Храм нежной смерти

Я часто забываю обо всём, когда занимаюсь учёбой. Минчан говорит, что это тоже неправильно, но я считаю совсем иначе. Учёба всё чаще служит мне предлогом что-то не делать, закрываться в своей комнате от мамы и предупреждать, чтобы она не мешала и приходила только в очень крайних случаях. — Хорошо, дорогой. Наивно было с моей стороны полагать, что крайним для неё случаем не станет какая-нибудь глупость. К примеру, если я не поужинаю, она непременно войдёт без стука с маленьким подносом в руках. На нём — чонголь и кимчи. Мама знает, что я люблю вкусно поесть после тяжёлого дня. Она всегда спешит домой после работы, чтобы успеть приготовить для меня сытный ужин. Но почему же ей так сложно понять, что мне совсем не до этого? — Я почти закончил и спустился бы поесть сам. — Не вредничай, Ёни. Подкрепись немного и снова возвращайся к работе. Я смотрю на неё с сомнением, но затем словно оттаиваю. И опять только из-за того, насколько пронзителен её взгляд. Наверное, мне очень повезло с такой любящей мамой. Не у всех она такая хорошая, заботливая и плюсом ко всему красивая. Да, моя мама очень красивая. Я часто видел, что за ней ухаживает множество мужчин, однако одного очень быстро сменял другой. Она не выглядела в моменты расставания расстроенной, а после каждого свидания или ужина в дорогом ресторане подходила ко мне, садилась рядом и крепко обнимала, целуя в макушку. Я всегда интересовался, что произошло на свидании, но мама только мотала головой и брала меня за руку. Я чувствовал, что она немного пьяна, но никогда не смел останавливать её. Мне трудно заставить себя отстраниться, хоть я и чувствую, что порой происходит что-то ненормальное. — Только ты у меня и есть, Ёни. Мама тебя любит, сильно-пресильно. Ты же не бросишь маму? — Не брошу. Ёни любит тебя, мама. Может, об этом говорил Минчан? Может, он сразу всё понял и просто пытался до меня что-то донести… Сколько себя помню, каждые летние каникулы я проводил либо дома, либо в библиотеке за книжками. Друзей у меня никогда не было. Наверное, потому что мамы соседских ребятишек и даже детей из школы велели не водиться со мной. Это обижало, но мама твердила, что в этом нет ничего страшного. Ещё мы с мамой могли гостить у бабушки на острове Чеджу. Она и тётя жили там, но тётя почему-то никогда практически не общалась с моей бабушкой. Всё их общение каждый наш визит сводилось к ругани, но тётя ни разу не выглядела расстроенной после этого. Неужели ей не было жаль свою маму? — Тётя, почему ты каждый раз ругаешься на бабушку? Мне двенадцать. Мы приехали на неделю на Чеджу, чтобы помочь с рестораном и в кои-то веки поесть морепродуктов. По велению мамы я взял с собой кучу книжек и учебников. Но проводить бесчисленное время в тётином ресторанчике, где восхитительно готовили кальмаров, и слушать рассказы постояльцев было куда интереснее. Часто тогда я позволял себе не послушаться маму и убежать в тот район острова, чтобы в очередной раз донять тётю вопросами о бабушке. — Ещё маленький ты, чтобы такие вопросы задавать. — Вовсе не маленький! Мама говорит, что я умный мальчик. — Твоя бабушка тоже её так звала. Холила, лелеяла, прямо как тебя. А на меня она собак спускала, потому что я не такой послушной была и характер показывала. Тётя правду сказала, когда назвала меня маленьким. Я абсолютно точно в тот день обидел её, в ответ заявив, что она просто была плохим ребёнком. Интересно, она простила меня?.. Минчан говорит, что никогда не простил бы меня за такое. Я только вздыхаю и качаю головой. — Кто бы сомневался… — Я, конечно, знал, что ты говнюк, но чтобы настолько… Он снова разыгрывает сцену. Как будто из какой-то малобюджетной дорамы в часы глубоких переживаний, честное слово. Из моего друга вышел бы отличный актёр или даже комедиант, хоть он и совершенно далёк от искусства. Ему больше по душе раздражать меня пустыми рассуждениями о том, что я без надобности слишком сильно стараюсь походить на взрослого и быть идеальным. Хорошо, что уж совсем не душит, в каждой своей фразе упоминая о страстном желании моей мамы всё в моей жизни контролировать. — Что, снова не отпустит? Мы же просто поедим вместе после школы, блэкджека и шлюх в том ресторанчике нет. В школьном классе — пара-тройка человек, не считая нас, а уроки почти закончились. Я опираюсь на свою парту у окна, моя рука лежит на спинке стула, стоящего за партой перед моей. Стараюсь смотреть перед собой, ни в коем случае не на Минчана, потому что он тупой. Глупый, вечно лезет не в своё дело и портит этим настроение. Он просто ещё не знает, что мой предел очень близок. Деревянная спинка стула под пальцами чуть шершавая, это приятно и даже немного успокаивающе. Сам стул ужасно неудобный и жёсткий, но достаточно лёгкий, чтобы поднять его над головой и избить своего одноклассника. Я замахнулся и с каменным лицом ударил с десяток раз, не ощущая ничего в процессе. Только в ушах звучали крики моего несчастного друга. Ну, и мои собственные, наверное… — Вот же больной! Что ты творишь?! — Оттащите его, быстрее! Минчан, скорее всего, теперь ко мне и на шаг не подойдёт. Не предложит сходить покурить в наше особое место (курит только он, я просто так хожу ходил, за компанию), и промолчит, когда я вновь буду «строить из себя взрослого». Никогда не понимал, как это, но директор в учительской после случившегося каким-то поникшим тоном сказал мне, что я повёл себя не по-взрослому, и теперь должен нести ответственность за свой поступок. Надо мной стояла мама Минчана. Она явно напугана, ведь её сын наверняка рассказывал про меня не такие отвратительные вещи, и она была обо мне лучшего мнения. Надо мной стояла моя мама. По одному только стыдливому и пристальному взгляду я осознал, что сильно её подвёл. Разочаровал. Я посмел подорвать её доверие и теперь не имею ни малейшего понятия, как искупать свою вину, потому что до этого ни разу не попадал в такую ситуацию. Да, были инциденты, когда маму вызывали в школу, но тогда я был младше, и меня сделали изгоем, грушей для битья. Когда я давал отпор, дрался, набивал синяки и ссадины, которые мама потом с трепетом заклеивала цветным пластырем, то возникали проблемы — из меня автоматически делали обыкновенного психованного, издевающегося над ни в чём неповинными сверстниками. В глазах мамы — слёзы? Она сдерживает улыбку всё то время, что пришлось томиться в душной учительской, затем чуть ли не на коленях ползает перед госпожой Хон, обещая разобраться со мной и наказать со всей строгостью. Я случайно встречаюсь взглядом с директором — нам обоим от происходящего до жути неловко. Он чуть позже покашливает и намекает, чтобы мы все уже наконец-то разошлись по домам. — Спасибо вам за ваше благодушие, господин Ча. — Разобрались — и ладно. Жду вас завтра на занятиях, юноша. Из школы мы идём молча, почти как обычно. По пути мама говорит, что надо бы зайти в продуктовый за овощами, зачем-то делится новостями с работы. Я только киваю и порой усмехаюсь, чтобы походить на живого человека. Ещё мама закуривает. Я никогда не видел, чтобы она курила. Никогда за свои семнадцать лет. Вроде бы как уже по привычке она собирается взять меня за руку, но я её отдёргиваю и только останавливаюсь, потому что эти двадцать три минуты, за которые мы уже почти дошли до дома, успели запутать меня. Я спрашивал, с каких пор она начала курить, но получил только отмашку. Спрашивал, зачем она говорит про работу, когда постоянно называет её скучной и мелочной, однако снова получил целое ничего в ответ. — В чём дело? Почему ты остановился? — Мама, ты на меня злишься? Запах этих сигарет сильно отличается от тех, что курит Минчан. Мамины сигареты приятным, сладковатым дымом обволакивают меня, когда она, улыбаясь, выдыхает его и даёт мне пощёчину. Три раза. Обычно, когда я пытаюсь успокоиться, то делаю глубокий вздох и считаю до трёх. Мама же успела за эти три удара сделать три затяжки и затем выбросить тлеющий окурок в мусорный бак. Потом она возвращается ко мне, гладит по лицу и прижимает к себе. У меня же от каждого её невинного прикосновения горело всё внутри, превращалось в нечто отвратительное и чудовищное. — Нет, Ёни, мама просто испугалась. — За меня?.. — Да. Тебе следовало это сделать, когда в классе никого не было. Не забудь завтра сходить к своему другу в больницу. — А можно? — Ну конечно, милый. Конечно. Я впервые почувствовал обиду. Мама не злилась, но… Почему тогда так сильно болят эти три несчастные удара? Они горят холодным пламенем. Они выводят меня из себя…