Больше не монстр

Сефироту и Северусу достался один чокобо на двоих, так как последний не шибко этих недоптиц жаловал. Они его, впрочем, тоже невзлюбили. Зато Сефирот управлялся неплохо. Он в принципе с животными неплохо ладил, потому ферма процветала. Заботу о живности временно пришлось передать в чужие руки. Путь был неблизким, потому едой затарились на славу. Так как на чокобо Сефирота места мало оставалось, Клауд оказался не только проводником, но и провизором. Клауд был немногословен, всё время держался в стороне, лишь бы не пересекаться с Сефиротом. Северус был слишком поглощён мыслями о предстоящей встрече — Сефирот пытался его не тревожить. Он снова оказался один… Слишком быстро привык к хорошему. Решил, что определился с дальнейшей жизнью. Но жизнь была слишком непредсказуемой, даруя недостойным второй шанс только для того, чтобы уничтожить зародившуюся надежду. — Винсент всегда повторял, что именно Лукреция является твоей настоящей матерью, — наконец заговорил с ним Клауд на одном из привалов. Сефирот усмехнулся, как когда-то в Нибельхейме во время разговора о родителях. — Слово мать вызывает у меня ещё меньше положительных ассоциаций, чем отец. Но Лукреция важна Северусу. Мне придётся с ней встретиться. Клауд молчал, опустив взгляд. Он помнил, что мать была дорога ему, но эти чувства словно стёрлись после побега из Нибельхейма. А отец… — Я не помню своего отца, — окончательно поник он, позволяя себе откровенный разговор. — Мама говорила, что он ушёл в армию и не вернулся. Война унесла много жизней, наша семья не единственная. Я не знаю, что испытываю к нему. Наверное, встреть я его сейчас, он был бы для меня чужим человеком. — Сефирот задумался. О словах Клауда. О том, что хотел бы получить от встречи с матерью: информацию о ней или чувства. Последние если и будут, то только ревность. — Но хочу сказать, что бы ты ни думал о Лукреции, она всегда заботилась о тебе. Ты для неё очень важен. Что-то задело струны души Сефирота. Будь мысли Лукреции направлены на объект для исследования, а не на ребёнка, Клауд вряд ли заговорил о её чувствах. На мгновение Сефирот почувствовал себя обычным человеком, нужным кому-то. Не боевой единицей. Не подопытным. Захотелось узнать больше. — Какая она? — Не знаю, — признался Клауд. — Когда мы с Винсентом её нашли, она была на грани. Всё, что я видел, это измученную женщину с множеством сожалений на душе. Быть может, если Винсент её вылечит и она увидит тебя, ей станет лучше. Если хочешь узнать, какой она была, лучше спросить профессора. Или Винсента. В любом случае не думаю, что Лукреция сможет в ближайшее время спокойно говорить о прошлом. В лесу у пещеры дожидался хозяина чёрный чокобо — знак того, что Винсент был ещё там. Оставив своих птиц рядом, группа Клауда проследовала внутрь. На поваленном кристалле, накрытом красным порванным плащом, лежала прекрасная девушка. Её лоб был покрыт испариной, но дышала она ровно. Винсент сидел рядом, держа её руку, уткнувшись в неё носом и губами. Он не шелохнулся, когда пожаловали незваные гости, только взглядом повёл. — Как сразу ты отправился сюда, после нашей последней встречи? — без приветствия начал Северус, подходя к девушке и беря её за вторую руку, измеряя пульс. — Через три дня, как передал лекарство остальным. «Состояние удовлетворительное», — успокоился Северус. — Для её случая она быстро идёт на поправку, — удовлетворительно заключил он, закончив поверхностную проверку состояния реакцией зрачков на свет. — Она всегда была сильной, — подтвердил Винсент. Никто из них ничего не спрашивал: они понимали друг друга без слов. Они разделяли общие воспоминания, одну любовь и общую боль. Они не собирались решать между собой, кто больше достоин Лукреции: это был её выбор, не их. Оба молились о её благополучии, даже если она не отдаст предпочтение кому-либо из них. Была важна она, не они. «У тебя её черты лица», — наконец понял Сефирот, о чём твердил Северус. Лукреция была очень красивой женщиной. Несомненно умной, раз смогла вызвать уважение и трепетные чувства у увлечённого учёного. Укол ревности болезненно пронзил сердце. От понимания того, что Лукреция его не любила, не становилось легче. И то, что Винсент всё это время знал о ней, подсказывало, что если она кому отдаст предпочтение, то ему. Объял ненавязчивый страх: не закроется ли в себе Северус ещё сильнее, когда разбитая надежда лезвием пройдётся по его сердцу, обновляя с трудом зажитые раны. «Я солдат, а так себя накручиваю…» — горько усмехнулся он, укоряя себя в нелогичности и поспешных выводах, ведь исход мог быть самым разным, а его предположение не вело к безвыходной ситуации. Полюбовавшись ещё немного спящей женщиной, бросив краткий взгляд на Северуса, Сефирот покинул пещеру. Предпочёл избавить себя от лишних мыслей делом, начав с приготовления еды. В основном для Северуса, как обычно, часто забывающего есть из-за исследований. Благодаря ему открыл в себе поварские таланты, желая угодить привередливому вкусу. Оставшееся время старался тратить на тренировки. Выбрал место, где пляж плавно перетекал в лес, чтобы можно было сразу омыть вспотевшее тело, совершенство которого Сефирот всеми силами старался поддержать. Морская вода плохо способствовала очищению, но иного выбора у него не было: местный пресный ручеёк подходил только для того, чтобы освежиться, обрызгав себя с головы до ног, и для питья, не говоря уже про его зверски холодную температуру. От морской воды проще было обтереться влажной тряпкой. За сушкой очередной партии Клауд и застал его. Сам от себя не ожидая, задал он вопрос, удививший и Сефирота, и его самого: — У СОЛДАТ волосы послушнее, чем у обычных людей? — Клауд на мгновения замолчал, прежде чем попытаться оправдать нелепость своего вопроса: — Просто потом всё это прочёсывать в походных условиях… — замялся он, глядя на длинные спутанные водой волосы. Ещё и после солёной воды. Со своими Клауд не заморачивался, лишь расчёсывая, ещё в детстве убедившись, что бороться с ними бесполезно. Сефирот задумался. — Да нет, волосы одинаково непослушные независимо от того, СОЛДАТ ты или нет. — А зачем тогда тебе они такие? Непрактично же. — Образ создавали сотрудники Шин-Ры для привлечения внимания общества. Им нужны были люди для войны в Вутае. Я стал символом мощи компании. — Но теперь-то ты с Шин-Рой не связан и не обязан следовать их образу. Почему ты всё ещё с ними маешься, — подразумевал Клауд волосы. Сефирот задумался ещё сильнее. Привычка? Ради Северуса? А ему вообще нравятся длинные волосы? — Я не спрашивал, — озадаченно ответил Сефирот, вызвав у Клауда лёгкий приступ немого недоумения. — Ты ведь не ради волос разговор затеял? — Сефирот попытался сменить тему. — Да, верно, — обречённо выдохнул Клауд, смирившись с тем, что логику Сефирота ему так просто не понять. — Так как мы здесь задерживаемся, за продукты и аренду чокобо необходимо доплатить. — Ты даже не будешь дожидаться нашего возвращения, чтобы взять плату сразу за всё время аренды? — Нет. Я даже не знаю, сколько вы сможете себе позволить. — Когда ты успел стать таким меркантильным? — Когда мне не заплатили за работу, потому что мне некогда было напомнить об этом из-за обвала седьмого сектора на наши головы, штурма здания Шин-Ры, поиска храма Древних, попытки отбиться от Оружий, а в конце вовсе какой-то идиот попытался свалить на планету метеор. Как-то не до того было. — Какой-то слишком суровый способ выбрала жизнь, чтобы научить брать деньги наперёд… Сефирот почувствовал себя неуютно. Ему нечего было сказать: простое «Прошу прощения» могло только усугубить положение. Однако в голосе его чувствовалась вина. Вид у него был поникший, но Сефирот держал себя в руках: у него было ради кого стараться. — Не говори, — угрюмо отозвался Клауд. Благо без злобы: Винсент поселил зерно, убеждая посмотреть на Сефирота иначе, не винить его за деяния Дженовы, а живое общение подкрепило его слова. Клауду довелось оказаться под контролем Дженовы. Недолго. Он знал, каково это — не управлять своими поступками. Буквально секунда отделяла его от убийства Айрис. И даже за это он винил себя. И за то, как жестоко избивал её после исчезновения храма Древних. Что же тогда испытывал Сефирот, взяв на душу гораздо больше кровавых грехов? — Я прощаю тебя, — произнёс он. Сефирот поднял на него взгляд, вопрошая. — В конце концов это не твоя вина. — Я проявил слабость. Если бы моя воля была сильнее, всё могло бы сложиться иначе. Клауд не мог просто сказать: «Ты не виноват». Друзья повторяли ему это неоднократно, но толку от их слов не было — Клауд продолжал корить себя. Отдаляться. Однако глядя со стороны… Винсент был прав, им нужно было встретиться. Понять друг друга. И простить. — Скажи, я виноват в том, что не мог остановить себя, когда избивал Айрис? Взгляд Сефирота дрогнул. Он понял, что пытался донести Клауд. Они были в одинаковом положении, пусть в разной степени паршивости. Покорёженные отражения друг друга. Сефирот усмехнулся: одним грузом меньше. — Так ты примешь лекарство? — спросил он. — Да. Дома. Сначала я должен довести работу до конца. Завтра я поеду пополнить припасы. — Клауд собирался уйти, но вспомнил: — Оплата, — напомнил он, протягивая руку. — А был таким скромным парнем, — шутливо посетовал Сефирот, роясь в одежде, чтобы достать монеты.