***
Гарри очнулся посередине пустыни. Всё что его окружало — это янтарный песок, что красным золотом блестит под ногами, горизонт размыт миражами, и не понять вовсе, где заканчивается ослепительное небо, на котором ни облачка. Белоснежное солнце выжигает пустынные просторы, жадно испаряя крупицы влаги, что присутствуют где-то под слоем рыхлого песка. В нос бьёт горячий сухой воздух, даря слизистой ощущение наждачной бумаги. Одинокий кактус застыл в приветствии с поднятой зелёной рукой, хвалясь острыми иголками. Ему комфортно жить среди песочного океана — в сочно-зелёном теле достаточно жидкости. Жёлтые скорпионы и рогатые гадюки, мастерски маскирующиеся в толщах песка, притаились в своих норках и неустанно выжидают добычу. Эти опасные охотники малы, но их яд способен убить здоровое млекопитающее. На первый взгляд пустыня необитаема и беспощадна ко всему живому, но лишь на первый… Даже воздух здесь живой — колеблется в жарком мареве, извивается, танцует и сводит с ума. Скоро он остынет и прекратит свои пляски, уступив паркет звёздному небу и ледяному воздуху. Стоит куда-то повернуть, подумалось ему, но он не знал куда, пока не увидел впереди себя свет… Шаг за шагом, медленной скоростью, с уверенностью своей он продвигался ближе к свету, не думая ни о чём, лишь изредка мелькали воспоминания о прошедших днях, счастливых и не очень. Не было боли или слёз, и осознание так и не пришло о том, что ходит на грани жизни и смерти, о том, что свет тот вовсе не спасение. Чем ближе к свету — тем чётче голоса, тем ярче образы мелькают, тем сильнее печалится душа, убежать от неизбежности пытаясь. — Ты ведь сказал, что это поможет! А он всё так же без сознания! — где-то на периферии сознания услышал Гарри тревожный голос Северуса. — Отец, я тут, я! — в надежде прокричал мальчишка, — не может быть! Я умираю! — с осознанием проговорил Гавриил. Как вдруг за его спиной послышались шаги лёгкие, плавные. Мягкая рука легла ему на плечо. Обернувшись, он увидел девушку с высокими скулами, темно-голубыми глазами и золотисто-каштановыми локонами, обрамляющими лицо. Вместе они летали на крыле бабочки. Вообще, вокруг них порхали миллионы бабочек — они образовывали широкие волны, обрушивающиеся на зеленые луга и снова взмывающие вверх. Бабочки держались вместе и казались живой и трепетной рекой цветов, струящейся в воздухе. Одеяние девушки было простым, но его цвета — светло-голубой, индиго, светло-оранжевый и нежный персиковый — рождали такое же ликующее и радостное настроение, что и вся местность. Гавриила переполняло чувство любви, не романтической или дружеской, а представлявшей собой нечто неизмеримо превосходящее все виды любви, какие знакомы нам в нашем бренном мире, а взгляд девушки одновременно излучал все разновидности земной любви и вместе с тем любовь бесконечно более глубокую. Ее послание ему было простым: «Тебя вечно любят и оберегают». Через мгновение он спросил: — Вы — леди Смерть? — не пролетая, слеза так и замерла. — Я смерть, и жизнь, но отчасти я имею больше власти над умершими, точнее над душами, и так же меня называют госпожа Тьма, а так у меня много имён, но ты можешь меня называть Вери́са, — проговорила девушка. — Вы пришли за мной? — голос его ничего не выражал, лишь душа скребнула грудную клетку, на миг заставив его замолчать. — Ох, мой маленький, — начала с нежностью говорить Вери́са, — в каком-то смысле да, но я пришла тебя вытащить из-за грани, ещё пара шагов, и ты умрёшь, а тебе ещё рано ко мне, мальчик мой, — проговорив это, она сомкнула свои уста, дабы дать время ребёнку обдумать её слова. И не зря Гавриил хоть и читал о некоторых случаях встречи с Ло́йей, но тут его мысли оборвала Вери́са. — Ло́йя — моя сестра, у которой множество имён, так же как и у меня, и нас часто путают, но вот у неё совсем другая стезя. Она больше жизнь, а я смерть, но я имею право возвращать к жизни тех, чей путь ещё не выполнен или рано ещё. Ты многое пережил, парень, но твой возраст ещё юн и много планов на эту жизнь, поэтому я заинтересована в тебе. — То есть не будь я мал и не имел целей, вы меня забрали бы? — шёпотом сказал Гавриил, а затем продолжил, — не думаю, что мой возраст вас заинтересовал, я ведь прав? — поинтересовался он. — Премного прав, а заинтересовала меня целеустремленность и сила, а так же то, что ваш старик кинул мне вызов и не раз, а ты ведь мой наследник, как и твой дядя, но если тебе я могу дать совет и помощь, то ему увы нет, — начала вещать Вери́са, — так как его силы и память долгое время были запечатаны, он ослаб, и со временем он не станет сильнее, даже после всех тренировок он достиг максимума, а у тебя же есть сила и она растет и будет расти, — закончила говорить Вери́са. — А как же вы мне поможете выйти отсюда? — уточнил Гавриил. — Понимаешь, этот путь и испытания ты должен пройти сам, а я могу лишь направить, — прошептала смерть и указала, в какую сторону двигаться, а после исчезла, будто и не было её тут. А малыш зашагал в указаном направлении.***
Пришла пора задуматься о свежих вкуснопахнущих мандаринах и о покупке лесной красавицы. Ещё в ноябре, видя красивые новогодние видео из социальных сетей, где показаны уютные маленькие города, кипящие жизнью, покрытые толстым слоем снега, хочется достать из пыльной кладовки огромный ящик со звонко звенящими ёлочными игрушками и колокольчиками, чтобы приодеть к празднику вечнозелёную колючую мадмуазель. И вот, наступает декабрь. С его первым шагом наступает и предновогодняя суматоха в городе. Выпал первый снег. Он мягко укутал город белыми большими хлопьями и счастливые таким событием люди поспешили украшать свои дома, покупать главное древо праздника. На улицах люди, одевшись потеплее, начинают развешивать яркие гирлянды, красивые блестящие шарики. Дети же в это время усердно учатся, чтобы закончить эту четверть на отлично и порадовать своих родителей в такой праздник. Все дети так и поступают, но не Гавриил, ведь он находится в магической коме уже два с половиной месяца. В семье устоялось правило: сервировка стола, вдруг мальчик придет в себя, а вдруг он войдёт в комнату и увидит мрачные лица родных людей, но это вдруг не происходит. И вот, наступил последний день декабря. Вся семья в сборе. И вечером на столе стоит фаршированная индейка, пуддинг и пиала с имбирными пряниками. И был бы праздник, если бы дела не обстояли настолько плачевно, как в этот злополучный вечер. Раздавшийся звонок магофона вырвал всех из грызущих мыслей и довёл до более мучительных. Вся семья рванула в клинику Литовр. Литовр — самая большая в Нарвике общественная организация, которая помогает людям после больниц возвращаться к полноценной жизни. Руководитель Литовра, Ориза Кимова говорит, что после больницы человеку сложно снова попасть «в струю», найти работу и адаптироваться. Людям нужен переходный этап — реабилитация и социализация. А детям в разы сложнее социализироваться в обществе, так как в большинстве случаев они боятся снова подвергнуться «лечению» таких колдомедиков, как Браун, ведь прежде всего страдает психика ребенка. После того, как выяснилась большая часть правды и тот неумолимый факт, что старик снова уверен в своих силах. Дамблдор идеально сплел сети из лжи и интриг, набрал себе людей со всех стран и внедрил их в Норвегии и Швеции. И если Швеция смогла их выявить, то в Норвегии всё обернулось успехом в пользу старого и хорошего интригана. Стоявшая в коридоре Ориза Кимова сразу заметила идущих к ней посетителей, ком подступил к горлу и, слегка прокашлявшись, она сообщила пренеприятнейшую новость о том, что Гавриил возможно никогда не очнётся… Все показания диагностических чар кричат о том, что мальчик ушёл за черту и вытащить его сможет лишь чудо. Беллатриса же, стоявшая рядом и слышавшая все «прелести» состояния Гавриила, схватилась за живот, но старалась держаться, ведь ей не хотелось сейчас тревожить мужа, так как тот только обрёл крестника, а вероятность потери ещё и нерожденного ребенка просто убьёт мужчину. Беллатриса решила чуть-чуть подальше отойти, чтобы никто не увидел её слабости, но, не удержавшись на ногах, женщина упала, глаза закрылись, и Беллатриса погрузилась во тьму.***
Дневной свет внезапно уступил место разноцветному блеску ночи, когда он, равномерно шагая, миновал жемчужные врата. Воздух опьянял. Круто спускающиеся вниз улицы, разделяющие странную архитектуру чужого города на тёмные симметричные каменные блоки, завораживали его своим призрачным движением и приглушённым шёпотом безличных голосов. Он с удовольствием повернулся ещё раз, чтобы бросить последний грустный взгляд через врата на бесцветную даль пустыни. Он надеялся увидеть Вери́су, но увы там не было её. Он сделал последние шаги по дюнам после того, как пересёк местность, которая показалась ему вымершей и бесконечной, как пустынный космос. Он был одним из тех существ, которые нигде не чувствовали себя дома, и даже там, где они родились. Разве мог ребенок чувствовать себя как дома в месте, где была убита его родная мать? И возможно ли чувствовать себя дома в стране, где за ним идёт охота? На эти вопросы каждый отрицательно ответит. Лицо его покрывала серая песчаная пыль, которая иногда налетала из пустыни на город Семи Бед. Гавриил был вынослив для своего возраста. Он не боялся усталости. Он уже давно ощущал голод и жажду, но всё же не делал никаких остановок для отдыха. Бесконечное любопытство гнало Гавриила вперёд, да и усталость постепенно нарастала. Семь масок, семь врат и семь бед на себе, а также семь гласных древнего языка, которые своим звучанием указывали путь в коварном лабиринте бессмертных слов. Семь масок, символы семи глубоких чувств, которые ложились на застывшие черты потерянных лиц. Своя маска у каждых врат, свои врата у каждой беды. И, вероятно, своя беда соответствует каждому гласному звуку. Язык, звуки которого были воплощены в архитектуре, в стенах находящегося в центре пустыни города, древний язык, который, может быть, древнее всех других языков. Строения города были построены в причудливых формах: круглые, треугольные и даже ромбообразные. От треугольного строения отделилась тень и приблизилась к Гавриилу. Фигура напоминала человека, закутанного в перекинутую через плечо накидку. Маска пурпурным пятном выделялась на черном фоне. Гортанным голосом существо заговорило на древнем языке магии, происхождение которого было неизвестно, на языке, который знали все народы, даже те, у представителей которых не было зубов и губ. — Откуда вы прибыли? — вежливо спросила тень. — Я, кхм. С магическо...го мира, — волнуясь и запинаясь, проговорил ребёнок. — Я понимаю, вы прошли через жемчужные врата. Пестрая накидка призрачно затрепетала, когда порыв ветра коснулся её. Гавриил подошёл поближе, так он лучше мог разглядеть черты ярко-алой маски. Голубой камень, как глаз, сверкал на гладком металлическом лице. Там, где должны были быть губы, он увидел странный орнамент, изображающий невообразимо большие, насмешливо и одновременно задорно изогнутые губы, которые не хотели выдавать смысловую информацию. — Я понимаю, — повторила тень. — Вы носите бледную маску. Вы прошли через жемчужные врата. С магического мира, сказали вы? В голове у мальчика вспомнился разговор с Вери́сой: «Там будут задавать вопросы, ответ должен быть честным, и не иди со своим уставом в чужой монастырь». И дальше она сказала: «Разговаривай на равных, тут тебе чуть больше лет, а точнее, ты тут взрослый будешь». Гавриил занервничал. Он решил пройти через эти врата просто потому, что его направила Вери́са. Он хотел обойти шушукающихся друг с другом существ, которые стояли около других врат. Жемчужные врата, единственные из семи врат, были свободными. — Я не ношу маски, — подчеркнул Гавриил. Пурпурная маска прыснула сквозь свои мертвые губы. — Ах так, — сказала она. Её мягкий голос напоминал шорох отполированной песком гальки и холодное дыхание кристалла огромного высохшего моря. Даже слова древнего языка были как камни, истершиеся от употребления множеством народов за тысячелетия, и выражали разнообразнейшие чувства: от вспыльчивости ревнивой любви до полного умиротворения глубокой старости. Тень тем временем ожидала. Гавриил же думал, что ей надо от него. Может, она считает его преступником? Или вход через перламутровые врата сюда запрещён? — Конечно, вы уже знаете, куда вам идти, — сказала маска, повернувшись к центру города. — Разумеется, у вас здесь есть друг, чужеземец? — Я проделал долгий путь, — проговорил Гавриил, постепенно теряя контроль над эмоциями. — Я голоден, хочу пить и, кроме того, я устал. Я принес с собой несколько предметов, которые ценятся в моей стране. Могу я их здесь продать? На лице у маски промелькнула усмешка. — Я слышал о ваших обычаях, — сказала пурпурная маска, — но здесь они не приняты. Здесь вам не нужны деньги. Вы здесь в городе семи врат, не забывайте об этом, чужеземец. А вашу просьбу выражаю беды, врата и маска. Вы получите тут то, что хотели найти. Ходил он более недели в городе врат, его обучали древнейшим языкам и также письменности. Ведь не известно, сколько он тут пробудет. Он лег спать и проснулся, а проснулся с криком и пониманием, для чего он пришёл сюда, он ведь хотел вернуться домой, а ведь чуть не забыл. Существа в масках были не намерены его отпускать, ведь у них принято передавать утерянные знания, но Гавриил был хитрее и через полчаса он прибыл к седьмым вратам и, пройдя их, он оказался в мире семи бед. Перед входом был знак с надписью: «Семь бед — один ответ». Имей в виду — В таких делах не очень люди тужат. Когда ж придется за одну беду, Причем порой совсем за ерунду, Семь раз держать ответ — Вот это хуже! — Хм, и что же это значит? — прочитав надпись, спросил Гавриил. Перед ним возник призрак и сообщил: — Тут даются испытания, а первое испытание это — перенесёшь ли ты утрату чего-то важного? Можешь не отвечать просто или вперёд. Сперва он лишился зрения — «первая беда»; После же он не мог говорить, а задания были устными — «вторая беда»; И так пять заданий подряд.***
Северус сидел у кровати, разговаривая с сыном и надеясь, что Гавриил их слышит. Пару раз малыш двинул пальцем. А на диагностике указывалось, что мальчик потихоньку приходит в себя, но вот когда он очнётся, прогнозировать рано. Дверь в палату со скрипом открылась, а в дверном проёме появилась платиновая макушка младшего Малфоя. — Простите, можно к вам? — тусклым голосом спросил опечаленный Драко. — Входи конечно, — сказал Северус, — как там Беллатриса? — поинтересовался Снейп. — Без изменений, — совсем уж загрустил ребёнок, — как Гарри? — с волнением проговорил Драко. — Скоро должен очнуться, но когда, не знаю, — с болью в голосе сказал Северус, — хочешь, поговори с ним, я уверен, что он нас слышит. Разговоры длились бы дольше, но вот Северус, вновь повернувшись на диагностику, заметил, что Гавриил вот-вот придёт в сознание. Сердечный ритм стабилизируется, а активность сознания возросла до пределов нормы. Его веки подрагивают и через мгновение он открывает глаза. Объятия и слезы радости отца и друга — как мало нужно для счастья? Главное, чтобы в семье все были живы и здоровы, а мало это? Вряд ли получится ответ найти на данный вопрос. Северус вышел из палаты, чтобы позвать врача, но в коридоре была суматоха: все врачи и медсестры бегали туда-сюда, кто-то закричал: «Мы её теряем, несите зелья!», а после раздался громкий и пугающий крик, похожий на безумный, а после и детский плач. Выбежавший из палаты Драко стал спрашивать о чём-то. — А почему отец кричал? — дёргая за мантию, спрашивал Драко, пытаясь привлечь внимание к себе. — Что? — спросил Северус, наконец-то прислушавшись к ребенку. — Почему папа так громко кричал? — повторил свой вопрос Малфой младший. Но ответом им был вылетевший из родильного отделения Люциус. Выглядел белее обычного, волосы взъерошенные, а взгляд пустой совсем. Слова его раздались, как гром среди ясного неба. — Беллатрисы больше нет, — безжизненным голосом сообщил он. — Как? Что произошло? Люциус, ты уверен? — не зная как подобрать слова, в шоке проговорил Северус. — Уверен ли я? Да, пожалуй уверен! Она мертва, слышишь? Мертва! Дала жизнь ребенку и скончалась, врачи даже сделать ничего не успели! — мертвым и истеричным голосом, чуть ли не крича, проговорил Люциус, падая на колени.