***
Выходные прошли достаточно мирно. Петров потихоньку доканчивал портрет для Оли, закрывшись в комнате, дабы та не увидела сей презент раньше положенного времени. Иногда конечно она заглядывала к нему, чисто ради того, чтобы провести время с братом, и Петров впопыхах прятал рисунок подальше от её глаз. Самочувствие значительно улучшилось, нетерпимость исчезла, а вместе с ней и былое раздражение. Злость отступила и Антон стал тем, кем был до этого прежде - самим собой. Настоящим Антоном, что не выходил из себя из-за любой мелочи. А до этого любой шорох выводил его из себя, и немалых усилий ему стоило того, чтобы удержать внутреннего зверя в узде. Бывало, что даже на Олю очень хотелось повысить голос, но вовремя себя останавливал. Он давно себе подобного не позволял и вряд ли позволит. Сейчас сестра доверяет ему, верит, и это действительно важно, и самолично ломать это доверие Петрову не шибко хочется. К тому разговору с Кариной, они, все-таки, не возвращались, все шло своим чередом. Обыденно, словно никакого разговора и не было. Петров, конечно, пару раз порывался подойти к ней с расспросами, но тут же пресекал подобное желание. Нужно просто подождать, она сама расскажет. Конечно, Петров не был уверен, что мама не обманула его, и просто ждёт, когда он об этом забудет, но все же, терпеливо ожидал момента, когда Карина решится рассказать все сама. На этот раз Антон с утра не мёрз. На этот раз он чувствовал себя вполне себе здоровым, и конечности больше не казались деревянными, да и дышать стало намного легче. Но все же, на лице его красовались отливающие фиолетовым, синяки, отчего Петров, который до этого прятался в комнате, не попадаясь на глаза Карине, тотчас подвергся её яростному напору, когда та в ужасе ахнула и разразилась нескончаемым потоком вопросов, а Антон же проворно увиливал, произнося такие отмазки как «упал с лестницы», но отчасти это была правда, но только отчасти. Отчитывала она долго, но особенно сильно расстроилась Оля. Лишь завидя проявившиеся ссадины она растерялась и замерла в дверном проеме, а улыбка её стремительно быстро исчезла с лица. Петров успокаивал её так же долго, но Оля, стараясь быть понимающей и не задавать вопросов, что заставят Антона почувствовать себя неуютно, пересилив свою грусть, еле улыбнулась и отнеслась ко всему с пониманием. Но Петров был уверен, что она ничуть не поверила его нелепым оправданиям, просто не хотела ссориться с братом по этому поводу, как это делала мама. Оля отнюдь, не наивная, и ей давно уже не восемь лет. Антон почувствовал сожаление, ведь подорвать доверие сестры было последним, чего ему хотелось в этой жизни. На кухне стояла приятная тишина. Напротив Антона сидел отец, что читал газету, параллельно попивая чай и изредка зевая. Утреннее солнце попадало в комнату, создавая какой-то уют и атмосферу. Отец устало потёр шею, оторвался от новостей на бумаге и подняв взгляд на Антона, спросил: — Антон, может подвезти тебя сегодня в школу? Сонный Антон взглянул на него блестящими глазами, и поспешил ответить: — Можно было бы, если ты, конечно, не занят… Должно быть, недавний инцидент повлёк за собой некоторые последствия, и теперь старший Петров подвержен беспокойству. Петров бы отказался, если бы не недавние события, что перепугали его до чертиков и довели до всепоглощающего ужаса. Было… Антон не знает, как описать подобные чувства, которые заставляют ноги неметь, а голос пропасть. Лишь животный ужас и кричащие мысли о помощи. Сам лес не кажется страшным, отнюдь, очень даже дружелюбным, но вот то, что рыщет в нем… Петров больше не хочет сталкиваться с ним. Больше не хочет чувствовать те эмоции, что утаскивали в свою чёрную дыру. Больше не хочет бояться. Больше не хочет потерять все. Он просто хочет жить. И это желание до того большое, что на уже трезвую голову не раз задумывался о том, как он мог просить Рому о таких диких вещах. Неужели он готов был отказаться от всего этого? От Оли, от родителей, от Володи? Мурашки бегут по коже. Он тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти весь негатив наружу. Хватит о плохом. Отец даже несколько замялся, ибо Петров обычно не задумывался о таких вещах и сразу с радостью соглашался: — Нет, что ты, — искренне проговорил он голосом обеспокоенным, откладывая газету подальше, — у меня достаточно времени. — Тогда не откажусь, — Антон слабо улыбнулся, и ему не терпелось поскорее сесть в салон, пахнущий ароматизированной елочкой, которая все так же неизменно висела. — Что ж, пошли тогда, ты же уже допил свой чай? — отец тепло улыбнулся, покрутив ключи от автомобиля на указательном пальце. Петров лишь бодро кивнул и они поспешили на выход. В машине уже во всю работал обогреватель. Антон устроился на заднем сидении, словно пытаясь на некоторое время выпасть из реальности и безмолвно понаблюдать по пути в школу за бегущими за окном, деревьями и волшебным зимним пейзажем. Отец завёл чёрный бумер и Петров почувствовал слабый запах бензина, на секунду прикрыв глаза. — Как тебе тут? — начал разговор Петров старший. Он поправил зеркало заднего вида, — Адаптировался в новом классе? Петров несколько впал в ступор от подобного вопроса, но поспешил ответить. — Да, вполне, класс… — в сознании пулей пронеслись воспоминания того, как одноклассники шепчутся за его спиной, с интересом наблюдают за ним, словно за пришпиленной иглами, бабочкой. Голос его понизился на пол-октавы, — нормальный… Отец явно расслышал толику неуверенности в его интонации, сжав руль одной рукой, и тронувшись с места, уже собрался разразиться вопросами, как Антон поспешил сгладить углы. — У меня друг вот появился, Володей зовут. Папа тотчас заметно расслабился. — Вот как… — И хоть он следил за дорогой, и Антон не видел выражения его лица, но в голосе слышалась улыбка, — это здорово, хороший? — Очень хороший, — молниеносно ответил Антон. Его лицо озарила улыбка, а голос смягчился, потеплел, как только тема зашла про друга, — иногда даже кажется, что чересчур… Папа хохотнул. — Не бывает чересчур хороших, — изрёк он назидательным тоном, наблюдая за дорогой, — значит парень действительно тебя ценит. Глубоко внутри стало очень тепло. — Да… Ты прав, — тихо ответил Антон, щёки его порозовели, ведь это действительно так. — Ну а с девочками как? Есть кто-нибудь? — ненавязчиво начал отец шутливым тоном. — Пап! — прыснул Антон, оперевшись спиной о мягкую спинку кожаного сиденья, — какие девочки… — махнул он рукой, — одиннадцатый класс, мне к экзаменам готовиться надо. — Точно! — спохватился он, повысив голос, — Я уж запамятовал, думал, ты в десятом ещё… — Боже… — Антон беззлобно закатил глаза, — Ты неисправим, но хоть помнишь, сколько мне лет? Петров старший призадумался и утвердительно промычав, произнёс несколько неуверенно: — Шестнадцать? Антон вновь заливается громким смехом и тоном наигранно холодным произносит с бесстрастным лицом: — Мне скоро восемнадцать, пап. — Ну ошибся слегка, — вздыхает отец, и добавляет со смешком, — зато близко, почти угадал. — Это уж точно, — Антон хохотнул. Спустя минут десять, они доехали до школы и Антон вдруг почувствовал негатив, обволакивающий его со всех сторон. Желание остаться в тёплом салоне папиного автомобиля было намного сильнее того, чтобы зайти в ненавистную школу, переполненную серостью. Но все же, превозмогая перед своим нежеланием, он покинул салон. Папино улыбающееся лицо выглядывало из окна. — Ладно, сынок, береги себя. Почему-то эти слова тронули Антона, он вдруг почувствовал себя тем самым двенадцатилетним мальчиком, которого папа частенько подвозил на машине в школу. Негатив начал отступать, и на замену ему пришло предчувствие чего-то хорошего, придавая силы перед предстоящим днем. — Сберегу, — с особой теплотой произнёс Антон, улыбнувшись уголками губ, — ты тоже, удачи на работе. Отец кивнул ему, и заведя машину - уехал. Антон ещё несколько секунд наблюдал за удаляющейся машиной, что размывался и начал отливать вдалеке светло-зелёным оттенком. Зайдя в школу он остановился у стенда с объявлениями о пропаже детей. Годы идут, и только чёрная краска начинает блекнуть. Те же лица, все ещё узнаваемые, висели, навевая некую грусть и леденящий страх, бегущий по спине от того, что школьников так и не нашли. Пропали без вести, и вряд ли уже найдутся. Но. Кое-что зацепило внимание Петрова. Нет ни одного свежего объявления. И он знает, благодаря кому. Ведь каждый, скорее всего, вечер, Рома патрулирует в лесу, дабы уберечь обитателей посёлка от опасности. И как ему это вообще в голову пришло? Он, своего рода, герой. Но так же очень за него страшно. Страшно подумать, что весь пережитый ужас может повториться. Но ведь Рома сильный. Очень сильный. Антон бы сказал, намного сильнее прошлого его. Но каким бы сильным ни был Рома, вряд ли семнадцатилетний школьник справится с опасным убийцей. По коже прошёлся холодок. Антон вздыхает и направляется в ненавистный класс, где единственным лучиком света являлся Володя. Зайдя в помещение, он краем глаза замечает, что Ромы все ещё нет, как и многих в классе, а Бяша уже развалился на своём месте и клюёт носом, точно не выспался. Володя улыбается лишь завидя Петрова, и тут же машет ему рукой, призывая поскорее рядом сесть. Антон невольно улыбается в ответ и тотчас усаживается рядом. — А где все? — Многие заболели, либо прогуливают, — ответил Володя, внимательно оглядывая побитое лицо Петрова и тотчас теряя улыбку, — а что у тебя с лицом… ? — Ах, это, — Петров надавил на синяк, красовавшийся на щеке, и зашипев, ответил, — Так… Отхватил слегонца. Володя тотчас нахмурился, явно собираясь разразиться вопросами. — От кого? — Не важно, Володь, — вздохнул Антон, пошарив в рюкзаке, дабы найти нужный предмет, — не забивай этим голову, эту проблему мы уже с тем… — он замялся, — …человеком, решили. — Но ведь… Ладно, — смирился Ветров, вздохнув как-то тяжело, явно догадываясь, о каком человеке идёт речь, и боясь показаться навязчивым, но добавил чуть строже, — но чуть позже надо будет намазать мазь, а то ты совсем уж помятый, — Володя подпер щеку рукой, но тут же взбодрился, чуть ли не подскочив на месте, и совершенно забыв о ссадинах Антона, — Ты лучше послушай, какую новость я услышал! — он улыбнулся, — В марте учителя хотят устроить что-то грандиозное, ну или не очень… Но пока не просвещают во все детали. — А ты откуда знаешь? И что они хотят такого устроить? — с интересом спросил Антон, наблюдая за тем, как Володя зажимает ручку между верхней губой и носом, делая губы бантиком и тотчас роняет её на парту, как только продолжает свою реплику: — Ну… Ярмарка будет, как я понял, просто услышал краем уха, как они это обсуждали. — Ого, это действительно интересно, — Антон даже несколько воодушевился, неужели будет что-то интересное в этой повседневной серости? — Вот-вот! — хохотнул Володя, — Но ярмарка, кажется, будет необычная, — он призадумался, — Кажется, каждый класс должен будет придумать что-то интересное и выделяющееся. — Звучит странно… — Антон отнёсся к этому уже с неким скепсисом, — А подробностей ты не знаешь? — К сожалению, нет, — вздохнул Ветров, — только это успел расслышать, и ничего более… Но согласись, кажется, это что-то крутое. — Соглашусь, — Антону действительно было любопытно и он надеялся, что подобное украсит его жизнь хотя бы чуточку. В класс тут же с особым нежеланием, медленным шагом зашёл Ромка. Вид его был какой-то изнеможённый, недовольный, словно Рома ночами не спал. И на глаза Антона попался едва заметный синяк на его скуле, что уже заживал, оставленный Петровым. Антон тотчас растерялся. Последний инцидент всплыл в воспоминании, и он почувствовал, как наливаются кровью щёки. Он даже не знал, как реагировать на его появление. В такие моменты он словно прирастал к полу и становился очень неловким. Даже движения его становились до нелепого неестественными, словно деревянными. И пока Ромка шёл на свое место, Антон лишь молча наблюдал, неотрывно, и Пятифан, заметив пристальное внимание к себе, мазнул глазами по Петрову, задерживаясь на пару секунд. И взгляд его был совершенно не враждебный, как бывало ранее, а по-настоящему равнодушный, словно вся нетерпимость бесследно исчезла. Антон поспешил опустить взгляд, чувствуя, как сердце делает кульбит. Лицо его горело, а сердцебиение словно усиливалось и становилось громче, что казалось, слышал даже сидящий рядом Володя. Антон краем уха уловил, как Ромка пытается растормошить заснувшего Бяшу и как тотчас даёт ему смачный подзатыльник, после чего следует недовольное-заспанное бурчание со стороны бурята и громкое: «Ромка-на, огрести хочешь?!» и конечно же, басовитый хохот Ромки. Те слова действительно многое поменяли. — Я к твоему рисунку не прикасался и, тем более, не рвал. Антон вздрогнул. — Если бы я хотел тебе насолить - сделал бы это по-другому, по морде бы дал, пнул бы на худой конец, а не поступил таким крысиным образом. — голос его креп с каждым словом, но тон оставался таким же ровным. Поменялось лишь то, что слова будто были идеально заучены и озвучивались без запинки, — Я, может, и человек херовый, но не настолько, чтобы портить чьё-то творение, над которым, видно, много потели. По крайней мере, Антон был полностью уверен в том, что рисунок испортил не Рома. Да, нет никаких доказательств, но вряд ли Пятифан стал бы стоять и оправдываться перед ним в мороз, это ему ни к чему, ибо он ничего с подобного не получит. Произошедшее до сих пор кажется нереалистичным сном. То есть, Рома сказал это не в корыстных целях, как тогда, когда в первый раз спас ради Полины. И слова эти не несли в себе какую-то насмешку, и были произнесены совершенно ровно, со всей серьёзностью. То есть, все сказанное и сделанное было адресовано одному Антону. Он спас его потому, что сам этого захотел. Оправдывался, потому что опять же, сам этого хотел. Не по чьей-то просьбе, а САМ. И когда Петров это осознал - стал смотреть на хулигана совершенно другими глазами. Не злыми, не полными ненависти. Совершенно не так, как раньше. И убедился в том, что Рома действительно не так уж и плох. Ему стоит пересмотреть своё отношение к нему. Пятифан больше не вызывал колючую нетерпимость, словно весь негатив враз рассосался. Все-таки Антон не относился к нему так, как к прошлому Ромке. Он видел перед собой совершенно другого человека, что был облачен в такой же облик. И Петров никак не мог уложить у себя в сознании, что это один и тот же человек. Потому что он другой. Совершенно. И самое, конечно же, очевидное, Антон понял окончательно, и вынес вердикт, что первое спасение было точно не ради насмешки. Не ради того, чтобы сделать больно, и не ради того, чтобы выставить его наивным слабаком. И теперь больше не позволит чужим устам, что беспечно сквернословили, и лгали - сбить себя с толку и обмануть снова. Но все же остались вопросы к тому, что он сказал у него дома: — Я тоже был в этом замешан. Все было ужасно странным. Как теперь относиться к Пятифану, если не как к врагу? Отношения их явно стали чуточку лучше. Петров отчетливо помнит, как Рома встряхивал его и раз за разом наносил удары, дабы Антон наконец пришёл в себя. Да, они все ещё никто друг другу, но почему-то Петров чувствовал приближение чего-то хорошего. Возможно, вражда их наконец кончится, и Рома оставит его в покое. И есть маленькая, словно снежинка, надежда на то, что Пятифан, все же, о чувствах Антона ничего не знает. Все это время он лишь подтрунивал над Петровым, всерьёз ни разу о подобном не заговаривал, ну, кроме первых дней, когда Рома предъявлял ему, видите ли, за «томные взгляды» и постоянно красное лицо Антона, когда они сталкивались глазами. Конечно же его бурная реакция на хулигана навевала на некие подозрения, но дальше подозрений, к счастью, не доходило. — Антон, ты весь красный… — донёсся шёпот сбоку, — у тебя температура? Это был вечно переживающий Володя. — Ох, нет-нет, — Петров наконец вышел из своего транса, — все нормально, просто жарко немного… — поспешил оправдаться он, чувствуя, как начинает потихоньку успокаиваться. Раздался громкий удар указкой по школьной доске. — Эй, там, на галерке, прекратите флиртовать! — холодным, и в то же время издевательским тоном произнесла учительница по русскому. В голосе слышалась неприкрытая желчь и на лице её заиграла зло-насмешливая ухмылка. Обитатели класса тотчас загоготали, заулюлюкали. Тихий кабинет превратился в какой-то балаган. Стало до того шумно, что Антон под аккомпанемент неприятных звуков, сопровождающихся смешками и язвительными возгласами, поморщился. — Пидрилы… — гадко подхватил Иван, тихо рассмеявшись. Антон сначала не понял, что эти слова предназначались ему с Володей, и впал в некоторый ступор. Краем глаза он заметил то, как дёрнулся на месте Ромка, словно пересиливая свое неутомимое желание провернуться и посмотреть, кому было адресовано подобное недовольство. Но, кажется, он прекрасно знал, кому. И Петров, который не отрывал взгляда от его широкой спины, вдруг увидел, как Ромка, повернувшись, окинул Ивана взглядом суровым, нечитаемым, отчего тот стушевался и тотчас уставился в свою тетрадь. Антона подобное действие сбило с толку. Он с искренним изумлением наблюдал за тем, как Пятифан поворачивается обратно к себе. Зачем Роме делать подобное? Или он сделал это ради себя, чтобы Иван заткнулся, ибо голос его заставлял уши чуть ли не вянуть. Володя тут же вспыхнул, лицо его стало очень растерянное, он почувствовал стыд, и произнёс очень тихое, неловкое: — Извините… А Петров негодовал, наблюдая за его резко упавшим настроением. Неужели преподаватель знает о том, что Володя нетрадиционной ориентации? Даже если и так, как-то это слишком резко и неподобающе для учителя. Она откровенно насмехается над своим учеником, разве может учитель позволять себе совершать подобные вещи? Да и Ветров тут же сделался очень смущенным и весь скуксился, что только подстегнуло Антона на желание высказаться в её сторону. Петров было открыл рот, как донёсся знакомый насмешливый голос. — Марина Александровна, а вы поди завидуете-на? — подал голос Бяша совершенно невозмутимо. Преподаватель тут же метнула взгляд в его сторону, и нахмурилась. — Молодой человек, — начала она голосом елейным, — лучше записывайте тему с доски, вместо того, чтобы шутки шутить, иначе прямиком к директору пойдёте! — тут же взбеленилась она, поправляя свои тяжелые очки на переносице, явно недовольная тем, что за ребят кто-то вступился. Эта учительница действительно за любую оплошность могла поволочь к директору, ей не нужна была особая причина. То ли она была глубоко несчастна и выплескивала свой негатив на школьников, то ли это было её любимое хобби - издеваться над ними. Женщина была в возрасте, лет сорока пяти, волосы редкие, губы всегда накрашены в какой-то неестественно сиреневый цвет, да и сама она частенько носила вещи с леопардовым принтом. Бяша лишь обиженно надул губы, и когда та отвернулась, почувствовав себя победителем, взглянул в сторону Петрова и Володи и улыбнулся уголками губ. Володя тотчас устремил взгляд в тетрадь, явно смутившись, и буркнул очень тихое: «и без него бы справился», отчего Антон тихо и по-доброму хохотнул, заметив то, как покраснели его щёки. Все же, было заметно, что даже если Володя и ненавидит Рому, Бяшу же отнюдь, ничуть не презирает, хоть и рьяно пытается доказать обратное.***
На перемене Антон вышел, чтобы отнести свой набросок с Олей в художественный кружок, дабы закончить работу там чуть позже. И с каждым новым, сделанным шагом, он отчетливо слышал чью-то негромкую ругань, доносящуюся в самом конце коридора. Особенно ярко выделялся звонкий женский голос и второй, знакомый и до чертиков ненавистный. Антон прибавил шаги, чувствуя, как внутри начинает что-то с силой царапаться, и увидел перед собой Катю, стоящую в дверном проеме кружка, что видно выясняла отношения в данный момент с тем самым Денисом, который стоял перед ней, пытаясь, видимо, запугать. Петров почувствовал то самое неприятное, скользкое чувство, словно чёрная вязкая дрянь стекала внутри, оставляя за собой нестерпимую липкость. Он двинулся в их сторону. — Ты почему здесь стоишь? — голос его был совершенно ровным, без тени злости, но по Антону можно было сказать, что он враз сделался очень нетерпеливым и напряжённым. Денис развернулся к нему вполоборота и прищурился, словно со зрением у него были некоторые проблемы, но через секунду на лице заиграла его излюбленная ухмылка. — О-о-о, — протянул он с мнимым удивлением и добавил чуть звонко, — педик наш явился, — махнул рукой, — иди, куда шёл, у нас тут свои терки. Антон проигнорировал его выпад и перевёл внимание на наэлектризованную, и в данный момент, озлобленную, напоминающую колючий кактус, Катю. — Кать, чего он от тебя хочет? Она заторможенно перевела на Антона взгляд, и в глазах её мелькнул огонёк, просящий о помощи. — Хотел зайти в кружок, — начала она чуть тише, а затем, заметив за собой непривычную робость, тут же сделалась бесстрашной Смирновой, распрямившись, — а он не является участником, так что я его не впустила, и теперь пристал как банный лист и не уходит. Петров принял расслабленную позу, вздернул подбородок вверх и скрестив руки на груди, произнёс удивительно спокойным тоном: — Слышал? Ты не участник, так что свали. То ли откуда-то взявшаяся внезапно смелость настигла его, то ли проснулась его беспечность. Но Петров осознавал, что с Денисом справится, даже если тот захочет вступить с ним в конфликт и вызовет на поединок - Антон осилит. Денис словно был отражением Антона. Телосложение было практически одинаковое, среднее, не слабак, но и не сильный. Даже рост совпадал. Да и вдарил он ему уже разок, и недоумевал от того, что завалить этого ублюдка совершенно нетрудно, ибо он даже не сопротивлялся толком. Денис присвистнул. — Борзый теперь, да? — в голосе его зазвучало неподдельное недовольство, а отросшие кудри лезли в глаза. И, похоже, ублюдок решил воспользоваться грязными словечками, судя по тому, как он вдруг широко улыбнулся, засунув руки в карманы своих штанов и произнёс едко: — Петрушка, а хахаль-то твой где? У Антона сердце ухнуло в пятки и гулко застучало от приближения чего-то очень нехорошего, даже гадкого. Но ни один мускул на его лице не дрогнул, оставаясь по-прежнему невозмутимым. — Что? — он зло усмехнулся, словно насмехаясь над ним, сим действием показывая, что тот несёт несусветную чушь. — Да все уже в курсе, — Денис хохотнул, всплеснув руками, — что вы в задницу долбитесь, — он изобразил жест, как указательный палец входит в кольцо, образованное большим и указательным пальцем другой руки, — незачем дурачка включать. Он был столь удовлетворён тем, что произнес подобные извращённые слова, доводящие до нервного тика, и откровенного отвращения, что Антон еле пересилил свое нестерпимое желание приблизиться и хорошенько избить подонка, не оставляя ни единого живого места. Ярость начала потихоньку пробуждаться, и с остервенением скручивать внутренности. Лицо Антона потемнело. Вот только Петров искренне не понимал, о ком идёт речь. О Володе ли? Смирнова тут же подала голос: — Господи, какой же у тебя рот помойный, — Катя скривила гримасу отвращения, и зажала себе нос двумя пальцами, махнув рукой, словно от нестерпимой вони, — Петров, он адекватный вообще? — она покрутила пальцем у виска, а Антон поймал себя на мысли, что Смирнова впервые обратилась к нему хоть и не по имени, но не словом «этот», а по фамилии. — Да кто тут неадекватный? — возмутился Денис, ощетинившись, едко продолжая, — Да этот ваш Петрушка пидрила лютый… — он запнулся, завидя скептическое выражение Кати, что видно, не поверила ни единому слову, — Блять, просто дай пройти, я забыл у вас кое-что. — Я сказала - нет. — Катя была непреклонна. Она скрестила руки на груди, лицо её было совершенно невозмутимое, — И что ты мог забыть там, где тебя не должно было быть вовсе? — Бля, нахуя задавать столько вопросов? — уже не на шутку взбесился подонок, — Просто дай пройти! — он толкнул её со всей мочи, отчего довольно хрупкая, словно тростинка, Смирнова, грохнулась на пол и болезненно сморщилась, но не издала ни единого звука, лишь крепко сомкнула губы. Петров даже восхитился её самообладанию, ведь Катя обычно вела себя довольно нетерпеливо, и могла чуть что разразиться гневной тирадой и побежать ябедничать своей матери. Денис словно оцепенел, но потом пришёл в себя и растерянно прикрикнул: — Сука, нечего было против меня идти, и не пришлось бы применять силу! Значит так это у него работает? Петров уже откровенно сотрясался от ярости, ибо как можно позволять себе, парню, на голову выше девушки, поднимать руку, тем более на такую хрупкую? Насколько нужно быть низким человеком? Нет, насколько нужно быть отбросом? Ноги Антона сами неслись в его сторону широкими шагами, он резким движением развернул его к себе за плечи, и тотчас въехал кулаком мудаку по морде. Это было довольно неожиданно для подонка. И этот поступок был столь приятным, что Антон почувствовал бегущую по венам эйфорию. Он и сам не заметил, как сильно был разозлён, словно спящий вулкан, который внезапно проснулся и извергнул кипящую лаву. Денис отшатнулся, громко выдохнул и стиснул зубы. А у Петрова словно все эмоции враз отняли. Взгляд его стал таким холодным, как северный ледник, словно не осталось в нем ничего человеческого. До того сильно его отвращало видеть это лицо. Он искренне не понимал действий этого парня. Словно бродящая кукла, что могла лишь совершать ужасные поступки. Как человек он был на самом дне, которого никакие слова или действия уже не исправят. Антон хрипло произнёс: — Негоже на девушек руку поднимать, она же не сможет дать тебе сдачи, мудак, — он был преисполнен тем, чтобы плюнуть подонку в лицо. Денис распрямился и сквозь прорезающуюся боль, хохотнул. — Ты типа смелый теперь, да? Герой хуй-мэн? — он посмеялся со своей же убогой шутки, — если бы рядом были мои кореша, ты бы так не выделывался… Петров двинулся к нему на шаг. Взгляд его был пронзительным, а в серых глазах словно плескались волны Северного Ледовитого океана. — А что, — он удивленно расширил глаза, — мы одной комплекции, и силы у нас примерно равны, а ты хочешь какими-то своими дружками меня запугать? Силёнок на меня не хватает? — Антон хохотнул, — Как это жалко. Денис действительно выглядел жалко. Для него было неожиданностью то, что подобный, вроде как, ботан как Антон, имеет столько сил. Казалось бы, весь из себя такой хулиган опасный, а на деле ничтожный слабак, что готов был при любой неудаче струсить и спрятаться за спинами своих псевдо-друзей. Петров презирал подобных. Он чувствовал, как тело начинает дрожать от прилива какого-то напряжения. — Слушай, не зарывайся… — голос Дениса дрогнул, словно растерял всю уверенность, — …раз за тебя один разок главарь наш заступился. — Он двинулся к Петрову, пытаясь выглядеть шире в плечах, — Сегодня помог, а завтра ножик свой тебе в спину воткнет, он тот ещё мудак… Петров понимал, о чем идёт речь. Скорее всего после того, как эти придурки завели его на заброшенную улицу, Ромка, как он и рассказывал, разобрался с ними, и те тотчас поджали хвосты, испугавшись. Антон хмыкнул. — На мудака ты, честно говоря, канаешь куда больше, — процедил сквозь зубы он, остановив полившуюся желчь из чужого рта, чувствуя, как начинает скалиться. Петров ощущал себя диким зверем, которого удерживали толстыми цепями, лишь бы не сорвался. — Пиздец, — казалось, что Денис не на шутку удивился, — ты сейчас реально его защищаешь? — он нахмурился, — Какой-то ты слишком наивный… Вот уж не думал… — затем он запнулся, и чуть склонившись, произнёс так, чтобы слышал только Антон, — Знаешь, если продолжишь выкобениваться, недалекий Пятифан все же узнает о твоих чувствах… У Петрова сердце пропустило удар. Он шумно сглотнул, чувствуя, как нарастает паника. Неужели Денис все же заметил, как остро Антон отреагировал на Пятифана? Тем более после того случая, когда Денис оголил его чувства перед Ромкой с потрохами. Плохо. — Завали, — процедил Антон, мысленно обомлев от своих же слов, понимая, от кого он нахватался. Он вздохнул, пытаясь успокоить свои распаленные мысли, и решил надавить на подонка точно так же, раз ему так нравится говорить о людях нетрадиционной ориентации, — не втягивай меня в свои фантазии, если уж сам неровно к Володе дышишь, это не значит, что и остальные такие же. Денис тотчас вспыхнул и толкнул Антона двумя руками, отчего тот отшатнулся от неожиданности. Лицо его скривилось от злости, смешанной с яркой волной стыда. — Да иди ты нахуй! — воскликнул он эмоционально, чуть ли не сотрясаясь от ярости. Он был до того красным и всклокоченным, что Антон даже несколько удивился тому, насколько Денису претила подобная мысль. Мысль о том, что он может что-то чувствовать к парню. И это неудивительно, ведь в их обществе подобное осуждалось и любого, кто отдалённо был хоть чуточку похож на подобных людей - стыдили. И стыдили жестоко. И Антон, найдя то самое, слабое место врага, с радостью перехватил рычаг давления на Дениса, и с избыточной силой на него нажал. — Похоже, я попал в самую точку, — усмехнулся Антон, продолжая напирать на Дениса как танк, чтобы тот окончательно растерялся и прекратил свои попытки унизить Петрова, — вот только вряд ли тебе взаимностью ответят. — Харэ пороть чушь, выблядок! Антон, естественно, всерьёз не думал о том, что Денису действительно может нравится Володя, но в тот момент он был готов ухватиться за любую мелочь, лишь бы заткнуть мудака поскорее, и похоже, у него это получилось, судя по тому, как тот поджал губы и поспешил ретироваться подальше. Денис было обошёл Антона, как вдруг остановился, поравнявшись плечами, лишь расслышав еле выдавленное предложение из уст Петрова: — Это ведь ты мой рисунок испортил? — Антон даже не поворачивал к нему головы, но был на сто процентов уверен в том, что виновником является Денис. Как минимум потому, что подонок какого-то черта ошивается рядом с кружком, а Петров бы не сказал, что подобный человек увлекается искусством. Денис с издёвкой хмыкнул, повернул к Антону голову, и выдохнул совершенно бесстыдно: — Ага, классно разукрасил? Петров чувствовал, как сжимаются кулаки до побелевших костяшек, как нервы начинают сдавать и как с минуты на минуту сорвётся прямо здесь, в школе, и его опять поволокут к директору, но уже за избиение. — Какая же ты тварь… — его голос задрожал от пробуждающейся ярости, — Из-за тебя я… Из-за тебя я обвинил во всем ни в чем неповинного человека! Как же стыдно перед Пятифаном за свою нелепую детскую агрессию. За то, что не разобрался и не выслушал. Даже если они и ненавидели друг друга, нельзя было терять рациональность. Ладно Ромка, что в любой момент мог выйти из себя, но только не всегда холодный и здравомыслящий Антон. — Что здесь происходит? — донёсся позади знакомый мужской голос, а затем шуршание ватманов, и возмущённое: — Ах ты, Соколов! — голос Виктора понизился на пол-октавы, выдавая весь его враждебный настрой, — ты че здесь опять разнюхиваешь?! — он перевёл взгляд в сторону Смирновой и чуть не задохнулся от возмущения, — и какого черта Катька на полу?! — Виктор, наверное, в тот раз он так ничего и не понял, — недовольно подхватила стоящая рядом, Виктория, что несла в руках довольно увесистые коробки с краской. Петров даже был сбит с толку её силой и откровенно пялился на девушку. Денис заметно напрягся, завидя брата и сестру, и казалось, даже в некотором смысле испугался - об этом красноречиво говорило его несколько растерянное выражение лица. — Бля, ухожу я уже, ухожу, — он поднял руки в примирительном жесте. — Вот и уходи, подобру-поздорову, — пригрозил Виктор, цедя сквозь зубы, уже двинувшись в его сторону. Обычно вежливый и дружелюбный Виктор столь был враждебно настроен, что Антону действительно на секунду показалось, что тот сейчас налетит на Дениса, ни секунды не церемонясь. Никогда ещё ему не доводилось застать Виктора в подобном настроении, столь напряжённым и суровым. И, похоже, этот Денис, судя по его реакции, брата и сестру боялся по-настоящему. Неужели даже между ними произошла какая-то перебранка? Похоже, этого мудака презирали многие. Денис демонстративно фыркнул, весь взбеленился, показывая тем самым, все свое недовольство, метнул колючий взгляд в сторону Антона и процедил достаточно угрожающе, — ещё пересечемся, чмошник, — и развернувшись - зашагал прочь, бурча себе под нос какую-то дрянь. Антон понимал, что этот ублюдок его в покое уж точно не оставит. Он словно очнулся ото сна и тотчас подбежал к все ещё находящейся на полу, Кате, которая была в достаточной степени растеряна произошедшим, судя по тому, что находилась в некотором ступоре. — Кать, ты в порядке? — осторожно спросил Петров, протягивая руку и стараясь говорить достаточно мягко. И это было довольно странно, и непривычно, ибо с Катей они никогда не ладили, что уж говорить о мягкости. Смирнова отуплено взглянула на протянутую ладонь и не растерявшись, ухватилась и поднялась с пола, попутно поправляя юбку и отряхиваясь от грязи. — Я… Да. Здорово ты его… — неловко протянула она, потупив взгляд в пол. Должно быть, она была достаточно смущена тем, что Антон увидел эту её сторону, совершенно непохожую на её излюбленную манеру поведения. Антон несколько удивился и улыбнулся достаточно широко. — Ого, — начал он голосом певучим, — наша язва умеет хвалить? — он по-доброму хохотнул. — Я и не хвалила! — она тотчас вспыхнула, нахмурившись, — это просто… — она запнулась, и пробурчала несколько смущенно: — Спасибо… Наверное, что заступился. А вот благодарность, сорвавшаяся из её уст столь тихо и робко, действительно стала неожиданностью для Антона и разлило внутри словно патоку, чувство удовлетворения. Он мягко улыбнулся. — Без проблем… — Петров запнулся, взгляд его упал на ладонь, которую Катя до сих пор не выпускала из своей хватки. Рука её мелко дрожала, и она, тотчас заметив за собой это, поспешила убрать её. Антон почувствовал какую-то неловкость, он прочистил горло, развернулся к новым знакомым вполоборота и спросил: — А вы… Вы с ним знакомы, что ли? — намекал он на Дениса. Брат с сестрой как-то странно переглянулись. — Так он одноклассник наш, — Виктория закатила глаза, видно противилась подобному факту, — больной на голову, лучше не связывайся с ним. — Это да… — подхватил Виктор, призадумавшись, — Однажды этот придурок руку своему другу сломал, такой шум был. Как же его там звали… ? — Боже, Виктор, — Виктория откинула свои чёрные волосы назад, — мы же с ним учились вместе, дырявая ты голова, Лешей его звали! — и вторила вновь, выговаривая по слогам, — Лешей! У Антона зашевелились волосы на затылке, стоило лишь расслышать знакомое имя. Вопросы, словно всполошённые пчёлы крутились в сознании. Разве Лёша не был другом Дениса? С чего ему тогда руку своему другу ломать? Неужели чисто из-за того, что Леше нравился парень, и Дениса это оскорбило? — Да, точно! — спохватился Виктор, и вздохнув, продолжил, — Ну вот, я подробностей не знаю, но этого Лешу, и ещё какого-то паренька с параллели травили… Петров почувствовал вязкое чувство горечи, потому что прекрасно знал, о ком сейчас идёт речь. Он в некотором смысле был осведомлён произошедшим, но не был уверен в том, что все было настолько жестоко, хоть и по рассказу Бяши стоило бы сразу понять, что было уж точно не радужно. С Володей на эту тему они никогда не разговаривали. Петров боялся затрагивать болезненные темы, тем самым терзать старые раны, а Володя, похоже, хотел об этом поскорее забыть. Даже первый такой разговор, когда Антон спрашивал о подобном, не увенчался успехом. Ветров проворно увиливал от любых вопросов, до того был преисполнен нежеланием. — Это было ужасно… — искренне проговорила Виктория упавшим голосом, — как вспомню - в дрожь бросает, — она поёжилась и атмосфера тотчас стала тягостной. Повисло напряжённое молчание, и Катя, чуть замявшись, решила разрезать её первой. — Давайте не будем это вспоминать, — поморщила носик Смирнова, — только настроение портите. Но Петров хотел послушать, хотел знать подробности и терзающие проблемы своего друга. Он как-нибудь попробует подступиться с другого угла и поговорить с Володей, хоть и уверен в том, что тот не захочет об этом говорить. Ветров сразу же меняется в лице, лишь завидя Рому, что уж говорить о подробностях. У Петрова уже давно голова кипит от количества информации. — Ладно, пошли, — поспешил отогнать неловкость Виктор, — надо коробки расставить.***
Когда Петров возвращался в класс, наэлектризованный после стычки с Денисом и негативным разговором, касающимся Володи, он шёл по коридору, и случайным образом завидел Полину и Пятифана, напряжённо стоящих и спорящих о чем-то своём. Он тотчас стушевался и, не растерявшись, скрылся за поворотом, прижавшись к стене и навострил уши. Попадаться на глаза этой пары совершенно не хотелось, но и возникли вопросы по поводу того, почему эти двое вдруг пересеклись, когда все это время упорно игнорировали друга друга. — Ты опять его побил? — послышался холодный, словно лёд, тон Полины. Что-то Антону напористо шептало, что разговор касается именно его. — Полин, — последовал низкий бас Ромки, и недовольное щелканье языком, а затем более-менее терпеливое, — никто никого не побил… — он тотчас запнулся, видно завидев на лице Морозовой что-то своё, — Ладно, — неохотно выдохнул он, — ну слегка, но это за дело было. — Да на нем же живого места нет! — тотчас взбеленилась Морозова, — Весь побитый пришёл, это, по-твоему, слегка? — Слушай, Поль, — уже раздраженно начал Ромка, теряя терпение, — вот не надо вот этого всего, у нас свои терки, ты в это не лезь. — а затем прозвучало немного возмущённое, и с нотками подозрения: — И почему ты вечно за него заступаешься? У него у самого яйца есть, не маленький ведь. — Не зря я заступаюсь! — Полина звучала очень осуждающе, а затем, произнесла чуть мягче, — Он тебя передо мной оправдывал, а ты, — Полина замялась на секунду, и Антон был уверен в том, что точно указала на Рому пальцем, — этого точно не заслужил, упрямец! Спустя пару секунд зазвучало кричащее, в голосе, неверие: — Чего? — Ромка произнёс это крайне недоверчиво, словно ему прямо сейчас нагло врут. Полина вздохнула. — Оправдывал он тебя, говорю. — вторила она уже спокойно, — Говорил, что ты спас его, причём упорно старался, я даже поверила почти. На секунду повисло молчание и Петров почувствовал, как щёки начинают стремительно гореть, словно только что оголили его потаенный секрет, и ему очень не хотелось слушать продолжение этого разговора, свидетелем которого он по не счастливой случайности стал. — Но зачем… ? — Пятифан словно растерялся от подобной новости, до того слова Полины звучали дико и невозможно, — быть такого не может. — голос его окреп, — Мы же блять, друг друга пиздили каждый день, нахуя ему это делать? — Я откуда знаю, Ром? — она немного замялась, — Но думаю, тебе стоит перед ним извиниться, и перестать его калечить. — Петров был уверен, что на слове «извиниться» Ромка нахмурился при всем своём нежелании, да и Антон и сам не мог представить подобного, до того это казалось до нелепого смешным и невозможным, — Ты уже сделал достаточно. Я понимаю, что тебе сейчас несладко, и ты можешь выговориться мне, но все же, Ром, это не даёт тебе права калечить кого-то. — затем послышались едва слышимые шаги в сторону Антона и он тут же, запаниковав, отпрянул от стены, как вдруг все стихло и прозвучала новая реплика, — Я пойду, а ты, пожалуйста, хорошенько подумай об этом. — она прочистила горло, — О том, что человек, которого ты так сильно не выносишь, пытался тебя оправдать. Надеюсь, в тебе проснётся хоть какая-то толика совести. — и негромко добавила, — Дурак. Антон, понимая, что разговор окончен, тут же рванул вверх по лестнице, дабы не попасться на том, что он нагло подслушивает чужой разговор. Стыдно было донельзя. Щеки пылали от того факта, что Полина напирала на Ромку словно танк, пытаясь вразумить его. Он почувствовал себя слабым и никчемным, словно сам он за себя заступиться не мог. Особенно стыдно было перед Ромой, которого ругали из-за него, словно тот какого-то младшеклассника обижает, отбирая деньги. Какое же теперь мнение у него сложится о Петрове, когда за него буквально впрягалась слабая девушка, хоть и с характером. Ромка ненавидит подобных парней, и Антон об этом прекрасно знает. Но одно, все же, зацепило его внимание. «Я понимаю, что тебе сейчас несладко» И в сознании скопилось куча вопросов. Несладко почему и от чего? Неужели у Ромы что-то происходит в жизни, чего он не показывает? У Антона разболелась голова. Сидя на ступеньках, он лишь обхватил свои щёки руками, и пытался унять гулкое сердцебиение от мысли, что его могли застать за тем, как он подслушивает их разговор. Антон даже представлять не хочет, какая реакция была бы у этих двоих, если бы его поймали за сим действием с поличным.***
Сидя на уроке физики, когда раздалась громкая трель звонка, Антон почувствовал, как начинает заметно слабеть. В сон клонило нещадно, голова, как и в тот злополучный день, начала болеть, а в ушах раскатисто звенеть. Он чувствовал, как здоровье его опять катится в бездну, и как руки начинают заметно холодеть и словно покрываться изморозью. Это не столь остро ощущалось, как в прошлый раз, но все же, это беспокоило. Володя куда-то вышел, но не задержался надолго. На парте тотчас появился пакет с апельсиновым соком и пирожок, и судя по полупрозрачной дымке, что исходила от него - он был горячим. Петров поднял взгляд и увидел перед собой улыбающегося Володю, что энергично уминал свою булочку с корицей. — Поешь, — с набитым ртом произнёс он, кивнув на парту, — пирожки нашей бабы Любы очень вкусные, — выражение его вмиг стало опечаленное, — ты опять нездорово выглядишь, зелёный весь… Его беспокойство так сильно тронуло Антона, что он почувствовал, как внутренности начинают сжиматься от боли. Но боли приятной, до того приятной, что глаза его нещадно защипало. Ведь как же хорошо осознавать, что есть человек, который заметит твоё плохое самочувствие и не поленившись, из-за этого сходит в столовую и принесёт тебе оттуда еды, даже если этот человек иногда волнуется излишне. А может и всегда. Он сморгнул. — Ты преувеличиваешь. — Петров улыбнулся, взял в руки горячий пирожок и почувствовал, как холодные пальцы тотчас согреваются, — Спасибо. Володя плюхнулся на свое место и, подперев щеку рукой, лишь лучезарно улыбнулся. А в голове у Антона прокручивалась, словно кассета, недавний разговор Полины с Ромой. Пятифан вёл себя совершенно… Мирно? Ни разу не метнул в сторону Антона презрительный или осуждающий взгляд, словно того разговора с Морозовой и не было. Интересно, он все ещё влюблён в Полину? Если это так, должно быть, его явно не устроил тот факт, что девушка заступается за Антона. Петров все это время ждал своей экзекуции на этот счёт, но прошёл уже час, а Рома даже не полоснул по нему взглядом, словно Антона не существует. Не сказать, что Петров был расстроен, скорее очень даже рад, ибо опять вступать в конфликт с хулиганом ему больше, чем просто не хотелось. В класс вдруг зашли директор и учительница по русскому. Одноклассники тотчас метнули недоуменные взгляды в их сторону. Вид их был какой-то обеспокоенный, но только у директора. Марина Александровна же отнюдь, была несколько сердита и наэлектризована. — Что-то случилось, Виктория Алексеевна? — недоуменно произнесла учитель физики, поднимаясь с насиженного места. Директор тяжело вздохнула, словно от нестерпимой ноши. — К сожалению, случилось, Светлана Махтиевна… — она двинулась к доске и развернулась к ученикам всем корпусом. — Так, ребята, — тон её стал холодным и суровым, она сцепила руки в замок, и одноклассники затаили дыхание, — деньги с учительского стола Марины Александровны исчезли, а вела она урок в последний раз у вас, — все явно понимали, к чему это идёт, — никто из вас не видел белый конверт? В классе сначала встала гробовая тишина, а затем поднялся галдеж одноклассников. Шепоты перерастали в громкие возгласы, и переполошенные ученики лишь с подозрением друг на друга косились. Антон с Володей переглянулись и вопросительно пожали плечами, продолжая прислушиваться к следующей реплике. — Тишина! — воскликнула учитель физики, громко хлопнув по столу, и класс тотчас затих. — Виктория Алексеевна, — вступила в разбор проблемы Марина Александровна, шагнув к ученикам, — позвольте разобраться с этим лично мне. Я, кажется, догадываюсь, кто мог украсть эти деньги. — Украсть? — Виктория Алексеевна отнеслась к этому со скепсисом, и добавила, — Давайте не будем делать поспешных выводов, возможно, вы их потеряли. — Я не могла их потерять, — пресекла она тут же, повысив голос, — они лежали прямо на столе, — она указала рукой на чужую парту, — а в основном из класса на переменах не выходил Пятифан, и ушёл тоже последним, — повисло гнетущее молчание, а преподаватель уверенно продолжала, кидая неоднозначные взгляды в сторону хулигана, — Возможно, когда я отлучилась ненадолго, он их со стола и взял. Пятифан тотчас нахмурился, как только с десяток глаз впились в него словно иглами. — Че? — Ой, Роман, — махнула она рукой, — не строй из себя невинность, я более, чем уверена, что это ты, больше никто в классе не имеет столь «безупречную» репутацию в школе. И мне… — она сконфуженно кашлянула в кулак, — кое-кто донёс об этом. У Антона словно что-то внутри оборвалось от какого-то переполняющего его волнения. Он лишь молча наблюдал за обвинениями, что летели на Рому совершенно безжалостно, и не понимал, что делать в такой скверной ситуации. — Ничего я не брал, — удивительно терпеливо начал Ромка, распрямившись, словно привык к подобным обвинениям, — не знаю, кто вам донёс, но ваших денег у меня нет, и как-то глупо с вашей стороны подозревать меня исходя из того, что я, видите ли, не покидал класс, ведь я там в это время находился не один, и между прочим, спал, — он призадумался и добавил особенно едко, сморщившись, — И сдаётся мне, что вы лишь из личной ко мне неприязни пытаетесь сделать из меня вора. Марина Александровна лишь пуще взбеленилась, ответ хулигана её явно не устроил, и тоном, не терпящим возражений, произнесла зычным голосом: — Давайте не будем тратить время и обыщем его рюкзак! — обращалась она к директору, — он точно туда деньги и спрятал! — Вы меня слышите? — Пятифан начинал заметно закипать, в голосе его слышалась неподдельная злоба, — Не брал я ваши деньги, они мне и в хер не впились! — вот тут терпение его треснуло, словно хрусталь, — И не имеете вы право рюкзак мой обыскивать. Марина Александровна перевела на него сердитый взгляд, и вздохнув, произнесла: — Кто такое тебе сказал? — едко хохотнула она. Ромка криво улыбнулся и произнёс тоном назидательным, даже с какой-то ленцой: — Личный досмотр, досмотр вещей, находящихся при физическом лице осуществляются только специально уполномоченными должностными лицами. — он скрестил руки на груди, откинувшись на спинку своего стула, — То есть, учителя законных прав на обыск личных вещей не имеют. У Петрова перехватило дыхание от того, с какой уверенностью, ровной интонацией и без своего излюбленного сквернословия были произнесены эти слова. Словно Ромка идеально вызубрил каждое предложение, самолично заучивая с искренним желанием, и это навевало на кучу вопросов. Все присутствующие впали в искренний шок, ибо никто не ожидал, что подобный хулиган, как Ромка, будет разбираться в законах. Закон и Ромка - совершенно несопоставимые вещи, но несмотря на это, обитатели класса, как и директор, смотрели на Пятифана с неподдельным восхищением. Марина Александровна замялась, растерявшись, а затем все же нашла, что ответить на подобный выпад: — Так милицию вызовем, Роман, — она рефлекторно разгладила руками свой пиджак, словно избавляясь от видимой только её глазам, пыли, — и он все сам обыщет, недолго будешь увиливать, рано или поздно раскроется все. — Ромка не виноват-на, — робко начал Бяша, пытаясь заступиться за лучшего друга, — он со мной был все время… Марина Александровна метнула колючий взгляд в его сторону. — Так ты ведь такой же хулиган, как и он, — безжалостно вставила она в грубой форме, — скорее всего, с ним за компанию все это провернули. Он сегодня на моем уроке так выделывался, Виктория Алексеевна! — возмущённо выдохнула она. — Бяшу не впутывайте, — суровым тоном произнёс Ромка. В голосе его прорезался набирающий обороты гнев,— он здесь уж точно ни при чем. Учитель по русскому на эту фразу лишь демонстративно закатила глаза. — Марина Александровна, — взмолилась директор, — давайте решим все мирно, без всей этой суеты, — она развела руки по обе стороны от себя, — вы же точно не уверены в том, что деньги именно украли… — Виктория Алексеевна, — вздохнула учитель по русскому, — я вас очень уважаю, и понимаю, что вы очень печётесь за своих учеников, но это была немаленькая сумма, и я действительно думаю, что нужно обратиться с этой проблемой в милицию, раз сознаваться… — она метнула взгляд в сторону Ромы, — …никто не собирается. — Я вас понимаю, — терпеливо продолжала директор, нервно заламывая пальцы, — но прекратите обвинять Пятифана без весомых доказательств. — она нахмурилась, упрямо стоя на своём, — Тот, кто вам это донёс, мог просто соврать, вы же прекрасно знаете, какими жестокими бывают школьники… — Знаю, — согласилась учитель по русскому, — поэтому нужно отвечать им с такой же жестокостью, раз по-другому не понимают, и с этим будет разбираться милиция, я все сказала. После сказанных слов, она, окинув Ромку взглядом враждебным, фыркнув, вышла, оставив директора и класс в полной растерянности и тишине. Антон почему-то почувствовал давящую злость. Он был полностью уверен в том, что Пятифан подобную дикость не совершал, не таким человеком он был, и вряд ли стал. Антон тяжко вздохнул, зарылся руками в свои волосы и краем уха услышал разговор Бяши с Ромой. — Ромка-на… — начал Бяша очень обеспокоено и тихо, — Все нормально? — Да, — Ромка перевёл взгляд на своего друга и тотчас поменялся в лице, — ну че ты блять сморщился как жопа макаки, — он басовито хохотнул, — не переживай, — грубо взъерошил волосы друга, чуть тише продолжая, — не я это, а значит все устаканится и с их мусорами. У Антона замерло сердце, до того Пятифан казался спокойным и собранным, полностью уверенным в себе. — Но почему ты не захотел рюкзак свой показать… ? — уже более осуждающе спросил Бяша, чуть наклонившись к нему. Ромка вздохнул. — Потому что там сигареты, Бяш, — изрек как-то устало Ромка полушёпотом, — а мне проблемы не нужны… Ты же знаешь, что… — он запнулся. — А-а, все-все, понял, — не стал давить бурят, подняв руки в примирительном жесте, а затем враз напрягся и голос его прозвучал несколько угрожающе, — Но как думаешь, кто эта крыса-на, которая тебя подставила? — Ой не знаю, Бяш, — качнул головой Пятифан, крутя в руке ручку, — но как узнаю, мало ему не покажется, ноги к херам переломаю, — Антон уже мысленно сочувствовал виновнику. — Как поймаем, давай бошку его окунём в унитаз, чтоб неповадно было! — с излишним энтузиазмом выкинул бурят совершенно серьёзным тоном, — и говно свое заставим жрать! Антон еле сдержался от того, чтобы не прыснуть со смеху от подобного предложения. — Бяш, — лицо вытянулось в гримасе отвращения, Ромка передернул плечом, — это давай уже без меня! После сказанных слов Бяша бодро захохотал, лицом падая на парту и содрогаясь в конвульсиях. Напряжение в классе поутихло благодаря ему, и Ромка, явно понимая, что друг просто старался разбавить обстановку, еле сдержал рвущуюся улыбку.***
Первые сорок минут прошли в мирной обстановке. Но напряжение все же стояло ощутимое. Несмотря на то, что Ромка казался расслабленным, Петров отчетливо видел, как он нервничал, и как дамба его напускного спокойствия стремительно рушится. Либо нервничал именно Антон. Он судорожно кусал губы, ожидая наихудший исход событий. Почему-то его со всех сторон опутывало волнение, несмотря на то, что они не близки, и более того, никто друг другу. Потому что Ромка не раз его уже выручал, и несмотря на все перипетии, он все же искренне надеялся, что все обойдётся, и никакую милицию не вызовут. Вдруг директор, все же, каким-то чудом уговорит Марину Александровну разобраться со всем без лишнего шума, но все оказалось совершенно не так, как хотелось бы. — Лейтенант Тихонов. — заявился в класс высокий мужчина, которого знал буквально каждый в этом посёлке. Взгляд его был бесстрастный, от самого же Тихонова исходил ощутимый холодок, — Пришёл разобраться с вашей проблемой, я так понимаю… — он устремил взгляд в сторону Ромы, — подозреваемым является гражданин Пятифан? Рома заметно напрягся, лишь завидя пришедшего милиционера, а вместе с ним вытянулись по струнке и Бяша с Антоном. — Это не я, — коротко отрезал он, нахмурившись. Было видно, что Роме уже осточертело это все. Тихонов и бровью не повел, выглядел совершенно непринуждённо. — Вас никто и не обвиняет, — холодно ответил он, попутно снимая свою фуражку и проводя рукой по торчащим волосам, разглаживая, — просто вы являетесь потенциальным виновником, а я лишь пришёл разобраться. Ромка лишь потупил взгляд на парту, а затем произнёс реплику с особенно прорезающейся в интонации, злобой, словно эту злость он держал в себе годами: — Лучше бы маньяка поймали уже, а не тряслись над деньгами ссаными. — Роман, — нахмурилась директор и упёрла руки в бока, произнося его имя предупреждающим тоном. Милиционер замялся и даже несколько удивился. Суровый, и полный презрения тон Пятифана явно заставил его растеряться. Он рвано выдохнул и произнёс терпеливо: — Пятифан, мы занимаемся поисками… — Нихера вы не занимаетесь, — чаша гнева опасно качнулась и казалось, вылилось все то, что Ромка сдерживал в себе, — чаи попиваете небось у себя в кабинетике, а маньяк до сих пор на свободе и ищет новых жертв, — голос его креп с каждым словом, он демонстративно указал на Тихонова пальцем, оттачивая каждую буковку, и выжимая из них яд, — а вы, суки, точно уже свернули это дело, и папку кинули в самый дальний угол своего пыльного шкафа, к остальным! — Пятифан, что это за поведение?! — Прогремела директор, точно испугавшись. — Да пошли вы, — хмыкнул он, — можете хоть распотрошить мой рюкзак, — он грубо кинул рюкзак в сторону милиционера, предмет тотчас оказался лежащим на полу, перед его ногами, — но пропажи вашей там не будет, сколько не ищите. Тихонов без лишних слов и эмоций поднял чужую вещь. Он взглянул на напряженного Рому как-то странно. Взгляд его был пронзительным, нечитаемым, словно завидя в парне нечто свое, но рюкзак почему-то не спешил проверять. — Какой все-таки наглый мальчишка, — возмущённо выдохнула учитель по русскому, скрестив руки на груди, — настоящий хам. — Марина Александровна, — с нажимом произнесла директор, нахмурившись, — помягче с ним, вы просто необоснованно обвиняете его, опять же, без весомых доказательств, естественно он будет реагировать бурно. — Но ведь только от него все это время были одни проблемы. Недавно окно разбил в кабинете химии, представляете? — она мнимо ужаснулась, раз за разом поправляя свои очки, — И мать его никак в школу не явится, наверняка плевать ей на сына своего... Антон почувствовал щемящую сердце злость, и ему искренне, всем существом захотелось подорваться и наорать на обнаглевшего учителя, что при всем классе пыталась унизить Володю, а теперь и Рому, словно пытаясь свести с ним свои счёты. — Хлеборезку свою закройте-на! — Бяша тотчас вышел из себя, подорвавшись с места, словно его задели за живое. Стул с противным скрежетом проехался по паркету. Все взгляды метнулись в его сторону, даже Ромка заметно напрягся, удивленно оглядывая своего друга, — Кто вы такая, и что вы знаете о нем? Вы как учитель некомп… Некомпет… Некомпетентны, вот! — Бяш, не лезь, — процедил Ромка другу, пытаясь усадить его обратно на место. — Вы только поглядите как выражаются-то! — Марина Александровна чуть ли не задыхалась от возмущения, — Будущие уголовники, не иначе. Хватит его выгораживать, у меня есть свидетель, который видел, как он берёт с моего стола деньги! — А вот это уже серьёзное заявление, — изумился Тихонов, — и кто свидетель? Марина Александровна тотчас замялась и поджала губы, сцепив руки в замок, словно закрываясь от милиционера. — Он просил его не выдавать… По определённым причинам. — Так, Марина Александровна, — голос Тихонова прозвучал уже крайне раздраженно, — мне нужен этот свидетель для допроса, иначе ваши слова лишь пустой звук. — Хорошо, — нехотя согласилась она, — я приведу его, но лучше перенести место для допроса, ибо здесь слишком много лишних глаз, вы ведь знаете, что ученика могут начать травить, если кто-то узнает его личность. — Соглашусь с вами, — тяжело вздохнул Тихонов, относясь ко всему этому уже с заметным скептицизмом. — Вот только зачем вы оставили большую сумму денег в классе, на самом видном месте, и вышли - мне искренне неясно, как-то беспечно с вашей стороны, — после этой осуждающей реплики, Марина Александровна потупила взгляд в пол, словно от стыда. Тихонов перевёл внимание на затихшего Рому, и произнёс мягко, — Пятифан, пройдём в кабинет директора, там мы спокойно все обсудим… — Нечего здесь обсуждать, — взревел Пятифан, — сколько мне нахуй, раз, сказать, что не я это! — Пятифанов Роман, — повысил голос милиционер, заставив Ромку воззриться на него и замолкнуть на секунду, — Ты уже и так наломал дров, слушай внимательно: за последние несколько минут ты успел оскорбить сотрудника милиции при исполнении. Знаешь, чем это грозит? — Ромка, видимо, прекрасно знал, ведь на его лице ни один мускул не дрогнул. Тихонов подытожил, — лишением свободы на срок до шести месяцев, — он нахмурился, а Ромка почему-то хмыкнул. — А ты, так уж и быть, будешь заниматься исправительными работами на срок до одного года, — он вздохнул, вновь натягивая маску напускного спокойствия, — Я же уже говорил, что ни в коем случае не обвиняю тебя ни в чем, — Терпению Тихонова можно было позавидовать. Он потёр переносицу, — но понимаешь, мне нужно во всем убедиться, а сейчас ты мешаешь делу. — Ромка поджал губы, — Я не собираюсь обыскивать твой рюкзак здесь, это, как минимум, непрофессионально и неэтично. — он двинулся к его парте, и слабо улыбнулся, — Поэтому я прошу тебя мне просто помочь, никто тебя без видимых доказательств ни в чем не обвинит, даю слово. — Несовершеннолетних не сажают, — все, что ответил Ромка твердо, глядя на милиционера глазами посветлевшими, — ваш блеф слишком очевиден, в следующий раз придумайте что-то более правдоподобное для того, чтобы напугать школьника. Тихонов странно заулыбался и выпалил как на духу: — Раз умный такой, будешь пахать год без зарплаты после занятий моим помощником. — в Тихонове словно зажегся какой-то странный огонек, — достаточно правдоподобно? Ромка лишь покорно замолчал, переваривая данные слова и точно метавшись с одного вопроса на другой. Петров понимал, что тот противится всему этому не потому, что хочет что-то скрыть, а из-за личной неприязни к милиции. Ведь судя по его бурной реакции, его выводила из себя мысль, что маньяка все эти годы не могут найти, а как деньги пропали - так Тихонов тут как тут. И кажется, Ромка особенно остро реагирует на него. Именно на Тихонова. — Похоже, все-таки придётся звонить его матери, ибо это никуда не годится, — директор покачала головой, несколько разочарованно оглядывая хулигана, ибо тот почему-то упорно сопротивлялся всему, вместо того, чтобы помочь делу, что навевало на некоторые подозрения, как вдруг Ромка резко подорвался с места. Он потупил взгляд в пол, весь напрягся, нахмурился, и произнёс достаточно тихо, с прорезающимся в голосе, нежеланием: — Не надо никуда звонить, я пойду.***
Бяша, кажется, переживал чересчур сильно. Он буквально не мог усидеть на одном месте и каждый раз спешно выходил из класса, бурча себе под нос, что ему нужно срочно подышать воздухом. Даже Полина была достаточно взволнована, каждый раз поворачиваясь в сторону двери класса, ожидая появления Пятифана. Ромка отсутствовал уже, как минимум, час, уроки шли как обычно, но класс сосредоточиться на учёбе совершенно не мог. Каждый обсуждал происходящее и делился своими догадками. Володя же подхватил напряжение в классе и вдруг пожаловался на головную боль, но явно не из-за того, что переживал за своего недруга, а из-за шума в помещении, и Петров это мнение с ним разделял. — Антон, — внезапно подошла к нему Полина, выглядела она очень обеспокоенной, — как думаешь, кто мог взять деньги? Петров взглянул на неё вопрошающим взглядом, а затем и на Володю, который тотчас встал с насиженного места, пробурчав тихое «сейчас вернусь» и поплёлся на выход из класса. Антон вздохнул. Похоже, Володя вообще ни с кем из этого класса контактировать не хочет. Он вернул внимание Полине, и неловко потер шею. — Даже не знаю, Полин, — Петров запустил пятерню в свои волосы и взлохматил, — в голову ничего не лезет. Полина поджала губы и начала нервно перебирать пальцы, а затем произнесла очень робко: — Рома точно ничего не брал, я в этом уверена… — она взглянула на Антона с каким-то сожалением, — Прости, что говорю с тобой об этом, вы ведь не ладите совсем, я просто решила поспрашивать всех… — Все нормально, — поспешил он заверить девушку, ведь это ничуть его не напрягало, он все понимал, — думаю, многие волнуются. Полина облегченно выдохнула, словно с плеч её упала каменная глыба. Похоже, она действительно переживала на этот счёт. — Просто, знаешь, — замялась она, и голос её стих, — мне почему-то кажется, что Марина Александровна солгала насчёт свидетеля, — она недовольно поморщила носик, — видел, как она занервничала перед милиционером, и не могла даже двух слов связать? — Да, — кивнул Антон, — это действительно подозрительно. — он подпер ладонью щёку, проводя пальцем по своей тетради, и призадумавшись, произнёс, — Она ещё цепляется ко всем подряд, и мне кажется, что просто из вредности обвинила в воровстве именно Рому. Она довольно конфликтная. — Да! Ты ведь тоже это заметил?! — она тотчас воодушевилась, стоило Антону сойтись с ней догадками, а затем лицо её стало достаточно опечаленное, — Ты, кстати, как? — она указала рукой на ссадины Антона. — Да все пучком, — улыбнулся Антон, стараясь лишь одной улыбкой заверить её в том, что все в порядке, — уже не болит. Полина поджала губы, кивнула, и улыбнулась как-то виновато, словно Антон отхватил по её вине. — Ладно, Антон, — вздохнула Полина, — пойду и остальных расспрошу, может они что-то видели… — Ага, удачи, надеюсь, получится что-нибудь узнать, — искренне проговорил Антон, не убирая с лица тёплую улыбку. Хотелось девушку поддержать, ведь было видно, что она переживает за Рому, хоть это и навевало на некоторые вопросы. Возможно, они хоть и не встречались уже, но были близки, судя по тому, как Полина пытается раз за разом бороться с Роминой агрессией. Полина словно впитала в себя позитивные эмоции, напоследок кинула тихое «Ага» и поспешила допрашивать остальных. Петров устало откинулся на спинку своего стула и прикрыл веки, тотчас снимая очки и потирая глаза. Какой-то сложный день.***
Антон, все же, не выдержав стоящее напряжение, вышел из класса, не в силах и дальше слушать весь этот шум. Идя по коридору он лишь думал о том, как хочет отдохнуть, и как сильно начинает кружиться голова, что не предвещало ничего хорошего. Реакция его организма внезапно заставила ноги задрожать и почувствовать сильную слабость. Внутренности начали леденеть. Он прижался спиной к стене, чувствуя, как пол под ногами качается и как его прохватывает волной сильный мандраж. В голове зазвучал раскатистый звон, а посторонний шум полностью стих, словно Петров внезапно потерял возможность слышать. Глаза застилала пелена, а по коже пробежали противные мурашки. Нет. Только не здесь. В голове зазвучала сирена. Внутренности отдало болью и он, точно почувствовав мороз по коже, и резко поднявшуюся тошноту, до того нестерпимую, осознав, что происходит - еле вдохнул клочок воздуха в легкие и ватными ногами стремглав понёсся в уборную. Холодно. Удерживая ладонью рот, он закрыл дверь кабинки дрожащей рукой на щеколду, дабы не показываться никому на глаза в подобном болезненном виде, этого ему не хватало, он подобного унижения точно не переживет. Антон, превозмогая свое нежелание и откровенную брезгливость, сел на колени и склонился над унитазом, сняв очки и засунув их в задний карман своих штанов. Больно. Внутренности словно скручивали и сжимали, а холод безжалостно бежал по телу. И стоило ему убрать руку, и открыть рот, как его тотчас прорвало, выворачивая содержимое своего желудка, и чувствуя гулкое отвращение к такому себе. Больному и слабому. Это было настолько отвратительно, что Антон, чувствуя, как затуманивается рассудок, так же и ощущал, как по щекам обильно стекают слёзы. Спина его покрылась холодным потом и ткань рубашки противно прилипла к коже. Когда мучения, наконец, кончились, он еле распрямился и рвано задышал, прикрыв веки, нервным движением убирая со лба прядь прилипших волос. Он почувствовал гулкую ненависть к себе и необъятную пустоту внутри. И когда шестеренки начали работать, его лицо, выражающее лишь апатию, вдруг скривилось так, словно он сейчас разревётся в голос, от одной только кричащей, пугающей его до ужаса, мысли: Ему стало хуже. Он, крепко сомкнув веки, и с искренним отвращением отводя взгляд от содержимого в унитазе, тотчас смыл всю гадость, что вышла из него. Тело зашлось в треморе, а сознание совершенно опустело. Антон в данный момент напоминал себе лишь дряблую куклу, еле перемещающуюся с одного места на другой. Он вышел из кабинки весь белый, не в силах поднять взгляд на себя в зеркало, боясь увидеть перед собой нечто, напоминающее ходячий труп. Антон повернул маховик и усиленно начал умывать лицо ледяной водой, что приятно опаляла щёки и помогала прийти в себя. До того ему сильно хотелось смыть с себя всю дрянь с лица и взбодриться. Он сполоснул и рот, чувствуя досаду от того, что здесь он вряд ли найдёт зубную щётку, вместе с пастой. Как только он отпил живительной воды, он понял, что это было сделано зря, ибо только отступившая тошнота стала подниматься с новой, зверской силой, и Антон, ужаснувшись, тотчас влетел обратно в кабинку, вновь закрываясь на щеколду. Но кроме воды больше ничего, предсказуемо, не выходило, желудок полностью опустел, но рвотные позывы не прекращались ещё пару минут. Отплёвывается, ощущая сильное головокружение, но общее состояние не меняется. По телу пробегает неутомимая дрожь, а зубы начинают стучать. Лишь спустя некоторое время, еле отдышавшись, он сел на удивление чистый унитаз, хоть и плевать ему было в тот момент чистый он, или нет, и размяк, весь обессиленный и замёрзший. Сил выходить совершенно не было, веки смыкались, а ноги мелко подрагивали, и он поймал себя на мысли, что если не возьмёт себя в руки, точно уснёт в этой смердящей уборной, чего ему очень не хотелось. Металлическая дверь вдруг громко скрипнула, и Антон, стушевавшись, подобрался и подтянул ноги к себе от неожиданности. Как же унизительно будет кому-то попасться в таком виде. Он сощурил глаза, смотря в щель, пытаясь увидеть пришедшего. Завидя Ивана, что подозрительно озирался по сторонам, Петрову что-то напористо в сознании шептало, что нужно понаблюдать за действиями одноклассника. Через щель он отчетливо видел, как Иван наспех вытащил из рюкзака немалые деньги и начал их судорожно считать, все ещё оглядывая уборную на наличие посторонних. Это точно были потерянные деньги. Петров тихо выдохнул, ощущая, как сквозь слабость и холод рвётся его злость, от чувства справедливости. Но из кабинки выходить совершенно не собирался, ведь если он сейчас явится перед ним и внезапно обвинит, Иван точно выкинет нечто нечленораздельное, успеет сбежать и спрятать деньги где-нибудь в другом месте, что только все усложнит. Поэтому он лишь молча и терпеливо наблюдал, борясь с нестерпимым желанием выйти и налететь на Ивана. — Пятифан сам виноват, мудак, — цедил он сквозь зубы, — заебал из себя короля строить, да кто он такой, черт подери? — приговаривал Иван злостно, разговаривая со своим отражением, как сумасшедший, с особенно кричащей в голосе, ненавистью, — Ну ничего, так ему и надо, и так частенько доставалось, с ещё одного раза ему не убудет. Произнесённая фраза заставила Петрова от гнева прикусить губу. Сомнений не осталось. Какая же тварь! Он сам-то понимает, какой же бред несёт?! Просто завистливый мудак, который боится Рому. Из-за его алчности страдает ни в чем неповинный человек. Спустя пару минут Иван спрятал деньги обратно в рюкзак и судорожно выдохнув, вышел из уборной. Петров, подождав ещё немного, ощущая, как тошнота накатывает с новой силой, отдышался, и лишь спустя минут десять, почувствовав себя более-менее нормально, тотчас вышел из вонючей кабинки. Сердцебиение было до того бешеным, что Антон, больше не теряя ни минуты, стремглав понёсся к кабинету директора. Стоит ли вмешиваться? Конечно же стоит! Голова кружилась нещадно, а ватные ноги подрагивали с каждым новым шагом, стремительно слабея. Главное в обморок не грохнуться по дороге. Ступеньки казались бесконечными, а дорога к кабинету директора длинной. Замерев у двери он, пытаясь отдышаться, услышал голос Виктории Алексеевны, в котором плескалось осуждение, и даже какое-то сочувствие: — Почему ты утаил подобное? — начала она тоном недовольным, — ты ведь понимаешь, что все это очень серьезно, и мне придётся вмешаться? Затем послышалась не в манере такого грозного и сурового, несколько робкая просьба Ромы: — Виктория Алексеевна, — голос его дрогнул, — пожалуйста, — слово «пожалуйста» Пятифан из себя еле выталкивал, — я ведь уже скоро закончу школу, в этом нет необходимости… Антон трактовал этот разговор по-своему, и тотчас распахнул двери кабинета. Его глаза тут же встретились с чужими, болотно-зелёными. Ромка выглядел довольно напряжённым, и даже напуганным, словно его застали за чем-то очень личным. — Постойте, я знаю, кто взял деньги, — язык предательски заплетался, во рту почему-то было сухо, словно в пустыне. Все присутствующие встрепенулись, директор же посмотрела на Антона и выражение её тотчас сменилось и стало взволнованное. — Антон, с тобой все хорошо? — она встала с насиженного места, — Ты выглядишь неважно… — Это Иван, — продолжал Петров, упорно игнорируя вопросы директора, — я уверен в этом. Тихонов с подозрением прищурил глаза, отложил свой блокнот куда-то в сторону, ссутулился, сцепив руки в замок, сидя на каком-то небольшом диванчике рядом с Ромой, и спросил с нажимом: — А почему ты так уверен, что это Рысаков? — Я видел, как он деньги считал, — молниеносно ответил Антон, проводя дрожащей рукой по волосам, и облизывая иссохшие губы, — довольно немаленькие, настолько, что подозрительно иметь такую большую сумму для школьника. Милиционер утвердительно промычал, его глаза блеснули от какого-то интереса, и он, кивнув, произнёс тоном назидательным: — Ты же понимаешь, что за клевету тоже получают соответсвующее наказание, поэтому хорошенько подумай, ведь если это не Рысаков… — Это точно он, — Петров был непреклонен, он старался говорить как можно быстрее, словно боясь растерять возможность разговаривать, — обыщите его, — выдохнул он, — и я уверен, что и конверт в его рюкзаке найдёте, мне не за чем лгать. Тихонов ещё пару секунд сверлил его взглядом анализирующим, и Петров старался пройти эту проверку на блестящий результат, не отрывая от Лейтенанта взгляд полный каменной уверенности. Тихонов под напором серых глаз сдался. — Что ж, пойду, приведу его, — он встал с насиженного места, а затем устремил взгляд на напряжённо сидящего Ромку, — а вы, Пятифан, пока что можете выйти. Виктория Алексеевна словно выдохнула с облегчением. Она вдруг нахмурилась, скрестила руки на груди и посмотрев на Пятифана взглядом грозным, произнесла тоном, не терпящим возражений, будто после слов её невозможно будет вставить что-то еще: — Раз с этим разобрались, решим чуть позже другой вопрос, — Ромка было открыл рот, чтобы возразить, как директор тотчас пресекла его попытку, — и не вздумай меня уговаривать, понял, Роман? Ромка заметно напрягся. Он резко встал с насиженного места, нервным движением накинув рюкзак на плечо, и смотря перед собой глазами стеклянными, проигнорировал стоящего в дверях, Петрова, словно не видел его перед собой, и вышел из помещения. Петров тотчас шагнул за ним, явно заметив его резко упавшее настроение, и это Антона напрягало. В коридоре было очень тихо. Казалось, что одноклассники попали в какой-то вакуум. Спустя несколько минут напряжённой тишины, Петров прочистил горло и слова сами по себе вырвались наружу, хоть и глубоко внутри что-то неутомимо скребло, предупреждая о чем-то важном, и даже опасном: — Все нормально? Пятифан медленно развернулся к нему всем корпусом, полностью напряжённый, словно внутри него кружила настоящая буря. Взгляд его был преисполнен гневом, а на скулах ходили желваки. И Петров ощутил себя так, словно его прямо сейчас схватят и забьют до смерти. — Тебя кто просил лезть? — голос Ромы напоминал шепот, что был Антону знаком, когда тот начинал потихоньку выходить из себя. Антон сглотнул. — Что? — недоуменно спросил Антон, чувствуя горечь досады от того, что холод подступает с новой силой. И как только Ромка услышал этот вопрос, ему тотчас сорвало крышу. — Я бы сам со всем разобрался, нахера ты полез?! — Зашёлся в яростном крике Ромка. Грудь его вздымалась в такт неровному дыханию, а лицо вытянулось в гримасе всепоглощающей злости. Петров машинально от него отступил. — Ты что, Пятифан, — в искреннем замешательстве произнёс он, чувствуя, как в глазах снова нещадно темнеет, — что за реакция? Я ведь просто случайно увидел, как Ваня… — слова выходили с трудом, — И решил тебе… — Мне не нужна была твоя помощь. — пресек его слова Пятифан, — Из-за тебя блять… — в его голосе слышалось отчаяние, до того горькое, что Петров, не понимая причины подобного поведения, почувствовал нечто колющее внутри, — Это просто… — но почему-то колкость договорить не мог. — Да что с тобой? — гнев Антона тоже начинал набирать обороты, — Что из-за меня-то? — воскликнул он злостно, чувствуя, как лицо его кривится от праведной ярости, — На учете стоять не будешь?! Антон понимал, что что-то явно случилось, ведь таким растерянным, злым и даже напуганным он видел Ромку впервые, но это не отменяло того, насколько неблагодарно отнёсся к его помощи Ромка. — Блять, завали нахуй! — воскликнул Пятифан, а затем из него полилась и вся желчь, — я не помню, чтобы мы стали с тобой друзьями-хуями, чтобы тебе вдруг приспичило мне помогать, — он злостно хохотнул, — напомни, пожалуйста, когда это было, а то меня походу ранний склероз мучает. Антона словно ударили по голове обухом, до того эти слова прозвучали хоть и правдиво, но очень жестоко для него. Взгляд его стал совершенно равнодушным, и сам Антон почувствовал себя донельзя глупо. Действительно, кто его за язык-то тянул? Они не друзья, но Антона несколько огорчал факт того, что Пятифан отнёсся к его помощи с таким скепсисом. Пятифан ведь помог ему - и он помог Пятифану. Здесь больше нет никакого подтекста. Но похоже, судя по Роминой реакции, он не любил принимать помощь. Либо он не хотел принимать именно помощь Антона? Петров вымученно улыбнулся, потупив взгляд в пол. — Верно, мы не друзья, я лишь вернул тебе должок за спасение. — процедил сквозь зубы Антон, — Всего лишь плата за твою помощь. Око за око, зуб за зуб, как говорится, не люблю быть должным, — он тихо хохотнул, стараясь говорить убедительно, хоть и помог он ему явно не только по этой причине, и Петров это прекрасно понимал, — И вот что я получаю вместо благодарности? — он тотчас от досады прикусил губу. До него дошло осознание, а именно то, что Ромку-то он тоже ни разу не поблагодарил, так с чего бы благодарить Роме? У Антона больше не хватало сил на новую череду яростных криков, голос его напоминал больше жалобный шёпот, слова еле выходили. Словно Антон выгорел. Стал полностью пустым. Ироническая улыбка стремительно быстро сползла с его лица. Пятифана словно кипятком ошпарило от сказанного, он даже несколько замялся, переваривая подобную информацию. Но кажется, гнев его все не затихал. — Просто не лезь не в своё дело, мне блять, не нужна ничья помощь, — процедил Ромка, игнорируя все остальное, — И я тебе охуеть, как благодарен, — с излишним скепсисом произнёс он, всплеснув руками, и добавил с неприкрытой издёвкой, — настолько благодарен, что хоть вешайся! Петров понимал, что тот вышел из себя не с проста, но вины уж точно его в этом не было, поэтому недовольство с его стороны совершенно обоснованно. — Да пошёл ты. — огрызнулся Антон, чувствуя, как ярость полностью отступает и внутренности наполняются чем-то, очень похожим на жгучую обиду. Он грустно хмыкнул, — Не напрягайся, я уже понял, что дурак совсем, — поднял на него взгляд, и еле справляясь с удушающей его обидой, произнёс очень тихо: — больше ни в жизнь тебе не помогу, придурок. Ромка вздрогнул, но уже не от сказанного. Что-то во взгляде Петрова заставило его оцепенеть. Лицо его стало по-настоящему обеспокоенное. Напряжение отступило, взгляд его стал пронзительным, осознанным, словно гнев его полностью стих, и он, поколебавшись, произнёс практически шепотом: — Ты… Что с тобой… Но Рома так ничего договорить и не успевает. — Пятифан, вернись сюда, нужно допросить и тебя и Рысакова, тут многое не сходится, — послышался голос Тихонова, стоящего в дверном проеме кабинета, — Петров, — обратился он к Антону с нажимом, — и до тебя чуть позже дойдёт очередь, никуда не уходи. А Антон лишь буравил Ромку взглядом. Очень-очень тихим, без тени злости. Он не понимал, почему на душе было так паршиво минутой ранее, и вдруг стало просто… Никак. Он просто истощён. Только недавно блевал в уборной, и ему правда казалось, что это происходило как минимум, полчаса, до того это было больно и отвратительно, что царапало горло. Поэтому нет сил на крики, на споры. Надо будет все же, рассказать матери, ибо это уже никуда не годится. Обида на Рому затаилась на некоторое время, но она проснётся, чуть позже, когда Антон отдохнёт и вернёт себе здравомыслие. Рома взглянул на него в последний раз, и во взгляде его проскользнуло не иначе, как кажется… Сожаление? Едва заметное, такое крошечное, но все же незаметное Антону, который смотрел с самым настоящим равнодушием. Пятифан, который выплеснул весь свой негатив на Петрова, прикусил нижнюю губу, и совершенно нехотя поплёлся в сторону все ещё ожидающего его, Тихонова. Петров наблюдал за удаляющейся спиной, тут же расслабился и почувствовал, как тело его начинает качаться из стороны в сторону, и как силы стремительно быстро покидают его. Это был его максимум. Он сел на ближайшую лавочку, и оперся спиной о прохладную стену. В висках пульсировало. — Тоха, — спустя минуту послышался над ухом напуганный голос Бяши, — че с тобой… Тоха! — он похлопал Петрова по щекам, пытаясь привести его в чувства, и даже если Антон и был в сознании, все было словно в тумане, — А ну возьми себя в руки-на! Язык словно к небу прижало, а тело казалось таким тяжёлым, что совершенно не хотелось противиться этому чувству. Петров начал терять возможность видеть, находясь в сознании и замечая, как мир окрашивается в полностью чёрный цвет. Таким и был цвет моего мира.