Твоя лживая сущность

На улице сумерки, но люди даже не думают расходится по домам. Яркие огни освещают дороги, сопровождая пьяниц. Несколько человек из стражи патрулируют местность вместе со святыми, чтобы поддержать состояние купола и понаблюдать за подозрительными личностями, которые пожаловали в их город сегодня вечером. Огромная группировка не внушала ничего хорошего, но оставить гостей снаружи не смогли. Все потрёпанные, потные, уставшие и одежда в зелёной жидкости. Можно предположить, что их путешествие заняло около пяти дней. Совесть не позволила кинуть бедняг. Те, кто представился, как «главы» группировки объяснили своё положение и попросили ночлега. Денег у них не густо, поэтому интересует самый скудный домишка, где они бы могли сил набраться. Еды не надо, сами справятся. На это из толпы возмутились двое громких парня, что всё никак нажраться не могут и беспокоятся только за свои желудки. Гудзи храма Райдзин оглядел путников с ног до головы. Сиреневые глаза остановились на Ханагаки. Парни какое-то время играют в гляделки, что нервирует уставшего Майки, которого так и тянет к земле. Он готов сию же секунду свалится и беспробудно проспать до следующего утра.  — Манджиро Сано и Такемичи Ханагаки, верно? — уточнил священник. Парни кивнули. Их люди безумно устали. Задача усложнилась тем, что и днём демоны стали активны. Это стало очень серьёзной проблемой. Теперь им некогда отдыхать и восстанавливать силы. Нашлось только одно спасение. Город Эрпис, который они завидели в далеке. От блядского Ханмы пользы никакой не стало уже на третий день, когда он со словами «ой, что-то я заблудился» завёл экзорцистов в логово демонов-оборотней. Парни справились, а вот Шуджи не избежал мстительных кулаков Майки и Такемичи. — Пройдёмте за мной. Мы выделим вам жильё и накормим как следует, — главы направились за Гудзи. — Вы ведь наши дорогие гости, которых редко встретишь в этих краях. К сожалению, на данный момент юная Госпожа с Господином не смогут вас встретить как следует.  — Юная Госпожа Кавараги сейчас на экспедиции? — Вакаса оборачивается к Ханагаки и медленно кивает.  — Тоже праздник не задался? — усмехается Сано, но его в открытую игнорируют. Это вновь возвращает хмурый взгляд. Люди еле плелись за главами и первосвященником. У некоторых имелись ранения, но Чифую с Коко смогли оказать помощь. Хаджиме в свитках первые минуты путался, но добрый заклинатель помог тому разобраться. Всё-таки медицина это не его. Зачем Казутора ему это всё отдал не ясно, когда есть талантливый Мацуно. Вакаса провёл гостей до приятно-обустроенного домика и со словами «скоро вам сделают ванну и принесут еду» направился в сторону местного храма. Такемичи хотел продлить беседу со священником, так как им нужна информация по нынешней ситуации. Манджиро же протяжно зевает, спину тянет и в дом заваливается, спотыкаясь о ступеньку. Слава Богам, сзади шедший Доракен подхватывает друга и слышит, как тот вовсю уже сопит. Как можно было заснуть в полёте?! Мицуя подходит с расспросами всё ли в порядке, а Па-чин во всю глотку орёт, что жрать хочет неимоверно. «Никакой дисциплины.» Всплыла фраза главы у экзорцистов из «Чёрных Драконов», смотря на балаган, устроенный союзниками. Взгляд перевели на не менее уставшего, но здравомыслящего Коконоя. Тот оглядывается в поисках Инуи и своего Господина, ведь тому пора принимать лекарство. Но ни одного, ни другого он не находит, поэтому громко вздыхает и повторяет слова Гудзи храма Райдзин, обращаясь к подчинённым. Нахоя вместе с Баджи пошёл разбираться с громким толстяком и его верным другом, чтоб те угомонились хоть на секунду, а Соя в сторонке стоит и робко просит ребят драку не начинать. За что младший Кавата во время потасовки в нос получает, а дальше… Ну, сами разберутся. Чифую откровенно не понимает почему Ханма от него убегает постоянно. Демон этот очень странный. Сначала кричит о своём могуществе, а теперь только завидев заклинателя за спину Такемичи прячется. Почему только его? Да потому что от Сано не веет безопасностью. А сейчас ему некуда бежать, поэтому Мацуно силы в себе находит немного поразвлечься. В доме их ждали несколько довольно маленьких, но уютных комнат с футонами. Кажется, это здание предназначено для ночлега заплутавшим путикам. Закинув Манджиро в одну из комнат, экзорцисты повесили табличку «не беспокоить!». В главную дверь робко постучали. Это оказалась молодая девушка, оповестившая парней о том, что баня и еда готовы. Некоторых проводили до купальни, а другие остались трапезничать. Долго шёл спор о том, что надо столы со всех комнат совместить, чтобы каждый уместился, но у ребят сил не было лишний раз копошиться, поэтому разложились на полу. Бутылки сакэ быстро развеяли мрачную атмосферу. Каждый кричал тост за благополучие союзников, за их победу, за здоровье глав и многое другое. Последние недели выдались очень тяжёлыми. Слишком много перемен за такое короткое время. Настрой экзорцистов убавляется. Если сейчас так трудно, то что их ждёт впереди? Если честно, никто здесь не герой и каждому есть что терять. Парни боятся смерти и не готовы расставаться с любимой, но такой жестокой жизнью. Были в их группе философы, рассуждающие о смысле жизни и о том, что смерть — это естественный процесс в природе. Что касается родных, когда те узнают о их гибели, то будут скучать не по ним самим, а по оставленным воспоминаниям. Некоторые от такого безразличия к собственной жизни и любимым людям начали возмущаться, затевая громкий спор. Смысл жизни и собственного существования? Для Ханмы что одно, что второе уже ничего не стоят. Забавно слушать подобные разговоры от людишек, которые истинного вкуса жизни не познали. Смотрит в наполненную алкоголем гуиноми и думает о том, что как же хорошо вновь почувствовать себя простым смертным. В воспоминания окунается, не сдерживая грустной ухмылки. Его жизнь была скучна и бессмысленна, и чтобы хоть как-то её скрасить он убивал, насиловал, крал, играл, геройствовал, но никогда не чувствовал долгожданного чувства наслаждения от своих действий. После смерти, которой Шуджи так был рад, он угодил в Ад, а там сам Дьявол придумал для него наказание. “ — Вечная жизнь.» Ханма стал одним из солдат самого Царя Тьмы и вынужден влачить и дальше своё жалкое существование. “ — Ладно, я не настолько жесток и дам тебе поблажку. Только золотисто-синее копьё сможет убить тебя». Все эти века демону приходилось искать пару экзорцистов, которые смогли бы поразить его своей энергией, но как на зло ни один не справлялся. Вот думаешь, что всё уже для тебя потерянно, пока в один момент не появляются двое молодых парней, совместная энергия которых смогла тебя поразить чуть ли не насмерть. Если бы золотисто-синяя молния во время ритуала шпальнула не в шею, а в грудь, то наконец-то бы свершилось, то чего так долго желает Ханма. Сейчас… Что он вообще делает? Помогает паренькам (возможно, его палачам) найти сердце Вальхаллы, разрушив которое произойдёт непоправимое. Ему просто скучно, а так хоть ненадолго он хочет вновь окунуться в пучину веселья. И что удивительно, ему нравится находится в компании этих шумных букашек. Успокоить бушующих парней смогла резко открывшаяся дверь спальни глав, улетевшая к херам табличка и показавшийся оттуда Майки. Тонкие золотистые молнии опасно обволакивали его. Зачинщики испуганно икнули, встретившись с злыми и уставшими тёмными омутами.  — Вы, блять, можете спокойно пить? — Манджиро по сути своей тяжело разбудить и это может подтвердить бедняга Доракен. Если так вышло, что ты смог разбудить Сано, то ты попал и отчасти проебался. Но если ты смог разбудить уставшего Сано, то ты ой как попал и проебался по полной программе. Ой-ой, кого-то сейчас будут пиздить. Помимо меня. Ханма берёт бутылку алкоголя и набрасывается с объятьями на Майки.  — Малыш Майки, присоединяйся к нам, — мурчал Шуджи, за что грозился получить кулаком в печень. — Ты не ел, не пил и, — тот принюхивается, — не мылся, — демонстративно зажимает нос. Манджиро устремил свирепый взгляд на хихикающих Баджи и Нахою. Те моментально вернули серьёзное выражение лица. Парень отстраняет демона от себя, что-то бурча про то, как Ханма его достал. Усаживается рядом с Доракеном и тянется за куриной ножкой, говоря, что только поест. Пить не собирается. Естественно, парни на него налетели со словами «ну, что Вы, глава?», «я совсем немного налью!», «отдохните, Вы и так хорошо поработали». Но Сано отнекивался. Голова и так болит из-за капризов его второго Я, а тут ещё алкашка сверху.  — Где Ханагаки?  — Глава разговаривает с Гудзи храма Райдзин, — оповестил того Коко. По туманному взгляду можно понять, что Хаджиме уже пьян. — Инупи вместе с ним, — и падает на рядом сидячего Чифую. Баджи возмущается и говорит заклинателю из «Драконов» держать себя в руках, а тот собраться не может. Эти двое вновь обмениваются колкостями, которые переходят в громкий спор. Пиздец. На кого ты нас оставил, Ханагаки? Тем временем, в местном храме города Эрпис за кружкой зелёного чая, мирно вели беседу трое парней, обсуждая последние волнующие всех новости. Такемичи понял, что им тоже немногое известно. Ни откуда взялась «красная скверна», ни почему демоны резко одичали, ничего про местонахождение и действия Кисаки Тетты и сатанинской группировки Вальхалла. Кавараги Сенджу собрала экзорцистов и отправилась на поиски грёбанных фанатиков, желая раз и навсегда разгромить группировку.  — Кто бы мог подумать, что дорога Вас приведёт сюда, — неспеша попивал напиток Вакаса. — Да ещё и с юным Господином Сано.  — Самому до сих пор не верится, — юноше нравится компания первосвященника. Так тихо и уютно.  — Между вами произошёл же конфликт. Как вы смогли объединиться? Такемичи от слов святого чаем давится. На помощь приходит Инуи, постукивая Господину по спине.  — Прошу прощения. Я не хотел Вас так сильно смутить. Ханагаки машет рукой, говоря тем самым, что всё в порядке. Он вытирает рукавом кимоно проступившие слёзы и продолжает диалог.  — Мы просто осознали, что не справимся в одиночку. Защита людей важнее личного конфликта, — голубые огни наблюдали за своим отражением в деревянной кружке. На миг там показался его семилетний образ, но стоило моргнуть, как он тут же пропал.  — В детстве вы были очень дружны, — Вакаса вновь делает глоток. Его неторопливый тембр голоса убаюкивал. — Как вы себя ощущаете друг с другом? — юноша задумался над этим вопросом. Вроде, не плохо, но и не сказать, что хорошо. Странно. В нём бушуют разные эмоции, когда они с Сано видятся, разговаривают, шутят, ругаются, сражаются бок о бок. — И снова я лезу не в своё дело, — непринуждённо выкидывает святой.  — Я ничего не имею против. Что на счёт Сано, то… Я думаю, мы пройдём это путешествие вместе от начала и до конца. Полуприкрытые сиреневые глаза внимательно оглядывают Ханагаки, а после кратко кивает. Инуи молчит, не желая вмешиваться в разговор своего Господина и Гудзи, но и на него внимание обращают.  — Как дела твои, Инуи? Сидишь молчишь, — Вакаса вертит чашку в руках, делая вид, что внимательно её разглядывает.  — Не могу жаловаться, сенсей.  — Вот как… Разговор у них выходит скомканный, сухой и неловкий. Такемичи не знает какие у этих двоих отношения. Сейшу редко рассказывает ему о прошлом и это, откровенно говоря, немного огорчало его. Хотя чья бы корова мычала, да, Ханагаки?  — Завтра утром вы ведь покидаете нас? — уточняет Гудзи. — Не надумали остаться хотя бы на день.  — Не говорите глупостей. У нас и так нет времени.  — Времени нет, но и войско своё губить не надо. Я видел в каком они были состояние, — Такемичи сомкнул зубы и взгляд стыдливо отвёл. Да, это его косяк, как главы. — Хотя, судя по крикам они уже восполнились силами.  — Какой ужас, — тихо вздыхает Ханагаки, представляя, как завтра парням тяжело будет вставать утром. — Не переусердствуйте, — вновь делает глоток Вакаса, встаёт и подходит к шкафчику. Оттуда достаёт кувшинчик со спиртным и под удивлённые взгляды главы «Чёрных Драконов» и его правой руки ставит на стол. — Отдохните. Да вы издеваетесь? Так и хочет сказать Такемичи, но язык прикусывает и «подарок» принимает. Эрпис — город, откуда ты не выйдешь в трезвом уме. Юноша тихо вздыхает.  — Не надо строить такою гримасу, — священник в шкафу находит несколько леденцов и закидывает один в рот. — Идите отдохните, напейтесь, ванну в конце концов примите. Девушку на ночь снимите. Не прожигайте свою молодость за «этим», — он указывает на оружия Ханагаки и Инуи. — Помрёте завтра и никакого кайфа, — сиреневые глаза блеснули. Губы растянулись в лёгкой усмешке. Гудзи принялся разливать в пустые кружки из-под чая сакэ. Все первосвященники имеют свой прибабах. — За наше благополучие, — поднимает он стаканчик.  — За мир на земле, — в унисон говорят Господин с подчинённым. За нас. Веселитесь, наши герои, пока можете. Ведь дальше вы не сможете больше нигде остановится. «Обитель Нимф» — это граница между мистическим и человеческим мирами. Дальше нигде нет заселённых пунктов, только агрессивная нечисть, готовая разорвать тебя с потрохами. Ночь прекрасна, не правда ли? Самое любимое время суток из-за того, что всё живое засыпает. На улицах тихо-тихо. Лучи солнца не раздражают чувствительные глаза. Редко можно услышать голоса местных пьяниц, но это не мешает проникнуться прекрасной атмосферой. Сегодня звёзды ярко поблёскивают на небе, а Ханагаки заворожённо смотрит наверх и спотыкается об камушек, цепляясь за рядом идущего Инуи. Чёртов Вакаса со своим «давайте ещё по стаканчику». Стоять нормально невозможно, всё вертится перед глазами, но Такемичи старается взять себя в руки. Он наблюдал за тем, как мать легко переносит алкоголь и понятия не имел, что сам окажется ещё тем слабаком.  — Держитесь, Господин, — Сейшу сам не лучше. Бубнит себе под нос, спотыкается, чуть не роняя юношу на землю, ругается, но продолжает идти к дому.  — Инупи-и-и, — протянул Ханагаки не в силах головы поднять. — Звёзды красивые, правда?  — Звёзды? — парень устремляет взгляд на небо. И правда. Сегодня очень красиво. — Да, они прекрасны. Парня окутало воспоминание той самой ночи, кода будучи одиннадцатилетними пацанами Коко с Инуи бежали изо всех сил от стаи бэкэмоно. Эти твари разгромили их маленький домик в чаще леса и хотели уже было полакомится плотью детей, но старшая сестра Сейшу взяла в руки оружие и до последнего защищала мальчишек. Инуи не помнит, как оказался на улице, не помнит почему убегал от дома, не знает удалось ли Аканэ сбежать, но одно он точно не забудет никогда. Как их окружили демоны. Как Коконой сжал Инуи в своих объятьях, закрывая от существ. Как луна осветила низкую, но быструю фигуру, движения чьи были плавные и элегантными, напоминающие вальс. Брызги следовали за нагината и окрашивали одежду спасителя в уродливый зелёный. Когда незнакомец закончил со всеми бэкэмоно, то опустился к трясущимся от страха мальчишкам и протянул им руку. «Не бойтесь. Я вас защищу.» И этот неугасающий синий огонь, от которого не то, что ядро — сердце трепещет, он так же никогда не забудет.  — Инупи, — парень перевёл взгляд на Ханагаки, — если со мной что-то случится. Если… Если я вдруг умру во время экспедиции, то возьми командование на себя. От одного только слова «умру» у Сейшу в глазах темнеет. Он не представляет, что будет делать, если его Господин в один день покинет его навсегда. Парень же столько ещё для него не сделал. Нет, он не позволит. Инуи должен защитить Такемичи.  — Не смей думать, что ты мне должен за этот день, — блондин застыл и хотел было спросить, как юноша догадался. Ответ дают на незаданный вопрос. — У тебя всё на лице написано, — Такемичи мягко улыбается, неотрывно смотря на помощника. — Пообещай мне, что не пойдёшь со мной на тот свет, — ядро Сейшу дрогнуло, а сердце пропустила больной удар.  — Господин… Прошу, — тот склоняет голову, избегая пронзительных синих глаз, — не говорите так.  — Инупи, у тебя своя жизнь, которую ты должен достойно прожить. Найти сестру и отправится с ней и Коко на море. Посмотреть на красивые пейзажи и насладится шумом волн, — в уголках голубых глаз начинают скапливаться слёзы. — Я это говорю, потому что знаю, что мне смерти не избежать.  — Прекратите! — две слезинки скатились по щекам. — Прошу Вас… Прекратите… Ханагаки ни разу не видел, как его подчинённый плачет. Он всегда был хладнокровен и мог совладать со своими эмоциями. Неужели так действует алкоголь?  — Инупи, послушай меня, — Такемичи пытается заглянуть тому в лицо, но Сейшу отворачивается. Боги, он же ещё совсем ребёнок. От подобной картины юноша шире улыбается. Но улыбка эта печальная, горькая и совсем капельку весёлая. — Только подумай о Коко. Если мы его оба оставим, то представь, как ему будет больно, — он накрывает щеку парня ладонью, слегка поглаживая шрам. — Обещай, что не оставишь его. Парень делает глубокий вдох и судорожно выдыхает, стараясь унять эмоции внутри.  — Обещаю, — шепчет тот.  — Вы с Коко лучшее, что есть в моей жизни. Слова «Я вас люблю» Такемичи не решается произнести, ведь знает, что расплачется. Эти двое для него словно старшие братья. Роднее матери. Он не хочет, чтобы они винили себя в его смерти. Ханагаки не хочет, чтобы они испытывали то же, что и он каждый Божий день. Парни добираются до дома молча. Каждый думал о своём и эти размышления ни к чему хорошему не приводили. Открыв дверь, глава и его правая рука дивились картине представшая перед ними. Вопрос созревает «зачем в доме вообще футоны?». На пороге пришлось перешагнуть парочку человек. Пройти в зал невозможно, потому там в основном находились все. Посмотрев на гору пустых бутылок, можно пожелать им спокойной ночи до вечера следующего дня.  — Это пиздец, — хныкнул Ханагаки, закрывая лицо руками. Как же так вышло? Где же Коко? Хотя бы Доракен! Ответ долго себя не заставил ждать. Вот, сидят, спят вместе, а в руках пустые гуиноми. Боже, как же несёт от них сакэ.  — Я спать, — Такемичи не мог больше смотреть на это зрелище, поэтому, шатаясь, направился к двери с заново приделанной табличкой с надписью «не беспокоить!». Снизу приписали «блять, а то уебу!». То, что надо. С этой мыслью юноша входит в комнату. Дверь протяжно скрипит, от чего Такемичи морщится и цокает. Лежащий на футоне парень не шелохнулся, значит можно спокойно выдохнуть. Темно и всё вертится перед глазами. Ханагаки еле добирается до соседнего матраса и плюхается на него без сил. Заснуть хочет, но не может. Боится. В голову лезут самые нехорошие мысли, которые обычно и приходят нам на ночь. Сделанное постыдное дело в прошлом, размышление о дальнейшем будущем или о тяжёлом настоящем вбиваются в тебя словно стрелы и не дают насладится сладким сном долгое время. Такемичи же не даёт покоя его прошлое и возможная смерть в будущем. Он не боится её. Наоборот, будет счастлив вновь встретиться с друзьями на том свете, но правильно ли об этом думать? Эгоистично? Хотя, кто по нему здесь скорбеть-то будет. Мать? Пф, не смешите. Родителям никогда не было дело до него. Слёзы неприятно скатываются прямо в уши. Ханагаки закрывает рот рукой, приглушая громкий всхлип. Никому не нужен… Неожиданный храп пугает юношу, и он поворачивает голову на источник звука. В нескольких сантиметрах от него находится мирно-спящий союзник, пускающий слюни на подушку и с полным беспорядком на голове. Одеяло скомкал и обхватил руками и ногами. Это заставляет Такемичи улыбнуться. Он переворачивается на живот и на локтях привстаёт.  — Манджиро, ты спишь? — в ответ лишь слабое сопение. — Точно спишь? — он накланяется к лицу Сано, ожидая, что тот вот-вот откроет глаза и пробурчит раздражённым голосом: «Хангаки? Иди нахуй…». Но ничего такого не случилось. Крепко спит. Юноша принюхивается. Спиртным не воняет, значит завтра будет бодрее всех. Светлые волосы заманчиво блестят, и он не отказывает себе в желание прикоснуться к ним.  — Влажные, — шепчет Такемичи. — Совсем дурак. Кажись Майки только с бани вышел и тут же улёгся. Даже не вытерся, что уж говорить про одежду. Юноша вздыхает и видит неподалёку что-то на полу. Полотенце, которое по пути, скорее всего, обронил Сано. Ханагаки дотягивается до него, принимает сидячее положение и принимается усердно высушивать волосы союзника. Тихо смеётся, потому что знает, что сейчас поступает очень глупо, но плевать. Пожалеет об этом, как отрезвеет. Такемичи прислушивается к бормотанию Майки и, на удивление, это успокаивает. Навевает воспоминания…  — Манджиро, — зовёт он того негромко. — Манджиро-Манджиро-Манджиро, — напевает Ханагаки, словно пробуя позабытое имя на вкус. — Помню, как тебя раздражало, когда я звал тебя по имени. А ты всё Такемучи, да Такемучи, — он заканчивает с волосами и проходится полотенцем по шее и ключицам. — Помнишь, как мы в реку свалились из-за того, что кабана лесного испугались? — он медленно перемещается к накаченной груди и прессу. Юноша щурится, разглядывая прекрасно-сложенное тело парня. Аккуратно капли вытирает, слегка надавливая на мышцы. Из-за чего-то в горле стало сухо, да и сердцу не спокойно. Это всё сакэ. Дурацкий алкоголь. — Мы с тобой и Эммой шалаши в лесу учились строить. Дождь в тот день пошёл, и мы переждали его в построенном домике. Это… Было весело, — дальше Такемичи не смеет лезть. Чувствует, что точно пожалеет. Ноги к груди прижимает и внимательно оглядывает союзника, удивляясь, как тот не проснулся ещё. Тяжёлый и печальный вздох вырывается из его груди, а к глазам вновь подступают слёзы.  — Я скучаю… — горячие капли обжигают щёки. — Почему ты сделал это со мной? — он шепчет, зная, что ответа не последует. — Пожалуйста… — он тянется к щеке Майки, желая прикоснуться к мягкой коже. — Поговори со мной. Я... Готов тебя выслушать.

…

Солнце во всю светит, а птички радостно чирикают, приветствуя нежданных гостей. Ветви деревьев дружелюбно тянутся к группировке, а Ханма подбородок вверх задирает и говорит: «Вот и притопали». У Майки абсолютно никакого доверия этот лес не вызывает. От него не веет свежестью, способной очистить сознание. Аромат более тяжёлый и нотки в нём странные, раздражающие стенки носа. Он будто нитями обволакивает сознание, да так туго, что в голове отдаёт пульсирующей болью.  — Все готовы? Пути назад не будет. Экзорцисты сглотнули вставший ком в горле. В их глазах полыхали решительные огни. Каждый поставил себе цель сражаться до конца.  — Погнали. Маленькие пушистые зверьки оживлённо пищали, прячась в кустах и внимательно обнюхивая гостей. Они чувствуют её. Вот и прибыл их сегодняшний обед.