«Сгорают на глазах последние дни августа. Скоро осень. Пёстрая, но в то же время грустная, иногда плаксивая. Когда я была ещё маленькой, наверно, ходила в сад, то во дворе нашего дома папа обычно собирал для меня в кучу опавшие листья, и я с детским восторгом прыгала в них, словно на снег зимой, смеялась, казалась в те моменты счастливее всего мира. Неважно, что пачкала свои белые колготки, за что нас обоих позже отчитывала мама. Кажется, что это было как будто вчера, но я оглядываюсь назад и с ужасом осознаю сколько прошло годов. Теперь лишь всё в моих воспоминаниях. Я тоскую. Как же мало мне было отведено в том отрезке времени... Перед сном я задаю вопросы в пустоту: как они там без меня? сильно страдают? отпустили? держат? Мне тоже непросто. Я вроде смирилась. Не изменить ведь ничего. Но порой рвёт на части. Тут нужно вертеться, опасаться, знать, когда сказать, а когда промолчать, следить за своими действиями... Признаюсь, после того, как я вступилась за Фирузе, то иногда не нахожу себе места, бывает страшно. Махидевран не забудет. Не показывает виду, но уверена, она зла как никогда. Валиде отчитала, к тому же с её разрешения Мустафа приходит чуть ли не каждый день к брату. Его мать держится. В затишье. Надолго ли? Плохое предчувствие меня не покидает.»
— Снова кое-как уложила Мехмеда. Порой мне кажется, что вместе с ним растет его беспокойство, — позади разлился мягкий голос, и зашуршала ткань платья. Фирузе присела рядом. Плечи поднялись и опустились с тяжёлым вздохом. — Лекари говорят это нормально. Он здоров. Но почему тогда часто плачет? Не может уснуть? Что тревожит? Я ничем не могу ему помочь. Облегчить его тяготение. Как жаль, что мой сынок пока не может говорить... Полина хлопнула глазами, прояснился разум. Девушка крепко ухватилась за реальность, где нужно было подобрать слова для своей госпожи. — Может быть пройдет по мере взросления? Или стоит найти другого лекаря? Бывает, один может увидеть то, что не смог разглядеть другой. Фирузе приложила палец к поджатым губам. Этот жест означал, что девушка глубоко задумалась. За всё время рядом с фавориткой Султана, рыжеволосая успела изучить ее привычки в жестах, манере разговаривать и в прочем. Наконец, Фирузе разрушила безмолвие: — Возможно, ещё дело в отсутствии отца. Ведь Мехмед стал таким после отъезда Сулеймана... Вероятно чувствует, что папа в опасной обстановке. Скорей бы закончилась эта мучительная разлука... Хюррем перевела взгляд вновь на окно, за которым уже почти спряталось солнце.«Мучительная разлука... В первый поход я не думала о нём так, как в этот. Что я к нему чувствую на самом деле? Симпатию? Влюблённость? А что такое любовь? Если так подумать, то у меня ещё не было, как многие выражаются, этого прекрасного чувства. В садике даже никто не нравился. В школе? Хм... Был один. Первый парень, первые отношения в восьмом классе, первый поцелуй, но не первая любовь. Не было тех самых бабочек. Он был просто симпатичен, приятен. И это всё тоже быстро остыло. Я даже не страдала после разрыва. Будет ли по-другому с Ибрагимом? Хм... А сколько там между нами разница? Хотя... Какое дело? Здесь это совсем неважно. Говорят, любви все возрасты покорны. Интересно, он прочитал мою записку? Что подумал? Скажет ли что-то когда вернётся?»
В голубых омутах Фирузе приметила расплескавшееся море тоски по чему-то или кому-то... Лукаво приподнялись уголки губ... Она вспомнила момент... Фирузе направлялась в свои покои, глубоко погружённая в мысли. После стычки с Махидевран Султан наказание Валиде уже утратило силу, поэтому теперь девушка могла спокойно покидать пределы комнаты, что и сделала сегодняшним утром, отправишь в ташлык к девушкам. Только вот там ее приняли не очень радушно... Переступив порог, Фирузе оказалась в окружении надменных, завистливых и злых взглядов. Они словно пробирались под кожу в самое нутро. Стало жутко не по себе. Лишь единицы остались к ней полностью равнодушны и даже приветливы. Перекинувшись парой слов с последней группой, Фирузе решила скорее ретироваться, при этом приметив в углу девушку, что сжалась там и смотрела на всех вокруг волком. Уже в покоях на первый взгляд показалось, будто те пустовали, так как госпожа знала, что дети сейчас проводили время с Валиде Султан и там же возможно были ее служанки. Кроме одной... Из соседней комнаты донёсся непонятный шорох. Фирузе насторожившись, решила заглянуть туда и увидела интересную картину: Гюльнихаль порывисто осматривала кровать Хюррем, на какой-то миг замерла и достала нечто похожее на тетрадь. В Фирузе сразу поселились сомнения, так как госпожа не раз замечала холодность между девушками. Подумала вмешаться... — Гюльнихаль. Девушка передёрнулась всем телом и медленно обернулась. Фирузе показалось, что та даже побледнела. Гюльнихаль поклонилась. — Госпожа... Фирузе подошла ближе, внимательно осматривая свою служанку. — Что ты тут делаешь? Конечно же Гюльнихаль замялась, пытаясь подобрать ответ. — Я-я... — взгляд опустился на тетрадь в руках. — Хюррем попросила... Принести ей тетрадь. Не нужно было обладать чем-то сверхъестественным, чтобы уловить явную ложь. — Давай мне. Я сама передам. Внутри всё похолодело. Нехотя, Гюльнихаль протянула тетрадь госпоже. — Хорошо. Теперь сходи на кухню и прикажи приготовить мне шербет. Гюльнихаль снова поклонилась и отправилась выполнять приказ. Дождавшись, когда захлопнется дверь, Фирузе повертела в руках тетрадь, осматривая со всех сторон. Конечно же в ней взыграло любопытство приоткрыть эту завесу личной тайны, но девушка одёрнула себя. Это не ее дело. Каждый имеет свои секреты, и она не вправе без позволения в них лезть. Почему-то Фирузе полностью доверяла своей самой близкой служанке, поэтому сразу откинула мысли о том, что внутри могло храниться что-то нехорошее. Помня, откуда Гюльнихаль вытащила тетрадь, госпожа решила вернуть ее туда же. Пока что она не хотела рассказывать об этой выходке и ещё внимательнее понаблюдать за взаимоотношениями девушек. Что-то в них было не так. Возможно даже получится завести разговор об этом с Хюррем, но это уже после. Совсем неожиданно из тетради к ногам выскользнул лист. Фирузе подняла его, развернула и замерла, не особо веря тому, что на нём увидела. Изображение... Фирузе быстро поморгала, рассеивая дымку воспоминания. Она не могла делать поспешные выводы, но находка, да порой само поведение девушки говорили сами за себя. Пока что госпожа не хотела лезть в душу и лучшим решением стало дождаться окончания похода... — Госпожа, если так подумать, то мы стали близки, но знаем друг о друге всего ничего, — Полина рассудила, что сейчас самый лучший момент поговорить немного по душам о важном, в частности о том, что ее волновало давно. — Почему вы взяли меня к себе? Почему доверяете? Откуда вы? Фирузе понимала, что рано или поздно услышит эти вопросы и в прочем ей нечего было скрывать. Причина таилась в дорогом ей прошлом... — В первый день, когда тебя только-только привезли сюда, ты мне напомнила одного родного мне человека... Ты была диковата, резка. Я делала попытки сдружиться с тобой, но ты мягко говоря отталкивала. Я не настаивала. Наблюдала со стороны. Ты свыкалась с жизнью здесь, но нрав твой всё равно пылал огнём, желая всё здесь сжечь. Сколько было ссор, драк, наказаний... Однако в один момент ты резко поменялась. Стала спокойна, покорна. Там уже две истории с лестницами. Почему-то хотелось уберечь тебя... Глаза Фирузе источали теплоту, улыбка доброту.«Значит она появилась в гареме раньше меня? Интересно...»
— Какого человека я вам напоминаю? В глазах отразился отблеск печали. Улыбка стала менее заметна. Фирузе вздохнула. — Мою сестру... Для нашей семьи она была лучом света. Яркая, взбалмошная, смешная. Непохожая ни на кого из нас. Родители говорили, что она переняла черты далёких предков. Но нам было суждено расстаться, потеряться в этом мире. Однажды мы возвращались всей семьёй на корабле домой. На первый взгляд ничего не предвещало беды, но неожиданно под покровом ночи начался шторм. Воспоминания на том резко оборвались... Я очнулась посреди бескрайнего моря на обломке корабля и никого вокруг... Вскоре меня нашли пираты, что везли пленниц в Стамбул. Не представляю, что случилось с моей семьёй, живы или мертвы. Часто думаю об этом. Столько времени прошло...«Порой судьба слишком жестока. В один момент ты можешь лишиться всего того, что любил, к чему привык. Сколько здесь нас таких похожих, чьи дороги переплелись? Под сводами дворца рушится наивность, окружает жестокость, корысть по пятам. Как здесь не очернить свою душу? Фирузе ещё так мягка... Что с ней будет дальше? А что со мной? Будем ли мы ещё плечом к плечу или пути наши разойдутся? Главное, чтобы не по разные баррикады...»
— А ты, Хюррем? Знаю, привезли тебя из Крыма. Как это произошло?«Таак, надо вспомнить, что там было... Служба, Лукум, ой, Лука то есть, татары. Понятно.»
— Мой отец был священником... В тот роковой день вся деревня собралась на службу и неожиданно напали татары. Грабили, убивали, хватали детей и молодых девушек. Мою семью, к сожалению, убили... Папа, мама, маленькая сестрёнка... Всех. Фирузе придвинулась ближе и заключила рыжеволосую в объятия. Повисло безмолвие... Да и слова были ни к чему. Трещали свечи. За окном стрекотали сверчки. Секунды перешли в минуты. Голос госпожи разрушил тишину: — А Гюльнихаль? Вы из одной деревни? Фирузе почувствовала как напряглась Хюррем. Отстранилась. — Нет. Кажется из соседней. Мы познакомились лишь на корабле, когда нас всех везли сюда. — И что же сейчас между вами? Только слепой мог не увидеть изменений во взаимоотношении двух некогда подруг. Но сейчас Полина не горела желанием затрагивать эту тему. Пожала плечами. — Да ничего. Всё как обычно. Кстати о ней. Что-то она опять где-то пропала. Пойду, найду. Фирузе кивнула и не стала настаивать, поняв, что к чему. Полина подскочила, рывком поклонилась и упорхнула из покоев. За пределами выдохнула. Пошла медленно по коридору.«Вот и поговорили. И где опять эта Гюльнихаль? Эти её походы невесть куда жутко напрягают. Всё нет момента проследить за ней. Надавить может? Нет, не вариант. Даже на давление она не поддается, что странно. Что же ты мутишь?»
Полина завернула за угол и как ошпаренная отскочила обратно. Выглянула одним глазом. Почти в конце очередного коридора о чём-то шептались Гюльшах и Гюльнихаль...«А вот и ответ... Понятно с кем дела за спиной крутишь. Крыса среди своих. И что уже вынюхать успела, для дорогой Махидевран? Вот ведь... Слов цензурных нет! И меня значит толкнула по ее указке? Продажная! Если б рассказала, то сделали бы имитацию, я б только рада была. А так... Подруженька выбрала другую дорогу. Не за, а против. Видимо ещё к Фирузе набилась по наказу Махидевран. Ну ничего. Сейчас устроим допрос с пристрастием...»
Заметив, что разговор явно закончился, Хюррем прижалась к стене, ожидая, когда появится Гюльнихаль.Как только девушка завернула, то рыжеволосая отошла от стены, преграждая той дальнейший путь. Гюльнихаль вздрогнула до такой степени, что показалось, будто подпрыгнет до потолка. — Ну приветик. Где была? Схватившись за область сердца, Гюльнихаль глубоко задышала. — Х-хюррем, ты с ума сошла?! Зачем так пугаешь? Полина сделала шаг и возвысилась над бывшей подругой. — А ты зачем по углам с Гюльшах шепчешься? На мгновение Гюльнихаль замерла, сердце пропустило удар. — Я-я... Я? Ты о чем? Какая Гюльшах? Я вот иду из ташлыка. Новости есть. Айше прогнала... Хюррем закатила глаза и схватила Гюльнихаль за предплечье, дёрнув к стене. — Хватит! Не притворяйся дурочкой! Я сейчас всё прекрасно видела своими глазами! Поверь, два плюс два сложить просто! Понимаю, от тебя признания я не добьюсь, но учти, моя дорогая, если надумаешь причинить вред по приказу, сама знаешь кого, то убью лично! — затем пыл немного сбавился. Полина продолжила спокойнее. — Хотя знаешь, лучше Фирузе узнать с кем ты за ее спиной водишься, — покачала головой. — Жаль, что ты выбрала путь лжи и предательства. Ненастоящая, фальшивая. Честно, не ожидала. Если бы была честна с самого начала, то всё было бы по-другому. Увы. На этом рыжеволосая отпустила девушку, взглянув напоследок пошла быстро прочь.«Я точно должна рассказать! Не в какие рамки! Не знаю, поверит или нет, но нужно отдалить Гюльнихаль. Неизвестно, что ей там прикажет сделать Махидевран. Вдруг ночью зарежет? Или детям вред нанесет? Если не уже... Стоп. Бррр... Я помню, как Гюльнихаль была нежна с ними и даже искренна. Нет. На малышей у нее бы не поднялась рука. Надеюсь.»
***
Палки под огнём трещали, искрились. Пламя отбрасывало прыгающие тени на лице. Уже вошло в некую привычку с наступлением темноты сидеть у костра и думать, порой мечтать, вертя в руках маленький свиток. Он уже запомнил эти строчки наизусть.«Хранитель покоев, пусть удача не покидает вас на этом непростом пути. Возвращайтесь скорее. Я буду ждать и верить)»
Тем утром перед отправкой в поход, Ибрагим очнулся за своим столом, не помня собственно как уснул. Это маленькое послание заметил не сразу. Он негодовал. Кто написал? Как смог оставить? Дверь кабинета оказалась приоткрыта. Сам не закрыл? Или тайный гость оставил? Во время сборов мысли об этой странности не покидали его ровно до того момента, пока в голове сам по себе не выстроился образ Хюррем. Неужели она? Кто кроме? Какой же нужно быть смелой, чтобы пойти на этот шаг... Приятно, но не укладывалось, что он смог заинтересовать девушку из гарема. Обычно все они стремились лишь к одному: пройти золотой путь к Султану. Однако ее интересы, очевидно, другие. И сама она другая... — Скажи, мой друг, кто поселился в твоих мыслях? Ибрагим вздрогнул, когда над ухом разнёсся голос и на плечо легла чья-то рука. Рядом уселся Матракчи, держа под мышкой пергамент с наброском. — Цель нашего похода, конечно же. Что ж ещё? — попытался уйти от душевного разговора Паргалы. Насух усмехнулся по-доброму. — Я спросил не «что», а «кто». Вижу всё. Не прячься. Упрямый, не скажешь, не признаешь. Но будь откровенен хотя бы сам с собой. Ибрагим опустил взгляд на листок. Выдержал паузу. Матракчи рядом молча ждал. Опустил пергамент на колено лицевой стороной вниз. — Знаешь, нет желания лезть в этот дремучий лес чувств. Я не в том положении. Ограничения, запреты. Моя жизнь - долг, — Паргалы, в свете огня смог разглядеть на изображении друга знакомые черты. Почти незаметно улыбнулся. — И ты, я вижу, в той же беде. Мне советы раздаёшь, а сам? Не уж то глаз на Викторию положил? Насух смутился, не зная куда деть этот лист и принялся оправдываться. Ибрагим коротко хохотнул. — Да как ж я могу? Внешность у нее просто... Интересная. Вот запечатлел для практики... — Вот и я о том же. Как ж я могу? Гарем Султана неприкосновенен. Для нас с тобой только мысли и мечты. Оба друга не сговариваясь подняли глаза к звёздному небу, пока за спинами ускользнула чья-то тень...