвизгнула, а потом открыла Юлин шкафчик и бросила в нее ее же джинсами. - А вдруг нам никогда не стоило знать правды..? - тихо спросила Юля. - Вдруг нам лучше было бы никогда не знать, кто мы друг другу..? - Если бы я тебя не знала, - хихикнула Лена, усаживаясь рядом. - Я бы решила, что ты боишься… - Юля не ответила. - Ну ладно, что самое худшее может случиться? Неужели жизнь под опекой тети наркоманки — это лучшее, чего ты заслуживаешь? - брюнетка покачала головой, а потом сглотнула. Лена с такой легкостью объясняла ей, что несмотря на маску, которую Юля пыталась носить, она заслуживала того, чтобы просыпаться по утрам с мыслью, что у нее по-прежнему есть шанс на беззаботную жизнь. Что каким-то образом ей удастся свести к нулю тот реестр долговых обязательств, который она носила в своем сердце. Что как раз на этой неделе судьба объявила распродажу, и стоит только поддаться искушению, и можно получить что угодно. И что память никогда не перестанет нашептывать ей слова, которые на самом деле — ложь.***
Немного посидев в раздевалке, Юля нашла в себе силы выйти к отцу и столкнуться с неизбежными разговорами. Они с Олегом медленно дошли до школы, практически не проронив ни слова, и в болезненном молчании остановились у ворот. - У тебя же день рождения через пару дней, верно? - по интонации Борисыча можно было с уверенностью сказать, что он задавал вопрос, хотя и без этого знал, когда родилась Юля. - Я… - отрешенно протянула Юля, а потом сглотнула. «Сейчас он спросит, что мне подарить…» — промелькнуло у нее в голове. Подарки принимать Юля не умела, поэтому отчасти даже радовалась, что тетя никогда не вспоминала про ее день рождения, а Василиса не была достаточно взрослая для чего-то посложнее коряво, но со всей душой нарисованной детскими ручками открытки. - Угу… - тихонько хмыкнула девушка и уставилась куда-то вдаль, делая вид, что высматривала сестру. К счастью она появилась достаточно быстро, что помогло сгладить неловкость. - Дядя Боря! - Василиса вприпрыжку домчалась до сестры, обняла ее за талию и покосилась на мужчину. - Ты теперь будешь с нами жить? - бесцеремонно спросила девочка. Юля напряглась. Она безусловно знала, что этот вопрос всплывет рано или поздно, но была совершенно не готова к нему. - Я это и хотел с вами обсудить, ты же не против? - мужчина присел на корточки, чтобы быть одного роста с младшей Волковой, а потом выудил из рукава куртки леденец на палочке. Он протянул его Василисе, и та покосилась на Юлю. Когда брюнетка одобрительно кивнула, Вася взяла угощение и поспешила поблагодарить Олега. - Пойдете ко мне в гости на чай? - он задал вопрос Василисе, но ответа ждал от Юли. Тем не менее ответила на него тоже Василиса. - Так чего же мы стоим? - воскликнула девочка, удивленно вскидывая брови вверх. - Я тут не молодею вообще-то… - она топнула ножкой в утепленном ботиночке, которые Юля купила ей незадолго до нового года. Они были в тон ее шарфику и шапочке с помпоном, которые ей подарили Олеся с Леной. Василиса чрезвычайно гордилась ими и отказывалась куда-либо выходить, не надев весь комплект. Олег весело усмехнулся, подал девочке руку, и когда та крепко ухватилась за его теплую ладонь, повел их к себе домой. Василиса заверещала, едва увидела Пиджака, а тот стал прыгать, как мог. - У тебя собака? - удивленно спросила Юля. Лицо ее вытянулось, словно они никогда до этого не видела собак. - Это ее собака… - Олег ткнул пальцем в Василису, и когда Юля окинула его озадаченным взглядом, продолжил: - Они с Катиной нашли его на свалке грязного и вонючего. Мы отвели его к ветеринару, и я обещал ей позаботиться о нем, пока он не поправится… - он говорил куда-то в пустоту, и оба они наблюдали, как Василиса хохотала, обнимая пса и совсем не уворачиваясь, когда тот пытался облизывать ей лицо. - Юль, пойдем поговорим, пока она занята? - предложил мужчина, и девушка неуверенно кивнула. Она прошла в кухню, уселась на стул и поерзала. - Я хочу… - Олег прочистил горло и внезапно показался Юле каким-то неестественно маленьким. - Я хочу, чтобы вы с Васей переехали ко мне… Хочу взять вас под опеку… Заботиться… - он старательно подбирал слова, но Юля перестала слышать его еще на слове «переехать». Она вспомнила годы ожидания, когда отец постучит в дверь и будет так рад, что нашел ее, что не сможет сдержать слез. Вспомнила, как ожидала его звонка в день рождения, ведь — по Юлиному убеждению — отец с дочерью тесно связаны фактом ее рождения, но он так и не позвонил. Она гадала, придет ли он на утренник в ее школе, когда она еще туда ходила: он не пришел. Хотя Юля и не имела возможности сообщить ему об утреннике, она, все же, понадеялась в глубине души, что он сам узнает у кого-нибудь. А когда Борисыч стал неотъемлемой частью ее жизни, то постоянно стал задавать ей вопросы или что-то рассказывать как бы невзначай: ничего существенного. Про какую-нибудь статью из медицинских хроник, про недавно вышедший в прокат фильм, который, по его мнению, мог бы понравиться Юле. В конце концов она пошла на контакт и ответила, что уже видела этот фильм, и он показался ей глупым. И тогда между отцом и дочерью завязался какой-никакой диалог. Сначала Юля была зла на него, очень зла, и слишком много между ними было невысказанного. Тогда Юля поймала себя на том, что вставляла в эти беспричинные диалоги маленькие части своего гнева, завуалированные в язвительных ремарках, высказанных вроде бы не в чей-либо адрес, а просто заполняющие длительные паузы между ответами. Гораздо проще Юле было расковыривать эти старые раны, чем разбираться с огромным горем, которое так долго душило ее. И тогда она нашла в себе силы признаться, что ненавидела отца за то, что бросил ее. Ненавидела всей душой. Ненавидела практически так же сильно, как любила его. И вот теперь, сидя на чужой кухне, которая должна была стать ей домом, девушка вдруг осознала, что ненависть куда-то испарилась. Он потерял женщину, которую любил, а потом лишился нечто несоизмеримо большего: собственного ребенка, воспоминаний о ее первых шагах, ее первой слезинки, упрямо цепляющейся за кожу его указательного пальца, ее первую разбитую коленку. И хотя их с Борисычем жизни протекали в разных плоскостях, тем не менее оба они были надломлены. И каждый видел в неровных краях чужой трещины что-то свое. Родное. С удивлением Юля обнаружила, что ей по силам было стереть из памяти воспоминания о той давней трагедии, ведь она не была делом рук сидящего перед ней мужчины, этого папы. Она была делом рук совершенно другого человека, к которому этот Олег не имел абсолютно никакого отношения. - Тетя Света нас ни за что не отдаст… - обреченно вздохнула Юля. И когда она почувствовала руку отца у себя на плече, ей вдруг захотелось плакать. - Мы для нее источник дохода… - голос ее надломился, и девушка поспешила опустить взгляд в пол. - А для меня вы — семья… - Олег опустился перед дочерью на колени и осторожно взял ее за предплечья. Ему отчаянно хотелось заглянуть Юле в глаза и найти там хоть частичку одобрения. Она несмело подняла перепуганный взгляд и стала разглядывать Борисыча. Подняв правую руку, девушка, едва касаясь, провела пальцем по складке у него над бровью. - Всю жизнь… - Юля сглотнула. - Всю жизнь я мечтала узнать, как ты выглядишь… И вот… - Юля потянулась к нему и обняла, крепко обхватив руками за шею. От отца приятно пахло. Чем-то незнакомым, но таким родным. Олег впервые прижал ее к себе и едва не расплакался от того, как идеально она вписывалась в его объятия. Как будто его собственная давно утраченная часть вернулась. - Я задолжал тебе не мгновения, а годы… - прошептал Олег, поглаживая дочь по спине ладонью. - И нам надо многое наверстать… - он усмехнулась, и поток воздуха, вылетевший из его носа, заколыхал короткую прядь на Юлином виске. Мужчина разжал объятия, и Юля выпрямилась на стуле, снова превращаясь в саму себя. Он протянул ей руку ладонью вверх и дождался, пока она вложит в нее свою ладошку. Секунда — и их пальцы сплелись, образуя новую, прочную ткань, которая отныне для них обоих стала называться «мы».***
Дорогая мамочка, Сегодня мы с Юлей первую ночь ночуем у дяди Бори (это Юлин папа, но ты и сама должна это знать). Он очень хороший. Он очень любит Юлю. А Юля очень сильно любит его. Меня он тоже любит, но я пока боюсь называть его папой. Хотя мне бы очень хотелось, чтобы у меня снова был папа. Но вдруг, когда я назову его папой, он тоже станет предлагать мне секретничать, а потом попытается сделать меня женщиной, как мой папа. А я не хочу быть женщиной. Я хочу пока еще быть девочкой. Поэтому и не зову его папой. Хоть он и любит меня тоже. Моя учительница, Анна Николаевна, говорит, что когда ты кого-то любишь, нужно постараться любить его совсем чуточку меньше, чем он тебя, потому что это единственный способ защититься. Но я думаю, что она неправа. Мне кажется, что если любишь кого-то очень-преочень сильно, нужно сделать все-все, чтобы и этот человек тоже любил тебя. Юля любит меня. А я люблю ее. Она открытая и теплая. И такая уверенная в себе. И свет из нее такой яркий бьет. Она совсем не изменилась за все время, что я могу ее помнить. Она всегда всю эту любовь мне отдавала, и у нее оставалось ее еще очень много. А теперь она боится отдать остальное дяде Боре. Как я боюсь называть его папой. Мне так хотелось бы, чтобы она смогла любить его так же сильно, как любит меня. Он правда хороший. Он сделал мне комнату с Литтлфутом, Церой, Дакки и Спайком на стене. А Питри летает над ними. Мне немного страшно засыпать без Юли, но с динозавриками не так страшно. Моя комната большая и светло-зеленая. У меня теперь есть большая мягкая кровать, как у принцессы. И она такая высокая, что я с трудом могу на нее забраться. Но дядя Боря обещал купить мне маленький стульчик, чтобы мне было удобнее. Тут еще много чего не хватает, но он обещал, что я сама смогу заполнить ее как захочу. У Юли все попроще. И кровать у нее больше. Наверное, чтобы ей было удобно спать на ней с Леной. Лену Юля, кстати, тоже любит очень сильно. А Лена любит ее в ответ. Они такие забавные, когда вместе. Мне нравится, что дядя Боря разрешает мне самой выбирать, что я хочу на ужин. Он вообще говорит, что вся жизнь — это выбор. Потому что жизнь течет только в одном направлении. И каждое принятое решение останется навсегда в твоей истории. Даже если вдруг тебе удастся отказаться от какого-то решения, оно все равно останется принятым. Ну, как, например, я выбрала свою первую куклу, когда Юля отвела меня в магазин. И другой первой куклы у меня уже никогда не будет. Мы с Юлей нашли нашу квартиру в определенном месте, которые было рядом со школой и Юлиным гимнастическим центром, и она стала нам первым домом, где не было этой дурацкой тети Светы. И другой первой квартиры без тети Светы у нас уже никогда не будет. Или вот ты встретила дядю Борю, и он стал папой твоей первой дочки. И чтобы ты потом ни сделала, он навсегда останется ее папой. Даже если он не будет знать об этом. И даже если ты приняла решение не говорить ему об этом, то, что ты его выбрала, войдет в историю твоей жизни навсегда. Мне кажется, это ужасно: ты сам оказываешься в заложниках своих же решений. Мне было бы по душе, если бы жизнь была не прямой линией, а паутинкой со множеством разных путей из центра. Тогда у меня было бы много разных выборов. И все можно было бы вернуть назад — в центр. Но вместо этого я вынуждена идти только прямо. Вот ты умерла, но никуда из моей жизни не делась. И из Юлиной тоже. И из дяди Бориной. Каждый раз, когда я иду в школу, я думаю о тебе. Гадаю, угадала бы ты слово, которое я загадала в игре. Или был бы у тебя ответ на все мои вопросы. Когда я вижу длинные пальцы у человека, я думаю о тебе. Гадаю, болен ли он, как была больна ты, или, может, он кушает через трубочку, как кормили тебя. Я хоть совсем тебя не помню, но у меня в голове почему-то так много тебя, словно ты все еще где-то рядом. Юля говорит, что когда кто-то умирает, жизнь не кончается. Хотя это было бы здорово. Было бы здорово, если бы с твоей смертью все воспоминания о тебе просто исчезли бы из моей головы. Растворились бы, как сахар в кружке с чаем. Если бы тебя в тот же миг просто стерли отовсюду за одну маленькую секундочку. Я бы не помнила тебя. Не помнила бы, что ты была моей мамой. Не помнила бы ни веснушек на твоих руках, ни твоих тонких ресничек, ни голубых вен на твоих запястьях. И я бы даже не знала бы о том, что не помнила всего этого. И поэтому я бы не почувствовала горя. Не помнила бы, что ты лишила Юлю папы. Но мир устроен не так, я уже это поняла, я же не глупая, как дурацкий Юрка Бабкин. В мире нет возможности вырвать из тетрадки листочек с ошибкой и все начать сначала. И если бы у меня был шанс выбрать: вернуть тебя к жизни, чтобы ты никогда не болела, но при этом лишить Юлю папы, то я бы его никогда не сделала. И какая-то часть меня даже рада, что ты умерла. Потому что теперь у нас с Юлей начнется совсем другая жизнь…