only you, my girl

      Конечно, Кейт ещё не восстановилась достаточно для таких переходов, но ещё немного и она пробралась бы к реактору и взорвала там всё к хренам, так что их, без каких-либо расшаркиваний, с глубоким вздохом облегчения, выставляют. С каждым днём находиться в убежище становится всё тяжелее, и Кейт старается, чтобы ублюдки вокруг страдали не меньше нее. Она ненавидит каждого, даже терпеливую врачиху, даже старого пердуна, таскавшего ей пироги, даже мелкую девицу, на кой-то хрен притащившую ей кота. Ненавидит уже только за их комбинезоны, потому что каждый раз замирает, задерживая дыхание, когда синий цвет мелькает на периферии. Одного этого уже достаточно.       Кейт тяжело дышит, слыша, как за спиной закрывается дверь убежища. Сердце грохочет в груди, как бешенное, но в последнюю неделю это норма. Это будет нормой, пока она своими глазами не увидит Мосаре, не коснётся её. До тех пор ей предстоит так жить.       Хэнкок уже поджидает их снаружи и она ахуеть как рада его видеть – куда лучше, чем постная вечно недовольная рожа Пайпер, прямо сейчас волочащейся следом.       – Ну что, потрепали тебя, крошка? – спрашивает гуль, приближаясь. Чёрные глаза внимательно разглядывают её с ног до головы и Хэнкок присвистывает, но ничего не комментирует, и слава богу.       – Не говори, – бросает она, немного подволакивая ногу. Холодный ветер проникает под полы куртки, найденной в комнате Мосаре, куда Кейт перебралась при первой же возможности. Она ограбила её шкаф в поисках сменной одежды, которая пришлась кстати, учитывая, что её прежняя вряд ли подлежала восстановлению после всего… случившегося. – Как только найду уёбков – живого места на них не оставлю, – обещает она, сглатывая появившееся во рту мерзкое ощущение.       – Тут ты немного опоздала, – самодовольно склабится Хэнкок.       Кейт на мгновение зависает.       – Сукин ты сын, – рычит она, пихая гуля в плечо. – Какого хрена?       Тот нисколько не выглядит впечатлённым её вспышкой.       – Видит Бог, крошка, я бы с удовольствием оставил тебе кого-нибудь на затравку, но засранцы двигались в сторону Столичной Пустоши, так что пришлось поторопиться, – произносит Хэнкок, и по его манере разговора она понимает, что перед их появлением он явно закинулся пачкой ментатов. Он вдруг наклоняется ближе, жутко ухмыляясь, она чувствует запах крови, пороха и дыма. Дерущий нос запах копчёности. – Но ты не волнуйся, я о них всех позаботился. Никто не может делать больно моим друзьям и надеяться при этом остаться безнаказанным.       Кейт пихает его в плечо, отталкивая. Злость и ярость никуда не делись, и теперь нет даже возможности спустить на кого-то всех собак. Отвлечься от мыслей, выжечь это постоянно преследующее её чувство беспомощности. Она имеет право злиться. У неё отняли возможность отомстить, поквитаться за совершённое, за каждый крик, каждый удар, каждый сломанный палец Мосаре.       Кейт рычит от переполняющей её ярости и двигается вперёд, стараясь сосредоточиться на боли в ноге, на холодном ветре, бьющем в лицо (как эти убежищные крысы вообще выживают в своём бункере?), на чём угодно, лишь бы не въебать сейчас Джону или Пайпер, как первым попавшимся под руку. Она стискивает в кармане нож, который нашла среди вещей Мосаре, вместе с десятимиллиметровым, припрятанным сейчас за пазухой, и надеется, что по дороге им попадутся какие-нибудь обколотые в нулину рейдеры, на которых можно будет сорваться.       Ещё не дойдя до руин высоток, ей становится хреново, но она продолжает упрямо идти, до тех пор, пока чуть не падает, нелепо запнувшись о выбоину на асфальте.       – Поумерь пыл, – советует оказавшийся рядом Хэнкок. – Я обещал Мосаре приглядывать за тобой. Как я ей скажу, что ты споткнулась и размозжила свою прекрасную рыжую черепушку?       – За собой приглядывай, – огрызается она, тяжело дыша. На лбу выступает испарина и Кейт знает, что если продолжит стоять, то задубеет раньше, чем доберётся до места. – Ты даже собственный нос где-то проебал.       – Ну, если у неё есть силы переругиваться, она в порядке, – усмехается Пайпер. Её взгляд направлен куда-то вперёд, на дорогу. Рейдеры порой устраивают западни у входа в город, потому что нет лучше укрытия, чем руины. Осторожность не помешает – хорошо, что Кейт тащится со скоростью додыхающего брамина.       – Давайте съебёмся отсюда поскорее. Мне срочно нужно промочить горло в «Третьем Рельсе», – хрипит Кейт, чувствуя, как холодный воздух проникает под одежду. Краем глаза она замечает, как Хэнкок с Пайпер перекидываются взглядами. – Что? – раздражённо спрашивает она.       – Будет лучше, если ты перекантуешься в Даймонд-сити, крошка, – произносит Хэнкок.       – Это ещё почему?       Кейт совсем не нравится, когда за её спиной строят какие-то планы.       – Хотя бы, потому что там врач практически через стенку, – невозмутимо заявляет Райт.       – В твоём положении об этом лучше побеспокоиться.       – И торчать в этом ублюдочном городишке? – рычит Кейт, зыркая на Хэнкока. Предатель и лицемер, вот уж от кого она не ожидала. – Я пойду, блять, куда захочу, хрен вы меня остановите.       Пайпер закатывает глаза.       – Конечно, – говорит она. – Проваливай на все четыре стороны. Только не смей потом сучиться, когда Мосаре вернётся, а ты узнаешь об этом последней.       Вот же пизда.       Запрещённый приём. Грязный. Давить на Кейт с помощью Мосаре. От того, что делали с ними те уёбки в вагоне, это отличается только методами.       – Если она куда и направится в первую очередь, это Даймонд-сити, – пожимает плечами гуль, соглашаясь. – Поверь мне, я бы и сам хотел, чтобы её первой остановкой было Добрососедство, и, ты знаешь, мои двери всегда для тебя открыты, – ухмыляется он. – Но лучше бы тебе быть в зоне видимости нашей доядерной штучки, когда она вернётся, а не то она всё Содружество на уши поднимет.       Распалившаяся уже было Кейт теряется от последних слов.       – Что ты несёшь? – спрашивает она.       – Ой, да ладно, – Пайпер хлопает себя ладонью по лбу. – Не делай вид, будто не понимаешь о чём он.       Кейт понимает.       – Пошли нахер, – бросает она и поворачивает в сторону Даймонд-сити, игнорируя появившееся внутри сложное и тянущее чувство.

***

      Большую часть времени она лежит. Не спит, потому что во сне приходят кошмары. Просто лежит, гипнотизируя взглядом стену, на которой выучила уже каждый стык листов металла, каждый выцветший плакат, из тех, что Мосаре собирала по всему Содружеству. Ей кажется, что подушка пахнет Мосаре, но это совсем не точно.       Кейт слишком долго двигалась на одной только злости с того самого момента, как очнулась в убежище, в его холодных, неестественно чистых стенах, и сейчас её как будто просто не осталось.       Она заходит в незапертый дом Мосаре. Хэнкок, естественно, оставляет их на подходе к Даймонд-сити, а Пайпер мгновенно залетает в «Публичные известия», но уже через пару минут, как Кейт закрывает за собой дверь, появляется Ник. Она хочет побыть, наконец, одна, и в то же время понимает, что это хреновая идея. К тому же, немногословная компания Ника оказывается не самой плохой. С ним она даже умудряется заснуть, а когда ночью просыпается от кошмаров, его жёлтые светящиеся глаза помогают вернуться в реальность. Но долго он не остаётся, потому что опять кто-то пропадает и требует срочного спасения. Ник берёт её за руку на прощание, и Кейт ему это позволяет, пусть и недолго. Неизвестно, кому это нужнее.       В тот же день приходит Маккриди. Он порывисто обнимает её и неловко кашляет после.       Кейт даже не подозревала, что такому количеству людей не похер на то, что с ней станет.       Вместе с Эр-Джеем в доме появляется Нюка-Кола и фоновый шум, который он неизбежно создаёт своим присутствием: то мычит песню, то гремит посудой и херит оружейный станок, то рассказывает какую-нибудь ерунду из детства. Пытается отвлекать её и себя играми в карты, в один вечер даже зовёт Пайпер на «Радиус взрыва». И всё так же, как и в те редкие вечера, когда они собирались тут раньше, но слишком ощутимо висит в воздухе отсутствие Мосаре – будто её грубо вырезали из комнаты, и на том месте, где она должна быть осталась ничем не заполненная, сводящая с ума пустота.       В тщетных попытках Эр-Джея поддерживать игру и подрагивающих пальцах Пайпер, Кейт легко может прочесть, о чём они все думают в данный момент, потому что задаёт себе тот же вопрос. Он звенит в подкорке, стучит в висках.       Правильно ли они поступили, выбрав Кейт?       В итоге даже Эр-Джей не может долго вытерпеть её мерзкий характер и сваливает, пообещав через недельку вернуться с бухлом.       С тех пор становится хуже и лучше одновременно. В тишине и темноте Кейт теряет счёт времени, теряет связь с внешним миром. Теперь она не может сказать, сколько времени нет Мосаре.       Темнота приносит кошмары.       Откровенно говоря, похищение и пытки были не самым стрёмным, что случалось в её жизни. То есть, конечно, определённо входили в главную тройку, но дальше судить было сложно хотя бы потому, что всю свою прошлую жизнь она практически не трезвела. Так что, может, потому что теперь она была чистой, может, из-за Мосаре, или из-за того, что она не обдалбывается прямо сейчас, чтобы забыться, но в любом случае этот раз ощущается болезненнее всего, что было с ней раньше.       В кошмарах она снова там. В кошмарах она сама выдирает ногти Мосаре. В кошмарах они не могут уйти даже тем способом, которым ушли в реальности, и всё происходит бесконечно.       Почему они не умерли? Почему она не умерла? Почему Мосаре всё ещё не вернулась?       Она смотрит в стену. У неё нет сил.       Закрывает глаза, а когда открывает, на краю кровати сидит женщина и смотрит на неё, мягко улыбаясь.       – Катя, – зовёт Мосаре.       Кейт до рези в глазах вглядывается в знакомые черты.       – Тебя здесь нет, – произносит она. Это не вопрос, но фигура всё равно с сожалением качает головой.       Конечно, нет.       – Я всё-таки чем-то закинулась? – спрашивает Кейт. Очень даже возможно, учитывая, что эта мысль часто приходила ей в голову в последние дни. Соломон, задвигающий то, что ей нужно, буквально через стенку.       – Нет, – она ощущает прикосновение к своей ноге. – Ты просто устала, напугана и долго не спала, поэтому я здесь. Помнишь, как в детстве, когда тебе было совсем плохо, ты придумывала себе друзей?       – Я тебе этого не рассказывала, – отрезает Кейт.       – Расскажешь? – нежно спрашивает не-Мосаре. – Когда я вернусь?       Кейт кивает. Шепчет:       – Ты неебически долго.       – Прости, – отвечает она. – Я стараюсь вернуться, но это сложно.       Кейт вздыхает. Это неправда, но как же хочется в это верить.       – Может, я и тебя придумала? – спрашивает она. – Довоенную супершпионку, пережившую криокамеры.       – Нет, – улыбается Мосаре. – Я – настоящая. Честно.       – К большому сожалению местных рейдеров, – дёргает уголком рта Кейт.       – Поспи, пожалуйста, – женщина проводит рукой по её волосам и это ощущается, как лёгкий ветер. – Я буду охранять твой сон. Как обычно, в дороге.       Перед тем как провалиться в черноту, Кейт ощущает, как её нежно целуют в волосы. Она хочет отстраниться, сказать, что не принимала душ уже целую вечность, но засыпает раньше, чем успевает это сделать.       Просыпаясь, она плачет. Зло, уродливо, все телом содрогаясь от рыданий. Так, как уже давно не плакала.       Потом она впервые выходит на рынок и съедает тарелку лапши.       Оказавшаяся на соседнем стуле Пайпер почти не раздражает.